Текст книги "Ллойс (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Панасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

– Ну, вот, – с грохотом закрыв толстенную стальную крышку и провернув колесо задвижки, Элеум ловко съехала по перилам и села на прикрытый подранным стеганым одеялом деревянный ящик. – Теперь хрен нас найдут. Дроны, собаки –плевать. Посидим денек-другой, а потом двинем в Хаб.

– Знатное место. – Цокнул языком, окидывая взглядом полукруглые, покрытые потеками ржавчины железобетонные своды Пью. – Как нашла?

– Человечек один рассказал, – криво усмехнулась Ллойс и, выщелкнув из пачки сигарету, прикурила ее от стоящей в середине подвала керосинки. Потревоженное пламя дрогнуло. По стенам заплясали причудливые искаженные тени. – А я вот и подумала, что неплохо бы рядом с городом лежку заиметь. Мало ли… пригодится.

– Действительно пригодилась. – Прищурился Пью. – И где тот человечек сейчас?

– А я знаю? – Безразлично пожала плечами девушка и выпустила в воздух огромный клуб дыма. – Главное, что подвальчик этот никто так и не нашел.

– Хорошо прошли, – кивнул своим мыслям снайпер. – След запутали – мама не горюй. А растяжка с винтом, это вообще, подлянка такая, что я бы десять раз подумал, стоит ли за нами дальше соваться.

– Сунутся, не сомневайся, – усмехнулась наемница. – На той поляне пятеро было, еще двоих я с другой стороны лесополосы зарезала… Снайпера, мать его. Страховщики. Даже не прятались. Обсуждали, как паладины нас давить будут. Ставки делали… Легион не прощает. Другое дело, что тех, кто рожи наши видели, в живых не осталось, к утру дождь начался, а значит, все, что смогут сказать их следопыты, что нас было пятеро, причем, двое наверняка серокожие. Отряд мутантов будут искать. Не нас.

– А почему, ыть, двое? – Вздохнул зябко кутающийся в одеяло, близнец того, на котором устроилась Элеум, толстяк.

– А ты свои ножки давно видел, сладенький? Или из-за брюха уже и ни помнишь, как они выглядят? – Приглушенно рассмеялась Девушка. – Урсусу матерому лапищи впору. Или ты думаешь, что у тебя ножки как у девочки-принцессы?

– Ноги как ноги, – непритворно обиделся толстяк. – И вообще, я не толстый. Это у меня кость широкая. И бланки…

– И бланки тоже… широкие… – нервно хихикнув наемница, неожиданно громко чихнула. – Чертова пылища…

– Как у кого с патронами? – Обведя взглядом усталые лица поинтересовался снайпер. – У меня три магазина к Труви и полторы обоймы к пистолету.

– Пятнадцать, и двенадцать, получается, – выпустила в потолок тонкую струйку дыма Элеум.

– Моя только четыре осталось! – Медленно загибая пальцы проворчал Умник.

– А у меня ничего, – горестно покачал головой Ыть. – Даже нож про… потерял, в общем.

– Держи, пухлик, – протянула толстяку рукояткой вперед свой револьвер девушка.– Барабан полный, и вот еще скорозарядники, – покопавшись в разгрузке, Ллойс вытянула на свет пять удерживающих в зажимах донышки гильз, пластиковых кольца. – Еще четыре магазина триста восьмого есть, но автомат в фургоне остался.

– А сама? – Удивился торговец.

– А у меня теперь вот такая игрушка, – похлопала по заткнутому за пояс оружию девушка. – Только кобуры нет.

– Знатный пекаль. Только патроны хрен найдешь, – покачал головой Пью.

– А вот и не правда, – усмехнулась Ллойс. – Обычный четыреста пятьдесят восьмой, который Lott или S&W в него тоже заряжать можно. А этих малышек я пока поберегу. – Похлопала она ладонью по подсумку.

– Да как это вообще? – Недоуменно захлопал глазами толстяк. – Хотите сказать, пистолетный патрон броню, с которой не всякий пулемет справится, насквозь шьет?

