Текст книги "Советско-финский плен (1939-1944).По обе стороны колючей проволоки"

Автор книги: Дмитрий Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)

Первоначально в соответствии с нотой Молотова работа комиссии должна была начаться уже 10 апреля, а первая партия военнопленных передана уже 15 апреля. Но по взаимной договоренности начало деятельности этого межправительственного органа было отодвинуто на более поздний срок – 14 апреля. Именно в этот день состоялось первое заседание. В состав комиссии от финской стороны входили: генерал Уно Койстинен, подполковник Матти Тийайнен и капитан Арво Виитанен. Советскую сторону представляли комбриг Евстигнеев (представитель РККА), капитан госбезопасности Сопруненко (начальник УПВИ НКВД СССР) и представитель Наркомата иностранных дел (НКИД) Тункин. Таким образом, СССР делегировал для работы в комиссии уполномоченных тех структур, которые по роду своих занятий были тесным образом связаны с военнопленными. Армия захватывала в плен военнослужащих финской армии, УПВИ отвечало за их содержание в лагерях и приемных пунктах, а НКИД регулировал международно-правовые аспекты приема и репатриации финских пленных.

В связи с тем, что комиссия работала на советской территории, большую часть расходов по ее содержанию взял на себя СССР. 14 апреля 1940 года комбриг Евстигнеев направил в Москву телеграмму, с просьбой перевести 15 тысяч рублей для содержания штаба работы комиссии. В отчете о работе комиссии отмечалось, что сотрудники советской делегации получали 30 рублей в день на питание и 15 рублей на командировочные расходы. На пять завтраков (по 250 рублей каждый) для представителей финской делегации было выделено 1250 рублей[256]256
  РГВА, ф. 1п, оп. 3 е, д. 10, л. 1, 32.


[Закрыть].

Смешанная комиссия по обмену военнопленными между СССР и Финляндией осуществляла свою деятельность с 14 по 28 апреля 1940 года. За время работы было проведено шесть заседаний – 14, 15, 16, 18, 27, 28 апреля 1940 года, на которых были предприняты попытки решить следующие вопросы:

– порядок передачи пленных обеих армий;

– возвращение военнопленных финской армии, захваченных после 12 часов 13 марта 1940 года, то есть после прекращения боевых действий;

– наведение справок о про павших без вести;

– сроки передачи больных и раненых военнопленных.

На первом заседании комиссии обе стороны обменялись данными о количестве военнопленных, содержавшихся на их территории. Советский Союз объявил о 706 финских военнопленных, а Финляндия о 5395 советских пленных. На этом же заседании члены комиссии установили приблизительные даты передачи пленных. Советский Союз заявил, что готов осуществить репатриацию финских военнопленных 16 апреля 106 человек и 20 апреля – 600 человек. Финская сторона обязалась передать советских военнопленных в установленные сроки:

17 апреля – 800

20 апреля – 800

21 апреля – 800

22 апреля – 800

23 апреля – 800

24 апреля – 800

25 апреля – всех остальных военнопленных, кроме больных и тяжело раненных, которые должны были передаваться по мере их выздоровления.

На пятом заседании комиссии (27 апреля 1940 года) стороны договорились и о сроках возвращения последней категории военнопленных. Первая передача должна была состояться 10 мая. По оценкам комиссии, финская сторона могла вернуть в СССР группу в 70-100 человек, Советский Союз – около 40 финских больных и тяжело раненных военнопленных. Следующий обмен предусматривался 25 мая, когда должны передаваться все остальные пленные, состояние здоровья которых допускало транспортировку. Как видно из приведенных выше цифр, обе стороны еще не имели полных сведений о точном числе находящихся у них военнопленных. Но данные уточнялись, и к моменту прекращения работы Смешанной комиссии стороны уже располагали более полной и точной информацией о количестве военнопленных.

Помимо обмена военнопленными комиссия занималась розыском пропавших без вести военнослужащих РККА, финских солдат, офицеров, иностранных добровольцев, служивших в финской армии, а также гражданских лиц.

