Текст книги "Последний рассвет Трои (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12

Огромное плато, на котором располагалась Хаттуса, омывалось семью реками, которые сейчас превратились в жалкие ручейки. Эти земли который год терзала засуха, а потому изобильное когда-то зерном место становилось все больше похоже на безжизненную пустыню. Голодные крестьяне-хатты бегут отсюда сломя голову, ведь им нечем кормить своих детей. И даже царские мытари, что палками выбивали из них последнее зерно, не смогли изменить ситуацию. Все стало только хуже. Полноводные реки, что когда-то давали здесь жизнь, пересохли, а кочевники, которые пасли свой скот у побережья моря Аззи, стали сущей бедой. Новые люди пришли из дальних земель. Их называли мушки. Никто не знал, откуда они явились, но они потеснили племена каска, издревле живущие севернее страны Хатти, а те полезли во все стороны сразу в поисках пастбищ и воды. Великий царь не мог удержать их.

– Но почему? Ведь цари царей повелевают тысячами воинов? – спросил Тимофей старого купца Хапасали, который рассказывал ему все это.

Он шел бок о бок с ним уже не первый день и слушал, впитывая каждое слово. Впрочем, в последние дни купец уже не шел, он ехал в одной из полупустых телег, ведь его груз изрядно похудел по пути. Каждый наместник объявил себя царем и собирал пошлины на дороге, где всегда платили только законным повелителям этой земли.

– Ты не понимаешь, воин, – с горечью ответил купец. – Знать подчиняется царям только тогда, когда это выгодно самой знати. Как только пересыхает поток серебра, что лился в сундуки тех, кто правит колесницами, и тех, кто владеет городами, цари делаются ненужными. Жить по отдельности кажется им проще и выгоднее. Как только не станет торговли, не станет и страны Хатти. Она попросту будет никому не нужна. Хаттуса стоит на пути между Каркемишем и западным побережьем. Она соединяет Вавилон с Вилусой, Апасой и Милавандой(1). Великие цари давали покой этому пути столетия подряд и собирали за это свою долю. Серебром и золотом, зерном и тканями они вознаграждали воинов, и те служили им. А вот теперь торговли почти нет. С востока не везут олово и лазурит. В Ханаане подняли голову кочевые племена хапиру(2), а города побережья терзают люди, живущие на кораблях. Все ищут себе новой земли, и для каждого из них купеческий караван – законная добыча. Как только рвутся тонкие нити, которые соединяют разные страны, караваны останавливаются, пошлины исчезают, а цари беднеют. Вот скажи, кому нужен бедный царь? Кто будет такому служить? Ведь если у правителя нет серебра, у него нет и войска.

– Я никогда не задумывался об этом, – честно признался Тимофей. – У нас благородные роды именно потому и правят, что имеют великих предков. Их власть – от самих богов. Благородным нельзя стать, им можно только родиться(3).

– Значит, бессмертные боги решили забрать свой дар у потомка великого Лабарны, – невесело усмехнулся купец. – Наверное, он плохо их чтил, а его жертвы были скудны. Ты сам видишь, в стране Хатти больше нет порядка.

– Слушай! – спросил вдруг Тимофей. – А правда, что у хеттов бабы власти имеют столько же, сколько мужья?

– Правда, – кивнул купец. – Таваннанна, старшая царица, свой двор имеет и свою казну. И даже с другими царями переписку ведет, не спрашивая мужа.

– Во дела! – Тимофей в удивлении затылок почесал. – Что, ваша царица может самому фараону Египетскому написать?

– И даже отругать его может, – усмехнулся купец. – Таваннанна Пудухепа, которая правила, когда я был ребенком, самому Рамзесу Великому отказалась дочь в жены отдать. Чего-то не поделили они, а ему как раз очень ее приданое требовалось. Мне один писец рассказывал, который то письмо видел. Там так написали:

«Разве у моего брата нет ничего? Если только сын бога солнца, сын бога грома и моря не имели ничего, у тебя тоже ничего не было бы! Но ты, мой брат, стремишься обогатиться за мой счет. Это недостойно ни твоей славы, ни твоего положения.»