– А это не обычный патрон, – вытащив револьвер наемница откинула барабан и, подцепив ногтем донышко гильзы, покрутила заряд перед носом торговца. – Видишь, какая тут пуля длинная? Даже барабан нарастить пришлось. А все потому, что не пуля это вовсе, а маленькая ракета со сложносоставным, подкалиберным бронебойный снарядом в качестве боеголовки. С сердечником из обедненного урана. А за начальную скорость патрон с хитрым порохом решает…

– Который не патрон вовсе, а корпус и первая ступень этой сраной ракеты. Их во время войны специально для офицеров делали. – Пояснил Пью. – Чтобы можно было в пару выстрелов даже тяжелого дрона или боевого киборга раскурочить, если он в блиндаж или окоп прорвался. А револьверы, это потому, что патрон сложный, в самозарядном пистолете утыкался часто. Да и понадежней револьвер любого пистолета будет. В конце войны, вообще, оружие больше не на людей, а на киборгов да дронов было рассчитано. Людей-то не хватать стало. – Снайпер невесело хохотнул. – Вот и выкаблучивались с пушками как могли. Поначалу все больше импульсники да реьсотроны, конечно, в ход шли. Потом, когда мощностей и баз стало для производства маловато… – Стрелок задумчиво почесал щеку и, нагнувшись, чуть прикрутил пламя керосинки. – То решили вот такие хитрые патроны выпускать. А когда все совсем плохо стало, кто-то карабины да хауды под неимоверные калибры клепать начал. Под самый конец, вообще, охотничьи штуцера и гладкостволы четвертого калибра на поток пустили…

– Охотничьи? – Вяло поинтересовался толстяк.

– Ну да, – кивнул Пью. – Патрону нитро экспресс шестисотому лет двести пятьдесят уже, а народ им до сих пор пользуется. Или вообще 4-Bore. А что, пуля простая, переснаряжать легко, с навеской и сортом пороха тоже особо заморачиваться не надо – двустволка все, что хочешь, сожрет, лишь бы стволы выдержали, но мощи в ней ненамного меньше, чем в пятидесятом калибре…

– С пробивной силой не очень. – Проворчала, сосредоточенно пытающаяся с помощью ножа и остатков старой портупеи соорудить что-то, вроде открытой кобуры для револьвера, Ллойс.

– Не очень. – Согласился стрелок. – Да и с дальностью тоже. Патрон дозвуковой, пуля тяжеленная – сто двадцать два грамма, так что, да падение большое – на километр не стрельнешь. Но зато, если такой чушкой попадешь, неважно куда даже, то тут и у паладина в боевой броне все потроха внутри перетряхнет. Видал я, что с тяжелыми боевыми дронами после попадания делается… – Стрелок невесело усмехнулся и принялся задумчиво рассматривать почти зарубцевавшиеся культи на месте пальцев. – Всю электронную требуху в крошево. И никакая активная броня не спасает. Она, ведь, не на болванку, а на струю кумулятивную, в основном, рассчитана. Да и под обычный двенадцатый калибр тоже много чего хитрого есть.

– Вот, ыть, – покачал головой торговец. – Пакостная, все же, человек скотина. Что только не придумает, чтобы ближнему гадость сделать. Хоть, эти пули взять. Они, ведь, сегментные. В теле кусками разойдутся…

– Это точно, – кивнула Ллойс. – Такого фарша наделает, что ни один хирург не соберет.

– А у Райка что? – Перебил ее снайпер. – И где он вообще?

– Там, – неопределенно махнула за спину девушка. – Плачет. Карабин он посеял, но автомат, вроде, целый. Шесть магазинов в разгрузке. Еще три в подсумках… К шпалеру своему патронов запасных не носит. Но, все равно, самый из нас богатый.

– Моя есть хотеть. Маленький людишка неси. Рельсотрон неси. По холодный ручей ходи долго. Умник с утра еще жрать хотеть. – Неожиданно заявил заворожено смотрящий на пляшущий в керосиновой лампе язычок пламени великан.

– Там, под фанерой тушенка. – Вяло ткнула пальцем в сторону дальнего конца подвала Элеум. – Угощайтесь. И мне тоже банки четыре прихвати! – Крикнула она в спину удаляющегося в указанную сторону великана. – Парня успокоить и накормить надо. А то, того и глядишь, совсем свалится.

– Это да. Накормить пацана надо. – Усмехнулся снайпер. – И успокоить. Ты уж постарайся, Дохлая. Утешь его, как следует. Парень, все же, семью потерял.

– Пошел ты, Пью, – протянула Ллойс и, легко встав на ноги, скрылась в темноте. – Тебя не спросили.

