Текст книги "Год без лета (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Идут, господин, как не идти, – кивнул тот. – Дарданский флот не пускает фракийцев через проливы. На западе шарданы, сикулы, корсы и лестригоны просто дуром прут. Сиканский флот их без остановки в проливе топит. Родосский флот лукканцев навстречу Морскому богу шлет, а Эгейский – всякое дерьмо с Эвбеи, из Фтиотиды и Арцавы. Осмелюсь спросить, господин, а почему великий царь эти земли под себя не заберет?

– Чтобы не кормить, – отрезал Тарис. – Топите дальше!

– Осмелюсь спросить, господин, – помявшись, вымолвил Кноссо. – Когда мы снова солнце увидим? Когда боги перестанут гневаться на своих детей? Когда, наконец, лето наступит?

– Не в этом году, сиятельный, – оскалил зубы Тарис. – И не в следующем. Потом полегче будет. Но о хорошей погоде пока можете забыть. Ее еще лет двадцать не будет. И урожаев добрых мы пока тоже не увидим. Так боги государю говорят.

– Двадцать лет! – охнул кто-то. – Да неужто!

– Тогда да, – почесал затылок Кноссо. – Нам с вами, почтенные, лишние рты и впрямь без надобности. Если уж двадцать…

– А разве плохо мы почитали богов, господин? – сказал еще один из префектов. – За что они карают нас? Что говорит государь?

Все замолчали, и в кабинете наступила пронзительно-звенящая тишина. Десятки глаз уставились на Тариса с тоской, со страхом, с робкой надеждой.

– Бог-кузнец кует огромный меч для самого Ареса, – важно пояснил Тарис, подняв к потолку указательный палец. – Из его кузни, что стоит на далеком ледяном острове, вылетел столб пепла и закрыл небо. Пепел этот должен осесть, и тогда солнце снова согреет землю. Для этого нужно время.

– Значит, большую войну ждем, господин? – спросили его. – Раз уж для самого Ареса меч…

– Ждем, – кивнул Тарис. – Если вопросов нет, все свободны, – закончил он встречу, которая шла с самого утра.

Гомонящая толпа суровых, битых жизнью мужиков потянулась на выход. Они пришиблены страшной вестью, а потому идут, втянув голову в плечи. Двадцать лет! Подумать только! Да еще и большая война, пропади она пропадом…

* * *

Крошечный храм Бога-Кузнеца, который был часть старого дворца царей Энгоми, остался почти в неизменном виде. Ну, почти… Его отскоблили от столетней копоти, поштукатурили и покрыли фресками, а уродливую статуэтку, похожую на плод творчества пьяного скульптора-импрессиониста, я убрал в свой личный музей. У меня уже собралась приличная коллекция кикладской, этеокипрской и минойской скульптуры. Плачу, когда ее вижу, и надеюсь, что она доживет до того времени, когда появится археология. Я со скрипом открыл в университете кафедру истории, но раскапывать старинные руины пока что и в голову никому не приходит. И вообще, у нас еще Микены во всей своей красе стоят, а во дворце царя Миноса запустили старинный водопровод. Мы тут сами объект археологии.

Теперь в этом храме стоит красивый такой Гефест, каменным спокойствием черт напоминавший моего сына. Бог-Кузнец – древнейший на Кипре, его тут почитают как бы не сильнее, чем Великую Мать. Все эти ахейские Аресы и Диво, да и новомодные Серапис с Гермесом в глубине острова особенной силы не имеют. Там исконного бога, которому поклонялись далекие предки, ставят превыше всех. Потому-то анекдотичное вроде бы решение назначить сына жрецом Гефеста имело далеко идущие последствия. Его авторитет среди ремесленного люда взлетел до небес. Особенно когда из храма стали интересные штуковины выходить. Например, механические замки разных конструкций. Ил, долгие зимние месяцы проводивший в Энгоми, мог часами сидеть, в полной тишине собирая какой-нибудь затейливый механизм. Это единственное дело, которому он отдавался всей душой. Этот нелюдимый, неразговорчивый парень постепенно переделал всю нашу артиллерию, заменив станины из кедра на ясеневые. Как он пришел к правильному решению? Да самым простым способом. Он перебрал десяток пород дерева и сделал несколько сотен выстрелов, с маниакальной методичностью фиксируя результаты. Ясень оказался лучшим из всех. У него вязкая, пружинистая древесина, бесподобно подходящая для этой цели.

