Текст книги "Меч с камнем. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Гадышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Меч с камнем том 1

Часть 1 Роб-Рой

Глава 1

Пионерский лагерь с туристическим уклоном «Подгорный», в который я поехал отдыхать в июне 1991 года, находился в полутора сотнях километров южнее моего родного городка Кобинска. Он расположился неподалеку от подножия высокой, но достаточно пологой, поросшей лесом горы. Места здесь были настолько же живописные, насколько и безлюдные. К северу от лагеря на много километров раскинулась равнина, перемежаемая невысокими холмами. Ближе к городу начинались колхозные поля, пастбища и кошары, но даже крайние из них находились очень далеко, за огромным пространством дикой местности. К югу, за нашей отдельно стоящей горой, постепенно начинались отроги старой горной гряды. Гряда не просто старая, а, можно сказать, древняя, потому что ещё в незапамятные времена покрылась буйной растительностью и обветшала, осыпалась, не считая пары голых скал.

Капитальная часть лагеря состояла всего из двух кирпичных зданий. Первым был большой корпус, в котором жил начальник лагеря и технический персонал, и хранился инвентарь, а второй – столовая с просторным обеденным залом и кухней. Заезжающие в сезон пионерские смены жили в нескольких десятках брезентовых палаток армейского образца, каждая на десять мест и оборудована печкой, которые летом на моей памяти никогда не топили. Тем не менее, дров для них было в достатке, сложенных в аккуратные поленницы за столовой.

Если идти вдоль линейки, а потом по тропинке, в которую она переходит за границей лагеря, можно выйти к «вечной» речушке, – говорили, что она не замерзает и зимой. Вода в ней горьковатая на вкус и всегда тёплая, даже в прохладную погоду, мы ходили туда купаться, искали на дне соломенно-жёлтые кусочки серы, – речка, видимо, размывала пласт породы, и они иногда попадались. Пить из речки, конечно, было нельзя, для кухни и других нужд лагеря использовался вырытый давным-давно артезианский колодец, из которого через стальную трубу постоянно била не очень приятно пахнущая, но зато чистая вода. Через речку при постройке лагеря перекинули небольшой деревянный мостик, на котором мы обычно фотографировались, но на другую его сторону переходили только те, кто шли группами в поход, в лес или к горам. Хищного зверья здесь не водилось, поголовье равнинных волков истребили еще в шестидесятые годы, лишь изредка встречались лисы, да целые выводки зайцев и куропаток. Эти самые зайцы постоянно обгрызали деревья в саду, который растёт позади кирпичного корпуса и снабжает весь лагерь свежими яблоками и грушами, а в холодное время года – сухофруктами. Их проделки обычно вызывали ругань начальника и приезд охотников из города. А в общем, житьё здесь спокойное и наполнено романтикой – настоящие полевые условия, походы, постоянное пребывание на свежем воздухе и тому подобные прелести, непосвящённому или пресыщенному человеку малопонятные. Здесь ты, может быть, впервые в жизни почувствуешь плечо товарища, сидящего рядом возле вечернего костра, испытаешь зов в неведомое при «обследовании» незнакомой горы, когда лес словно смотрит на тебя и многозначительно молчит. И как-то забываешь о том, что всё это бесчисленные сотни раз исхожено твоими предшественниками, в каждом походе ты узнаёшь что-то новое, а когда поднимаешься на вершину, и вокруг открывается потрясающей красоты и глубины картина, впечатление остается на всю жизнь.

Но что интересно, все походы и маршруты были рассчитаны на дальнюю гряду, а ближайшая к нам гора оставалась нетронутой. Наши вожатые, Саша и Лена, сказали, что таких лёгких и коротких прогулок просто не предусмотрено. И тогда, сообразив, что мы будем первопроходцами, весь отряд дружно принялся их упрашивать. Успешно, только Лена идти отказалась.

