Текст книги "Комедии"

Автор книги: Дмитрий Угрюмов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Действие третье

Картина десятая

Квартира Муштаковых. Вечер. За чайным столом – глава семьи, Р а и с а  В а с и л ь е в н а  и  т е т я  С и м а. Они сидят понуро, не глядя друг на друга. Большая пауза.

М у ш т а к о в (включает телевизор). Эта тишина меня душит.

Т е т я  С и м а. Да… Как будто в доме больной или… кого-то уволили.

Пауза.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Надо было пять дней тому назад не выключать телевизор. Надо было быть человеком, отцом, а не жандармом собственной дочери…

М у ш т а к о в. Опять? Может быть, хватит? Даже преступников не упрекают каждые пятнадцать минут. А тут и утром, и вечером, и в постели мне читают обвинительное заключение. Да, я виноват! Я преступник. Сними с меня голову и оставь в покое.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Если бы было что снимать, в доме не было бы горя.

М у ш т а к о в. Я тебя спрашиваю – кто говорил, что этот Юрка профессиональный любовник? Я говорил?..

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Я. Ну и что? Это его амплуа. Честь ему и слава. Он артист…

Т е т я  С и м а. Говорят, что его выставили на заслуженного деятеля… Осталось только подписать…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. С таким отцом подпишут, не беспокойся. (Мужу.) А ты боялся, что мальчик будет носить твои галстуки, притащит свой чемодан и займет угол в твоей квартире. Какой ужас! А он может забросать тебя галстуками, их чемоданы можно ставить в сервант, как украшение, и по сравнению с его домом и виллой твоя квартира – чулан, да-да, чулан с канализацией…

М у ш т а к о в. Откуда я мог знать? Я не заглядывал в его окна!

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Зачем в окна? Надо бы заглянуть в сердце своего ребенка. Она потянулась к другому образу жизни, к обществу, туалетам, комфорту, к тому минимуму, который мы видим максимум во сне… Она потянулась к своей судьбе, к свету…

М у ш т а к о в. К какому свету? Вы же говорили, что его отец электромонтер, что он чинит пробки.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Если электромонтеров вызывают на съезды в Чикаго и Лондон, если у них двадцать секретарей и в доме полно иностранцев, как на ассамблее, я бы очень хотела, Савелий, чтобы твой зять был сыном электромонтера… Но, к несчастью, оказалось, что у тестя действительно пробки не в порядке, и он собственными руками…

М у ш т а к о в (прерывая). Пре-крати! Ты же две недели жужжала мне в уши, что они собираются в Новореченск, к животноводам…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. И что из этого? Они поехали бы как туристы, осмотрели бы птичники, коровники, сфотографировали скот и вернулись к себе на виллу. Разве мало иностранцев наезжают в колхозы? Это у них вроде как пикник, прогулка на воздухе…

М у ш т а к о в. Ну да, ты опять права… Я каждый раз забываю, что прежде чем с тобой говорить, нужно сделать себе два укола камфоры и вызвать «неотложку». Десять минут беседы с тобой – это потеря пульса…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Ничего, Савелий, пульс у тебя в порядке, а вот твои дом…

М у ш т а к о в. Это ты, ты сделала из моего дома камеру пыток. Если б я не дожидался Ларисы, я бы давно схватил чемодан и сбежал в гостиницу…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Конечно… Если в своем доме ты ведешь себя, как командировочный, которому, кроме суточных, на все наплевать, – иди в гостиницу! Иди!..

Т е т я  С и м а. Перестаньте же! Кругом все слышно. И так уже на верхнем этаже болтают, что Муштаковы выгнали дочь из дому, а когда узнали, что прошляпили, кусают локти и рвут волосы.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Достойное занятие… Конечно, они правы… (Скорбная пауза.) Нет, ты только представь себе, Сима… Живут на свете люди. Как и все, они мечтают об удаче, о лучшей жизни, и вдруг… в открытое окно их дома влетает… синяя птица, символ счастья. Она кружит над их головой, садится к ним на плечо, она говорит им: «Я – синяя птица, пригрейте меня». И что же? Эти идиоты, которые, кроме воробья, другой птицы не видели, принимают ее за летучую мышь, накрывают полотенцем и выбрасывают в окно… Скажи, Сима, можно сойти с ума?

