Текст книги "Меч с камнем. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Гадышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 9

Дней через пять после нашего разговора Рэм прилетел во дворец, разыскал меня и сообщил, что снял квартиру и нашёл нормальную, не требующую особой квалификации работу. Теперь я поселился один в двух прекрасных по моим неискушённым меркам комнатах в самом центре Капуа, неподалеку от Первого флаеродрома. Аренда квартиры стоила недорого – из-за близости воздушного порта здесь было шумновато, да и весь дом когда-то строился исключительно для сдачи внаём, потому платить надо было не конкретному хозяину, а на счёт небольшой компании.

Рэм изредка наведывался, в такие вечера мы обычно около часа обсуждали местные новости, после чего он улетал – постоянно занятый человек, не только как регент огромного государства, но и как готовящийся к бракосочетанию. Я же постепенно втягивался в простую жизнь Империального Союза, в основном благодаря работе, а также глубоким переменам, произошедшим в душе и во взглядах на окружающий мир. Здесь, даже страдая от ностальгии и почти утраченной безответной, едва начавшейся любви, практически без знакомых и тем более, без родственников, ты всё равно не теряешь вкуса к жизни и к тем радостям, которые она даёт.

В самом деле, когда идёшь по улице с мрачнейшим видом и отвратительным настроением, и совершенно незнакомый человек вдруг останавливает тебя, справляется, всё ли в порядке и приглашает в бар на бокальчик «серви», как-то невольно проникаешься уважением к обществу, воспитавшему такого человека. А виды! Эти завораживающие душу чудеса техно-архитектуры, эти потоки полулетающих автомобилей, одинаково изысканные в отделке и в то же время совершенно разные станции Капуанского подземного транспорта, великолепные шоу с участием суперзвёзд столицы и страны, сотрясающие город чуть ли не каждый день. И, пожалуй, самое главное – простые жители, населяющие столицу. Множество весёлых, счастливых, смеющихся лиц на улицах, красивые, очень изящные и женственные женщины и стройные, подтянутые, спортивные мужчины. Ходи, куда хочешь, делай, что хочешь, только не преступай закон и этические нормы, возведенные чуть ли не в ранг неписаного закона, но за этим строго следят полиция и Служба Эстетики. В Союзе нет нищих и безработных, несмотря на типа капиталистический строй. Человек, лишившийся работы и средств к существованию, всегда может пойти в государственные учреждения, «решающие проблемы». Там его обеспечат всем необходимым и дадут работу или переучат на другую специальность. Не бесплатно, но, продавая труд, любой может жить достойно. Если же некто принципиально не хочет трудиться, не обеспечивает себя и идёт ко дну в плане морали, его обычно изолируют и принудительно лечат. Я говорю про «принципиальных бомжей», появившихся в бывшем СССР позже, к середине девяностых. Здесь это физически невозможно, хотя климат позволяет жить прямо на улице – вечная поздняя весна с колебаниями температуры в районе двадцати двух – двадцати пяти градусов, никаких дождей (во всех крупных городах) и снега, никакой жары. Даже облака «строем ходят», их маршруты давно изучены, всем известны, и практически не меняются тысячелетиями. Высочайшая технология, ага.

Образ идеальной жизни здесь, принимаемый абсолютным большинством населения – отработал положенное время, собрался с семьёй, с женой, с друзьями, в зависимости от настроения, и – в театр, в концертный зал, в кино, в игорный дом, в зависимости от увлечений. Просто, но со вкусом. Беда только в том, что мне и пойти куда-нибудь было не с кем, а одному всё быстро надоедает. Родственников, сами понимаете, нет, «друзья» – верхушка администрации, вечно занятая и, конечно, с собственными интересами.

Работал я оператором – контролёром на небольшом заводике, который находился на окраине города, в зоне промышленных предприятий, и выпускал пищевые полуфабрикаты в пакетах – лепёшки, похожие на блины или больше на лаваш, в которые заворачивалось несколько видов начинки. Не ахти, какая романтика, конечно, но зато было дело на каждый день, постоянный доход, самостоятельное проживание, да и столица стала ближе и понятнее.

