Текст книги "Ордынская броня Александра Невского"

Автор книги: Дмитрий Абрамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 45 страниц)

Разгоряченный, взмыленный жеребец нес князя прямо в реку. Александру сильно хотелось пить, кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось в груди, но он, не подпустил коня к воде, а резко осадил его. Жеребец напрягся всем телом, встал на задние ноги, захрапел и отступил назад. Князь заметил, что край его светлой рубахи, выпущенный из-под чешуйчатого панциря у ошеего бедра, багровеет от свежей крови. Он чувствовал боль в левом боку на уровне нижних ребер. Понимая, что ранен, все же кинул харалуг в ножны, вновь вырвал лук из налучья и приложил стрелу. Одесную его свистнула стрела, пущенная Ратмиром. Александр прицелился. Саженях в двенадцати от него кто по колено, кто по щиколотку в воде стояли семеро немецких воев в безрукавных рубахах с крестами. Они дружно и плотно держали щиты, поднятые на уровень груди и с мечами в руках, готовились принять удар новгородцев. Князь пустил стрелу в одного из них в кольчужном капюшоне, чело которого не было закрыто личиной. Стрела пришла точно в цель – в десную сторону лика. Немец вскрикнул и откинулся навзничь, падая в воду. Следом поток стрел с берега накрыл и остальных. Били с малого расстояния и потому очень точно и сильно. Трое немцев, поймав коней за узду, всели в седла и, понукая их, поплыли к другому берегу. Из тех же, что оставались на месте, один, уронив щит, припал на ошее колено, держась рукой за раненую стрелой грудь. Другой – захрипел, повалился ничком в воду, ибо стрела вошла ему в горло. Третьему стрела рассекла ноговицу и вонзилась в икру десной ноги. Этот рыцарь развернулся и, что-то крича, пошел в воду. Из реки навстречу ему повернул один из плывших верхом воев. Он тянул в поводу второго коня. Раненый попытался поймать узду и лечь на седло. Это удалось ему, и он заставил жеребца плыть к противоположному берегу.

На Песке и мелководье схватка продолжалась. Берег покрылся убитыми и ранеными. Сотни стрел торчали среди травы и песка. Светло-серый речной песок окрашивался кровью павших. Бурые от крови текли прибрежные воды. Юрьевские немцы все еще остервенело защищались. Один из них, призывая своих собратьев, громогласно что-то кричал, стоя у зарослей осоки и размахивая длинным мечом. Рядом с ним был, видимо, его меченоша, что крутил над головой стягом с красивым алым крестом. Другой его человек, державший окровавленную секиру в деснице, раз от раза трубил в рог. Несколько верховых немцев, выбравшихся из воды, съезжались к нему. Пешие юрьевцы стягивались туда же, образуя железное кольцо. И Александр понял, что все эти люди обрекли себя на смерть, раны и полон, но это уже не удивило его. К кучке оборонявшихся немцев и направил коня дядька Феодор Данилович. За ним последовали Ратмир и молодой князь. Но тут дядька развернулся в седле и, глядя в глаза Александру, закричал, чтобы тот ради Христа не трогался с места. Князь внял просьбе своего наставника и остановил коня. Слабея от кровоточившей раны, он вложил лук в налучье, оставил седло, и, в изнеможении сойдя со стремени, сел на песок. Через минуту его стало трясти и травить, как во время тяжкой болезни. Он ничего не ел с утра. Но все равно спазмы рвоты выбрасывали из желудка какую-то полупрозрачную, желтоватую жидкость. Когда юношу стошнило в третий раз, ему стало легче. Александр распрямился и сел. Посмотрел на свои персты и длани. Они были в крови и тряслись…

По реке шли плоты с новгородскими воями, добивавшими чудь и немцев, не успевших перебраться на десный берег. Многие раненые, пытавшиеся спастись бегством за реку, тонули. Немецкая рать из Медвежьей Головы, разгромленная наполовину, частично бежала восвояси, частично отступила к Юрьеву и заперлась там с остатками юрьевских немцев. Русичи перебирались через реку кто вброд, а кто на плотах. Уже горели и разорялись новгородцами опустевшие окрестные деревни и веси на правом берегу Эмбаха. За рекой русская конница гнала и секла немецкую рать из Медвежьей Головы на протяжении десяти верст. Затем разорению и опустошению русскими войсками подверглись окрестности Оденпе.