Т е т я  С и м а. Не только можно – необходимо… Но… ничего, еще не все потеряно. Пусть только вернется Лариса…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Я не могу говорить о ней без слез. Подумать только – бедная девочка пятый день без угла, слоняется от подруги к подруге, голодная, с разбитым сердцем, в одном платье…

П е р с о н а ж (с просцениума в зал). Так думала мама… Но мы-то с вами знаем, что все эти дни ребенок провел не так уж плохо. А в этот вечер по совету друзей Лариса вернулась домой. Бледная, с распущенными волосами, в чужом платье, с маленьким свертком в руках, почти Нина Заречная, она переступила порог родительского дома. Над внешним рисунком ее образа и сценой прихода домой работала школа имени Каратыгина. Теперь вам ясно?.. Смотрите, она входит…

Л а р и с а (в дверях, тихим голосом). Добрый вечер, мама… Почему в комнате так темно?

П е р с о н а ж (в публику). Вы слышите… интонации? Какая искренность и глубина, какой реализм. И все это за две репетиции. Талант!..

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Ларочка, дитя мое! Наконец-то… (Бросается к ней.) Боже мой! Да на тебе же лица нет! В каком ты платье?.. Откуда?..

Л а р и с а. Это Аллочка… дала мне поносить…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Гос-поди!.. Ты видишь, до чего мы дошли?.. Дочь Муштакова ходит в чужих обносках. Сима, сбегай на кухню, поставь чайник или нет, лучше разогрей суп… Скажи Феклуше, чтоб приготовила ванну…

Т е т я  С и м а  поспешно выбегает.

Девочка моя, ты, наверно, голодна, да? Савелий, достань из холодильника буженину… Садись, садись, доченька, сейчас все будет…

Л а р и с а. Нет-нет, мама, я… не голодна… Мне ничего не нужно… Я, я… только хочу сказать вам…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Что? Что, Ларочка? Что нам с отцом нужно…

Л а р и с а. Нот, я должна сказать вам, мама… сейчас же сказать, что я…

П е р с о н а ж (в зал). Вы спросите, почему она так спешит? Зачем автор торопится снабдить ее монологом? Разве нельзя обыграть психологические детали? Пусть она сперва поест буженину, вздохнет, посмотрит в окно на вечерние огни города… Все это, конечно, можно, и автор уже никуда не торопится, – спешат его молодые герои… Дело в том, что у них в кармане… лежат билеты, да-да, билеты на поезд. Он отходит в Новореченск через пятьдесят пять минут. А вещи еще не уложены, и никто об этом не знает, и вообще неизвестно, чем кончится вся их затея. Вы бы в таком положении ели буженину?.. Смотрели бы в окно? Конечно, нет…

Л а р и с а. …Я много думала все эти дни, вспоминала и свое детство и вас… мама… Когда я была маленькой и болела коклюшем, вы подарили мне куклу, помните?.. Она открывала глаза и говорила: «Ма-ма»…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а (сквозь слезы). Да… да, доченька, помню. Ну и что?

Л а р и с а. А когда я в первый раз пошла в школу, отец посадил меня к себе на колени и сказал: «Приноси, Ларочка, только пятерки».

М у ш т а к о в (растроганно). Ну зачем вспоминать прошлое? Ты дома, и слава богу.

Л а р и с а. Все это я вспомнила так живо, так ясно… как будто луч солнца скользнул по далекому детству… И я поняла тогда – я была не права. Я поступила дурно, жестоко, безрассудно. Как я могла противиться вашей воле? Не считаться с вашим словом, советом, желанием?.. Бежать из дому… пойти против родителей – да это… это же надо быть каменной глыбой, чу-до-ви-щем!

Р а и с а  В а с и л ь е в н а (испуганно). Что ты, Ларочка? Успокойся. Родители тоже могут заблуждаться. И мы с отцом…

Л а р и с а. Нет-нет, теперь все кончено.

М у ш т а к о в. Почему кончено? Что за спешка?

Л а р и с а. Я не хочу его больше видеть, мама. Никогда! Боже мой, как я была слепа, как глупа и наивна, и только вы… вы открыли мне глаза, мама. Ну скажите, что я в нем нашла?

