Текст книги "Ордынская броня Александра Невского"

Автор книги: Дмитрий Абрамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 45 страниц)

* * *

Уже вторые сутки князь Юрий Всеволодович ждал известий от воеводы Дорожа, ушедшего второго марта с трехтысячным полком в сторожу «пытати татар» на юг от села Сить-Покровского. Дорофей Семенович Дорож повел конные суздальскую и углицкую дружины числом немногим более тысячи воев и около двух тысяч пеших ополченцев северных русских городов. Вместе с Дорожем князь Юрий отпустил сыновца – углицкого князя Владимира Константиновича. Кому, как не углицкому князю, его кметям и гридям, было не знать своей отчины, на севере которой текла река Сить.

Еще вчера вечером воевода сообщил, что ждет татар верстах в семи – восьми южнее – у Божьего городка.

Юрий Всеволодович с утра объезжал вместе с воеводой Жирославом русский стан у села. Вои уже совершили утреннюю молитву, позавтракали и собирались в полки ошую Сить-Покровского. Догорали и тушились костры в русском стане. Вои мыли котлы, вздевали доспехи, разбирали оружие. Казалось, все идет по заведенному порядку, как каждый день, как всегда. Не верилось, что где-то скачут татары, пуская стрелы, где-то бьют пороки, круша стены городов, где-то полыхают пожары, где-то плачут женщины и дети, угоняемые в полон. Правда, Юрию Всеволодовичу показалось, что сегодня с утра он на какое-то мгновение почувствовал отдаленный запах гари, принесенный ветром откуда-то с юго-востока. Но потом все пропало, и он подумал, что обманулся.

Построение войска совершалось теперь каждое утро ввиду приближения татарской рати, которая была, вероятно, где-то у Углича, а может быть, и ближе – у верховьев Сити. Во всяком случае, Дорофей Дорож и князь Владимир никаких известий об этом не подавали. Великий князь был все еще не в себе после известия, полученного во второй половине февраля из Владимира. От брата же Ярослава вестей до сих пор не было. Князь понимал, что татарские отряды, верно, перерезали все дороги и перехватывали посылов. Беженцы, уходившие в леса на север – за Волгу и к Белоозеру, сообщали, что татары уже вторую неделю как обложили Торжок и бьют град пороками. От этих мыслей Юрий Всеволодович поморщился. Тут вспомнил родной Владимир, и в голове у него помутилось. С трудом пришел в себя, сообразив, что чуть не выпал из седла. Проходившие вои преданно и с надеждой взирали на своего князя и криками приветствовали его. Он же, сдерживая слезы и сердечную боль, склонял голову и крестился.

Прошел еще час. День близился к полудню. Солнце на небе светило все ярче, хотя легкий морозец не проходил. Князь потянул носом воздух и почувствовал легкий запах талого снега, смешанного с запахом просыпавшегося дальнего леса и запахом талой воды в реке – и первый раз в начавшемся новолетии ощутил отдаленный запах весны. Сам себе не поверил и потому глубоко вдохнул еще раз, но запах его не обманывал. Юрий вспомнил о семье, сам себе не веря, что уже никого нет в живых, хотя весна пришла как всегда, а на небе светило солнце. Вспомнил, перекрестился, смахнул рукавицей слезы, навернувшиеся на глаза. Затем поднял очи к небу и попросил у Господа смерти. Он не хотел жить более на этом свете без семьи. Но затем, глядя глазами, затуманенными слезами, вокруг себя, понял, что должен еще жить какое-то время, ибо вокруг него стояли и сидели верхи в седлах тысячи людей – русских воев, вверивших ему свои жизни. Все они хотели жить, были вооружены, хотели защитить или мстить за своих близких и поругание своей земли. Полки еще не были построены. Князь вторично перекрестился и попросил у Бога прощенья, обещая исполнить свой княжеский долг до смерти. Тем временем Жирослав Михайлович обратил внимание князя на то, что вдали – верстах в полутора одесную села и их войска показался из-за перелеска небольшой отряд верховых. Вглядевшись из-под длани на северо-запад, князь посуровел ликом, и велел воям готовить луки со стрелами и копья для соступа.