На заводике работало в непрерывном цикле четыре автоматические линии, каждая из которых производила свой вид продукции, везде царили чистота и порядок, силовые поля предохраняли открытые части линий от крыс, этих извечных спутников человечества, которых немало было и в подземном мире. Самих крыс регулярно изводили, и они были не такие наглые, но иногда можно было встретить следы их деятельности. Вместе со мной трудились ещё четыре человека: наладчик-программист электронного оборудования, хозяин завода – мелкий предприниматель, подчиняющийся крупной фирме «Гранд», которая была основным заказчиком продукции, и ведущий все коммерческие дела, и водитель грузовика с сыном – экспедитором, они же и закупщики сырья на плантациях и фермах. Предыдущий оператор, место которого занял я, был пожилым человеком и по возрасту ушёл на пенсию. Работали коллективно, всегда помогая друг другу при большой нагрузке, кроме, конечно, программиста из-за его специфики. И то иногда экспедитор что-то с ним обстряпывал на консолях.

Завод приносил в среднем около сорока тысяч реалов в месяц чистой прибыли, без учёта того, что уходило в совет «Гранда», налогов, наших зарплат и затрат на сырьё. Естественно, это было очень выгодно и хозяину и нам. Работали так: три месяца подряд вкалываем, выпуская максимум продукции, затем в короткий срок, пять-десять дней, продаём оптом все, что успели произвести, выручая кругленькие суммы. Иногда перепадали посторонние мелкие заказы, их обычно искали хозяин и водитель. Зарплата – четыреста «ре» в месяц, в день дележа прибыли перепадает обычно чуть больше тысячи, на еду, аренду квартиры и прочие расходы уходит около ста, остальные – хоть стены оклеивай.

Впрочем, система отъёма лишних денег у населения здесь функционировала на твёрдую пятёрку, но без откровенного жульничества, за это ловили и сажали. Редко ловили, нынче, после Реконструкции, мошенник как-то повывелся. Да и раньше их немного было, народ Союзный всё же предпочитает работать честно, а не придумывать всякие «схемы».

Играть на деньги я сразу же раздумал, природа не наградила меня азартом, оптимизмом и повышенной удачей, зато преобладал дух накопительства, как у любого нормального советского человека не из блатных. Копить же просто так, без цели, тоже не хотелось, и я решил купить флаер, стал откладывать на него, так как давно уже мечтал приобрести образчик здешних технологий.

Летательные аппараты, в зависимости от оснащения и торговой марки, стоили от пяти тысяч реалов. Автомобили, также различающиеся по производителю и оснащению, и притом ещё на колёсные и смешанные, стоили дешевле, но мне хотелось летать. Чисто летающие авто не делали, это уже флаер, но ездить на антигравитаторе, постоянно контролируя тягу двигателей, даже на остановках, не пользуясь колёсами иначе, чем для длительной стоянки, считалось особым шиком. Да, моя возлюбленная, получается, шиковала. Статус, все дела.

Как-то вечером, вернувшись с работы, я сидел в своем любимом светло-зелёном бархатном кресле в гордом (а если честно, в изрядно надоевшем) одиночестве и смотрел телевизор. Шла презентация и показ дебютного фильма какого-то режиссера, только что закончившего академию, и, судя по тому, что его допустили в общий эфир, подающего большие надежды, а после – программа новостей. Сначала, как водится, краткий обзор для тех, кому смотреть всё остальное некогда, а потом – подробности. Я бы выключил, конечно, и пошёл спать, если бы в кратком обзоре не промелькнуло знакомое имя. Больше из чувства ревнивой злости, чем из отвлечённого интереса, я решился досмотреть всё до конца. Это был довольно обычный вечерний выпуск ведущего македонианского телеканала «Звезда», – сначала Внешние новости о происходящем в пока ещё СССР и других странах поверхности, затем о событиях в Империальном Союзе, и под конец – светская хроника. Именно её я и дожидался. Раздел был полностью посвящен моей давешней знакомой – Эллии Лесской. «Бедолага, репортеры её, небось, совсем замучили», – подумал я.

