Текст книги "Ордынская броня Александра Невского"

Автор книги: Дмитрий Абрамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 45 страниц)

* * *

Спустя три седмицы болгарское войско, преодолевшее трудный переход через горный хребет, подступило к Адрианополю. Ровно год прошел с той поры, как крестоносцы ворвались в Константинополь и этим положили начало войне православных государств и народов против западных завоевателей-латинян. В болгарском войске все уже хорошо знали, что франки и фряги во главе со своим царем Бодуэном осадили Адрианополь, били в стены града камнями из метательных машин и готовили лестницы и башни к приступу.

Наступило утро 14 апреля 6713 года (1205 г. от P. X.), которое хорошо запомнилось боярину Борису Творимиричу. С утра гнал по небу весенний ветер облака и тучи, изредка моросил легкий дождь, но было тепло. Полк болгарской конницы был поставлен в засаду в большой абрикосовой роще близ какой-то реки. Густой кустарник и деревья скрывали три тысячи всадников. Восточнее на три полета стрелы простиралось заброшенное земледельцами, истоптанное лошадиными копытами поле. По полю только что прошла пятитысячная конная половецко-болгарская рать. Юго-западнее, у речной переправы и дороги, уходившей на запад – на болгарский град Клокотницу, располагались болгарские, валашские, греческие полки и отряды во главе с царем Иоанном. За полем на востоке начинался сосновый лес, росший у подошвы дальних синеющих гор. В этом лесу укрывался еще один большой конный полк. А там, вдали на юге, на красивых высотах раскинул свои стены, башни, хоромы и соборы град Адрианополь, осажденный латинянами. Сквозь разрывы облаков стало высвечивать солнце. И по обеим сторонам этих высот и града засверкали воды большой реки Марицы. И совсем далеко на юге за рекой и ее притоком засинели вершины высоких Родопских гор.

Тем временем половецко-болгарская конница продвинулась уже близко к стану франков и, видимо, осыпала его стрелами. Слышно было, как сполошно пели рога и трубы латинян. Видно было, как выезжали из стана конные рыцари и воины, строясь перед напуском на половцев и болгар. Вот вновь истошно запели рога, франки опустили копья и тронули коней. В конной сшибке, развернувшейся у стана, латиняне опрокинули ожесточенно сопротивлявшихся болгар и погнали их и половцев к переправе. В первом напуске со стороны франков участвовало не более четырех-пяти тысяч всадников. Но когда те погнались за отступавшими, из их стана выкатился полк числом еще больший, чем первый. И вся эта громада конницы устремилась и обрушилась на войска царя Иоанна Доброго. Как стало известно потом Борису Творимиричу, этот полк возглавил сам латинский царь Бодуэн. Перед станом латинян строились ряды франкской и фряжской пехоты с копьями, луками и арбалетами. Болгарские войска, закрывавшие дорогу и переправу, по звуку трубы тронули коней и понеслись в соступ на приближавшихся рыцарей. Сотни людей и лошадей полетели на землю еще до того, как сблизились и обрушились друг на друга два ратных вала, бряцавших железными доспехами и оружием. Тысячи стрел, пущенных еще до сближения, вырвали из ратных рядов сотни жертв.