– Странно вы тут живете! – присвистнул Тимофей в изумлении. – Это то, что я думаю? – он протянул вперед руку, где в колеблющемся мареве зноя показались стены и башни из сероватых каменных глыб.

– Да, это Хаттуса, – с гордостью ответил старый купец. – Город – истинное украшение мира. Место, которому нет равных. Да ты и сам это скоро увидишь, парень.

* * *

Тимофей и впрямь никогда не видел ничего подобного. Стены города, что были длиной больше тридцати стадий, прерывались квадратными башнями, сложенными из огромных камней. Он провел по ним рукой, ощутил жар, который они накопили за день, и удивился про себя, пытаясь представить, сколько тысяч людей трудились, чтобы построить этакое чудо. Афинский акрополь, который был всего лишь укрепленной скалой с отвесными склонами, казался ему убогой деревушкой, а его храмы – хижинами козопаса. Хаттусу украшали полтысячи лет, и делали это с любовью и тщанием.

Он вошел в город через Львиные ворота, от которых начиналась прямая улица шириной в двадцать локтей. Она упиралась в царский дворец, который по обычаю того времени имел сотни помещений. Здесь располагались не только покои самого лабарны Супилулиумы и таваннанны, старшей царицы. Тут работали многочисленные писцы, хранились запасы еды и оружия, собирались архивы и библиотеки. Дворец оказался огромным двухэтажным зданием, стены которого были богато украшены высеченными фигурками воинов, сценами охоты на львов и процессиями, где цари-победители в огромных шапках топчут униженных пленников.

– Орел с двумя головами! Опять! – Тимофей озадаченно смотрел на странную птицу, изображение которой только что видел над воротами. – Чего они их рисуют везде? Вот бы добыть эту птицу! Меня ведь в Афинах за такой рассказ до конца жизни поить будут! Интересно, где этот уродец водится? У купца спрошу.

Величественный город, тем не менее, не производил впечатления богатства. Напротив, он выглядел почти пустым, а жители его – испуганными не на шутку. И только теперь Тимофей понял, что именно кольнуло его, когда он заходил в ворота, украшенные фигурами сидящих львов. Стража! Эти люди не были похожи на воинов царя. Стать не та, шлемов нет, а из оружия одно копье.

– Да что тут происходит? – изумился Тимофей.

Он оставил свой отряд в Нижнем городе, у Большого храма, где купцы должны были сдать груз, и отправился побродить по столице великого царства. Тимофей, хоть и считался воином, все еще оставался мальчишкой, любопытным и непоседливым.

– Эй ты! – позвал он какого-то мужичка в латаной рубахе, перевязанной веревкой, и в колпаке из войлока.

Мужичок внимания к своей особе не оценил и припустил вниз по улице со скоростью испуганного зайца. Тимофей, который был помоложе и порезвей, догнал его в два прыжка и на ломаном языке хеттов повторил:

– Эй ты! Что тут у вас происходить? Я тебе зубы выбить, если не сказать. Где люди есть? Где воины есть?

– Великий царь покинул город, – сдавленным голосом произнес мужичок.

– Почему? – изумился Тимофей.

– Воды больше нет, – ответил собеседник. – Точнее, она есть, но ее мало очень. В городе тысячи семей жили, воды много надо. Каналы и колодцы пусты, цистерны для воды пусты. Зерно не родит больше. Жить плохо.

– Воины в городе остались? Сколько их?

– Только храмовая стража, – пискнул мужичок. – Не знаю я, сколько их. Сотня, наверное. Может, две.

Тимофей оттолкнул ненужного больше горожанина и быстрым шагом пошел по улице, замощенной тесаными плитами, прочь. Он вернется к гигантскому храму Тархунта и Аринны, который стоит внизу, под цитаделью. Они недолго пробыли в городе, а потому ослов еще даже не разгрузили. Дядька Гелон не позволял этого делать, пока не получит плату. А стоявший рядом почтенный Хапасали заламывал руки, доказывая, что и так почти разорен из-за стражи, которая отказалась его защищать. Он требовал скидку.

– Дядя!

