Текст книги "Идущие за кровью"
Автор книги: Дмитрий Леонтьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Дмитрий Борисович Леонтьев
Идущие за кровью
Часть первая
ПОБОЧНЫЙ ЭФФЕКТ
– А вдоль дороги мёртвые с косами стоят… И тишина…
– Брехня…
«Неуловимые мстители»
После того как они вошли в камеру хранения, я выждал ещё минут пять, поднялся со скамьи, отбросил недокуренную сигарету и, засунув руки в карман плаща, направился следом. Тот, что был повыше, уже получал из рук приёмщика увесистую спортивную сумку.
– Силычев, – окликнул я его. – Во-первых, ты бескультурный человек, потому что после двух недель столь плотного общения ты даже не зашел попрощаться. Во-вторых, ты человек незаконопослушный, так как ты давал подписку о невыезде, а теперь собираешься «отбыть по-английски». А в-третьих…
Первым из них пришёл в себя Силычев. Толкнув на меня своего замешкавшегося подельника, он бросился к выходу, выставив перед собой, словно таран, спортивную сумку.
Укоризненно покачав головой, я проводил его взглядом, пристегнул скисшего в моих руках парня наручниками к батарее отопления и вышел на улицу. Силычев уже взбегал по ступенькам на платформу. Прикурив новую сигарету, я не торопясь направился следом. Бегать я не люблю. При моей комплекции это выглядит не совсем естественно. Как гласит старая поговорка: «Бегущий генерал в мирное время вызывает смех, в военное – панику». Я не генерал, но когда я бегу за кем-то, паника всё же возникает. Женщины начинают истошно вопить, мужчины поспешно отворачиваются, а находящиеся поблизости милиционеры пытаются меня задержать. И прежде чем я успеваю объяснить, что я – офицер уголовного розыска и моё удостоверение – не поддельное, преступник успевает сбежать. У меня уже имеется подобный печальный опыт. Моя комплекция вообще доставляет мне массу неудобств, начиная от проблем с одеждой, продолжая повышенным служебным интересом со стороны «собратьев по оружию» и заканчивая нахальным изучением зевак. Дело в том, что во мне сто пять килограммов веса, а рост на пять сантиметров превышает двухметровую отметку. К довершению всего у меня очень крепкий и здоровый сон, поэтому я частенько опаздываю на работу и, как следствие, не успеваю побриться. Вот такая у меня внешность. Не помогают мне даже стереотипные аксессуары работников угро – плащ и костюмы. Как сказал мне один коллега: когда я надеваю плащ, у окружающих возникает подозрение, что под ним я прячу гранатомет. Шутка, конечно, но, как и каждая шутка, она несет в себе долю истины… Наблюдая поверх голов за стремительно удирающим Силычевым, я не торопясь шел следом, прекрасно понимая, что убегать с вокзала он не станет. Психология «перепуганного зайца, уносящего за плечами мешок с морковкой», влечет его прочь из ставшего опасным для него города.
– Скорый поезд номер сто пятнадцать, следующий по маршруту Санкт-Петербург – Адлер, отправляется через пятнадцать минут с четвертой платформы, левая сторона, – объявила через громкоговоритель девушка-диспетчер.
Я благодарно кивнул и направился к четвертой платформе. Чтобы не доставлять себе лишних хлопот, я вошел в последний вагон поезда и пошел дальше по узкому коридору, заполненному суетящимися людьми. В тамбуре второго вагона я остановился и посмотрел на Силычева, висящего на подножке и пристально всматривающегося в суету на перроне.
– Пять минут до отправки, – сообщила проводница. – Провожающих прошу покинуть вагон.
Силычев облегченно вздохнул и повернулся, намереваясь войти в купе…
– С-сволочь! – простонал он, затравленно глядя на меня. – Подлюка рваная…
– Не врите, Пётр Кириллович, – сказал я, защелкивая на его запястьях вторые наручники. – Ваша фамилия – Силычев, а все вышеперечисленное относится, скорее, к вашей сущности…
– Вы отъезжающие или провожающие? – строго спросила меня вновь появившаяся проводница.
– Провожающие, – сказал я уверенно. – Особенно я.
– В таком случае покиньте вагон. Поезд отправляется.