Перед последним, шестым заседанием Смешанной комиссии (28 апреля 1940 года) комбриг Евстигнеев получил телеграмму-молнию за подписью Деканозова[257]257
  Деканозов Владимир Георгиевич (1898–1953). Принимал участие в революционном движении в Закавказье. В 1920–1921 гг. начальник специального отряда 20-й дивизии 11-й армии РККА. С июня 1921 г. – в ВЧК. До 1931 г. служил на руководящих должностях в органах госбезопасности Азербайджана и Грузии. В 1931–1938 гг. находился на ответственной партийной и государственной работе в ГрузССР. В ноябре 1938 г. перешел на работу в ГУГБ НКВД СССР. Комиссар госбезопасности 3-ro ранга. С мая 1939 г. – заместитель наркома иностранных дел, а с ноября 1940 года вплоть до нападения фашистской Германии на Советский Союз – посол СССР в Берлине. До 1947 г. – заместитель министра иностранных дел. В 1953 г. – министр внутренних дел ГрузССР. В июне 1953 года арестован «по делу Берии» и расстрелян в декабре того же года.


[Закрыть]. В ней, в частности, отмечалось несколько моментов, на которые следовало обратить особое внимание советской делегации:

1. В соответствии с принципами международного права Гаагской конвенции 1907 г. «О законах и обычаях войны» и Женевской конвенции 1929 г. о военнопленных потребовать от финской стороны вернуть все личные документы, личное имущество и деньги советских военнопленных;

2. Вернуть в СССР всех военнопленных, находящихся под судом, следствием, находящихся в тюрьмах и других местах заключения;

3. Добиться внесения в протокол заседания фактов использования финской стороной советских военнопленных на работах оборонительного характера в Финляндии;

4. Потребовать от финнов справку о всех еще невозвращенных, умерших и не пожелавших вернуться в СССР советских военнопленных[258]258
  РГВА, ф. 1е, оп. 3, д. 5, л. 75.


[Закрыть].

Целесообразно также отметить, что в процессе работы комиссии и обмена пленными решались вопросы, связанные с возвращением личного имущества и денежных средств, изъятых у пленных на приемных пунктах и в лагерях для военнопленных на территории СССР и Финляндии. Советская сторона заявила, что у русских военнопленных в Финляндии были отобраны:

денег – 285 604, 00 рублей;

паспортов – 180;

комсомольских билетов – 175;

партийных документов – 55;

профсоюзных билетов – 139;

военных билетов – 148;

трудовых книжек – 12;

часов – 305;

удостоверений личности – 14.

Кроме того, во время обмена военнопленными в СССР в составе одной из групп было передано 25 бывших советских пленных, которые заявили, что в Финляндии у них конфисковали 41 374 финских марки. Вероятнее всего, судя по отобранному у них специальному снаряжению и экипировке, некоторые из них были членами диверсионных и разведывательных групп, агентами разведывательного отдела Северо-Западного фронта. Это подтверждают и вернувшиеся из финского плена красноармейцы:

«Когда нас готовили к отправке на родину, мы видели наших парашютистов… 21 человек переодетые в финскую форму… Эти товарищи просили передать нас, чтобы мы передали своему правительству о них…»

14 мая 1940 года на имя капитана госбезопасности Сопруненко пришла телеграмма из Ленинградского военного округа за подписями начальника ЛВО комбрига Евстигнеева и комиссара РО ЛВО батальонного комиссара Гусакова:

«Прошу Вашего распоряжения о допуске к опросу возвратившихся из Финляндии военнопленных, бывших агентов разведотдела Северно-Западного Фронта и армий, в различное время задержанных в Финляндии при ходке на выполнение спец. заданий, что крайне необходимо для выяснения причин провала и учета недостатков в подготовке. Для проведения опроса командируется майор тов. Померанцев. Основание: Телеграфное распоряжение Заместителя Наркома Обороны комдива тов. Проскурова».

Финская сторона, в свою очередь, заявила, что у финских военнопленных на территории СССР было отобрано личное имущество – часы, золотые кольца, перья и т. д. на сумму 160 209 финских марок и деньги 125 800 финских марок. Всего на сумму 286 009 финских марок[259]259
  РГВА, ф. 1п, оп. 3е, д. 5, лл. 65–66.