Ил и сейчас занят, делая главный проект своей жизни. Я поначалу не верил, считая его затею безумной блажью. Но он корпел над своей работой несколько лет, пока не получил что-то, что может мне показать. Наверное, наука – это единственное, когда ослиное упрямство, примененное в нужном месте, дает великолепные плоды. Ил, услышав от меня когда-то, что можно с повозки расстреливать пехоту, загорелся не на шутку. В средствах он не ограничен, во времени тоже. Так почему бы и нет.

– Смотри, отец, – скупо улыбается он, а меня аж пот пробил.

– Что это за ужас? – только и смог вымолвить я. – Я тебе про тачанку рассказывал, но это…

Передо мной стояло что-то вроде античного полибола, только уж очень здорового. Я рассказал сыну все, что знал о Дионисии Александрийском и его изобретении. И после моих косноязычных пояснений несколько толковых мужиков с прямыми руками собрали этого монстра, соорудив даже зубчатые шестерни и первую в мире цепную передачу. Наверху поставили конический короб, куда, видимо, будут засыпать снаряды. Но тут имелась некоторая тонкость. Античный полибол бил небольшими стрелами, делая до 40 выстрелов в минуту, и при этом оставался штукой довольно громоздкой. Этот же монстр заряжается короткими копьями, и на чем его нужно будет доставлять к полю боя, я даже представить себе не мог. Наверное, упряжкой быков. Собственно, этими сомнениями я с сыном и поделился, вогнав его в немалое смущение. Вот проклятье, нетактично вышло. Художника любой может обидеть, а он работал несколько лет, разбив в процессе десяток прототипов.

– Все правильно сделали, – хлопнул я его по плечу. – Для настоящего боя вы все равно другой построите, когда учтете все ошибки.

Я кое-как выкрутился, а сын расцвел довольной улыбкой.

– Тащите его на полигон, – сказал я. – Хочу в деле увидеть.

Как я и думал, понадобилась упряжка быков и три дня. Скорострельный монстр пришлось сначала разобрать, а потом собрать заново, переместив его на немалой телеге. Тестировали «многомёт», а именно так переводится с греческого слово полибол, в пустынном отдалении, для чего построили мишень из деревянных щитов. Народу было немного: я, Абарис, Ил, мастера, носившие звание младших жрецов Бога-Кузнеца и два быка, меланхолично тыкавшиеся носом в землю, подъедая не по-весеннему скудную траву.

Деревянная станина длиной в восемь шагов, лук с размахом плеч в два метра и вертикальные бронзовые цилиндры, в которых прятались от солнца, которого не было, скрученные пучки воловьих жил. Таков был этот механизм, поражавший своей грубой простотой. В движение его приводил здоровенный ворот, похожий на колодезный, к рукояти которого встал немногословный широкоплечий мужик. Он выразительно посмотрел на Ила, ожидая команды. В короб положили два десятка коротких копий с древком толщиной в большой палец, с тяжелым четырехгранным наконечником.

– Готово, господин катапельтофорос! – по-уставному отчитался жрец.

Ил навел полибол на мишень, тренькнул зачем-то по толстенной тетиве, набрал воздуха в грудь и скомандовал.

– Балле!

Второй жрец начал крутить ворот, выдав непривычный металлический скрежет, и плечи лука с глухим стуком ударились о станину.

– Стук!

– Стук!

– Стук

Вращение ворота тащило на себя тетиву, стрела летела в мишень, а на ее место из короба падала новая, которая тоже летела в сторону мишени. Деревянный хруст досок слился в один сплошной треск. Да… Этот агрегат впечатлял. Не сорок выстрелов с минуту, конечно, но уверенных десять. Он даже боезапас израсходовать не успел. На двенадцатом выстреле в нем что-то хрустнуло, и полибол замолчал.