Тем временем из-за перелеска, но уже южнее показался еще один отряд верховых, но уже больший, числом около двухсот воев. Все они на рысях быстро приближались к русскому войску разными дорогами. Следом одесную показался еще один отряд. Через несколько минут зоркий воинский глаз стал различать, что это свои – русичи в островерхих шеломах, сверкавших на солнце. Князь и воевода переглянулись и с облегчением вздохнули. С ошеего плеча подъехали встревоженные сыновцы – Василек и Всеволод Константиновичи также ожидавшие вестей. И четверти часа не прошло, как ко князю Юрию на запаленном коне подлетел Дорофей Дорож и осипшим голосом с надрывом прокричал:

– Княже! обошли нас около. Пеши полк погибе весь у Божьи городок. Татарове в силе тяжце суды идуть!

Тем временем к великому князю подъехал со своими отроками и боярами младший брат Святослав Всеволодович. Обсуждать что-то уже не было времени. Юрий Всеволодович велел немедля ставить полки. Сам с Жирославом, с владимирцами и пешим полком встал ошую села. Позади поставил брата Святослава с юрьевцами. Наказав ему, что если татары обойдут с десного плеча или со спины, то уходить через заснеженные луга на десный берег Сити. Низкорослые татарские кони быстро по глубоким снегам не пойдут, увязнут. Русичи на своих конях смогут там оторваться от татар. Далее же, как Бог весть. Ежели не даст Господь подать помощи старшему брату, то спасать своих людей и себя. С ошеего плеча поставил старшего сыновца Василька с ростовским конным полком, за ним Всеволода с ярославцами, за ними – Дорожа с суздальцами и Владимира с остатками углицкого полка. Расцеловав брата и сыновцов, простился с ними и отпустил.

Полки быстро вставали на указанное место и готовились к соступу. И четверти часа не прошло, как появились татары. Их передовой отряд не более чем в полтысячи ратников пошел одесную Сить-Покровского. Другой крупный отряд числом до двух тысяч вышел на зимник из перелеска и стал разворачиваться лавой. Затем татары медленно двинулись вперед, так как снега в поле перед селом были глубоки. Русичи готовили луки, копья, щиты и ждали приближения ворога. Следом за первым отрядом из-за перелеска показался третий татарский отряд числом еще больший предыдущего. Чего пожелал в тот час Юрий Всеволодович, так это того, чтобы как можно дольше сдержать татарский напуск и дать своим сродникам оценить обстановку и предпринять какие-то действия. Он понимал, что татарская рать раза в два более его войска. Понимал, что передовым полкам из этой сечи живыми не выйти. Солнце было почти в зените. Прищурившись и прикрыв дланью глаза, он посмотрел на восток на ошее плечо своего полка. Князь Василек с ростовцами стоял непоколебимо и готовился к сече. В этот момент он вспомнил брата Ярослава, пожелал его увидеть и проститься. Вспомнил почему-то о покойных рязанских князьях и пожалел, что своевременно не оказал им помощи еще тогда три месяца назад. Вздохнул и перекрестился. Татары медленно, но неумолимо приближались.

