Текст книги "Советско-финский плен (1939-1944).По обе стороны колючей проволоки"
Автор книги: Дмитрий Фролов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц)
Исследователь Галицкий прав, что климатические условия не очень влияли на смертность финских пленных в СССР. Хотя очевидно, что климат в северных районах Казахстана мало похож на финский. А именно в Казахстане скончалось наибольшее количество финских военнопленных. Финский журналист Юкка Рислакки и российский исследователь Эйла Лахти-Аргутина пишут в своей книге, что из 338 финнов, находившихся в Карлаге, в живых осталось меньше 30[77]77
Rislakki jukka, Lahti-Argutina Eila, Меillа ei kotia taаllа. Otava, 1997, s. 209.
[Закрыть]. Смертность пленных военнослужащих армии Финляндии в лагерях НКВД в большей степени была связана с плохим питанием, тяжелой работой, нехваткой витаминов и недостаточным медицинским обслуживанием, что подтверждают имеющиеся в моем распоряжении советские архивные документы. Незнание местной флоры приводило к тому, что в Караганде финны от голода собирали сладкие корнеплоды, которые, как оказалось, были ядовитыми.
Итак, можно отметить, что, как и во время Зимней войны, во время войны Продолжения серьезных нарушений внутреннего распорядка лагерей финские военнопленные не совершали, в отличие от немецких военнопленных, которые за время войны совершили 301 побег из мест заключения[78]78
Военнопленные в СССР. 2000. С. 332.
[Закрыть]. В нашем распоряжении имеется информация лишь об одном подобном инциденте со стороны финнов. В отчете начальника оперативно-чекистского отделения лагеря № 158 майора госбезопасности Кенькина отмечено, что в октябре 1944 года военнопленный финской армии Рюткянен (вероятнее всего, правильное имя Rуtkonеn Vaino Henrik), «будучи совершенно в ненормальном состоянии, перелез через проволочное заграждение и из зоны лагеря совершил побег, но через 3 часа был задержан силами оперативной группы»[79]79
В. Конасов, А. Кузьминых. 2002. С. 131.
[Закрыть]. Впрочем, это не повлияло на его дальнейшую судьбу, и он вернулся на родину в 1944 году.
Естественно, что нарушений распорядка лагерной жизни и правонарушений избежать невозможно, но сводились они в основном к краже продуктов питания и обмундирования, что вполне объяснимо в условиях плена. Действительно, стремление получить лишний кусок хлеба, а значит, и выжить иногда толкал военнопленных на такие поступки, которые они вряд ли совершили в нормальных условиях.
Советские военнопленные в 1941–1944 годах
А теперь рассмотрим вопросы, связанные с пребыванием советских военнопленных в лагерях на территории Финляндии во время войны Продолжения.
Говоря о советских пленных периода войны 1941–1944 годов, необходимо сделать небольшую ремарку. Еще до начала боевых действий обе стороны проводили разведывательные полеты. Но если финны всегда возвращались на свои базы, то русским пилотам повезло меньше. 24 июня 1941 года два советских гидроплана МБР-2 проводили разведку местности в районе Порвоо И совершили вынужденную посадку в территориальных водах Финляндии. Один самолет отправился за подмогой, а второй был захвачен вместе с экипажем – лейтенант Н. А. Дубровин, лейтенант А. И. Корчинский и старший сержант Т. К. Близнецов 41-й авиаэскадрильи 15-го авиаполка ВВС КБФ. Таким образом, еще до начала войны Финляндия dе facto захватила первых советских военнопленных. К сожалению, дальнейшую судьбу этих летчиков мне установить пока не удалось.
Начавшееся в самом конце июня 1941 года наступление финских войск принесло ошеломляющие успехи. Несмотря на упорное сопротивление частей Красной Армии и пограничников, финны в довольно короткие сроки вышли к линии старой государственной границы.
