Текст книги "Год без лета (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Вот так Кулли прошел в места, где обжились пришельцы из далеких северных степей. Неслыханная даль на берегах моря, которого никто из вавилонян не видел. О нем даже слышали немногие, называя его «великие воды на краю земли». Кулли точно знал, что так далеко не забирался никто из вавилонских купцов. Но вовсе не потому, что они были хуже него, а потому, что незачем сюда идти. Тут нет на продажу ничего, кроме шерсти и грубой пряжи, а такого добра полно в окружающих Междуречье горах. Нет нужды идти так далеко, рискуя товаром и жизнью в местах, где пасут свой скот свирепые лулубеи, гутии и касситы. Да и такой не слишком привычный способ уклониться от уплаты пошлин не пришел бы в голову нормальному человеку. Торговец – существо сугубо практичное. Он не станет превращать караванный путь в дорогу смерти, ведь иначе вернуться туда уже не получится. Никто не станет сжигать за собой все мосты, как сделал это Кулли.

– Приветствую тебя! – повернулся купец на скрип двери.

– Здравствуй, гость! – в его хижину ввалился местный князь, носивший имя Багдай.

Мидянин сбросил грубый войлочный плащ и остался в одном кафтане, который тут же распахнул, подставив грудь теплу, исходящему от огня. Широкоплечий мужик, до глаз заросший густой бородой, на настоящего владыку был похож примерно так же, как и любой из стражников каравана. Но тут, на севере, народ живет небогато. Пастухи, что с них взять. Только роскошный пояс, подарок Кулли, и выделялся в его откровенно бедном наряде.

– Что слышно? – спросил его Кулли.

– Мой гонец вернулся, – князь тоже протянул руки к огню. – Они придут, чтобы говорить с тобой, гость. Прими совет, пусть твои дары будут достойными. Мы щедрый народ, и наше сердце открыто к друзьям. Удиви их.

– Я так и хотел, – кивнул Кулли. – Мои слова будут весомы. Прямо как то оружие, что я вам привез.

Соседи тянулись целую неделю. Племя матай пришло в эти места поколение назад. Оно откочевало с севера, откуда их понемногу вытесняли родичи – парсуа и арии. Скудно стало в тамошних степях, а великая сушь убила траву, без которой нет жизни для скота. Вот и ищут мидяне новой родины для себя, для своих коней и баранов. Все это Кулли узнал, понемногу разговаривая со здешними людьми. Их языком владел проводник, да и сам Кулли, живя среди них, кое-как научился объясняться уже через месяц. Он же купец, он учит чужую речь с самого детства. Тот, кто смог освоить шесть языков, освоит и седьмой. Кулли приготовил нужные слова, а потом перевел их на язык мидян, оттачивая каждую интонацию и каждую паузу. Он ждал князей, а еще он ждал весны, потому что кормить две сотни человек невероятно дорого даже для него, поставившего на кон то, что было заработано за всю жизнь. Только те бараны, которых он забрал в разоренных лулубейских деревнях, еще как-то держали его на плаву. Кулли с надеждой смотрел на небо, замечая, как удлиняются дни, предвещая неизбежный приход тепла. И вот, наконец, все шестеро князей собрались вместе. Последний, владыка из дальнего рода, прискакал с целой свитой из сыновей и зятьев.

– Седел они не знают, – тут же отметил про себя Кулли. – Стремян тоже. Они не воюют на конях, а только передвигаются на них.

Ошибся государь. Если это и мидяне, то уж точно не те лихие всадники, о которых он говорил. Да и живут они севернее, чем он сказал. Почти у самых берегов моря, именуемого государем Каспийским. Племя каспиев – родственно мидянам, и они соседи. Впрочем, кони у них неплохие, раз могут нести человека. Вместо седел мидяне используют плотные попоны, но копейного удара не знают, и выстрелить из лука на полном скаку не сумеют. Они останавливают коня и стреляют потом(1).

