Текст книги "Советско-финский плен (1939-1944).По обе стороны колючей проволоки"

Автор книги: Дмитрий Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

Источники о пребывании финских военнопленных в госпиталях и больницах во время Зимней войны ограничены лишь официальной информацией – историями болезней, госпитальными картами и отчетами УПВИ НКВД СССР. В соответствии с этими документами в госпиталях, где содержались финские военнопленные, им оказывали квалифицированную медицинскую помощь. В истории болезни того же Рантанена записано, что «у постели больного проведены неоднократные консультации с хирургами и урологом. Больной получал все необходимые лечения – внутривенные вливания уротропина, переливание крови, вливание жидкой глюкозы, физиологического раствора»[137]137
  Архив Sotavangit г.у.


[Закрыть].

Для проведения консультаций и оказания помощи врачам госпиталей к раненым приглашались специалисты из учреждений органов здравоохранения, то есть гражданские врачи. К сожалению, мы не можем опровергнуть или подтвердить это воспоминаниями самих финских пленных, бывших в медицинских учреждениях СССР из-за того, что в распоряжении исследователей нет подобной информации.

Финские военнопленные на приемных пунктах

Если же военнослужащий финской армии в момент пленения был здоров, то его направляли на приемный пункт военнопленных. Все прибывающие на пункт пленные должны были пройти обязательную санитарную обработку (то есть баню и дезинфекцию). Но на деле данный пункт и некоторые другие пункты «Временной инструкции о работе пунктов НКВД по приему военнопленных» не всегда соблюдались. Даже в лагеря военнопленных поступали раненые и больные финские солдаты и офицеры, не прошедшие соответствующую санитарную обработку.

Так, 14 января 1940 года в Грязовецкий лагерь из Петрозаводского приемного пункта была доставлена группа военнопленных финнов в количестве 44 человек (из них одна женщина). Фельдшер лагеря Таничева и дежурный комендант Скворцов про извели приемку и осмотр вновь поступивших пленных (в их числе, видимо, были и заболевшие во время следования в лагерь) и записали:

«При осмотре оказалось

1. Раненых – 5 чел/овек/. 2) Ожогов III степени – 1 человек. 3) Обморожений – 6 человек (2 чел/овека/ III ст/епени/).

26 человек в Петрозаводске 31 декабря 1939 года проходили через баню и дезокамеру, без смены белья. Остальные 18 человек не были в бане и не проходили через сан/итарную/ обработку.

Белье на всех грязное. Имеется небольшая завшивленность.

Все небритые и нестриженные»[138]138
  РГВА, ф. 1, оп. 2е, д. 17, л. 10.


[Закрыть].

Особое внимание уделялось предотвращению в лагерях эпидемий. Все пленные, заявившие о плохом самочувствии, немедленно должны были подвергнуться медицинскому осмотру. В случае если среди группы военнопленных, поступивших на приемный пункт, выявлялся больной эпидемическим заболеванием или же эта группа имела контакт с таким больным, для нее предписывался карантин. На пункте в обязательном порядке должны были проводиться противоэпидемические мероприятия. О каждом таком случае администрация должна была докладывать в Москву, в УПВИ. Отправление пленных с приемных пунктов, где установлен противоэпидемический карантин, прекращался впредь до указаний из УПВИ НКВД СССР.

Врачи приемных пунктов были обязаны проводить ежедневный обход помещений, осуществлять санитарный надзор за состоянием здоровья военнопленных, оказывать медицинскую помощь нуждающимся и следить за приготовлением пищи. Кроме того, в обязанности врача входило медицинское освидетельствование пленных перед отправкой их к местам постоянного размещения. Он должен был отсеивать тех, кто в силу своего физического состояния не мог быть направлен в лагерь. Врач составлял также справку об отсутствии на приемном пункте эпидемических заболеваний.