Тимофей подошел к ним, решительно отодвинул в сторону скулящего торговца и потащил Гелона за собой.

– Разговор есть. Важный. Без лишних ушей.

– Я немного занят, парень. Ты не заметил? – свирепо посмотрел на него Гелон. – Этот сын шелудивой собаки хочет заплатить меньше, чем договаривались.

– Плевать на него! Послушай, дядя! – терпеливо пояснил Тимофей. – Это место прокляли боги. В городе не хватает воды, и поэтому здесь нет царя, нет воинов и большей части жителей. Они покидают это место. Город охраняет только храмовая стража с кривыми копьями. Тут околачивается три сотни парней из нашего каравана. Всеми богами клянусь, мы здешних вояк пинками разгоним. А тут ведь не только наши. Если послать гонцов по округе, я уверен, найдем еще мужей с оружием, которые ждут найма в какой-нибудь караван. Они тоже пойдут с нами.

– Ты предлагаешь… – Гелон поднял на него просветлевший взгляд.

– Ограбить этот город, – закончил его мысль Тимофей. – Внутри остались в основном одни босяки, но храм нетронут. Мы не поклоняемся Тархунту, мне плевать на его гнев. Мы принесем потом богатые жертвы Эниалию и Атане(4), и они защитят нас от бога хеттов.

* * *

В беззащитном городе оказалось полтысячи наемников, и их вожаки согласились на предложение Гелона не раздумывая. Опытным воинам храмовая стража, привыкшая гонять излишне набожных паломников, на один зуб. Три сотни ударило по храму Тархунта, а остальные смяли отряды на воротах и жидкие патрули, что еще пытались охранять порядок на опустевших улицах. Без посторонней помощи города не умирают в один момент, это происходит долго. Вот и Хаттуса умирала несколько последних месяцев, когда ее покинула вся знать и большая часть купцов. Ее богатства не сравнить с прежними. Тут почти что ничего и нет, но даже того, что осталось, оказалось очень и очень много для нищих парней из деревушек, стоявших на бесплодных землях.

С жутким воем по городу неслись наемники, которые врывались в дома, переворачивали все вверх дном, хватали женщин и насиловали их тут же, наскоро утолив свою похоть. Мужей, что пытались вступиться, били или резали на месте, а из жилищ вытаскивали все, что казалось ценным, от расписных горшков до тканей и инструментов из бронзы и меди. Жители Хаттусы, обезумевшие от ужаса, кричали и просили помощи, да только помочь им было некому. Свершилось немыслимое: великий город, одну из столиц мира, средь бела дня грабили какие-то разбойники. На улицах росли кучи добра, а рыдающих людей уколами копий погнали на площади, собирая в группы. Матери прижимали к себе детей, а мужчины плакали в бессильной злобе. Их жены и дочери опозорены, а они не смогли защитить их. Мир рухнул, а великий Лабарна, чья власть считалась божественной, оставил своих детей на растерзание врагам.

Из царского дворца тащили резную мебель. Не всю ее вывезли, там много чего еще осталось, но воины, одумавшись, бросали ее. Зачем им мебель? Разве смогут они унести ее с собой? На площадях запылали костры из бесценного кедра.

Гигантский храм Тархунта и Аринны оказался квадратом со стороной почти что в стадий. Фундамент, сложенный из обтесанных камней, продолжали стены из кирпича, уходившие ввысь на двадцать локтей. Квадратные колонны у входа, испещренные рисунками, притянули было взгляд Тимофея, но ревущий поток воинов увлек его внутрь бесконечного лабиринта из переходов, огромных залов с лесом колонн и внутренних двориков. Большая часть храма оказалась жилыми помещениями, мастерскими и складами, и оттуда текла река из перепуганных людей, спешивших убежать от толпы озверевших налетчиков. Ткачихи и жрецы, кузнецы и пекари, хранители погребов с вином и амбаров, забитых зерном, пытались спастись, бросив неимоверное количество добра. Храм не бедствовал даже сейчас.

– О! – Тимофей ткнул рукой в огромную статую в виде какого-то мужика в высокой шапке и с секирой в руке. – Дядька, смотри! Бог! Он смотрит на нас!