Огромный бронзовый котел вмещал барана целиком, и Кулли даже завистливо присвистнул. У пришельцев с севера бронзы было довольно много. Они использовали ее не только для фибул, которым скалывали плащи. На боку каждого воина висел длинный кинжал, по размерам напоминавший скорее короткий меч. Все князья были неуловимо похожи друг на друга. Широкоплечие, с обветренными лицами, на которых выделялись крупные носы. Густые черные бороды тщательно расчесаны, а на руках звенят браслеты. Все они внимательно разглядывают Кулли. Молчаливые женщины расставили блюда на столе, а перед купцом положили часть бараньей головы. Не самый вкусный кусок, зато один из самых почетных. Так скотоводы без слов показывают свое отношение к гостю.

– Отважнейшие князья! – начал Кулли, когда была выпита первая чаша его же собственного вина. Мидяне не сажали виноградную лозу, они пили перебродившее кобылье молоко. Вино понравилось всем, оно было редкостью в этих селениях. Но особенно князьям понравилось имя гостя. Цилли-Амат придумала его. И значило оно «Мардук – хранитель городов, собиратель земель». Местные по достоинству оценили его мощь и размер. Мидяне тоже знали толк в тщеславии.

– Отважнейшие князья! – повторил Кулли. – Меня зовут Мардук-нацир-алани-каниш-мататим. Я посол царя царей Энея, владыки Тассии, Угарита, Милаванды, Ахайи, Крита, Сикании и многих других земель. Он шлет вам свой привет и дары.

Князья, которые прослушали имена, титулы и названия земель с выражением тупого недоумения на бородатых лицах, при слове «дары» оживились. Среди племен уже поползли слухи о невероятно богатом караване, который зачем-то пришел в их земли. Они бы ограбили его, но гость у мидян священен. Да и обещания передали самые заманчивые.

– Я эвпатрид царя царей, – продолжил Кулли. – Знатный воин, если по-вашему. Близкий к нему человек.

– Разве ты не торговец? – перебил его один их гостей.

– Мои люди торгуют, не я, – небрежно ответил Кулли. – Дорога сюда длинна. Три месяца по пустыням и горам нужно идти, чтобы добраться до ваших земель. И при этом нужно кормить две сотни человек. Торговля – не самый плохой способ для этого.

– Угу, – кивнул тот и, удовлетворенный ответом, налил себе вина, не дожидаясь тоста.

– Царь царей шлет вам свои подарки! – хлопнул в ладоши Кулли, и каждому из князей вручили роскошный воинский пояс, длинный бронзовый меч с позолоченной рукоятью и шлем, украшенный пышным плюмажем.

Стон восторга пронесся по нищей лачуге, служившей дворцом местному владыке. Князья с детской непосредственностью тянули к себе оружие соседей, сравнивали пояса и тончайшую выделку чеканных пластин. Кулли даже пот пробил. Не приведи боги, кто-то посчитает, что его подарок хуже, чем дали соседу. Так ведь дело и до поножовщины может дойти. Не дошло. Удовлетворенное ворчание, похожее на то, что издает сытый зверь, вскоре стихло, и на Кулли уставились шесть пар глаз, которые в полной мере оценили серьезность его намерений. Стоимость подарков тут была понятна всем. Вот теперь можно и поговорить.

Кулли, не забывая наливать вино, начал свою речь. Он расписывал величие царя Энея, превознося его мощь и богатство. Он напропалую врал, рассказывая, что слухи о доблести мидян дошли до самого Энгоми. А потом рассказывал, как хороши высокогорные пастбища, где ничтожные лулубеи пасут свой скот. И как будет хорошо, если он, Кулли, наймет пару тысяч молодых воинов за еду и железо, и как славно нанятые парни пограбят по дороге, когда пойдут в Вавилон. Как они вернутся домой, звеня серебряными браслетами на руках, в новой одежде и с новым оружием из лучших мастерских. Как они будут убивать мужей и брать их женщин. Как о них сложат песни…

А потом, когда Кулли замолчал, он обвел победительным взглядом задумавшихся князей, и червячок сомнения закрался в его душу. Что-то уж очень долго размышляют они над его словами.