Огромные массы конницы разлились по полю перед Адрианополем, сминая еще не истоптанные озимые посевы и виноградники. Усиливался ветер, разгонявший облака. Все чаще выглядывало из-за них ласковое весеннее солнце. Топот копыт и гул сечи все громче доносились до людей, находившихся в засаде. Им было видно, как в бранном порыве тысячи воинов, стремясь одолеть супротивника, наносили удары копьями и сотнями валили и вышибали друг друга из седел. Многие падали замертво. Другие, будучи ранены, еще пытались подняться и сесть в седло, если конь не вырвал поводья и не бежал от них. Всадники, обломавшие копья и близко съехавшиеся с ворогом, выхватывали мечи и сабли и уже шеломили, рубили и кололи ими. Сотни других всадников, не успев нанести удара копьем или потеряв копья в общей свалке, поворачивали коней и под руководством своих старших и воевод двигались на фланги разгоравшейся сечи, чтобы разить врага с плеча или со спины. Но тут же сталкивались с такими же отрядами других полков своего войска и увлекали их за собой, или наталкивались на противника и этим расширяли место кровопролитного столкновения. Десятки всадников, оторвавшихся от своих полков и отрядов, оказывались отрезанными и окруженными противником. Они, крутясь в седле и поворачивая коней то в одну, то в другую сторону, вращали мечами, шестоперами, саблями над головой и наносили удары наотмашь, почти не замечая, что эти удары доставали не только чужих, но и своих. Стрелы летели все реже, ибо ряды противников смешались, и битва стала разбиваться и дробиться на сотни и тысячи небольших смертельных схваток и поединков. Здесь уже каждый мог показать всю свою личную удаль и ратную выучку. Казалось, что рыцари одолевали и теснили болгар, половцев, греков и валахов.

Сражение, как приближавшаяся на море буря, поднимая волны, все более и более накатывало на тех, кто ожидал в засаде в абрикосовой роще. Сначала верховые крутились и дрались в двух полетах стрелы от засады. Затем хорошо стали слышны яростные и смертельные крики людей, звон скрещиваемых мечей и оружия, скепанье оружия о доспехи и шеломы, ржание коней. Кони тех, кто был в засаде, стали нервно бить копытом и отвечать ржанием на призывы своих сородичей, принимавших участие в сече. Верховые замелькали уже на расстоянии полета стрелы. Болгарский воевода велел трубить в рог, и все, кто еще не был в седле, тотчас оказались верхи. Воевода выхватил булаву и указал ей в сторону брани. Ретивые, застоявшиеся кони борзо вынесли засадный полк из рощи и понесли его ветром туда, где разворачивалась кровавая сеча. Лишь зоркие и меткие стрелки, хорошо различавшие доспехи и сряду франков, рискнули пустить стрелы до столкновения с ворогом. Все люди Творимирича были с копьями и круглыми щитами. Когда неслись на франков конным строем, никто не выбился, не отстал, все были обучены хорошо. Но многим впервые пришлось участвовать в такой большой конной сшибке. Да и сам боярин, бывавший в боях, впервые видел такое. Засадный полк налетел с десного плеча на отряд числом до трехсот рыцарей. Те уже перестроились для очередного соступа и разогнали коней, чтобы ударить в спину или в десное плечо валахам, теснимым к реке близ абрикосовой рощи. Первым же ударом в правый бок Творимирич свалил франка с коня, но обломил копье. Обнажая меч, он видел, как его молодой кметь не успел ударить своего противника, ибо конь франка, поваленного Теоримиричсм, шарахнулся и налетел грудью на коня молодого русского дружинника.

Увидев это, франк, избежавший удара, начал поворачивать и шпорить коня, дабы не получить удара в спину или десный бок, не прикрытый щитом.

– Язви его! Насунь копием, дондеже конь не повороти! – во все горло орал Творимирич своему кметю. И тот, изловчившись, привстав на стременах, со второго раза достал франка копьем, но не выбил его из седла, а, видимо, лишь ранил. Крепкая кольчуга не дала сразить его насмерть. Рыцари, застигнутые врасплох, поворачивали коней в сторону своего стана и, отбиваясь мечами, пытались оторваться от засадного полка. Болгары и валахи преследовали их. Конница с ходу влетела на небольшой холм, на склонах которого уже были смяты коваными копытами коней и посечены молодые виноградники. Их лозы и листва были обагрены кровью и стали последним ложем для десятков воинов. В общем крике и сумятице преследования Творимирич привстал на стременах и увидел с высоты холма, как со стороны леса по истоптанному полю почти в спину и ошее плечо франкам наносил удар налетающий на них засадный полк, ранее стоявший в сосновом лесу. У дороги и переправы еще кипела ожесточенная сеча. Но Творимирич увидел, что рать франков железной подковой уже сжимали полки царя Иоанна, и она вот-вот должна была оказаться в кольце.