Отступавшие советские войска несли тяжелый урон в живой силе. Просчеты при планировании операций и стремительное продвижение финнов привели к тому, что большое количество частей и подразделений РККА оказались в «мешках» и «котлах». Выросло и количество пленных бойцов и командиров, плененных финнами. «Котел» (или по-фински «мотти») В районе Порлампи дал более 3000 военнопленных, совместное наступление финских корпусов на побережье Карельского перешейка – 1200, а «мотти» у Инонниеми –1500 военнопленных. В результате медвежьегорской и олонецкой операций в Карелии осенью – зимой 1941 года в финском плену оказалось более 4000 военнопленных. Только за первые полгода войны были взяты в плен 56 334 военнослужащих Красной Армии. Всего за время войны Продолжения – 64 188 человек
Естественно, что такое количество военнопленных надо было где-то размещать. Еще до начала широкомасштабного наступления финской армии 1 июля 1941 года страна начала готовиться к приему пленных. 28 июня 1941 года начальник штаба тыловых частей полковник А. Е. Мартола отправляет приказ о формировании лагерей для военнопленных. Согласно приказу, лагеря должны были начать полноценно функционировать к 2 июля. Для советских солдат и командиров вновь были готовы «гостеприимно» распахнуть двери своих бараков уже известные нам по Зимней войне лагеря в Пелсо, Кёулиё, Карвиа, Хугтинен. Кроме того, были подготовлены и новые места для русских в:
Хейнойоки – на 300 человек;
Ванхала – на 200;
Карккила – на 150;
Перясейняйоки – на 150;
Паавола – на 400;
Лиминка – на 1000 человек
В распоряжение военнопленных были предоставлены госпитали в Коккала и Лаппеенранта.
Но этого явно было недостаточно. 30 июня 1941 года на территории лахтинской организации шюцкора в местечке Настала открылся пересыльный лагерь № 1 на 2000 военнопленных. Второй такой же лагерь сформировали в Пиексямяки на территории Сайменской организации шюцкора. Принять пленных сразу этот лагерь не смог, поскольку не имел бараков. В результате руководство лагеря было вынуждено обратиться на местную лесопилку с просьбой предоставить строительный материал для помещений. Впрочем, в отличие от других лагерей, оба этих приемно-пересыльных лагеря просуществовали всю войну. Через них прошли десятки тысяч советских военнопленных. В иные месяцы количество обитателей Настала достигало 8019 человек, а Пиексямяки – 7556 пленных. Естественно, что рассчитанные на 2000 мест, эти лагеря не могли обеспечить сколько-нибудь нормальные условия жизни советских военнопленных.
Продвижение частей финской армии в глубь Карельского перешейка и Карелии привело к тому, что поток пленных увеличивался, обгоняя предварительные прогнозы. Штаб тыловых частей объявил о готовности к приему 24 тысяч военнопленных, которые должны были расположиться в следующих лагерях:
Кёулиё – 500 человек;
Карвиа – 700-3000;
Хуттинен – 2500–4000;
Пелсо – 2000;
Ориматтила – 300;
Туусула – 200;
Карккила – 150;
Колосйоки – 1500;
Кеми – 5000;
Исокюро – 400;
Перясейняйоки – 300;
Рауталампи – 700;
Кяльвия – 200;
Киурувеси – 400;
Паaвола – 400;
Лиминка – 1000;
Настола – 2000;
Пиексямяки – 2000 человек.