При транспортировке военнопленных из приемного пункта в стационарный лагерь эшелон обязательно сопровождал врач и подчиненный ему медицинский персонал. В его распоряжении был специальный вагон-изолятор на восемь коек. Начальник санитарного отдела УПВИ НКВД СССР Соколов утвердил список медицинского оборудования и медикаментов, которыми должны были снабжаться эшелоны за счет приемных пунктов. Помимо предметов первой необходимости – одеял, подушек, простыней и т. п., В список вошли 26 наименований медицинских инструментов и предметов ухода за больными: термометры, шприцы, скальпели, пузыри для льда, грелки, шины для верхних и нижних конечностей и т. д. Кроме того, вагоны-изоляторы снабжались соответствующими медикаментами – аспирином, таблетками и порошками от кашля, камфарой, ватой, марлей, бинтами, индивидуальными пакетами и т. д. Всего в этом списке 44 наименования, необходимых для нормального обеспечения 120 амбулаторных посещений и восьми стационарных коек в течение суток. Эти нормы медикаментов и перевязочных средств соответственно увеличивались в прямой зависимости от времени пребывания эшелона в пути. Кроме того, начальник санотдела УПВИ Соколов распорядился иметь необходимый резерв на двое-трое суток и варьировать его в зависимости от количества военнопленных, следовавших эшелоном.

Видимо, многие положения нормативного документа Народного комиссариата внутренних дел все же соблюдались в полной мере. Косвенным подтверждающим свидетельством этого служит тот факт, что за время боевых действий был выявлен только один случай заболевания финского военнопленного эпидемическим заболеванием – скарлатиной[139]139
  РГВА, ф. 1, оп. 2е, д. 17, л. 91.


[Закрыть]. Более того, за время Зимней войны не было зафиксировано ни одного случая смерти военнопленных от инфекционных заболеваний.

В соответствии с «Временным положением о медико-санитарном обслуживании военнопленных в системе Управления НКВД СССР по делам военнопленных» в лагерях для военнопленных создавались специальные санитарные службы. На эти органы возлагалась ответственность за медицинский и санитарный надзор в местах размещения пленных, профилактику и лечение заболеваний, в том числе и эпидемических, и т. п.

Санитарные службы лагерей возглавлялись начальниками санотделений, подчиненных начальникам лагерей для военнопленных, а по некоторым специальным вопросам непосредственно начальнику Санитарного отдела УПВ НКВД СССР. В состав санотдела лагеря входили:

центральный лазарет;

центральная амбулатория;

аптечный склад с аптекой;

дезотряд.

При создании лагерных отделений в них также создавались собственные санитарные части, в которые включались следующие подразделения:

врачебная амбулатория или фельдшерский пункт (в зависимости от численного состава лагерного отделения);

приемный покой;

дезопункт.

Эта структура медико-санитарного обслуживания военнопленных в лагерях НКВД сохранилась практически без изменений и во время войны Продолжения.

Положение с медицинским обслуживанием финских военнопленных во время Зимней войны существенно отличалось от ситуации, сложившейся во время войны Продолжения. Вполне очевидно, что скоротечность военного конфликта и соответственно краткосрочное пребывание финнов в плену сказалось на причинах смертности пленных. Именно из-за этого полностью исключаются случаи смерти от авитаминоза, пеллагры[140]140
  Авитаминоз – заболевание, вызываемое резким недостатком витаминов в организме. При отсутствии витамина С развивается цинга, В₁ – бери-бери, Д – рахит, РР (никотиновой кислоты) – пеллагра. Пеллагра проявляется поражением кожи, желудочно-кишечного тракта. Лечение – никотиновая кислота, пивные или пекарские дрожжи.


[Закрыть] и дистрофии. Как уже отмечалось выше, случаев массовых эпидемических заболеваний в лагерях и приемных пунктах зафиксировано не было, следовательно – исключается возможность смертности от эпидемий. Таким образом, единственной причиной остается смерть от ранений и вызванных ими осложнений.

Смертность военнопленных

Окончательных цифр умерших в советском плену финских военнопленных во время Зимней войны пока нет. По данным, которые приводит российский исследователь В. Галицкий, в плену умерли «около» 13 человек, или же 1,5 % от общего количества финских военнопленных. К сожалению, исследователь приводит фамилии только трех финнов, скончавшихся 14 марта 1940 года в эвакогоспитале № 2019 г. Боровичи[141]141
  Карлонен Коэль, Рентонен и Хюглюн Хурли. См. В. Галицкий. 1997 С. 141. Весьма вероятно, что фамилия Рентонен – искаженное Рантанен. Таким образом, В. Галицкий ошибается, приводя данные о его смерти 14 апреля 1940 г.