Битва еще продолжалась около часа. Конные рыцари были окружены, иссечены или сдавались в полон. Франкская пехота у стана была смята болгарской и половецкой конницей, а из города в спину ей ударили греки. Латинский царь был ранен в сече и попал в полон к болгарам.

* * *

Все население Адрианополя и болгарское войско ликовало. Казалось, что теперь царь Иоанн Добрый поведет войска на Цареград и изгоном [97]97
  Изгоном взять – захватить неожиданно, ворваться на плечах противника.


[Закрыть]возьмет его, прогнав оттуда латинян. Однако неутешительные вести приходили в стан болгарского войска. Еще в марте накануне битвы за Адрианополь франки под рукой Генриха– брата латинского царя – разгромили в Малой Азии войско Константина Ласкариса, отряд греков из Филадельфии и захватили город Адрамитий. Говорили, что Ласкарис погиб в сражении. Затем Генрих по призыву царя покинул Малую Азию и с большим войском, к которому присоединились армяне, высадился в Цареграде. Феодор Ласкарис заключил перемирие с франками в Малой Азии, и теперь у тех были развязаны руки для войны против Иоанна Доброго. Болгарский царь не решился идти на Константинополь, и война стала затяжной, изнурительной. Несколько раз болгары и их союзники ходили в походы против латинян. В мелких боях и стычках прошло еще полтора года. Болгары завоевали Македонию вплоть до Родопских гор. Македонские славяне и греки оказывали им помощь и изгоняли франков. Тем временем у латинян нашлись союзники в Малой Азии – трапезундские правители Давид и Алексей Комнины. Они заключили союз с франками против Феодора Ласкариса. Генрих был венчан царем латинян в Константинополе. Но по этому поводу между франками и фрягами происходили которы. Фряги не хотели видеть Генриха царем, и взамен на это требовали себе прославленый чудотворный образ Богородицы Одигитрии, писанный еще самим святым апостолом Лукой. И уже после того, как Генриха венчали на царство, фряги-венецианцы ворвались в собор Святой Софии и силой забрали себе чудотворный образ.

Услышав об этом, княгиня Феодосья опять тяжело вздохнула и прикрыла лицо вышитым платом. Борис Творимирич ненадолго прервал рассказ, помолчал минуту-две и вновь продолжил свое повествование уже без жара.

Война с латинянами после тех событий, по его словам, возгорелась с новой силой. Ласкарис во главе войска малоазийских греков разгромил тарпезундских правителей и отряд франков, пришедший им на помощь. Франки вновь переправили свои рати в Малую Азию и захватили города Кизик и Никомидию. Распри в стане латинян постепенно утихли. Фряжский правитель Фессалоники король Бонифаций примирился с царем Генрихом, и они решили вместе отнять Адрианополь у болгар. Бонифаций выступил первым, но в конце августа 6715 г. (1207 г. от P. X.) под городом Мосинополем в горах ночью болгары напали на дружину короля Бонифация. Часть фрягов бросила своего короля и бежала. Бонифаций был ранен в плечо и дрался с остатками фряжской дружины до последней капли крови, пока все они не пали под натиском болгар. Вот тогда болгарский царь Иоанн и решил захватить Солунь (Фессалонику) – второй после Цареграда город былой Ромейской империи.

Наступил сентябрь, и спустя одну или две седмицы болгары осадили Солунь. Изгоном взять град не удалось. Начали строить пороки и готовить осадные лестницы для приступа. Неожиданно наступили холода, и даже выпал редкий для тех мест снег. Борис Творимирич и его дружина были тогда в болгарском войске. Не все было ладно тогда в царском окружении. То ли известный греческий стратиг Монастыр, служивший в болгарском войске, организовал заговор против царя вместе с болгарскими боярами, чтобы поставить в цари его сыновца Борилу, то ли подстроила заговор жена Иоанна – родом половчанка, полюбившая Монастыра, то ли подослали к царю латинских убийц, только погиб в начале октября царь Иоанн Добрый. Войску покойного не показали, и видели его только ближние бояре да воеводы. После этого болгарские бояре провозгласили царем Борилу. Войску было велено снять осаду с Солуни и вместе с телом царя двигаться в Тырново.

