Текст книги "Последний рассвет Трои (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Им нужны корабли, много кораблей, потому что здесь они захватили богатую добычу и красивых женщин. Может быть, они потом продадут их, а может, оставят себе, взяв в жены. Никто не отдаст любимую дочь за бродягу, потому-то и воруют женщин те, кто живет на кораблях. Невольницы плачут тайком, вспоминая прошлую жизнь и погибшие семьи, но потом, родив новых детей, свыкаются и принимают свою судьбу. Так происходило тысячи лет и так случится опять.

Грабеж города продолжался несколько дней. Убитых раздели догола, тщательно оценив каждую тряпку, пояс и даже сандалии. Большая часть горожан убежала через ворота и проломы в стенах, бросив свои дома. Много ценного они унесли с собой, но запасы зерна, вина и масла остались нетронуты. Их, положа руку на сердце, немного было, но полутысяче воинов и их новым наложницам хватит еще не на одну неделю.

– Что дальше делать будем, дядька? – спросил Тимофей.

– Осмотреться надо, – Гелон повертел пальцами в воздухе, подбирая правильные слова. – Поживем тут немного, деревни окрестные пощупаем. Если тут добрая земля, останемся. Если нет – сожжем здесь все, и поплывем дальше.

– Дело говоришь, – одобрительно кивнул Тимофей, отхлебнув прямо из горла кувшина, который держал двумя руками. – Я в один колодец заглянул, едва на донышке воды увидел. А что тут летом будет? Сушь здесь великая стоит, дядька.

Пьяный разгул наемников стих сам собой, когда черное одеяло ночи укрыло многострадальный город. Со всех сторон раздавался сытый храп воинов, которые утопили в вине свой сегодняшний страх. Почти все они спали, и лишь измученные их ласками женщины плакали беззвучно, не смея побеспокоить своих новых хозяев. Они могут убежать, пока врага сморил сон, да только куда? Почти у всех мужья, отцы и братья мертвы, а славного Угарита больше нет. Женщины всегда чувствуют сердцем. Они знают, что будет дальше. Воины, пришедшие с безграничных просторов Великой Зелени, останутся здесь на какое-то время, а потом разорят своими набегами все вокруг. Когда они, налетев как саранча, разграбят убогие деревни хлебопашцев, то сядут на свои корабли и поплывут дальше. Туда, где земля еще родит, а скот находит себе пропитание. И пусть боги будут милостивы к несчастным женщинам Угарита и не позволят новым хозяевам бросить их здесь, на верную погибель. Очень скоро тут не останется ни единой живой души, кроме обожравшихся мертвечины грифов и шакалов, которые придут из пустыни на запах смерти. Хищные птицы не смогут взлететь, а сытым шакалам будет даже лень напасть на них. Тут так много еды, что в этом просто нет никакой необходимости.

Великий город, перекресток торговых путей, где люди жили последние пять тысяч лет, разорен дотла и никогда больше не поднимется вновь. Само имя его будет забыто, а народ растворится в других народах, пришедших отовсюду, от самого круга земли. Только ни один человек из тех, что находился сейчас на его щедро политой кровью земле, об этом не думал. Совсем скоро они двинут дальше, чтобы, подобно стае волков, утолить свой голод новой жертвой.

Глава 17

Весна в наших краях наступает рано. Только недавно дул пронизывающий ветер, а миновала неделя-другая, и на улице уже совсем тепло, и толстый плащ нужен только ночью. Небесное светило подбирается к солнцевороту, когда день окончательно поворачивает на лето, а крестьяне выходят на поля, готовясь к посевной. У них теперь дело куда быстрее идет. Тугое ярмо, которое душит коней, заменил хомут, и наши рабы прихватили еще землицы, о чем раньше и мечтать не могли. Отец сдался, наконец, и перевел их по моему совету на оброк. Теперь урожай мы честно делим пополам. Это сущий грабеж, конечно, но рабам и это за счастье. Думаете, после этого они меня полюбили? Да как бы не так. Они посматривают с опаской, а когда я приказал не выстригать им темя и не ставить подросшим мальчишкам клейма на висок, окончательно уверились, что у меня не все в порядке с головой. Ну и демоны с ними, плевал я на их мнение. Надо сказать, что в роль родовитого воина я уже вошел окончательно.

