Текст книги "История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1"
Автор книги: Дмитрий Святополк-Мирский (Мирский)
Жанры:
Литературоведение
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)
хорошо знакомого читателям Идиотаи Карамазовых, которое
достигается в основном простыми, легко поддающимися анализу
средствами. Героиня, чье детство и отрочество – сюжет этой вещи,
падчерица бедного музыканта, которая воспитывается в богатом
доме – первая из гордячек Достоевского, предшественница Дуни
( Преступление и наказание), Аглаи ( Идиот) и Катерины Ивановны
( Братья Карамазовы).
3. АКСАКОВ
Метод разработки нового стиля, примененный Достоевским и
состоявший в
слиянии
крайностей, не был воспринят
современниками, предпочитавшими добиваться золотой середины,
избегая крайностей. Триумф среднегостиля – характерная черта
русского реализма от сороковых годов до Чехова. Он был впервые
достигнут в творчестве трех писателей, принадлежавших к
укорененному классу дворян-землевладельцев, а не к беспочвенной
плебейской интеллигенции, – Аксакова, Гончарова и Тургенева.
Старшим из них был Аксаков. Он принадлежал к гораздо более
раннему поколению, старше Пушкина и Грибоедова, вследствие чего
сохранил многие черты, отличавшие его от поколения чистых
реалистов. Но в литературу он пришел под влиянием (имевшим
довольно неожиданные последствия) Гоголя, и все его творчество
относится к периоду торжества реализма.
Сергей Тимофеевич Аксаков родился в 1791 г. в Уфе – центре
недавно перед тем колонизованной Башкирии, главном городе
Оренбургской губернии. История его родителей и дедов знакома всем
читателям русской литературы, потому что он рассказал ее почти не
отступая от исторической правды в самой популярной из его книг –
Семейной хронике. Дед его, Аксаков (Степан Михайлович Багров
Семейной хроники), неотесанный и энергичный помещик-
первопроходец, один из первых организовавший поселение
крепостных в башкирских степях. Сын его, отец писателя, не был
образованным человеком, но женился на девушке из совсем иной
семьи, дочери типичного «просвещенного чиновника»
восемнадцатого века. Она получила передовое воспитание,
основанное на моралистическом благочестии и руссоистской
чувствительности, и на этих же основах построила воспитание
своего сына. Он вырос в атмосфере огромной любви и заботы, с ним
никогда не обращались грубо или сурово. Его чувствительность и
интеллектуальная восприимчивость развились очень рано. Такое
воспитание дает высокую культуру и развивает высокое нравственное
чувство, но редко внушает активное отношение к жизни. В восемь
лет Аксаков был отправлен в гимназию, но так заскучал по дому, что
его оттуда взяли и отправили туда снова только через два года. За то
время, что он там учился, Казанская гимназия была преобразована в
университет (1804), и Аксаков, почти автоматически, получил
университетский диплом.
После этого Аксаков уехал в Петербург и поступил на
государственную службу. Он вошел в круг литературных
консерваторов; ему покровительствовал адмирал Шишков, о ком он
написал прелестный очерк-портрет. Он также очень интересовался
театром и много общался с выдающимися актерами. В 1815 г.
Аксаков женился. Его жена оказалась достойной матерью большого
семейства и столпом семейных добродетелей. Женившись, Аксаков
поселился в своем имении с целью посвятить себя управлению им,
но через десять лет бесплодных стараний наладить хозяйство,
несколько расшатав свое благосостояние, Аксаков отправился в
Москву, чтобы поступить на службу. Там старый его друг Шишков, в
то время министр просвещения, устроил ему место в цензуре.
