Текст книги "Идущие за кровью"
Автор книги: Дмитрий Леонтьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
– Ты же сам видишь, – обвел он рукой комнату.
– Есть возможность узнать, что именно он хранил? Список, перечень какой-нибудь?.. Хотя бы предположения?
– Этого я не знаю. Я заинтересовался им случайно, в связи с другим делом… Даже не им самим, а именно делом. Возле этого дома скрылся от нашего наблюдения один человек… Очень интересующий меня человек… И я попросил, чтобы все события, которые могут произойти в этом микрорайоне, докладывали лично мне.
– Ишь ты как, – усмехнулся я. – Прямо-таки и «докладывали»?
– Именно так, – спокойно подтвердил Петров. – У меня вполне достаточные полномочия, чтобы даже генералы выполняли мои требования.
– Так ты по пропавшим во время войны ценностям работаешь? – догадался я.
– И это тоже входит в мои обязанности… Скажи, Сергей, а у тебя раньше уже так бывало? – он кивнул на остатки маски.
– Как – «так»? Разбить что-нибудь ненароком? У кого же не бывало… Раз в год какую-нибудь тарелку да разгрохаешь…
– Я о талисманах. Ты имел раньше дело с талисманами, святынями, реликвиями?
– Нет, это первое подобное дело. Воруют-то разное, но преимущественно золотишко да меха…
– Меня интересует, не приходилось ли тебе иметь дело с… с вещами непонятными, странными?.. Магического по рядка?
– Ещё раз объясняю, специально для «особо уполномоченных»: по работе не сталкивался. А в жизни… Я похож на идиота? Нет?.. Вот потому и не интересовался.
Петров долго молчал, наблюдая за тем, как я осматриваю квартиру, потом подошел к серванту и, указав мне на какую-то крошечную статуэтку, изображающую лысого, пузатого мужика в балахоне, сидящего со скрещенными ногами, попросил:
– Возьми её, пожалуйста, в руки.
Я тяжело вздохнул и, зажав статуэтку в кулак, выжидающе посмотрел на Петрова.
– Как ты себя чувствуешь? – заинтересованно спросил он.
– Идиотом.
– И все? – он даже расстроился.
Поставив статуэтку на место, я взял Петрова за плечо, усадил на диван и проникновенно сказал:
– Хочешь совет? Хороший, и главное – бесплатный?.. Иди сейчас домой, купи по дороге пару бутылок хорошего вина, фруктов, зажги свечи, включи магнитофон… У тебя есть магнитофон?
– Есть, – кивнул удивленный Петров.
– Вот и хорошо. Включи его, поставь что-нибудь хорошее, легкое, приятное для души… Что ты обычно слушаешь? Для души?
– Вагнера, Моцарта, Бетховена. Иногда Чайковского. У меня довольно разнообразные вкусы.
– Выкинь все это в форточку, – посоветовал я. – Отслушался… Поставь что-нибудь современное. Потом позвони какой-нибудь симпатичной девушке… А может, ты женат?
– Нет…
– Я так и подумал… Так вот. Позвони какой-нибудь симпатичной девушке и проведи с ней этот вечер… Поверь: тебе это очень нужно. Очень…
– А… А зачем?
– У тебя в голове сейчас плещется совсем не то, что там должно быть. Тебе от этого нужно избавиться, – серьёзно посоветовал я и вышел из квартиры на лестничную площадку. – Саша, – попросил я курившего на лестнице участкового, – когда вернется Калинкин, скажи ему, что я не нашел ничего интересного и отправился к антикварам. Он поймет. И вот ещё что… Скажи ему, чтоб был поосторожней с этим «особо важным». У парня «не все дома» – может покусать…
* * *
Я позвонил Лене из телефона-автомата.
– Ещё раз поздравляю, – нарочито весело сказал я. – Желаю всего-всего-всего…
– Русаков, ты ненормальный?! – спросила она. – Ты знаешь, который сейчас час?
Взглянув на часы, я вздрогнул и соврал:
– Они у меня стоят… Леночка, солнышко, мне очень нужно поговорить с твоим новым мужем. Позови Славу к телефону.