На следующий день, рано утром, наскоро перекусив, мы выступили из лагеря. Вы, может быть, и сами помните об этой странной манере начинать подобные мероприятия именно утром, когда все нормальные люди ещё спят. Над землёй посвистывал холодный ветер, мигом согнавший с меня и моих товарищей последний остаток сонливости. Мы перешли через мостик, дружно затопали по тропинке, ведущей в сторону горы, и вскоре вступили в молчаливый, круто взбегающий по склонам лес, который здесь растёт сплошным зелёным покрывалом. Солнце по мере нашего продвижения поднялось из-за редких облаков и озарило всё вокруг ярким светом. Мы шли гуськом по едва заметной тропинке, взбираясь выше и выше по живописным зелёным склонам под сенью леса, который, хоть и был густым, но пропускал много солнечного света и поэтому казался приветливым и совсем не дремучим. Где-то в середине подъёма тропинка исчезла, и нам пришлось идти по траве, старым высохшим веткам и прочему бурелому. Последний этап потребовал довольно больших усилий, но мы всё же, помогая друг другу, достигли, в конце концов, вершины.

На вершине горы, словно плешь на громадной голове, большая серая поляна. Старый лес доходит до её края и словно в бессилии останавливается, нет ни одного отдельно стоящего дерева. Впрочем, когда-то они здесь были, хотя тоже росли не так часто, обугленные, рассохшиеся и развалившиеся пеньки – вот и всё, что от них осталось. Лагеря отсюда не видно, высокие деревья заслонили весь горизонт и вид, который мог бы открываться на окрестности. Стояла мёртвая тишина, даже птицы куда-то исчезли. Прямо в центре поляны на земле выжжено пятно, оно черно, как головешка, и как будто оплавлено. Чёрная стекловидная поверхность занимала площадь как пара наших палаток, вокруг неё разрослась трава, которая, однако, не могла скрыть следы давнего сильного пожара, обугленная земля виднелась сквозь неё до сих пор. Интересно… Что здесь могло гореть с такой силой? Кто-то из ребят попытался ковырнуть перочинным ножиком краешек поверхности, но бесполезно: нож беспомощно соскользнул и лишь содрал несколько прилипших к общей массе песчинок. Другой парень, подпрыгнув, приземлился пятками на самый край, потом ещё раз, но масса не поддавалась. Я огляделся в поисках Саши, вожатого, надо бы узнать, остановимся ли мы здесь на привал или нет. Его среди нас не было. Моё сердце ёкнуло. Что случилось? Куда он подевался? Поляна внезапно стала просто душить своей тишиной, только здравый смысл не позволил поддаться накатывающей панике.

– Глупости, – пробормотал я, и хотя тягучее предчувствие чего-то нехорошего меня ещё не покинуло, но от звука собственного голоса стало легче.

Где-то в лесу тренькнула пичужка, ей ответила другая, и снова всё стихло. Я уже собрался поделиться тревогой с товарищами, – странно, как никто кроме меня не заметил, что мы остались одни? – как вдруг Саша появился из-за развесистого куста боярышника на краю поляны, заметно прихрамывая.

– Вот уж действительно, глупости, – с заметным облегчением подумал я, усмехнувшись, припомнив всю ту ерунду, которая успела за эти несколько минут прийти мне в голову.

Вожатый увидел пятно, озадаченно хмыкнул, но ничего по этому поводу не сказал, только произнёс долгожданное слово «привал». Все разом засуетились, двое пошли за дровами и рогульками для котелка, девчонки расстелили скатерть прямо на пятне, – оно вполне могло сойти за ровненький столик, – начали возиться с консервами и прочей провизией, а я, как главный поджигатель, принялся разводить костёр. Саша тем временем сел на покрывало, заботливо расстеленное специально для него, задрал штанину и снял ботинок, обнажив начавшую опухать ступню. Мышцу потянул, видать. Аня Рогожкина, бойкая санинструкторша нашего отряда, туго перевязала ему шнурком лодыжку, и он с видом раненого красноармейца растянулся во весь рост на своём покрывале.