[Закрыть]. 21 апреля 1940 года советский уполномоченный комиссии старший политрук Шумилов передал финской стороне 19 873 марки 55 пенни[260]260
  В. Галицкий, 1997 С. 64.


[Закрыть]. Таким образом, каждый их финнов к моменту пленения должен был иметь при себе в среднем около 150 марок. Однако несмотря на то, что по существующим в СССР инструкциям личные вещи, валюта и ценные предметы должны были регистрироваться и храниться, в недрах НКВД таинственным образом исчезло свыше ста тысяч финских марок. Впрочем, неизвестно, осели ли деньги в НКВД или У мародеров, или финны завышали суммы отобранных у них вещей. Целесообразно также заметить, что и финская сторона передала в СССР до окончания работы Смешанной комиссии лишь малую толику из отобранных у советских пленных личных вещей. К сожалению, исследователи не располагают точными сведениями о возврате остального имущества финским и советским военнопленным после Зимней войны.

Организация возвращения на родину (Зимняя война)

Основной обмен пленными производился на станции Вайниккала. За это время на родину вернулись 847 финна (20 остались в СССР) и 5465 советских солдат и командиров (по данным В. Галицкого – 6016).

Говоря о советских военнопленных периода Зимней войны, надо отметить, что проблема взаимоотношений советского государства со своими соотечественниками, оказавшимися в плену, прошла несколько этапов. Российская империя в XIX–XX веках подписала все основные конвенции об обращении с военнопленными. При этом немаловажное внимание уделялось и своим солдатам и офицерам, захваченным противником. Вернувшихся на родину встречали как героев. После революции 1917 года ситуация постепенно начинает меняться. Россия заявляет о своем выходе из войны, но проблема пленных остается. Советское государство заявило об ответственности за судьбы военнопленных, и уже в апреле 1918 года в соответствии с декретом Совета народных комиссаров создается Центральная комиссия по делам пленных и беженцев (Центропленбеж) при Народном комиссариате по военным делам.

В июле 1918 года на V Всероссийском съезде Советов делегаты приняли «приветствие русским военнопленным, находящимся в различных местах». В этом документе предписывалось всем губернским советам создать специальные отделы по организации помощи пленным, которые должны были вести свою работу в тесном контакте с Центропленбежом. Отделы должны были немедленно начать сбор хлеба и предметов первой необходимости для отправки их военнопленным[261]261
  Л. Ивашов, А. Емелин. Нравственные и правовые проблемы плена в отечественной истории // Военно-исторический журнал, 1992, № 1. С. 45.


[Закрыть]. Более того, Совет народных комиссаров в своих постановлениях от 16 ноября 1918 года, 18 мая 1919 года, 9 июня 1920 года и 5 августа 1920 года назначил денежную компенсацию русским военнопленным Первой мировой войны и военнослужащим Красной Армии и флота, вернувшимся из вражеского плена. Денежная помощь оказывалась и членам семей пленных.

Однако Гражданская война внесла свои коррективы, и несмотря на то, что РСФСР гарантировала гуманное отношение к военнопленным независимо от государственной и национальной принадлежности, данное положение не всегда соблюдалось. Крайне ожесточенный характер войны, в которой обе стороны понесли колоссальные потери[262]262
  Безвозвратные потери Красной Армии – около 940 тыс. (в основном от эпидемий тифа), санитарные – около 6,8 млн. человек Белая армия – приблизительно 225 тыс. человек Общие потери России в результате Гражданской войны достигают 13 млн. человек. Военный энциклопедический словарь. Т 1, М., 2001 С. 462.


[Закрыть], бескомпромиссность политической борьбы зачастую не позволяли соблюдать самые элементарные нормы обращения с военнопленными. И красные, и белые допускали массовые убийства и пытки пленных.