[Закрыть].

Финский исследователь, капитан Реймо Хелминен из высшей военной школы Финляндии (Maanpuolustus Sotakorkeakoulu), в своей дипломной работе упоминает только одного военнопленного финна, умершего в СССР во время Зимней войны – рядового Ноусиайнена, попавшего в плен 2.12.1939 года[142]142
  Helminen R., Suоmаlаistеn jааminеn sotavangiksi suоmеn sotien 1939–1945 aikana. Diplоmitуо 1991, Liite 1, s.10.


[Закрыть].

В ходе подготовки данной работы, а также при подготовке к изданию книги о финских военнопленных в СССР во время Зимней войны и войны Продолжения мной были обнаружены сведения о 16 военнослужащих финской армии, скончавшихся на территории Советского Союза[143]143
  Alava Т., Frolov D., Nikkila R. Rukiver! Suоmаlаisеt sotavangit Neuvostoliitossa. Edita 2002. См. Sоtаvаnkimаtгikkеli, s. 319–466.


[Закрыть]. Сопоставляя все имеющиеся в нашем распоряжении данные из финских и российских архивов, я считаю, что эта цифра является наиболее точной в настоящее время.

Основным источником, позволяющим установить причины смерти военнослужащих финской армии в СССР, являются истории болезней и госпитальные карты, хранящиеся в Военно-медицинском музее Вооруженных сил Российской Федерации. В 90-е годы часть материалов была передана в Ассоциацию военнопленных Финляндии (Sotavangit r.у.) и находится в ее архиве.

Таким образом, в нашем распоряжении имеются ценные данные, раскрывающие причины смерти некоторых финских пленных в СССР. При ведем несколько примеров.

В госпитальной карте военнопленного Алайоки Урхо Алекси[144]144
  Alajoki Urho Aleksi, мл. сержант 68 пехотного полка 17.06.1901 г. рождения. Попал в плен 21.02.1940 г.


[Закрыть] записано, что он поступил в госпиталь со сквозным пулевым ранением правого плеча. В акте патологоанатомической экспертизы отмечено:

«Сквозное пулевое ранение правого плеча с раздроблением кости. Двухсторонняя нижнедолевая острая катаральная пневмония. Облитерация правой плевральной полости. Резкое малокровие внутренних органов».

В истории болезни и карте патологоанатомического исследования рядового 1-го батальона 68-го пехотного полка Тансканена Вяйно Рейно, поступившего в эвакогоспиталь № 1170 15 марта 1940 года, записано:

«Огнестрельное слепое (по-видимому, осколком снаряда) ранение правой тазобедренной области с осколчатым повреждением крыла правой тазовой кости и кровоизлиянием в бедренные мышцы. Газовая гангрена правого бедра и передней брюшной стенки».

Несмотря на оказанную ему необходимую и квалифицированную медицинскую помощь, ранение оказалось слишком тяжелым и врачи оказались бессильными помочь ему. Больной скончался 15 марта 1940 года в 3 часа 25 минут.

Военнопленный Кейнонен Эйно Пекка поступил в эвакогоспиталь № 1872 м. Райвола 19 марта 1940 года раненым и с обморожением обеих стоп. Осложнения – воспаление правого легкого, от которого он и умер 27 марта 1940 года. В истории его болезни есть странная пометка: «военнопленный числится за военной прокуратурой 7-й армии». К сожалению, мне не удалось установить, что это означает и по каким причинам Кайнонен был передан в распоряжение военной прокуратуры. Как правило, подобные случаи означали, что пленный совершил какие-либо противоправные, с точки зрения советского законодательства, деяния или представлял интерес для дознавательных органов с целью получения информации о советских военнопленных в Финляндии.