* * *

Сражение, произошедшее на берегах Эмбаха весной 1234 г., стало началом важнейших перемен в судьбе Ордена. Победа русских войск под рукой князя Ярослава Всеволодовича и события, последовавших трех лет, остановили германско-латинскую экспансию на земли Северо-Западной Руси на шесть лет, привели Орден к глубокому политическому кризису и реорганизации.

Отдельные отечественные историки предполагают, что битва на Эмбахе близ Дерпта произошла в марте. Однако летописные свидетельства скорее противоречат этому, чем подтверждают данную точку зрения. Во-первых, переговоры с немцами в Оденпе, выкуп Кирилла Синзсинича и тесовеких пленников по сообщениям Новгородской 4-й летописи продолжались «до великого говения», т. е. до Великого поста, который в том году начался 4–5 марта (Пасху встречали 23 апреля). Начинать военные действия сразу после переговоров, выкупа пленников и установления пусть ненадежного перемирия вряд ли входило в планы русских князей и новгородского правительства. Кроме того, для сбора войск необходимо было время. Одновременно было бы неразумным начинать поход в Чудскую землю в условиях приближавшейся весны и распутицы на дорогах. Слова же летописи о том, что «князь Ярослав с Новгородци биша их (немцев) до реце, на Омовыеже Немци обломишася, истопоша их много…» никоим образом не подтверждают, что на реке Эмбахе стоял мартовский лед. Стремление отдельных отечественных историков сравнить битву на Эмбахе с Ледовым побоищем и преподнести ее как некую репетицию грядущих событий выглядит достаточно тенденциозно. Скорее всего, события на Эмбахе произошли уже после Пасхи 1234 г., когда весна завершалась, когда подсохли дороги Северной Балтии и немецкая угроза русским рубежам вновь вполне определилась. В данных условиях поход князя Ярослава Всеволодовича в земли Ордена носил характер упреждающего удара. Слова же Новгородских летописей о том, что «на Омовыеже немци обломишася, истопоша их много…» в тех условиях означали, что сопротивление немецких войск было сломлено полностью лишь на берегу реки и на прибрежном мелководье, а далее последовали паническое бегство и избиение отступавших.

* * *

С того дня как войско ушло из Оденпе на помощь Дерпту, горожан не покидало нараставшее с каждым днем чувство тревоги и отчаяния. Город готовился к обороне. Ворота пригорода и замка были постоянно закрыты и открывались только по особому разрешению фогта. Так продолжалось около недели. И вот ранним, пасмурным утром город огласили стоны, плач, крики радости. Неле еще спала, но сон ее был тревожен, как и у большинства горожан. Сквозь этот тонкий и нервный сон она услышала шум, топот копыт, бряцание оружия и доспехов. Сначала ей показалась, что на город напал враг, и горожане спешат к стенам, чтобы обороняться. Но потом она поняла, что множество людей двигаются не к стенам, а к замковому холму города. Вскочив с постели и накинув на себя верхнее платье, она выбежала из спальни, и быстро стала спускаться вниз по лестнице, чтобы выйти во двор. Отворив наружную дверь, она услышала тяжелый и тревожный гул набатных колоколов, несшийся с вершины холма из замка. Ее девушка-прислуга уже стояла на дворе. А мимо них по улице медленно и тяжело шла конница. И кони, и всадники были явно предельно утомлены. Многие воины, перевязанные грязным и еще сырым от крови тряпьем, ехали опустив головы долу. Некоторые еле держались в седле. Тягостное молчание царило среди возвращавшихся, изредка слышна была немецкая брань. Тихо и устало ржали кони. Население Оденпе, встречавшее войска, в суматохе толпилось у своих домов' Многие женщины или девушки подбегали к проезжавшим и что-то выспрашивали у них о своих близких. После ответа редко слышался радостный вскрик или благодарственная молитва, но все чаще слышались причитания, плачь, крики печали и ужаса. Кто-то падал на руки к родным у же без чувств. Гул набата и серые рассветные сумерки лишь подчеркивали трагизм происходившего. Неле сжалась в комок и с мольбой к Богу на устах всматривалась в группы потрепанных и израненных воинов, проезжавших мимо. Глазам своим не поверила, когда от остальных всадников отъехало двое и направило своих коней прямо к их дому. В сердце ее потеплело, и она словно растаяла, когда увидела, что один из подъезжавших верховых ее жених Иоганн. Не доехав до нее саженей пяти, он остановил коня и тяжело сошел с седла. Она рванулась к нему, а он, прихрамывая на десную ногу, пошел ей навстречу. Через несколько секунд она обливала слезами радости и целовала его кольчугу на груди, а он сильно исхудавший, ослабевший от раны, крепко обнимал ее, целовал нежными устами в мокрые глаза и колол ей щеки светлой щетиной давно не бритого лица. Он шептал ей, что чудом и ее молитвами выжил в страшной схватке и чуть не утонул в реке, шептал, что любит ее, что сберег себя лишь ради нее. Скупая слеза, вышедшая из уголка глаза, потекла по щеке рыцаря, пробивая себе дорогу среди волосков усов и бороды.

