Текст книги "Княжеская школа магии (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Малиновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Гагарин быстро адаптировался, ибо завёл машину в течение минуты. Разобрался со всеми кнопками. Опустил боковое стекло.

– Ну что, поднимай в воздух, Парус, – сказал он.

Лермонтов уставился на меня. Парень ждал команды от учителя, что ещё больше меня порадовало… с точки зрения уважения к старшим.

Я одобрил магию кивком. Мне самому было интересно наблюдать за представлением.

И если с прохождением Петровича и Ракеты через окно я почувствовал приятные колики по всему телу, то от реальных белых парусов над тачкой про́сто охуел, мягко выражаясь.

Лермонтов создал некие энергетические белые паруса, которые светились, как солнечные лучи за кучевыми облаками. Создавалась иллюзия, будто их можно потрогать, хотя…

– А их можно потрогать?

– Белые паруса?

– Да.

– Нет. Они как бы ненастоящие, – ответил мне Лермонтов. – Но выглядят очень красиво, согласны?

– Ещё бы. Это что-то с чем-то! – пришлось крикнуть, потому что поднялся сильный ветер вокруг парусов. Думаю, энергетические паруса и вызвали тот самый ветер. – А ты их как-то направлять будешь?!

– Да! Но только подниму до второго этажа!

Лермонтов медленно поднял руки вверх – тачка поднялась на уровень второго этажа.

– Теперь твоя очередь, Ракета! – крикнул Парус.

Гагарин выглянул через окно, кивнул и медленно начал выруливать к боковой части спортзала, чтобы припарковаться прямо возле той точки, где с внутренней стороны канат, если верить словам Жукова.

Петрович врубил музыку. Группа «Блестящие».

Как раз начался припев: «А я всё летала, но я так и знала, что мечты лишь мало для любви ла-ла-ла. А я всё летала, но я так и знала, что мечты лишь мало ла-ла, ла-ла, лай-ла ла-ла.»

Пушкин начал танцевать, как деревенский алкаш. Чайковский побежал грызть дерево. Гоголян и Федя Топор смеялись с Сани Пушки. Другие наблюдали за летающей машиной. Я же наблюдал вообще за всем. Но внутренне понимал, что сейчас будет пиздец, если кто-то увидит, что́ мы делаем.

Я молился, чтобы не было камер. Как раз о них подумал только сейчас. С другой стороны, у Жукова талант к планам, поэтому он, я надеюсь, предусмотрел этот момент.

Петрович тем временем вылез через люк машины и аккуратно окунул голову в толстые зелёные стёкла, из которых состояли окна спортзала. А потом и всем телом запрыгнул. Видимо, убедился, что канат рядом и можно прыгать.

Как я понял, Петрович может не только проходить через окна, но и опираться на них. То есть мальчишка полностью контролирует этот процесс и может делать всё что угодно.

Через несколько минут Форточник высунул голову через зелёные стёкла и крикнул:

– Парус, опусти машину ниже! Я буду раскачиваться на канате и прыгать с мячом!

– Да пошёл ты в жопу! – крикнул Пушкин Феде Топору.

– Сам туда иди! – пошла ответочка.

Ну как всегда: сто́ит что-то затеять, и тут сразу же начинаются какие-то проблемы.

Вы их не видите?

Объясняю.

Играет громко музыка. Ракета кайфует в тачке. Петрович пытается раскачаться на канате, чтобы выпрыгнуть. Парус медленно опускает машину. Щелкунчик продолжает грызть дерево. Пушкин ругается с Гоголяном и Топором, потому что те ржут над его танцем деревенского алкаша. Федя Топор доводит Пушкина до состояния, когда тот уже готов вызвать Топора на дуэль. Другие наблюдают за машиной, как какие-то наркоманы, ибо вообще не реагируют на крики, споры и громкую музыку.

И вот здесь случается непоправимое: Федя толкает Санька, но тот падает не на землю, а на Лермонтова, а уже потом оба падают на землю. И в этот же момент Петрович прыгает на крышу Пежо 607. Так как контроль над белыми парусами потерян, машина летит вниз… пусть и с полуторного этажа, но этого достаточно, чтобы разбить машину.

Заревела сигнализация.

– Пиздец на хуй блядь! – рванул я к машине… даже забыл схватиться за голову, как это обычно принято у пацанов, чтобы создать актёрскую картину, насколько всё плохо.