Я вывел Силычева на перрон, снял с его плеча сумку и предложил:
– Ну что, пойдём?
Он посмотрел на проплывающие мимо вагоны и неожиданно сел прямо на бетон платформы.
– Да пошел ты сам! – сказал он зло. – Никуда не пойду! На себе тащи, легавый! Пусть народ смеется!
– Глупый ты, Пётр Кириллович, – сказал я с жалостью. – Опытный, тертый, рецидивист, а глу-у-пый!.. Эй, носильщик! – подозвал я глазеющего на нас мужика в униформе. – Кати тележку сюда. У меня багаж.
– Где багаж? – поинтересовался он, подкатывая тележку.
– А вот, – указал я на сидящего на бетоне Силычева. – Мешок с… с удобрениями.
– Что это здесь происходит? – хмуро спросил грузчик. – Я ведь таких шуток не понимаю. Сейчас быстро милицию вызову.
Я показал ему удостоверение и повторил:
– Мне этот «багаж» до камеры хранения довезти нужно. По тарифу заплачу. Больше – извини. Не богат.
– А что он такого натворил? – продолжал сомневаться грузчик, озирая то мою небритую физиономию, то лоснящееся, благообразное лицо Силычева.
– Грузчика с Балтийского вокзала ограбил, – сказал я. – Самого связал, а вещей на двадцать миллионов уволок.
– Врет, гнида! – заорал Силычев. – Он же издевается, ты что, не видишь?! Какой грузчик?! Какие двадцать миллионов?! Где ты видел, чтоб у грузчика двадцать миллионов имелись?! Это же рабочий класс!.. Этот, как его… гегемон!
Грузчик задумчиво почесал затылок и кивнул мне: – Взяли… Подняли… Положили… Вот так… Теперь поехали. А ты, начальник, поддерживай свой «багаж», чтоб не выпал ненароком. Двадцать миллионов… Паршивец какой! Работяге, небось, за такие деньги не меньше месяца вкалывать пришлось бы… У-у, ворюга!.. Ещё «гегемоном» обзывается!..
Возле камеры хранения мы сняли с тележки «багаж», и я полез в карман за кошельком.
– Вот это ты брось! – сдвинул брови грузчик. – Это, так сказать, бесплатно, от души… Может, ещё чего нужно?
– Я был бы признателен, приятель, если б ты кого-нибудь из местных постовых сюда направил, – попросил я. – А то мне одному несподручно и их охранять, и в отдел звонить. Машину вызвать надо, чтоб этот «груз» в отдел переправить… А машины, как всегда, не окажется… Слушай, Силычев, а может, ты какого-нибудь таксиста грабил, а? Ну, припомни, может, было что-нибудь подобное?
Силычев сплюнул под ноги и, подняв сомкнутые наручниками руки, покрутил пальцем у виска.
– Правду о тебе говорят, Русаков, – сказал он мне. – Сволочь ты. Ни «своим», ни «чужим» от тебя житья нет. То, что «наши» от тебя плачут, это ладно, это понятно… Но ведь ты и для своих такой же. Слышал я кое-что про тебя. И до нас слухи доходят… Не «свой» ты у них, Русаков. Не мент ты вовсе, а… а… а побочный эффект!
Я довольно улыбнулся и, достав новую сигарету, приготовился ждать.
* * *
– Где я тебе ещё одну камеру возьму?! – орал взбешенный дежурный. – Я тем распоряжаюсь, что есть, а чего нет, то с меня и не спрашивай! Есть одна камера, вот и пользуйся одной камерой! Всем неудобно, все мучаются, тебе вынь да положь!.. Откуда я тебе ещё одну камеру возьму?!
– Кузьмич, – сказал я, – я тебе ещё раз говорю: нельзя их в одну камеру сажать – сговорятся. Я по этому делу две недели работал, да ещё два дня на вокзале провел, дожидаясь, пока они вещи с последней кражи «засветят». И совсем не хочу, чтоб все это в пару часов «коту под хвост» пошло. Одного я в камеру пристроил, а вот Силычева отдельно определить требуется. Мне всего часа три-четыре нужно, Кузьмич. Жена у меня замуж выходит. Свадьба сегодня. Надо зайти, поздравить.