– Мы ведём наш репортаж из загородной резиденции небезызвестной модели и телеведущей Эллии Лесской, – вещал приятный голос журналистки, – не далее, как вчера нам стало известно о том, что помолвка с Алефом Себовилем, молодым тевтонским спортсменом, была расторгнута, причем Эллии пришлось заплатить несколько неустоек по брачным договорам общей суммой около ста тысяч реалов. Никто из нас не знает, чем вызван столь неожиданный разрыв… – и так далее, и тому подобное. Раздули целую историю.

Саму Эллию показали всего пару раз мельком, насколько я понял, она закрылась в доме, и к репортёрам не выходила. Я выключил телевизор и встал с кресла. Сердце бешено колотилось в груди, подскакивая к горлу и отчаянно пытаясь выпрыгнуть наружу. Даже появилась робкая надежда – может быть, это она из-за меня?

– Ну конечно, ты ей понравился! – заорал я во всё горло, благо стенки квартиры звука не пропускали, и соседи прибежать не могли.

Это немного помогло душе, зато запершило в горле. «Так совсем крыша съедет», – подумал я, – «от одиночества». Нет, так дело не пойдет, надо что-то предпринимать, и как можно быстрее. Слетать, узнать, как там Саня? Да нет, зачем? Всё равно дело ограничится пустыми разговорами, как с регентом, например, ну, возобновится дружба, но на этом и всё. Он живёт в Тулузе, той самой, работает там же, сюда, ко мне поближе, вряд ли захочет перебраться, это долгий и нудный процесс, – при постоянном доходе всякий нужный и ненужный хлам в квартире скапливается как по волшебству, по себе знаю. А мать… И тут в голову стукнула мысль: «Боже, а ведь мама-то на поверхности, небось, с ума сходит!» То есть, раньше я думал об этом, но как о неизбежном зле, зато теперь, в свете одиночества и начинающихся проблем… А ведь было бы неплохо забрать её оттуда, раз уж мне туда путь заказан. Только вот как? Как проникнуть на поверхность через гигантскую пещеру, через все опасности, связанные с этим, одному, тайно, в предельно короткий срок? Как обойти системы слежения Союза, если они имеются, конечно? Хм, я же откладываю на флаер!

Я подошёл к домашнему компьютерному терминалу, дал команду связаться со своим счётом в банке и просмотреть его. На экране появился отчёт обо всех последних операциях со вкладом, и в графе «Итоговая сумма» стояла неплохая цифра, две тысячи «ре» с копейками, то бишь, с миллинами. Реал – довольно крупная сумма, приблизительно равен советской красненькой десятке, потому делится не на сотню копеек, а на тысячу миллинов. Каждый из них, получается, равен советской копейке.

И не ожидал, честно говоря, что уже столько скопилось, но, впрочем, месяцы здесь короче, чем земные, плюс банковский процент капает, поэтому особо удивляться нечему. Сегодня по земному календарю шестое октября, и я тут уже полтора земных или два местных месяца. До полной стоимости флаера оставалось три тысячи реалов, четыре-пять месяцев работы, включая один большой делёж прибыли, один я уже прихватил, и хотя полностью срок не отработал, хозяин не обидел. За пять месяцев я – готовый кандидат в психушку. Деньги надо доставать, и срочно. Занять, что ли, у кого-нибудь? Но у кого? Император или регент сразу заподозрят что-то неладное, у них чутьё на это, на Селену тоже вряд ли можно рассчитывать, как и на Эллию. Эллия… Память моментально нарисовала её нежный образ перед моими глазами. Божественная Эллия… Я люблю тебя, красавица!.. Встряхнул головой, отгоняя воспоминания и сладостные мысли и возвращаясь к реальности. Хозяин завода вряд ли даст денег в долг, по слухам, он взял кредит и строит дорогущую виллу за городом. Другие же работники – простые, честные, добропорядочные македониане, тратят на отдых и семью всё до последнего миллина. Что ж, остался один Саня. Как раз будет повод съездить к нему, товарищ по несчастью наверняка поможет, а может, и составит в очередной раз компанию одиночке – авантюристу.