Анхис, смотревший неодобрительно на любые отклонения от обычаев, махнул на меня рукой, когда я подарил ему новый шлем. Его изготовили по образцу коринфских, что появятся только лет через семьсот. Шлемы здесь делать умели, а потому, получив вводные, кузнец справился, хотя и не с первого раза. Бронзовый горшок с узкой щелью в области глаз и носа защиту давал не в пример лучше, чем кабаньи клыки, нашитые на кожаную основу. А когда я приказал сделать гребень из конского волоса, который спускался вниз, защищая шею, отец окончательно сдался. Какой бы он ни был заскорузлой деревенщиной, не оценить бесподобную защиту этого шлема он не мог. А восхищенные глаза Скамии, которая схватилась за сердце, увидев этакую красоту неописуемую, поставили точку в вопросе будущего перевооружения дарданского войска. У кого из них было для этого серебро, конечно.

Конечно же, человек в таком шлеме не мог вызвать ничего, кроме самой черной зависти, поэтому следующий получу вовсе не я, как можно было бы подумать, а мой дядя Акоэтес. Причем мне поступил весьма прозрачный намек, что если я не сделаю шлем роскошней, чем у отца, то его захолустное величество изрядно на меня разгневается. Просьба дядюшки была выполнена, и обошлось это во столько, что ему чуть дурно не стало. Мастер, на минуточку, целый месяц работал, отдав заготовку руды и ковку наконечников копий на откуп помощникам. И это я ему еще по-родственному отдал, почти по себестоимости.

– Эней! Эней! – услышал я с улицы звонкий мальчишеский голос. – Там люди к тебе пришли!

Я потянулся и встал с кровати, стараясь не побеспокоить Креусу, которая спала рядом, дыша едва слышно. Сейчас, когда домашние заботы ее не тревожили, моя жена казалась совсем девчонкой. Лицо ее было безмятежно, а мерное дыхание поднимало набухшую грудь. Она родит без меня. Мне скоро в путь.

– Что случилось, мой господин? – спросила она, не открывая глаз. – Рано ведь еще.

– Это гонец из Дардана, – ответил я и набросил хитон. – Я жду вестей из страны Хатти. Надеюсь, это они.

Нелей, который за последние месяцы вытянулся еще сильнее, мяса на костях пока не наел. Мальчишка так и бегал по поручениям царя, с завистью глядя на меня, скачущего по дорогам верхом. Тут уже многие переняли эту привычку, особенно те, у кого лошади крупные, и собственные габариты позволяют. Абарис вот, с которым мы жгли ахейские корабли, до того могуч, что пока для него коня так и не нашли. Он продолжает на колеснице ездить.

– Караван из хеттского Куссара пришел! – выпалил мальчишка, глядя на меня с немым обожанием. Я тут с недавнего времени звезда. С тех самых пор, когда царевич Гектор на пиру за меня кубок поднял, рассказав, как я в одиночку бой с пятью сотнями наемников принял.

– Что хотят? – спросил я, крикнув старику Муге, чтобы запрягал коней. Поедем на колеснице, так торжественней.

– Бабу какую-то с детьми привезли и выкуп за пленников, – выпалил Нелей, и я выдохнул с облегчением. – Так они сказали.

– Прими за добрую весть, – я протянул ему вчерашнюю лепешку, в которую мальчишка с жадностью впился зубами. Он, хоть и худой как смерть, но сколько ему ни дай, сожрет и не поморщится.

Наша усадьба понемногу разрастается. За стенами господского дома выросла кузница, а рядом с ней – дом мастера Урхитешуба, сложенный из грубых камней и крытый, как и всё тут, камышом. Чуть в отдалении поставили еще один дом, побольше, где зимовали новые рабы, которые ждали выкупа.

– Урхитешуб! – крикнул я, и всклокоченный кузнец вскочил со своей лежанки. – Царский шлем отполировали?