К концу августа 1941 года пленными были заполнены 18 лагерей по всей Финляндии. Однако наступление финнов на Карельском перешейке закончилось лишь 9 сентября 1941 года. То есть предстояло разместить еще и другие, более крупные партии военнопленных Красной Армии. Еще раз напомню, что только за первые полгода войны в плен было взято свыше 56 тысяч бойцов и командиров РККА. Среди пленных был и единственный генерал-майор Красной Армии, командир 43-й стрелковой дивизии. В сентябре 1941 года, будучи контуженным, он был взят в плен в районе Выборга. Столь ценный «трофей» еще никогда раньше не доставался финнам. На предложение создать и возглавить антисоветское движение среди советских военнопленных генерал Кирпичников ответил отказом и содержался в офицерском лагере для военнопленных № 1 на общих основаниях до выхода Финляндии из войны. Его неоднократно вызывали на допросы в Ставку в Хельсинки. Финнов особенно интересовали его показания о причинах поражения советских войск на Карельском перешейке, методике подготовки командного состава в военных училищах в Советском Союзе. Судьба его сложилась трагически. На следующий день после возвращения в СССР, 20 октября 1944 года Кирпичников был арестован сотрудниками СМЕРШ. После проведения расследования об обстоятельствах пленения был обвинен в измене Родине, осужден в 1945 году и заключен в тюрьму. По приговору Военной коллегии Верховного суда СССР 28 августа 1950 года генерал Кирпичников был расстрелян. До настоящего времени не реабилитирован. Если о других советских генералах, попавших в плен во время Великой Отечественной войны, написано много статей и научных исследований, то ссылок на Кирпичникова в российской историографии практически нет. Пожалуй, единственными являются статьи российского исследователя В. С. Христофорова[80]80
Христофоров В. «Попав в плен, я был морально подавлен» (о некоторых политико-правовых аспектах уголовного дела генерал-майора В. В. Кирпичникова. Военно-исторический журнал. 2007, № 7, и Христофоров В. документы российских архивов о советских военнопленных в лагерях на территории Финляндии и Норвегии. 1941–1944 гг. Отечественные архивы, 2008, № 3.
[Закрыть].
За время войны Продолжения на территории Финляндии находилось 30 лагерей, приемных пунктов и производственных отделений, где содержались советские военнопленные. Лагеря делились на: 1) офицерские; 2) для рядового состава; 3) для «дружественных наций» и 4) лагеря для женщин-военнопленных. Иногда общая территория лагеря была разделена на женскую и мужскую зоны. Кроме того, на оккупированной территории финны создали еще несколько лагерей для гражданского населения и военнопленных.
Для гражданского населения:
Город Петрозаводск:
лагерь № 1 1000 человек,
лагерь № 2 – 1500 человек,
лагерь № 3 – 3000 человек,
лагерь № 4 – 3000 человек,
лагерь № 5 – 7000 человек,
лагерь № 6 – 7000 человек,
лагерь № 7 – 3000 человек.
Петровский район, Святнаволок – 1000 человек.
Пряжинский район, Киндосвары – 600 человек.
Кутижма – 200 человек.
Медвежьегорский район – 600 человек.
Олонецкий район, п. Ильинское – 2176 человек.
Ведлозерский район – 1000 человек.
Вместимость – 31 576 человек.
Для военнопленных:
Сегозерский район
лагерь № 1 300 человек,
лагерь № 2 – 600 человек.
Кондопожский лагерь 8062 – 750 человек.
Лагерь б/н – 70 человек.
Олонецкий район, лагерь № 17 – 1000 человек.
Выборгский район – 500.
Вместимость – 3220 пленных.
Помимо финских лагерей на территории Суоми действовали и немецкие лагеря для советских военнопленных. Как правило, они размещались на севере страны, в так называемой зоне ответственности немецкого командования. По различным оценкам, таких лагерей было 27. Лагеря были сравнительно небольшими. Численность военнопленных редко превышала 200 человек. Пленные использовались для обслуживания немецких гарнизонов, на строительстве дорог и лесозаготовках. В 1944 году после выхода Финляндии из войны большую часть советских военнопленных перевели в лагеря на территории Норвегии или эвакуировали морем в Германию. Бежавший из немецкого лагеря в Рованиеми советский военнопленный старший сержант Своеволин на допросе в НКВД показывал так:
«Лагеря военнопленных в гор. Рованиеми расположены на северной окраине города, на правом берегу реки Кеми-Йоки. Метрах в 150–200 расположен второй лагерь военнопленных. Каждый лагерь занимает площадь длиной до 150 и шириной до 80 метров, обнесенный в два ряда проволочным заграждением, расстояние между рядами до 2 метров. Этот промежуток между проволочными заграждениями забросан спиральной проволокой, на которую подвешены металлические предметы, издающие лязг, в случае если на эту проволоку наступить. По углам двора имеются 4 вышки для постов с прожекторами. Для входа и выхода со двора лагеря имеются одни проходные ворота, в которых стоит часовой.