Теперь рассказчика остановил князь Ярослав. С интересом стал он расспрашивать Бориса Творимирича о событиях под Солунью и просил высказать свое мнение о смерти царя Иоанна. С печалью в голосе поведал Борис Творимирич князю Ярославу о том, что было у него в мыслях и на душе. Не хотели болгарские бояре более воевать против латинян. Вот потому и решили сторговаться с фрягами, получив за Солунь большой откуп. В ту пору ударили лютые холода, каких давно не помнили в этой земле. Русичам было не привыкать к тому, но многие люди в болгарском войске померзли тогда, и начался мор. Видно простудился и царь Иоанн. Видел его больным Борис Творимирич, когда тот объезжал воинский стан у города. Наверно тем и воспользовались бояре и дали яд царю. Увезли покойного в Тырново и положили в храме Сорока севастийских воинов-мучеников, пострадавших за Христа еще при римском императоре-язычнике Лицинии.

Недолго решали русичи, что им делать далее. Они вместе с сотнями греков, воевавших в болгарском войске, решили более не возвращаться в Тырново, а заплатить купцам и плыть на их кораблях в Малую Азию, чтобы поступить на службу к Феодору Ласкарису, ставшему к тому времени государем Никеи и Бруссы.

* * *

Далеко забросила русичей война от родного дома. Через несколько месяцев трудного пути были они уже в Никее. Там поступили в дружину Феодора Ангела, что доводился родным братом эпирскому царю Михаилу, но верой и правдой служил Ласкарисам. В том 6716 году (1208 г. от P. X.) Творимирич и его люди были свидетелями венчания Феодора Ласкариса на царство. И венчал его новый вселенский патриарх Михаил Авториан в самом большом соборе Никеи. Венчал так, как всегда венчали «императора ромеев». Вновь тогда вспомнил Борис Творимирич ночь на 13 апреля в Святой Софии, когда провозгласили базилевсом Константина Ласкариса – покойного брата Феодора. Все теперь было по-иному. Десятки тысяч людей собрались тогда в Никее, чтобы приветствовать нового царя. Видно было, что никейские греки любят своего нового государя и верят ему. В глазах большинства греков Малой Азии он стал единственным законным представителем власти и преемником ромейских базилевсов.

Богатым было Никейское царство. Цветущие города с развитым ремеслом и торговлей находились под защитой могучих каменных стен и башен. В Никее длина стен с башнями и воротами достигала шести с половиной верст. Немалыми градами были Брусса, Нимфей, Филадельфия, Кизик, Антиохия на реке Меандре. Тысячи сел с тучными пашнями, садами и виноградниками, стадами скота и табунами лошадей были достоянием Никеийского владыки. Множество незнатных, но добрых мужей и бояр со своими дружинами служило ему, получая за это пожалованья землей до срока и деньгами. Были в боярских и государевых вотчинах холопы, как и на Руси. Немногие смерды в той стране были закабалены «рядом» или «купой» [98]98
  Ряд и купа – договор и долг.


[Закрыть]. И наоборот, множество смердов не знало какой-либо кабалы, а вольно пахало землю и служило либо в конном войске со своим конем и оружием, кого по-гречески называли «стратиотами», либо в пешем строю охраняло рубежи, и те звались «акритами». На Эгейском море Феодор Ласкарис завел флот и стал возвращать острова, отнятые фрягами-венецианцами. Через города Эфес, Милет и Смирну начал вести морскую торговлю.