Аксаков оставался цензором более десяти лет, не проявив себя в этом
звании ни хорошо, ни дурно. Он приобрел новых литературных
друзей опять-таки среди второстепенных и устаревших писателей, в
основном драматургов. Дружба Аксакова с Шишковым была
выражением его глубокой привязанности ко всему русскому, не
запятнанному космополитизмом. Эта его сторона еще усилилась под
влиянием жены. Дом их стал для московского общества оплотом
чистого «руссианизма». Когда началось славянофильское движение,
оно, естественно, встретило в этой семье полную поддержку. Два
сына Аксакова, Константин и Иван, стали вождями славянофильства.
В 1832 г. Аксаков познакомился с Гоголем и признал в нем то, чего не
видел ни в Пушкине, ни в ком другом – чисто русского гения. Дом
Аксаковых стал храмом гоголевского культа, а сам Аксаков – его
верховным жрецом.
В 1830 г. Аксаков оставил службу и повел приятную жизнь
московского дворянина со средствами, продолжая поддерживать
близкие связи со славянофильскими философскими кружками. В Го-
голе он в конце концов глубоко разочаровался. Горькое личное
чувство выражено в его письмах к бывшему идолу, написанных после
1846 г. Тем не менее пробудил Аксакова для литературной
деятельности именно Гоголь и никто другой.
Аксаков пробовал себя в литературе с самого детства. Но
националисты и консерваторы того времени (до 1830 г.) не могли
научить его в области литературной формы ничему, кроме француз -
ского классицизма, а как раз классицизм в своих высоких жанрах был
особенно противопоказан антиурбанистическому мировоззрению
Аксакова. Во всех своих переводах, переложениях и опытах, в
которых он с 1810 по 1830 гг. платил дань школе Буало, Аксаков не
более чем посредственный дилетант. Дух Гоголя, в сущности, был
Аксакову так же далек, как дух Расина или Хераскова, но именно
Гоголь открыл ему возможность нового отношения к реальности,
непредвиденного классицистами, – возможность видеть жизнь такой,
какая она есть, и пользоваться всем жизненным материалом, не
втискивая его в классические формы. Конечно, эта истина могла
открыться Аксакову иначе, не через Гоголя, который есть нечто
гораздо большее, но так уж случилось, что именно гоголевское
искусство сорвало пелену стилизации с глаз Аксакова. Первым его
опытом в новом, реалистическом роде был маленький описательный
рассказ Буран, напечатанный в 1834 г., явно незрелый и
экспериментальный. Около 1840 г. Аксаков, по настоянию Гоголя,
начал писать Семейную хронику; большие отрывки оттуда появились
без подписи в 1846 г. в славянофильском альманахе. В последующие
годы Аксаков опубликовал несколько книг об охоте и рыбной ловле в
своей родной Оренбургской губернии. Записки об уженье рыбы
(1847) были первой его книгой. За ней последовали Записки
ружейного охотника Оренбургской губернии(1852). Эти книги, в
которых ясно, просто, безыскусно и необыкновенно живо описана
неодушевленная и одушевленная природа, были приняты с
восторгом. Тургенев написал на них восторженную рецензию, а
Гоголь написал автору: «Ваши птицы и рыбы живее моих мужчин и
женщин». Когда в 1856 г. появилась Семейная хроника(вместе с
Воспоминаниями), Аксаков был признан самыми влиятельными
критиками самым выдающимся из ныне живущих писателей – и стал
писать. В 1858 г. он издал Детские годы Багрова-внука. За последние
десять лет жизни он написал большую часть собрания своих
сочинений. В 1858 г. он заболел, но и прикованный к постели
продолжал работать. Умер он 30 апреля 1859 г.; перед смертью он
писал повесть Наташа, в которой должна была быть рассказана
история его младшей сестры.