– Мы верим тебе, гость, – сказал князь Багдай. – Нам по нраву то, что ты сказал. Мы дадим тебе молодых воинов, а ты дашь им железные ножи, добрые копья, и будешь кормить их. Пусть не возвращаются домой, тут все равно мало еды. На службе у тебя им будет лучше. И я скажу вот еще что. Мы слышали о землях на юге, но ты окончательно развеял наши сомнения. Раз они так богаты, то и мы, пожалуй, переберемся поближе к ним. Здесь плохо. Наши бараны худы, а у коней ребра скоро проткнул бока. Ты же сам сказал, что лулубеи ничтожны, и что их пастбища обильны. Нам как раз нужны такие. Мы их хотим!

Гости разошлись, покачиваясь в хмельном веселье, а Кулли погрузился в грусть. Все пошло не по плану. Лулубеи – враг старинный и понятный. Но какими будут новые соседи мидяне? Царь Эней сказал, что они хорошие воины. Не станет ли тогда лекарство хуже болезни? Не приведет ли он врага прямо к порогу собственного дома? На этот вопрос Кулли ответа не знал. Впрочем, у него все равно нет выхода. Чтобы попасть домой, ему нужна целая армия. И он ее получит, даже такой непомерной ценой. Две тысячи парней из дикого племени теперь будут висеть на его шее, словно мельничный жернов. Что во всем этом может пойти не так?

* * *

В то же самое время. Энгоми.

Сижу и глажу по голове любимую дочь, которая доверчиво смотрит на меня и улыбается искусанными в кровь губами. Клеопатра родила мальчика. Он первый наследник мужского пола после моего сына, и это скверно. Закон на стороне будущего отпрыска Ила, а вот обычай – на стороне этого младенца, который лежит рядом и жадно сосет грудь. Это может привести к массе неприятностей в будущем, и я вижу складку на лбу Креусы, которая стоит рядом с кроватью дочери. Она тоже это понимает. Ну и ладно! Будем решать проблемы по мере их поступления. Пока я сделал все, что мог, но именно этот мальчишка – наследник Ила. А потом придется провести немалую работу, чтобы заставить людей выполнять мои же законы. Кстати…

– Александр! – сказал я. – Я нарекаю его Александр.

– Алаксанду, господин мой? – подняла брови Креуса, которая стояла тут же, обхватив выпуклый живот. – В честь Париса? Хотя нет… Лет сто назад Троей правил великий царь(2) с таким именем. Мне нравится.

– Отдыхай, девочка моя, – я поцеловал дочь в покрытый испариной лоб и бросил на прощание повитухам. – Лед на живот. Три дня лежать. Если не уследите за ней…

– Не изволь понапрасну гневаться, государь, – поклонились тетки, получившие за сегодняшние роды годичный гонорар. – Глаз с царевны не спустим.

– Арсиноя, Береника! – позвал я. – Пойдем отсюда. Дайте отдохнуть сестре.

Я протянул руку, и дочери с неохотой пошли за мной, то и дело оглядываясь на Клеопатру и маленького племянника. Им до смерти хочется посидеть рядом, поохать по-бабьи и подержать малыша на руках. Но не сегодня.

– Государь! – секретарь склонился, показав лысеющую макушку. Сын горшечника приоделся, как я погляжу. И штаны, и рубаха из тончайшего льна. А поверх всего – щегольский кафтан, расшитый какими-то шнурами, отчего мне вспомнилась галерея героев Отечественной войны в Эрмитаже. Гусар у меня в приемной сидит! Денис Давыдов, итить колотить. У нас, оказывается, уже и мужская мода появилась. А я этого и не заметил даже.

– Царевич пришел? – спросил я.

– Полчаса уже как, – ответил секретарь и пугливо опустил голос до шепота. – Они, государь, и не дышат, по-моему.

– Они? – поднял я бровь. Значит, слухи не врут. Мой сын все-таки нашел, как выделиться из серой массы царей и царьков. Он теперь называется свою особу во множественном числе.

– Их царственность на маятник смотрят, – прошептал секретарь, который справедливо решил, что особа царской крови имеет право называть себя так, как посчитает нужным.