К сожалению, данные об умерших в СССР финских военнопленных периода Зимней войны до сих пор остаются неполными. Это в первую очередь связано с тем, что информация о причинах смертности и количестве умерших до сих пор не полностью доступна исследователям. Некоторые документы по этому вопросу подпадают под действие закона Российской Федерации о тайне личной жизни. Места захоронения финских военнопленных периода Зимней войны также установить практически невозможно из-за отсутствия в госпитальных картах указания места погребения. Можно лишь высказать предположение, что, вероятнее всего, они были похоронены либо на городских кладбищах в районе дислокации госпиталей, либо на госпитальном кладбище. Последнее, впрочем, представляется маловероятным, так как приказ об открытии мест для погребения военнопленных при госпиталях был издан только в середине Великой Отечественной войны. Но речь об этом пойдет ниже.

Ранения, обморожения и связанные с ними различные осложнения, наиболее распространенным из которых являлось воспаление легких, были главными причинами летальных исходов среди финских военнопленных во время Зимней войны. Впрочем, это было характерно и для советских военнопленных, оказавшихся в лагерях на территории Финляндии во время советско-финляндской войны 1939–1940 годов.

В целом, все же, по моему мнению, медицинское обслуживание военнопленных финской армии в Зимнюю войну соответствовало их потребностям и нормам международного права. Раненые и больные финны содержались во Владимирской хирургической больнице, Вологодском эвакуационном госпитале № 1185, эвакуационном госпитале № 2019 г. Боровичи, эвакуационном госпитале № 1872 м. Райвола, госпитале № 17/06 г. Свердловска, эвакогоспитале № 1170 и других.

Были, конечно, отдельные нарушения норм международного права в отношении военнопленных финской армии, но они не были массовыми. Нарушения можно объяснить неподготовленностью кадров для работы с пленными, а не позицией советского правительства. Тем более что и в Красной Армии в период боевых действий практически повсеместно ощущался недостаток хирургов и операционных сестер, что было связано с ошибками в мобилизационной работе, а также несостоятельностью существовавшей системы подготовки кадров. Войска РККА также несли большие санитарные потери[145]145
  Боевые санитарные потери включают раненых, контуженых, обожженных и обмороженных.


[Закрыть] – за время Зимней войны общее число санитарных потерь составило 264 908 человек, из них раненых и обожженных – 188 671, получивших обморожения – 17 867 и больных 58 370[146]146
  Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: Статистическое исследование. М., 1993. С. 125.


[Закрыть].

Медицинское обслуживание советских военнопленных

Финская сторона при освещении вопроса о медицинском обеспечении советских пленных всегда подчеркивала вполне гуманное обращение с ранеными и больными рядовыми и командирами Красной Армии. Хотя были и отдельные случаи жестокого обращения с нуждавшимися в медицинской помощи. Например, расстрел неспособных передвигаться раненых, больных и обмороженных военнопленных, Впрочем, и сами финны не отрицали подобные эксцессы. В воспоминаниях участников Зимней войны можно найти подобные рассказы, Так, врач госпиталя в Кайаани запретил помогать трем «рюсся» (презрительное прозвище русских в Финляндии. – Д. Ф.). Правда, медицинскую помощь раненые получили от младшего медперсонала. Другой случай описывал Ханнес Лейнонен, вывозивший пленных от линии фронта в Хюрюнсалми. Двое финнов выясняли, кто из военнопленных сильнее всех обморожен. Узнав, они отвели этих пленных в лес и там расстреляли[147]147
  105 paivaa… s. 125.


[Закрыть]. В показаниях вернувшихся из финского плена красноармейцев тоже присутствуют упоминания о подобных случаях. Замполитрука из 18-й дивизии В. А. Репринцев рассказал, что в районе Суваниеми в сарае были расстреляны три политрука, в том числе и политрук 8-й батареи 3-го артполка 18-й стрелковой дивизии Лепатов.