Охрана лагеря
Лагерь военнопленных, в котором содержался Своеволин, охраняется исключительно немецкими солдатами. Гарнизон охраны состоял до 70 человек из солдат СС.
Солдаты размещены в отдельном помещении в 100–120 метров в 4 бараках. Начальником лагеря был немецкий майор, фамилии которого я не знаю. В помещении, где размещались пленные, начальник лагеря заходил очень редко, не больше как один раз в месяц.
Переводчиков в лагере было двое, оба из числа военнопленных, один из них из немцев Поволжья, второй украинец. Их фамилии также неизвестны.
В дневное время лагерь охранялся одним часовым в воротах и два подвижных поста по одному человеку, которые ходят вокруг двора вблизи проволочных заграждений.
В ночное время охрана усиливается на 2 человека, так что во дворе ночью ходят 4 человека, а в воротах так и остается 1 человек».
Приблизительно такая же система охраны существовала и в финских местах размещения военнопленных. Территории лагерей были обнесены заграждением из колючей проволоки, а по периметру стояли вышки для наблюдения. Структура организации лагерного руководства менялась несколько раз за время войны 1941–1941 годов, но в целом соответствовала следующей модели:
1. Руководство лагеря
– отдел учета и регистрации пленных,
– медицинский отдел,
– разведывательный отдел, в чьем ведении были допросы военнопленных.
2. Отдел обслуживания лагеря.
3. Отдел охраны. В зависимости от величины лагеря пленных охраняли от роты до батальона.
Военнопленные размещались в бараках, как правило, по 150 человек, оборудованных двухъ– или трехъярусными нарами. В производственных лагерях пленные жили по 25–30 человек в дощатых времянках или землянках.
Говоря о лагерях для военнопленных в Финляндии, нельзя обойти стороной один немаловажный вопрос, а именно: нарушения лагерной дисциплины и последовавшие за этим наказания. Наиболее распространенными проступками во время войны были: кражи продуктов питания в лагерях и у гражданского населения, нарушения трудовой дисциплины и отказ от работы, а также побеги. В компетенции начальника лагеря было назначение наказаний провинившимся пленным. Исполнение наказания возлагалось на командира охранной роты. Начальник лагеря имел право посадить провинившегося в карцер сроком на 30 суток, офицер охраны – на 14 суток и офицер барака – на 7 суток.
Тяжелые условия жизни в лагерях, стремление к свободе толкало военнопленных на побеги. По разным данным, за время войны Продолжения из финских лагерей бежали около 700 советских военнопленных. Путь их был разный. Многие, особенно из северной части страны, старались бежать в Швецию. И некоторым это удавалось. Например, брат известного советского поэта А. Твардовского – Иван совершил побег и в 1944 году оказался в лагере для интернированных лиц. Он вернулся в СССР в 1946 году и был осужден к 10 годам исправительно-трудовых работ. Другие старались пробраться в СССР Некоторым тоже это удавалось: пройдя до 800 км по лесам, они выходили в расположение советских частей. После фильтрационной проверки их направляли в действующую армию.
Побеги были достаточно распространенным явлением среди военнопленных. Закрывать на это глаза руководство лагерей не могло. В 1944 году был издан специальный циркуляр, касающийся мер по поимке беглецов.