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Как это – что? Свое счастье, девочка. А твое счастье, оно и наше. Юра – способнейший юноша, и я, например, с удовольствием слушала в его исполнении Гюго… Я не знаю его родителей, но какое это имеет значение?

М у ш т а к о в. А если я просил выключить телевизор, так это не потому, что он мне не нравится, а потому, что меня раздражает – как только интересная передача, так начинаются помехи.

Л а р и с а. Нет, папа, он больше не будет вам помехой. Вы его не увидите.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а (тихо). Ну вот… доигрались…

М у ш т а к о в. Как это – не увидим?

Л а р и с а. Вы поймите, я не могу, я не хочу жертвовать вашим покоем. Ваши слова, мама, они… они запали мне в душу.

М у ш т а к о в. Какие слова?.. Раиса, мы что-нибудь говорили о Юре? Мы его обидели?.. Наоборот, человека, которого любит моя дочь…

Л а р и с а. Любила, папа.

М у ш т а к о в. Это тебе кажется. Он достоин любви. Этого человека я хочу видеть не только с экрана телевизора, но каждый день у себя в доме, за обеденным столом, за рюмкой вина, наконец. Кстати, Раиса, почему бы тебе не накрыть на стол, не поставить приборы, не достать из шкафа графин и пять фужеров?

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Почему пять? Генка же не пьет?

М у ш т а к о в. При чем тут Генка? А Юра? Не-е-ет, ты мне это брось. Ларочка, позвони Юре и скажи, что твой отец хочет выпить с ним на «фатершафт»! Здорово сказал, а? Ха-ха!.. Нет, дети мои, с этим надо кончать! Любите? И будьте счастливы! Ну, иди звони.

Л а р и с а. Я не пойду… Я не буду ему звонить, папа.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Ларочка, отец хочет, чтобы ты пригласила к нам Юру. Он так редко о чем-нибудь просит. Доставь ему удовольствие, поди позвони.

Л а р и с а. Боже мой, чего я только не сделаю… ради вас. (Выходит.)

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Что с ней, Савелий? Я ее не узнаю. Она стала какой-то безвольной истеричкой. С такой покорностью одно из двух – или в монастырь, или в старые девы.

М у ш т а к о в. Этого еще не хватало.

Входит  т е т я  С и м а  с чайником.

Т е т я  С и м а. В парадном уже кто-то подслушивает. Когда я, проходя, открыла дверь, несколько человек стояло на лестнице. Что им надо?

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Чего надо? Сенсации! Нас скоро будут показывать как дрессированных шимпанзе. Сима, у меня дрожат руки, я прошу тебя – накрой на стол, поставь вино и закуску. Сейчас придет Юра. Лариса говорит с ним по телефону.

М у ш т а к о в. Где Геннадий?

Т е т я  С и м а. Не спрашивай. Последние дни я его почти не вижу. Ребенок воспользовался настроением в доме, забросил виолончель и целыми днями ходит с оружием по городу.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Этот ребенок – спаситель. Если б не он, не знаю, чем бы все это кончилось.

В дверях – Л а р и с а  и  Ю р и й. Их появление пока не замечено.

(Тете Симе.) Ну зачем ты кладешь эти ножи? Думаю, что в доме профессора даже на кухне не увидишь такой сервировки.

М у ш т а к о в. Только давайте без суетни. Разговаривать с ним буду я.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Никоим образом. Мы с Симой знаем стиль этого дома и уж как-нибудь…

Ю р и й (тихо). Здравствуйте.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а (вздрогнув). Юрочка! Уже? Мы только сейчас говорили о вас.

М у ш т а к о в. Только сейчас? А вчера, а позавчера, а все эти дни?