Были и другие случаи негуманного, жестокого обращения с ранеными пленными красноармейцами. В апреле 1940 года в Москве прошло Совещание при ЦК ВКП (б), на котором затрагивались вопросы боевых действий в Финляндии. На нем выступил корпусной комиссар Вашугин со следующей информацией. Во время боев у Леметти попавшие в окружение части 18-й стрелковой дивизии и 34-й легкотанковой бригады при отходе бросили 120 тяжелораненых бойцов и командиров. После ликвидации гарнизона финны сожгли эти землянки вместе с ранеными. Пытавшихся выбраться наружу – добивали. На многих трупах были обнаружены следы пыток[148]148
  Зимняя война. Кн. 2, 219; Родина, № 12, 91.


[Закрыть]. Пожалуй, этому «происшествию» стоит уделить некоторое внимание. Слишком много этот случай вызывает споров и спекуляций и по сей день.

Попавшие в январе 1940 года в окружение и раздробленные на отдельные гарнизоны подразделения 18-й Ярославской стрелковой дивизии (комбриг Г. Ф. Кондрашев) и 34-й танковой бригады (комбриг С. И. Кондратьев) вплоть до конца февраля оставались в окружении. Ситуация в частях складывалась критическая. С конца января в штаб 8-й армии стали поступать тревожные донесения: «Люди голодают, доедаем последнюю лошадь без соли и хлеба, началась цинга, больные мрут, нет патронов и снарядов, выручайте». В это же время финны методично и планомерно уничтожали окруженные гарнизоны. Первыми погибли солдаты в районе Лемети (северное). Из 800 человек к своим удалось прорваться лишь 30 бойцам.

Далее события развивались следующим образом. 5 февраля из гарнизона, занимавшего развилку дорог, в штаб 8-й армии поступила радиограмма: «Положение тяжелое. Лошадей съели, сброса не было. Больных 600 человек, голод, цинга, смерть». 12 февраля финны уничтожили остатки трех батальонов 208-го и 316-го стрелковых полков 18-й стрелковой дивизии. 14.02.40 гарнизон Луоярви, уничтожив орудия и материальную часть, начал пробиваться из окружения. 16 февраля они с минимальными потерями вышли в расположение частей 15-й армии. 15 февраля финны атаковали гарнизон командного пункта 18-й сд. Оставив для прикрытия подразделения 179-го мотострелкового и 224-го разведывательного батальонов и несколько танков 34-й танковой бригады, окруженные стали пробиваться в расположение 168-й сд. В районе станции Рускасет эта группа была уничтожена противником. Из 2800 человек к своим вышли лишь несколько десятков. Прикрывавшие отход погибли все.

Критическое положение сложилось с продовольствием. Все попытки наладить снабжение по воздуху не увенчались успехом. В штаб армии поступали панические радиограммы. Из Лемети (южное), 18.02: «Почему морите голодом, дайте продуктов». Из гарнизона у развилки дорог: «Положение тяжелое, несем потери, здоровых 360, больных 750, срочно помогите, держаться нет сил». 24 февраля: «Окружены 40 дней, не верится, что противник силен. Освободите от напрасной гибели. Люди, матчасть фактически лагерь больных. Здоровые истощены». В тот же день от 18-й сд и 34-й тб поступила следующая радиограмма: «Помогите, штурмуйте противника, сбросьте продукты и покурить. Вчера три ТБ развернулись и улетели, ничего не сбросили. почему морите голодом. Окажите помощь, иначе погибнем все». Посланные 26 февраля на помощь окруженным два лыжных батальона были уничтожены финнами.

В ночь с 28 на 29 февраля гарнизон Лемети южное начал выход из окружения, разделившись на две группы: первая под командованием начальника штаба 34-й тб Смирнова (по другим сведениям, командира 34 тб комбрига С. А. Кондратьева), вторая – под руководством начальника штаба 18-й стрелковой дивизии полковника Алексеева (командир 18-й сд комбриг Г. Ф. Кондратьев был ранен 26.02.1940). Группа Алексеева, состоящая в основном из раненых и больных (всего около 1200 человек), двигаясь в южном направлении, прорвала кольцо окружения и вышла в расположение 15-й армии, группа Смирнова – Кондратьева (примерно 1500 человек), шедшая на север, была почти полностью уничтожена.