Между тем эпирский царь Михаил Ангел захватил большую часть Фессалии. Фряжское королевство Фессалоники оказалось на грани гибели. Михаил обратился к никейскому базилевсу с просьбой отпустить к нему Феодора Ангела, как ближайшего наследника Эпирского царства. И Ангел со своей дружиной ушел в Элладу. Но русичи тогда не пошли с ним, хотя он звал их с собой.

Тем временем стало известно, что цареградские латиняне заключили союз с иконийскими турками-сельджуками против Никейской империи. Перемирие с латинянами было нарушено, и Феодор Ласкарис заключил договор с киликийскими армянами, постоянно враждовавшими с Иконийским султаном. Обе стороны готовились к новой схватке. Войну против Никеи первыми начали турки. К ним бежал Алексей III Ангел, свергнутый еще молодым Алексеем IV, приведшим латинян в Константинополь. Зимой 6719 г. (1211 г. от P. X.) султан перешел рубежи никейских владений и осадил город Антиохию на Меандре. Узнав об осаде, Ласкарис оставил обоз и большую часть войска под городом Филадельфией, и с тремя тысячами конницы устремился на помощь Антиохии. В этом полку, ушедшем с императором к Антиохии, была и дружина русичей.

В жестокой сече, что произошла у стен города в месяце сечене (феврале), полегло более половины конного никейского войска. Тогда погиб еще один кметь Бориса Творимирича, зарубленный турецкой саблей и затоптанный копытами лошадей в конной сшибке. Силы слишком были неравны. Вышедший на помощь Ласкарису отряд антиохийцев был разбит. Казалось, что уже никакая сила не спасет никейцев и Антиохию. Но не таков был Феодор Ласкарис. Борис Творимирич не раз видел и хорошо запомнил этого базилевса никейских ромеев. Тогда ему еще не было и сорока лет. Это был человек невысокого роста, смуглый, с глазами разного цвета, с острой небольшой бородкой. Во многом он походил на своего брата Константина, которого Творимирич видел ночью в Святой Софии в канун захвата латинянами Константинополя. Но Феодор обладал еще большей настойчивостью, обаянием, неиссякаемой энергией и решительностью. Когда никейская конница оказалась уже зажатой в клещи и, осыпаемая стрелами сельджуков, отчаянно пыталась прорваться к воротам города, неожиданно ее движение было остановлено звуками труб, и перед строем полка показался выехавший из его рядов император в доспехах из чешуи, сверх которой была наброшена малиновая трабея. Не боясь стрел, он поднял знамя и громогласно что-то прокричал в сторону турок. Воин, бывший рядом с ним, прокричал слова базилевса по-турецки. Стрелы перестали лететь с обеих сторон. Через десять минут строй сельджукской конницы распался, и вперед выехал султан Кей-Хюсрев в сверкавшей кольчуге и островерхом шеломе. Государи выхватили мечи и пустили коней друг на друга. Во время этого смертельного поединка не один воин ни с той, ни с другой стороны не шевельнулся, ни пустил ни одной стрелы. И десяти минут не прошло, как султан пал на землю в изрубленной кольчуге, истекая кровью, и испустил дух. Никейское войско воспряло и с остервенением бросилось на сельджуков, сминая их строй. Турки, превосходившие никейцев втрое, были разбиты наголову. Затем они заключили мир с Ласкарисом, а Алексей III попал в плен, был ослеплен и умер в Иакинфовом монастыре в Никее.