– Я позову, – многозначительно пообещала она. – Но то, что он тебе скажет, будет и от моего имени… Подожди, я сейчас попытаюсь его разбудить…
– Слушаю, – услышал я минутой позже сонный голос.
– Привет, это я. Решил поздравить тебя со свадьбой. Долгих лет, счастливой жизни и тому подобная ерунда… Слава, я к тебе с просьбой. Ты крутишься во всем этом продающе-приобретающем мире, и я хотел узнать, нет ли у тебя, часом, каких-нибудь знакомых антикваров. Мне нужна кое-какая информация конфиденциального характера…
– У меня в башке гудит… Который час?
– Ещё рано… Вечер… Что-то около двенадцати.
– Уф-ф… Ничего не соображаю. Мне казалось, что в полночь мы только разгулялись… Что ты хочешь?
– Антиквара. Знакомого. Спросить.
– Консультанта или практика?
– А совместить нельзя? Мне нужна информация о действующем рынке.
– Они вряд ли станут особо распускать языки. Сам понимаешь, какое дело. Антиквариат, как и валюта, стоит с законом по разные стороны.
– Вот потому тебя и прошу нас свести. Человек, о котором я хочу узнать, уже умер, так что…
– Хорошо. Завтра в десять тебя устроит? Позвони мне, я дам тебе номер телефона и предупрежу этого человека о твоём визите. А вы уж сами договоритесь – где и когда… О, мама мия!..
– Что такое? – насторожился я.
– Я только что посмотрел на часы… И у меня появилась одна мысль…
Не дожидаясь, пока он её выскажет, я быстро повесил трубку…
На следующее утро он всё же закончил свою мысль. Волей-неволей, я был вынужден её выслушать, и, когда он поостыл, я получил номер телефона некоего Исаака Минеевича Фридмана, коллекционера и эксперта в области антиквариата. Далее я всего за каких-нибудь полтора часа сумел объяснить недоверчивому Исааку Минеевичу, кто я такой и кто меня рекомендовал, получил адрес и отправился на встречу.
Исаак Минеевич был точной копией той самой статуэтки, которую вчера просил меня подержать Петров, только увеличенной в «оригинале» в сотню раз. Маленький, пузатый, с огромной, непропорциональной головой, которая венчалась столь же огромной залысиной, и к тому же завёрнутый в какой-то диковинный халат, весьма напоминающий древнегреческий хитон.
Маленькие черные глазки старого антиквара цепко ощупали моё лицо, долго и пристально изучали удостоверение, и только после этого мне было наконец разрешено переступить порог квартиры. Комната, в которую меня пригласили, не уступала по роскоши и обилию антиквариата квартире Ватюшенко. В силу служебной необходимости я был вынужден разбираться в некоторых видах живописи и скульптуры, по крайней мере, в их оценочной стоимости, и сумел по достоинству оценить титанический труд, который потратил Фридман на сбор своей коллекции. К тому же, как я подозревал, передо мной была лишь малая и, скорее всего, далеко не лучшая её часть.
– Итак, молодой человек, вас интересует Семен Викторович… Покойный Семен Викторович, – поправился Фридман. – Сразу хочу предупредить, что знал я его отнюдь не близко.
Я понимающе покачал головой и подтвердил:
– Я тоже. И вот теперь, Исаак Минеевич, я хотел бы задать несколько вопросов как один плохо знавший Ватюшенко человек – другому плохо знавшему Ватюшенко человеку… Разумеется, я не буду даже спрашивать о ваших предположениях относительно того, кто мог его убить. Вы этого не скажете. Но меня интересует вопрос: за что его могли убить? И здесь вы можете оказать мне весьма существенную помощь. Мне необходимо знать, какие именно раритеты могли вызвать интерес у лиц, способных ради их приобретения пойти на заказную кражу, окончившуюся так печально… Если, конечно, это была заказная кража. И на что могли польститься обычные «домушники», если в данном случае заказ отсутствовал.
– А простите за нескромность, молодой человек… Какой мне смысл вообще отвечать вам, как вы думаете?