– Слушай, Ыть, а какие бланки за ночное зрение отвечают? – Смотря вслед удаляющейся девушке, задумчиво протянул стрелок.

– Тык, ыть, «Кошачий глаз», «Иволга», «Сова», «Вампир»… – принялся перечислять толстяк.

– Не… – покачал головой снайпер. – От кошкиных буркалок зрачок вертикальный становится, те, кто с Вампиром – бледные, как покойники, и света боятся, а Иволга и Сова – это не ночное зрение, это, скорее, радар…

– Тогда не знаю, – развел руками толстяк.

– Вот и я тоже, – кивнул своим мыслям Пью. – А, все же, хорошо она кулаками машет. Силовым кастетом и ножиком паладина в полной боевой броне раскатать – дорогого стоит. Одно слово, гладиатор-прайм. И от дульных вспышек не слепла. Рыцарь в шлеме со светофильтрами ожог сетчатки получил, оружие бросил, а ей хоть бы хны. А бегает, как? Ночью в лесу, под дождем, и ни разу не споткнулась…

– Ты это к чему, – удивился толстяк.

– Да так, просто мысли, – отмахнулся от торговца снайпер. – Просто мысли…

****

Расположенная в дальнем конце длиннющего коридора комнатенка, наверняка, должна была служить кладовой. Об этом говорила и массивная стальная дверь и бурые следы от давно сгнивших полок на стенах. Одеяло пахло пылью и плесенью, пол был холодным и жестким, керосиновая лампа почти погасла, но Райку было плевать. На все плевать. Слезы кончились. Остались только усталость и какое-то оцепенение чувств. Будто кто-то смог накачать новокаином саму душу скриптора.

Я предал самого близкого человека… Я предал. Предал… слова вертелись в голове, медленно теряя яркость и смысл. Расходящаяся откуда-то из-под сердца ледяная апатия медленно, миллиметр за миллиметром пропитывала тело, гася краски и звуки. Хотелось одного, чтобы все закончилось. Взгляд подростка упал на лежащий неподалеку от лампы револьвер… Медленно повернувшись к стене, Райк начал следить, как пляшут тени на полированной стали барабана. Как отсветы постепенно тускнеющего язычка пламени расползаются по длинному стволу и стекают вниз к деревянной, покрытой исцарапанным, потускневшим от времени лаком рукояти… В конце концов, это тоже выход.

За спиной скрипнула ржавыми петлями дверь.

– Я пожрать принесла. – Проворчала наемница, с глухим стуком опустив на пол две слегка помятые жестяные банки. – Тушенка.

– Спасибо, – еле слышно прошептал скриптор.

– Керосинку надо заправить, – присев неподалеку от свернувшегося калачиком легионера, безразличным тоном заметила девушка.

– Ага… – Нашел в себе силы кивнуть Райк. – Надо… Наверное…

– Ты не виноват… – Голос наемницы на мгновение дрогнул. – Ты ничего не мог сделать…

– Я знаю, – прошептал Райк и устало прикрыл глаза. – Не обижайся, но я… мне нужно побыть одному…

– Ну… тогда… – глубоко вздохнув, девушка встала и направилась к выходу, – я пойду…

– Ага…

Дверь снова скрипнула. Со стуком вошел в паз толстый стальной брус засова, раздался шорох, что-то лязгнуло и зашуршало по бетону…

– Ты чего? – Начал было разворачиваться в сторону источника звуков скриптор, но был остановлен на середине движения.

– Не смотри, – прошептала ему на ухо наемница. – Закрой глаза и не смотри. Пожалуйста. – Покрытая татуировками рука, протянулась к лампе. Пламя, лишенное доступа кислорода, заметалось и погасло. Подвал погрузился во тьму.

– Темно, ведь…

– Все равно, не смотри.

Чуть слышно звякнули пластины отброшенного в угол комнатенки бронежилета. Перевернув подростка на спину, девушка принялась расстегивать клапан комбинезона. – Глаза закрой.

– Ты, что, в темноте видишь?.. Стой… Я не хочу. Не надо…

– Надо… Закрой глаза… Не смотри… И помолчи пожалуйста.

Глава 13

– Здесь, пожалуй, присядем, – указал снайпер в сторону разросшихся по обеим сторонам дороги колючих кустов и скинул с плеча винтовку.

