Текст книги "Дипломатия греха"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

3. Час шакала

 
Расшумелся не ангельский хор,
не восьмая соната:
ветер гнет человеческий бор,
валит брата на брата…
Ой, вы гой, извините, еси…
С нами крестная сила!
А вообще-то у нас на Руси
и не так еще
 

А. Тюрин

Когда Никитин ворвался в мой кабинет с этим выражением на лице, я даже перепугался, решив, что тот проверяющий из Москвы, которым нас пугали последние десять лет, все же приехал.

– Заложники! – выдохнул Никитин. – Быстро собирайся! Заложников взяли!

– Уф! – вздохнул я с облегчением. Я, было, подумал, что и впрямь что-то серьезное…

Он с недоумением и укоризной посмотрел на меня.

– Это дети, сообщил он, – захватили целый школьный автобус! Примерно восемнадцать детей, учительница и водитель.

– Это хуже, согласился я, убрал бумаги в сейф и сунул пистолет в плечевую кобуру. – Тогда поехали.

– Бронежилет и автомат из оружейки прихвати! – крикнул Никитин, но я сделал вид, что не расслышал, и, влившись в поток выбегавших из отдела сотрудников, устремился к закрепленной за оперативниками «семерке».

В машину набилось шесть человек, и меня едва не раздавили, зажав между двумя здоровенными лейтенантами, только недавно поступившими в наш отдел после школы милиции.

Захваченный автобус стоял возле общежития, на пустыре, одной стороной прижатый к кирпичной стене. Это давало, преступнику возможность не заботиться о круговой обороне и уделять внимание лишь выходящей на пустырь стороне. Окна были занавешены шторками и не позволяли разглядеть, что творится внутри.

Пустырь был пуст. Все сотрудники милиции и случайные прохожие рассредоточились полукольцом, наблюдая за разворачивающимися событиями.

– Сколько их там? – спросил я стоящего, рядом участкового.

– Террористов? – переспросил он. – Черт их знает. Говорит один, а вот сколько молчит? Группу захвата вызвали, посредники тоже с минуты на минуту прибудут.

– Эй, вы! – раздался из автобуса усиленный громкоговорителем хрипловатый голос. – Я дал вам час! Потом все взрываю!

– А что требует? – спросил я участкового.

– Как обычно, пожал он плечами. – Деньги, машину, самолет. Что же еще?

– И какую сумму?

– Сто тысяч.

– Всего?! – Удивился я. – Это не террорист. Это наш, «ванька», от пьянства и безденежья одуревший… Ну да ладно… Я протиснулся через оцепление и пошел к автобусу напрямик через пустырь.

– Куницын! – заорал мне вслед подоспевший Никитин. – Вернись! Мать твою за ногу!.. Вернись, засранец!

– Стой! – скомандовал и голос из автобуса. – Стой, убью!

– Я поговорить, – отмахнулся я, не снижая темпа.

– Взорву! – голос сорвался на визг. Все взорву!

Я остановился и поднял руки над головой, показывая, что у меня нет оружия.

– Я поговорить, – повторил я. – Ты нам здесь атмосферу нагнетаешь, а толком объяснить, что хочешь, не можешь. И ты, и мы психуем, и детей перепугал. Разве это дело? До греха дойдет, а это ни тебе, ни нам не нужно. Так?.. Объясни толком, чего ты хочешь?

– Я уже сказал, – человек в автобусе немного успокоился, видя, что я не собираюсь предпринимать агрессивных действий. – Мне нужны деньги, машину до аэропорта и самолет… А то взорву!

– Это-то понятно, – кивнул я. – Взрывать, все горазды… Но ты объясни толком, что и как мы должны сделать, а, то не так сделаем, а ты, чего доброго, обидишься… Деньги тебе в рублях нужны или в валюте? Если в валюте, то в какой? Какая машина? С шофером или без? Какой самолет? Сколько горючего? Потому как если ты собираешься лететь в Гималаи, это одно, а вот если в Африку… Эти вопросы сейчас решать нужно, потом они только нервотрепку и неразбериху принесут. Ну, ты и сам понимаешь. И как быть с посредниками?

– А что с посредниками? – переспросили из автобуса, и я окончательно убедился, с кем имею дело.