Мой кабинет натоплен жарко, до духоты. Экономные слуги завесили окна тяжелыми шторами, чтобы январский холод вязнул в их грубых складках. Штор тут раньше не было, как не было и больших окон. Само их наличие – признак немыслимой роскоши. Ткань в нашем мире недешева. Это живые деньги, кое-где даже более востребованные, чем серебряные драхмы. Ил сидит у моего стола. Он недвижим и, по-моему, даже не моргает. Он по своему обыкновению, напоминает камень, только взгляд его прилип к маятнику Ньютона. Пять шариков, первый из которых бьет по второму, передавая импульс пятому, это никакой не маятник. И уж тем более, он не имеет ни малейшего отношения к англичанину, который любил ловить яблоки собственной макушкой. Просто игрушка, которую я заказал, чтобы успокаиваться. Смотрю, Ил тоже успокоился. Никак отлипнуть не может, хотя точно знает, что я вошел.

Илу идет девятнадцатый год, и он превратился из неуклюжего мальчишки в молодого мужчину. Царевич понемногу матереет, став жилистым, как пельтаст. Тяжелый доспех он не любит, как не любит и меч с копьем. Но после того, что тачанки натворили при Дельфах, царевича признали в армии за своего. Теперь к нему относятся с опасливым уважением, а многие и вовсе побаиваются, как колдуна. Я сам пару раз наблюдал, как воины из новых при виде моего сына пугливо отпрыгивают в сторону и хватаются за амулет. Трибуны сами попросили меня ему Серебряного орла на шею повесить, а это серьезная награда. С такой в любой таверне первую кружку бесплатно наливают. Правда, он у меня с чернью не пьет. В этом плане у нас не поменялось ничего. Он теперь себя величает «мы», подобно папе римскому и византийскому императору. Так-то в этом присутствует глубокий символизм. Не лично от себя вещаешь, а еще и за того парня, что на небе.

– Здравствуй, отец, – сказал он, оторвавшись, наконец, от созерцания бьющихся друг о друга шариков. – Воистину, это поразительно. Ты и вправду бог. Так легко и просто объяснить понятие импульса. Ты ведь это для меня заказал? Чтобы я понял?

– Конечно, – ответил я, не меняясь в лице. Припоминаю, и правда, было что-то такое. Я пытался объяснить сыну школьный курс физики, а точнее, то, что от него осталось в моей голове. Получилось так себе…

– Можно, я возьму это? – поднял он на меня умоляющий взгляд. – Я прикажу сделать тебе новый маятник, а этот сегодня же покажу другим жрецам Гефеста. Уверяю тебя, из них половина запьет после созерцания этого чуда.

– Возьми, конечно, – кивнул я. – Ты приготовил план летней кампании?

– Да, конечно, – он выложил на стол кипу исписанных листов.

Он же Дева, – пришла мне в голову дурацкая мысль, когда я погрузился в чтение. – Скрупулезный зануда и педант. И ведь неплохо получилось. Положа руку на сердце, получше, чем у многих наших вояк. Они с большим трудом сделали реестр имущества, посчитали количество потребных для похода котлов, сандалий и запасной упряжи. А здесь уже пахнет войной нового типа. Не стычка двух шаек, после которой одни идут пересчитывать оставшихся баранов, а другие отмечать победу. Вовсе нет. То, что я держу в руках, – подробный документ, где указано количество переходов, места стоянок, источники воды и даже наличие товарной древесины. В Вавилонии с ней совсем плохо. Сделать плот – целая проблема. Вот поэтому плоты будут рубить выше по течению Евфрата, а потом сплавлять к Сиппару. Там из них построят что-то вроде понтонной переправы, первой в этом мире.

– Годится, – кивнул я, сделав в документе несколько пометок. – Ты получишь чин старшего трибуна и неполный легион. Кулли будет тебя ждать у Сиппара с наемным войском. Ты поможешь ему, но именно поможешь. Это должно стать его победой, сын.

– Да, отец, – склонил он голову. – А если он не придет?

– Тогда мы все равно будем воевать, раз уж пришли, – усмехнулся я. – Еще кого-нибудь на трон посадим. Но мне все-таки кажется, что он придет. Кулли на редкость везучий сукин сын. Я в него верю.

– Это наш сукин сын? – тяжелым взглядом зыркнул на меня Ил.