Подумано – сделано. Погожим воскресным деньком (а какой из дней здесь не погожий?) я отправился на флаеродром, купил билет на пассажирский рейс до Тулузы и долетел с комфортом и в компании симпатичных стюардесс. В городе я обратился в справочную службу, выяснить адрес Сани. Он проживал под эквивалентом своего имени Алеф Лемарк, благо, компьютер достаточно хорошо знал македонианский, чтобы проконсультировать в местной дурной привычке переводить имена и фамилии на свой манер. Да, его фамилия получилась нестандартная, не на «-виль».

Саша жил в многоэтажке, из тех, что вмещают несколько тысяч квартир, гаражи, лифты, ангары и посадочные площадки для флаеров, собственные системы пожаротушения и вентиляции и так далее, настоящий городок внутри большого города, поднимающийся на головокружительную высоту над землей и опускающийся на несколько десятков метров вниз. Такие дома обычно имели квадратную форму с «дыркой» – двором в центре, куда до самого дна подземных уровней проникал солнечный, то есть, тьфу, небесный свет. Дворик пользовался популярностью местной детворы и их родителей – полностью закрытая от любого движения, безопасная площадка, на которой разбивали парк, делали фонтан или два, ставили лавочки и детские горки. Весь этаж на уровне двора обычно сдавался под мелкие магазинчики и кафе, иногда там даже бывал детский сад, хотя обычно их строили отдельно на поверхности. Полёты над такими домами не разрешались, кроме присутствующих на крыше стоянок флаеров, но на всякий случай «дырка» закрывалась особо прочным стеклом, которое могло выдержать падение воздушной машины. Подобный случай Союзу был известен всего один, очень давно, тогда обошлось без жертв, но безопасность внутренних двориков зданий-гигантов обеспечивалась серьёзная до сих пор.

Нужный сектор и коридор я нашёл быстро, ходил как-то к нашим водителям, по долгу службы, они в таком же доме живут, минут десять шёл по коридору, рассматривая двери и, наконец, обнаружил искомую. Дверь как дверь, обита коричневым кожзаменителем, таких и в Советском Союзе полно. Нажал на пуговку звонка, за дверью раздался мелодичный перезвон колокольчиков, и принялся ждать. Дверь открылась, на пороге стоял Саша, собственной персоной. Он здорово изменился за эти полтора месяца – подтянулся, возмужал, мускулы налились силой, видно, сказалась физическая работа на плантациях. Передо мной теперь стоял не вожатый – мальчишка, авантюрист, могущий полезть на гору искать следы неведомых людей, а уверенный в себе и в ближайшем будущем истинный македонианин, больше всего на свете ценящий домашний уют и спокойную семейную жизнь.

– Боже, Андрюха… Заходи в дом, чего стоишь? Я уже думал, что ты погиб тогда, вместе с дружиной. Лена, у нас гости!

Последние слова явно относились не ко мне и это меня, признаться, здорово озадачило. Из соседней комнаты вышла прелестная молодая женщина, улыбнулась мне по-хозяйски приветливо, что-то прошептала на ухо Саше и ушла на кухню.

– А это кто? – спросил я, глядя ей вслед.

– Да я, понимаешь, уже жениться успел. Но это – тема для большого разговора, а большой разговор будет чуть позже, лады?

Саня усадил меня в кресло, принёс откуда-то столик, накрыл его скатертью и отправился на кухню помогать жене. С удивительной скоростью стол накрылся яствами, которые обычно бывают только по праздникам: пара салатов, что-то соблазнительно пахнущее в кастрюльке, закрытой крышкой, и, занавес, запотевшая бутылка с прозрачной бесцветной жидкостью.