– Великие боги! – ошеломленно прошептал Абарис. – Страсть-то какая! Я, царственные, стыдно признаться, едва в штаны не навалил. Я раньше думал, что штаны нужны для того, чтобы на лошади скакать удобней было. Ан нет! Бесценная штука, оказывается. Нехорошо, если люди увидят, как сам стратег войска обгадился. А в штанах и не так заметно вроде…

– Прости, отец, – ко мне подошел пунцовый от стыда Ил. – Мы там один узел недоработали. Крепление сорвало. Мы поменьше полибол сделаем.

– Не надо поменьше, – пришел в себя Абарис, с детским восторгом разглядывая пробитые насквозь доски. – Этот мне оставьте. Я его хочу!

– Ну уж нет, – усмехнулся я. – Я уже знаю, куда его отправлю. А сломался он из-за того, что излишне мощный. Сделайте еще один вариант, под тяжелую колесницу. Я тебя уверяю, сын, если он в бою хотя бы час продержится, этой штуковине цены не будет.

Глава 5

Год 17 от основания храма. Месяц пятый, Гермаос, богу, покровителю скота и торговцев посвященный.

Почитать газетку после обеда – святое дело. Особенно когда тираж газеты – всего триста экземпляров, и она представляет собой кусок бумаги чуть больше стандартного формата А4, покрытый буквами с двух сторон. Новостей у нас не слишком много, а потому выходит она раз в месяц. Чаще писать просто не о чем. Специально для нее придумали шрифт из свинца и пресс, которым придавливают к странице набор. Жутко трудоемкое занятие, оказывается. И вроде бы несложно, ан нет… То чернила мажутся, то бумага попадется с непроваренной щепкой. В общем, игрушка для богатеев, потому как стоит газета серебряный обол, что, в общем-то, весьма немало. Ну а с другой стороны, выручка в пятьдесят драхм в месяц позволяет содержать и пару прощелыг с бойким пером, и мастера-печатника. Раскупают тираж полностью, и причина этому вовсе не тяга к новостям, а престиж, который обладание этой самой газетой дает. Я, подумав немного, сделал так, что постоянная подписка на газету стала подобием вступления в закрытый клуб. Ее специальный слуга, одетый в форменный кафтан, доставлял на дом счастливчика к вящей зависти всех его соседей. Тем приходилось покупать ее в редакции, а в этом, как ни крути, нет ни малейшего пафоса. Мы, надеюсь, перейдем когда-нибудь на другие формы работы, но пока что подавляющая часть населения вообще читать не умеет, пользуясь услугами глашатаев у храма Великой Матери.

– Та-ак! – протянул я, держа в пальцах сероватый листок. – Что тут у нас? Его величество ванакс в неизменной милости своей провел моления в храме бога Диво… Наследник Ил провел моления в храме Гефеста… Царевна Клеопатра провела моления в храме Великой Матери. Государи наши просили богов о… Да что за бред!

Я даже расстроился. Вот поэтому и нужно силком людям эту газету впихивать. Ну, не о чем ведь читать. Я позвонил в колокольчик, и передо мной возник секретарь, склонивший рано лысеющую макушку в поклоне. Кстати, вообще ни одного случая не помню, чтобы я позвонил, а он не зашел. Он что, в себя ходит?

– Вызывал, государь? – выпрямился он.

– Газета, Архий! – показал я ему лист. – Что думаешь о ней?

– Если честно, государь, – замялся он, – за дерзость простите… Но затея хорошая, а исполнение – дрянь. За весь год только один выпуск интересным и был. Тот, в котором свадьба царевны Клеопатры описана. Там даже допечатывать пришлось. Многим женщинам хотелось узнать, в чем госпожа на праздничном пиру одета была. И какие украшения надела… Еще раз простите, государь…

– Ну а ты чего добавил бы? – сощурился я.

– Я бы добавил рассказов о том, как плохо за морем, и как хорошо у нас, – не моргнув глазом ответил секретарь. – Вот в Аркадии голод страшный. И в Газе голод. А в Вавилонии война. Царь Шутрук вчистую ту землю разорил. Вот и пусть людишки читают и радуются тому, что у нас войны нет, и толченого тунца с ячменем по талонам дают.

– Толково, – одобрительно посмотрел я на него, припоминая тактику Первого канала. А ведь нам даже особенно врать не придется. В окружающем мире, снова пришедшем в движение, людям жилось откровенно дерьмово. Процветание последних лет уже прочно забылось.