Основная черта творчества Аксакова – объективность. Искусство
его не аналитично. Даже когда он анализирует себя, как в Детских
годах, его анализ объективен. Его не тревожат никакие активные
желания, кроме, разве что, желания вновь обрести потерянное
время – « retrouver le temps perdu». Прустовская фраза здесь уместна,
потому что чувствительность Аксакова, как ни странно, поразительно
напоминает чувствительность французского романиста; разница в
том, что Аксаков был настолько же здоров и нормален, насколько
Пруст был извращен и патологичен; вместо душной атмосферы
никогда не проветривавшейся квартиры на бульваре Осман, в книгах
Аксакова веет вольный степной ветер. Как и Пруст, Аксаков весь –
пять чувств. В его творчестве нет ничего, quod поп fuerit in
sensibus, – что сперва не прошло бы через ощущения. Стиль его так
прозрачен, что его как бы и нет совсем. Его не замечаешь, ибо он
совершенно адекватен тому, что выражает. Более того, он обладает
прекрасной русской чистотой, благородством и неподдельным
изяществом, почему и может быть признан лучшей, образцовой
русской прозой. Есть у этого стиля и свой дефект, и этот дефект –
оборотная сторона его достоинств: некая безмятежность, излишняя
мягкость, отсутствие разреженного, «демонического» горного
воздуха поэзии. Он из земли перстный; воздух, которым тут дышишь,
свежий, чистый воздух, но это воздух нижних слоев атмосферы, края,
где нет гор. Вот почему, при всех его достоинствах, Аксаков
второстепенен по сравнению с Лермонтовым.
Самая характерная, самая аксаковская из аксаковских книг – это,
бесспорно, Детские годы Багрова-внука. Именно тут больше всего
проявились его прустовские черты, именно тут очевидна равнинность
его мира. В Детских годахнет происшествий. Это история мирного,
бессобытийного детства, удивляющего только необыкновенной
чувствительностью ребенка, которой способствует необыкновенно
сочувственное воспитание. Больше всего оттуда запоминаются,
пожалуй, картины природы, например, прекрасное описание прихода
весны в степь. Многие читатели, предпочитающие каждодневности
происшествия, рутине – исключительное, находят Детские годы
скучными. Но если обычная жизнь, не перебиваемая необычайными
происшествиями, является для литературы законным предметом
изображения, то Аксаков в Детских годахсоздал шедевр
повествовательного реализма. Ближе, чем кто-либо из русских
писателей, даже ближе, чем Толстой в Войне и мире, он подошел к
современному, постепенному, непрерывному изображению жизни,
столь отличному от ее драматического, событийного изображения,
обычного у прежних романистов.
Семейная хроникаболее занимательна и не строится
исключительно вокруг одного героя. В ней больше событий, и, так
как это история дедов и родителей автора еще до его рождения, там,
естественно, отсутствует самоанализ. Она поразительно, необычайно
объективна. История крупного крепостника, одного из первых
поселенцев, картины золотого века крепостничества при Екатерине
написаны без гнева и без восторга. Они настолько бесстрастны, что
могли бы быть использованы социалистами как оружие против
русского дворянства, а консерваторами – для его защиты. Сельская
жизнь России, особенно в малонаселенных пограничных областях,
сильно напоминала средневековые или даже патриархальные
времена. Над помещиком был только Бог, с кем он себя чувствовал в
полном согласии, и царь, утвердивший его власть и для которого он
был практически недосягаем. Эти условия создали людей библейских
масштабов. Степан Михайлович Багров – патриарх, сильный,
справедливый, добрый, щедрый, бесстрашный, но знающий твердо
свои права и пользующийся ими без всяких сантиментов. Другой тип
землевладельца изображен в лице злого помещика Куролесова,
который женится на багровской кузине и которого Багров в конце
концов возвращает на праведный путь. В последней части книги
рассказывается о браке Софьи Зубовой с отцом Аксакова. И здесь
тоже изложение ведется с монументальной, библейской, гомеровской
простотой, сообщающей образу Софьи Зубовой некое героическое
величие. Отец автора изображен в не столь героическом ключе – и
это один из самых замечательных образов обыкновенного человекав
русской художественной литературе. Весь эпизод, от начала до
конца – совершенство, и в современной литературе не имеет себе
равных по тону, строго объективному и одновременно укрупняющему
персонажей до мифических масштабов.