Военный совет 15-й армии, давая разрешение на выход из окружения, ставил, по словам корпусного комиссара, члена Военного совета 15-й армии, два условия: уничтожить материальную часть и забрать с собой всех раненых. Материальная часть не была уничтожена, даже три танка 34-й тб с экипажами, прикрывавшие отход частей, были забыты начальством во время отхода. Почти все вооружение было брошено и досталось противнику. Более того, при отходе были оставлены на произвол судьбы в землянках 120 больных и тяжело раненных бойцов и командиров.

Судьба командования 18-й сд и 34-й лтб была трагической. Командир 34-й танковой бригады С. И. Кондратьев, комиссар бригады И. А. Гапанюк, начальник штаба полковник Н. И. Смирнов и комиссар 18-й стрелковой дивизии М. И. Израецкий, опасаясь ареста, покончили жизнь групповым самоубийством. 4 марта 1940 года раненого командира 18-й дивизии Кондрашева арестовали прямо в госпитале. 8 марта покончил жизнь самоубийством командир 56-го корпуса комдив И. Н. Черепанов.

Итак, попробуем проанализировать ситуацию с оставшимися в землянках ранеными. Что мы имеем? Казалось бы, неоспоримый факт бесчеловечной расправы над ранеными красноармейцами. Но некоторые обстоятельства все же настораживают. Во-первых, в финских архивах, а именно в дневниках боевых действий финских частей, принимавших участие в разгроме гарнизонов 18-й дивизии, мной не было обнаружено ни одного факта, хотя бы косвенно подтверждающего эти события. Более того, и в мемуарной финской литературе также нет упоминаний об этом. Да и в приватных беседах с финскими ветеранами я не смог получить ответа на этот вопрос. во-вторых, был ли смысл уничтожать раненых красноармейцев? Думаю, что нет. Конец войны, Великобритания и Франция активно обсуждают вопрос об оказании военной помощи Финляндии, вплоть до высадки экспедиционного корпуса и бомбардировок нефтедобывающих районов Баку. Симпатии мирового сообщества на стороне маленькой страны, героически сражающейся против «красных когтей сатаны-Сталина». Если бы эти события действительно имели место, то слухи о них дошли бы и до ушей иностранных журналистов, которые, кстати, посещали места боев. А столь сенсационная информация не осталась бы без их внимания. Отсюда вывод: финны не причастны к уничтожению 120 раненых красноармейцев.

Теперь давайте рассмотрим другой вариант развития событий. Некоторые российские историки обвиняют работников НКВД, которые якобы и совершили этот бесчеловечный поступок, свалив всю вину на финнов. Их аргументация такова: советское руководство, а точнее руководство НКВД, отдало секретный приказ или распоряжение об уничтожении раненых. При этом они ссылаются на выступление корпусного комиссара Вашуги на на апрельском 1940 года совещании при ЦК ВКП (б), на котором он впервые озвучил данный факт расстрела. Якобы начальник особого отдела 18-й дивизии Московский и его заместитель Соловьев настойчиво добивались разрешения на выход из окружения. Увидев, что выполнить требования командования об эвакуации раненых не удастся, они предпочли уничтожить их, чтобы не оставлять врагу, а потом свалить всю ответственность на финнов.

Однако данное утверждение не соответствует действительности. Читаем стенограмму совещания: «…начальник особого отдела 18-й дивизии Московский и Соловьев – его заместитель, сообщают – погибаем, просят выплатить зарплату семьям за март, передать привет от нас и т. п. На следующий день два шифровальщика передали свои радиограммы такого содержания: все кончено, погибаем, всем привет. Наконец, 27 февраля Кондрашев и Кондратьев присылают такую радиограмму: «Вы нас все время уговариваете, как маленьких детей, обидно погибнуть, когда рядом стоит такая большая армия. Требуем немедленного разрешения о выходе. Если это разрешение не будет дано, мы примем его сами или примут его красноармейцы»[149]149
  Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. И. В. Сталин и финская кампания (Стенограмма Совещания при ЦК ВКП (б)). М., Наука, 1999. С. 219.