Мой костерок разгорелся и бодро затрещал сухими ветками, хоть и был хиловат из-за отсутствия ветра, когда Лёшка с Денисом принесли первую партию дров и рогатульки. Мы повесили над огнём два походных котелка, и скоро вода в них весело забурлила. Я передал хозяйство девчонкам и отошёл к скатерти, где уже сидело человек пять, предаваясь лени и болтовне – самое приятное, но неблагодарное занятие в походе, остальные на это здорово возмущаются. Поварихи тем временем сообразили завтрак, супчик из консервов, прихваченных загодя с лагерного продовольственного склада, получился на славу, как будто весь поход только для того и затевался. Солнце вскоре поднялось над поляной и начало припекать. Меньше всего это понравилось вожатому, он же не мог отойти в тенёк, не потревожив растянутую ногу.

– Ладно, – сказал он, – собирайтесь, да пойдем обратно. У нас ещё занятия на сегодня не проведены.

Девчонки, конечно, сразу принялись ныть, просить остаться ещё немножко, но Саша воспользовался проверенным приёмом вожатых, съязвив: «Вы что, убирать за собой не хотите?». Нытьё прекратилось, мы собрали и закопали мусор, свернули скатерть, погасили костёр, залили угли водой и раскидали их по поляне, как предписывало множество инструкций, и построились по двое. Вожатый, прихрамывая и тихонько чертыхаясь, зашагал впереди, мы, довольные тем, что так славно провели время вместо нудной утренней политинформации, направились за ним. Спуск с горы, естественно, был не таким интересным, как подъём, поэтому обратный путь показался длиннее. В лагере мы разошлись по своим палаткам, Саша направился к начальнику на занятия с вожатыми, и жизнь тихо пошла своим чередом. До отбоя.

После того, как протрубили отбой, и мы вроде бы уже угомонились (а надо сказать, это обычно происходит довольно поздно, и то, если никакому авантюристу не вздумается лезть к соседям, мазать их зубной пастой или ещё что похлеще), полог нашей палатки откинулся, и на пороге появилась чья-то тень. Я пока не уснул, похоже, единственный из всей палатки, и во мне вдруг появился нездоровый интерес к происходящему – ситуация складывалась, словно в фильме ужасов. Конечно, здравый смысл говорил, что бояться в пионерском лагере совершенно нечего, раз уж когда-то его здесь построили, и за это время ничего не случилось из ряда вон выходящего, но мысли человека имеют одну неприятную особенность: если уж они добрались до рассуждений, то не останавливаются на полпути. И я тут же принялся размышлять о том, что вокруг лагеря на двадцать километров ни одной живой души, что горы мало и плохо изучены, что если бы кто захотел, тёмные делишки здесь можно творить тихо и незаметно для всего цивилизованного Советского Союза…

Тихие шаги неизвестного, слегка заглушаемые чьим-то храпом, звучали в сонной палатке, постепенно приближаясь, и внезапно остановились… Кажется, у моей кровати. Я даже слышал сопение, которое издавал человек, хотя он старался дышать тихо. Когда меня коснулась его рука, я не закричал, вопреки логике, зато подскочил, как сумасшедший, встретившийся со своим кошмаром, и уставился дикими глазами на чёрную неясную фигуру… Вожатый смотрел на меня со смешанным чувством испуга и удивления. Это выражение было настолько ясно написано на его лице, что я тихонько засмеялся и повалился набок.

– Ты чего? – прошептал он и шлёпнул по щеке, вообразив, наверное, что у меня истерика.

– Конечно, крадёшься тут, как чёрт знает кто, – пробормотал я, немного успокоившись, – чего пришёл-то, Сань?

Он сразу посерьёзнел.