Другие произведения Аксакова не столь неподражаемы и не
столь завлекательны. Воспоминания– история жизни автора от
восьми до шестнадцати лет. Первая часть отличается теми же
достоинствами, что Детские годы, но в меньшей степени.
Продолжение представляет скорее социальный интерес, как картина
провинциальной русской жизни в 1805 г. чем, как проявление
большого литературного темперамента. То же можно сказать и о
Литературных и театральных воспоминаниях, где Аксаков
рассказывает о своих отношениях с актерами и драматургами 1810–
1830 гг. Они прелестны, иногда забавны, но портреты, написанные
Аксаковым, – визуальные впечатления, оставшиеся на
чувствительной сетчатке глаза, а не глубокое проникновение в души
людей. Это же можно сказать и о прелестном отрывке Адмирал
Шишков. Другое дело – замечательные Воспоминания о Гоголе. Они
стоят особо. Как правило, Аксаков не был исследователем
человеческой души. Он принимал людей какими они были, как часть
своего мира и придавал им скорее чувственную, чем психологиче -
скую реальность. Но уклончивый и неуловимый характер Гоголя
принес ему такое горькое разочарование и такое крушение иллюзий,
что он был вынужден сделать огромное усилие, чтобы понять, как
работает психика человека, где так странно перемешались гений и
низость. Усилие это было для него мучительным, но увенчалось
необыкновенным успехом, и аксаковские воспоминания и по сей день
являются основой нашего отношения к загадке Гоголя.
4. ГОНЧАРОВ
Достаточно было бы только объективности и беспристрастия
Аксакова, чтобы выделить его из всех русских романистов середины
девятнадцатого века. Все остальные были, или старались быть, или
казались романистами с тенденцией; произведения их, почти без
исключения, могут быть охарактеризованы как ставящие вопросы –
проблемные.
Самый большой успех в литературную весну 1846–1847 гг. выпал
на долю двух «проблемных» романов: Кто виноват?Герцена и
Полинька
Сакс
Дружинина,
но
величайшими
из
романистов-«проблемщиков» были, без сомнения, Тургенев и
Гончаров.
Иван Александрович Гончаров родился в 1812 г. в Симбирске.
Его семья, хотя официально числившаяся купеческой, фактически
была помещичьей, и Гончаров вырос в типичной провинциально
помещичьей обстановке. Он учился в Московском университете тогда
же, когда Лермонтов и Белинский, но ни с одним из них не сошелся.
Закончив университет, он поступил на службу в Петербурге. На
службе он оставался всю жизнь – сперва в министерстве финансов,
потом, когда в 1856 г. было решено либерализовать цензуру, в
должности цензора. Он не был женат, и жизнь его была небогата
событиями. Он любил свои удобства, свои привычки, и у него было
немало общего с героем его романа Обломовым. Единственными
событиями его жизни была его литературная деятельность и
путешествие на Дальний Восток. Первый его роман, Обыкновенная
история, появился в 1847 г., был приветственно встречен Белинским
и, вслед за Бедными людьми, стал шедевром начинающей
реалистической школы. В 1849 г. за ним последовал Сон Обломова–
первый зародыш самого знаменитого его романа. В 1853 г. Гончаров
вскользь выразил пожелание отправиться на Дальний Восток на
военном корабле в качестве секретаря Японской миссии. Он был тут
же пойман на слове, и только когда было уже слишком поздно, понял,
что обязан отправляться, если не хочет, чтобы его засмеяли. Долгое
морское путешествие не пришлось ему по вкусу – по его мнению,
океан был слишком уж беспорядочен. Но он с жадностью поглощал
новые впечатления от всего, что видел, слышал и наблюдал, и вел
дневник. В это время разразилась война с Англией, и Гончарову
пришлось возвращаться в Петербург длинным и очень неудобным
путем через Охотск, Якутск и Иркутск. Он был счастлив, когда
вернулся в свою удобную петербургскую квартиру, где мог теперь,
когда все было позади, вспоминать свое героическое путешествие.