– А чего, ыть, здесь-то? – Почесал в затылке толстяк, и украдкой смахнув со лба выступившую испарину, покосился в сторону задумчиво пережевывающей фильтр не раскуренной сигареты Ллойс. – Это же терновник. Исколемся. Да и жарко…

Несмотря на ранний час и затянувшее небо сероватое марево, было действительно жарко. И душно. Хоть, за последние дни путешествия рюкзаки путешественников изрядно полегчали, все обливались потом. Кроме, пожалуй, Элеум. Возможно, по причине почти полностью отсутствовавшего груза, а может быть, из-за каких-то особенностей организма. Или в высокотехнологичном бронежилете просто была очень хорошая система вентиляции.

Перехватив взгляд толстяка, девушка безразлично пожала плечами.

– Ну и что? – Усмехнулся Пью. – Шкурку, что ли, попортить боишься?

– Свою, ыть, шкуру побереги, – раздраженно буркнул торговец. – Умник, мать его ети..

– Чего моя звать? – Вскинул голову мутант, сидящий на корточках и задумчиво ковыряющий палочкой сырую, не успевшую просохнуть после ночного дождя землю.

– Да не тебя. – Раздраженно отмахнулся толстяк. – Это, ыть, присловье такое…

– Что есть присловье? – Нахмурился серокожий. – Моя такой ругательства не знать… Умник обидно…

– Нормальное место, – неожиданно подала голос наемница. – Взгорок, так что, особо не разгонишься, кусты достаточно густые, чтобы в них схорониться и достаточно чахлые, чтобы со стороны казалось, что спрятаться там нельзя. Только давай-ка, Пью, еще шагов триста вперед протопаем, а потом по обочине вернемся.

– А это, ыть, ещё зачем? – Тяжело вздохнул осознавший, что дальнейший спор с наемниками ни к чему не приведет, Ыть.

– Следы, – снисходительно пояснил снайпер, ковырнув носком ботинка глинистую кайму колеи. – Земля сырая. На дороге наши следы даже слепой увидит.

– А-а-а… – разочарованно протянул толстяк.

– Жирный человек – глупый. Плохой воин. – Презрительно произнес серокожий, вставая на ноги. – Плохой следопыт. Плохой охотник. И больной совсем. Опять зубатый сильно пахнуть начал. Скоро совсем помрет.

– Да иди ты, – презрительно сплюнул под ноги мутанту Ыть. – Сам-то больно умный. Дырку в земле от задницы не отличишь.

– Моя умный! – С громким лязгом ударил себя кулаком по толстенной броневой пластине мутант. – Будешь Умник спорить, я твоя голова, как орех давить!

– Аргумент, блин, – хохотнула Элеум. – Учись, Ыть. Знание – сила!

– Пошли, давай, – раздраженно процедил снайпер, – нашли время крутизной меряться. А то торчим здесь, как…

– Райк, не спи! – Повернулась наемница к поравнявшемуся с отрядом тяжело дышащему подростку. – И не отставай так больше, ладно?

Легионер выглядел плохо. Бледное осунувшееся лицо, градом катящие по лицу капли пота, хриплое со свистом вырывающееся из горла дыхание, дерганная, раскачивающаяся походка, сгорбленные плечи. Казалось, что скриптора пригибает к земле невидимый, но очень тяжелый груз.

– А?… да… конечно… – Подняв глаза на наемницу, прошептал Райк, и устало улыбнулся. – Простите… Я просто задумался…

– Это понятно, о чем ты задумался, – растянул губы в гаденькой ухмылке снайпер. – Нам ваши думки уже четвертые сутки каждую ночь слушать приходится…

– Сладенький, ты чем-то недоволен? – Щелкнула зажигалкой Элеум. – Хочешь об этом поговорить?

– Да идем, идем, – прищурившись, сплюнул ей под ноги стрелок. – Только до смерти командира нашего не затрахай…

– Завидуй молча, – насмешливо хмыкнула девушка и, посмотрев на низко висящие тучи, нахлобучила на голову болтающийся на сгибе локтя шлем. – А лучше, не подслушивай.

Словно дожидаясь этого момента, с неба упали первые капли мелкого, не по-летнему, холодного дождя.

****

– Все равно, мне эта идея не нравится, – задумчиво почесывая оставленную на плече длинной колючей веткой царапину, прошипел толстяк. – Не по-людски, ыть, это. А что, просто попросить нельзя?