Времени не было на такое, ибо Ракета и Петрович в опасности.

– Всё хорошо! – крикнул Гагарин. Парнишка вырубил сигнализацию, а вместе с ней вырубилась и музыка. – Со мной всё в порядке.

– Со мной тоже, – поднял вверх левую руку Пётр Великий, который «лёжа медитировал» на крыше Пежо.

– Фух, сука!.. – вздохнул я.

Подойдя к Топору и Пушкину, я дал обоим леща.

– Дебилы конченые! А если бы с вашими одноклассниками что-то случилось?!

– Так а Гоголян на что?

– Да заебал ты со своим Гоголяном, Санёк! Представь, что его нет. Кроме того, машину он не восстановит.

– Но никто не узнает, что это сделали мы, если никто об этом не расскажет, а мы скроемся раньше, чем кто-то обнаружит эту машину, – встрял Жуков.

Гагарин уже было начал вылеза́ть из тачки, как я сказал:

– Стоять, Ракета. Тачка живая?

– Вполне. Немного помялась, но ездить может… почти. Я так понял, что Вы хотите припарковать её на своё…

– Да, на своё место, – перебил я. – Парус, давай… помоги Ракете. А вы все встали и смотрите! – гаркнул я. – И заберите этого придурка, – указал я на Чайковского, – пока он дерево не повалил на школу.

В этот момент мне самому пришла гениальная идея.

– Пацаны! – крикнул я на эмоциях. – Отмена! То есть нет, не отмена. Парус, давай быстрее поднимай в воздух тачку, а ты, Ракета, паркуй её. Вы же, – обратился я к остальным, – отвалили нахрен отсюда. Щелкунчик! – громко позвал я парня. – Дуй сюда!

Чайковский оставил дерево в покое и быстренько прибежал ко мне.

– Короче, хочешь заслужить право говорить со мной на «Ты»?

– Нет. Я ведь ещё в классе сказал, что мне больше нравится вариант с Хиро Мацумото, а не с Димоном, – озадачил меня Чайковский.

– Ты, блядь, издеваешься?!

– Нет, Хиро Мацумото. Я говорю правду.

– Димон, так ты проверь его через свой талант, – подключился Толстый.

– А ну заткнулись нахрен все! – что-то меня снова прорвало.

Я попытался успокоиться. Глубоко подышал и сказал:

– Так, парни, всё нормально. Я не злюсь. Ты, – указал я на Чайковского, – пиздуешь грызть дерево, чтобы оно упало ровно на тачку. Вы, – указал на Гагарина и Петра Великого, – сваливаете с тачки, как закончите. А вы, – указал я на Топора, Гоголяна и Пушку, – не мешаете Парусу доделать то, что он доделывает. Всем всё ясно?

– Да, – ответили одиннадцать рыл. Парус был занят тачкой.

***

Всё-таки есть в мире справедливость, потому что уже через десять минут мы сидели на газоне школьного стадиона. Дуб упал на машину, а кто-что – никто не знает.

Кстати, это был не тот дуб, на котором кот учёный ходит по цепи кругом. Нет, это был другой дуб, которых росло очень и очень много вокруг школы… чему я рад, признаюсь.

– Камер там точно нет? – спросил я у Жукова.

– Да нет там ничего, Хиро Мацумото. Можете не волноваться. Если бы они там были, то я бы придумал какой-то другой способ воровства мяча.

– Мы не воровали, а одолжили… вот только не предупредили об этом, – улыбнулся я. – Кстати, Петрович, в зале кто-то был?

– Нет. Так ведь погода хорошая, Хиро Мацумото. Какой зал в начале сентября. Все на улице занимаются.

– Что-то не вижу, чтобы кто-то был на улице.

– А это потому, что ни у кого нет уроков уличных сейчас, – выдал Пушкин. Но сделал он это так, будто что-то скрывал.

Я, конечно, не телепат по жизни настоящей, но мелкий что-то затеял. И мне это не нравилось.

– Пушка, ты же помнишь, о чём я с тобой говорил перед столовкой?

– Помню, Хиро Мацумото. – Волосатик задумался. – Постойте, Вы меня в чём-то обвинить хотите?!

– Нет. Проехали. Идём играть в футбол.

– А мы, между прочим, справились до конца четвёртого урока, – подтянулся Химик.