– Вали его! – заорал Гелон, в котором плескался кувшин вина.

– Вали! – заорали воины. – Разбить его! А то еще мстить будет!

Они навалились, закряхтели и начали раскачивать статую, которая со своим постаментам составляла единое целое.

– Качай! – орал Гелон, и воины, ухая, толкали камень идола до тех пор, пока он с жалобным стуком не рухнул на каменные плиты двора. Голова бога грозы откололась и отлетела в сторону, а на его лице навсегда застыло выражение тоскливой грусти. Этот храм погибал. Все добро, что в нем было, тащили на улицы и бросали в кучи. Туда же гнали жрецов и храмовых рабов, подгоняя их древками копий. Гелон еще не знал, что сделает с этими людьми, но жадность пьянила его. Она застилала глаза дурным туманом, лишая воина остатков разума. Он не мог бросить немыслимое богатство, что попало в его руки.

Не прошло и пары часов, как храм обчистили до нитки, запасы вина вскрыли, и воины, в которых бродил хмель и дурная сила, потащили из толпы женщин. Их валили на землю прямо здесь же, без стеснения, и некому было защитить их. Жрецы – не воины. Они, еще недавно обладавшие немыслимой властью, сами превратились в имущество, в ничтожных рабов, прямо как те, кто еще недавно ткал для них, убирал и готовил. Таков обычай этого времени: как только воин возлагает на тебя руку, ты перестаешь быть человеком. Ты говорящая вещь, что стоит чуть дороже хорошего ножа, но куда дешевле лошади. И прав у тебя остается примерно столько же.

– Дядька! – спросил вдруг Тимофей, который и выпил вроде бы, и с бабами вдоволь натешился, но остатки разума пока сохранял. – Нам всего этого не унести. Что мы со всем этим добром делать будем?

– Да сожжем! – равнодушно махнул рукой пьяный Гелон. – И город этот тоже сожжем! Эй, бездельники! Огня! – заорал он страшным голосом, и хохочущие воины побежали по всему городу, бросая факелы в его дома, храмы и дворцы.

* * *

Пылающий город остался далеко позади, а оттуда потянулись отряды, груженые добычей. Гелон, который сориентировался быстро, отнял весь груз у купца Хапасали вместе с телегами и ослами. Он загрузил их самым ценным из того, что у него было, включая зерно, а остальное заставил тащить рабов, которых погнал вслед за собой. Каждый день, что проходил, делал свободными десяток человек. Часть зерна съедали, а потому людям нечего было больше нести. А кому нужны здесь рабы? Да никому! Тут самим еды не хватает. Вот и гнали бедняг прочь, обрекая на голодную смерть или отдавая местным владыкам в виде платы за проход. Мало взять огромное богатство, его еще нужно сохранить. Это Гелон прекрасно понимал, стараясь на этом пути договариваться, а не воевать. Пока в его отряде пять сотен человек – он сила. Если их останется полсотни, у него просто все отберут отряды царей и князей, которых внезапно стало примерно столько же, сколько ящериц в этой раскаленной солнечным зноем степи.

– Дядька! – сказал вдруг Тимофей, когда они проделали половину пути на запад. – А ты уже придумал, что мы дальше делать будем?

– Нет, – неохотно ответил Гелон и почесал шрам, пересекавший лицо. – Думал сначала за море податься и совета оракула попросить. Или в Трое, говорят, тоже хорошие предсказатели есть. Не знаю я, что делать, племянник. Просто поплыть домой и жить? Так я нашего царя Менесфея хорошо знаю, он жадная сволочь. Тут же отберет все, а земли не даст. У него самого ее мало.

– Так зачем нам возвращаться туда? – сказал вдруг Тимофей. – Я в порту слышал, что много парней сейчас садится на корабль и плывет на юг. Кто на Кипр, кто в Ханаан, кто в Лукку. Давай пойдем назад в Трою, там купим корабли и поплывем искать свою землю. Серебро у нас есть. Мечом возьмем себе поля, виноградники и рабов. Заживем как люди.