– Помнишь то пятно на поляне? – я кивнул, хотя уже успел про него забыть, днём было много других дел и разговоров, – Кажется, я знаю, откуда оно, – он сделал эффектную паузу, но я ничего не сказал, и он продолжил, – Пойдём со мной, покажу тебе кое-что.

Я опустил ноги на пол, надел шорты, накинул рубашку и вышел вслед за ним. Галстук брать не стал, не до него. Ночь была тихая и тёплая. Стрекотали кузнечики и сверчки на необъятной тёмной равнине, окружающей лагерь, изредка пролетала по своему хаотическому маршруту живущая под крышей корпуса летучая мышь. Светили фонари на деревянных столбах, по одному с каждого конца линейки. Лениво гавкала в пустоту дворняга, сидевшая на цепи возле пищеблока, пока задержавшаяся допоздна повариха не цыкнула на неё. Небо затянулось облаками, лишь кое-где сияла одинокая звёздочка, да ещё полная луна, продираясь через просветы, заливала мертвенно-белым светом тёмный силуэт корпуса, столовую и ряды палаток. Смотреть на неё было страшно. Мы подошли к корпусу, вожатый достал из кармана связку ключей, открыл дверь, вошёл, впустил меня, закрылся и только тогда включил свет. Две круглые лампы, висевшие под потолком, освещали длинный коридор и вылинявшую красную дорожку на полу. Мы прошли по коридору к последней двери налево.

В красном уголке (я уже бывал здесь ранее), стояли два ряда стульев вдоль стен, у единственного окна – стол с телевизором «Рекорд» и какой-то массивной штуковиной серого цвета, которую я раньше никогда не видел, и которая оказалась советским видеомагнитофоном ВМ-12. В воздухе ещё витал запах, который мне раньше доводилось чувствовать в кинотеатре по окончании сеанса, особенно если зал не очень большой и не очень хорошо вентилируемый. Вожатый пустился в разъяснения:

– Видак этой весной нашему начальнику дал какой-то родственник из Кобинска. Он предложил нам, вожатым, посмотреть, так сказать, познакомиться с техникой. Ну вот, посмотрели мы пару кассет, да разошлись спать, а я лежу, и заснуть не могу, мысли разные в голову лезут. Сейчас сам увидишь.

Он залез на стул, стоявший возле полочки, на которой аккуратным рядком расположились видеокассеты, – большие, по сравнению с обычными магнитофонными, коробочки, с какими-то непонятными значками и надписями по-английски, – достал одну и вставил её в видеомагнитофон. Экран телевизора засветился, и стало видно деревья, поверх них узкую полоску звёздного неба и знакомую поляну. Ту самую, на которой мы сегодня так славно отдохнули. Только пятна на ней не было, лунный свет освещал лишь маленькие кустики травы и одинокие деревца, росшие на поляне. Вожатый спросил: «Узнал?», – я только кивнул в ответ. Камера, снимавшая обстановку, стояла неподвижно и имела достаточно широкий захват, потому что изображение было как бы шире, объёмнее, чем в обычном кино. А ещё светлее – хотя действие происходило ночью, без дополнительного освещения, но видимость была отличная, чёткая.

Внезапно одна из звёзд стала увеличиваться, расти и как бы опускаться, и вскоре можно было увидеть ревущее пламя двигателя, а над ним – очертания космического корабля, да не лунохода какого-нибудь, а настоящего звездолёта. Он был похож формой на земную ракету, но намного толще. Перед приземлением в корпусе открылись два люка, откуда выглянули чёрные жерла орудий. Протянулись четыре мощные металлические лапы, и корабль с адским грохотом опустился на поляну. Столб голубовато-белого пламени бил точно в её центр, «расплескиваясь» к краям и уничтожив всю росшую траву и деревца. Камеру кто-то подкрутил, снизив яркость. Когда смолк рёв двигателя, сначала из нескольких мест ударили тугие струи какой-то пены, потушившие большую часть пожара, затем в нижней части звездолёта открылся ещё один люк, оттуда выполз серебристый трап, и по нему стали выходить люди в серебристо-серых скафандрах. Сначала вышли четверо, они из широких раструбов принялись поливать дымящуюся землю и остатки пламени какой-то белесой жидкостью. Затем появился основной состав, солдаты, несколько десятков. В руках они держали оружие – продолговатые предметы, похожие на ружья или карабины, не очень хорошо различимые в темноте. Неизвестный оператор снова что-то сделал, и видимость чуть улучшилась. Часть солдат вышла из поля зрения камеры, некоторые на противоположной стороне поляны двинулись к лесу, остальные образовали полукруг возле трапа.