– А еще, государь, – раздухарился секретарь, – я бы статьи писал про отвагу наших воинов. Про то, как Сиканский флот топит страшных шарданов, которые плывут к благословенным берегам Кипра. И, главное, жути побольше!

– В стихах, – с каменным лицом сказал я, пытаясь не захохотать. Уж больно потешная физиономия у парня была.

– Если государь дозволит, – радостно кивнул тот. Он моей шутки не понял. – Сделаем и в стихах. Так даже лучше будет.

– Забирай-ка ты этих обормотов в свою службу, – сказал я подумав. – Добавим тебе жалования из выручки. Сделай эту дрянь интересной. Только мне покажите прежде чем печатать.

– С радостью, государь, – расцвел тот в улыбке. – Я бы еще результаты скачек печатал, объявления о помолвках дочерей эвпатридов и тамкаров…

– Все, иди делай! – махнул я рукой, и он выкатился из моего кабинета, сияя, как новая тетрадрахма.

– Каждый человек необходимо приносит пользу, будучи употреблён на своём месте, – вспомнился мне вдруг Козьма Прутков.

А в кабинет уже вплывала собственной персоной госпожа Кассандра, потерявшая за последний год килограммов двадцать веса. Она, будучи женщиной истово верующей, постилась всерьез.

– Сестрица! – восхищенно цокнул я языком. – Ты все молодеешь и хорошеешь!

– Моему об этом скажи, – поморщилась она. – Он бы давно на сторону посмотрел, да только смотреть сейчас особенно не на кого. На весь Энгоми три бабы в теле, да и те от водянки распухли. Того и гляди к богам отойдут. Только этим моя семья и держится.

– Он у тебя просто дурак, – совершенно искренне сказал я, и она слегка зарделась. В нашей жизни, где обильные телеса есть признак красоты неописуемой, худоба, напротив, считается постыдной. У нас ведь тут совсем не античная Греция, с ее культом красоты и забитыми, запертыми в домах женами, а самый настоящий Восток Бронзового века, где женщина – это полноценный член общества, обладающий набором прав, невиданным в Европе до появления суфражисток.

– Докладывай, – сказал я.

– С мест донесения идут, – начала она. – Судьи, которых люди из своей среды избирают, священный долг кое-где исполняют плохо.

– Почему? – я даже вперед наклонился. – Да что им еще нужно?

– Родня, соседи, торговые дела, – развела руками Кассандра. – Боятся с людьми поссориться. Им ведь потом жить там.

– Да чтоб вас всех! – возвел я очи к потолку. – Да как же мне справедливость в этот мир принести! Ладно, буду думать. Дальше!

– Цилли-Амат голубя прислала, – деловито ответила Кассандра. – С голубем многого не передашь, но вроде бы неплохо у нее все. Подумать только! Такая голова в лавке с коврами пропадала! Это, государь, просто уму непостижимо!

* * *

В то же самое время. г. Сиппар. Вавилония.

Такого в их супружеской жизни еще не бывало. Кулли остался с детьми, а Цилли-Амат пошла с караваном оружия и меди. Вместо стражи его сопровождала конная сотня, до того дорога ожидалась непростая. Специально для этой поездки даже выделили некоторый объем тяжелых кинжалов из чудного железа, что было куда прочнее обычного. Кулли по секрету шепнул, что его с какими-то загадочными травами в глиняных горшках калят, но в такие тонкости она не вникала. Главное, что на клинках стояло клеймо царских мастерских, а это значило целых три вещи. Первое: эти ножи с руками оторвут. Второе: они на этом неплохо заработают. И третье, самое важное: если не выйдет у нее ничего, лучше государю на глаза не попадаться. Такие люди второго шанса не дают. А если и дают, то уж точно не безродной вавилонской купчихе.

Хоть какое-то подобие порядка закончилось сразу же, как только караван вышел из хеттской Хальпы(1). Сожженные, разграбленные деревни, мертвые тела и тяжелый запах смерти. Все это верный признак арамейского набега. Люди пустыни тоже пересели на верблюдов. Как ни боролись с этим агенты Энгоми, нельзя ладонями сдержать реку. Верблюды давали приплод, а арамеи стали теперь совершенно неуловимы, уходя в пустыню при малейшей опасности. Догнать их там нечего и думать. Они каким-то непостижимым образом находили воду даже там, где конная ала царя царей попросту умрет от жажды.