Его путевые заметки появились в 1856 г. под названием Фрегат
«Паллада». В 1858 г. он закончил и опубликовал Обломова, начатого
за десять лет перед этим. Успех его был огромен, и автор сразу стал
национальным классиком. Почти одновременно с Обломовымон
начал работать над своим третьим романом – Обрыв, и продолжал
работу над ним еще десять лет (всего он работал над ним около
двадцати). Роман появился в 1869 г. и имел значительно меньший
успех – частью из-за своих меньших достоинств, частью из-за
враждебного отношения радикалов, которые рассердились на
Гончарова за одного из героев, в котором увидели карикатуру на себя.
Обрывсвязан со странным явлением в жизни Гончарова, которое
граничит с помешательством. Еще в начале работы над романом он
читал отрывки оттуда Тургеневу, и с этих пор y него появилась
навязчивая мысль, что Тургенев украл все содержавшиеся там идеи и
не только воспользовался ими в собственных произведениях, но
рассказал о них всем своим русским и заграничным знакомым.
Гончаров увидел плагиат из Обрыване только в Отцах и детях, но и
в романах Ауэрбаха, и в Воспитании чувствФлобера. Неуспех
романа он приписывал именно тому, что роман был обкраден еще до
своего выхода. По этому поводу он написал любопытную
документальную вещь, которую озаглавил Необыкновенная история
(1872). Этот психопатический документ, опубликованный только
недавно, показал в неожиданном свете писателя, всегда считавшегося
воплощением уравновешенной респектабельности.
После
Обрыва
Гончаров написал мало – несколько
воспоминаний, эссе о Грибоедове, которое, к добру ли, к худу ли,
учителя и профессора литературы выделили особо, на предмет
восхищения, и серию очерков Старые слуги, которым выпала на
долю такая же сомнительная удача – в Англии они используются как
тексты для начинающих изучать русский язык. Он умер в 1891 г.
Характерно, что этот старый холостяк завещал авторские права на
свои произведения семье своего старого слуги.
Положение Гончарова как русского классика почти целиком
зиждится на втором его романе – Обломов. Два других стоят на
гораздо менее высоком уровне. Обыкновенная история– это хорошо
сконструированный
roman а thеse
(роман с тенденцией),
показывающий в ряде эпизодов, сменяющихся с почти
математической элегантностью, разочарование юного идеалиста в его
высоких, но непрактичных идеалах. Успехом своим Обыкновенная
историяобязана главным образом этой идее, и этот успех был знаком
времени, когда высокие идеалы тридцатых годов сложились
позитивной и практичной прогрессивностью эпохи царствования
Александра II. Третий роман Гончарова, Обрыв, – тоже не шедевр.
В нем ясно видны все недостатки писателя: отсутствие воображения;
крайняя субъективность психологической обрисовки и вследствие
этого безжизненность всех персонажей, не построенных на
самоанализе; отсутствие поэтичности и истинного вдохновения и –
непреодолимая душевная мелкость. Можно сказать, что все в Обрыве
неудачно, кроме основанного на детских воспоминаниях автора
портрета патриархальной, деспотичной и доброй бабушки, широкого
и экономного в одно и то же время жизненного уклада в ее
обширной, почти деревенской приволжской усадьбе, нависшей над
«обрывом». Бесцветный герой – Райский – слабое и обобщенное
отражение авторского «я». Гордая и страстная героиня – Вера –
печальная неудача автора, а нигилист Марк Волохов – просто плоская
и нелепая фигура.