Вдруг что-то произошло – сверкнула яркая вспышка, и прямо по людям ударил невесть откуда взявшийся ослепительно-белый луч. Мгновенно несколько инопланетян упали, а оставшиеся в живых бросились врассыпную, и, спрятавшись за опорами корабля, начали палить из своих стволов куда-то в лес. Послышалось несколько взрывов за пределами экрана, вспышки осветили поляну и происходящее на ней каким-то ржавым светом, судя по звукам, загорелось несколько деревьев. Смертоносный белый луч с глухим гудением полыхнул второй раз, удар пришёлся по торчащим орудиям, стволы их срезало начисто, и частично по корпусу и одной из опор, повредив её. Звездолёт накренился, но не рухнул, над люком замигала красная лампочка, и трап медленно пошёл обратно. С той стороны, куда стреляли инопланетяне, ударил залп, по меньшей мере, из двух десятков стволов. Короткие светящиеся лучевые импульсы со свистом и жужжанием обрушились на корабль, опоры и людей. На корпусе после их попаданий оставались неглубокие ямки. Инопланетяне бросились к задвигающемуся трапу. Я отчётливо увидел, как луч вошёл в спину одного из них, прошёл насквозь, и человек упал на землю. В спине его зияла огромная дыра с обугленными краями, материал скафандра кое-где горел. Мне слегка надавило изнутри, слишком уж реально смотрелось, хотя в реальность происходящего не верилось, никак не хотелось верить.

На трап успело вскочить всего двое или трое, да ещё один смог зацепиться руками за край, и его почти втащили внутрь, как вдруг несколько лучей одновременно ударили прямо в дверной проём, разорвав тревожно мигающую лампочку и изрешетив двух человек. Загоревшиеся трупы вывалились из люка и с глухим стуком упали на землю. Когда закрылся люк, оставшиеся в живых побросали оружие и опрометью бросились из-под корабля. Понятно, почему, – из жерла двигателя вылетел сноп огня, раздался уже знакомый грохот, и повреждённый, обожжённый звездолёт медленно начал набирать высоту. Когда грохот стих, фигуры в скафандрах частью подняли руки и развели их в стороны, частью пытались сопротивляться, из тех, кто не бросил оружие. Из леса со всех сторон появились другие люди, в чёрном, они быстро уничтожили сопротивлявшихся и согнали в кучку остальных.

На этом запись закончилась, и неожиданно и неуместно на экране возникло красочное изображение моря, пальм, песчаного пляжа, полного купальщиков, зазвучала музыка. Саня остановил видеомагнитофон и поставил кассету перематываться.

– Ну что, впечатляет? – поинтересовался он.

– Так что, на поляне фантастическое кино снимали? Откуда у начальника лагеря такая кассета?

– Отвечаю по порядку. Во-первых, это не кино. Плёнку, допустим, можно смонтировать, но ведь пятно на поляне-то настоящее, мы его своими глазами видели, и ничем такое случайно не сделаешь. Во-вторых, снимали только с одной камеры, а в кино никогда так не бывает. Операторы работают сразу с нескольких точек, постоянно меняют свое положение и вид, чтобы показать наиболее эффектные части того, что происходит. Здесь же камера постоянно смотрит в одно место, и если бы яркость не меняли, можно было бы подумать, что оператора совсем нет. Эту кассету мы смотрели без Евгения Васильевича, он уходил из красного уголка. Запись сделана поверх музыки, которая была раньше на плёнке, ты сам видел дальше.