– Свадьба, жена, поздравления… Но камер-то от этого больше не станет! Нет у меня мест! Не-ту! Это не гостиница, а я не портье!.. Нет, и все!
Мне надоело с ним препираться, и я пристегнул угрюмо молчащего Силычева теми же наручниками к батарее, возле самого стола дежурного по отделу.
– Ты… Ты что делаешь?! – опешил седоусый майор. – Ты что делаешь, паршивец?! Убери его отсюда немедленно! Я кому говорю?! Ну-ка, живо!..
– Кузьмич, – сказал я, убирая ключи от наручников в нагрудный карман. – Я быстренько. Ты за ним присмотри пока. Хлопот никаких. Все время перед глазами.
– Я тебе что говорю?! Немедленно отстегни его от батареи! Я… Я жаловаться буду! Я… Я Калинкину сейчас позвоню! А ну, убери его от меня сейчас же!
– Я скоро, Кузьмич. Я только туда, и обратно, – заверил я. – Надо поздравить. Сам понимаешь: жена всё-таки…
– Ах, ты!.. Ну, я тебя!.. Отцепи его, кому говорю!..
Я вышел в коридор и направился к выходу. У самых дверей посторонился, пропуская входящего в отдел начальника угро.
– Опять впустую прокатался? – спросил меня Калинкин, останавливаясь. – Говорил я тебе: брось ты это дело – «глухое» оно. Но ты же у нас упрямый, как китайский болванчик…
– А я ведь их задержал, Геннадий Борисович, – сказал я. – И вещи изъял. И с того грабежа, и ещё с двух. Два «наши», а один на территории соседнего отдела с месяц назад был. Петракова я уже допросил, его признание у меня в кабинете лежит. А Силычева допрошу немного позже. Мне сейчас отъехать на несколько часов нужно.
– Вот как, значит… Опять повезло… Везучий ты, Русаков. И сыщик хороший, и везет тебе… Вот отношение бы к людям тебе переменить, так вообще цены бы не было. Я ведь сейчас только из РУВД, опять за тебя от начальства «втык» получил…
– За машину?
– За неё. Надо же было додуматься: выкинул из-за руля депутата… Да ещё крыло помял… Опять же вопли о «милицейском беспределе» пошли…
– Преступник уходил, вы же знаете, Геннадий Борисович, – развел я руками. – Без машины не догнал бы. А то, что он депутат, я и не знал… Да и без разницы это тогда было. «Крыло» у машины я сам потом выправил… Но ведь бандита-то задержал?!
– Только это начальника РУВД и успокоило. Он все ещё понять не может, чего от тебя больше: вреда или пользы. На каждое раскрытие или задержание – какое-нибудь на рушение… Кстати, чего это Кузьмич из дежурки орёт благим матом?
– Камер мало, – двусмысленно пояснил я. – Возмущается…
– Это правда, – вздохнул Калинкин. – С условиями у нас в отделе и впрямь «не того»… Одно слово: бывшая прачечная… Ладно уж, иди. К вечеру жду отчета о завершении дела.
Я выбежал на улицу и поспешил к автобусной остановке. Хотя, сказать по правде, торопиться мне было уже некуда: свадьба началась четыре часа назад…
* * *
– Паршивец ты, Сергей, – сказала мне Лена, встречая в коридоре. – Даже в такой день… Никуда не успел: ни в ЗАГС, ни в ресторан, ни на прогулку по городу… Только к концу свадьбы и прибежал… Впрочем, я уже ничему не удивляюсь. После трёх лет совместной жизни с тобой я готова ко всему… Неужели так сложно было взять выходной? Или не дали бы по такому случаю?
– Дали бы, – виновато пожал я плечами. – Но понимаешь, именно сегодня мне надо было быть на вокзале. Преступники собирались смыться из города, а я…
– Да и леший с ними!.. Все же четыре года вместе провели. Вроде даже неплохо провели… Но я все больше и больше убеждаюсь в правильности нашего решения. С тобой ни одна девушка больше трёх лет не протянет…
– Я знаю, – согласился я. – И «кто я такой» знаю. И сам знаю, и напоминают постоянно. Только за сегодняшний день уже трижды напомнили… Как твой коммерсант?