Обломов– совсем другое дело. Это великая книга. Избитая точка
зрения учителей и профессоров литературы – что Гончаров «великий
стилист и великий объективныйживописец реальности» – до
смешного неверна. Все как раз наоборот. Проза Гончарова – это
золотая середина, как и аксаковская и тургеневская, но в то время как
у Аксакова и Тургенева соблюдено чувство меры в аристотелевском
понимании, у Гончарова – умеренность в обычном английском
смысле слова. В его прозе нет ни прекрасной полноты и щедрости
Аксакова, ни грации и нежности Тургенева. Что касается
объективности, то Гончаров был так же неспособен заглянуть в
другого человека, как до него Гоголь. У него был глаз и была
способность к самоанализу. Он умел видеть и регистрировать
внешнюю жизнь и умел извлекать из своего внутреннего «я» более
или менее сублимированные отражения. Величайшее из них –
Обломов. Обломов более чем персонаж: это – символ. То, что он
написан только с помощью скромных, чисто реалистических средств,
еще усиливает этот символизм. Совершенно очевидно, что он был – и
немедленно был признан – воплощением части русской души, точнее,
части души русского дворянства – ее лености и неспособности к
действию. У него высокое нравственное чувство, он открыт для
широких замыслов, но неспособен ни к труду, ни к дисциплине.
Часть романа, первой появившаяся в печати, – Сон Обломова– это
широкая, обобщающая картина жизни русского поместного
дворянства, та почва растительного комфорта, без труда
приобретенного богатства и полной безответственности, которая
взрастила Обломова. Сон Обломовасодержится в первой части
романа, наиболее всем знакомой и чаще всего комментируемой. Мы
видим Обломова в его петербургской квартире – видим, как он
проводит день, частью в постели, частью в халате. Медлительный,
сознательно-неторопливый рассказ еще усиливает впечатление
безнадежности и невозможности выбраться из обволакивающей
вязкой лени. На то, чтобы встать с постели, Обломову требуется
целая глава. Цитируя мисс Харрисон, скажем, что его просторный
халат доминирует над всем романом как «ибсеновский символ»
«невозможности физического и психологического приведения себя в
порядок». Слуга Обломова Захар полностью гармонирует со своим
хозяином. Затем вводится контраст – практичный и энергичный
Штольц (показательно, что он – полунемец), апостол труда и
действия. Тут-то и выявляется умственная и нравственная
несостоятельность Гончарова: Штольц безнадежно неинтересен и
лишен объемности. Конечно, все бессознательные симпатии автора
на стороне Обломова, но Гончаров – бюрократ и литератор, стараясь
наградить своего героя – Штольца – всеми положительными
добродетелями, которые мог придумать, только проявляет
собственную мелкость. Во второй части у Обломова роман, из
которого ничего не выходит, потому что он не в состоянии вырваться
из ярма своих неряшливых привычек и в конце концов вызывает
отвращение у своей многотерпеливой дамы. Как и все любовные
истории, написанные Гончаровым, несмотря даже на ее
автобиографичность, эта история очень несовершенна, и ее героиня
так же неубедительна, как Вера из Обрыва. Третья и четвертая части
не так часто цитируются и читаются в школе, однако они
несомненно – высочайшее достижение Гончарова. Обломов, все
более и более предающийся своему распущенному безделью, в
котором всегда таится отравленное жало недовольства собой, уходит
от общества. Его квартирная хозяйка, необразованная молодая
женщина Агафья Михайловна, любит его и становится его
любовницей. Она любит его искренно и трогательно, но подчиняется
своим родичам, бессовестным негодяям, эксплуатирующим любовь к
ней Обломова, чтобы шантажом и выманиванием завладеть всем его
имуществом. Несмотря на энергичное вмешательство как всегда
энергичного и делового Штольца, Обломов погружается все глубже и
глубже в тину своего нового окружения и умирает в объятиях Агафьи
Михайловны, к ее отчаянию и радости ее родственников. Атмосфера
неизбежного рока, постепенно сгущающаяся над Обломовым,
необратимое воздействие засасывающей его тины переданы с
истинно поражающей силой. Русская реалистическая литература
богата мрачнейшими историями, но нигде (за исключением великого
романа Салтыкова) не было превзойдено в этом отношении великое
достижение Гончарова в третьей и четвертой частях Обломова.