– И, значит, действительно на нашу гору прилетал инопланетный звездолёт, на него кто-то напал и перебил толпу народа из лазеров? Да ну, бред, не верю, – перебил я, – Может, эта запись только с одной из камер, а с других нам не попалось. А лазеры на горе откуда?

– Это не лазеры, что-то другое… И про пятно не забывай! – неожиданно нервно произнёс вожатый. Разозлился, видать, – А кассета… Знаешь, я думаю, что начальнику не только известно, что произошло на самом деле, но он и сам здесь замешан.

У меня вырвался смешок.

– Что за…

– Погоди. Он живет здесь круглый год, в городе почти не появляется, ни с кем не общается, семьи нет, да и, в конце концов, откуда эта запись?

– Нет, Сань, это ты загнул. Мало ли людей живут в одиночестве вдалеке от городов? А кино здесь вполне могли снимать, места очень красивые. Правда, я никогда раньше не видел, чтобы кино выглядело так реально, те же «Звёздные войны», например, снято здорово, но всё равно неправдоподобно. В первый раз смотришь, глаза разбегаются, а во второй – видно, что и морды у чудиков резиновые, и всякая техника движется, как в кукольном мультфильме.

– Ну, хорошо, я загнул. Просто не могу объяснить. Я хотел сказать, что если Васильич с этим связан, он наверняка пресечёт любые наши попытки что-нибудь узнать об этом деле.

– Если связан, зачем допустил, что запись увидели?

– Не знаю. Может, случайно кассеты перепутал, например.

– И что ты хочешь предложить?

– Сходим на место ещё раз, вдвоём, завтра. Пошарим вокруг, по всей поляне и на опушке. Может, что-нибудь найдём, если те, в чёрном, не заметили.

– Скажешь тоже. Мы вон сколько там проторчали всем отрядом, и ничего подозрительного, кроме пятна, не нашли, а ты хочешь так вот сразу. Времени сколько прошло после пожара, месяц, год? Травой всё заросло, углей почти не видно, значит, много дней. Вряд ли получится. Да если и найдём какую-нибудь железяку, что дальше?

– Мы же не искали ничего специально. Всё, что лежало на виду, тела, оружие, могли убрать «чёрные». А если мы хорошо поищем и что-нибудь найдём, у нас тогда будет вещественное доказательство. Я отпрошусь в город, поеду на хлебовозке и там всё расскажу и покажу, кому следует. Ясно? Кассету бы ещё куда-нибудь спрятать.

Что ж, слова вожатого прозвучали убедительно. Тем более что самому захотелось подержать в руках инопланетное или какое другое оружие, – почему-то я надеялся, что нам удастся найти именно оружие. Только вот грызло душу нехорошее предчувствие. Если неизвестные люди быстро и бесцеремонно расправились с многочисленным вооружённым экипажем звёздного корабля, да так, что те едва ноги унесли, что будет с нами, двумя землянами-мальчишками, сунувшими нос, куда не следует? Правда, вчера весь отряд рисковал тем же, ничего же не случилось.