– Бизнесмен, – поправила она. – Это две большие разницы.
– Не вижу, – признался я. – По мне – что коммерция, что бизнес, все едино.
– Вот потому ты до старости с пистолетом носиться и будешь, – грустно сказала она. – Сколько предложений хороших было, сколько перспектив… А ты? Без квартиры, без машины, без денег, без перспектив…
– Мы меня хороним или тебя замуж выдаем? Пошли к гостям, знакомить будешь…
Ее жених мне нравился. Парень был, что называется, «с головой, с характером и с руками». За те шесть лет, что он посвятил бизнесу, он всё же сумел сколотить себе немалое состояние и немалые связи. Этот парень сумел зажать свою судьбу в кулак, и все, что было им заработано, было действительно заработано им. И самое важное: он её любил. У него были глаза любящего человека. Так что, как это ни странно звучит, но за свою бывшую жену я был спокоен.
Не успел я войти в комнату, как зазвонил телефон.
– Извини, – сказала Лена, – одну секундочку… Алло… Да, это я… Кого?! Хорошо… Сергей, – удивленно повернулась она ко мне, – это тебя. Какой-то Каталкин…
– Калинкин, – догадался я. – Слушаю, Геннадий Борисович.
– Срочно возвращайся, – угрюмо распорядился начальник. – У нас ЧП.
– Но…
– Никаких «но»… Убийство на твоей территории. Обнаружен труп какой-то очень крупной «шишки» из «аппарата». Пенсионер, но со всякими там приставками типа «почетный», «заслуженный» и «отмеченный». Судя по количеству наехавших сюда чинов из бывшего КГБ, он имел к ним прямое отношение. Так что поторопись. Жду тебя через пять минут.
– Геннадий Борисович, – взмолился я, – свадьба у жены. С этим «отмеченно-заслуженным» уже ничего больше не случится. Я во всем этом процессе как пятая нога у собаки. Мне ведь ни составлять, ни описывать, ни изымать ничего не придется…
– И не забудь ключи от наручников, – пропустил мой монолог мимо ушей Калинкин. – Кузьмич мне уже плешь проел. Ещё минут двадцать его нытья, и я сам эти наручники перегрызу. Всё. Жду.
Я осторожно положил смолкшую трубку на рычаг и виновато посмотрел на Лену:
– Я… Это…
– Ну, и что дальше? – вызывающе спросила она. – Что ты собираешься сказать мне теперь?
– Труп.
– И без тебя обойтись не могут?..
– Могут… Но не хотят. Дело серьёзное, и если убийц не поймают, то начальству потребуется ещё одна жертва – я.
– Хоть теперь ты понял, почему мы с тобой разошлись?.. Дал тебе Бог силу, а умом и характером обделил… Иди уж, родственничек…
– Леночка, я тебя поздравляю, – заторопился я. – Желаю тебе всего самого-самого…
– Иди, – подтолкнула она меня к выходу, – а то опять разругаемся… У меня ведь нервы не железные… И в такой день!..
Я не стал больше испытывать её долготерпение и, поцеловав ещё раз, выбежал из квартиры.
* * *
– Я как Фигаро, – пожаловался я Калинкину, усаживаясь на заднее сиденье его машины. – Не успел прийти в одно место, как нужно уже выбегать в другое. Причем с таким расчетом, чтоб вовремя поспеть в третье… Прийти на свадьбу к жене и, не дойдя до стола, повернуть обратно… Да, это надобно уметь…
– Это ещё что, – утешил меня Калинкин. – Во время свадьбы моих родителей я сидел в засаде, в подвале строящегося дома, и…
– Во время чьей свадьбы?! – переспросил я.
– Родителей, – улыбаясь в усы, подтвердил Калинкин. – Они сперва развелись, а потом снова… свелись. Пять лет потребовалось, чтобы понять, что не могут друг без друга… Славку Лугового помнишь? У него примета есть: как у его жены очередной день рождения, так на его территории либо теракт, либо убийство, либо разбой. Верь – не верь, а лично я за последние десять лет ни разу нормально Новый год не отпраздновал. Не зря говорят: как Новый год встретишь, так весь год и проведешь… Ого!.. Вот это «автопарк», – кивнул он на припаркованные возле парадной машины с госномерами. – Раз, два, три… пять, шесть, семь машин. Из них две «Волги»… Интересно, нас вообще туда допустят?