– Хм… – задумался Гелон. – В Афинах нас точно не ждут, а тамошняя знать никогда не признает сына простого пахаря за своего. Так чего бы нам самим не стать знатью? Я подумаю над твоими словами, племянник. В них точно есть смысл. Если мы доведем всех до места, а потом прокормим до весны, то снарядим шесть, а то и все семь кораблей. С такой силой мы можем замахнуться на немаленький город.

– Угарит! – хищно усмехнулся Тимофей. – Там совсем недавно тряслась земля, и его стены рухнули. Это город – легкая добыча, дядя! Мы не станем ждать весны, мы поплывем туда прямо сейчас.

1 Вилуса, Апаса и Милаванда – Троя, Эфес и Милет. Одной из основных причин развала государства хеттов считается прекращение транзитной торговли. Позже роль Хаттусы как транзитного центра перехватит Анкуваш (Анкара), который стоит западнее.

2 Хапиру – различные кочевые племена, жившие восточнее Египта вплоть до Вавилонии. В буквальном переводе – «бродяги». Считается, что от слова «хебрю», искаженного «хапиру» произошел библейский термин «иври», обозначающий евреев, которые примерно в это же время завоевывали Землю обетованную.

3 В архаической Греции имела место концепция арете – добродетели, присущей только благородным людям. Ее нельзя было получить иначе, кроме как по праву рождения. Именно поэтому в знатных родах тщательно хранили и передавали в устной форме мифы и легенды, которые записали столетия спустя. Аристократия выводила свое происхождение от определенных богов и героев, и таким образом обосновывала свое право на власть. Например, ни у кого не вызвало сомнения, что и спартанский царь Леонид, и Александр Македонский являлись потомками Геракла. В классический период, начиная с 5 века, такие философы, как Платон и Аристотель стали доказывать, что арете можно достичь воспитанием и обучением. Эта ситуация отражала новые экономические реалии и борьбу между беднеющей родовой знатью и разбогатевшими простолюдинами. От слова арете произошло понятие аристократия.

4 Атана – так называли в микенскую эпоху Афину. Она считалась покровительницей воинов и городов. Эниалий – в это время самостоятельный бог войны. Позже слился с Аресом, став его эпитетом.

5 Согласно данным современной археологии, Хаттусу не осаждали. Ее планомерно покидали жители, увозя с собой ценности. После этого она была сожжена при отсутствии признаков полноценных боевых действий, и сразу после этого на ее месте появилось небольшое поселение раннего Железного века. Это говорит о том, что часть жителей там все же осталась. Хотя в египетских источниках прямо указывается, что страну Хатти сокрушили «народы моря» (смотрим вступление к первой главе), но учеными отрицается полноценная экспедиция к Хаттусе. Она расположена в горах, в сотнях километрах от моря, и к тому же в ее руинах нет наконечников стрел, первого признака штурма. Именно поэтому автор предложил свой вариант развития событий, учитывающий и этнический состав тех, кто сжег город, и отсутствие полноценных военных действий в покинутом городе, и то, что толпы безработных охранников караванов признаются историками одной из движущих сил разрушений в это период.

Глава 13

Караван наемников, бредущий из разграбленной Хаттусы, таял с каждым днем. Зерно подходило к концу, а потому лишние рабы, что несли на себе груз, больше не требовались. Их изгоняли без всякой жалости, и они гибли от голода, усеивая путь истощенными телами. Хищные птицы, гиены и шакалы растаскивали их, и только кости белели вдоль дороги, что еще недавно питала торговлей эту землю.

– Вот вы! Пошли прочь! – Гелон ткнул пальцем наугад, отобрав десять человек, отвернулся и пошел в конец каравана, тут же позабыв о несчастных. А Тимофей, который стоял рядом, согласно качнул обросшей головой. Верно дядька говорит, и так еды мало.

– Господин! – в ноги ему бросился сухой, жилистый мужик, который шел безропотно все это время, неся свой груз. – Не гоните, господин, умоляю! Я пригожусь! Смотрите, что у меня есть!

– Что это? – Тимофей презрительно посмотрел на красно-бурый кусок камня, который лежал на ладони раба.