Гончаров, как Аксаков, и более, чем Тургенев, выражает
тенденцию русского романа обойтись без увлекательного сюжета.
В Обломовенет ни событий, ни приключений; они есть в Обрыве, но
рассказаны в такой плоской и инфантильной манере, что лучше о них
вовсе не говорить. У него существует лишь постоянное, постепенное
разворачивание неизбежного. Это то, что мисс Харрисон назвала
тенденцией русского романа к «несовершенному виду» – т. е. к той
форме русского глагола, где действие находится в процессе
осуществления. Эта тенденция, после Лермонтова, господствовала во
всей русской литературе; исключением были плебейские писатели –
Лесков и Писемский. Но нигде она так не всеобъемлюща и
оправдана, как в Обломове, ибо здесь эволюционный детерминизм
манеры (в сущности – отрицание действенности человеческой воли)
находится в полной гармонии с ленивым и бессильным
детерминизмом героя.
5. ТУРГЕНЕВ
Иван Сергеевич Тургенев родился 28 октября 1818 г. в Орле.
Отцом его был красивый, но обедневший дворянин, который служил
в кавалерии и обладал большой притягательностью для
противоположного пола. Он женился на барышне Лутовиновой,
состоятельной наследнице, которая была старше его. У нее было
очень несчастливое детство и юность, и она обожала мужа, который
никогда ее не любил. Это и то, что она была владелицей большого
состояния, сделало из госпожи Тургеневой озлобленного и
невыносимого домашнего тирана. Хотя она и была привязана к сыну,
обращалась она с ним невыносимо деспотически, а с крепостными и
слугами была попросту жестока. В доме своей матери будущий автор
Записок охотникаувидел крепостное право в его наименее
привлекательном виде.
В 1833 г. Тургенев поступил в Московский университет, но
проучился там только год, потому что в 1834 г. его мать переехала в
Петербург, и он перешел в университет в Петербурге. Учился он у
друга Пушкина профессора Плетнева, и ему даже удалось однажды
встретиться с великим поэтом. Первые его стихи были опубликованы
в плетневском, бывшем пушкинском, Современнике(1838). Эта связь
с «литературной аристократией» очень важна: только у Тургенева из
всех его современников была живая связь с веком поэзии. Он
получил свидетельство об окончании в 1837 г. и потом уехал в
Берлин для завершения своего философского образования в
университете, который был приютом и оставался святилищем
Гегеля – божества молодого поколения русских идеалистов. Кое-кого
из них, в том числе Станкевича и Грановского, Тургенев узнал в
Берлине и с тех пор стал другом и союзником западников. Три года в
Берлине (1838–1841) на всю жизнь внушили ему любовь к западной
цивилизации и к Германии. Когда в 1841 г. он вернулся в Россию,
сначала хотел было делать университетскую карьеру. Так как это не
удалось, он поступил на службу, но и тут оставался только два года, а
после 1845 г. нигде не служил и посвятил себя только литературе.
Писал он вначале главным образом стихи и поэмы, и в первой
половине сороковых годов на него смотрели, в основном благодаря
поэме Параша(1843), как на одну из главных надежд молодого
поэтического поколения.
В 1845 г. Тургенев рассорился с матерью, которая перестала
давать ему деньги, и в последующие годы до самой смерти ее был
вынужден вести богемную жизнь литератора. Причиной недовольства
госпожи Тургеневой сыном было частично то, что он оставил службу
и стал сочинителем в опасном, революционном роде, но главное – ее
возмутило его увлечение знаменитой певицей Полиной Гарсиа (г-жой
Виардо). Увлечение оказалось любовью на всю жизнь. Г-жа Виардо
терпела это и любила общество Тургенева, и ему удалось прожить
подле нее большую часть жизни. В 1847 г. он уехал за границу вслед
за ней и вернулся только в 1850, получив известие о серьезной
болезни матери. После ее смерти он оказался обладателем большого
состояния.