«С наступлением лета ожидается увеличение попыток побегов пленных. Для организации быстрой и эффективной погони в случае предпринятой попытки приказываю создать так называемую ударную группу при основных лагерях, а также во всех лагерях-филиалах и трудовых лагерях… У командира ударной группы в планшете всегда должны быть наготове карта округи и компас. В продовольственном складе должен быть всегда наготове 3-суточный паек на каждого члена ударной группы и на собаку. Оружие тоже должно всегда находиться в боевой готовности… По мере необходимости группа должна сниматься в погоню без особого на то приказа. Время не должно теряться впустую ни капли, ударная группа должна при ступать к своим обязанностям мгновенно и выполнять их быстро и на уровне. В случае отбытия в отпуск члена ударной группы начальник лагеря-филиала должен найти на его место подмену. Отличившиеся члены ударной группы могут поощряться отпусками (например, в случае задержания беглого пленного».
Значительную часть из бежавших, как правило, ловили или убивали во время погони. Это неудивительно: беглецы оказывались в абсолютно незнакомой для них местности, изобилующей водными преградами и лесами. Запасы продовольствия, накопленные к побегу, быстро заканчивались, и они вынуждены были красть еду у местного населения. Это не оставалось незамеченным. Гражданское население охотно помогало властям задерживать пленных.
Пойманных военнопленных возвращали в лагерь. В большинстве случаев беглеца наказывали розгами. Порка была распространенным явлением в финских лагерях. Пленных выстраивали перед бараками. Посередине площади устанавливался помост, на который животом должен был ложиться обнаженный до пояса пленный. Пороли розгами, иногда, если попадался охранник-садист, ими служил привязанный к деревянной ручке пучок изолированной медной или стальной проволоки. Количество ударов было заранее известно и провинившемуся, и экзекутору. Бывший военнопленный Елкин так вспоминает порку, которой он подвергся вместе со своими двумя товарищами после неудавшегося побега:
«Собрались наши, рядом бараки были. Я-то не кричал, когда били меня, а эти двое кричали. Одного заставили на аккордеоне играть громко. Тот играл на аккордеоне, а в это время били. А внизу на полу стоял офицер, он считал удары. Мне накрыли заднюю часть и спину и двое с обоих сторон лупили. Один солдат, другой сержант. И сержант был русский. Русские тоже были в финской армии. И сержант это русский был. Он зверски бил, что есть силы, а этот – финн – он почему-то слабо. Чувствовал ось, что вид делает. Поднимает, а опускает потише».
Другим наказанием дисциплинарного плана считалось выдерживание пленных по стойке смирно с тяжелым рюкзаком за плечами. Такое же наказание при менялось и к финским солдатам. Естественно, что такую меру взыскания многие военнопленные, ослабленные постоянным голоданием, долго не выдерживали. Кстати, существует легенда о генерале Кирпичникове. Когда он находился в лагере, его адъютант подвергся такому наказанию. Генерал попросил выдать и ему такой же ранец и встал рядом с ним, мотивируя это тем, что он и в плену несет ответственность за своих солдат. Руководство лагеря приняло решение отменить наложенное на военнопленного взыскание.
Если же проступок, совершенный пленным, выходил за рамки компетентности начальника лагеря, последний обязан был передать его в военно-полевой суд. К таким проступкам относили, например, порчу государственного имущества, поддержание связи с находящимися за пределами лагеря лицами с целью ведения шпионажа, распространение большевистской пропаганды, бунт, саботаж и т. п. За некоторые из этих проступков полагался расстрел.
Конвой тоже имел право применять оружие в случае нападения на него или при попытке военнопленного к бегству. Подобное часто случалось в производственных филиалах лагерей, например на лесозаготовках.
«Протокол допроса в Куусиваара 5.12.1941 по поводу смерти пленного А № 1709 Симакова Николая Ивановича. 4.12.1941 в 16 часов при выходе с лесоразработок он напал на рядового Ф., бывшего в конвое. Тот для самообороны выстрелил. Пуля попала пленному в грудь, вследствие чего смерть наступила мгновенно. Другой конвоир партии сказал, что с Ф. все так и произошло. Старший конвоя сержант Сёдерлинг Э.».