– Настоящая русская водка, с поверхности, – похвалился Саня, – всё берёг для какого-нибудь особенного случая. Кстати, страшно дорогая вещь, ввоз, сам понимаешь, ограничен, к тому же обязательные перепроверки качества по здешним стандартам. Берут её тут плохо, местные пить вообще не умеют. Ты как, будешь?

– Ну, немножко можно.

– Да я и не собираюсь выпивать с тобой на пару все, нам же много не надо… Так, чуть-чуть, для аппетита и настроения, под хорошую закуску, а там видно будет.

Саня уселся в кресло напротив меня, его жена – на диванчик сбоку, открыли бутылку, налили, чокнулись, выпили, закусили салатиком. Супруга водку не пила, у неё что-то своё было, в бокальчике. Открыли кастрюльку, в ней оказались сосиски в томате. Перекусив немного, я почувствовал, как по телу разливается блаженное тепло, постепенно подходит к голове и легонько (пока что) стучит в неё. Завязался разговор.

– Леночка, это Андрей Долгов, я тебе про него рассказывал. Ну, говори, что с тобой приключилось, рейнджер.

Я рассказал им свою историю, умолчав только о чувствах к Эллии и деньгах.

– Ну ты даёшь, – охнул Саня, – значит, у тебя хорошие знакомства во дворце теперь?

– Да, – усмехнулся я, – вся верхушка власти, император, регент и принцесса Селена Бугенвиль.

– Кстати, я тебе жену свою не представил, её тоже Селена зовут. Это я больше по старой привычке так называю.

– Император тоже этим грешит, он ведь тоже с поверхности.

Они рассмеялись, Саня пересел к супруге на диванчик.

– А мне, кстати, русское имя Саша нравится больше, чем наше Алеф, оно как-то ласковей звучит, – заявила Селена.

– Так ведь Саша – это и есть уменьшительно-ласкательная форма, а полное имя – Александр, «побеждающий мужей», – сказал я.

– Александр – это звучит гордо, – произнесла она с улыбкой и положила свою прелестную головку на плечо мужу.

– Ну, а обо мне такого интересного рассказа не получится, – заговорил Саня, – когда меня накрыло осколками той чёртовой реактивной гранаты, потерял сознание, хорошо – сразу, потому что боли не почувствовал. Там баротравма ещё была. Если бы не македонианские медики, умер бы наверняка, очень много крови потерял, пока меня увидели и подобрали. Солдаты перевязали, подлечили на месте, направили сначала в полевой, потом в тулузский военный госпиталь, там и приглянулся хорошенькой медсестре, – с этими словами он обнял жену за талию, – как она за мной ухаживала, пока я валялся искусственно отключенным в терапевтическом центре, ты не представляешь. Когда очнулся, мне соседи по палате всё рассказали. Лене тоже кто-то позвонил, что я пришёл в себя, сразу же прибежала, хоть и выходной у неё был, один момент, и я готов – брали тёпленьким. А говорят, любви с первого взгляда не бывает. Месяц назад поженились, получили эту квартирку, обставили, в чём-то родители помогли, да я и сам неплохо зарабатываю.

– А обратно не хочется? – задал я провокационный вопрос, наперёд уже зная, что он ответит.

– Если бы даже и хотелось, то я уже тут связан по рукам и ногам. Но – нет, не тянет. Я же рос в детдоме, отец с матерью неизвестны. Так что там меня никто и ничто не удерживает.

– Сань, мне неудобно тебе об этом говорить, но я решил провернуть одно дело, и только ты мне можешь помочь.

– И что же тут неудобного?

Я рассказал. Саня присвистнул: «Три тысячи? Много!» Затем обратился к жене:

– Лен, сколько у нас денег?