Тогда латиняне вновь начали наступление на Никейские владения. Они даже захватили Пергам и Нимфей. Но в мелких сражениях их рати были потрепаны и разбиты. Три года с переменным успехом шла эта война, в которой обессилели и греки, и латиняне. Лишь в 6722 г. (1214 г. от P. X.) был заключен мир в Нимфее. В тот же год никейские греки захватили города Ираклию и Амастриду у трапезундских царей и овладели частью побережья Русского моря. Правда, тогда же и турки захватили Синоп, во время осады которого погиб его государь Давид Комнин, а Алексей Комнин – государь Трапезунда – стал данником сельджукского султана. Вот тогда и призадумались русичи, что им делать. В Амастриде можно было сесть на купеческий корабль и, переплыв Русское море, прийти в Херсон или в устье Днепра к острову св. Эферия. А там, глядишь, доберешься до порогов, и Русь недалеко. Уже десять лет, как не видел Творимирич и его содруги Русской земли, все воевали «в греках». Душа истосковалась по родной земле и просилась домой. Но никого из них не ждали дома невесты, жены и дети. А от родителей не было вестей. Да уж и в греках-то привыкли. Двое из его дружины женились на гречанках и обзавелись семьей и домом в никейской земле. А также звал грамотой к себе на службу в Эпир ранее воевавших в его дружине воинов, Творимирича и его людей ставший известным владетелем Феодор Ангел. Деньги и награды в сражениях его дружина получала немалые. Да и уж больно хотелось отобрать у латинян Цареград. И решил Творимирич с семью молодцами податься в Эпир и попытать счастья у Феодора Ангела. Лишь двое русичей из его дружины ушли в Амастриду и, наверно, сев на корабль, возвратились на Русь. С тех пор след их боярин потерял. Те же двое, что были женаты на гречанках, остались в Никее.

В августе 6722 г. (1214 г.) пришли русичи на торговом венецианском корабле из Эфеса в город Навпакт, что стоял на побережье в южных пределах горной страны Эпир. Там в Навпакте они и присоединились к войску Феодора Ангела. Пожалуй, что вдвое меньшим по своим владениям было это царство. Но сколько разных народов проживало там, на склонах гор и в горных долинах. На самом севере большими родовыми общинами жили албанцы, руководимые своими мужами-архонтами. В восточной части страны – македонские славяне, болгары и валахи. На побережье Адриатического моря, в Среднем и Южном Эпире – греки. Они же в основном исповедывали православие. Много было православных среди славян и валахов. Но всех их с трудом можно было назвать ревностными христианами, ибо в горных селениях многие были двоеверами, что поклонялись и Христу, и языческим богам. Во многом напомнил Борису Творимиричу Эпир родную Залесскую Русь. Но что отличало, так это то, что здесь же в горах проживало множество беглых еретиков-богомилов, в основном, болгар и македонских славян. И все это были свободные и вольнолюбивые люди, ненавидевшие западных завоевателей, несших с собой кабалу и гнет латинства. Чудной и дикой казалась чужеземцам эта страна виноделов, торговцев, воинов, пастухов и разбойников. Города здесь были небольшими, но хорошо укрепленными. Власть знатных мужей и динатов была намного сильней, чем в Никейской империи. Но правили они лишь в своих вотчинах – в горных долинах.

Царская власть чувствовалась лишь в крупных городах, царских селениях и землях. Но эпирский царь мог быстро собрать боеспособное войско и отразить нападение латинян. Благо, что и сама природа – неприступные горы, протянувшиеся с севера на юг, являлись естественной преградой для франков и фрягов, пожелавших подчинить эту страну себе.

Первые полтора года русичи почти не участвовали в боевых действиях, а лишь охраняли проходы в горах и подступы к городу Навпакту. Многие в дружине Феодора Ангела стали уже жалеть о своем уходе из Никейской земли. Но Ангел был человеком хитрым, осторожным и смелым. Он часто собирал дружину на пиры, где порой открыто и громко говорил о своей ненависти к латинянам и намекал на свои великие замыслы. Он был щедр и хорошо платил воеводам и кметям. И вот в 6723 г. (1215 г.) события вдруг понеслись и закрутились как вешняя вода в горной реке. Старший брат Феодора царь Михаил был убит заговорщиками ночью в постели в городе Арте. Обвинить Феодора в заговоре никто не мог, слишком далеко в ту пору был он от брата. Быстро собрав войско, Феодор двинулся на столицу и вошел в город без сопротивления. Там он принял царский венец, как и надлежало ему по старшинству и по договору с базилевсом Феодором Ласкарисом. Назначив следствие по убийству брата, он быстро выявил заговорщиков, которые оказались местными динатами, и казнил их без жалости. Быстро сплотив и подчинив себе эпирскую знать, он увеличил войско втрое. Главной целью его правления был разгром латинян и возвращение Константинополя.