– Хорошо бы, не допустили, – мечтательно протянул я. – Ненавижу, когда каждое моё действие контролируют сразу десять полковников… Геннадий Борисович, почему, когда человек дослуживается выше звания майора, он начинает медленно, но неуклонно деградировать? Причем этот процесс ускоряется с получением каждого очередного звания…
– Я, между прочим, майор, – напомнил Калинкин обиженно.
– Я же сказал: «выше», – оправдался я и вылез из машины.
Мужественно пересидев возбудившееся к руководящей деятельности начальство, часа через три мы наконец смогли приступить к настоящей работе.
– Итак, – подвел итоги Калинкин, – насколько я понял, убитый был крупным чиновником, тесно связанным с Госбезопасностью… Впрочем, это не сенсация, большинство крупных чиновников, действующих в «теплых местах», были тесно связаны с КГБ… Ватюшенко Семен Викторович, 1919 года рождения, уроженец города Москвы, почётный пенсионер, член партии… А вот в чем он «почетный»?
– Они называли его «советником», – напомнил я. – Насколько я понял, в послевоенные годы он занимал должность в комендатуре Берлина. Потом остался там в числе «ограниченного контингента» и продолжал работу вплоть до объединения Германии. После воссоединения ГДР и ФРГ вернулся в Россию и через несколько месяцев вышел на пенсию.
– Это-то я понял, – кивнул Калинкин. – А вот чем он занимался?
– Архивами, – послышался голос за моей спиной. Я обернулся и посмотрел на худощавого, щупленького парня лет… Его возраст я определить не смог. Передо мной стоял представитель того редкого типа людей, которых обычно называют «вечными студентами без возраста». Взлохмаченные волосы, простодушно-отрешенное лицо, круглые очки, постоянно сползающие с унылого носа, и ко всему прочему телосложение «студента четвертого курса, только что сдавшего экзамены».
– Я полагал, вы уже ушли, – удивился Калинкин. – Не заметил вас…
– Я вообще малоприметный и невзрачный, – согласился «студент». – А уходить мне ещё рано. Настоящая работа только начинается, не так ли, Геннадий Борисович?
– Откуда ты знаешь, что он занимался архивами? – спросил я. – Это точная информация?
– Не «ты», а «вы», – поправил меня Калинкин.
Я ещё раз посмотрел на унылую физиономию «студента» и пожал плечами:
– Какая разница? «Ты», «вы»… Главное, чтоб информация была не «с потолка». Если его смерть каким-то образом связана с его старой работой, нам предстоит выкручиваться и придумывать версию, объясняющую, почему мы не можем раскрыть это дело. Потому как в данном случае раскрыть его нам просто не позволят… Придется каким-то об разом перепихивать это дело «старшим братьям». Сами со творили, сами пусть и разбираются.
– Сергей… – предостерегающе начал Калинкин.
– Что? – отозвался я. – Это не эмоции, это практика. Не помню ни одного дела, связанного с КГБ или партийными шишками, которое нам позволили бы раскрыть. Значит, его следует полностью передать в их компетенцию, по тому как «мальчиками для битья» оказываемся, в конечном итоге, именно мы. Формально, но неприятно. Это – практика. Вот пусть среди своих они «крайних» и ищут.
– Сергей, – вздохнул Калинкин, – давай-ка я тебе представлю особого уполномоченного ФСБ капитана Петрова.
– Разумеется, «Ивана Иваныча»? – язвительно предположил я, протягивая для приветствия руку. – А я – Русаков, капитан уголовного розыска Русаков Сергей Владимирович.
– Наверное, вы будете смеяться, – грустно сказал «студент»-уполномоченный, – но меня зовут… Пётр Петрович…
– Как угодно, – легко согласился я. Петров вяло пожал мою руку и заметил:
– Только версию о причастности спецслужб в этом деле можно отбросить сразу.
– Это ты так решил, потому что убийство произошло на почве грабежа?
– Не «ты», а «вы», – умоляюще поправил меня Калинкин.