С середины 20-х годов в СССР сложилась обстановка всеобщего недоверия, подозрительности и шпиономании. Все это естественным образом нашло отражение и в Уголовном кодексе СССР в отношении к военнопленным. Уже с 20-х годов в советском уголовном законодательстве появляются статьи, предусматривающие ответственность за сдачу в плен. В этом случае на военнослужащих Красной Армии и Рабоче-крестьянского Красного Флота распространялись действия 58-й и 193-й статей Уголовного кодекса РСФСР, предусматривавшие смертную казнь с конфискацией имущества за измену родине – шпионаж, выдачу военной и государственной тайны, побег за границу, переход на сторону противника и вторжение на территорию СССР в составе вооруженных банд[263]263
  Уголовный кодекс РСФСР, с изменениями до 1 сентября 1933 г. Официальный текст. С приложениями постатейно-систематизированных материалов и алфавитно-предметного указателя. Государственное издательство «Советское законодательство», М.: 1933.


[Закрыть]. Репрессиям подвергались и члены семьи военнослужащего, если они знали о его намерениях, но не довели это до сведения властей. В этом случае они осуждались на срок до пяти лет с конфискацией имущества. Остальные члены семьи лишались избирательных прав и подлежали высылке в отдаленные районы Сибири сроком на пять лет.

Более детально аналогичные действия, совершенные военнослужащими, прописывались в 193-й статье УК РСФСР, предусматривающей наказания за воинские преступления. В соответствии с этой статьей воинскими преступлениями признавались деяния, направленные против установленного порядка несения военной службы, совершенные военнослужащими и военнообязанными запаса Рабоче-крестьянской Красной Армии, а также гражданами, состоящими в особых, образуемых в военное время командах для обслуживания тыла и фронта.

Попавшим в окружение рядовым и младшим командирам периода Зимней войны часто инкриминировали «самовольное оставление части или места службы», «побег из части» или «самовольное оставление части или места службы в боевой обстановке» (ст. 193-7-193-9). Офицеры и политработники попадали под действие статьи 193-21 – «самовольное отступление начальника от данных ему для боя распоряжений, в целях способствованию неприятелю».

Статья 193-22 предусматривала расстрел за самовольное оставление поля боя, отказ действовать оружием во время боя, сдачу в плен и переход на сторону противника. Здесь существовала оговорка: «сдача в плен, не вызвавшаяся боевой обстановкой». Таким образом, подразумевалось, что существовали некоторые обстоятельства, например ранение и т. п., при которых пленение не рассматривалось как уголовно наказуемый поступок. Но на деле все оказывалось не так. Даже ранение нередко не влекло за собой освобождения от ответственности за сдачу в плен.

Уголовная ответственность, а точнее, расстрел предусматривался статьей 193-20: «Сдача неприятелю начальником вверенных ему военных сил, оставление неприятелю, уничтожение или приведение в негодность начальником вверенных ему укреплений, военных кораблей, военно-летательных аппаратов, артиллерии, военных складов и других средств ведения войны, а равно непринятие начальником надлежащих мер к уничтожению или приведению в негодность перечисленных средств ведения войны когда им грозит непосредственная опасность захвата неприятелем и уже использованы все способы сохранить их, если указанные в настоящей статье действия совершены в целях способствованию неприятелю…»

Можно еще долго перечислять части и параграфы статьи 193 УК РСФСР, но результат будет один: в большинстве случаев она предусматривала «высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества» за совершенные проступки.

Анализируя 193-ю статью, можно прийти к интересному выводу: предусматривая жесткие меры наказания за сдачу в плен военнослужащих Красной Армии, она в то же время делала более защищенным положение иностранных военнопленных. Так, параграф 29 (пункты А и Б этой статьи) предусматривал лишение свободы на срок до трех лет или применение наказания в соответствии с правилами дисциплинарного устава РККА за «дурное обращение с пленными, или сопряженное с особой жестокостью или направленное против больных и раненых, а равно небрежное исполнение обязанностей в отношении указанных больных и раненых лицами, на которых возложены их лечение и попечение о них»[264]264
  Уголовный кодекс РСФСР, с изменениями до 1 сентября 1933 г. Официальный текст. С приложениями постатейно-систематизированных материалов и алфавитно-предметного указателя.