– Пока да, – ответил я подумав. – Но если мы ослабнем, то он предаст. Не он сам, так его дети и внуки точно. Они уже не будут нашими сукиными детьми. Тебе придется договариваться с ними заново, или воевать. Сделанное добро ничего не стоит, сын. Такова жизнь.

1 Ассирийцы, соседи мидян, сохранившие приверженность колесницам до самого конца, до 7 века до н.э., стрелять на полном скаку так и не научились. Всадник останавливался, второй всадник держал коня за повод, и только потом производился выстрел. Несомненно, это и был самый древний способ применения лука конницей.

2 Алаксанду – царь Вилусы, правивший около 1280−1270 года до н.э. Сохранился его договор с хеттами. По всей видимости, он был узурпатором. Это имя, не соответствующее языковой традиции данного региона, имеет ахейские корни. Алаксанду – это, вероятнее всего, исторический прототип троянского царевича Париса, второе имя которого, согласно Илиаде, было Александр.

Глава 21

Полгода спустя. Год 18 от основания храма. Месяц пятый, Гермаос, богу, покровителю скота и торговцев посвященный. Самое его начало. Окрестности Сиппара. Вавилонское царство.

Кулли привел сюда войско, куда большее, чем в две тысячи. Народ мидян, увлеченный его пламенными речами, по весне стронулся с места и двинулся на юг, где и впрямь нашел роскошные пастбища для своих коней(1). Восторг князей был таков, что они отдали ему почти всю молодежь, которая могла натянуть лук. Отдали навсегда. Как бы ни были хороши новые владения, обильно удобренные телами бывших хозяев-лулубеев, да только все равно они очень скудны. Ведь солнце так и не показало своего лика из-за низких серых туч, висящих над несчастной землей.

– Эт-то еще что такое? – присвистнул Кулли, увидев в трех стадиях от стен Сиппара правильный квадрат легионного лагеря с насыпанными валами и частоколом, заплетенным лозой. – Да где они тут дерево взяли?

– Как это они так ровно построили? – не выдержал мидянин Куруш, который, как и полагается пастуху, ровных линий не видел никогда. Он был старшим среди своих соотечественников. Ему и еще двум десяткам знатных воинов Кулли пообещал столько, что они, не задумываясь, пошли за ним. Без этих людей удержать в узде это буйное стадо у бывшего купца нет ни малейшей возможности.

– Это войско царя царей, – с гордостью подбоченился Кулли. – Оно будет воевать вместе с нами. Тебе еще многое предстоит узнать о войне, Куруш. Оставайтесь здесь! И уйми своих парней, всеми богами тебя заклинаю. Они клятву принесли, что воюют за жалование и грабят только по моей команде. Так вот, тут грабить нельзя. Это теперь мои земли. Вы пришли сюда их защищать, а вас за это кормят. А еще вам дали хорошее оружие. Ты забыл?

– Никто не скажет, что мидяне нарушают клятвы! – жутко обиделся Куруш и побежал куда-то с пронзительным воплем. – Ты где козу взял, дурень! Тебе же сказали, тут нельзя грабить! Ты же Веретрагной Победоносным(2) клялся! Я тебе рожу разобью в кровь! Ты! Отпусти бабу! А… ты ее уже…? Не нужна больше? Тогда, тем более отпусти! А ты, баба, не плачь. Не убудет от тебя. Домой иди!

Несколько тысяч крепких мужиков в мягких сапожках, в овчинных безрукавках и валяных колпаках с нескрываемой завистью смотрели на часовых у ворот лагеря. Царские воины в бронзовых шлемах, в красных плащах и в доспехах, поглядывали на толпу горцев свысока, и имели для этого все основания. Мидяне на их фоне казались просто голодранцами и, осознавая правоту легионеров, чуть не выли от зависти. Они тоже хотели флаг, барабан и щенка бульдога. Ведь именно ради этого они и покинули свои дома.

Кулли направился к лагерю, где стражники, увидев ожерелье эвпатрида, приложили руку к сердцу и показали путь к шатру наследника. Впрочем, его можно было и не показывать. Все воинские лагеря одинаковы, и шатер стоял там, где ему и полагалось стоять. То есть в самом центре. Туда и вела улица из кожаных палаток.