– Две с половиной тысячи осталось от свадебных подарков, да наличкой наберется две. Я уже хотела вклад сделать…

– Вот что, Андрюха, деньги я тебе дам, но, сам понимаешь, с возвратом. Живём мы небогато, особо не шикуем, нам машина нужна будет обязательно, хорошо, не срочно, да ещё кое-какая техника по хозяйству. Ты для меня – родственная душа, земляк и фронтовой друг, как не помочь. Я тебя полностью поддерживаю. Власти, конечно, не захотят забрать человека с поверхности, риск большой, а ты, если тихонько всё сделаешь, можешь рассчитывать на удачу. Только смотри, не попадись в лапы комитетчиков. Да, мать забрать сюда – лучший выход в твоей ситуации.

Мы сидели ещё долго, до самого вечера, рассказывали разные истории из жизни, смеялись, смотрели телевизор. Вышли тоже все вместе, они меня проводили до флаеродрома, посадили на пассажирский флаер и долго махали вслед. Так у меня появились первые настоящие друзья в этой стране. В кармане лежал конверт с тремя тысячами реалов, снятых с Саниного банковского счета. Он не стал посылать их переводом на мой счёт, чтобы иметь фору, когда начнётся погоня, а она начнётся обязательно, это мы понимали. Переводы крупных сумм отслеживаются.

На следующий день я взял отпуск на месяц, снял все деньги, поехал с ними на завод корпорации «Феллерин», производящей воздушный и наземный транспорт и приобрел там фантастическую летательную машину. Моя давняя мечта была тёмного сине-зелёного цвета, с обитыми чёрной искусственной кожей сиденьями, с великолепного дизайна и очень удобной в обращении панелью управления, интуитивно понятной даже мне, полнейшему профану в пилотировании. Три дня ушло на освоение управления по самоучителю, еще день – на регистрацию и экзамен по вождению. На шестой день я окончательно решился на авантюру, впоследствии полностью перевернувшую мою жизнь.

Утром, едва только заискрилось каменное небо, дававшее свет Союзу, я вывел флаер из специального ангара на крыше дома, закрыл двери, поднялся на несколько километров вверх, чтобы выйти из зоны транспортных потоков, – и полетел на запад, судя по компасу. Навигационной инспекцией такой манёвр разрешался, благо каждый летательный аппарат был снабжен радаром и системой предупреждения столкновений, но, заходя на посадку, приходилось следовать по строго проложенным воздушным коридорам. Через два часа внизу медленно и величаво проплыл остров Последнего Правителя, – второй по величине остров Империального Союза, которого тогда домогался Роб-Рой, – и снова началось бескрайнее синее море. Мерное гудение двигателей флаера убаюкивало, и я включил радиоприёмник, чтобы отвлечься, – машина не требовала особого внимания, почти всем управлял бортовой компьютер по заложенным в него ещё на заводе навигационным картам. Вот уже впереди показалась стена гигантского грота, в котором умещается огромное море, четыре крупных острова и тридцать миллиардов населения. Дыр в этой «границе между двумя мирами» оказалось предостаточно, да и сама стена была не слишком ровной – сплошные выемки и выступы, карнизы, висящие над морем и подстенными островками на страшной высоте. Вот где простор для любителей прыгать с парашютом! Если не считать завихрений воздуха, конечно. Кое-где камень был обожжён – явное свидетельство того, что его когда-то обрабатывали. И, самое удивительное – входящий перпендикулярно в стену купол неба, творение Создателей, поражающее своей грандиозностью. Повисев немного в воздухе в раздумьях, я выбрал самую широкую расщелину, влетел в неё, поставил флаер на автопилот, задав тому задачу постепенного подъёма по Пещере, и решил немного отдохнуть. Радио вскоре замолкло, – толща камня, отделявшая меня от Союза, становилась все больше, – и я его выключил.

Машина с небольшой скоростью летела вперед, при помощи радара и нескольких других приборов избегая тупиков и мест скопления горючих и ядовитых газов. Этот полет продолжался более пяти часов, я даже успел задремать, а когда проснулся, перехватило дыхание: впереди слабо мерцал дневной свет. Флаер затормозил и отключил автопилот. На экране навигационного компьютера высветилась надпись: «Гражданским летательным аппаратам запрещается вылетать за пределы Пещеры. Если отключен автопилот, вся ответственность ложится на водителя». И это все преграды на пути? Забавно! И неожиданно… Пришлось подключить ручное управление, и машина, повинуясь теперь уже моим командам, медленно вылетела из пещеры навстречу потокам солнечного света.