– Тот же, по причине которого вы согласились встретиться со мной, Исаак Минеевич, – безопасность. Убит человек, занимавшийся антиквариатом. Несомненно, обладавший связями, рынком сбыта и возможностями. Довольно известный в вашей среде деятель. И если причиной его смерти послужило ограбление (а у меня достаточно мотивов думать именно так), то может оказаться, что наводчик, или заказчик, находится непосредственно среди людей вашего круга, Исаак Минеевич. А это значит, что Ватюшенко может оказаться не последней жертвой. Так почему бы вам, с моей помощью, не обезопасить себя и ваше дело от подобного риска? Я ведь не требую от вас невозможного. Минимальная информация о самом Ватюшенко и как можно более объёмная – об имевшихся у него ценностях.
– Очень не люблю иметь дело с милицией, – признался Фридман. – Но я также не люблю эти проклятые таблетки, которыми меня пичкают врачи уже пятый год… Не люблю, а без них никак… Но перед тем как я принялся глотать эти отвратительные пилюли, я спросил врача: «Доктор, не дадут ли эти лекарства побочного эффекта?»
– Мы с вами видимся первый и последний раз, – заверил я. – Я слишком маленький сотрудник, чтобы часто иметь дела подобного масштаба и быть вынужденным обращаться к столь крупным в своём мире дельцам, как вы. А к тому времени, когда я «вырасту», вы уже уйдете на спокойный и заслуженный отдых. Так что…
– Но меня могут превратно понять коллеги. Деловая репутация стоит очень дорого… В нашем деле она – бесценна.
– А вы собираетесь им рассказывать о нашей беседе? – «удивился» я.
– Молодой человек, – улыбнулся Фридман, – у вас случайно не было в роду евреев?
– Нет.
– Тогда вы, должно быть, находитесь в звании не меньше «капитана» и прослужили в сыске не менее пяти лет?
– Это равноценно? – рассмеялся я. – Да, я – капитан.
– Мы друг друга поняли… Что ж, я поделюсь с вами моими скромными знаниями. Семен Викторович был человеком не бедным и опытным. С кем попало он дел не имел. Были у него и серьёзные покровители… Где-то там, «наверху». «Стаж» подобной работы у него невелик, он занялся антиквариатом профессионально совсем недавно, а, как вы знаете, самые опытные профессионалы учились именно в «добрые, застойные» годы… Но недостаток «профессиональных навыков» Семен Викторович компенсировал знаниями, хваткой и характером. Его былая профессия воспитала его довольно приёмлемо для успешной карьеры в деловой сфере. И что самое главное – у него были огромные познания в области антиквариата. Он знал столько, что порой удивлял даже меня, а я уже давно ничему не удивляюсь. Он не поддерживал дружеских отношений ни с кем… Но это вполне обычное явление, где дело касается денег. Сперва деньги, потом дружба. Связи – да, дружба – нет… Это мешает бизнесу. Но коллекция у него была замечательная… Но не здесь. Вы знаете, что у Семена Викторовича два дома за границей? Один в Германии, где находится второй – я не знаю… Вот там он и держал основную часть своего состояния. То, что вы видели у него в квартире – крохи. Не большой резерв для обмена и продажи. Когда ему удавалось приобрести ценную вещь, он немедленно переправлял её за границу… И не спрашивайте меня – как…
– Я же молчу…
– Это очень тактично с вашей стороны… Разумеется, периодически у Ватюшенко появлялись и весьма ценные вещи. Но что из них похищено, я сказать не могу. Во-первых, я не знаю, что хранилось у него дома незадолго до его смерти, а во-вторых, я не знаю, что пропало, так как не видел его квартиры после его смерти. Но некоторые вещи, которые он приобрел в последнее время, я помню и постараюсь вам описать. Если это была «заказная» кража и воры шли по наводке на конкретные вещи, то этими вещами вполне могли оказаться керамическая ваза, коллекция серебряных монет, одна-две иконы и маникюрный набор начала восемнадцатого века… Позже я опишу вам эти вещи подробнее. Это те вещи, о наличии которых я знаю наверняка. Но успел ли он продать их или переправить за рубеж – увы, не знаю.
– Куда могут попытаться продать эти вещи преступники?