– Ничего, ничего, – успокоил его Петров. – Если Сергею так удобнее, я не возражаю. Тем более что вместе нам предстоит работать довольно-таки долго, и потому…
– Я работаю один, – вызывающе улыбнулся я. – И только один. Предложение о совместной работе я автоматически расцениваю как предложение путаться под ногами. Так что, Пётр Петрович, лучше я буду называть вас на «вы»… Хотя, должен признаться, на «важняка» ФСБ ты… вы не очень похожи.
– Внешность? – понимающе кивнул он. – Так ведь и вы, Сергей Владимирович, на Жеглова или Кондратьева тоже не тянете.
– Не обижайтесь на него, Пётр Петрович, – извинился за меня Калинкин. – Русаков лучший работник в отделе, огромное количество раскрытий, но… Очень тяжелый характер. Невероятно тяжелый. Если б он не был таким грубияном и упрямцем, ему цены бы не было…
– Я понимаю, на что намекает Сергей Владимирович, – сказал Петров. – Раз одна из версий предусматривает присутствие в этом деле спецслужб, то можно предположить, что я непосредственно заинтересован в контроле за этим делом с… Скажем так: с противоположной стороны. По моему виду нельзя сказать, что я имею отношение к расследованию дел, следовательно, я из того аппарата, который связан с бывшей работой Ватюшенко. И моё желание сотрудничать он расценивает как попытку повлиять на ход следствия. О чем и дал мне понять… Я вас правильно понял, Сергей Владимирович?
– В целом – да, – кивнул я.
– Но – увы! – хочется вам этого или нет, а участвовать в этом деле я буду. И кроме того, волей или неволей, но вам придется отчитываться передо мной за каждую находку или версию. У меня достаточные на то полномочия… Но ведь я могу быть и полезен. Я действительно заинтересован в раскрытии этого дела, а мои полномочия, данные мне самим президентом, открывают любые двери. Поэтому предполагаемых препятствий может и не возникнуть.
– Тогда я скажу вам так… Пётр Петрович. Если вы и впрямь обладаете столь огромными правами, какие описываете мне, вам следует поискать сотрудничества в каком-нибудь другом месте. Вы должны знать, что наша деятельность предусматривает некоторое разделение обязанностей. Этим делом в первую очередь будут заниматься «убойный отдел» и прокуратура. А я, маленький и неприметный оперативник, на территории которого произошло это преступление, могу служить только «макиварой» для «высокого начальства», интересующегося, почему дело до сих пор не раскрыто. В этой цепочке спецов-профессионалов я – последний. У них – техника, возможности, полномочия, опыт и профессионализм в «узкой специализации», а я так… погулять вышел. Вы же знаете… Пётр Петрович.
– Знаю, – согласился Петров, в сотый раз поправляя никак не желающие удерживаться на кончике носа очки. – Но я знаю ещё и другое. То, что лучшие специалисты находятся именно «на земле», а не… Опыт, Сергей Владимирович, опыт – вот что важно… А нигде так не набираешься опыта, как «на земле». Особенно в наше время. Как вы правильно заметили, все улики указывают на ограбление. Преступники проникли в квартиру – к сожалению, мы пока не можем знать, каким образом или под каким предлогом, – связали хозяина и попытались его оглушить. Но, увы, не рассчитали и в результате получили труп. Семидесятилетнему старику не много надо было. В свете данных обстоятельств наиболее убедительной кажется версия грабежа…
– Если бы он был директором универсама или музея, может быть, я и согласился с правом на первенство именно этой версии… Но то, что он был тесно связан со спецслужбами, ставит для меня рядом с этой версией в равноправное значение присказку о «соседе, который слишком много знал», – заметил я. – И это моё дело: что думать и где искать.
– Почему вы думаете, что КГБ или ФСБ – это всегда плохо?
– Лично я так не считаю. Но сама специфика их работы заключается в тайнах, опасностях и неординарности. А предположить, что именно этот человек занимался исключительно безобидной работой и не нес в себе никакой особой информации – значило бы сделать большую натяжку.
– В связи с этим, Сергей Владимирович, смею вас за верить, что если спецслужбы и вынуждены устранять кого-то, то это чаще всего происходит без ажиотажа и привлечения внимания широких масс. Инфаркт, очевидный и бесспорный «несчастный случай», болезнь, автокатастрофа, на худой конец – исчезновение. Но убийство?.. Чаще всего это сопряжено с чем-то иным. В данном случае это кража.