– Да, господин, – с готовностью закивал он. – Вот он! Посмотрите!

Шлем был неописуемо хорош! Я долго думал, как же его сделать роскошней, чем отцовский, но потом догадался выкрасить плюмаж из конского волоса в ярко-красный цвет. Слава богам, что с конским волосом у нас проблем нет. Пленный жрец Аринны, который все равно ничего нужного делать не умел, без малого неделю натирал его абразивной пастой из вулканического пепла Санторини, превратив в сверкающее чудо оружейного искусства. Теперь в бока этого шлема можно смотреться как в зеркало.

– Как, говоришь, твою жену зовут? –небрежно спросил я.

– Нана, – удивленно посмотрел он на меня, а потом затараторил с жадным нетерпением. – А что, она приехала, да? Она уже здесь, господин? И мои дети здесь?

– Я ничего такого не говорил, – ушел я от ответа. – Работай! У тебя плавка сегодня. Вечером проверю.

– Да, господин, – понурился мастер и протянул мне шлем. – Простите, господин. Вот!

Небольшая процессия из колесницы и вереницы рабов, которые бодро шагали вслед за ней, добралась до Дардана примерно через час. Я въехал в ворота и остановился у царского дворца, рядом с которым отирался десяток воинов. Для обычного дня – многовато, видно, дядя весьма озабочен прибытием каравана в наше захолустье. Такое у нас нечасто случается. Вот он – расположился на рыночной площади. Полсотни ослов выпрягли из оглобель, а два десятка верблюдов освободили от ноши. Их погнали за стену, на выпас, а в это время товар в телегах охраняли купцы и стража, которая бдительно зыркала по сторонам.

– Здорово, парни! – поднял я руку, и мне приветливо помахали, похлопывая по плечам. – Присмотрите за рабами, хорошо?

– Присмотрим, – кивнул крепкий седой воин по имени Валмус. – Иди, царь ждет тебя.

Я вытащил шлем, завернутый в ткань, а когда вошел в дом, подышал на него и протер, наводя последнюю красоту. Огонь просто! Дядя в обморок упадет.

Каменные стены преддверия того, что здесь считалось мегароном, змеились трещинами неровной штукатурки. Ни росписей, ни цветных узоров. Бедненько мы живем здесь, на окраине цивилизованного мира. Ну да ладно! Какие наши годы! Я открыл дверь и вошел в зал, где во главе стола сидел Акоэтес, который потчевал вином заезжих купцов. Пять человек, судя по сапогам с изогнутыми носами и высоким шапкам – хетты. Они уставились на меня оценивающе, словно не веря, что именно я сейчас получу такую кучу серебра.

– Эней! – приветливо кивнул дядя. – Эти достойные люди приехали к тебе. Удивительные вещи они рассказывают.

– На свете есть вещи не менее удивительные, – отмахнулся я и поставил на стол шлем. – Например, вот это. Ну как, дядя? Это то, что ты хотел?

– Великие боги! – Акоэтес неприлично раскрыл рот. – Глазам свои не верю!

Он вскочил и трясущимися руками схватил блестящий бронзовый цилиндр с торчащей вверх ярко-красной щеткой из конских волос.

– Погоди! – сказал я. – Подшлемник нужен, иначе голове даже в таком шлеме не уцелеть.

Я протянул ему плотную шапку, набитую все тем же волосом. Он дрожащими руками надел ее на макушку, а потом водрузил н, а голову шлем. Купцы смотрели на все это действо, не проронив ни слова, и лишь их широко открытые глаза говорили о многом. Такой шлем не стыдно и царю царей носить, не только князьку захолустного городишки, стоявшего на границе диких земель.

– Удобно! – сам себе не веря, сказал Акотес. – И голова поворачивается во все стороны, и шея прикрыта! Ну, племянник, ну угодил! Тебе и впрямь боги шепчут!

– Почтенные, – перевел я взгляд на купцов и поднял вверх растопыренные пальцы левой руки, где тускло поблескивало изделие троянских ювелиров. – Вот это кольцо весит ровно один вавилонский сикль. У меня есть девять рабов, за которых вы должны пятьсот сорок таких колец. Я приму серебро по весу, но перед этим тщательно проверю ваши гири.