– Это железо, господин, – преданным взглядом уставился на него мужик. – Оно недалеко отсюда, я хорошо знаю то место. Это богатая руда. Я могу для вас сделать оружие! Тут, в поклаже, инструмент мой! Я видел!

– Что, и меч мне можешь сделать? – Тимофей рывком поднял его и впился в глаза раба жадным взглядом.

– Нет, – замотал головой тот и даже зажмурился от ужаса. – Добрые копья могу и ножи. Хорошего меча из железа не сделать, мягкое очень. Могу сделать длинный нож, чуть короче меча.

– Тоже дело, надо дядьке сказать, – задумался Тимофей и отбросил его от себя. Он посмотрел на остальных рабов и рявкнул. – Чего встали? Пошли вон, не то кишки сейчас выпущу!

Гелон, который внимательно выслушал племянника, недоверчиво смотрел то на раба, который так и не встал с коленей, то на кусок бурого камня, который держал на ладони Тимофей. Он сморщил лоб в раздумье.

– Я видел у хеттов такое оружие, – сказал он наконец. – Дрянь, конечно, и работать с железом очень сложно. Но зато у них его было много. Хорошей бронзы сейчас не достать, у некоторых парней дубина или заточенный кол вместо копья. Мы, конечно, можем купить оружие в Трое, но…

– Но если боги посылают нам свой дар, дядя, – продолжил Тимофей, – будет глупо его отвергать. Боги обидятся и лишат нас своей милости.

– До Трои две недели пути, – прикинул Гелон и пнул раба. – Эй ты! Что тебе нужно для работы?

– Кирки, лопаты, топоры и мои инструменты, господин, – воспрянул тот. – И тех рабов, что вы прогнали, будет достаточно.

– Оставайся с ними, – Гелон повернул голову к Тимофею. – Я дам тебе десяток парней, а с остальными пойду в Трою. Если через месяц не будет того, что можно взять в руку, распни его и иди за нами. Я буду ждать тебя в порту.

– Хорошо, дядя, – кивнул Тимофей и внимательно посмотрел на кузнеца. – Если обманет, я его заживо гиенам скормлю. Ну, с чего начнешь?

– Уголь нужен, господин, – преданно глядя в глаза, затараторил мастер. – Пережжем уголь, нарубим руды, а потом вознесем жертвы богу Хасамили. Без этого никак.

– Да, жертвы богам – это правильно, – важно кивнул Тимофей. – Я найду тебе козу, или косулю подстрелю на худой конец.

– Мне нужен мой инструмент, господин, – зачастил мастер. – Пойдемте, я покажу, где он лежит. У меня была бронзовая наковальня, ступа, пестик, молот и клещи. Еще мне нужны пилы, кожи, чтобы изготовить меха, шило, прочные нити, масло и вино.

– А вино зачем? – удивился Тимофей.

– Я привык запивать лепешку вином, – невесело усмехнулся мастер. – Еще совсем недавно я был уважаемым и состоятельным человеком. Как жаль, что я не успел уехать из Хаттусы. Ну, хоть семью вывезти успел в Куссар.

– Как тебя зовут? – спросил Тимофей.

– Меня зовут Урхитешуб, господин, – склонился мастер. – И я всеми богами клянусь, что не подведу вас. Кстати, а что будет с едой?

Кузнец показал на рабов, которые переминались с ноги на ногу в десятке шагов. Они так и не ушли несмотря на угрозы.

– Нас с этими достойными людьми собирались прогнать, а потому не стали кормить. Умоляю, господин, исправьте это досадное упущение, иначе железа вам не видать.

* * *

Рабы трудились как проклятые. Сытная кормежка и обещание распять их так, чтобы голодные гиены достали до яиц, привели всех в состояние небывалого трудового энтузиазма. Они срубили несколько деревьев, выкопали яму, плотно уложили дрова, подожгли и засыпали их землей и глиной. После этого пробили несколько отверстий, через которые шла тяга и выходил дым. Именно на него мастер и показал Тимофею.