– Кто тебе будет передавать деньги? Кто подгонять машину? Да и сопровождать тебя до аэропорта кто будет? Надеюсь, ты всех детей с собой в самолет не потащишь? Значит, потребуется добровольный заложник… Так всегда делается, добавил я на всякий случай. Могу я на себя эту роль взять, да больно уж ты нервный. Я за сигаретой в карман полезу, а ты и пристрелишь с перепугу… Так что делать будем?

В автобусе молчали. Я стоял посреди пустыря и ждал. Очень хотелось курить, но доставать сигареты я не решался. Краем глаза я видел, как взбешенный Никитин бегает вдоль оцепления и грозит мне резиновой дубинкой. Да, назад мне дороги не было.

– Ну, так что? – громко спросил я. – Разумно?

– А ты кто? – настороженно спросили из автобуса.

– Депутат, – легко соврал я. – Я тут живу неподалеку. Мимо проходил, и вот…

– Где-то я тебя видел…

– По телевизору, – не моргнув глазом, выдал я версию. Я там частенько выступаю…

– Не верю! – голос вновь стал истеричным. – И тебе не верю, и всем депутатам не верю!

– И правильно делаете! Вот вам банан… О чем это я?.. Ах, да… Дело-то не во мне. Если мы с тобой мою биографию проверять станем, так на это полдня уйдет у меня довольно бурное прошлое. Себя в посредники я и не предлагаю мне еще моя жизнь дорога. Ты вон у нас какой нервный да недоверчивый, зачем мне это нужно? Я просто спрашиваю, что делать. Время-то идет…

– Тогда… Тогда… А кого обычно в посредники выбирают? – спросил он меня.

– По-разному делают, – пожал я плечами. – Кто-то выбирает профессиональных посредников, кто-то боится и требует знакомых актеров и певцов… Но сам понимаешь Пугачеву и Киркорова, ждать больно долго придется… Чаще всего сторонних людей выбирают… Священников, например… Божьи люди, им до наших забот…

– Тогда монашка, – выбрал он. – Пусть она деньги передаст.

– Женский монастырь далеко, – опять соврал я. Часов пять туда – обратно добираться. Да и пугливы больно, могут отказаться… А вот церковь у нас рядом. Знаешь, та, что возле завода?

– Ага, вспомнил… Ну ладно, давай попа… И больше никого! А то взорву! Взорву!.. – Как скажешь, – согласился я. – Семен Викторович, крикнул я Никитину. – Пошлите кого-нибудь в ближайшую церковь, пусть попросят священников выступить в роли посредников для передачи денег. Если не ошибаюсь, сегодня там несет службу отец Владимир… Вы поняли?

Никитин два раза подпрыгнул на месте, плюясь и что-то бормоча себе под нос, еще раз погрозил мне кулаком и исчез в толпе.

– Я достану сигареты? – попросил я.

– Нет! – ответили мне из автобуса. – Стой, где стоишь!

– Тогда сам брось мне папироску. Уж больно курить хочется… Думаешь, ты один нервничаешь?..

В автобусе снова замолчали, затем неуверенно оповестили:

– у меня только «Беломор»…

– Ну, давай хоть «Беломор».

– А я что курить буду?!

– Ну, ты и жлоб! – возмутился я. – У шофера возьмешь, он наверняка курящий.

– Не-е… Это какой-то фокус! Стой, где стоишь!.. А то взорву!

– Какой уж тут фокус, когда курить охота? Нехороший ты человек. Мало того, что заложников взял, так еще и курить не даешь…

– Ладно, уж, – наконец согласился он. – Доставай свои сигареты… Только смотри у меня! Если что – взорву! Мне кольцо недолго дернуть!

– Граната, что ли? – поинтересовался я, осторожно вытаскивая сигареты и зажигалку.

– Не твое дело!

– Ну, не мое, так не мое, – согласился я, прикуривая.

– Видишь, только сигареты, все без обмана… А что это ты вдруг решил заложников взять?

– Не твое дело!

– Экий ты… не компанейский.

– А ты в мою шкуру залезь, будешь компанейским! На квартиру «кинули», довели «до ручки», да так, что и деваться некуда!.. Теперь все! Баста! Все, что мне должны, отдайте и отпустите с миром… Сами попробуйте без денег посидеть! А я все! Больше не могу! Нет у меня больше сил! И только попробуйте мне помешать! Мне терять нечего!