– Хорошо, молодой господин, – с серьезным видом кивнули купцы. – Это законное требование. У нас в обозе едет женщина и четверо детей. У нее нет ничего, поэтому мы везли и кормили ее бесплатно. Хотелось бы что-то получить за это.

– Как ее зовут? – спросил я,

– Нана, – ответили купцы. – Имен детей мы не спрашивали.

– Это она, – кивнул я, – У меня девять дармоедов, которых я кормил всю зиму! Так и быть, я не стану брать с вас то, что они проели за это время, а вы не вспоминаете, что съела одна единственная баба с маленькими детьми. Тащите сюда серебро и весы. Рассчитаемся прямо здесь. Не будем терять времени, почтенные. Время – это и есть чистое серебро.

Да-да, тут все еще нет такого понятия, как деньги. Я подумывал было исправить это упущение, но в свете надвигающихся событий… Зачем?!!!

Обладание такой кучей серебра – это по нашим временам не столько великое счастье, сколько мишень, нарисованная прямо на моем тупом лбу. Как же я сглупил! Надо было купцов к нам в усадьбу притащить. Хотя, с другой стороны, они дяде и так уже все рассказали. Шила в мешке не утаишь. Но все равно, знать о куче серебра у родного брата и своими глазами видеть эту кучу серебра – это совсем разные вещи. Дядя мой, хоть и был неплохим мужиком, заревновал не на шутку. На берегу зимует мой корабль, который я уже приказал осмолить перед поездкой, а у него самого корабля так и нет. Казна царства почти пуста, а племянник уезжает из его дома с половиной таланта серебра и даже не реагирует на намеки, что неплохо бы поделиться по-родственному. Я намеки старательно проигнорировал, и взамен удостоился долгого и весьма неприязненного взгляда дядюшки. Пришлось пообещать, что поеду в Аххияву, привезу оттуда товар и заплачу пошлину честь по чести. Так ему даже больше достанется. Положа руку на сердце, заплатить придется и в Трое тоже. Продавать-то его мы там будем. Дядя кивнул, услышав обещание, и взгляд его слегка потеплел. Но только что слегка. Той искренней приязни, что была между нами раньше, не осталось и в помине. И даже роскошный шлем царя, предмет зависти всей Дардании, мне не помог. Вот так большие деньги самых близких людей ссорят. Надо ли после этого удивляться, что царь любые новшества в военном деле запретил, а копье сариссу, которую показал ему мой отец, прилюдно высмеял. Он прекрасно понял, откуда ветер дует, и терять авторитет, реализуя замыслы какого-то мальчишки, не собирался. Хорошо, что через несколько дней гонец прибыл из Трои. К дню солнцеворота меня ждали в порту.

* * *

Надеть сандалии и носки – признак невероятного дурновкусия, но только не в двенадцатом столетии до рождества Христова, и не в Трое. Здесь шерстяные носки – это ультрамодный аксессуар, предмет всеобщей зависти и символ высочайшего статуса. По крайней мере, ту партию, что связал ткацкий цех во главе с моей женой, мы распродали довольно быстро и с хорошей прибылью. Бывший купец Кулли занялся этим, освоив работу коробейника и коммивояжера в одном лице. Он обошел все знатные дома и презентовал товар, который здешние уважаемые люди видели во дворце. Царь Приам, старые кости которого требовали тепла, не снимал их даже сейчас, когда солнышко светило вовсю. Для него вязала Креуса лично, а потому не носки это были, а нечто невероятно яркое и роскошное, где пурпурный цвет переплетен с ультрамарином и золотом.

Я же изо всех сил старался смотреть не на это чудо легкой промышленности, а примерно в район подбородка тестя. Я очень боялся заржать, если опущу глаза вниз, а делать этого было категорически нельзя. Разговор шел серьезный. Добрым дедушкой царь сегодня не притворялся, он был деловит и собран, а на лице его застыло недовольное выражение, как и всегда, когда предстояли ненужные траты.