Впрочем, вызывает сомнение, что обессиленные голодом военнопленные могли причинить существенный вред здоровью охранников. Однако подобных случаев убийства пленных якобы при нападении или при попытке к бегству известно довольно много.
Итак, подводя некоторый итог данной главы, можно заметить, что, как и Советский Союз, Финляндия оказалась не готова к размещению большого количества военнопленных. Так, финский исследователь Пиркка Миккола установил, что уже в начале войны Продолжения проявились существенные изъяны в организации содержания советских военнопленных, которые были связаны с недостаточно четким решением нормативно-правового вопроса о соподчиненности организаций, отвечавших за прием советских военнопленных[81]81
Mikkola Pirkka, Sotavangin еlаmа ja kuоlеmа. Jatkosodan neuvostosotavankien suuren kuolleisuuden syyt. Suоmеn ja Skandinavian historian рго gгаdu-tutkiеlmа. Helsingin yliopiston historian laitos, 2000.
[Закрыть]. По сути, структура их приема, учета и обслуживания стала разрабатываться только в 1942 году, а окончательно отладить все моменты соответствующего порядка удалось лишь к осени 1943 года. С этого времени, считают многие исследователи, Финляндия в полном объеме стала соблюдать нормы международного права обращения с военнопленными в части их размещения и продовольственного снабжения.
Порядок первичного учета военнопленных
Во время Зимней войны и финские, и советские власти были заинтересованы в сборе полной и, по возможности, достоверной информации о количественном и качественном составе пленных, находящихся на территориях обеих стран. Финские военные и гражданские власти, в ведении которых находились советские военнопленные, установили довольно простой порядок первичного учета русских пленных. Он сводился к их предварительному допросу и составлению учетной карточки, в которую записывались имя, фамилия, отчество, год и место рождения, семейное положение, сведения о родственниках, национальность и вероисповедание военнопленного.
Во время первичных допросов офицеров и политработников Красной Армии отделяли от основной массы. Эту категорию лиц затем допрашивали более подробно, особенно тщательно. Для общения с военнопленными в качестве переводчиков привлекались как военные лица (в основном из числа бывших офицеров царской армии), так и гражданское население. Например, финские военные власти из-за нехватки переводчиков были вынуждены привлечь к этой работе директора банка из Кайани Тирраненa, который родился в Северной Карелии и понимал русский язык.
Однако на этом простота решения проблемы кончалась. Финские военные и гражданские власти, согласуясь с требованиями Женевской конвенции об учете воинского статуса военнопленных, делили всех пленных на несколько групп для их последующего раздельного содержания в лагерях:
1) политическое руководство (независимо от звания);
2) офицеры;
3) младшие командиры;
4) строевой состав;
5) доброжелательно относящиеся к Финляндии – национальные меньшинства;
6) перебежчики.
Но, таким образом, они решали и прагматические цели создания благоприятных условий для идеологической обработки пленных. Они изолировали советских политработников от основной массы военнопленных, предотвращали влияние советских офицеров на рядовой состав из национальных меньшинств, создавали особую среду для работы с перебежчиками.
Таких специализированных лагерей и сборных пунктов для советских военнопленных в Финляндии было семь: лагерь № 1 – Кёюлиё (Кoуlio) и лагерь № 3 – Пелсо (Pelso), в которых находились политработники, офицеры и младшие командиры; лагерь № 2 – Карвиа (Karvia) и лагерь № 4 – Линтукумпу (Lintukumpu), где были размещены рядовые военнослужащие, представители национальных меньшинств и перебежчики; лагерь № 5 – Хуиттинен (Huittinen), предназначенный для содержания военнопленных 4 и 5 групп; а также сборный (пункт) лагерь в Утти (Utti) и сборный (пункт) лагерь в Париккала (Parikkala)12. Впрочем, правило раздельного содержания военнопленных в зависимости от группы не всегда соблюдалось.