Он как раз шёл шестым, то бишь последним пацаном во втором ряду. И мне сразу пришла мысль, что поделю парней на две команды по шесть человек: первый, второй ряд и третий, четвёртый.

– Итак, пацаны, делимся на две команды! – громко заявил я, отдав мячик Гоголю. – Начиная с Гоголяна и заканчивая Химиком – это команда Красных. От Феди Топора и до Жука – команда Синих.

– Димон, а кто на воротах стои́т? Кто судья? Кто капитан? – начал Толстый.

– Пока что без капитанов играем. Они нам не нужны. Да и судья не нужен. Но раз уж есть я, как неделимое тринадцатое существо, то буду вашим капитаном, то есть этим… судьёй, мать вашу.

– А на воротах?

– На воротах у Красных стоишь ты, Толстый. На воротах у Синих – Форточник.

– А чё я?! – Петрович ударил штангу ногой.

– А чё не ты? Ты у нас великий и могучий. Скоро меня перерастёшь. Тебе только на воротах и стоять.

– Мне нормально, – встрял Толстый. – Я и хотел предложить свою канту… кандура…

– Кандидатуру, – вздохнул Пушкин и сразу же заявил мне: – Вот сейчас не надо, Хиро Мацумото! Я не исправлял, а лишь помог этому дурбало высказаться правильно.

Я посмеялся.

– Всё, ребята, играем. Правила будут по ходу игры меняться, потому что у нас убойный футбол, а не обычный.

– А чего не запрещённый? – спросил Чехословак.

– Потому что в нём участвуют дети и спизженный мячик, а не наркота. Ясно?

– Как ска́жете, Ваше Чувачество! – «занюхнул» Чехов тыльную сторону своей правой ладони.

– Значит, всё-таки спиздили мячик, а не одолжили, – подытожил Жуков.

– Да хватит придираться, пацаны. Ей-богу, вы какие-то пизданутые на всю голову. Хватит, сука, нести бред. Пиздуйте играть и не ебите мозг ни себе, ни мне. Правила, надеюсь, знаете?

Никто не кивнул.

– Ну мы слышали про футбол, Димон.

– И это всё?! Это всё, что ты можешь сказать, Толстый?! – удивился я. – А вы?! Вам же по восемь лет. Что вы делали до этого?

– Много чего, – отозвался Чехословак. – И далеко не самого лучшего. Но в футбол не играли.

– Короче. С командами мы определились. Красные идут налево, а Синие – направо. Толстый и Петрович – вратари. Вы можете ловить и отбивать мяч любой частью тела. Все остальные могут делать то же самое, но только не используя руки. Ведь задача вратаря – ловить мяч. А задача игроков на поле – забить мяч в чужие ворота. Остальных правил пока что нет.

– А если мяч выкатится за эти нарисованные белые узкие дорожки вокруг стадиона? – поинтересовался Чехословак. – Вот лично я знаю, что белую дорожку игнорировать нельзя. С ней необходимо расправиться.

– Чехов, угомонись. Расправляться будешь с мамкой. Сейчас мы играем в футбол. И если мяч выйдет за белые линии, то всё равно продолжаете играть.

– За все́ белые линии?.. или только те, что внутри поля? – спросил Пушкин.

– Просто забудьте про эти линии. Ваша задача – забить мяч в ворота соперника. Всё. Можете на голове хоть нести мяч. Главное – не трогать его руками, а просто вести до ворот противника и бить по мячу так, чтобы он оказался внутри ворот. Вам всё ясно?

– Да! – хором ответили все двенадцать рыл.

– Ну слава богу, – вздохнул я. – Играем пятый и шестой уроки, то бишь до без пятнадцати три. Погнали!

***

Конечно, первый раз вышел не совсем таким, каким его представлял я. Получился, скорее, убогий футбол, нежели убойный. Однако дети старались, поэтому назовём его «убойногим футболом».

И всё же интересный момент был, причём в самом конце.

– Щелкунчик! – махнул я рукой Чайковскому, чтобы тот подбежал ко мне, пока другие были увлечены мячом. Всё равно парень грыз дерево, что росло у самого поля.

Счёт оставался нулевым, а до конца шестого урока примерно десять минут.

– К Вашим услугам, – улыбнулся зубастик.

– Твоя задача – отвлечь вратаря. Видишь? – указал я на Форточника. – Вратарь очень высокий. Забить ему крайне тяжело.