Солнце клонилось к западу – дневное время на поверхности и под землей не совсем совпадает, там, например, как вы знаете, сутки двадцатичасовые – и это иногда причиняет некоторые неудобства. Невысокие холмы, поросшие травой и редкими деревцами, представляли собой самый обычный, хотя и диковатый, земной ландшафт, и как фантастично на их фоне выглядел я, пилот своей машины будущего, зависшей в воздухе возле входа в Пещеру. Понимая, что это зрелище не для глаз простого землянина, я включил генератор поля невидимости, заставляющее все световые и радарные лучи огибать машину, не отражаясь, поднялся на километр вверх и направился приблизительно туда, где должен был располагаться мой родной город.

Откуда такой генератор в обычной серийной гражданской машине? Я не знаю, зачем их ставят, тем более, на территории Союза ими никто не пользуется, потому что оборудование навигационных станций легко засекает замаскированный флаер. Можно предположить, что это делается по той же причине, по которой военно-транспортный механический конь неотличим от живого земного собрата. Флаерами с маскировкой и железными лошадьми на Поверхности регулярно пользуется Внешняя Разведка, как я теперь знаю. Может быть, чтобы не выделять предназначенные для неё машины, оборудование ставится всем подряд.

Пришлось вести флаер наугад, так как все навигационные карты в памяти компьютера предназначались исключительно для Империального Союза и здесь ни на что не годились. Благодаря полю невидимости можно было спокойно снижаться возле дорожных знаков и указателей, либо читать надписи при помощи оптического увеличителя и точнее вычислять направление. Компьютер оживлённо записывал новую информацию, формируя карту и подмигивая огоньками на панели. Это он кстати придумал, надо же будет как-то и обратно возвращаться, что-то сам сразу не сообразил…

А вот и окраина Кобинска – вереница многоэтажек, парк, автодорога. Сердце бешено заколотилось, подумалось: «Вот бы сейчас она оказалась дома! Сразу забрать её и всё, никаких хлопот. Поищут, конечно, но, в конце концов, успокоятся». Однако осторожность победила безудержный порыв, я решил дождаться темноты – лишняя маскировка не помешает, да и шансов меньше, что кто-нибудь увидит, как я вылезаю из ничего, такой эффект получался при выходе из флаера со включенным полем невидимости. Посадив флаер на крыше дома, в том самом месте, и улыбнувшись воспоминаниям, я включил будильник и решил немного вздремнуть.

Звонок будильника раздался уже в темноте, на улице зажглись фонари, но их свет не проникал на крышу. Я вышел из машины, спустился по лестнице в подъезд, до своей площадки и позвонил в дверь. В ответ – тишина… Пощупал рукой потайное место – ключа не было, значит, он у матери, а она где-то ходит. Может, в милиции, а может, ещё куда пошла, мало ли. Внезапно на мой повторный звонок открылась дверь соседки, я даже не успел испугаться:

– Боже, Андрюша! Ты…

Я жестом приказал ей молчать, и вошёл в квартиру, прикрыв за собой дверь.

– Где мама, Полина Алексеевна? – спросил я полушёпотом.

– Андрюша, где ты был? Тебя искали столько времени, и милиция, и КГБ, говорили, что тебя похитили…

– Извините, мне некогда разговаривать, времени в обрез и нужно ещё мать найти. Так где она?

– Да ты её теперь не найдешь, поздно уже. Она уехала со следственной группой в лагерь, где ты тогда отдыхал, там вроде с вожатым что-то случилось, тем, что был у тебя в отряде…

– В лагерь? Хорошо, – сказал я и направился к выходу.