Удача сопутствовала ему. Не прошло и года, как умер латинский царь Генрих. И царский стол в Цареграде латиняне решили передать знатному мужу, женатому на сестре покойного, франкскому князю Петру. В 6725 г. (1217 г. от P. X.) этот князь собрал войско в своем королевстве франков и прибыл в Рим, где был венчан на царство в Константинополе самим папой. Оттуда венецианские фряги переправили франков под эпирский город Диррахий. Но албанцы и греки отбили латинян от стен города и с моря. Латинский флот двинулся вдоль побережья Эпира на юг. А франки двинулись долинами, пытаясь найти перевал и пройти из Эпира в Македонию. По горным дорогам скрытно вдоль побережья, следуя за флотом и за войском франков, шли полки и отряды Феодора Ангела. Хорошо запомнились Борису Творимиричу те осенние солнечные дни, когда франки попали в одном из ущелий в засаду, устроенную эпиротами. Тысячи стрел, камней и бревен полетели тогда на головы латинян с горных уступов. Войско их было перебито. Сам же князь Петр, многие знатные рыцари и папский бискуп попали в плен к Феодору Ангелу. Позднее этого князя уморили в царской темнице. Чтобы избежать крестового похода против своего царства, хитрый Феодор Ангел признал власть папы над своей страной. Но на самом деле ни один латинский рыцарь не смог бы появиться как господин, ни один латинский священник не смог бы проповедовать в Эпире. Тогда же пришли вести в Арту, что начался очередной крестовый поход в Святую Землю, что участие в нем приняли не только франки, англосаксы, фряжские нормандцы, немцы, но и угры во главе со своим королем Андреем (Андрашем II). По слухам, они совершали походы в глубь Палестины и громили сарацинов под Дамаском.

Тем временем до греков стали доходить вести, что в Болгарии сменился царь. На смену слабовольному и нерешительному Бориле пришел молодой и смелый Иоанн II Асень. Он погнал и стал теснить латинян во Фракии и Македонии. Вот тогда-то следующий свой удар царь Феодор направил против королевства Фессалоники. Город и его окрестности уже давно были почти отрезаны с суши от других латинских владений в Элладе. Городом правила вдова короля Бонифация Мария Венгерская. Главным препятствием на пути к Солуни (Фессалонике) была крепость Серры. Поздней осенью 6729 г. (1221 г. от P. X.) войска Феодора Ангела подошли к Серрам. Подвезли камнеметы, построили осадные лестницы и стали готовиться к приступу. Еще только забрезжил рассвет, когда, положив осадные лестницы на плечи, отряды эпиротов бесшумно пошли на приступ. Казалось, что фряги на стенах и башнях града спали, лишь кое-где горели сторожевые костры. Греки успели приставить лестницы к стенам и укрепить их. Творимирич и его люди, укрываясь круглыми щитами, полезли наверх в первых рядах. И вдруг стража града подняла сполох. Сотни костров вспыхнули на боевых ходах вдоль стен и в вежах. Затрубили рога, ударили в барабаны. Бревна, камни и кипящая смола обрушились и полились на эпирских воинов. Сбитые с лестниц люди падали вниз и погибали под новыми ударами камней и бревен. Ни щиты, ни доспехи, ни шеломы не могли спасти от потоков огненной смолы и кипящего жира. Укрываясь щитом и сжимая меч, Творимирич упрямо лез вверх. Вдруг удар невероятной силы ожег его болью в десное плечо. Десная длань разжалась и выпустила рукоять меча, ноги ослабели, и боярин стал медленно сползать вниз, теряя сознание от боли. Он помнил только, что чьи-то руки не дали ему сорваться с лестницы на большой высоте, иначе бы он неминуемо упал вниз и был изувечен камнем или бревном.