– А мне кажется, что «убийство во время ограбления» и есть «бесспорный и очевидный несчастный случай»… И вообще, Пётр Петрович, давайте не будем «переливать из пустого в порожнее», а займемся каждый своим делом. Я вам искренне советую обратить ваше «высокодолжностное» внимание на работу «убойного отдела» и прокуратуры. Это принесет куда больше пользы… Что вам ещё от меня угодно?
– Собственно говоря… ничего, – развел руками Петров.
– Ну и все, – поставил я точку под затянувшимся раз говором. – Прилип, как банный лист… Соратничек…
– Русаков! – возмутился Калинкин. – Ты что себе позволяешь?!
– Надоело, – буркнул я. – Пусть каждый занимается своим делом, а то все эти «руководящие и конвульсирующие» из разнообразных «смежных ведомств» олицетворяют собой поговорку: «Трое пашут, а семеро руками машут»…
Петров пожал плечами и скрылся в соседней комнате.
– Ты что, с цепи сорвался?! – набросился на меня Калинкин. – Что ты в парня вцепился?! Он тебе слова дурного не сказал…
– Терпеть не могу «канцелярских крыс», – буркнул я. – А этот явно из их братии. Хиппи-переросток, а не офицер… Где они его откопали?..
– Где откопали – не знаю, но наше начальство перед ним на цыпочках ходило, благо что сопли не подтирало. Вид-то у него и впрямь… Но, видать, уж очень важная персона. Оставь его в покое, пока беды не накликал, сам знаешь: сейчас и в милиции полно всяких «сынков», у которых папаши так высоко сидят, что из их кабинета Сибирь как на ладони видна… Не мешает – и хорошо.
– Не мешает, – продолжал ворчать я. – Едва ли в партнеры не набивается, «соратничек»… В кабинете брюки протёр, теперь на подвиги потянуло. Вот и добирает недостающей солидности… Ещё поучать пытается, хакер волосатый…
– Это ещё кто такой? – удивился Калинкин.
– А леший его знает, – пожал я плечами. – Слышал где-то… Что будем с делом решать, Геннадий Борисович?
– Ты и впрямь считаешь, что здесь замешаны спецслужбы?
– Нет, не думаю. Сам характер выполнения преступления заставляет отбросить эту версию. Это я говорил для того… волосатого. Хотел показать, что при желании предположить можно что угодно, даже то, что прилетели инопланетяне и порешили старичка, чтоб завладеть тайной анальгина. Пока нет фактов, все версии – словоблудие. Но надеюсь, этот парень понял, что я не верю спецслужбам и хочу, чтобы они тоже держались от меня подальше. Делом нужно заниматься, а не «тень на плетень наводить». Что он здесь вынюхивает? Что знает? О чем хочет узнать?.. То, что это было настоящее ограбление – я уверен. Что старика случайно пришибли – тоже могу предположить. А вот чтобы понять, кто убил, сперва нужно узнать – что взяли. И исходя из этого уже предполагать: обычные грабители, или всё же со старой работы связи тянутся. Вы же сами видите, какая квартира: сплошной антиквариат. Хрусталь, современнейшая техника, ковры, иконы, старинные книги… Как он вообще столько времени протянул? Тут же половина – явно краденое. Смотрите: на иконах какие-то штампы, номера… Коллекционное или музейное. Да-а, богат был старик… Очень богат… Должны же остаться связи, через которые он обменивался, продавал, покупал все это? Нужно поговорить со специалистами. Родственники у него есть? Наследники?
– Кажется, нет. Соседи говорят – очень замкнутый старик был. По документам прямых наследников у него нет, а дальние… Их устанавливать придется. Самое начало работы, все ещё на догадках да предположениях держится. У нас ещё даже списка похищенного нет. Эксперты по пустым шкатулкам да по следам на стенах определяли: «Взяли что-то квадратное, висевшее на стене, что-то прямоугольное, стоявшее на полке». Что ты у меня выведываешь? Я вместе с тобой сюда приехал… К тому же это твоя работа. Вот иди, и думай сам.