[Закрыть]. Таковы вкратце основные положения статей Уголовного кодекса РСФСР, касавшиеся наказаний за воинские преступления, если пленение вообще можно считать преступлением. Но советскому законодательству того времени был присущ обвинительный уклон. После окончания Зимней войны практически всех бывших советских военнопленных решением Особого совещания НКВД СССР осудили к заключению в исправительно-трудовых лагерях системы ГУЛАГа. Таким образом, изначально советское государство рассматривало своих граждан, оказавшихся во вражеском плену, как уголовных преступников.

С момента пересечения линии государственной границы с бывшими советскими пленными про водились беседы и допросы специальными группами военных дознавателей, состоящими из политруков. Анализируя «Акты санитарного состояния военнопленных, донесения о беседах с ними и сведения о количестве отобранных ценностей и документов финскими властями», можно выделить несколько основных групп вопросов, с особой тщательностью выяснявшихся у бывших советских пленных:

1. Нормы продовольственного снабжения советских военнопленных в Финляндии, питание пленных в лагерях и тюрьмах.

2. Обращение с советскими военнопленными в лагерях, местах временного содержания и тюрьмах Финляндии со стороны гражданских и военных властей.

3. Антисоветская работа с военнопленными.

4. Выявление предателей и изменников Родины из числа советских военнопленных.

5. Выяснение имен и фамилий советских военнопленных, не пожелавших вернуться в СССР после окончания боевых действий.

6. Настроения вернувшихся в Советский Союз военнопленных.

Далее события развивались так 19 апреля 1940 года решением Политбюро (за подписью Сталина) предписывалось всех пленных, возвращенных финской стороной, направлять в Южский лагерь НКВД СССР (Ивановская обл.) ранее предназначенный для финнов. «В трехмесячный срок обеспечить тщательное проведение оперативно-чекистских мероприятий для выявления среди военнопленных лиц, обработанных иностранными разведками, сомнительных и чуждых элементов и добровольно сдавшихся финнам с последующим преданием их суду». С момента пересечения государственной границы с бывшими советскими военнопленными началась оперативная работа.

Данные о «невозвращенцах» получали от военнопленных. «Военнопленный Михет <…> знает фамилию танкиста, который сдался в плен вместе с танком, без сопротивления». Или же: «Младший лейтенант Антипин …остался и переодет в финскую одежду, отправлен по неизвестному направлению. Дал согласие писать мемуары». Постепенно на основании таких показаний были выяснены фамилии невозвращенцев. 6 июня Сопруненко отправляет в Москву «список лиц, находившихся в плену в Финляндии и отказавшихся вернуться в СССР».

На основании допросов в апреле 1940 года СССР представил Финляндии список своих военнопленных, удерживаемых на ее территории, из 99 фамилий. Однако финские власти заявили, что у них находятся 74 военнопленных. Из них Финляндия передала советской стороне 35 человек В соответствующем документе финской стороны имелись следующие цифровые данные:

ВОЗВРАЩЕНО

Русские 33 чел.

Белорусы 1 чел.

Грузины 1 чел.

Армяне 1 чел.

Евреи 1 чел. ·

Латыши 1 чел.

Болгары 1 чел.

Коми 1 чел.

Всего 39 чел.

НЕ ВОЗВРАЩЕНО

Украинцы 21 чел.

Татары 2 чел.

Узбеки 2 чел.

Башкиры 1 чел.

Карелы:

олонецкие и южные 1 чел.

тверские 1 чел.

Ингерманландцы 1 чел.

Поляки 1 чел.

Всего 35 чел.

Таким образом, Финляндия не спешила отдавать нерусских военнопленных. Русских передавали быстрее. Видимо, были опасения, что СССР будет настойчиво требовать выдачу именно русских.

Однако в документе была сделана любопытная приписка относительно лиц, не указанных в этом общем списке возвращаемых Финляндией военнопленных:

«Дополнительно примерно 30 русских перебежчиков, которых не возвратят потому, что должностные лица тюрьмы им это обещали, что их не вернут. Капитан Раск объявил о них 15/4-40, министр иностранных дел (неразборчиво) 16/4 пленных направили в Коккола».