– Только за границу. Все мы, специалисты, хорошо знаем эти вещи и знаем, у кого они были в последний раз. Хранить их у себя тоже опасно. Покупателей будут искать за рубежом. Или же – что мало вероятно – попытаются продать коллекционерам в других городах. Если же эта кража прошла без руководства опытного человека, тогда… Тогда может возникнуть множество разных «интересных» моментов, и не исключено, молодой человек, что вам повезет.
– Почему?
– Представьте себе психологию преступника, в руки которого попали эти предметы. Для него ценно то, что изготовлено из золота, серебра или драгоценных камней, то есть «блестит». Серая или стертая временем монета или пуговица вряд ли представят для него какой-нибудь интерес. На моей памяти свежа история, когда воры дочиста ограбили квартиру одной моей знакомой. Взяли все: золото, меха, драгоценности. Все, кроме одной маленькой шкатулки с кружевами. Тоненькая паутинка кружев, вышитых бисером. Это были три части женского платья, образно говоря: «манжеты» и «нагрудник». Преступников они не заинтересовали, зато несказанно обрадовали мою знакомую, ибо цена этих «тряпиц» в сотни раз превышала стоимость всего похищенного. Подобные «манжеты» остались только в трёх местах: в Лувре, в Эрмитаже и у моей знакомой. Музеи и частные лица предлагали ей за эти кружева такие суммы, что… Скажем так: плохо быть необразованным, даже если ты с детства мечтал стать пиратом… Я к чему веду? Для людей необразованных перстень с кусочком серого гранита не представляет интереса, они понимают, что это не алмаз и не жемчуг, но не понимают, что это часть знаменитого «Гром-камня», представляющая собой огромный интерес для любого коллекционера. Алюминиевое кольцо с княжеским вензелем также не вызовет у них интереса, а ведь именно этот металл был наиболее драгоценным в восемнадцатом веке, и обладать таким кольцом мог только очень богатый человек. Узнав, что именно было похищено, можно определить, кто похититель и был ли заказчик. Если всё же были взяты предметы старинные, красивые, но представляющие для воров интерес только как «безделушки», можно ожидать, что они попытаются реализовать их через антикварные магазины или «низшую» ступень перекупщиков. Появление этих вещей на аукционах в данном случае практически равно нулю. Вывод: из похищенных у Ватюшенко вещей вам надо заострить внимание на тех, которые красивы на вид, но не изготовлены из драгоценных металлов, и искать их вам следует на «валютных» толкучках и в антикварных магазинах. Подобные безделушки они вряд ли станут оставлять у себя, а выбросить их не позволит жадность.
– Где в настоящее время они могут продать эти вещи?
– Для их уровня максимально подойдет Кленовая аллея близ Зимнего стадиона, знаете? Куда надёжнее, чем в магазинах, где спрашивают паспорта. Именно там может оказаться коллекция серебряных монет или иконы. Иконы они автоматически свяжут с иностранцами, а серебро… Серебро сейчас дешево. Продавать его как металл нет смысла. Можно предположить, что они попытаются компенсировать это его исторической ценностью. Но все это только в том случае, если вы имеете дело с обычной кражей. Не забывайте, что и заказчик мог порекомендовать им взять несколько красивых безделушек. Для «отвода глаз», а затем попросту уничтожить эти вещи.
– Будем надеяться, что жадность им этого не позволит, – сказал я. – Жадность, глупость и самомнение – вот три основных фактора, которые поспособствуют их поимке. Как говорится, «грех к греху липнет, да грех порождает»… Что ж, спасибо, Исаак Минеевич, вы мне очень помогли… И последний вопрос. Видите ли, в силу своих служебных обязанностей, я не могу постоянно находиться на Кленовой аллее, а знакомых у меня там, к сожалению, нет… Не могли бы вы немного поспособствовать мне и в этом вопросе?
– Вы очень интересный молодой человек. Фактически вы предлагаете мне полностью раскрыть это дело. Но я – еврей, а не капитан уголовного розыска.
– Исаак Минеевич, – широко улыбнулся я. – Как мы уже условились в начале нашего разговора, эти два понятия почти равноценны. Каждому дожившему до преклонных лет еврею, знакомому с юриспруденцией настолько, что это позволило ему остаться на свободе, можно смело давать должность капитана. А каждому офицеру угро, дослужившемуся до звания капитана, можно смело вписывать в графу «национальность» – еврей… Так почему бы нам с вами, людям, можно сказать, «одной весовой категории», немножко не помочь друг другу?