Еще при первичных допросах военнопленных финны старались определить национальность красноармейцев. Для этой цели был разработан «Проект руководства по допросу военнопленных. Установление национальности военнопленного». В нем, в частности, отмечалось, что национальность военнопленного необходимо установить еще на стадии первичного допроса. В крайнем случае, по прибытии в лагерь для военнопленных. Это объяснялось тем, что к нерусским пленным «следовало относиться более внимательно, так как уже во время войны их можно использовать в различных целях или же, по крайней мере, подготовить из них людей, которые после обмена военнопленными, вернувшись в Советский Союз, расселятся среди советских людей». С другой стороны, отмечалось, что «во время допроса следует остерегаться давать военнопленному такие представления, из которых он может понять, что принадлежность к нерусской национальности дает преимущества и наоборот».
В отношениях с военнопленными других национальностей финские власти исходили из идеологической доктрины о неразвитости их национального самосознания из-за низкого образовательного и культурного уровня. При этом опирались на тезис-ориентир, согласно которому советская пропаганда, фальсифицируя «даже самые наипростейшие сведения и обстоятельства, задушила самосознание нерусских народов».
К категории национальных меньшинств при делении военнопленных финны относили всех нерусских солдат и командиров Красной Армии. Выделенные в отдельную группу нерусские, по замыслу финских властей и в целом без нарушений международного права, должны были содержаться отдельно от остальных – русских пленных.
По финской классификации, в категорию национальных меньшинств попали люди титульных в СССР наций с численностью в миллионы человек и имевших свои государственно-национальные образования, например: украинцы, татары, белорусы, узбеки и грузины. К последним финны, например, относили людей всех национальностей, проживающих на Кавказе, что, конечно, не устраивало ни грузин, ни людей других национальностей, тщательно в течение веков оберегавших на Кавказе и за его пределами свое национальное достоинство. Также естественно, что, например, украинцы не могли согласиться с отнесением их к группе национальных меньшинств, под которыми в СССР понимали, прежде всего, малочисленные народы и народности, не имевшие в царской России не только своих национально-государственных образований, но и даже письменного языка, многих видов современного искусства и культуры.
По неполным данным, за время боевых действий были пленены около 1928 человек, являвшихся представителями 32 наций и народностей Советского Союза, то есть приблизительно 35 % от общего количества военнопленных. Думаю, что эти данные не вполне соответствуют действительности, так как, несмотря на учет, многих нерусских военнопленных записывали русскими. Особенно часто это происходило с украинцами, проживавшими до призыва в армию на территории РСФСР. Всего же в плену находились около 5546 солдат и командиров Красной Армии. Рассматривая эту категорию, стоит отметить, что большинство из них были украинцами, белорусами, карелами и ингерманландцами, татарами, евреями, мордвинами, чувашами, узбеками, башкирами и грузинами.
Лагерная администрация старалась компактно содержать лиц одной национальности, хотя это не всегда было возможно. Впрочем, в тюрьмах иногда и удавалось содержать представителей различных национальностей отдельно друг от друга. Военнопленный Борис Кожевин из 273-го стрелкового полка рассказал следователю НКВД:
«Нас в тюрьме рассаживали по национальностям. Русских отдельно, украинцев отдельно, белорусов отдельно, карелов отдельно. Коммунистов и комиссаров сажали в одиночки».
Считалось, что «национальные меньшинства» должны пользоваться некоторыми привилегиями, как то: более мягкий режим содержания, добавочное питание и т. п. Но на деле лишь у так называемых дружественных наций (советских ингерманландцев, карел и вепсов) были некоторые привилегии. Только они пользовались особым расположением лагерной администрации, поэтому, в частности, работали помощниками надзирателей и переводчиками.