Кулли видел наследника несколько раз за свою жизнь и, говоря откровенно, изрядно его побаивался. Если царь Эней был богом, но богом понятным и каким-то благим, то этот… Царевич Ил был очень похож на отца. Только вот он напоминал не бога, а статую бога. Такой же холодный, отстраненный и недосягаемый. На его лице никто и никогда не мог прочесть эмоций. Знающие люди говорили, что он проявляет их только с матерью и женой. Взгляд этого молодого еще человека давил, словно каменная плита. Он источал такое ощущение собственного превосходства, что Кулли просто терялся. Ему хотелось склониться и не поднимать глаз.

– Господин, я приветствую тебя, – коротко поклонился Кулли, и наследник, который повернулся к нему и осмотрел немигающим взглядом, произнес.

– Эвпатриду без личного герба полагается отдавать нашей царственности поясной поклон. Ты пока что не надел царскую шапку, и наедине с нами обязан соблюдать должное почтение. На людях ты обращаешься с нашей особой, как с равным, потому что мы здесь пребываем в чине старшего трибуна сводного легиона. Нам следует говорить «ты», а наше мнение подлежит обсуждению. Но не перегибай палку, Мардук-нацир-алани-каниш-мататим, мы этого не одобряем.

Надо же! Он мое новое имя запомнил, – Кулли даже вспотел под кафтаном. Он живо представил себя крошечным, как мышонок. И как эта каменная статуя медленно пережевывает его, дробя кости в мелкое крошево. На редкость неприятный тип этот царевич…

– Я привел около трех тысяч мидян, – Кулли пришел в себя и начал разговор, облизнув пересохшие губы. – Они будут служить мне.

– Это хорошо, – милостиво кивнул царевич. – Они нам пригодятся. Верховный жрец Шамаша готов встретиться с тобой. Завтра ты вручишь ему обещанный талант золота.

– Но у меня пока нет столько, – голос Кулли дрогнул. – Я думал собрать золото с купцов.

– Соберешь потом, – равнодушно ответил наследник. – Наш царственный отец посчитал нужным ускорить твое возвышение. Долгие переговоры ослабят тебя и сделают зависимым от множества разных людей. А ты…

И тут царевич замолчал, снова уставившись на Кулли немигающим взглядом гадюки. Тот проглотил слюну и торопливо произнес.

– Я и мое потомство будем зависимы только от ванакса Энея. И от вас, царственный, когда вашего священного отца боги призовут на небо, чтобы принять его в свои ряды. В этом я клянусь богом Мардуком, и пусть он покарает меня, если я нарушу эту клятву.

Царевич, довольный ответом, протянул руку, и Кулли, опустившись на одно колено, поцеловал золотой перстень, украшенный бычьей головой.

– Мы весьма удовлетворены твоим здравомыслием, – в ледяном голосе царевича послышались нотки радости. – И ты решил для нас одну загадку, над которой мы бились долгое время. Как должно властителю, признавшему власть ванакса, приветствовать его. Да, опуститься на одно колено – это лучшее из решений. Мы непременно внесем это в дворцовый церемониал. У нас есть для тебя совет. Готов ли ты принять его?

– Конечно, царственный, – выпрямился Кулли.

– Не ходи пока на Вавилон, – пристально посмотрел на него царевич. – И не входи в Сиппар. Тут тебя многие знают, как купца. Ты же родился здесь.

– А… а куда мне тогда идти? – растерялся Кулли.

– Сиппар признает твою власть и так, – усмехнулся Ил. – Я уже поговорил с местной знатью. Пока тебя не было, я сделал им предложение, от которого нельзя отказаться. Они примут любого царя, которого поставит ванакс Эней.

– А иначе? – поднял на него глаза Кулли.

– А иначе мы пообещали взять город. Все равно наше войско томится в ожидании. Тогда бы мы казнили каждого десятого, а оставшиеся в живых признали бы нашу волю. Или мы опять казнили бы каждого десятого, – спокойно пояснил царевич, и у Кулли от его интонации даже струйка пота потекла по спине. Ил совершенно уверен в себе. Он возьмет и казнит.