Через десять минут татрские стрелы стали потоками шеломить русичей. Те дружно отвечали. Крики боли, стоны, хрип, матерщина, ржание коней огласили окрестности. Еще через несколько минут татарская конная рать обрушилась всей своей тяжестью и силой на передовые русские полки. Юрий Всеволодович не помнил, как он бился копьем в окружении своих отроков, гридей и бояр. Не видел, как татарское копье сразило воеводу Жирослава, рассекши его бармицу у предплечья. Он начал приходить в себя лишь тогда, когда заметил, что ряды его малой дружины поредели и около него дралось пять или шесть конных владимирских воев. Оглядевшись, князь Юрий понял, что его пеший полк начал подаваться назад. Пятя и поворачивая коня одесную, князь следовал за пешцами. Ростовский полк Василька оставался ошую и впереди, не уступая татарам. Тем временем шум битвы сзади и одесную нарастал все сильнее. Всмотревшись туда, Юрий Всеволодович понял, что татары все же обошли русичей и ударили по полку князя Святослава из-за села. Вновь развернув коня передом к ворогу, князь увидел, что копье его обломилось. Отбросив древко, он вытянул харалуг и схватился с татарином, налетевшим на него. Стрелы уже не шеломили, как в начале сечи. Но вои, сойдясь вплотную, кружились, наносили удары, поднимали коней на дыбы, а белый снег покрывался то брызгами, то проталинами красной и чернеющей крови. Сотни людей и лошадей уже пали на истоптанный снег. Люди и кони, лежа и барахтаясь в снегу, в конвульсиях расставались с жизнью. Князь Юрий впервые видел так близко смертную сечу. Разум его мутился и отказывался верить тому, что видели очи. Его тошнило и трясло, хотя в груди кипела ненависть к ворогу. Татарин лихо рассек бармицу и сбил шелом с головы князя, но тут сам стал заваливаться куда-то в бок и повис на стременах. Это княжеский отрок ударом секиры в спину свалил ворога и спас своего господина. Но затем и верного отрока ударила в десную ланиту татарская стрела и тот, ойкнув, заливаясь кровью, припал к холке коня. Однако князя не дали обступить татарам пешцы, отогнавшие татарских ратников рогатинами. Многие татары, потерявшие коней в сече, сами уже дрались пеши.

Тем временем юрьевский полк князя Святослава, получивший удар в десное плечо, развернул коней и стал уходить через занесенные снегами луга к реке Сити. Вместе с ним повернули коней и стали отступать уже потрепанные в бою у Божьего городка суздальская и углицкая дружины. Князь Владимир и воевода Дорож уводили своих людей вслед за юрьевцами к берегу реки. Рядом с ростовским полком Василька Константиновича, остался только ярославский полк его брата Всеволода. Охваченные татарами с двух сторон, ростовские и ярославские вои дрались насмерть. Ни Василек, ни Всеволод отступать не собирались. Однако пеший полк князя Юрия, тараня с плечей конную татарскую рать, отходил все севернее за село – к холму на Городище. Строй русского войска распался, и оно оказалось рассеченным на две части. К татарам подошел еще один отряд числом до трех тысяч ратных, добивший русичей у Божьего городка.

Тусклое мартовское солнце стало неуклонно катиться к западу, когда ростовский и ярославский полки оказались сжаты железной дланью татарской рати почти со всех сторон. От удара татарской секиры пал с коня на снег смертельно раненый князь Всеволод. Князь Василек не знал о смерти брата, но сам, раненый в плечо отчаянно сражался во главе своих воев с ворогом, Юрьевский, углицкий и суздальский полки во главе с князьями и воеводой Дорожем перешли на десный берег Сити и, отстреливаясь от татар, уже отступили от места битвы версты на три. Татары преследовали их малыми силами и теснили все далее. Пеший полк русичей теперь стоял насмерть на высотах с напольной стороны Городища, но силы его быстро таяли под стрелами татар. Под князем Юрием пал конь. Пешцы помогли князю выпростать из-под коня ошую ногу и встать. Холодный пот заливал лицо Юрию Всеволодовичу. Подшеломник слетел с его головы, но он не поднял его. Щит остался лежать на снегу. В пешем полку не осталось уже ни одного верхового. Стяг полка уже час назад упал вместе со знаменщиком где-то у основания холма. Да и от самого пешего полка не осталось и тысячи воев. Сбросив рукавицы, Юрий слабеющими дланями вновь ухватил харалуг и, расставив ноги, приготовился драться до конца. Окружавшие его пешцы со стонами и криками падали и приседали в снег под ударами стрел.