– А почему Толстому никто не забил? – моментально возразил Чайковский, недослушав меня. – Он же маленький. Он же пузатенький. Он же…

– Да завали… сь на травку, полежи пять секунд, а потом беги к Петровичу, – исправился я, чему сам рад, ведь не использовал мат. – Тебе нужно его как-то отвлечь, чтобы Саня Пушка и Гоголян забили ему хотя бы один гол. И тогда вы победите, понимаешь?

– Всё сделаю, Хиро Мацумото. – И Щелкунчик побежал к Петру Великому.

– Пушка! Гоголян! – крикнул я. – Отобрали мяч и напали на Петровича!

В данный момент мяч был у Чехословака, который бежал к воротам Толстого. Парень так занюхнул мяч, что он держался у него на лице. С точки зрения правил настоящего футбола – это полное ай-яй-яй. Но с нашей точки зрения – это бесподобно. Это настоящий, мать его, талант.

Однако одного таланта маловато. Здесь ещё опыт нужен… да и мозги не помешают. А Чехословак их пронюхал, как мне кажется. Потому что парень, не добежав до Толстого, отдал мяч Гоголяну, который так и сказал: «Чехословак, дай мяч».

Пушкин и Гоголь, уже с мячом, побежали к воротам Петровича.

Чтобы помочь и команде Синих, я подсказал Чехову напасть на Гоголяна и отобрать мячик, ведь Гоголян и Пушкин в команде Красных. Но парень не особо понял, что́ я от него хотел. Видимо, он и вовсе забыл, кто такие Синие, а кто такие Красные.

Но ведь я всё это начал рассказывать не из-за Чехословака или Гоголяна с Пушкиным. Нет. Нас всё ещё интересовал Щелкунчик, ведь у него особое задание – отвлечь Петровича. Но вот отвлёк он его весьма необычным способом.

Если коротко, то парень перегрыз две штанги. Ворота «подкосились» и перекладина с более высокой скоростью ударила Петровича по затылку благодаря натянутой сетке. Вот как-то так.

Петрович отправился в «затылочный нокаут». Пушкин забил первый свой гол, а в целом – был забит вообще первый гол за два урока. Ну а радостный Щелкунчик прибежал ко мне, чтобы поделиться хорошими новостями.

– Классно я ему перекладиной уебал?! – Что сказать, Чайковский одним вопросом умудрился достать из глубин моей памяти фразу: «Дети впитывают всё, как губка».

Пришлось остановить парня:

– Чайковский, не матерись. Это только я́ могу делать… и то не всегда.

– Но ведь классно же уебал, да?

Понимая, что так просто теперь не избавить его от матерных слов, мне пришлось согласиться и пошутить в ответ:

– Надеюсь, Форточник не потеряет свой дар. Но больше так не делай, хорошо?

– Постараюсь. – И Щелкунчик побежал к своим.

Вот такими вот общими усилиями мы смогли забить первый гол за два урока. Если бы не этот последний момент, то футбол действительно был бы убогим.

Однако красота требует жертв, поэтому кто-то всегда страдает. Приятно, что у нас есть Гоголян, который может помочь Петровичу, чем, собственно, Гоголь и занялся.

И если с Форточником всё было хорошо и парень очень быстро оклемался, то вот лично меня ждал новый сюрприз. Это касалось не футбола, а грёбаной тачки, благодаря которой мы раздобыли мяч. И пришлось мне с этим разбираться уже в кабинете директора.

Глава 5. Вот это поворот

А ведь всё так красиво начиналось. Но да ладно.

К Владимиру Владимировичу меня отправили красные кардиганы с топорами-молниями.

Именно в такие моменты ты думаешь: «Почему я отправился в школу через главный вход?»

Но ведь как иначе?

Кроме того, в коридорах камеры. А мне бы пришло́сь идти по коридору. Так что я бы всё равно оказался в кабинете директора.

– Разбилась моя машинка, Хиро, – как-то странно посмотрел на меня Владимир Владимирович.

Я же молчал. Мне вообще не давалась речь, ибо все мысли были заняты эшафотом и возможными выдумками, как меня завтра казнят.

С другой стороны, почему меня должны казнить, если это сделал не я?

Камер-то не было.

Или были?!

Может, дети меня решили подставить?

– Ну? Ты будешь и дальше молчать или ответишь?! – громко повторил директор.

Видимо, я всё прослушал.

– Извините. Можете высказать прямо обо всём том, что думаете по этому поводу? – вот так вот озадаченно спросил я.