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Да-да… Только и разговору, что о вашем выступлении по телевизору. Знакомься, Сима, это наш Юрочка, а это тетя Сима – ваша поклонница. Первая, кто, увидев вас по телевизору, сказала: «Этот юноша напоминает мне молодого… Сальери…»

М у ш т а к о в. Какого Сальери? Сальвини…

Т е т я  С и м а. Не важно. Оба таланты. (Шепотом.) Как он похож на отца…

М у ш т а к о в. Ну, Юра, садитесь и рассказывайте, что слышно в сфере искусств. Говорят, что в Малом театре опять… играют Островского. Ну, скажите на милость, дался им этот Островский…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Вы не слушайте его, Юра. Он как начнет говорить о театре, так забывает все на свете. Первым делом нальем по бокалу вина… (разливает вино) и выпьем за ваши успехи… на сцене и в личной жизни.

М у ш т а к о в. Вот! И в личной жизни!.. Это верно. Сцена, она никуда не уйдет, а вот личная жизнь, тут нельзя медлить. В общем, я думаю, вы не возразите, если я выпью за вас и за Ларису.

Ю р и й. С большой радостью… Спасибо, Савелий Захарович.

Л а р и с а  подходит к Юрию, незаметно показывает на часы и тихо выходит из комнаты.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. А теперь прошу закусить. Сима, дай винегрет, маслины…

Ю р и й. Спасибо, только… я ведь на несколько минут.

М у ш т а к о в. Что вы смотрите на часы? У вас что, поезд отходит?

Ю р и й. Да… то есть… у меня срочное дело… Лариса сказала мне, что вы хотите меня видеть?

М у ш т а к о в. Да, Юрочка, я хотел вас видеть! И не только сейчас, а всегда и везде. В буквальном и переносном смысле.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Савелий, мы же условились…

М у ш т а к о в. Не мешай мне. Я не оратор, я – отец, и я хотел бы видеть вас, Юра, не только по телевизору, не только на подмостках, в гриме и костюме какого-нибудь семнадцатого века, а каждый день, в этом доме, за этим столом, рядом с моей дочерью. Я знаю, что она любит вас и, если верить моей дочери, – а ей не верить нельзя, она тоже комсомолка – вы любите ее…

Ю р и й. Да, Савелий Захарович, это так.

М у ш т а к о в. Так в чем же дело, как говорит Отелло? Мы с Раисой Васильевной голосуем «за», опускаем бюллетени и, счастливые, выходим из избирательного участка.

Ю р и й. Спасибо, Савелий Захарович… (жмет руку) и вам, Раиса Васильевна… (целует руку) и вам, тетя Сима (целует руку). У вас я всегда чувствовал себя как дома…

Т е т я  С и м а. Ну что вы, разве можно сравнить?

Ю р и й. Я очень люблю Ларису.

М у ш т а к о в. Кстати, куда она спряталась?

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Не тронь ее. Девочка устала.

Ю р и й. И я… я был бы абсолютно счастлив сегодня, если б… не одно обстоятельство, которое…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Какое обстоятельство?

Ю р и й. Дело в том, что мой отец…

М у ш т а к о в. Ну-ну… Он что, против?

Ю р и й. Нет. Я говорил с ним. Он не возражает против моей женитьбы, но… он человек пожилой, у него своя жизненная концепция…

Т е т я  С и м а. Еще бы… Чтоб у такого человека и не было концепции… И что же?

Ю р и й. Он считает, что после женитьбы я… я должен быть совершенно самостоятельным. Ни на какую помощь с его стороны, даже самую малую, пока он жив, рассчитывать не могу… А у нас с Ларисой пока… ничего нет. И я не знаю, имею ли я право обречь ее…

М у ш т а к о в. Имеете. Я вам так скажу, Юра: я не имею удовольствия знать вашего отца, но, судя по всему, он человек незаурядный. Он прав. Надо быть самостоятельным. Но у меня тоже есть своя… небольшая концепция. И ее хватит и на вас, и на Ларису, и на будущих внуков. Станете на ноги – рассчитаемся… Это все?

Ю р и й. Нет. Отец считает, что после женитьбы я должен оставить его дом, жить отдельно. А вы знаете, как на первых порах…

М у ш т а к о в. Ну что ж, у нас, конечно, нет виллы, но… в конце концов… (посмотрел на жену) можно потесниться…

Ю р и й. Да что вы, разве мы позволим…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Комната Ларисы – ваш дом.

М у ш т а к о в. Теперь все! (Встает.) Зовите Ларису! Я принесу шампанского, и по бокалу за общее благополучие. (Выбегает.)