И тут начался очередной напуск татарской лавы. Юрий, грозно подняв свой тяжелый меч, с остервенением опустил его на одного из налетевших на него верховых. Конь дико заржал и стал заваливаться, придавливая всадника. Никого из пешцев с длинными тяжелыми рогатинами уже не было рядом с князем. Полегли все. Князь еще раз взмахнул и ударил тяжелым мечом. Но удар, кажется, пришелся в круглый татарский щит. Понимая, что приходит конец, Юрий начал творить молитву, тихо шепча одними губами:

– В руце Твои, Господи Исусе Христе, Боже мой, предаю дух мой…

Вдруг перед его внутренним взором явилось любимое им изображение, высеченное на северной стене Дмитровского собора во Владимире. Князь увидел отца, брата Ярослава и себя. И вот он уже отрок замер перед образом их семьи и смотрит, как мастер, стоя на легких лесах, и слегка покачиваясь на играющей доске, высекает, правит его фигуру на белом камне. Мастер держит в деснице острый резец и лишь одним неточным движением пересекает выю на его изображении от подбородка почти до затылка. Последнее, что успел увидеть великий князь владимирский – это холодный, отливающий синевой, просверк татарского клинка. Все тело обожгло волной огня, бегущего от подбородка до затылка, от хребта до пят и мозжечка. Мир закружился в бешеном вихре, и все покрылось пятнами крови. Это татарский ратник ссек с плеч косым ударом голову князя Юрия. Окровавленная глава отлетела под ноги татарским коням и, отброшенная конским копытом, покатилась под уклон. Пеший полк русичей еще полчаса дрался и погибал под мечами и саблями татар на склоне холма у Городища. А остатки ростовской и ярославской дружин то ложились под стрелами татар, то вдруг вновь кидались в рукопашную сечу и таяли, устилая поле, остывая горячей черной кровью и леденея на истоптанном конскими копытами белом снегу. Последние раненые русичи, сбитые с коней, были связаны арканами. Среди них был истекавший кровью и обессилевший князь Василек Константинович.

Брат хана Батыя темник Хорду сам подъехал к полоненным русичам и через толмача спросил, есть ли среди них князь. Русские вои молча стояли, опустив главы долу. Василек, смело посмотрев в глаза предводителю татар, вышел вперед, указывая этим на себя. Хорду посуровевшими глазами с уважением посмотрел на князя, одобрительно качнул головой несколько раз, и распорядился оказать ему и плененным русичам помощь, затем чтобы увести их с собой. Татарская рать тем временем грабила Городище и село Сить-Покров-кое. Близился вечер. Хорду еще раз оглядел истоптанное, снежно-кровавое поле битвы, с сожалением качнул головой и вздохнул, ибо в этой сече рать, вверенная ему, потеряла около трех тысяч воинов. Затем велел тысячникам готовить людей к выступлению на юг завтра на рассвете и поехал ночевать в разграбленное село.

Тем же мартовским вечером накануне праздника Средокрестья татары придвинули пороки еще ближе к стенам Торжка и вновь огородили их тыном. Темнело, когда на верхах стены, близ воротной вежи, что стояла с напольной стороны, собрались вятшие мужи: новоторжский посадник Иванко Немирич, Яким Влунькович, Михаил Моисиевич и Глеб Борисович, посланные из Новгорода со своими людьми в Торжок князем Александром, дабы оказать помощь в обороне града. Факелов на стенах не возжигали, хотя недалеко от ворот бревна куртины в стыках двух клетей обрушились, и чернел обвал. На прясле стен у заборол там и тут стояли десятки дозорных, что следили за ворогом. Все всматривались сквозь сиреневые мартовские сумерки туда, где татары двигали пороки. Посадник и новгородские мужи гадали, уж не завтра ли ждать общего вражеского приступа. За две недели обстрела из камнеметов и пращ татары сильно порушили верха стен и воротную вежу. Пожарами, возжигаемыми огненными снарядами, выжгло почти все дома и постройки близ стен внутри града. Правда, основания куртин и валы, поливаемые водой в течение месяца, покрытые почти саженным панцирем льда, были неприступны для ворога.