– Ну и кто бы говорил… – ворчливо заметил, сосредоточенно перещёлкивая какие-то переключатели на прицеле, покачал головой Пью. – Святой, выискался… Ты еще с хлебом-солью предложи на дороге встать… Красный Клаус, блин.

– Не рефлексируй, сладенький, – взводя курок револьвера, усмехнулась Элеум. – Если все пойдет, как надо, то крови не будет. Наверное.

– Когда оно вообще, как надо-то, шло. – Шмыгнул носом толстяк. – И без крови. С чего вы вообще взяли, что по этой дороге кто-нибудь поедет? И почему обязательно репоед? Вот вылезет сейчас броневик со здоровенной пушкой и тепловизором, и кранты нам всем…

– Не вылезет, – покачал головой снайпер. – По этой дороге в Хаб только фермеры с западных угодий ходят. Места тихие, ни разбоя, ни зверья опасного нет, так что, даже обозов обычно не собирают. Ездят, в основном, на лошадях, так что, своего в любом случае не упустим.

– Но зачем нам, ыть, это вообще.

– Сладенький, десять раз уже тебе все объясняли, – раздраженно фыркнув, Ллойс опустила забрало шлема, и с громким лязгом привела в боевое положение кастет. – Во-первых, у нас жратва почти кончилась, а до Хаба еще три дня пути. Во-вторых, мне с Райком через проходную переть смысла нет никакого. Срисуют парня. Как пить дать. Да и моя физиономия там немного… примелькалась. Хотя, нет, не узнают. Но лучше подстраховаться – в грузе парня спрячем и проедем. Наберем по быстрому жратвы да снаряги и к вам двинемся. А вы нас у западных ворот подождете…

– Ты хотела сказать, мне с Райком. – Нахмурился Пью. – А ты, Умник и Ыть обойдите город и будете нас ждать у…

– Нет, сладенький, я сказала именно то, что хотела. Я пацана с тобой не оставлю, даже не думай. – Положив руки на колени и, как бы невзначай направляя ствол револьвера в сторону снайпера, покачала головой Ллойс. – И тебя в город одного тоже не пущу.

– Да, как мне мнится, Дохлая, ты как до дури дорвалась, уже все мозги проширять успела? – Возмутился Пью. – Думаешь, я тебя с щеглом вот так запросто одних в город отпущу?

– А что, думаешь, остановить сможешь? – Скрытые за прозрачным плексигласовом забралом шлема глаза девушки нехорошо прищурились.

– Да ни в жисть, – лицо снайпера скривилось в паскудной усмешке. – Оставляй парня с нами и катись, куда хочешь.

– Сладенький, – губы наемницы искривились в жесткой усмешке. – А в задницу тебя не чмокнуть?

– Можешь и чмокнуть, ты в этом, по всему видать, большой спец. – Весело оскалился стрелок. – Командир в восторге, как я погляжу, значит, и мне, наверняка, понравится. Только язык перед этим сполосни.

Щелчок взводимого курка показался оглушительно громким.

– На перо нарваться хочешь, сладкий? Или пулю схлопотать? – Сухо поинтересовалась Элеум.

– Хватит спорить! Все пойдем, – неожиданно вмешался в разговор Ыть. – Кроме Умника, конечно. Вот он нас у ворот и подождет. Серокожего в город точно не пропустят. Пристрелят на подходе, и нас заодно. Хотя, как по мне, идея дурацкая. Ну, спрячешься ты в каре и что? Там же на входе, все равно, сканеры стоят.

– Стоят-то стоят, да только, если охране на лапу дать, он и «сломаться» может. – Широко улыбнулась Элеум. – Как, по-твоему, в Хаб всякая дрянь попадает? А так идя неплохая. Ты как, Пью, согласен?

– Идите вы в задницу, – расслабленно отмахнулся, перехватывая винтовку стрелок. – Все так все. Вон наш билетик счастливый едет.

И действительно, по раскисшей под дождем дороге мерно перемалывая копытами грязь, рысил высокий, метра два в холке, широкогрудый, покрытый попоной тяжеловоз, тянущий за собой длинную, слегка кособокую, сбитую из небрежно ошкуренных досок, увязающую в холодной жиже почти по ступицы почему-то деревянных колес телегу с высокими бортами. На облучке сидели две почти одинаковые укрытые плащ-палатками фигуры. Один из возниц держал в руках вожжи, второй баюкал на коленях архаичного вида двустволку десятого калибра.