– На север надо идти, хозяйка, – хмуро сказал ей тогда старший караванщик. – Плохие теперь тут места. Нужно через Каркемиш караван вести. В стране Хатти еще есть порядок.

Цилли поморщилась. Каркемиш – это серьезный крюк, через Эмар куда короче. Но пусть лучше так, чем лишиться и товара, и жизни. Она молча кивнула, и караван повернул на север, к вящей радости верблюдов, дуревших от тяжелого трупного смрада.

До Сиппара они добирались почти месяц и, как только караван вышел из владений царя Кузи-Тешуба, тяжесть происходящего обрушилась на Цилли так, что едва не вдавила в землю. А ведь она помнила эту страну цветущей. Северней Вавилона Евфрат разбросал в стороны тысячи каналов и рукотворных озер, перекрытых дамбами. Каждый клочок земли был распахан трудолюбивым народом «черноголовых». В каждом доме жила крестьянская семья, и у каждой финиковой пальмы был свой хозяин. Сейчас же можно идти целый час и не встретить ни одного человека. Неслыханное это дело там, где еще недавно нельзя было поставить ногу. Тлен и запустение царят в некогда благодатном краю. Сожженные дома, срубленные пальмы, вытоптанные поля… Мертвые тела уже убрали, но черные проплешины на месте жилищ еще долго будут зарастать скудной травой.

Цилли смотрела по сторонам, и сердце в ее груди сжималось от боли. Как бы ни прижилась она в Энгоми, а душа все равно осталась здесь, в Вавилонии, где правят родные боги. Сиппар показался внезапно, проступив в утреннем тумане рыхлой сероватой кучей. Сейчас почти все время стоит полумрак. Как будто растопили жаровню в маленькой спальне, и от нее затянуло все едким дымом. Тусклое неприветливое солнце едва пробивалось сквозь марево низких сероватых туч.

Грязно-желтые городские стены, сложенные из потемневшего кирпича, опоясали древний город. Сиппар куда меньше Вавилона, но чудовищно огромный зиккурат храма Э-баббар нависал тяжелой громадой, заставляя Цилли-Амат вновь чувствовать себя муравьем. Странное это чувство. В Храме Великой матери, тоже огромном, у нее такого чувства не возникало. Тот был просторен, светел, и в нем дышится полной грудью. Э-баббар называют «Дом сияния». Здесь живет Шамаш, бог Солнца, и Айя, богиня зари. Она супруга бога Солнца, и они встречаются каждое утро.

Кстати, – усмехнулась Цилли. – А ведь муженек-то мой у жрецов Айи денег занял, а потом всего лишился и в рабство попал. И даже когда освободился, он в Сиппар возвращаться не хотел. Знал, что проще с ахейскими разбойниками договориться, чем со слугами милосердной Айи.

В Э-баббаре живет шангу, великий жрец солнечного бога, главный человек Сиппара. Он куда более могущественен, чем шапиру, царский наместник. И именно с ним будет договариваться Цилли. Таможня, размещение слуг на постоялом дворе и даже уплата пошлины прошли мимо нее. Цилли-Амат провела все эти купеческие дела, думая совершенно о другом. Она полировала каждое слово будущего разговора так, как старательная служанка натирает хозяйское серебро. До идеального блеска. И она сразу же послала табличку из царской канцелярии в храм, настраиваясь на долгое ожидание. Высокомерие высших жрецов было известно всем. Впрочем, она ошиблась. Уже на следующий день на постоялом дворе ее ждал младший жрец-пашишу, одетый в простую чистую рубаху ниже колен и кожаные сандалии. Выбритая голова его закрыта широкой повязкой посвящения, а руки сомкнуты на животе.

– Почтенную Цилли-Амат завтра ожидает великий господин Нур-Шамаш, шангу солнечного бога, – почти пропел он. – Я приду к полудню. Я послан сопроводить.