– Но я же не прошу вас помогать мне в реализации или приобретении редкостных вещей?
– Исаак Минеевич, вы поможете мне раскрыть дело, а я вам продам… нет, я вам подарю нашего начкадрами… Это – редкостная сволочь.
– Не надо, увольте. Такими «ценностями» даже на Кленовой аллее не торгуют… Вы очень смешной молодой человек. Право же, если б вы не были сыщиком, вы были бы мне даже симпатичны… хорошо, я помогу вам. У меня были когда-то знакомые в этом… в этом месте. Если что-нибудь из известных мне вещей появится там, я вам сообщу.
Составив предположительный список вещей, я поблагодарил старого антиквара и направился к дверям. На пороге он неожиданно окликнул меня:
– Стойте! Подождите… Я совсем забыл. О самом главном и забыл!.. Вы нашли чашу?
– Какую чашу? – быстро повернулся я к нему.
– Золотую чашу тринадцатого века с четырьмя камнями по бокам, на которых выгравированы символы стихий? Огонь, вода, земля и воздух. Чаша была изготовлена во Франции, предположительно альбигойцами. Была такая секта, весьма ненавидимая папой римским и его «крестоносящими» ватагами… Очень ценная чаша. Вы нашли её?
– Нет, – сказал я. – Расскажите о ней поподробней.
– Это все, что я о ней знаю, – развел руками Фридман. – Я несколько раз видел её у Ватюшенко. Он с ней не расставался. Подчас это было неразумно и даже опасно, но она словно приковала его к себе. Это была его любимая вещица. Ему предлагали огромные деньги, великолепные обмены, но он отказывался её продавать. Весь процесс коллекционирования был для него не более чем игрой. Игрой на всю жизнь. А эта чаша была его любимой игрушкой. Ему некому было завещать все то, что он приобретал, а жить ему оставалось не так уж и долго. Он не хотел ни продавать, ни менять её.
– О чаше знали многие?
– Нет, только те, кто общался с ним достаточно близко. А так как он был нелюдим, то этих людей можно пересчитать по пальцам. Но кто может быть уверен, что эти люди не рассказали о чаше своим знакомым или друзьям? Предмет столь интересный, что волей-неволей вызывает слухи… Значит, её всё же украли… В таком случае ваша охота может быть обречена на провал. Если охотились за чашей, то допускать ошибки, подобные тем, которые мы с вами обсуждали, – не станут.
– И всё же попросите ваших ребят присмотреть за рынком, – попросил я. – И огромное спасибо за помощь, Исаак Минеевич. До свидания.
– Лучше – прощайте, – вздохнул старый коллекционер, закрывая за мной двери…
* * *
– Как ты думаешь, – спросил Калинкин, дослушав мой отчет о встрече с Фридманом, – почему он сразу не сказал о чаше?
– Видимо, он всё же не исключал возможности появления её на рынке, – предположил я. – И, как и каждый истинный коллекционер, мечтал приобрести её. Но потом сообразил, что о чаше узнают и другие, а это может не только лишить её приобретения, но и создать ему лишние неприятности с законом. К тому же если кражу повлекло за собой именно желание завладеть этой чашей, то «наводчик» наверняка находится среди его окружения. Следовательно, представляет опасность и для него самого. И он это понимает… К сожалению, чаша – единственная наша надежда. Нет гарантии, что перечисленные Фридманом вещи на момент убийства все ещё находились у Ватюшенко. Он вполне мог успеть продать или обменять их. Их могли также украсть и уничтожить грабители… Нет, кроме чаши, у нас ничего нет.