– Не понял. Ты хочешь, чтобы я повторил? Может, ты не совсем понял, что́ я от тебя хочу, Мацумото?!

– Нет-нет, я всё понял. Просто я всегда уточняю. То есть я прошу высказать мне в лицо всё то, что Вы хотите высказать, чтобы и я, и Вы точно понимали, что мы друг друга понимаем. Понимаете?

– Понимаю, – улыбнулся Владимир Владимирович. – Хоть я и не приветствую тавтологию, но ты мне нравишься. Вы, япошки, очень интересные существа. Иногда есть желание проучить вас за то, что вы такими родились. А иногда восхищаешься вашими технологиями. Только ты не подумай, я не из тех, кто ненавидит. Я, скорее, из тех, у кого свои взгляды на жизнь. В общем, ты меня сбил. Я ведь хотел повторить. Ну так вот, я говорю, что на мою машину упало дерево – дуб, который стоял несколько сотен лет и ничего ему не мешало там стоять… как и другим дубам, которые продолжают расти. Но вот сегодня один из них упал. И упал на мою рабочую машину. Это твои́ ученики сделали?

– Вы хотите знать правду, так? – не знал я, как потянуть время, ибо вообще не знал, что отвечать. На меня нахлынуло волнение, которое мешало сосредоточиться и выдать какую-то гениальную идею. Ещё голос шатался, как какой-то алкаш. Спалил меня, как только я попытался открыть рот.

Однако пришло спасение, потому что директор княжеской школы магии сам подсказал мне, за что можно зацепиться:

– Я хочу знать, твои ученики это сделали или не твои? Но сразу хочу предупредить, что лгать мне не нужно. Дорога к отрубленной голове лежит по большей части через измены и враньё в моё прекрасное лицо.

– Я Вам и не собирался врать.

– Вот и славно, Хиро. Ведь дерево покусали… в прямом смысле слова. А у меня только один мальчишка в голове крутится…

– У меня тоже, Владимир Владимирович. – Я проглотил слюну. Директор не продолжал, поэтому пришлось рискнуть и назвать имя Щелкунчика: – Чайковский обожает грызть деревья. – Увидев одобрительный смех, я продолжил развивать мысль: – Дело в том, что я думал, мол, всё будет очень просто для меня. Но оказалось, что всё не так просто. Конечно, Вам это я не должен рассказывать, ведь прекрасно помню Ваши слова, что все проблемы учителя решают сами, равно как и ученики. Никто не приходит к Вам и не жалуется. И я не жалуюсь. Мне лишь хотелось сказать, что я допустил ошибку. Этого, надеюсь, больше не повторится.

– А что не так? – заинтересовала директора моя речь, в которой я и сам не понял половины. Видимо, поэтому и заинтересовала, что Владимир Владимирович сам нихрена не понял, но не мог об этом прямо сказать, чтобы не выглядеть тупым в моих глазах.

– Я с классом справляюсь. Всё у нас хорошо. Но у каждого ребёнка свой дар. И у Чайковского – дар к грызунству, ну или как там правильно. В общем, Вы меня поняли. Так вот, Чайковский, а дети его называют Щелкунчиком, отщелкунил дерево, пока я пытался контролировать других детей. Ну и так звёзды совпали, что дерево упало на Вашу машину. И мне очень стыдно за этот момент. Можете вычесть деньги из моей зарплаты, – сразу поставил я директора перед выбором, где нет слова «эшафот».

– А ты мне нравишься… вот после этих слов вообще тебя зауважал, – посмеялся директор, похлопав меня по шее. – Молодчина, малыш. Так держать. Думаю, сто́ит наказать Чайковского. Но сделать это так, чтобы меня в этот процесс не вовлекал никто. Ты понимаешь, к чему я клоню?

– Думаю, что да, сэр… то есть Владимир Владимирович. Но что конкретно Вы бы хотели, чтобы я сделал? – уточнил я, чтобы точно знать намерения директора княжеской школы магии. Может, этот пенсионер захочет чего-то необычного. А мне потом страдай из-за этого.

Тогда проще будет уже сейчас думать над тем, как свалить из Петровки, ведь и в первом, и во втором случае меня ждёт казнь. Уверен, что у Чайковского есть родители. И родители очень богатые. И никто не захочет, чтобы их дети страдали из-за какого-то там учителя.