Все следующие три дня жители Оденпе приходили в себя после пережитого потрясения. Сельское население сбегалось со всей округи под защиту пригородных укреплений. Город переполнился народом. Округа была разорена и выжжена русскими. Зарево пожаров кровавыми отсветами играло в потускневшем ночном небе все эти дни. Запах гари и дыма подавлял все остальные запахи. Оденпе готовился к обороне. Но русские, разорив окрестности, к городу близко не подошли. На четвертый день они, по слухам, ушли к Дорпату, а затем перешли Эмбах, но, все еще угрожая Дорпату, стояли где-то у Чудского озера. Они увели с собой множество пленных и увезли много награбленного добра. Их никто не преследовал. Вслед за этим власти Оденпе и Дорпата направили посольство к новгородскому королю Ярославу с просьбой о мире. Мир был заключен на условиях, выгодных русским, и те ушли восвояси.

Жизнь медленно возвращалась на разоренные русскими владения Ордена. Неле лечила рану на десной ноге Иоганна, полученную от русской стрелы. Та вошла глубоко в ногу. Во время бегства с берегов Эмбаха рыцарь пытался не раз выдернуть стрелу, но лишь обломил ее древко. Как только он возвратился домой, то с трудом с помощью невесты и оруженосца снял доспехи, а потом сразу ослаб и слег. У него начались горячка и бред. Неле решительно взяла все бремя лечения жениха на себя. Через хозяйку дома она узнала, что цирюльник с соседней улицы хорошо врачует раны, и отправилась к нему. Но тот был занят подобной работой по горло и лишь отправил с девушкой своего подмастерья-племянника. Уже дома тот и оруженосец перевернули на бок лежавшего в беспамятстве Иоганна и срезали черные от засохшей крови повязки с его правой ноги. Рана сочилась темной кровью и гноем. Нижняя часть ноги вспухла красной опухолью почти до колена. Когда ученик цирюльника, вымыв руки горячей водой, начал вскрывать рану ножом, ошпаренным кипятком, то темная кровь брызнула на белые подстеленные тряпки, и Иоганн застонал. Неле подошла к раненому жениху, всмотрелась и поняла, что наконечник стрелы, возможно, вошел в кость ноги и изъять его оттуда только разрезая мышцы, не удастся. И оруженосец, и лекарь, понимая это, с тревогой посмотрели на девушку. Но Неле держалась. Запах черной крови и гноя распространился в комнате. Не раздумывая долго, лекарь попросил служанку раздобыть у хозяина дома небольшие клещи и принести ему. Та быстро убежала и вскоре возвратилась, выполнив просьбу. Затем племянник цирюльника велел оруженосцу подойти к очагу и держать клещи над огнем. По его же просьбе Неле быстро оторвала чистый лоскут от своего стираного белья и приблизилась к Иоганну. Затем лекарь велел всем присутствовавшим крепко держать раненого. Только Неле по его указанию раздвинула края раны своими перстами, в которых был оторванный лоскут. Небольшой край обломанного древка стрелы был виден ей в кровавой глубине раны. Лекарь взял обеими дланями раскаленные клещи, поданные оруженосцем, и слегка раскрыл их. Через мгновение он ввел их в рану и цепко ухватил конец древка. Кровь зашипела, сворачиваясь от соприкосновения с раскаленным металлом. Запах паленой плоти пополз по комнате. Напрягшись, ученик цирюльника дернул клещами за обломок древка и вырвал черный от крови наконечник стрелы. Иоганн страшно закричал в бреду. Кровь и гной вновь хлынули на белые подстилки и замочили их. Через пять минут течение крови и гноя прекратилось. Лекарь очистил рану кусочком свежей тряпки, смоченной каким-то раствором, пахнувшим уксусом. Затем наложил целебные мази и свежие повязки. Иоганн пришел в себя, а через минуту забылся тихим сном.