Яким Влунькович мыслил о том, что у Торжка заметно стало, как вражеская сила поубавилась. Если огромный и хорошо укрепленный Владимир татары брали пять дней, то здесь под невеликим градом встали на две недели. Говорили, что под Владимиром татарской рати было тысяч до тридцати. Здесь же под стенами Торжка многие опытные вои, исчисляя рать ворога, не насчитывали и пятнадцати. Да, научили татары русичей драться насмерть. Все стали понимать, что пощады не обрящеши. Яким окинул взглядом все, что было за его спиной. Несколько тысяч гражан и воев, защищавших Торжок, грелись и спали у костров, разложенных внутри града близ основания стен. Среди них были сотни женщин, Люди спали прямо на соломе, брошенной на снег, на санях, на бревнах, положенных рядком, словом на чем Бог послал. Спали, укутавшись в тулупы, полушубки, армяки. Укрывались от мороза дерюгами, попонами, полстями, тряпьем. Под рукой было оружие: рогатины, секиры, мечи, луки и тулы со стрелами, тяжелые самострелы. Жгли в кострах полуобгорелые бревна, доски, лемех с крыш, все, что смогли спасти от огненной стихии, занимавшейся в течение двух недель десятки, а то и более сотни раз. Но никто не хотел уходить от стен, боясь, что приступ может начаться с часу на час. Почерневшие ликами от дыма пожаров и костров, от почти кровавого, смертного и рабочего пота, сходившего по семь раз на дню, немытые, заросшие бородами, оголодавшие, простуженные, порой обмороженные, раненые стрелами или получившие контузию от удара бревном, «изнемогоша людие в граде». Не один десяток убитых воев и гражан положили новоторжцы за эти две недели в отрытую скудельницу у храма. Все были здесь равны, все пили одну чашу страдания: купцы и ремесленный люд, священники и дьяконы, бояре, гриди, отроки и кмети, свободные смерды, закупы и холопы из окрестных весей. И все, моля Господа, готовились к одному и тому же. Молча, с великим почтением и благодарностью смотрели на весь этот народ вятшие мужи града Торжка. Яким Влунькович, посеревший и исхудавший ликом за эти дни, обратился к Ивану Немиричу, дабы с раннего утра предупредить и поднять дьяконов и священников. И, как начнет светать, сослужить большой молебен с окроплением людей, оружия и стен града святой водой. А потом пройти крестным ходом по внутренней линии стен с пением «неседального» акафиста Пресвятой Богородице. Бог весть, удастся ли когда, еще сослужить такое. Новгородские мужи одобрительно закивали головами. Новоторжский посадник согласился и, оправив меч на поясе, усталой походкой пошел к лестнице, ведущей к спуску со стены. А Яким Влунькович еще раз оглядел воев и народ, гревшихся у костров и подумал, что завтра, скорее всего, он и все эти люди будут драться с ворогом до конца.

* * *

Князь Ярослав Всеволодович, да и все вои Залесской Руси впервые видели, чтобы ворог так страшно пустошил и жег завоеванную землю. Князь узнал, о том, что случилось на Сити, уже близ Можайска. Узнал, потемнел ликом, перекрестился, прочел тихую молитву и утер слезы. Понял, что старшего брата уже нет в живых. Об остальных пока что вестей не было.

Уже верстах в пятидесяти за Можайском все чаще стали попадаться спаленные села и погосты. Ближе к Москве вои стали наталкиваться вдоль дорог на десятки, а потом и сотни занесенных снегом, посеченных, пострелянных стрелами, заледенелых в крови покойников. Среди них были не только мужчины, но и старики, женщины, дети. Москва, ее предградье и окрестности предстали перед Ярославом и его воями страшным, занесенным снегом пепелищем, по которому слонялись одичавшие собаки, да изредка попадался какой-нибудь испуганный оборванец, прятавшийся в окрестных лесах. Среди обвалившихся, сгоревших построек в Кремнике стоял только почерневший от гари белокаменный храм святого Димитрия. Большая часть стен града была нетронута. С напольной стороны под снегом на них и на валу был наморожен лед. Порушены и сожжены были только напольные ворота и примыкавшие к ним прясла стен. Но оставаться на Москве и дня не имело смысла.