– Черт, – сплюнул под ноги Пью. – Двое… Ладно, я охранника снимаю, а ты возницу, только постарайся лошадку не напугать. У этой породы дури столько, что, если взбрыкнет, телегу перевернет, как пить дать. Обратно ставить умаемся.

– Да погоди ты, – рассерженно зашипела Элеум. –Тебе лишь бы кого-нибудь прибить. Попробую с ними поговорить, трупов всегда наделать успеем.

– Ну, смотри, – хмыкнул стрелок, – твоя задница…

– Умник не будет у ворот ждать, – неожиданно подал голос серокожий. – Умник пойдет вход в город под землей искать. Найдет – даст сигнал. Белый дым. Людишка в город подумать, гореть что-то, проверять не ходить. Невидимый смерть боятся сильно [39]. Умник не боится. Вы понять: белый дым – подземный нора дверца. – Закончив фразу, мутант, казалось бы, мгновенно потеряв всякий интерес к путешественникам, совершенно бесшумно пересек скрывающийся за кустарником небольшой овраг и, буквально, растворился в подлеске.

– Вот, ыть, – покрутил головой толстяк.

– Ага… следопыт, мать его. Не хотела бы я с ним в лесу схлестнуться. – Протянула проводившая задумчивым взглядом серокожего Элеум и, поднимая сияющий хромом револьвер, вышла на дорогу…

****

– Ну и перепугали вы нас, господа-товарищи. – Помотал из стороны в сторону куцей бороденкой отрекомендовавшийся Щуром мужичек. – Я уж, думал, все, конец мне. Чуть полные штаны не навалил. А вы чего, из Сити что ли беженцы?

– Типа того, – не стала спорить удобно устроившаяся на копне душистого сена девушка и, переломив стволы отобранного у фермеров архаичного вида ружья-вертикалки, принялась задумчиво катать по ладони картонные гильзы. – Надо же, клееные… а откуда такая древность?

– Не древность, а самое что ни на есть новье, в Рыкачке полгода как делать начали, – буркнул второй, чем-то неуловимо похожий на Щура, мужик и, прислонившись к деревянному борту, принялся баюкать примотанную к палке руку. – Обязательно было мне клешню ломать?

– А тебе обязательно в меня стрелять было? – Ответила вопросом на вопрос девушка. И ткнув пальцем в иссеченную снопом картечи макушку лежащего у ее ног шлема, вернулась к рассматриванию зарядов. – Хорошая у тебя реакция, сладенький. Воевать приходилось?

– Нет, но пострелять довелось. – Скривился, будто отпил здоровенный глоток хинного настоя, мужичок.

– Талант, значит? – Насмешливо фыркнула разглядывающая что-то на шее крестьянина Ллойс. – Тогда поздравляю.

– Спасибо, – злобно буркнул в ответ фермер и снова поморщился.

– Паука сведи, талантливый ты мой. – Безразлично проворчала девушка. – Каракуты, конечно, банда была мелкая, но начудить вы успели неплохо. Могут и припомнить…

– Глазастая, – проворчал бывший рейдер, поспешно поправляя слегка сползший шейный платок здоровой рукой. – Нет уже Каракутов, были да все вышли.

– Да я знаю, – пожала плечами наемница. – Просто так сказала…

Скрипнув напоследок рессорами, телега, содрогнувшись всем корпусом, преодолела, наконец, залитую водой ямку и, раскачиваясь словно палуба корабля, покатила дальше.

– Ты, братка Эйк, не злись, – рассмеялся Щур. –Тебе повезло еще, что пулю в ответку не словил. А ведь мог.

– Мог, – покосилась сначала на меланхолично пережевывающего извлеченный из реквизированного у возницы мешка бутерброд с салом Пью, а потом на скорчившегося в углу телеги, казалось, полностью погрузившегося в себя скриптора, Ллойс. – Действительно повезло.

– Вот и я о том, братец. Говорил, ведь, тебе, не пали во что попало, а ты – волколаки, волколаки…

– Откуда? Здесь, вроде бы, отродясь ничего не водилось? – Неподдельно удивился оторвавшийся от еды стрелок.

– Не водилось, – с неподдельной горестью кивнул Щур, – а сейчас завелось. Уже два обоза за этот сезон на дороге находят. По частям. Фрагментарно, так сказать.