Расплатившись с лекарем и распрощавшись с ним, Неле занялась хозяйством. Всю оставшуюся часть дня она думала о том, что ей хочется сходить в храм, помолиться и поблагодарить Бога. Она со времени своей болезни еще не была на мессе. И, осознавая умом и душой необходимость этого, она вдруг поняла, что не очень хочет идти в собор, строившийся в замке, и слушать богослужение на латыни. Ей хотелось пойти в русский храм, помолиться и услышать православную литургию, как тогда на Руси, когда жила на княжеском Городище под Новгородом.

Через день Иоганну стало лучше, и девушка решилась доверить уход за ним своей служанке. Неле встала утром рано, оделась, накинув поверх головы платок, как это делали русские женщины перед тем, как идти в храм, и пошла в русский квартал города. Деревянный храм стоял посреди небольшой площади, мощенной, как и в Новгороде, тонкомерным бревном. Саму площадь окружали рубленые палаты и избы. Перекрестившись по православному, Неле поднялась по ступеням невысокой деревянной паперти, вошла в храм. Молящихся было немного. Перед алтарем у аналоя стоял дьякон в сером стихаре и негромко читал по церковно-славянски Псалтирь. На хорах тихонько распевались певчие перед богослужением. Близ солеи кого-то исповедывал старенький, седой священник, накрывавший голову исповедывавшегося епитрахилью. Лицо священника показалось знакомым девушке. В небольшом храме было тихо, уютно, и как-то тепло. Сильно пахло курившимся ладаном и сладковато-терпким запахом горящих и тающих восковых свечей. Но Неле почувствовала и тонкий запах сосновой смолы, слезившейся золотистыми капельками наструганных бревнах. Иконы яркого новгородского письма, освещаемые мерцавшими лампадами, светились в нишах алтарной преграды. Глаза святых с икон внимательно смотрели на девушку. Неле почувствовала спокойствие и умиротворение. Взяла свечей. Зажгла одну перед Распятием на Кануне и долго молилась за упокой души раба Божьего Феодора. Затем поставила свечи перед образом святой Пречистой Девы и образом святого Николая, которого русские называли Угодником и Чудотворцем, Тем временем литургия уже шла своим чередом, и храм наполнился людьми. С затаенной болью и радостью вслушивалась Неле в слова церковно-славянского богослужения, вспоминала их и с удивлением замечала, что сейчас совсем по-новому начинает понимать смысл и слова молитв. Сама того не замечая, она тихо плакала, стоя перед образом Пречистой Девы Марии, державшей на руках Богомладенца, и по ланитам ее катились слезы.

Вдруг молитвенное состояние ее было нарушено. Сама не зная почему, она посмотрела ошую себя и скорее даже не увидела, а почувствовала на себе взгляд пристально смотрящих на нее зеленых глаз. Всем своим существом она ощутила и поняла, что она знает эти ненавистные ей глаза, которые словно съедали ее. Перекрестясь и поклонившись образу святой Девы, прося ее заступничества, Неле быстро вышла из храма и побежала домой.

* * *

По случаю окончания войны и заключения мира в замковом соборе Оденпе служили мессу и панихиду по погибшим воинам, защитившим христианские города от жестокого врага. Рыцарь Иоганн фон Берг, только начавший оправляться от раны, и его невеста Неле слушали мессу, как и сотни других почетных и именитых горожан, сидя в среднем ряду справа, ближе к Центральному проходу. В первых рядах прихожан, почти у самой солеи храма на скамьях восседали фогт и конвент, состоявший из двенадцати наиболее достойных братьев-рыцарей. Среди городской знати и купечества на мессе в соборе присутствовало несколько десятков русских бояр из Новгорода со своими домочадцами и ближними, старейшины оденптских эстов со своими семьями. Множество простонародья: оруженосцы, кнехты, подмастерье, мелкие торговцы, молодежь из среды немецких колонистов, недавно перебравшихся в эти места, эсты из окрестных селений, приехавшие в город для заработка или продажи продуктов, группами стояли у столпов храма и ближе к стенам и лесам у боковых нефов. Службу вел дорпатский епископ Герман, специально приехавший в Оденпе со своим клиром. Все внутреннее пространство собора было залито светом сотен горевших свечей, и потому было можно хорошо рассмотреть всех присутствовавших. Певчие тонко и высоко выводили распевы Григорианского хорала под строгое и возвышенное звучание органа. Блики света играли на столпах и стенах романского собора, светившегося новизной каменной кладки. Стены храма еще не были выведены на полною высоту. Вдоль них возвышались леса. Деревянные каркасы полуциркульных сводов еще только устанавливались над боковыми нефами. Крыша, покрывавшая собор, была временной, деревянной. В свете свечей сияли резные деревянные скульптуры святых и редкие иконы. Неле уже не первый раз успела отметить для себя, что в русских храмах икон было намного больше, и что они были написаны теплее. Пышное богослужение латинского образца и само пространство католического собора казались ей теперь излишне помпезными, вычурными, непропорциональными в сравнении с богослужением и внутренним пространством русских храмов.