– Не знаю, сам придумай. Но твой ученик должен запомнить, что разбивать чужие машины – нельзя! Ты понял?!

– Да, Владимир Владимирович! Займусь проработкой плана прямо сейчас… сегодня… вечером. Чтобы уже завтра отомстить негоднику.

– Но не забываем про наше с тобой правило…

– В пределах разумного, – перебил я. – Всё помню, Владимир Владимирович.

После этих слов стало ясно, что убивать или даже ломать руки-ноги мальчишке не нужно. Достаточно дать подзатыльник и объяснить, что грызть деревья нельзя. Хотя и это не так просто, ведь все мы знаем, что именно я́ приказал догрызть дуб, чтобы он упал прямо на Пежо 607.

Зазвонил телефон.

– Вот и славно, Хиро, – закончил директор со мной и «перешёл» к телефону: – Алё! Да! Да, хотел. Смотри, мне нужно, чтобы ты заказала новые камеры. Закажи много. Пусть установят в слепых зонах. Нет. Ты дура?! – крикнул директор на кого-то, видимо, на секретаршу. – Обязательно установи та́м, где моя рабочая машина стои́т… стояла. Какая тебе разница. Раньше не нужны были. А теперь нужны. Я знаю. Помню. Да, говорила. И что? Ой, пошла на хуй! Извини, – обратился директор уже ко мне, бросив трубку. – Обычно я не матерюсь. И тебе не советую материться при мне. Этого вообще нельзя делать в школе. Надеюсь, ты с детьми говоришь… хотя чего я спрашиваю. У нас ни один учитель не использовал мат при детях. Но всё равно предупрежу, что если услышу мат, то пеняй на себя.

– Я всё понял, Владимир Владимирович, – попытался выдавить естественную улыбку.

Чтобы сменить обстановку, я спросил немного о друго́м – том, что интересовало уже именно меня. Мне хотелось знать: знали ли дети, что эта тачка была тачкой директора? И вот ответ Владимира Владимировича меня не обрадовал.

– Ну конечно знают. Они всё прекрасно знают. И видели её не раз. Каждый день приезжаю на ней… приезжал, во всяком случае.

Охренеть. Эти мелкие пиздюки всё-таки знали про тачку. И ведь, сука, специально заставили меня пойти на это. Уверен, все́ двенадцать рыл в этом замешаны. Даже Толстый, который якобы заслужил право говорить со мной на равных, не намекнул мне. Значит, реально все́ замешаны в этом.

Нет, я, конечно, тоже хорош – решил стырить мяч, используя чужую тачку.

И теперь не оправдаешься, что, мол, хотел посмотреть в деле сверхспособности своих учеников. Хотя так и было. Можете верить, а можете идти на хрен. Я доказывать ничего не буду.

Но факт остаётся фактом. Я тупо обосрался перед детьми. То есть эти спиногрызы провели меня. А я, как лох педальный, поверил, что детишки хорошенькие.

Ну, сука, с завтрашнего дня у меня будет с ними война.

Я этого не хотел. Но эти твари, видимо, другого мнения.

Но вот как с ними справиться, если они имеют какие-то сверхспособности, а я нет?

Вот с этим тоже нужно разбираться. А пока что надо решить вопрос с жильём, ведь я же должен где-то жить.

Однако этот вопрос я не смог задать прямо сейчас, поскольку директор задал свой:

– Меня интересует ещё одна деталь: почему подушек безопасности нет? Почему в моём Пежо нет подушек безопасности? Кто их вырезал?

– Вот с этим я Вам точно не помогу… сейчас, – добавил я, а сам начал думать, как продолжить. – Но вот завтра… завтра я постараюсь вытрясти информацию из своих учеников. Если Вы говорите, что подушек нет, значит, их кто-то украл до того, как упало дерево. Но вот кто их украл?

– Это я у тебя́ спрашиваю, Капитан Очевидность. – Директор вздохнул. – Ладно, даю тебе время до завтрашнего дня. Расскажешь мне, как и кто забрал подушки безопасности.

Мне можно было идти, но вопрос с жильём не был решён. Он даже не был начат. Поэтому пришлось начать… но не с него.

– А я ведь…

– Что?

– Хотел журнал попросить. То есть хотел спросить: не знаете ли Вы, где настоящий журнал моих учеников?