– Антенор, – обратился царь к свояку, который выполнял в Трое роль, схожую с ролью премьер-министра. – Сколько там наших баб?

– Девятнадцать, великий царь, – угодливо произнес Антенор, который щеголял в схожем чулочно-носочном изделии, но без золота и пурпура. – Это если никто не помер за это время. Если помер, то меньше, конечно.

– Что повезем в подарок? – с кислой миной спросил Приам.

Все, даже сидящий рядом со мной Гектор, прекрасно понимали, что не подарки это, а самый что ни на есть выкуп за украденных женщин. Но приличия нужно блюсти. Мы как бы по дружбе подарим царю Менелаю кучу всяческого добра, а нам как бы бесплатно вернут наших женщин. Никакого урона чести, только рост авторитета, куда ни кинь.

– Меди три таланта, – начал перечислять Антенор. – Хитонов длинных – десять, хитонов коротких – десять, меда – шесть горшков средних, панцирей черепахи – пять штук, олово…

– Остановись! – резко оборвал его царь. – Меди двух талантов будет достаточно, а олова вообще не дам. Тканей добавь, если нужно, и серебра.

– Хорошо, великий царь, – поклонился Антенор. – Как прикажете.

– Идите все, – взмахнул рукой Приам. – А ты, Эней, останься.

Я молчал, пока он сверлил меня изучающим взглядом. Видимо, царь ждал, когда я проявлю любопытство, но я радовать его не стал и сидел с наиболее подобающей случаю физиономией. То есть смотрел на него с придурковатой преданностью, но что он не купился ни капли, только поморщился едва заметно.

– Ты на редкость прыткий паренек, – сказал он наконец. – И я по-прежнему не понимаю, что у тебя в голове. Ты отважный воин, и в этом нет никаких сомнений. Я трижды проверил каждое твое слово. Ты и впрямь полез в одиночку на пять сотен данайских наемников. Я бы сказал, что ты круглый дурак, но ты сумел сначала их запугать, потом договориться, а потом получить с них рабов, за которых взял огромный выкуп. С другой стороны, ты занялся низменным делом, недостойным знатного воина. Ты хочешь поплыть в Аххияву, и прихватишь собственного купца, чтобы он торговал за тебя. Я ничего не путаю?

– Нет, – ответил я, проклиная про себя эту продуманную сволочь, которая знает о каждом моем шаге. – Пока все верно.

– Твой мастер плавит железо, – продолжил царь, – дрянной, мягкий металл. Когда-то давно из него делали кольца, но теперь твои люди куют очень неплохие наконечники для копий и стрел. Олова становится все меньше, и хетты на востоке уже вовсю бьются железным оружием. Получается так, что ты видишь дальше, чем я. А ведь я живу и правлю очень давно.

Я молчал, глядя на него с прежним выражением лица. Приам пожевал губами, собираясь с мыслями, а потом погладил серебряную бороду.

– Носки! – сказал он вдруг. – Моя дочь прислала мне эти носки. Креуса связала их, но я-то знаю, что она не могла придумать это сама. Она же глупее курицы, как и почти все бабы в этом дворце. Кроме Кассандры… да! Та чуть умнее курицы… Значит, носки – это твоя затея. Я прав?

– Я не сделаю такого, великий царь, – сказал я. – Я просто не сумею.

– Может, и не сумеешь, – отмахнулся он. – Даже скорее всего не сумеешь, ты же воин. Но нужные мысли в пустую голову моей дочери вложил именно ты, Эней. Скажи мне, кто вкладывает их тебе? Ты прорицатель? Ты гадаешь по печени барана и по полету птиц, как мой сын Гелен? Еще год назад ты был обычным, ничем не примечательным мальчишкой, но потом все изменилось. Признайся, боги шепчут тебе во сне?

– Может быть, я просто очень умный, великий царь? – спросил его я.

– Не льсти себе, – поморщился он. – Ты не особенно умен, просто твои решения неожиданны и новы. Ты видишь больше, чем видят остальные, и находишь там, где другие теряют. Это дар богов, объяснить это как-то еще я не могу.