Ярослав Всеволодович повел полки к Яузе. По замерзшему ее руслу вышли к волоку. От волока вошли в русло Клязьмы и двинулись на стольный Владимир. Никто не узнавал этих мест. Все окрест на десятки верст было выжжено и обезлюдело. Видно было, что татарская рать прошла на Владимир здесь. Стольного града тоже не узнали. Все врата Нового города были целы. Но прясла стен сильно порушены в четырех местах. Ров там же был завален приметом. Когда князь въехал в город, через не охраняемые никем Золотые ворота, то увидел страшное. Нового города просто не было, ни улиц, ни площадей, ни людей. Вместо всего этого было пепелище. Только закопченные дымом пожаров, высились стены разоренных каменных храмов. Торговые ворота были разбиты. Печерний город сгорел лишь на треть. Более всего разорен и опустошен был княжеский Детинец. Ветчаной город выгорел наполовину. Ясно было и то, что под снегом лежат тысячи покойников, которых, как начнет сходить снег, надо будет сразу же хоронить.

Войска встали в Печернем городе, князь со старшей дружиной в сохранившихся домах близ Детинца. Затопили давно нетопленые печи. На следующее утро велено было отыскать погибшую великокняжескую семью и захоронить ее. Несколько десятков человек из Печернего города, сумевших избежать смерти и полона, возвратившихся домой, рассказывали, что, скорее всего, великая княгиня со снохами и внучатами укрылась в Успенском соборе. Пришлось очищать от остатков пожарища обгоревший, заброшенный и оскверненный Успенский собор, выносить оттуда сотни покойников и предавать их земле. Там в соборе на полатях (хорах) и нашли почти всю убиенную семью князя Юрия. Где же погибли и лежат сыновцы Ярослава: Владимир, Всеволод и Мстислав никто не знал. Удивлялся князь, почему татары ограбили, но не погубили икон, прочего узорочья и красоты Дмитровского собора и собора Воздвиженья Креста, что на Торгу.

Стали посылать за продовольствием и сеном в окрестные села. Но округа была полностью разорена. Тогда решили отправить небольшие отряды за продовольствием в Стародуб, Нижний Новгород, Городец, не тронутые татарами. Послали дозоры к Юрьеву и Переславлю. Во Владимире первым делом князь велел разобрать обвал Торговых ворот, заново сложить и укрепить их. Взялись и за починку Ивановских ворот, где были выломаны створы. Печерний град еще можно было оборонять. Его стены и восстановленные врата могли стать защитой от врага. Воев для этого у князя хватало. Через несколько дней во Владимир стали сходиться беженцы из Боголюбова и окрестных весей, что успели укрыться в лесах на юге и на востоке. На третий день князь Святослав Всеволодович извещал из Юрьева, что чудом уцелел в сече на Сити, с ним была почти и вся его дружина. Пришли известия и из Переславля. Город был разграблен, но не сожжен. Многие переславцы с семьями бежали в Новгородскую землю или в леса за Плещеевым озером. Татары были уже далеко. Одна их рать с огромным полоном уходила на юг, в Рязанскую землю. Другая – взяла Торжок пять дней назад и направилась на Новгород Великий. Эта весть тяжелым камнем легла на плечи князя и всех переславцев. Медлить было нельзя. Срочно был созван совет ближних мужей – воевод и бояр. Все сходились на одном, надо было спасать и свои семьи, и всех беженцев из Залесской Руси, и сам Великий Новгород. Рассуждали так, что если двинуть к Новгороду полки, ко времени дойти они все равно не успеют. Да и маловероятно, что следом удастся победить ворога. Оставалось одно – кланяться в ноги татарскому царю, дарить ему подарки, просить, чтобы взял под свою могучую руку, и обещать от себя верную службу. Говорили, что этого царь и добивался от всех русских князей, и тех, кто вел с ним переговоры, и тех, кто храбро дрался с ним, а затем попадал к нему в полон. Другое решение было смерти подобно. Татары могли возвратиться к Владимиру, а пуще того взять и разорить Новгород. Да! Но кто возьмет на себя великий труд и крест ехать к Батыю и вести переговоры. Вот тогда, тряхнув седой головой, и ударив дланью о колено, вызвался на это дело старый и мудрый Борис Творимирич. И все сразу уразумели, что кому же было еще, как ни ему?