[Закрыть]. Что мы видим? Оказывается, не Московский и Соловьев, а Кондрашев и Кондратьев требуют разрешения о выходе из окружения. Думаю, сотрудники НКВД хорошо представляли, что их ждет, если они пробьются к своим.

Далее. Осознавая, что российские архивы не доступны в полном объеме для исследователей, надо отдавать себе отчет в том, что документы не находятся только в одном месте хранения. Существует «дубляж» материалов, при котором некоторые документы НКВД могут оказаться в многочисленных бывших партийных архивах. Ведь перед тем как осудить коммуниста по той или иной статье уголовного кодекса, его обязательно исключали из партии. Но документов нет…

Более того, 18-я дивизия не погибла полностью. Из окружения вышли свыше тысячи человек, среди которых были раненые. Я имел честь беседовать с некоторыми бывшими бойцами дивизии, и ни один не упоминает об этом инциденте. А ведь свидетели должны были быть. Уничтожение 120 человек в окруженном гарнизоне не могло было пройти незамеченным.

Конечно, опровергнуть или подтвердить этот факт даже сейчас, по про шествии более 60 лет, мы не можем. Но все же я склоняюсь к такой версии. В том хаосе и суматохе, которые царили в последние дни и часы в окруженном гарнизоне, раненых, как ни цинично это звучит, просто забыли взять с собой или преднамеренно их оставили, так как они затрудняли движение прорывающихся из окружения солдат. Вошедшие в расположение русских финны, не зная, что и кто находится в землянках, забросали их гранатами. Остальные попросту замерзли без помощи. Косвенно это предположение подтверждает и высказывание комбрига 39-й танковой бригады Лелюшенко на апрельском совещании: «Я сужу по опыту первой конной, там ни одного погибшего не оставляли… а если ранен, то его обязательно подберут. Это имеет большое моральное значение на войне… Мы наблюдали такие недочеты. Это нужно учесть»[150]150
  Зимняя война 1939–1940. Книга 2, стр. 55.


[Закрыть]. То есть фактически признается, что в РККА по ряду причин могли оставить своих раненых военнослужащих на поле боя, не заботясь об эвакуации.

Итак, подводя итог этой трагедии, считаю вправе заявить, что раненых забыли или бросили в расположении гарнизона при отходе. Осознав абсурдность подобного поступка, высшее руководство армии попыталось свалить вину на финнов, обвинив их в пытках и уничтожении раненых военнопленных и использовав для этого пропагандистские штампы вроде «связанных колючей проволокой рук» и т. п.

Возвращаясь к тем красноармейцам, кто попал в плен к финнам, надо отметить, что выявление больных и раненых в Зимнюю войну начиналось уже при первичных допросах советских военнопленных. В случае необходимости нуждавшихся в медицинском обслуживании уже с передовых позиций отправляли в военные госпитали или гражданские больницы, например в Коккола. В этом городе во время Зимней войны было несколько госпиталей. Именно здесь располагались основные лечебные учреждения, которые специализировались на оказании медицинской помощи военнопленным. Причем эти госпитали функционировали и во время Зимней войны, и войны Продолжения. Однако в первую кампанию медицинский персонал был преимущественно финским, в то время как в 1941–1944 годах в Коккола трудились и советские военнопленные врачи.

Итак, первый госпиталь был организован в бывшем клубе. Он был способен принять до 130 больных. По разным оценкам, во время Зимней войны в нем проходили лечение около 80 раненых бойцов и командиров Красной Армии.

Под второй госпиталь отвели помещение начальной школы. Для больных выделили 350 коек, но фактически было занято только 150.

Третий – также здание школы. По словам вернувшихся на родину советских военнопленных, «учительницы работали медсестрами, а 13-летние школьники стояли с винтовками без штыков часовыми при школе». Такая же практика была и во время войны Продолжения, когда учеников привлекали к охране раненых пленных. Однако подобная охрана была номинальной – военнопленные не делали попыток бежать.