– Чего ты хочешь? – спросил я его в лоб.

– Я хочу, чтобы ты уехал отсюда, – неожиданно сказал Приам, голос которого превратился в лед. – Уехал навсегда и очень далеко. Поверь, это в твоих интересах. Ты, с одной стороны, слишком силен, а с другой – слишком слаб. Тебя рано или поздно убьют, и тогда моя дочь станет вдовой. А она добрая девочка, и дорога мне.

– Но почему я должен уехать? – моему удивлению не было предела. – Я же никому ничего не сделал!

– Это не имеет значения, – Приам посмотрел на меня с сожалением, словно удивляясь моей недалекости. – Да, ты еще ничего не сделал, но ты способен сделать, а это почти одно и то же. Ты опасен, Эней. И для меня, и для моих детей, и даже для собственного дяди, который ненавидит тебя всей душой. У него ведь тоже подрастает наследник. Ты изрядно обскакал его в воинской славе, а владыки такого не прощают. Подумай о моих словах, мальчик. Я точно не желаю тебе зла.

Я резко встал, поклонился и вышел. Вот и поговорили.

* * *

– А я ей и говорю! – услышал я сквозь дрему знакомый вавилонский акцент. – Хочешь, я научу тебя искусству заклинания? Ты одним движением руки пробудишь Нираха, змеиного бога, и он поднимет свою голову. Тебе на рынке зеваки гору серебра набросают! Она и говорит: конечно, хочу! А я ей: закрой глаза и протяни руку, девочка. А сам развязываю набедренную повязку и…

– Гы-гы-гы! – гребцы разбудили меня своим конским ржанием.

– Кулли! Бездельник! Сюда иди! – рявкнул я, приоткрыв один глаз. Моя каюта, представлявшая собой четыре столба на палубе, обтянутые полотном, давала какую-никакую тень, и я слегка вздремнул после обеда.

– Я тут, господин! – подскочил он. – Я по рынку побродил и все узнал. Думается мне, кроме олова ничего брать не стоит. Плохие времена наступают. Людям все меньше нужны красивые горшки и нарядные ткани, и все больше – хорошее оружие.

– Выяснил, откуда его везут? – перевернулся я на бок. Все же спать на палубе не слишком приятно, и я приказал сплести гамак, на который теперь пялится весь порт. Надо какой-нибудь тюфяк и подушку принести. Всю спину отлежал.

– С северного побережья моря Аззи, – усмехнулся тот. – Это же каждый ребенок знает. Да! Племя, которое кочует в тех местах, называет себя народ гимир. Они вытеснили тех, кто жил там раньше, и отняли их земли. Они пасут баранов и лошадей. И они ездят на спинах своих коней, прямо как вы, господин.

– Железные наконечники для копий еще возьмем, – сказал я. – Пригодятся.

Кулли согласно закивал, а я призадумался. Гимир, гимир… – вспоминал я. – Знакомое что-то. Елки-палки, киммерийцы! Суровые ребята, которых погонят с их пастбищ еще более суровые – скифы. Киммерийцы лет через четыреста перевалят через Кавказский хребет, вторгнутся в Малую Азию и разнесут тут все к чертовой матери. Они-то как раз конные лучники, и этой тактике колесницам противопоставить будет особенно нечего. Урарту и Фригию они разорят дотла, а потом осядут в Каппадокии. Андроновская культура, источник олова и бронзы, находится восточней, в районе южного Урала. Хочется туда добраться, да только опасно очень. Это ведь предки скифов и есть, которые пока что и разводят скот, и занимаются земледелием.

– Поговори с тем купцом, – сказал я. – Скажи, что следующий весной можем вместе снарядить большой караван, с сильной охраной.

– Не согласится, – покачал головой Кулли. – Я бы на его месте не согласился.

– Тогда просто узнай, кто он и откуда. Если местный, узнай только его имя, – сказал я и махнул ему рукой, чтобы купец ушел.

Он сейчас лишний, потому что к моему кораблю подходят Гектор и Парис. Они поплывут вместе со мной. Как хорошо, что у меня только один гамак. Пусть дорогие родственники завидуют.