В разговорах с иностранными журналистами большинство из этой группы военнопленных крайне негативно высказывалось о жизни в Советском Союзе, было недовольно условиями быта и работой в СССР. Журналист из русских эмигрантов В. 3ензинов отмечал, что встреченные им в Финляндии в лагере для военнопленных карелы выказывали даже свое желание вернуться на фронт и сражаться против Красной Армии.
Впрочем, по словам вернувшихся из финского плена красноармейцев, привилегии имели нс только карелы, но и украинцы. Их содержали лучше, чем остальных военнопленных, они имели относительно большую свободу передвижения по территории лагеря и т. п.
Кроме некоторых послаблений в лагерном режиме и в лагерной работе для военнопленных «дружественных наций» устраивались курсы финского языка, лекции по финской истории и культуре. То есть для них создавались не только лучшие условия для удовлетворения духовных потребностей, но и возможности для более тесного общения с родственными народами.
Порядок первичного учета финских военнопленных во время Зимней войны
Аналогичные действия по учету финских военнопленных предпринимали и советские военные власти. Необходимо отметить, что у советского государства к началу Зимней войны уже имелся некоторый опыт учета и регистрации иностранных военнопленных. Так, еще во время Гражданской войны Центрпленбеж[82]82
Центральная комиссия по делам пленных и беженцев (Центрпленбеж) при Народном комиссариате по военным делам. Создана в апреле 1918 года в соответствии с декретом Совета народных комиссаров.
[Закрыть] издал приказ № 300 от 25.05.1919 «О порядке регистрации иностранных военнопленных, взятых Красной Армией». Во время советско-финляндской войны 1939–1940 годов порядок регистрации и учета финских военнопленных был определен в соответствии с приказом наркома внутренних дел Л. Берии № 0438 от 29 декабря 1939 года. Это была «Временная инструкция о работе пунктов НКВД по приему военнопленных». Анализ этого и других имеющихся в нашем распоряжении документов УПВ НКВД СССР, не вызывает сомнения в том, насколько важны были для данной организации вопросы, связанные с учетом военнопленных. Начальник УПВ НКВД Сопрунеко в категоричной форме требовал от руководства приемных пунктов организовать регистрацию прибывших в специальной книге. Кроме того, начальству приемного пункта вменялось в обязанность ежедневно вести строевую записку о движении военнопленных и ежедневно докладывать о ее содержании шифротелеграммами в МОСКВУ в УПВ НКВД[83]83
РГВА, ф. 1п, оп. 37а, д. 1, лл. 23–24.
[Закрыть].
Большое внимание сотрудники органов УПВ НКВД СССР уделяли первичному допросу, в ходе которого задавались вопросы из разных областей жизнедеятельности человека. Таким образом, происходил первоначальный сбор статистической информации о пленных. Ответы затем заносились в карточку учета. В ней, помимо фиксации традиционных данных: имя, отчество, фамилия, год и место рождения, последнее место жительства, национальность, воинское звание военнопленного, – записывались более широкие сведения. А именно: о социальном происхождении (сословие военнопленного), подданство, профессия и специальность, и стаж работы, принадлежность к политической партии, общее и военное образование, матрикулярный номер, название части и род войск, В которой находился военнопленный, дата и место взятия в плен, семейное положение, сведения о ранениях, а также информация о том, что делал военнопленный до призыва в армию, если работал, то где именно и должность. Всего же карточка содержала ответы на 15 основных вопросов, довольно разнообразно характеризующих прошлую жизнь человека.
Кроме того, существовало и дополнение к указанной учетной карточке, в которой фиксировались сведения для служб, занимавшихся вопросами государственной безопасности: 1) последняя должность военнопленного В финской армии; 2) какими языками владеет военнопленный; 3) проживал ли он в Советском Союзе (где, с какого и по какое время и чем занимался), 4) кто из родственников и знакомых проживает в СССР, их имена, фамилии, отчества, возраст, места работы и род занятий, местожительство, 5) был ли военнопленный за границей (где, с какого и по какое время и чем занимался).