– Геннадий Борисович, – позвали его от входа. – Там Дементьев свидетельницу нашёл. Вроде, видела троих парней, выбегающих из подъезда с сумками… И по времени, вроде, сходится…
– Я пойду, – сказал мне Калинкин. – А ты осмотрись здесь повнимательнее, может, и найдешь что… Я скоро буду.
Он ушел, а я продолжил осмотр квартиры. Она и впрямь напоминала музей. Чтобы вывезти отсюда все ценное, по требовался бы не один и даже не два грузовика. Моё внимание привлекла огромная, почти полуметровая чёрная маска из дерева, висевшая на стене, изображающая настолько жуткую физиономию, что, приснись она ночью, вполне можно было проснуться заикой. Вместо глаз в пространство тупо пялились два огромных светло-желтых камня, тускло переливающихся в свете ламп. Из раздвинутой в оскале пасти белели зубы, по виду напоминающие человеческие, только несколько крупнее и реже. По всей видимости, пасть была вырезана довольно глубоко. Очень хорошее место для тайника. Я встал на стул и потянулся к маске.
– Не трогай!
От окрика я вздрогнул и повернулся. В тот же миг маска сорвалась со стены и, гулко ударившись о пол, раскололась надвое. Я мог бы поклясться, что не успел даже при коснуться к ней, но теперь это было уже делом десятым.
– Ну? – грозно спросил я застывшего на пороге Петрова. – И что теперь?
Не отрываясь, словно завороженный, он смотрел на лежащие возле моих ног осколки маски.
– Ты что орешь?! – спросил я. – Что ещё тебе надо?
– Она не могла расколоться, – едва слышно прошептал Петров. – Это железное дерево…
– Значит, подделка, – сказал я. – Тем более раз раскололась, значит, всё же «могла»… Ты долго будешь у меня над душой стоять? Что ты вопил, как укушенный?
– Что?.. Ах, это… Понимаешь, это маска Аримана, бога тьмы и зла. Но кроме всего прочего она несла в себе страшное заклятие… И каждый, кто прикасался к ней, мог пасть жертвой этого старинного заклятия. В определенных кругах это очень известная маска…
Я посмотрел на Петрова с невольной жалостью. Бедняге следовало больше находиться на свежем воздухе. Нездоровый образ жизни в душных кабинетах, обязанности, многократно превышающие способности, – все это могло плохо отразиться на душевном равновесии. Но говорить об этом я не стал. Поднял остатки маски, осмотрел их и положил на сервант.
– Почему же она раскололась? – бормотал Петров. – Она не может быть уничтожена… Не так просто… Пока она была цела, заклятье не могло быть снято…
– И много здесь ещё «заклятий»? – невинно поинтересовался я. – Я просто хочу знать, что можно осматривать, не ожидая перепуганного вопля над ухом.
– Здесь многое несет в себе отпечатки зла, – сказал Петров. – Видишь ли, Ватюшенко занимался не только архивами, но и похищенными нацистами сокровищами как России, так и других стран, в которых побывали немцы… Он входил в комиссию по розыску и возвращению похищенного.
– Ты хочешь сказать, что часть того, что я тут вижу?..
– Было вывезено немцами из разных стран, – подтвердил Петров. – К сожалению, в комиссию входили не только честные и заботящиеся о национальном достоянии, но и… разные люди. Многое из найденного в тайниках так и не дошло до музеев и гохранов. А что касается мистических свойств этих предметов… Гитлер, да и вся верхушка рейха, устроили самую настоящую охоту за реликвиями разных религий и народностей. Были организованы целые экспедиции в те места, где, по информации немецких спецслужб, могли храниться магические талисманы и символы. Они верили в силу этих святынь, но, к счастью, их знания были поверхностны. Они не подозревали, что магические свойства этих талисманов активны только для тех, кто знаком с законами данной религии и следует её правилам. Крест не может служить орудием сатаниста, а перстень Соломона не принес мудрости буддисту…
– Эй, эй, подожди минутку. Я не очень хорошо понимаю все это, да и если сказать честно, не слишком интересуюсь… Ты мне вот что скажи: ты уверен, что Ватюшенко хранил у себя похищенные ценности?