– У нас никогда ничего нет, – возразил Калинкин. – Однако что-то мы да раскрываем. Не так уж много, как хотелось бы, но… Покопаемся и здесь… Только прошу тебя, Сергей: действуй очень осторожно. Без этих своих фокусов. В этом деле не все так чисто, как может показаться. Этот «особо важный», который на квартире был, после твоего ухода все о тебе расспрашивал. А сегодня утром я узнал, что он затребовал твоё личное дело. Начальник РУВД звонил, узнавал, не натворил ли ты чего такого, что тобой ФСБ за интересовалось… Лучший вариант – отдать это дело спецслужбам. «Баба с возу – кобыле легче». Ты сам знаешь: все, что с ними связано, для посторонних лиц кончается обычно весьма плачевно. Пока дело находится в стадии «по горячим следам» – никуда не деться, но потом… Позже…
– У нас и так весьма мало перспектив. Но пару линий я всё же отработаю, независимо от того, есть там «бяка» или нет… А что именно интересовало в моей скромной персоне этого очкарика?
– Лично ты. Кто, откуда, как работаешь, как успехи, семья, интересы и все такое… Осколки маски с собой унёс…
– Ну и леший с ним. Мистик чокнутый… Геннадий Борисович, вот вы лично верите во всякие там приметы, загробные миры, заклятья, духов?..
– В приметы верю, – уверенно подтвердил Калинкин. – У меня есть несколько примет, которые никогда не подводили. Например: стоит кому-нибудь из моих подчиненных облажаться, как меня тут же тянут «на ковер» к начальству и устраивают головомойку с последующими неприятностями. Верная примета. Вернее всякой черной кошки. А если в полночь бьют часы в моем кабинете, а я нахожусь рядом с ними и слышу их, то дома меня ожидает головомойка от жены. Тоже верная примета… Ну и ещё пяток, помельче…
– Я серьёзно спрашиваю.
– А коль серьёзно… Наверное, что-то есть. Должно быть. Люди сталкиваются с этим, причину назвать не могут и называют необъяснимым. Наверняка половина этих «явлений» имеет вполне разумные и познаваемые объяснения… Но лично я с такими вещами не сталкивался. А раз не сталкивался, то и судить о них лично не могу. С уверенностью можно сказать только одно: либо «загробный» мир есть, либо его нет. Удовлетворен?
Ответить я не успел – помешал взорвавшийся трелью телефон. Я взял трубку:
– Капитан Русаков слушает.
– Надеюсь, что меня вы узнаете и без визитной карточки, – ответил мне с другого конца провода осторожный Фридман. – Вы очень везучий молодой человек. Не прошло и суток после нашего с вами разговора, а я уже могу порадовать вас хорошими известиями. Где мы можем встретиться?
– Если дело срочное, говорите напрямую. Эти излишние осторожности ни к чему. Не думаю, что телефоны уголовного розыска прослушиваются.
– Не знаю, не знаю, – сомневался осторожный антиквар. – Что-то мне подсказывает… Впрочем, как вам угодно. Я разговаривал с одним моим знакомым, изредка уведомляющим меня о некоторых интересных предметах, попадающих на Кленовую аллею, и он порадовал меня упоминанием о коллекции серебряных монет… Вы понимаете, о какой коллекции идёт речь?
– Продавец ещё там? – вскочил я со стула. – Давно это было?
– Утром, – сказал Фридман. – Продавец давно продал монеты и ушел домой. Но ваше счастье в том, что человек, продававший эту коллекцию, – личность довольно известная на рынке. Причем «известная» достаточно печально. Мелкий пакостник и рвач. Когда-то начинал с фарцовки, выканючивая у иностранцев значки, жвачки и предлагая им флаги и фуражки. С тех пор ничуть не изменился. С огромным удовольствием вручаю вам этого господина. В «своих кругах» он известен под гордым псевдонимом «Жвачка». Такой же прилипчивый и тягучий. Адрес, по понятным при чинам, мне неизвестен, но, полагаю, вы сумеете установить это сами… Да, и вот что еще… Монеты у него купил как раз мой знакомый, он их вам отдаст, но прошу вас отнестись к нему с пониманием – это очень сообразительный и деловой господин…
– Исаак Минеевич, я у вас в долгу. Если я когда-нибудь решу заняться антиквариатом, обещаю, что вам буду делать десятипроцентную скидку в память о вашей услуге.