Быстро собрали все серебро, злато и меха, что лежали у князя в обозе с самого Киева. И в тот же День легкий санный обоз в пятеро саней, запряженных четверками лошадей понесся на запад – на Юрьев, Переславль, Тверь, Торжок и далее. В поводу за каждыми санями привязали еще по паре коней. Лошадей князь велел не жалеть. В охрану обоза выделял полсотни переславских комонных кметей. Все, что потребуется посольству по пути, велел брать силой. Передавал и брату князю Святославу, чтобы снабдил посольский обоз и лошадьми и всем, чем может. Отправив посылов, князь стал на молитву и молился в храме Воздвиженья Креста, что на Торгу до самого вечера. Затем вновь принялся за дело.

Через день пришло новое известие. Владыка Ростова Великого Кирилл, возвращаясь из Белоозера, куда бежал, спасаясь от татар, по дороге домой побывал на месте сечи на Сити. Там обрел он тело покойного великого князя Юрия. Но главы его не нашел. Обезглавленное тело привез в Ростов и схоронил во гробе в храме Пресвятой Богородицы. Владыка сообщал, что из Ростова и Ярославля многие поехали на Сить искать тела павших сродников. Князь Ярослав отписал владыке, что благодарит его и просит вновь съездить на место сечи или отправить туда людей, чтобы обрести и главу князя Юрия.

Затем пришло известие из Стародуба. Кланялся старшему брату самый младший – князь Иван. Бежал он из Владимира со своей семьей и малым двором в град Стародуб, что завещал ему их покойный батюшка Всеволод. Великий Бог избавил его отчину от вражеской рати. Иван, кроме поклона, посылал Ярославу Всеволодовичу и небольшой обоз с продовольствием: пшеницей, рожью, ячменем, салом, мороженой говядиной и конопляным маслом. Обещал, как подсохнет весной, быть к его двору во Владимире. Это известие утешило князя Ярослава. Слава тебе, Господи, хоть еще один остался жив. А потом задумался и понял, что пришла пора отдать Ивану наследство, завещанное отцом и так долго удерживаемое покойным; старшим братом Юрием. Тут его мысли остановились на другом брате Святославе. И он велел отписать ему, что ждет его вскоре к своему двору во Владимир.

Следом из Ростова извещала Ярослава Всеволодовича княгиня Мария – жена князя Василька. Со слезами писала, что узнала от самовидцев [140]140
  Самовидец – очевидец.


[Закрыть]– русских полоняников, вырвавшихся из татарского плена, как татары довели русский полон от Сити до Шеренского леса и встали у его опушки станом. Там татарский воевода стал понуждать князя Василька и его людей служить татарскому царю. Но ростовский князь, исполненный храбрости и веры, отвечал ворогам:

– О, глухое царство и скверное! Никако же мене отъ хрестьянския веры отлучите, аще бо и велми въ велицеи беды есмь, се бо ми наведе Богъ грехъ моихь ради. Богу же како ответь дасте, еже есть многи души изгубили бес правды? Их же ради Богъ мучити вас имать въ веце бесконечнемь. Истяжеть бо Господь душа тех, их же есть погубили.

После этого татары дали князю Васильку еще час на раздумье, а всем полоняникам, кто пожелает, предложили вступать в их рать и этим купить себе жизнь. Лишь немногие русичи изъявили желание, и тех отвели в сторону. Князь же Василек молился стоя на коленях о всех христианах, о спасении своих чад Бориса и Глеба, своей жены Марии и отца своего духовного епископа Кирилла. А как истек час, татары обнажили мечи и начали сечь русский полон. Первым отдал Богу душу князь Василек. Большинство ростовских и ярославских воев, оставшихся в живых на Сити, были убиты вслед за князем. Но в общей суматохе семерым смельчакам удалось вырваться из татарских рук и бежать глубоко в лес. Татары не преследовали их далеко, так как не знали леса. Только троих из бежавших ранили стрелами. Однако смерды из окрестных сел, прятавшиеся в лесу, подобрали бежавших воев, обогрели их, накормили и уврачевали их раны.