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Ну, Юрочка, целую вас, как сына… (Целует его.)

Т е т я  С и м а (поднимает бокал). За вашего папу! И чтоб его не мучила мигрень.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. А когда вы переедете к нам, привезете свои чемоданчики, мы…

Ю р и й. Нет, что вы, Раиса Васильевна, разве мы посмеем вас стеснить? У нас есть отличный выход – мы уедем с Ларисой… Нас давно уже ждут… Ее – в школе, меня – в театре.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Как… уедете? Куда?..

Ю р и й. В Новореченск. Мы давно добивались… А вызов только поспел.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Юрочка, дорогой мой! Я говорю с вами, как мать с сыном. Сейчас нет ни Ларисы, ни ее отца, будем откровенны – зачем вам этот Новореченск? Что он вам даст? Общежитие? Столовку? Живите и питайтесь пока у нас и забудьте этот пионерский поход. Лариса обаятельная девочка, она будет прелестной женой, но… какой она педагог? Откуда? И что это за народный театр? Кто в вас поверит? Кого вы сможете убедить, что вы настоящий артист? У вас ни стажа, ни опыта…

Ю р и й. А вот вы же поверили, вас я убедил… И не только я, а все мои товарищи…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Это когда же?.. По телевизору?

Ю р и й. Нет…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. На сцене?.. Я вас никогда не видела…

Ю р и й. Ошибаетесь. На приеме у моего отца я помог вам, Раиса Васильевна.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Вы? Мне помог другой человек, его секретарь синьор Алопзо. Это было не в театре, а в доме профессора…

П е р с о н а ж (в зал). И тут случилось то, что театроведы называют «высоким искусством перевоплощения». Молодой шалопай, оболтус, выпускник театральной школы вытащил из кармана парик, быстро надел очки, усики и вошел в образ, как к себе в комнату. Он сказал только одну фразу…

Ю р и й. Ла пэрмутто гуэмос юро оморэ муштаково интэлла…

Раиса Васильевна испуганно вскрикнула и упала в кресло, тетя Сима застыла, выронив из рук бокал.

П е р с о н а ж. Вы слышали этот стон? Уверяю вас, ни один мастер высокой трагедии, ни одна чувствительная мелодрама не смогла бы извлечь из груди Раисы Васильевны этот крик отчаяния и безысходности. Честное слово, школа имени Каратыгина оказалась на высоте. Тетя Сима, побелевшая, как скатерть, едва шевеля губами, могла только прошептать…

Т е т я  С и м а. Это был обман… Театральный трюк… Где Савелий?

П е р с о н а ж. Но в эту минуту Раису Васильевну интересовал не Савелий…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Где? Где ваш отец… профессор Куницын?

П е р с о н а ж. …Спросила она упавшим голосом. И что же? Рядом с Ларисой на пороге комнаты появился высокий худой старик, человек с пятого этажа, седой друг и покровитель влюбленных. Он галантно снял шляпу и сказал…

Р а з м ы ш л я е в. Увы, мадам, я не профессор. Я всего лишь… «перпенс», как говорят шутники… персональный пенсионер.

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Но вы… вы отец Юрия?

Р а з м ы ш л я е в. К сожалению, только сосед, но в сердце каждого старика, мадам, живет отец вот такого славного юноши и такой прелестной девушки, как ваша дочь, мадам. И я… я не мог остаться безучастным к их судьбе.

Т е т я  С и м а. Что вы натворили?..

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Позвольте, но… вы тут при чем? Кто же вы такой?

Р а з м ы ш л я е в. Я бывший художник, мадам, но всегда старался творить для будущего. И если я вчера, как вы выразились, «натворил» что-то доброе для этих молодых людей, – я счастлив! Значит, я помог будущему! Простите, вы, кажется, предложили мне бокал вина? (Берет со стола бокал.) Спасибо! (Поднял бокал.) За счастье наших детей, мадам!.. За искусство, которое помогает будущему!

Л а р и с а. Нам надо торопиться, мама. Через двадцать минут мы уезжаем. Где наши чемоданы, Юрка?