Владимир Владимирович, ещё до окончания моего вопроса, достал то, что мне особо и не нужно было. Однако я лучше себя чувствовал, когда говорил о чём-то и в какой-то момент подводил к тому, зачем вообще всё это начал.

– Держи, – бросил директор журнал на стол. – Я и забыл, что он здесь остался. Прошлый-то учитель подставил меня… заставил искать нового учителя. Вот и журнал остался здесь. – Владимир Владимирович над чем-то задумался. – А как ты познакомился с детьми без журнала?.. мне просто интересно, как?

– Свои секреты не выдаю, – улыбнулся я. – Но всё в пределах допустимого, Владимир Владимирович… то есть разумного.

– Это хорошо. Кстати, совсем забыл. Тут случился небольшой инцидент. Твои вещи по ошибке отправили в Москву. Кто-то не проследил за этим. А ведь я просил, чтобы закинули их в твой дом.

– Мой дом?!

– Ну да. Ты ведь теперь живёшь в Петровке. У тебя есть свой дом, за который платит школа. Вот ключ… – начал рыться директор в кармане. – Сука, подожди… то есть не сука… Это я не тебе, Хиро. Сейчас. – И мужик позвонил кому-то.

– Да не торопитесь, Владимир Владимирович. Я могу и подождать.

Сам я с облегчением вздохнул, ведь нюанс с жильём решился и без моего вопроса, к которому я вёл. Ещё и вещи какие-то по ошибке увезли, хотя я и вовсе забыл, что тот Хиро, в теле которого я сейчас, приехал с вещами.

– Алё. Где ключ пацана? А, точно! Ну всё, пока. – Директор положил трубку и начал рыться в столе. – Ты прости. Я ведь уже говорил, что не люблю мат. Но и разговаривать не люблю, как быдло. Однако есть люди, с которыми говорю именно так. С тобой же общение будет деловым, ведь мы в княжеской школе магии, а не в баре. Хотя и в баре я бы говорил с тобой по-деловому. А вот он, нашёл! – обрадовался мужик. – Лови. – И директор кинул мне золотой ключ.

– Ого. Золотой?!

– А других у нас и нет. Ты только сильно не удивляйся, а то ещё откинешь… прости, впадёшь в шоковое состояние, когда увидишь свой дом. Тебе школа нравится?

– Ну да.

– Отлично. Интерьер твоего дома примерно такой же. Так что ступай… хорошо отдохни. А завтра приходи с новыми силами. «Объяснишь» Чайковскому, что грызть деревья – это плохо.

– А что с моими вещами?.. которые в Москву отправили?

– Их тебе вернут… скорее всего. Но я бы не рассчитывал на это. А с документами решим вопрос чуть позже. Ты всё равно ближайший месяц будешь здесь, чтобы я точно мог убедиться, что тебе можно доверять и дети в безопасности с тобой. То есть они слушаются тебя. Понимаешь, Хиро?

– Всё понимаю, – поклонился я. – Ещё раз спасибо за машину. Как уже говорил выше, можете вычесть из моей…

– Ах да, зарплата! Хорошо, что напомнил.

Директор подошёл к картине.

Угадайте, что за ней?

Конечно же, сейф.

Мужик ввёл какую-то простую комбинацию из четырёх чисел, судя по однотонным звукам. Не удивлюсь, если это четыре нуля или четыре единицы. Может, четыре шестёрки.

Но это не так важно, как то, что он достал оттуда.

– Это мне?! – слегка удивился я, когда Владимир Владимирович кинул две пачки новеньких пятитысячных купюр.

– Ну а кому, Хиро. Ты же учитель как-никак. И тебе положена зарплата. А так как ты учишь не самый лучший класс, то миллион рублей в месяц, думаю, отличная компенсация за моральный и физический ущерб, который может возникнуть. В твоём случае, может, и не возникнет. Хотя ты уже посчитал, что он возник.

– А разве ЗП дают… а разве зарплату дают не в конце́ месяца?

– В конце, – подтвердил директор. – Иногда даже в начале следующего месяца. Но в твоём положении, когда, можно сказать, по моей вине твои вещи оказались в Москве, я даю ЗП, как ты говоришь, прямо сейчас. Кроме того, в доме нет компьютера, телефона, одежды, еды и тому подобного. Разве что только большой телевизор, диван, кровать, кухня и ещё несколько мелочей. Так что прямо сейчас можешь походить по магазинам. Купить всё, что пожелаешь. Ознакомиться с Петровкой. – Снова зазвонил телефон. – В общем, иди, – махнул директор рукой, мол, я занят, так что вали нахрен отсюда. – Завтра увидимся. Алло. Да, Дмитрий Анатольевич. Спасибо. И вас тоже.