– Беда в том, что если вы решите заняться антиквариатом, то тут же забудете о своём обещании, – вздохнул Фридман. – Поэтому будем считать, что я делаю это безвозмездно… Ох, какое счастье, что меня сейчас не слышит моя покойная жена, она решила бы, что я нездоров… И отчасти была бы права.
– И тем не менее – спасибо, – рассмеялся я. – Удачи вам, Исаак Минеевич, – я повесил трубку и повернулся к ожидающему Калинкину: – Всплыли вещи с квартиры Ватюшенко. Получается, что это всё же было «типичное» ограбление? Известна кличка продавца. Работает на Кленовой аллее. Мелкий перекупщик.
– Везучий ты, Русаков. Я бы сказал – халявщик… Ну что ж, везению помогать надо. Даю тебе в помощь Сашу Бирюкова. Поезжайте с ним к местным операм, курирующим Кленовую аллею, выясните полные данные этого парня – и к нему. Раскроете это дело – будет вам премия. Только бумаги оформляйте аккуратно. Дело серьёзное, отпираться будут до последнего. Прошли те времена, когда преступники, задержанные с поличным, давали полный расклад. Теперь стоят «в отказе» до конца, вопреки логике и здравому смыслу. Так что здесь «на халяву» не рассчитывай. Предстоит работа. И, вероятно, долгая…
* * *
– Зеленкин Олег, Самохин Стас, Борисов Костя, – залпом выпалил Павел Ануфриев по кличке «Жвачка», едва войдя в мой кабинет.
– Что – «Зеленкин»? – не понял я.
– Вы же меня из-за монет и шкатулок сюда приволокли? – спросил Ануфриев. – Вот я и перечисляю тех, кто мне их дал.
– А… А зачем? – туповато осведомился я, усаживаясь на своё место за столом.
– Как зачем? Я с ними особых дел не имею. Дружки мы давние, со школы, но сейчас нас уже ничего не связывает. У них своя жизнь, у меня – своя, чего это я буду за них отвечать? Они эти шмотки где-то надыбали, вот сами пусть и разбираются. Моё дело маленькое.
– Значит, это именно они дали тебе для реализации коллекцию серебряных монет?
– И монеты, и шкатулку, и игольницу, и керамические ножницы. Вещи старинные, сами они их продать не могут, вот меня и попросили.
– Халявщик, – обиженно сказал мне Калинкин и кивнул Бирюкову: – Бери их адреса, Саша, и поехали «снимать». Не могу я спокойно сидеть и смотреть, как пародируются правила ведения допроса… Не будет тебе премии, Русаков, не работа это… Не следствие, а сплошная «халява».
– Что же ты, – обиженно спросил я Ануфриева, когда дверь за начальником закрылась, – загубил мою премию… Я уже подсчитывал, на что её потрачу, а ты…
– А что я? Я все, как было, рассказал…
– Поломаться не мог для приличия?.. Ты фильмы смотришь? Детективы читаешь? Нужно было сигарету стрельнуть, ногу на ногу забросить и выдать что-нибудь типа: «Знать ничего не знаю, ведать не ведаю, видеть не видел, а если б и видел, то не сказал». Мы бы с тобой часик поборолись, как кролик с удавом, начальство бы оценило, и премия была бы у меня в кармане… А ты?! Эх, ты…
– Чего это я буду за них отдуваться? Не-е, пусть они сами себя спасают…
– Да не им, а мне-то ты мог приятное сделать?.. Ну да ладно, прошедшего не вернешь. Продолжим разговор о монетах. Когда они тебе их принесли?
– Сегодня утром. Монеты я продал, шкатулку тоже, а ножницы и игольницу не успел. А камешек себе решил оставить.
– Какой «камешек»?
– Кровавик. Такой маленький камешек тёмно-красного цвета овальной формы. На нём ещё какие-то маленькие значки нарисованы.
– Все это ты оставил дома?
– Камень у меня с собой. Я хотел отнести его ювелиру, чтоб вставить в печатку. Красивый камешек… Сейчас, сейчас… Где-то в кармане завалялся… Ага, вот…
Он протянул мне на ладони небольшой камешек размером с ноготь большого пальца. Буроватого цвета, с металлическим отливом, он не вызывал обычного для драгоценных камней интереса. Скорее отталкивал. На выпуклой стороне виднелись полустертые закорючки.