Р а з м ы ш л я е в. Нет-нет… Мы вас так не отпустим! Всем! Всем по бокалу вина! И перед дальней дорогой прошу вас, друзья, присесть…

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Спасибо! Мы уже сидим!.. Но если б вы попросили встать, это… это было бы свыше моих сил.

П е р с о н а ж. На звон бокалов ватага молодых друзей выбежала из комнаты Ларисы. Вся иностранная делегация, включая секретарей и фотокорреспондентов, шумно поздравляла Раису Васильевну и тетю Симу. В руках у Васи Квашина был ценный подарок – групповой портрет «В гостях у профессора Куницына». Передавая этот дар потрясенной мамаше, Терехова сказала…

Т е р е х о в а. Дорогая Раиса Васильевна, тетя Сима и вы, бывшие дамы и господа! Пусть этот портрет всегда напоминает вам…

Т е т я  С и м а. Зачем, деточка? Мы и так будем помнить… Мы не забудем…

Входит  М у ш т а к о в  с двумя бутылками шампанского.

М у ш т а к о в (растерянно). В чем дело?.. Уже пришли гости? Что ты молчишь, Раиса?

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Нет, Савелий, это не гости. Это то, чего ты всегда боялся. Это… театр на дому.

Т е т я  С и м а. Можешь их поздравить – они едут в Новореченск.

М у ш т а к о в. Как… в Новореченск?.. Когда?

Л а р и с а. Через двадцать минут, папа. Мы уже вызвали такси.

М у ш т а к о в. Я ничего не понимаю… Что надо делать, Раиса?

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Что делать?.. Бутерброды в дорогу! Где буженина?

За сценой выстрел. Все вздрогнули.

Т е т я  С и м а. Боже мой! Что это за стрельбище в частном доме?

Вбегает  Г е н а. В руках у него чемоданы Юрия и Ларисы.

Г е н а. Это салют в честь победы – из одного орудия типа пистолет!

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Опять?.. Сима, сейчас же возьми у ребенка оружие.

Г е н а (бросая пистолет). Возьмите. Мы побеждаем другим оружием… (Юрию.) Можно мне с вами на вокзал?

Ю р и й. Ну конечно, Геннадий. Давай сюда чемоданы.

Г е н а. Стойте! (Яростно срывая с чемоданов наклейки.) Это вам больше не понадобится. Свобода путешествует без ярлыков!

Р а и с а  В а с и л ь е в н а. Вы слышите, что он говорит? Гос-поди! Почему перестали появляться на свет обыкновенные дети… Почему одни агитаторы?..

П е р с о н а ж (посмотрев на часы, в зал). Простите… осталось пятнадцать минут до отхода поезда, надо спешить!.. (Выходит на сцену.) Перед дальней дорогой прошу присесть. Сядьте…

Все садятся.

Вот так… (В зал.) И вы тоже… Ах да, вы уже сидите. Тогда представьте, что у вас в руках цветы, большие букеты цветов… И… тихо, тшш!.. Ни звука! Честное слово, мне жаль расставаться с молодыми героями пьесы, ведь все, что смогли, мы сделали для их счастья… И я… я доволен. Доволен и Размышляев, он теперь уже не так одинок. У него есть молодые друзья! Даже Муштаковы, получив через две недели письмо со штампом «Новореченск», будут очень рады… Да-да… Черт с ним, пусть не Сан-Франциско, но Марсель, пусть Новореченск, лишь бы они были счастливы. Не так ли, Раиса Васильевна?

Р а и с а  В а с и л ь е в н а (сквозь слезы). Дети есть дети, где бы они ни были…

П е р с о н а ж. А родители есть родители… Да! Автор просил вам передать, что в следующей пьесе он надеется вывести вас как положительных героев, уже свободных от всех пережитков…

М у ш т а к о в. До следующей пьесы еще надо дожить!

П е р с о н а ж (молодежи). А вам, молодые герои… (растроганно) что мы можем сказать?.. На ваших чемоданах нет заграничных наклеек, но в скромном студенческом багаже есть все, что нужно человеку для счастья! Так будьте же счастливы! (В публику.) Я надеюсь, вы с нами на вокзал?.. Тогда быстренько одевайтесь! Мы ждем вас внизу!..

З а н а в е с.