– А что сразу волколаки– то? Может, собаки обыкновенные, – отобрав у снайпера мешок, Элеум, довольно оскалившись, вытащила из него еще несколько бережно завернутых в грубое небеленое полотно бутербродов и наполненную чем-то белесо-мутным бутыль. Сунув прикрытый полосками душистого сала хлеб скриптору, Ллойс, проигнорировав завистливый взгляд толстяка, выдернула пробку, принюхалась и присосалась к бутылке. – Хорошо, зараза!..

– Ржаной, сами гоним. Чистый, как слеза. – Почему-то засмущался возница.

– Да не собаки это, – раздраженно сплюнул в грязь Эйк. – Псы бы и костей не оставили. А тут трупы и не тронуты почти. Только лица обглодали да ливер выели.

– Точно, – поддержал брата Щур. – Оба раза одна и та же картина. Лежит, значит, лошадка дохлая, брюхо вспорото, кишки наружу шагов на десять раскиданы… Рядом фургон весь кровищей угваздан, тент в клочья, гильзы россыпью. А в фургоне люди безголовые. Черепушки до кости ободраны, а брюшины вскрыты…

– А товар? – Заинтересованно прищурилась девушка.

– Не поверишь – весь на месте, – буркнул, опередив словоохотливого брата, Эйк. – Мы тоже поначалу подумали, что это банда залетная на дороге села. Даже стрелков звали.

– И что? – Хмыкнул, облизывая пальцы, Пью.

– И все, – развел руками фермер. – Походили, покрутились и сказали, мол, что следов человечьих вокруг нет, а со зверьем, мол, за такие гроши сами разбирайтесь.

– В таком деле жадничать – себя не уважать, – наставительно проворчала Элеум и, снова сделав большой глоток из бутылки, блаженно зажмурившись, откинулась на борт, подставляя лицо под холодные капли. – Странные, все же, вы ребята. Самогон домашний. Хлеб из печи свежий. Гильзы из картона… раз десять переснаряженные. Даже колеса к тарантайке своей нормальные не приспособили. Хаб, ведь, в двух шагах.

– Город-то, может, и близко, да только нам до него дела нет. – Нахмурился фермер. – Если бы не соль да капсюли, мы бы в него вообще ни ногой.

– А чего это? – Искренне удивился снайпер.

– А ничего, просто вся погань от городов пошла. – Неожиданно воинственно дернул бороденкой, Щур. – Не было бы городов, не было бы тактики, радиации и прочего… добра. Мутантов бы этих поганых не было. Банд людоедских. Рекрутеров, что молодежь обещанием легкой жизни сманивают. Шалав городских с их болячками. Города – это рассадники порока и заразы, а значит конец у них один. Вон в Сити как все повернулось. К нам давеча в деревню целая толпа таких, как вы, привалила. Беженцы, мать его…

– Ну и что? Приняли? – Выщелкнув из пачки сигарету, Элеум, немного покопавшись, извлекла из кармана зажигалку, прикурила, и прикрыв глаза, выдохнула перед собой облачко горького дыма.

– Что, что… а ничего… – отвел глаза, видимо, уже пожалевший, что поднял скользкую тему, фермер. – У нас не богадельня столько лишних ртов кормить. Да и зараза…

– Прогнали, значит. – Хмыкнул Пью.

– Прогнали, – тихо подтвердил, пряча глаза возница.

– Так прогнали, что за капсюлями теперь в Хаб ехать надо. – Щелчком отправив в сторону обочины окурок, девушка развернулась к Щуру. – Много, наверное, народу завалили? Бабы, детишки там малые…

– А тебе-то какое дело? Кто ты такая, чтоб нам морали читать? Лучше, по-твоему, было чуму в село пустить? – Окрысился Эйк. – Да что ты понимаешь? Ты, погань городская. Наемница, тля. Вольный стрелок. Небось, только и умеешь задом крутить, водку в кабаке жрать да башки расколачивать. Что ты понять-то можешь. Знаю я таких. Я в банду пошел, чтобы детишек с голоду помирающих прокормить, защиту дать, кровью на корку хлеба заработать. А у вас, стрелков, кроме своей шкуры ничего дороже и нет. Стервятники, тля, чужой смертью живете, на горестях людских пируете. Вот ты кого-нибудь любила? Кого-нибудь защищала, не за деньги, а потому что по-другому не можешь?!