– Видите, идет белый дым, господин, – сказал он. – У нас было мало времени, дерево влажное, оно сохнет. Когда дым станет сизым, значит, началось превращение дров в уголь.

– И сколько это будет продолжаться? – спросил Тимофей, который с кузнечным делом был незнаком.

– Дней пять-шесть, – ответил кузнец. – А пока мы нарубим руды и начнем ее толочь. Нужно в мелкий порошок растереть, чтобы хорошо получилось.

– Ну тогда толки, чего встал! – рявкнул на него Тимофей, которому до смерти надоели пропыленные равнины страны Хатти. Он хотел к морю, выпить охлажденного вина, поесть свежего хлеба и жареной рыбы, что только что била хвостом. А больше всего на свете он хотел поиметь бабу, которая не станет орать и сопротивляться. Эх! Вот бы ту, с корабля, потискать! До чего хороша девчонка!

* * *

Суровые скалы, что показывались порой сквозь заросли жесткого кустарника, с любопытством взирали на двух парней, оседлавших своих коней. Непривычное это зрелище. Никогда скалы не видели подобного насилия над независимым и сильным существом. Здесь еще носятся табуны диких лошадей, не знающих упряжки. Гордые животные ни за что не покорились бы слабому человечку. В этом скалы были уверены.

Мы шли на восток неспешной рысью, отойдя от Трои на два дня пути. Чем дальше от города, тем реже встречаются деревушки. Они теперь все больше жмутся к берегам рек, что превратились в жалкие ручейки. Здесь почти нет людей, лишь стада пугливых косуль и диких ослов оживляют здешний пейзаж. Идти нужно с опаской. Тут уже и на льва нарваться можно, и на гиен. Да вон же они! Одна из них стоит на холме и внимательно разглядывает нас, оценивая силы своей стаи. Если она решит, что мы слабы, два десятка этих тварей окружат нас и начнут хватать лошадей за ноги, пуская кровь. А потом, когда наши кони ослабеют, набросятся и разорвут. С одинокими путниками, отбившимися от каравана, так порой и происходит. Ненавижу гиен. И как египтяне их едят? Не понимаю!

Времени у меня оставалось совсем немного, через пару недель закончат корабль, и я получу пинка под зад из гостеприимной Трои. Скакать при всем честном народе на конях после беседы с царем стало бы полнейшим безумием, а потому по договоренности с Гектором я взял на себя дальнюю разведку. Даже этот тугодум скрепя сердце признал, что отойти на боевой колеснице на два дня пути от города – нечего и думать. Она просто развалится по дороге. А скорость, с какой может домчать всадник со злой вестью, несравнима со скоростью самого быстрого бегуна. Итак, главнокомандующий признал, что конница незаменима для разведки. Это уже что-то.

С собой я взял пастуха Зиту, того самого паренька, что восторженно смотрел на меня после победы над Гектором. Он помогал мне объезжать коней, да и сам быстро ухватил эту науку. Зита понял все и сразу. Это ведь шанс для такого, как он, нищего простолюдина. Ему никогда не получить бронзовый доспех, колесницу, пару коней и слугу. Это даже не фантастика для здешнего общества, это из разряда совершенно невозможного, потому что колесницы и кони зачастую являются собственностью царей. Общество это настолько сильно пронизано сословными ограничениями, что тот, кто родился пастухом, пастухом и умрет. Должно небо рухнуть на землю, чтобы изменился порядок вещей. Ну а, с другой стороны, разве не это именно сейчас и происходит?

Зачем понадобилась дальняя стража? Да затем, что купцы, бежавшие в Трою со стороны Хаттусы, рассказывали жуткие вещи про взбунтовавшихся наемников, которые грабили все караваны, что встречали по пути, а потом откупались награбленным от войск царей. Разбойники теряли людей, но втягивали в себя мелкие шайки, которые попадались им навстречу, а потому их становилось только больше. Многие из владык и вовсе запирались в крепостях, не желая связываться со столь шумной компанией. Все деревни, что стояли вдоль дорог, объедались с эффективностью голодной саранчи, а колодцы опустошались сотнями ослов. И вся эта армия, если верить слухам, движется прямо сюда.