Близ Иоганна и Неле сидели рыцари и известные воины, проявившие храбрость и выжившие в сражении с русскими на Эмбахе. Многие из них были ранены и еще не совсем оправились от ран. Иоганн, успевший подружиться с несколькими из них, тихо на ушко рассказывал невесте о каждом. Неле внимательно слушала жениха, но взгляд ее иногда скользил левее – по рядам, где сидели новгородские бояре. Она словно ждала чего-то. Ждала и не ошиблась. Еще не миновала середина мессы, как со стороны левого нефа к новгородским боярам подошли два человека. Один из них, по виду воин с суровым бритым лицом и массивным подбородком, был одет в строгое, но дорогое немецкое платье. На нем был темно-серый котт [126]126
  Котт – кроеная одежда, появившаяся в Европе в XIII в. и напоминавшая длинную куртку.


[Закрыть], поверх которого было одето длинное светлое сюрко с алым крестом на груди. На поясе у него висел тяжелый двуручный меч. Другой – рослый, рыжеволосый и бритый в добротном новгородском кафтане, был также препоясан мечом. Эти двое раскланялись с новгородскими боярами. Неле сразу узнала второго…

В голове у нее помутилось, но она внутренне собралась, закрыла глаза, тряхнула головой, словно желая избавиться от дурного сна. Открыв их вновь, поняла, что это не сон. Вежливо перебив жениха, девушка спросила у него, не знает ли он, кто эти двое, подошедшие к русским. Иоганн, почувствовавший тревогу в словах невесты, внимательно взглянув ей в глаза, и отвечал, что не знает. Следом спросил, почему ей интересны эти двое. Неле тихо молвила, что лицо рыжеволосого ей кажется знакомым. Тогда Иоганн тронул за плечо сидевшего впереди него воина, потянулся к нему и шепотом обратился с вопросом, заданным ему невестой. Это был его новый друг – рыцарь Герхард фон Мантейфель, участвовавший в походе на русских. Он принадлежал к фамилии знатной и давно известной в Ливонии. Многих, равных ему по происхождению, Герхард знал, и со многими был на короткой ноге. Внимательно посмотрев туда, куда указал Иоганн, он отвечал, что один из двоих – брат-рыцарь Эрнст фон Торберг, являвшийся членом дорпатского конвента. Другой же – приезжий из Дорпата, русский, новгородец, предупредивший дорпатцев о нашествии новгородского короля Ярослава. За этот поступок он оказался в большой чести у самого епископа Германа и дорпатских господ-рыцарей, получил также большое денежное вознаграждение, принял христианское крещение и поступил на службу к самому епископу. Иоганн поблагодарил Герхарда за сказанное и тихо передал слова своего друга Неле. По ее лицу стало заметно, что она сильно побледнела и заволновалась. С тревогой в голосе рыцарь спросил, что случилось с невестой. Та, выждав несколько минут и немного успокоившись, тихим, все еще трепетным голосом, но серьезным тоном просила жениха быть очень осторожным, если ему придется столкнуться с этим русским. Озабоченный словами девушки, Иоганн стал просить невесту подробнее рассказать ему, в чем суть дела. И тогда Неле, пытаясь всеми силами скрыть волнение, поднимавшееся в ее душе, поведала Иоганну, что этот человек – негодяй, повинный в смерти молодого новгородского князя – сына короля Ярослава, приведшего русские войска на земли Ордена. С трудом веря словам невесты, рыцарь повернулся и посмотрел на того, о ком они говорили. Девушка посмотрела туда же. Рыжеволосый глядел на них… Его нахальные зеленые глаза и глаза Неле встретились. Не скрывая того, что узнает ее, он самоуверенно и нагло усмехнулся и слегка склонил голову в приветствии. Девушка не ответила, но, вспыхнув всем лицом, в негодовании отвернулась. Иоганн повернулся к невесте и тихо, но твердо молвил, что она может не бояться этого человека до тех пор, пока он – ее жених будет с ней. Крепко сжав ее кисти рук в своей десной длани, он обернулся к рыжеволосому, грозно и твердо посмотрев ему в глаза.