Гигану, храмовый зал был пуст, темен и холоден. Даже лампы тлели едва-едва, уж очень дорого было масло в неурожайный год. Великий жрец Нур-Шамаш с любопытством разглядывал женщину в расшитом льняном одеянии, в поясе с драгоценными кистями, в лазуритовом ожерелье и с золотой сеткой, прикрывающей искусно уложенный парик. Он смотрел и пытался разгадать загадку, которую подкинул ему царь Талассии, один из самых могущественных людей мира. Эта женщина не стала простираться ниц и целовать край его одежды. Она поклонилась, соблюдая достоинство, и выпрямилась, почтительно сложив руки. Она поступила ровно так, как поступил бы настоящий посол. Но ведь не бывает послов женщин. И посольств к жрецам при наличии живого царя в Вавилоне не бывает тоже. Нур-Шамаш был слишком умен и опытен, чтобы показать свое удивление. Он просто ждал.

– Достопочтенный Нур-Шамаш, – произнесла Цилли. – Эней, царь царей, повелитель Алассии, Угарита, Ахайи, Вилусы, Крита, Милаванды, Сикании и прочих земель шлет тебе свой привет. Также он шлет тебе свои дары в знак расположения и дружбы.

– Дары царя Энгоми угодны богу, – Нур-Шамаш склонил голову в затейливо завязанном тюрбане. – Да будет благосклонен к нему Шамаш, да продлят великие боги дни его! Шамаш видит сына своего и благословляет его. Изложи свое послание, Цилли-Амат, уста царя.

– Царь Талассии Эней говорит такие слова, – торжественно произнесла Цилли. – Боги открыли мне, что в землях у Великих рек снова начнется война. И не будет счастья в той войне у царя Эллиля-надин-аххе. Он погибнет сам и погубит свою землю и своих людей. Великие беды падут на Вавилон.

– Хм… – задумался жрец. – И мне боги открыли то же самое. Война уже началась. И мы ничего хорошего от нее не ждем. Элам разорил Сиппар. Даже священную стелу с законами Хаммурапи увезли в Сузы(2). Эти негодяи увозят статуи богов как трофеи. Люди плачут от горя. Неужели царь царей придет к нам на помощь?

– Государь ждет сильное вторжение племен севера, о досточтимый шангу Шамаша, с сожалением ответила Цилли. – Он всем сердцем хочет помочь, но не сможет сделать этого лично. Дикие народы пришли в движение. Их терзает голод. Мы тоже ждем большую войну.

– Есть ли голод в Энгоми? – спросил вдруг жрец.

– Нет, достопочтенный, – покачала головой Цилли. – Никто не ест досыта, но никто не голодает. Наш государь сделал хорошие запасы еды. Он заботится о своем народе.

– Это я знаю, – сварливо заявил жрец. – Боги помутили мой разум в прошлом году. Я продал неслыханный объем фиников за неслыханную цену в твердой монете. А теперь выкупил бы их обратно втрое дороже. Вашему государю и впрямь ведомо многое.

– Он ванакс, – пояснила Цилли. – Он верховный жрец, не только царь. Сам Морской бог слышит его.

– Так он может помочь нам? – жадно спросил жрец.

– Царь Эней повелел моему мужу выбить эламитов из Вавилона, – мило улыбнулась Цилли. – Он даст оружие и позволит нанять людей. Мой супруг придет сюда с армией, которой будет платить из собственных средств. Царь царей поддержит его, когда бог Шамаш опять повернет свой лик к земле. Тогда торговля снова станет изобильна, а храмы переполнят подношения.

– Но касситские цари? – сразу же уловил ее мысль Нур– Шамаш. – С ними что?

– Они потеряли милость богов, – жестко ответила Цилли. – Вавилону нужен новый царь. Свежая кровь. Царь царей готов предоставить уроженца Вавилонии для этой цели. И он будет помогать ему всеми силами. Больше вы ни от кого помощи не дождетесь.

– Но! – с усмешкой посмотрел на нее жрец. – Ведь есть «но», почтенная, иначе ты не пришла бы сюда просить.

– Мой муж не слишком родовит, – с сожалением сказала Цилли. – Он эвпатрид Талассии, и его имя выбито на столбе у храма Иштар в Энгоми. Но род его начался на нем. Ему понадобится поддержка слуг богов. И эта поддержка будет щедро вознаграждена.