– Куда же мы пойдем? – спросил он.

– Мы возьмем Дер(3), – сказал царевич. – Там пока будет твоя столица. А знать, жрецы и купцы Вавилонии должны приползти к тебе сами. Как только мы разобьем эламитов и заберем Дер, у них и выбора не останется. Царь Шутрук в отместку испепелит все Двуречье. Кто-то должен будет возглавить борьбу.

– Вы, царственный, хотите оседлать Харран Илани, Дорогу богов?

Кулли задумался. Дер – город на восток от Сиппара, в четырех днях пути. Он стоит у слияния Тигра и Диялы. И он прикрывает самую удобную переправу на дороге из Сузианы в Вавилонию. Это важнейший узел на торговом пути запад-восток. Если его взять, царь Элама придет в ярость. Только вот почему-то это совсем не волнует царевича Ила. Он пугающе спокоен.

– Царь Шутрук пойдет войной, – сказал Кулли. – Дер – это самая крупная жемчужина в его царской тиаре. Он бросит туда все силы.

– На том и строится весь расчет, – лениво ответил наследник. – Мой царственный отец говорит так: Шутрук очень стар, ему осталось недолго, а его сын Кутир-Наххунте свиреп и глуп. Он и мизинца своего отца не стоит. Определенные надежды подает второй сын Шилхак, но он пока что не царь. Если сломать эламитам хребет под Дером, то вся знать юга Двуречья прибежит к тебе, виляя хвостиком. Горцы из Сузианы и Аншана прямо сейчас грабят Ур, Урук, Лагаш и Ниппур. Им придется оставить эти города, а ты получишь подкрепление. Нужна одна! Всего одна громкая победа, и ты станешь настоящим царем.

– А статуя Мардука? – робко спросил Кулли.

– Лежит у меня в обозе, – пояснил наследник. – Ее время еще не пришло. Ты предъявишь ее людям после боя, ведь ее увезли именно через Дер. Скажешь, что отбил ее у эламитов. И тогда Вавилон сам упадет к твоим ногам, а ты еще будешь думать, брать ли тебе его, и если брать, то на каких условиях.

Кулли вышел из шатра наследника и сел на коновязь. В его несчастной голове зияла звенящая, пугающая пустота. Он почувствовал себя маленьким ребенком, которого отец в первый раз привел на базар. Да, они с Цилли много размышляли, как нужно будет вести здесь дела, но ванакс Эней уже все решил за него. Он продумал каждый будущий шаг, а его сын исполнит все, действуя с точностью водяной клепсидры.

– А ведь царь Эней даже не считает все это чем-то важным, – осознал вдруг Кулли. – Он отдал судьбу Вавилонии этому мальчишке, чтобы тот смог поточить свои отрастающие коготки. Он ведь натаскивает его на труд владыки, давая возможность ошибаться вдали от дома. Там, где его промахи отдадутся большой кровью людям, на которых царю царей наплевать.

* * *

Неделю спустя. Окрестности города Дер. Царство Элам.

Несчастный город, оказавшийся заложником своего бесподобного местоположения, за последние тысячелетия переходил из рук в руки множество раз. Аккадцы, вавилоняне, ассирийцы и эламиты жадно вырывали его друг у друга, словно голодные гиены бычью кость.Всем нужна была переправа через две реки сразу. Полноводная Дияла, левый приток Тигра, омывала его предместья, и этот город, словно замок, запирал путь из Сузианы на север и на запад. Положа руку на сердце, больше всего прав на него было у вавилонских царей, но соседних владык такое положение не устраивало, и они то и дело пытались его изменить. В последние десятилетия, когда Вавилон пришел в полнейший упадок, у соседей это получалось. Местные энси, правители города, спешно присягали то ассирийцам, то эламитам. Так они пытались спасти свою шкуру.

Огромный обоз из десятков верблюдов и телег, укрытых кожами, на глазах снова превращался в лагерь легиона. Тысячи людей копали вал, ставили ограждение и палатки. Даже мидяне, которые поняли вдруг, что ночевать за стеной куда лучше, чем в чистом поле. Они и впрямь многое узнали о войне в этом походе.