В общем, ранним утром, едва закончилась ночь, и постепенно стали исчезать звёзды, мы с вожатым проверенным маршрутом снова взобрались на гору. Выйдя на знакомую поляну, мы оба замерли от изумления и ужаса. Вся поляна была изрыта воронками, в них и возле них лежали десятки трупов в серых комбинезонах. Трава кое-где ещё дымилась, на краю леса несколько деревьев было повалено и тоже дымилось. Ближайшая к нам воронка наполовину обвалилась. В ней лежал труп человека в серой одежде, с огромной обгорелой дырой в груди, видимой до мельчайших подробностей, точь-в-точь такой же, как тогда на экране телевизора. Рядом с ним валялось серебристо-серое оружие, похожее на короткий автомат, с ещё не погасшими огоньками-индикаторами на стволе, беспомощно вывалившееся из мёртвой руки. На этот раз изнутри надавило сильнее, я отвёл взгляд в сторону и, чтобы успокоиться, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Хорошо ещё, воздух не двигался в нашу сторону, и запаха, который просто обязан быть, мы не чувствовали. Вожатый опомнился первым, толкнул меня в плечо. Я кивнул, мол, со мной всё в порядке, и уже хотел тихонько подойти и подобрать оружие, стараясь не смотреть на труп, как вдруг услышал сдавленный возглас вожатого. Проследив, куда он указал, я и сам замер, разинув рот и вытаращив глаза: с другой стороны поляны показалась фигура в квадратной броне, чёрном плаще и чёрном шлеме и с какой-то штуковиной в руке. За ним виднелись ещё двое…

– Сматываемся, – сказал Саша, и мы кинулись со всех ног в спасительный лес.

Пробежав метров двести, я споткнулся и плюхнулся прямо в колючий кустик. Вожатый отстал, – я и забыл о его растянутой ноге. Он, похоже, и сам про неё забыл. Я приподнялся на руках; лицо, ободранное при падении, горело. Из глубокой царапины на щеке сочилась кровь. Сзади, тяжело дыша и хромая всё сильнее, бежал Саша. Добравшись до меня, он тяжело упал на траву, и это спасло ему жизнь: сверкнула вспышка, и над головой пронёсся лучевой импульс, сиявший, как молния. Он вонзился в ствол дерева впереди, раздался громкий хлопок, верхнюю часть дерева оторвало от корней и подбросило метра на два, после чего оно рухнуло, ломая ветви и сучья. К нам вновь вернулись силы, и мы помчались вниз по склону, точно два напуганных зайца. Только когда лес кончился, и мы выбежали на равнину у подножия горы, откуда было уже видно наш лагерь, тогда и отважились передохнуть.

– Ничего себе погуляли, – сказал, задыхаясь, вожатый, – Вот что, Андрюха, никому ни гу-гу, понял? Может, ещё обойдётся, если никому не проболтаемся. А спросят, где ободрался – споткнулся, упал, ведь, собственно, так оно и было. Найти нас двоих среди тысячи пацанов невозможно.

Я только кивнул, лежа в изнеможении под приятными лучами солнышка и хватая ртом воздух.

– Нам здорово повезло. Там, похоже, был настоящий бой, и он уже закончился, но при этом победившие не успели оцепить поляну и убрать следы. Странно, во время подъёма я ничего не слышал, а ты?

– Я тоже. Мы ветками трещали, как слоны. Хорошо, что нас тоже никто не услышал.

– Чёрные, серые, инопланетяне какие-то. Тебе не кажется, что слишком много всякой чертовщины на этой горе?

Я снова кивнул. Более-менее отдышавшись, мы продолжили путь и вскоре вошли на территорию лагеря. В медпункте мне смазали царапины йодом, и я пошёл в свою такую надёжную и безопасную палатку, где упал на койку и моментально заснул.

Прошло несколько дней. События того беспокойного утра начали постепенно забываться, потеряли свою чёткость и яркость, и перестали сниться в ночных кошмарах. Единственное, что у меня всё время стояло перед глазами, – вспышка огня, пронёсшаяся над вожатым и тот неизвестный мёртвый солдат с обугленной дырой в груди. Никто не наведывался в лагерь, не обстреливал палатки, не отлавливал зазевавшихся пионеров, не было и массового пожара с паникой, перекрёстным огнем из лазеров, беготнёй и грудами трупов (представьте себе, снилось и такое!). Как видите, воображение у меня богатое, чёрт бы его побрал. Но и самообладания мне хватило, поскольку никто из товарищей ничего не заподозрил, по крайней мере, я так думал.