– Ты немало просишь! – удивленно посмотрел на нее жрец. – Поставить царем худородного купца, признанного знатным человеком всего несколько лет назад… Это непростая задача.

– Потомки великого Хаммурапи растеряли его наследие, – уверенно заявила Цилли. – Они даже его законов не сберегли. Мне нужна помощь, досточтимый. Всего лишь одно письмо от тебя к шангу Мардука и Иштар, в котором ты пишешь, что поддержишь нового царя-победителя. Если и они его поддержат, талант золота твой.

– Талант золота? – выпучил глаза жрец.

– Талант золота, – кивнула Цилли-Амат. – Лично тебе. Немало, но ведь это цена трона. И я готова заплатить столько. Если все трое великих жрецов дадут свое согласие, то и жрецам остальных богов придется согласиться. Если нет, мы не станем их защищать. Пусть эламиты грабят их снова и снова. Для начала мне… моему супругу даже Вавилон не нужен, хватит и севера.

– Знаешь, почтенная, – жрец в замешательстве потер выбритый до синевы подбородок, – если бы ты не была послом самого царя Энея, я велел бы взять тебя на пытку, чтобы узнать, какой из демонов внушил тебе такие мысли. Но… Если Эллиль-надин-аххе падет в будущей войне, то возвышение знатного человека, взявшего царство своим мечом… это возможно… Но он должен его взять, понимаешь?

– Понимаю, – ответила Цилли. – Ты дашь мне письмо, и я прямо отсюда отправляюсь в Вавилон. И когда я получу согласие остальных шангу, то талант золота твой.

– А царь Эллиль-надин-аххе, – осторожно поинтересовался жрец. – Что все-таки будет с ним?

– Он потерял милость богов, – твердо ответила Цилли.

Она обливалась потом под богатым одеянием, да и немудрено. Этот разговор – измена, а наказание за него – кол. И то, если повезет. Не посмотрят, что с посольством пришла, могут и кожу содрать.

– Я наслышан о том, как умирают враги царя царей, – побледнел Нур-Шамаш. – Ты не получишь письма, Цилли-Амат, это слишком опасно. С тобой пойдет мой доверенный человек. Мое слово таково. Если твой муж выбросит отсюда проклятых горцев и вернет статуи богов на их законное место, он получит милость Шамаша. Со знатью и купцами будете договариваться сами.

– Благодарю, достопочтенный, – расплылась в улыбке Цилли– Амат. – Жди хороших новостей. Кстати, у некоторых беглых вавилонских купцов есть мыслишки, что никаких царей на Великих реках не нужно. Пусть совет из самых богатых людей правит. А мой муж сказал, что власть царей и храмов – она от богов. И что Адад молнией их поразит за такие слова. А ты что думаешь, достопочтенный?

– Несомненно, – важно качнул Нур-Шамаш головой. – Цари и храмы издревле этой земле правили. Все иное – преступление перед лицом вечных.

Уже через час Цилли – Амат сидела у жаровни, грея ледяные руки, и бормотала себе под нос.

– Значит, так! Что мы имеем? Я почти договорилась о том, что жрецы поддержат моего муженька в роли царя. Только те двое тоже потребуют свое. И они уж точно не продешевят. Остались сущие мелочи. Где-то найти три таланта золота, сделать мужа-купца столбовым эвпатридом, нанять армию непонятно, на какие деньги, и выиграть войну с Эламом. Гм… И если Вавилонский царь будет иметь такую наглость, что не погибнет сам, то еще и его убить. Да легче легкого!

Она подумала еще немного, а потом сказала.

– А еще нужно сделать так, чтобы я во всей этой истории была ни при чем. Я ведь всех вокруг обдурила, включая мужа своего. Ни к чему ему пока все это знать, а то ляпнет где-нибудь не к месту. Теперь главное – не завраться, а то меня дважды казнят. И тут и там. А оно мне надо?

Она посидела еще немного, а потом хлопнула себя по лбу и сказала.

– Забыла совсем! Еще мужу имя поменять надо. Царь Кулли! Глупо как-то звучит. Нужно что-нибудь длинное и торжественное, с Мардуком связанное. Черни это понравится. Ну, что же, Цилли-Амат, ты отлично поработала! Ты продала товар, которого у тебя еще нет, тем, кто не собирался его покупать. Ты не только красавица, но и умница! Люблю тебя!