То есть в Финляндии находились еще как минимум 30 человек, которые не просто не желали возвращаться в СССР, но которым было дано обещание, что их не выдадут советским властям. Однако советские органы власти это не смущало. Они упорно предпринимали всяческие усилии по их возвращению на родину. В частности, 18 ноября 1940 года в Финскую миссию поступила просьба «довести до сведения правительства Финляндии, что Советская сторона настаивает на возвращении в Советский Союз оставшихся в Финляндии 20 человек в/пленных из числа военнослужащих Красной Армии».

На этот демарш финны никак не ответили. Но указанные просьбы СССР не прекращались. Он настаивал на выдаче ему не пожелавших возвращаться на родину. И несмотря на то что некоторые советские военнопленные несколько раз подавали прошения в различные государственные органы власти Финляндии о том, чтобы их оставили там, большая часть из них под давлением советских властей была репатриирована в Советский Союз. При этом некоторые из них были просто обменены на граждан Финляндии, оставшихся в СССР

Последний такой обмен произошел 21 апреля 1941 года. Тогда рядовой Никифор Дмитриевич Губаревич, проживавший до Зимней войны в Белоруссии, находившийся в тюрьме города Миккели с 21 марта 1940 года, несмотря на то, что четырежды подавал прошение о неотправлении его в СССР, был обменен на гражданина Финляндии торговца Юрье Николай Ниеминена.

Но только с началом войны продолжения решилась судьба оставшихся в Финляндии 20 советских пленных. Начальник отдела организации Ставки полковник С. Исаксон и начальник правительственного отдела майор Тапио Тарьянне сообщили в МИД что так как упомянутые советские военнопленные «не выражали желание возвратиться в СССР в организованном обмене военнопленными после войны 1939-40 гг., то они больше не являются пленными, находящимися в Финляндии. Их следует рассматривать как иностранных граждан, проживающих в стране, о которых Правительство дает распоряжение». При этом, отвечая на возможные упреки СССР по поводу своей национальной безопасности, в документе заранее подчеркивалось: «Ставка также заявляет, что никто из них не может быть использован на работах оборонного назначения».

После того как обмен военнопленными закончился, государственные органы власти и Финляндии и СССР предпринимали много усилий по расследованию обстоятельств пропажи военнослужащих и их дальнейшей судьбы на территории воевавших стран. Обе стороны не забывали о тех, кто не вернулся с боевых заданий.

Так, например, 17 июля 1940 года Полномочное Представительство Союза ССР в Финляндии обратилось с просьбой в Министерство иностранных дел Финляндской Республики с просьбой навести справку о нахождении в числе военнопленных летчика М. И. Максимова, совершившего 21 февраля 1940 года «посадку на финском заливе». Аналогичная просьба содержалась и в обращении от 25 ноября 1940 по поводу летчика Н. А. Шалина, совершившего вынужденную посадку на финской стороне 8 марта 1940 года. Но выяснить, что же произошло с этими летчиками, по-видимому, по прошествии времени или из-за отсутствия свидетелей не удалось. На обеих приведенных нами просьбах советской стороны имеется короткая и однозначная пометка финских властей: «Сведений о пленении нет». Это и было передано советскому уполномоченному.

Одним из специальных вопросов, которому советские следователи уделяли довольно много внимания, был вопрос об избиениях и издевательствах над красноармейцами в плену. Бывшие пленные рассказывали, что над ними издевались не только финские охранники, но и некоторые свои же товарищи по плену. Особенно свирепствовали, по мнению дознавателей, «военнопленные из числа карел». В политдонесениях отмечалось: «Бывший младший командир, ныне пленный Орехов, попав в плен, был назначен старшиной барака, он безжалостно избивал военнопленных… Дидюк, карел, был переводчиком, избивал военнопленных… Гвоздович из города Калинина, был старшим палаты, избивал своих, отбирал советские деньги, проигрывал их в карты, купил себе комсоставовскую гимнастерку у пленного командира <…>». И таких показаний очень много. Но все-таки это не было системой. Отнюдь не все карелы были предателями. Стоит учитывать, при каких обстоятельствах была получена эта информация. С уверенностью можно сказать, что они действительно пользовались некоторыми привилегиями как «дружественная нация» (по финской классификации). А так как многие понимали финский язык, то их назначали старшими бараков, переводчиками и помощниками надзирателей.