К этому времени Тургенев оставил поэзию для прозы. В 1847 г.
некрасовский Современникначал публиковать его рассказы,
впоследствии составившие Записки охотника. В 1852 г. они вышли в
виде книги и, вместе с другими появившимися к тому времени
рассказами, поставили Тургенева на одно из первых, если не на
самое первое место среди русских писателей. Записки охотника
стали не только литературным, но крупнейшим общественным
событием. Из-за полного молчания, наступившего в те годы реакции,
Записки, казавшиеся безобидными, когда выходили отдельными
частями, собранные вместе произвели эффект большой силы.
Изображение крепостного не просто как человека, но как человека,
который человечнее своих господ, сделало книгу громким протестом
против крепостного права. Говорят, что она произвела сильное
впечатление на будущего императора Александра II и была причиной
его решения покончить с этой системой. Тем временем власти
встревожились. Цензор, пропустивший книгу, был уволен со службы.
Вскоре после появления некролога Гоголю, написанного Тургеневым
по мнению полиции в слишком восторженном тоне, Тургенев был
арестован и сослан к себе в деревню, где пробыл полтора года (1852–
1853). После этого он вернулся в Петербург, уже в полной славе. Он
стал центром литературного мира. Несколько лет он был
фактическим главой петербургской литературы, и его суждения и
решения имели силу закона.
Первые годы царствования Александра II были временем
расцвета популярности Тургенева. Никому так на пользу не пошел
прогрессистско-реформистский энтузиазм, овладевший русским
обществом, как ему. Он стал признанным выразителем
общественного мнения. Его идеи казались равнодействующей
всеобщих устремлений. Он касался именно тех струн, которые
будили отклик у современников. В ранних очерках и рассказах он
обличил крепостное право; в Рудине(1855) поклонился идеализму
старшего поколения, одновременно вскрыв его непрактичность; в
Дворянском гнезде(1858) прославил все, что было благородного в
православных идеалах старого дворянства; в Накануне(1860) сделал
попытку написать героическую фигуру девушки нового поколения. О
нем не спорили. Добролюбов и Чернышевский, вожди передового
направления, избрали его творчество для текстов своих журна лист-
ских проповедей. Его искусство отвечало потребностям каждого. Оно
было гражданственным, но не «тенденциозным». Оно описывало
жизнь, какая она есть, и говорило о самых жгучих вопросах
сегодняшнего дня. В его произведениях все было правдой, и вместе с
тем они были исполнены поэзии и красоты. Они удовлетворяли и
левых, и правых. Это был тот средний язык, средний стиль, который
тщетно искали в сороковые годы. Он одинаково избегал бездн
гротескной карикатуры и сентиментального «человеколюбия», он
был совершенен. Тургенев был очень чувствителен к своему успеху,
особенно к похвалам молодого поколения и прогрессивного
общественного мнения, выразителем которого он казался и
стремился быть.
Единственное, в чем его упрекали (скорее даже не его, а
поскольку все свято верили в фотографическую верность, с которой
Тургенев изображал русскую жизнь, то виновата была именно эта
жизнь), это в том, что, создав столь прекрасную галерею героинь, он
не создал русского героя; было отмечено, что когда он захотел
показать человека действия, выбрал для этого болгарина (Инсарова в
Накануне). Поэтому критика предположила, что, по мнению
Тургенева, русский герой невозможен. И тут Тургенев решил
исправить этот недостаток и создать настоящего русского человека
действия – героя молодого поколения. Он сделал им Базарова, героя-