Я не стал уже перебивать и спрашивать, где именно мой дом. Хорошо, что хоть так отделался. Уже с золотым ключом от дома и миллионом в руках можно найти тот самый дом. Спрошу у прохожих, где живут учителя.

– Минуточку, Дмитрий Анатольевич. – Владимир Владимирович обратился ко мне шёпотом, когда я вот-вот уже собирался выйти из его кабинета: – Отнеси ёршик в туалет. – И директор продолжил разговор с какой-то шишкой, по всей видимости.

Я же забрал стыренный мной золотой ёршик, который до сих пор лежал у мужика, и направился в туалет. Мысли про то, чтобы его снова скомуниздить, пока что не посещали мою голову. И это прекрасно. Я бы даже сказал, что это новое достижение с моей стороны.

Не знаю, может, у вас как-то иначе работает мозг, но лично мой стремится спиздить что-то ценное, если есть большая вероятность именно безопа́сной «операции». Конечно, я этого почти никогда не делаю, но мы говорим про мысли, а не действия.

Но вернёмся к сортиру, куда я пришёл и благополучно вернул ёршик. Мне посчастливилось снова запереться в бархатной изумрудной кабинке, потому что в гости пожаловали Гоголян и Саня Пушка. Прямо дежавю какое-то.

– АйКатюша, активируй воду, – сказал Гоголь.

– Охренел вконец этот Димон! – начал Пушкин. Волосатик решил высказаться, пока меня якобы нет рядом. – Ещё заставляет нас говорить с ним на «Вы». Но самое неприятное, что он матерится. Ох, если бы узнал об этом Владимир Владимирович…

– Думаю, наш учитель сейчас отгребёт за машину директора.

– Да ничего он не отгребёт, Гоголян. Наш директор Дмитрию Анатольевичу позвони́т и всё уладит. Выделят ему новую машину. Уверен, что наш учитель придумает что-то, директор ему поверит, и все разойдутся.

– Ты думаешь, что Хиро Мацумото свалит всё на Щелкунчика? Не спеши, Саня. Когда Владимир Владимирович узнает, что у него нет подушек безопасности, то наш учитель быстренько получит…

– Да не получит он! – эмоционально перебил Пушкин. – Успокойся. Нужно придумать что-то другое. Было бы классно, если бы в классах были камеры и директор всё видел и слышал. Но этого, увы, нет.

– Так а чего ты не записал на диктофон его мат?!

– А ты́ чего не записал?!

– Не ори на меня! – с некой злостью отреагировал Гоголян. – Тебе надо, вот ты и записывай.

– Ах, значит, это мне надо, да?! То есть ты тут у нас не при делах?

– При делах. Но мы сейчас говорим про тебя. Ты хотел записать, вот и надо было записывать, а не орать на меня в туалете, будто это я виноват.

– Ладно, извини, Гоголян. Может, ты и прав. Я просто рассердился, когда этот дурачок швырнул меня в окно. А самое неприятное, что я не могу пожаловаться Владимиру Владимировичу.

– Вот именно, что не можешь. То есть так просто ты не зайдёшь и не скажешь, что Хиро Мацумото матерится и выбрасывает тебя в окно. Поэтому надо что-то придумать другое. Мы должны его наказать завтра. И сделать это должны мы сами. Никто нам в этом не поможет.

– Ты прав. Сейчас только цепь смажу, чтобы котяра поскользнулся, а потом ко мне домой. Будем думать, как нам завтра отомстить ему.

– Саня, я не могу сейчас. То есть с цепью я тебе, конечно, помогу. Но обсуждать план пока что не буду. Мама поссорилась с папой, поэтому сейчас будет воскрешать мою бабушку, ну, свою маму.

– Зачем?

– Чтобы она снова жила в доме с нами. Папа ведь её недолюбливает, как и она его. И они будут снова ругаться, пока папа не убьёт бабушку.

– Тёща.

– Что?

– Я говорю, что он хочет убить тёщу.

– А, ну да. Но я это к тому, что сегодня никак. У мамы больше опыта и она специально ждёт меня со школы, чтобы показать мне, как будет воскрешать бабушку.