1 Хальпа – совр. Алеппо, Сирия.

2 Стела с законами царя Хаммурапи, увезенная из Сиппара царем Шутрук-Наххунте, была найдена французскими археологами в иранском городе Шуш, который и есть бывшая столица Элама и ахеменидской Персии. Эта стела сейчас выставлена в Лувре. И именно она украшала советский учебник Истории за 5 класс.

Глава 6

Год 17 от основания храма. Месяц шестой, Дивийон, великому небу посвященный и повороту к зиме светила небесного. Энгоми.

А жизнь-то продолжается! Оказывается, чем хуже людям, тем больше им нужны развлечения. Эта простая мысль меня посетила как-то внезапно и, откровенно говоря, не без помощи окружающих. Я хотел было скачки отменить ввиду сложной экономической ситуации, но не встретил понимания даже в собственной семье. Всеобщее мнение высказала Клеопатра, которая укоризненно посмотрела на меня:

– Решать, конечно, тебе, государь, но я тогда куда-нибудь в Пилос поеду жить, к тетке Поликсене. Потому как наш дворец толпа по камешку разнесет.

– Все так думают? – окинул я взглядом собственное семейство, и кивнули все до единого, даже малютка Арсиноя. Она болела за зеленых.

– Значит, так тому и быть, – поморщился я. – Только нужно что-то сделать… Народ нынче голодный и злой, как бы поножовщина не началась. Что же сделать…

Я в прошлой жизни особенной любовью к спорту не отличался. Ни футбол не смотрел, ни хоккей. И уже тем более не понимал всего этого накала страстей, что всегда бушевал на стадионах. Ну, подумаешь, какой-нибудь Хулио Иглесиас забил мяч в сетку. Или, наоборот, не забил. Чего орать-то? И в дудки свои дудеть… Ну, конечно! Дудки! Там еще название такое дебильное… Вувузела, вот! По-моему, неплохой вариант, чтобы сбросить пар. Лишь бы кони от испуга не померли. Хотя, не будет ничего. На нашем стадионе так орут, что разлетаются даже вороны с тел, висящих на крестах. А это весьма неблизко.

На том и порешили. Я отдал заказ в храм Гефеста, который как-то незаметно превратился в проектное бюро, и через пару дней получил рабочий прототип. Испробовал.

– Не пойдет, – сказал я Илу. – Ты мне флейту принес. Нужно, чтобы звук был громче и противнее. И чем противнее, тем лучше.

– А зачем? – с любопытством наклонил он голову.

– Надо, – загадочно ответил я. Не говорить же ему, что и сам не знаю точного ответа. Просто решил взять готовое работающее решение. Зачем плодить сущности?

В общем, жрецы справились, и к празднику Великого Солнца народ валил на стадион, вооруженный трубками, трубочками и трубищами десятка типоразмеров. Тысячи людей, тянувшиеся в каменную чашу стадиона, репетировали еще до начала забега, наполнив пространство нескончаемым пронзительным ревом. Восторг был всеобщий, а заезжие басилеи посматривали на меня с немалым уважением. Такой способ сброса дурной энергии толпы тут еще не знали.

Я сидел рядом с женой и сыном, превратившимся по своему обыкновению в мраморную статую, и пытался вспомнить, когда же я посмотрел гонки от начала и до конца без того, чтобы меня либо не выдернули на какой-то важный разговор, либо не сообщили какую-то новость из ряда вон. Получалось, что никогда. И этот день тоже не стал исключением. Только вот новостей сегодня было целых две, и обе дерьмовые.

– Государь, беда, – шепнул мне на ухо секретарь, пока стадион бесновался, заливая все ревом, криком и свистом.

Кони вышли на последний круг, а жокеи в белом и зеленом шли нос к носу. Шумно было даже в моей ложе. Береника дула в трубу, выпучив глаза. А когда не дула, орала в голос и клялась Великой матерью, что прибьет белого, за которого болеет, если он не выиграет. Или что выйдет за него замуж в случае победы. Мы тут народ южный, темпераментный невероятно.