А еще я искал железо, тщательно разглядывая камни, которые валялись вдоль дороги. Иногда мы забредали в предгорья, но и там не находили ничего похожего. Да-да, оксид железа – это очень распространенный минерал, я помню. Именно поэтому он и вытеснил бронзу. Он даже в болотах встречается. Это звучит очень смешно, учитывая, в каком климате я живу. Тут же болота просто на каждом шагу.

– Господин, пыль поднялась! – ткнул рукой в горизонт Зита. – Там большой караван идет.

– Доспех и луки! – сказал я, и Зита понятливо полез в седельные сумы заводных коней. Паренек довольно быстро освоил науку верховой езды, ведь он рос с лошадьми. Правда, объездить коня для него поначалу оказалось непросто, но и с этим мы справились тоже. Когда живешь рядом с лошадьми, волей-неволей, начинаешь их понимать. И они тоже понимают тебя.

Бронзовый чешуйчатый панцирь, бронзовый шлем с пышным плюмажем и начищенные до блеска поножи – картина для этого места сюрреалистичная. Как и конский бронзовый налобник, и войлочная попона, которой я укрыл Буяна. Тут такого никогда не видели. Это ведь всего лишь кусок дороги, где до ближайшей деревушки час пути. Мы натянули луки и взяли в щепоть по стреле. Зита, как и любой пастух, стрелял отлично.

Не могу понять, они ли это. Караван из сотен ослов, которые тащили телеги с добром, множество воинов, вооруженных разномастным оружием – от древнего бронзового меча-шпаги, взятого из какой-то разграбленной могилы, до небрежно вытесанной дубины или деревянного кола, обожженного на огне. Что-то здесь не так… Ну конечно! Рабы! Множество рабов, которые тащили на себе груз. Это не купцы. Честные торговцы так не поступают. Это и есть наемники, которые опустошили восточные земли. Их сотен пять. Немало, учитывая, что у иных царей войска куда меньше.

– Стой! – поднял я руку, когда до первого осталось шагов двадцать. – Я Эней, сын Анхиса, воин царя Париамы. Кто такие и что забыли в землях страны Вилуса?

– Уйди с дороги, парень! – рявкнул громила с мечом. – Или я тебе кишки выпущу.

– А так? – поинтересовался я, всадив ему в ляжку стрелу. – Еще готов выпустить мне кишки? Старшего позовите!

Воин завыл, схватившись за ногу, а его товарищи выставили вперед копья и заорали, подзывая лучников. Еще минута-другая, и меня засыплют камнями и стрелами.

– Господин, – зашептал Зита. – Их же сотни. Вы что, биться с ними собрались?

– А чего на них смотреть? – ответил я без тени улыбки.

В моей дурной молодой башке бродил гормональный дурман, и сделать с этим я ничего не мог. А если быть точным, не хотел. Юношеский кураж, помноженный на рассудительность пожилого человека, вместе породили необычное решение.

– Давай сюда свой колчан и скачи к царевичу Гектору. Скажи, что я их буду держать, пока остаются стрелы. Пошел! Быстро!

Мой слуга посмотрел на меня как на умалишенного, но послушал, понимая, что нас сюда именно для этого и послали. Он заберет трех коней и будет скакать со скоростью, которая здесь пока неизвестна. В грудь мне ударила стрела. Понятно, не хотят договариваться, считают, что все это какая-то глупая шутка. Ну, что же, покажем этим бродягам, на что способен урожденный воин. А еще я, кажется, прямой потомок Зевса, который был отцом Дардана. Я ведь такой родовитый, что даже корги английской королевы нервно скулит в сторонке и чувствует себя ничтожным плебеем. Правда, тут про Дардана никто не слышал, да и сам Зевс широкой общественности неизвестен1. Наверное, потомки намудрили.

Я пустил Буяна легкой рысью, огибая караван по широкой дуге. Там, где не было лучников, подъезжал и бил почти в упор, целя в ноги. Посмотрим, как они дальше пойдут, отягощенные ранеными. А вот этот пращой взмахнул. Ну его на фиг. От такого и шлем не спасет.