– Сильный город, – едва сдерживая волнение, произнес Кулли. Он попытался, чтобы его слова прозвучали небрежно, но получилось слабо. Дер укреплен на славу, а его предместья давно уже были сожжены. На месте домов чернели застарелые проплешины и остатки глинобитных стен, размытых зимними дождями.

– Дерьмо, а не крепость – презрительно ответил царевич. – Готовь своих козопасов… царь. Этот коровник не продержится и недели.

– Да… как же… – растерянно сказал Кулли, глядя то в спину уходящего царевича, то на стены Дера, поднявшиеся ввысь на тридцать локтей.

Их заметили уже давно. Конница переправилась через Тигр выше по течению, а потом сбила охрану из эламитов, охранявшую брод. Так войско, не особенно напрягаясь, оказалось на левом берегу Тигра, в дне пути от Дера. Пару раз их атаковали, но нападавших быстро рассеяли. Небольшое смятение вызвала атака отряда из полусотни колесниц, но и те ничего сделать не могли. Их засыпали стрелами и камнями, и им пришлось убраться в город. В Дере засело почти две тысячи воинов царя Шутрук-Наххунте, а это огромная сила, учитывая высоту стен этого города. Энси, правитель Дера, совершенно точно послал гонца в Сузы. Осознав все это, Кулли даже зажмурился. Если они не возьмут Дер в самые кратчайшие сроки, им конец. Их всех перебьют, а выживших посадят на кол. Наследник Кутир-Наххунте именно так и поступал с пленными. У него было плохо с фантазией.

Впрочем, первые гонцы к Кулли уже потянулись. Жрецы ограбленного храма Эсагила прислали ему слезное письмо. Там были такие слова.

«Эламиты вошли в город. Они перебили людей, они связали знатных, они увели мужчин и женщин. Тела лежали на улицах, и некому было их хоронить(4)».

Вавилоняне просили о помощи. В городе стоял гарнизон царя Шутрука, и творимые беззакония не поддавались никакому осмыслению. И да, статую Мардука из города увезли. Плач стоит по всей Вавилонии. Многие люди потеряли всякую волю к жизни. Ведь боги покинули их.

– Скажи великому жрецу, – заявил Кулли посланнику. – Я возьму Дер и защищу нашу землю от новых вторжений. А что касается Вавилона, то пусть его люди поклонятся мне как царю. Тогда они получат мою помощь. Люди Сиппара уже сделали так.

– Мне кажется, они не пойдут на это, – хмыкнул гонец, юноша из знатной семьи.

– Тогда немедленно скачи туда и передай им, – сказал Кулли, – что у них совсем мало времени. Если после взятия Дера они еще будут колебаться, то я обойдусь без их помощи. Пусть тогда позабудут о своих землях и дворцах. У всего этого добра появятся новые хозяева.

– Хорошо… царь… – осторожно склонил голову гонец. Он уже прогулялся по лагерю и многое понял. Только вот, что за огромная башня строится, он понять так и не смог.

* * *

– Вес убавить на полтора таланта! – орал командир расчета, когда первый камень размером в две бычьих головы вместо того, чтобы попасть в воротную башню, улетел за стену.

– Скомандуй своим голодранцам, чтобы ворота прикрыли, – едва шевеля губами, приказал наследник, и Кулли понимающе кивнул. Эламиты могут пойти на вылазку.

Толпы крестьян, которых пригнали всадники, третий день копали рвы, которым предстоит намертво запереть Дер со всех сторон. Неслыханное это дело. Земляная крепость вокруг крепости кирпичной. Такого в Вавилонии еще никто не делал. Напротив каждых из трех ворот построено укрепление из деревянных ежей. И там тоже устанавливали какие-то странные луки, приделанные к деревянной станине. Кулли таких никогда не видел, а мидяне тем более.

– Балле! – заорал командир расчета, и здоровенная каменюка, пролетев сотню шагов, скрылась за стеной, сбив по пути кирпичный зубец.

– Еще полталанта убавь! – послушалось с той стороны.

– Великие боги! – прошептал Кулли. – Да если такой валун на дом упадет, ведь развалит его. Много ли нужно лачуге из высушенного на солнце кирпича?