Оперативная работа продолжал ась и в Южском лагере. К июню 1940 года в нем находились 5175 красноармейцев и 293 командира и политработника, переданных финнами. В своем докладе Сталину Берия отмечал: «…среди военнопленных выявлено шпионов и подозрительных по шпионажу 106 человек, участников антисоветского добровольческого отряда – 166 человек, провокаторов – 54, издевавшимися над нашими пленными – 13 человек, добровольно сдавшихся в плен – 72». Для чекистов все военнопленные априори были изменниками Родины. Старший лейтенант 18-й стрелковой дивизии Иван Русаков вспоминал об этих допросах так:

«…Следователи не верили, что большинство из нас попали в плен в окружении… Спрашивает:

– Ранен?

– Я контужен и обморожен, – отвечаю.

– Это не ранение.

Говорю:

– Скажите, я виновен в том, что попал в плен?

– Да, виновен.

– А в чем моя вина?

– Ты давал присягу сражаться до последнего дыхания. Но когда тебя взяли в плен, ты же дышал.

– Я даже не знаю, дышал я или нет. Меня подобрали без сознания…

– Но когда ты очухался, ты же мог плюнуть финну в глаза, чтоб тебя пристрелили?

– А смысл-то в этом какой?!

– Чтоб не позорил. Советские в плен не сдаются».

После расследования обстоятельств пленения и поведения в плену 158 человек, из числа находящихся в лагере бывших военнопленных были расстреляны, а 4354 человека, на которых не было достаточных материалов для передачи их суду, но подозрительных по обстоятельствам пленения, решением Особого совещания НКВД СССР осудили к заключению в исправительно-трудовых лагерях сроком от пяти до восьми лет. Лишь 450 бывших пленных, попавших в плен ранеными, больными и обмороженными, освободили от уголовной ответственности.

Финские военнопленные

Репатриация финских военнопленных началась в соответствии со сроками, установленными на заседаниях Смешанной комиссии. 16 апреля 1940 года первая партия финских военнопленных в количестве 107 человек пересекла линию государственной границы. В тот же день заместитель наркома внутренних дел Чернышов, который, как мы помним, курировал работу УПВИ распорядился подготовить финских военнопленных, содержавшихся в Грязовецком лагере, к отправке в Финляндию. В соответствии с этим приказом комбриг Евстигнеев отправляет на имя нзчальника 3-го отдела штаба Ленинградского военного округа комбрига Тулупова телеграмму-молнию следующего содержания:

«Прошу перевести 600 человек военнопленных финнов из лагеря военнопленных в Грязовец, Эшелон подать на ст. Грязовец Северной железной дороги из расчета, что он к 9.00 20.4.40 г. должен быть на черте границы у станции Вайниккала, на железной дороге Выборг – Симола». Конвоирование и продовольственное обеспечение финских пленных при транспортировке в Выборг возлагалось на руководство лагеря.

Через два дня, 18 апреля 1940 года, Евстигнеев приказал не позднее 24 апреля перевести всех здоровых финских военнопленных, находящихся в госпитале г. Боровичи в Сестрорецкий приемный пункт для последующей передачи на родину. Уже к 23 апреля в военном госпитале г. Боровичи финнов ждал конвой из состава войск НКВД, а на железнодорожной станции – четыре вагона-теплушки, которые должны были доставить их к семи часам утра 26 апреля на станцию Выборг. Руководству госпиталя было отдано распоряжение обеспечить пленных продуктами на дорогу из расчета на четверо суток. В составе этой группы переданных Финляндии по условиям мирного договора был 151 человек из военнослужащих финской армии.

Целесообразно также отметить, что в соответствии с «Временной инструкцией о работе пунктов НКВД по приему военнопленных» от 29.12.1939 года и распоряжением Чернышова эшелон с пленными (20 вагонов) из Грязовецкого лагеря помимо конвоя сопровождали начальник лагеря, начальники особого и учетного отделов и сотрудник санитарного отдела лагеря – фельдшер. На дорогу каждому военнопленному выдавался сухой паек. В него входили: 3 кг хлеба, сельди или консервов – 700 г, чая – 6 г, сахара – 150 г, мыла – 100 г, махорки – 1 пачка, спичек – 2 коробка. Как мы видим из приведенных выше цифр, количество продуктов, выданных финнам в дорогу, превышало нормы отпуска продовольствия военнопленным, установленные Экономическим советом при СНК СССР 20 сентября 1939 года. 20 апреля 1940 года группа военнопленных из Грязовецкого лагеря в количестве 575 человек была передана финским военным властям.