***

Как-то раз мы, – вожатые и наш отряд, – отправились на речку купаться. Дело, в общем-то, обычное, я бы и не вспомнил об этом, если бы не события, произошедшие во время купания. Сначала все проходило штатно – по команде залезли в воду, Лена, вторая вожатая, принялась заниматься с теми, кто плавать не умел, а Саша заплыл дальше всех и нырнул. Несколько человек тут же последовали его примеру, да с таким усердием, что Лена возмутилась: «Сашка, опять ты их завел на глубину!» Но что мы, маленькие, что ли? Кто понаглее, не обратил на неё никакого внимания, остальные вернулись, что её несколько успокоило. Я тоже окунулся с головой вроде бы на мелководье, а сам незаметно проплыл на середину и грёб, сколько мог, по течению. Когда в лёгких почти не осталось воздуха, я вынырнул и оказался за песчаной косой, отгораживающей это место от пляжа. Здесь был тоже неплохой пляжик, невидимый со стороны лагеря, его заслонял перелесок. Я решил позагорать здесь, довольный недолгим выходом из-под постоянной опеки, которая всегда ощущается в пионерлагере, а потом уж вернуться. Не знаю, долго ли я лежал, наверное, минут десять, и уже раздумывал, не стоит ли возвратиться, пока меня не хватились. Вдруг со стороны леса донеслись человеческие голоса. Один, явно мужской, что-то говорил и говорил непрерывно кому-то. Ни слов, ни интонации говорившего человека разобрать было нельзя, поэтому я решил приблизиться втихую и посмотреть, кто бы это мог быть. В голову пришла шальная мысль: а вдруг это Саша Лене в любви объясняется? Между прочим, что-то такое между ними было, мы это давно заметили, и девчонки сплетничали. Предположение развеселило, и я пополз по песку к деревьям, как заправский фронтовой разведчик, по-пластунски, причём по всем правилам, приподнимаясь над землей не больше, чем на пять сантиметров.

Но это был не Саня и уж тем более не Лена. Я осторожно выглянул из-за куста и сразу увидел двоих в чёрном, недалеко, метрах в двадцати. Страх окатил меня ледяной волной, по спине словно прошило током, даже поджилки затряслись. Так близко от пляжа, когда там целая куча народу плещется и визжит, аж отсюда слышно! Не так уж они и скрываются, видно… А кого и чего им бояться? Детей, что ли? С их-то оружием…

Один «чёрный» что-то говорил на мелодичном незнакомом мне языке другому, тому самому типу в квадратной броне и чёрном плаще, так жутко испугавшего нас на поляне. Оба «чёрные» стояли ко мне спиной, и я не видел их лиц, но смог разглядеть фигуры. Тот, который молчал и слушал, помимо брони был в чёрном шлеме, из-под полы плаща виднелся меч в ножнах. Больше всего бросалась в глаза рукоять меча, которую он придерживал рукой. На самом конце её, удерживаемый похожими на когти полосками металла, сверкал и сиял неземным светом большой полупрозрачный синий камень…

У второго плаща не было, поэтому хорошо просматривался пояс с более коротким и «обычным» мечом с одной стороны и кобурой с торчащей из неё рукояткой с другой. Закончив говорить, второй «чёрный» дождался какого-то ответа, после чего они начали поворачиваться, а я вжался в песок. Когда они скрылись из виду дальше в лесу, я поднялся и, пригибаясь, побежал обратно к своим прямо через перелесок, не заходя в воду. Лена, оказывается, уже заподозрила неладное, но кричать не стала, погрозила мне кулаком и сказала, чтобы мы собирались обратно – готовилось какое-то спортивное мероприятие через двадцать минут. А Саша посмотрел с любопытством, но ничего не сказал.