– А ты, репоед, чем лучше?! Святой, тля?! Ах, я разбойником, конечно, был, но чтоб деток малых накормить?! А сколько ты деток на большаке без родни оставил? Сколько баб снасильничал, а мужиков на собственных кишках по деревьям развесил? Знаю я ваши художества. В том отряде я была, что вас, гнид, давила! – Смазанным движением метнувшись к успевшему только крякнуть фермеру, Ллойс грубо дернула его за воротник и повалила на дно телеги. В руках девушки блеснуло острие ножа. – Помнишь, что у вас на лежке вашей лесной было, в самой глубокой землянке, а? Те девки у вас больше двух лет под землей сидели. А вы их выпускали только, чтобы поглумиться. Знаешь, что они со своими детьми, от вас уродов рожденных, делали?! Собственными руками душили, только чтобы вам они не достались!! Ах, банды нет, я раскаялся!! День и ночь в земле ковыряюсь, хлебушек на продажу ращу! Скажи еще, что молочко и мясо парное на торг везешь. У тебя вон, – отпустив заскулившего от страха Эйка, Ллойс, вскочив на ноги, пинком отбросила в сторону копну сена и ткнула носком ботинка в плотно набитый холщовый мешок. – Вся телега маковой соломкой провоняла. А там жареха. Фермер хренов. Хлебушек он для детишек растит… – ткнув в сторону двух погромыхивающих о дно телеги алюминиевых бидонов так и не спрятанным ножом, Ллойс, неожиданно успокоившись, снова рухнула в копну сена и присосалась к бутылке.

– Не обращай внимания, Эйк. – Хмыкнул, поглубже натягивая капюшон своего плаща, стрелок. – Дохлая – у нас девушка импульсивная, но отходчивая. Да и обидно ей.

– Обидно? – Опешил судорожно глотающий воздух фермер.

– Ну, конечно, обидно. – С улыбкой пояснил Пью. – Вот она сколько людей за жизнь свою по заказу убила? Вряд ли больше полусотни. А вы ее кровопийцей считаете. Обвиняете в том, что ей человека жизни лишить, как два пальца высморкать. Думаешь, что она изверг и убийца? Это ты настоящих извергов не видел. Другой бы на большаке вас увидев, по пули в голову прописал и все… – Задумчиво почесав подбородок, снайпер ласково похлопал ладонью по цевью винтовки и продолжил. – А сами-то сколько своей дрянью народу потравили? Сколько семей разрушили? Да и беженцев вот постреляли. А зачем?

– А что, надо было заразу себе на порог пустить? – Возмутился Эйк.

– Значит, заразы боялись. – Фыркнул снайпер. – Так боялись, что, видимо, всем селом мозги потеряли. Это Черная сыпь. Больные бы до вас не дошли. До Сити две недели ходу, а вирус из боевых. Два дня инкубационного периода, а потом за сутки человека сжирает. А здоровые. Им есть, что терять. Отпугнули бы и все. Но, ведь, вас в селе убийцами не считают. Наоборот, вы герои, что поселок свой от заразы спасли. Слава, Почет, девки румяные. Вот и обидно. Тем более, Нежить у нас из принципиальных. На головы контракты почти не берет. Детей не обижает. Тоже, почти. Поймает, разве что, мальчика посимпатичней да затрахает до полусмерти. – Перехватив удивленный взгляд деревенских, – снайпер ткнул пальцем в сторону клевавшего носом Райка. – Вот как его, например…

Просвистев в воздухе, в борт телеги с громким стуком воткнулся насквозь пробивший толстую, мореную доску тяжелый, выточенный из грубо обточенного гаечного ключа, нож.

– Неплохой бросок, – наблюдая, как Пью с руганью пытается унять кровь из рассеченного уха, прокомментировал Ыть.

– В задницу, такие броски, – хмыкнула девушка и, в несколько глотков опустошив бутылку самогона, запустила ее в кусты. – Я ему в глотку метила.

****

– Учителя, конечно, говорили, что у Хаба стена мощная, но это… Как?.. – Заворожено прошептал Райк. – Это… Это… Невозможно…

– Ну, почему, – пожала плечами девушка, – как видишь, очень даже возможно. Немного труда, немного упорства, гипсовые шахты, карьер, работающий завод по производству железобетонных конструкций, огромная куча металлолома и строительной техники под боком, пара десятков лет плюс желание выжить и вот… Любуйся, только башкой так не верти – шея отвалится.