Недоуменно пожав плечами, я положил камень на стол.
– Сейчас составим протокол добровольной выдачи и поедем за остальными вещами, – сказал я, доставая ручку и бумагу.
– Позволь взглянуть? – послышался от дверей голос. Я посмотрел на бесшумно вошедшего в кабинет Петрова и нахмурился.
– Я работаю, – сказал я неприязненно. – И очень не люблю, когда мне в такие моменты мешают…
Не обращая внимания на мои слова, Петров подошел к столу и взял камень.
– Кровавик, – сказал он, вглядываясь в полированную поверхность. – Со знаком воздуха в центре и какими-то значками по краям…
Перегнувшись через стол, я выхватил камень у него из рук, шмякнул об стол и вызывающе посмотрел на надоедливого уполномоченного.
– Я работаю, – повторил я. – И не трогай вещдоки.
– Я должен задать ему несколько вопросов, – сказал Петров. – И прямо сейчас.
– Только после того, как я закончу свою работу. Потом можешь хоть жениться на нём.
– Как скажешь, – неожиданно легко согласился Петров и сел в углу кабинета на диване.
Я ещё раз посмотрел на камень, и воспоминание о чем-то знакомом, слышанном об этом камне, промелькнуло у меня в памяти. Я прищурился, вспоминая, и повернулся к Ануфриеву:
– А где сама чаша?
– Какая чаша? Я не видел никакой чаши…
– Эти камни были расположены по четырем сторонам чаши, украденной вместе с остальными вещами из квартиры Ватюшенко. Где она?
– Про чашу они ничего не говорили. Принесли только то, что я вам перечислил… А камней действительно было четыре. Три, которые получше, они оставили себе, чтоб вставить в печатки, а четвертый отдали мне на продажу. Но я тоже решил…
– Ладно, изымем и камни, и чашу, и прочее. Теперь они никуда не денутся…
– Простите, а вы разбираетесь в камнях? – вновь подал голос Петров, обращаясь к Ануфриеву.
– Знаешь, что?! – вскипел я. – Я тебе несколько раз говорил: хочешь что-то выяснить, занимайся этим параллельно, а не врывайся посреди допроса!
– Сергей, для меня это очень важно, – попросил Петров. – Мне очень нужно это знать… Пожалуйста.
Я устало махнул рукой, и Петров повторил свой вопрос.
– Немножко, – ответил Ануфриев. – Я всё же связан со всем этим. По работе приходится уметь отличать агат от оникса. Я не специалист, но на любительском уровне кое-что могу.
– Ты видел эти камни? Те, которые остались у них? Как они выглядели? Что за камни? Какие рисунки на них?
– Что за камни, я знаю, они просили меня объяснить, что это такое… А вот рисунки я не понял. Палочки, закорючечки…
Петров придвинул к себе лист чистой бумаги и быстро набросал на нём какие-то знаки:
– Так они выглядели?
Ануфриев долго всматривался в рисунок, вертя его во все стороны, потом кивнул:
– Примерно так… Только более диковинно, с украшениями, как на этом камешке… Вот этот знак был изображен на опале. Опал остался у Самохина.
– Знак земли, – прокомментировал Петров.
– Вот этот, – ткнул в рисунок пальцем Ануфриев, – был изображен на… сейчас вспомню… Да, точно, он был на гелиотропе и остался у Борисова.
– Знак воды.
– А вот этот остался у Зеленкина и был нацарапан на агате.
– Знак огня, – вздохнул Петров. – Все правильно…
– Так… Подожди-ка меня здесь, – не выдержал я, взял под локоть Ануфриева, отвел его в дежурную часть и, вернувшись в кабинет, потребовал: – А теперь – рассказывай. Мне надоели все эти «тайны бургундского двора». Ты что-то знаешь, но «крутишь». А эта информация может мне пригодиться… Мы их все равно поймаем, с тобой или без тебя, это уже решенное дело и исчисляется в считанных часах. Но если ты хочешь здесь ходить и совать свой нос, куда не просят, то… То будь любезен и помогать. Терпеть не могу, когда «тень на плетень наводят».