– Подожди, она мне оставила ключи от вашей квартиры.

– Да они мне не нужны. Полина Алексеевна, – повернулся я к ней, – никому не говорите, что я был здесь. Никому, понятно? И раз уж вы знаете, куда я направляюсь, то скажу: маму я забираю с собой. Так что можете не искать ни её, ни меня.

И пошёл наверх. Ошарашенная управдом ещё долго смотрела вслед. Конечно, после того, что я собрался сделать, её будут допрашивать, но на первое время моего «внушения» должно хватить. С мамой следственная группа, значит, они уже копают – совсем не по моей вине. Что-то не хочется пожизненно сидеть…

Взлетев с крыши, я направился вдоль автодороги, ведущей к лагерю, – на сканере её хорошо было видно. Там, где от трассы отходила грунтовка, – грунтовку было видно хуже, но всё-таки, – стояло несколько крытых грузовиков, но я не обратил на них внимания, решил, что это ночуют скопом дальнобойщики. Пролетев над палатками за речку, ближе к лесу у подножия Альтамиры, я выбрал место для посадки, аккуратно приземлился, вышел, включил противоугонную систему, и потихоньку стал приближаться к лагерю. Стояла полная тишина, лишь кое-где из палаток слышался храп спящих людей. Тут встала новая задача – как мне отыскать маму и не напороться на следственную группу? Плохо, если среди них есть ещё женщины, они могут находиться с ней в одной палатке и поднять тревогу. Так, попробуем рассуждать логически. Осенью смена меньше, чем летом, поэтому часть палаток должна быть свободной. Наверняка они тоже делятся по отрядам, и тогда отрядов у них меньше, чем было у нас, один или два, а палатки третьего и четвертого пустуют. Откинув полог у двух палаток и никого там не обнаружив, я наткнулся на третью, в которой кто-то спал. Вгляделся в темноту, но бесполезно, как искать чёрную кошку в тёмной комнате. В этот момент луна вышла из-за облаков, одновременно осветив всё вокруг и демаскировав меня. Тихонько чертыхнувшись, я опустил полог и перебежал в тень следующей палатки, поменьше, чем эта. В ней горел свет, я заглянул в щёлочку и увидел маму, она почему-то не спала и вслушивалась в ночные шорохи. Больше рядом с ней, – о, радость! – никого не было. Слегка приоткрыв полог, я скользнул внутрь и зажал ей рот рукой.

– Выключи свет, – прошептал я ей на ухо.

Она кивнула, потушила лампу, и вдруг, вырвавшись, бросилась ко мне на шею, совсем как девчонка.

– Андрюшенька, дорогой мой, где ж ты пропадал столько, я так переживала, так боялась… – и заплакала.

– Мам, успокойся, пожалуйста. Я тебе всё расскажу, но только не сейчас. Ничего страшного со мной не произошло, я был у друзей, в другой стране… Ну, это очень долго надо будет объяснять. Там очень хорошо, тебе понравится. Я прилетел, чтобы забрать тебя.

– Прилетел? Сюда? На чём, на вертолёте, что ли?

– Нет, не на вертолёте. Слушай, мы сейчас тихонько выйдем из лагеря и пойдём к… моей машине. Только не спрашивай пока ни о чём, просто слушайся меня и всё будет хорошо. Обещаю, когда всё закончится, я тебе подробно расскажу, как дело было, и где я пропадал. Но не сейчас, нужно всё проделать очень тихо, чтобы никто из милиции не услышал.

Она снова кивнула. За стенкой палатки послышалось какое-то движение, я замер и весь обратился в слух. Снова наступила тишина, только стрекот кузнечиков и сверчков нарушал её. Лоб покрылся испариной, а по спине побежали капли холодного пота. Внезапно мне со всей ясностью представилась вся авантюрность затеи. Вот сейчас полог палатки распахнется и два-три милиционера, наставив пистолеты, возьмут меня тёпленьким, завернут руки за спину и препроводят к следователям, которые-то уж вытащат всё, что я знаю.