Непосредственный обмен военнопленными проводился на границе в одном километре восточнее финской железнодорожной станции Вайниккала. С советской стороны его осуществляли капитан Зверев и старший политрук Шумилов, а с финской стороны – капитан Вайнюля.

10 мая 1940 года советская сторона в соответствии с принятыми договоренностями передала Финляндии пять человек шведских добровольцев[265]265
  «Викcтpем Нильс Вернер, родился в 1910, пастор (так в тексте. – Д. Ф.); Юнссон, Тарстен Альбертович, родился в 1913, сержант; Стернер Пер, родился в 1909, лейтенант; Юнг Тарстен, родился в 1918, лейтенант; Бенгстон, Нильс Уна, родился в 1917, рядовой». РГВА, ф. 1п, оп. 2е, д. 17, л. 95.


[Закрыть], военнослужащих финской армии, содержавшихся в Грязовецком лагере НКВД: трех офицеров, одного сержанта и одного рядового. А 16 мая 1940 года начальник УПВИ Сопруненко направил распоряжение начальнику Свердловского УНКВД немедленно отправить в сопровождении конвоя и медицинского персонала трех финских пленных, находящихся на излечении в Свердловском госпитале.

Анализируя документы, относящиеся к деятельности советско-финской комиссии по обмену военнопленными, необходимо отметить, что ее работа проходила без особых осложнений. 9 июня 1940 года председатель межправительственной комиссии по обмену военнопленными комбриг Евстигнеев, подводя итоги ее деятельности, представил «Доклад о работе смешанной комиссии по обмену военнопленными между СССР и Финляндией». В этом документе, в частности, отмечалось, что обмен военнопленными проходил в следующие сроки: передача финских военнопленных состоялась 16, 20 и 26 апреля, 10 и 25 мая, 7 июня 1940 года, а прием советских военнопленных – 17, 20, 21, 22, 23, 24, 25 и 26 апреля, 10 и 25 мая, 7 июня 1940 года.

В Финляндию были переданы 838 человек бывших военнопленных финской армии и 20 изъявили желание не возвращаться на родину. Среди переданных в Финляндию военнопленных было:

– начсостава – 8 человек,

– младшего начсостава – 152 человека,

– рядовых – 615 человек.

Среди раненых военнопленных, находившихся в госпиталях на территории СССР:

– начсостава – 2 человека,

– младшего начсостава – 8 человек,

– рядовых – 48 человек.

Однако несмотря на то, что комиссия закончила свою работу еще в апреле, обмен бывшими военнопленными и интернированными гражданскими лицами продолжался на всем протяжении межвоенного периода 1940–1941 годов. Обе стороны неоднократно направляли друг другу запросы, пытаясь установить судьбу пропавших без вести. Впрочем, вполне очевидно, что СССР так и не передал Финляндии всех ее граждан после окончания советско-финляндского военного конфликта 1939–1940 годов, так как еще в 50-е годы на родину возвращались финны, взятые в плен во время Зимней войны.

Работа с вернувшимися из плена (Зимняя война)

И вот, наконец, бывшие финские военнопленные пересекли новую линию государственной границы и оказались в Финляндии. Плен окончился. Но домой финские военнослужащие, возвращенные по условиям мирного договора, попали не сразу. Сначала им предстояло пройти проверку в фильтрационных пунктах для бывших военнопленных. В отличие от войны Продолжения, когда все пленные были сосредоточены в лагере г. Ханко, после Зимней войны единого места для фильтрационной проверки не было. Большую часть бывших финских военнопленных допрашивали в Хельсинки. Однако с передаваемых осенью 1940-го – весной 1941 года финских пленных снимали показания, например в Иматре, Коуволе, Миккели и других местах.