Мария посылала людей к Шеренскому лесу, но тела князя там не отыскали. Привезли в Ростов на санях лишь тела тридцати девяти мучеников, зарубленных татарами. Но через несколько дней один из смердов приехал на княжий двор в Ростов. Он и рассказал, как его жена, собиравшая хворост в лесу, набрела на меето убийства русских полоняников на краю Шеренского леса. Татары ушли недавно, так как их костры еще догорали, а кровь убиенных еще не успела остыть. Осмотрев десятки покойников, в надежде, что среди них могут быть еще живые, женщина узнала среди них по одеждам убиенного Василька. В испуге прибежала она в то потаенное место в лесу, где прятались крестьянские семьи. Сообщила о увиденном мужу. Ночью тот отправился к месту побоища, а утром привез тело князя. Затем покойного омыли и одели понявицею [141]141
  Понявица – саван.


[Закрыть]. Владыко Кирилл и княгиня Мария сразу же послали за телом князя и через восемь дней привезли его в Ростов. Великий плач стоял на отпевании князя и его похоронах. А положили покойного раба Божьего Василия в том же храме рядом с дядей Юрием.

Все эти известия словно тяжелый крест легли на плечи Ярослава Всеволодовича. Утешало в очередной раз лишь одно, что татарский царь Батый и его воеводы зовут русских князей служить им. Значит, русское посольство во главе с мудрым Творимиричем будет услышано. Тогда татарская рать не пойдет на Новгород, а его семья, как и тысячи русичей будут спасены…

* * *

Поздним мартовским вечером, когда уже почти стемнело, на княжеское Городище под Новгородом пришел небольшой санный обоз и до полусотни комонных воев. Узнав о том, что обоз из Владимира, и сам не поверив в это, князь Александр в окружении малой дружины двинулся к воротной веже Городища. Встревоженные известием, он и Ратмир в окружении трех десятков вооруженных гридей и отроков встречали приезжих у закрытых ворот града. Санный обоз остановился, не доезжая ворот. Дворский князя поднялся наверх воротной вежи и окликнул приезжих. Те отвечали, что прибыли свои – переславцы. Никто сразу не поверил. Но тут через минуту за закрытыми створами ворот князь услышал добрый, знакомый голос Бориса Творимирича. Немедля он велел растворить врата. В свете горящих факелов увидел улыбавшееся лицо старого боярина. Все задрожало в душе у молодого князя от надежды и ожидания. Боярин был в тулупе и хотел уже поклониться, но Александр подбежал к нему, обнял и поцеловал. По всему было видно, что Творимирич привез радостную весть. Сразу же Александр повел боярина в княжеский терем, оставив всех дворовых людей и дружину. Дворский распорядился пропустить обоз внутрь княжеского града и закрыть врата. За князем и боярином последовал только Ратмир. Уже в сенях, а потом в большой палате младшие братья кинулись целовать старого и доброго батюшкиного слугу. Творимирич улыбался, но почти не отвечал на вопросы, которыми осыпали его. Одно лишь отмолвил, что Ярослав Всеволодович жив, здрав, поял великий стол во Владимире и шлет поклон всей своей семье. Затем уже посуровел ликом. Попросил князя остаться с ним с глазу на глаз при свечах. Все молча, но обрадованные известием разошлись. Прокашлявшись и осмотревшись, Борис Творимирич неторопливо, обстоятельно, и немногословно стал рассказывать, что батюшка поручал ему труднейшее дело – посольство к царю Батыю. Услышав это, князь Александр напрягся, глубоко вздохнул и перекрестился. Творимирич продолжал. Он нагнал татар за Торжком только у Игнача Креста – за сто верст от Новгорода. Татарские ратники, что шли в охранении обоза, увидев их, сначала достали луки со стрелами и обнажили сабли. Но потом поняли, что к ним идут посылы, а не враги. Разоружили русских кметей и под большой охраной доставили всех с обозом к самому царю. Уже стемнело, когда русичей привели к большому и круглому царскому шатру. Борис Творимирич и двое детских из переславцев, войдя внутрь, пали перед царем на колени, умоляя царя выслушать их, а не казнить. Через толмача-половца Батый велел послу молвить.