Основным диагнозом, с которым отправляли в госпиталь бойцов и командиров Красной Армии, было обморожение. Это связано прежде всего с тем, что в подразделениях Красной Армии часто не хватало зимнего обмундирования. По воспоминаниям финских военных полицейских, помогавших грузить красноармейцев в машины, у многих были настолько сильно обморожены стопы ног, что они не могли уже самостоятельно передвигаться. Их приходилось носить на носилках. Почти у всех были обморожены пальцы.

Как правило, первую медицинскую помощь таким военнопленным оказывали пленные советские военные врачи. Но, как говорится, в семье не без урода. Один русский военврач отказался, к немалому удивлению финнов, оказывать помощь раненым красноармейцам, хотя у него и были при себе необходимые медикаменты и перевязочный материал. Он потребовал от финнов, чтобы его изолировали от рядового состава, что и было сделано.

Другой случай зафиксирован советскими военными дознавателями в протоколах допросов вернувшихся военнопленных в апреле 1940 года.

«Военврач 2-го ранга Варашкин, 246 ОСБ питался хорошо, жил в отдельном домике, к нашим раненым относился варварски, если, например, медсестра давала освобождение, то он рвал это освобождение и посылал пленных работать. Сам военврач Варашкин во время беседы с ним говорит, что в плену заботился о раненых. Одет очень хорошо и не отощал, как другие пленные. Все это очень подозрительно». Сложно судить из-за отсутствия достоверной информации, идет ли речь об одном и том же враче, или же это два разных случая.

Советские врачи лечили больных в лагерях, работая под началом главного врача-финна. Им помогали санитары из числа пленных, а также финские медсестры. Однако часто у врачей не хватало медицинских средств и медикаментов для лечения тяжелораненых и больных. Поэтому руководство лагерей настоятельно просило военную полицию направлять раненых, больных и обмороженных прямо в госпитали.

В лагерях больные советские военнопленные содержались в специально отведенных бараках или барачных помещениях. Режим содержания их в лагерях был более мягким, чем у остальных пленных. На врачей возлагалась обязанность следить за гигиеной, чистотой и порядком в лагере. Прием больных осуществлялся ежедневно с восьми часов утра. Пленные врачи докладывали о своих действиях и лечении главному врачу-финну лично или посредством медсестры-финки один – два раза в неделю. В январе 1940 года Ставка разослала в лагеря памятку, в которой оговаривались условия содержания и оплаты труда военнопленных врачей и санитаров. В этом документе, в частности, говорилось:

«Международный договор о способах ведения войны, который включен в постановление от 31 мая 1924 года, содержит главу III в статье 9 о гуманном отношении к персоналу, занимающемуся перевозкой раненых и больных. В случае пленения рассматривать их в качестве военнопленных. По статье 13 им следует выплачивать денежное довольствие, равное денежному довольствию военнослужащего своей армии соответственно их званию.

Медицинскому персоналу противника, попавшему в плен, не следует платить такую же зарплату, как и нашему медицинскому персоналу. Но предлагаю смягчить их режим содержания в лагере».

В соответствии с этой инструкцией предполагал ось выплачивать: младшему медицинскому персоналу 10 марок в день, а врачам 25–40 марок в день. Но было ли это исполнено, архивные документы умалчивают.

В финских госпиталях советские военнопленные содержались под усиленной охраной в отдельных палатах, в строгой изоляции от остальных пациентов. Доступ к ним тех, кто желал ознакомиться с ситуацией, был крайне затруднен. Иностранные журналисты отмечали, что для бесед с ранеными военнопленными требовалось специальное разрешение из Хельсинки. Как я уже отмечал ранее, В. Зензинов посетил одного такого раненного в ногу советского летчика. Несмотря на то что летчик был практически полностью изолирован от окружающего мира и с ним не разрешалось даже беседовать, на обращение с ним персонала госпиталя он не жаловался. Питание и уход за ним был такой же, как и за финскими ранеными. Зензинов отмечал, что летчик был фактически не восприимчив к финской пропаганде. Хотя в его комнате была установлена радиоточка, пленный не слушал передач финского радио на русском языке, считая их лживыми. Он, по словам журналиста, был уверен, что Финляндию втянули в войну Франция и Великобритания. Пленный лишь жаловался на скуку и просил выслать ему книги на русском языке.