Пришел в себя он уже в шатре, как ему сказали, спустя лишь трое суток. В том утреннем приступе получил он в плечо фряжскую короткую, но толстую стрелу из ручного самострела (арбалета). В том же приступе погиб и еще один русский кметь из его совсем небольшой дружины. Тогда эпирские вои были отбиты от града. Лишь с третьего приступа Серры пали под ударом греков, а фряги в граде сдались на милость победителей. Медленно оправлялся от тяжелой кровоточащей раны Борис Творимирич. Феодор Ангел хорошо наградил всех воев, в их числе и русичей, за взятие Серр.

Понимая, что в ближайшее время он воевать не сможет, Творимирич в сопровождении двоих русских кметей, получивших раны, отпросился из войска на Афон. Благо до Святой горы было совсем недалеко. Там в русском монастыре святителя Пантелеймона он жил, лечился и молился полтора года. Русская монашеская братия и настоятель приняли соотечественников хорошо. Теперь русская речь постоянно радовала слух. Тяжелая рана боярина, часто сочившаяся кровью и гноем, благодаря стараниям монахов и монашеским травам и снадобьям затянулась и постепенно зажила. Много раз стоял на коленях Борис Творимирич перед ковчегом с чудотворной главой святителя, прикладываясь к нему то челом, то раненым плечом. Исцеление медленно наступало, но десная рука плохо повиновалась ему. Чудная природа – крутые горы, поросшие лесом и поднимающиеся прямо из морских вод, гул морского прибоя, пение птиц радовали души русских воинов, целебный морской воздух укреплял здоровье. В монастырь все чаще доходили известия из Руси. И все чаще задумывался раненый, постаревший и поседевший в походах и сражениях боярин о своей родимой Залесской земле. Но таков уж был кон его чести и верности. Понял тогда боярин, что не скоро возвернут греки Цареград, и что всей жизни его, к сожалению, для этого дела не хватит. Тоска по родине все более и более одолевала. Ее делил он со своими содругами-кметями, сопровождавшими его неотлучно в походах и бранях. Двое его сподвижников тоже давно хотели возвратиться на Русь и увидеть родной дом. Там в монастыре узнали они печальную весть, что умер никейский император Феодор Ласкарис, а императорский стол наследовал его зять Иоанн Ватац.

Осенью 6732 года (1224 г. от P. X.) наконец пришло радостное известие о взятии Фессалоники войсками Феодора Ангела. Возликовавшие русичи собрались в путь, отблагодарили своих молитвенников-монахов и распрощались с ними. Добравшись до Фессалоники, разыскали они там своих соотечественников и долго решали, что им делать далее. Сам боярин и двое его сподвижников по афонскому путешествию без оговорок собрались возвращаться на Русь. К ним примкнуло еще двое. Остальные уже обзавелись семьями в Эпире и пожелали остаться «в греках». Понимая, что расстаются, быть может, навсегда, просили передать поклоны своей родне и родителям, обещали подавать вести о себе через русских паломников на Афоне, монахов или проезжих купцов. Собрались пятеро русичей в дальний путь на родную Русь. Посетили они храм святого Димитрия Солунского, помолились у его раки и приложились к ней, отстояли обедню. Распрощались со своими содругами. Сели на фряжскую галеру, что шла через Цареград в Белгород на Днестровский лиман и пошли домой на веслах и под парусами.

Этим закончил свою долгую повесть Борис Творимирич. Был уже довольно поздний час. Ближние бояре разъезжались по домам. Вздыхая и крестясь, ушел в гридницу дядька Феодор Данилович. А княгиня и княжичи, совершив краткую молитву, отошли ко сну. Но долго еще горело несколько свечей в большой палате княжьего терема. Это князь Ярослав Всеволодович все выспрашивал и выведывал у мудрого и знающего боярина о том, что видел он и слышал в пути, возвращаясь в Залесскую землю через Южную Русь.