– А дети-то при чем?

– Стой, где стоишь! – снова заорал он. – Взорву!

– Я стою, сказал я. – Стою…

Толпа, собравшаяся вокруг пустыря, все увеличивалась. Я заметил укрывающиеся за углом дома машины с госномерами и пару микроавтобусов, рядом с которыми происходило какое-то движение. Судя по всему, прибыла группа захвата. Из автобуса их не было видно, но по оживлению в толпе террорист что-то заподозрил.

– Время! – крикнул он. Я дал вам только час! Время истекает!

– Куницын! – послышался с другой стороны столь же усиленный громкоговорителем голос. Старший лейтенант Куницын! Немедленно вернитесь за линию ограждения! Это приказ! Немедленно вернитесь!

– Так ты все же мент, так твою растак?! – послышалось из автобуса. – Я взорву тут все к чертовой бабушке! Вы, сволочи, слышите?! Взорву!

– Что ты орешь, как бухарский ишак? – поинтересовался я. – Я и так прекрасно слышу. Ну и что, что мент? Тебя это смущает? Тебе в чем-то плохо стало? И почему это мент не может быть депутатом?. Ну, не может, подумаешь… Ты орешь, с той стороны орут. Тебе не угодишь, им не угодишь. Я с тобой честную игру вел, но раз уж ты такой, то… Я пошел, а вы тут как хотите.

– Нет! – приказали из автобуса. – Стой, где стоишь! ЭЙ, вы, там!.. Пусть он стоит на месте! Я с ним говорю! Пусть стоит!

– И впрямь, – кивнул я, – пусть стоит.

– Где мои деньги?! Где машина?! Где священник?

– Да, опять подтвердил я. – Где мои деньги? Где моя машина и мой священник?

Минут пять за линией оцепления шло совещание, затем милиционеры расступились, и на пустырь вышел отец Владимир. В руках он нёс небольшую спортивную сумку. Неторопливо он подошел ко мне и встал рядом.

– Как дела? – спросил он.

– Стою, сказал я.

– Угу… Политика или чокнутый?

– Мужика «до ручки» довели, он стакан принял и в террористы подался. Благо, туда без очереди и без взносов пускают…

– О чем вы там болтаете? – нервно спросили из автобуса. – И почему он такой здоровый?

– Почему ты такой здоровый? – строго спросил я иерея.

Он виновато пожал плечами.

– Это не священник! – заявили из автобуса. – Это мент переодетый!

– Да священник это, сказал я. – Просто откормлен очень…

– Взорву!..

– Да взрывай ты! – рассердился я. Как ребенок малый, право слово! Не нравится этот, давай другого приведем. Только они все там такие упитанные. Да и какая тебе разница? Он тебе деньги передаст, а не бороться с тобой будет. У тебя оружие, граната, ты контролируешь ситуацию.

– Ладно, пусть подойдет к окну и передаст сумку, – согласился террорист.

– Посмотри, как там обстоят дела, шепнул я иерею. Там дети. Наши придурки начнут с ним в свои игры играть, а с ним надо по-простому, он…

– Быстрее! – поторопили из автобуса.

– С Богом, – сказал Разумовский и направился к автобусу.

Мне оставалось только стоять и наблюдать, как он подходит к открытому окну автобуса и передает сумку с деньгами. Чуть повернув голову, я заметил, как на крыше ближайшего дома солнечный луч отразился в оптическом прицеле снайпера, и нахмурился. Когда я вновь перевел взгляд на автобус, Разумовский и мужчина о чем-то разговаривали. Начальство за оцеплением застыло, выжидая. Прошло еще минут десять, после чего дверь автобуса неожиданно отворилась и иерей, уверенно вошел вовнутрь. И снова потекли томительные минуты ожидания. Прикурив новую сигарету, я пристальнее вгляделся в зашторенные окна автобуса и сделал к нему один осторожный шаг. Ничего не произошло. Тогда я сделал еще один шаг. И вновь не последовало предупреждающего оклика. Тогда я рискнул. Пригибаясь, бросился к закрытым дверям автобуса и, присев на корточки справа от них, прислушался. Из салона до меня доносились приглушенные голоса.

– …противно, но как переклинило меня, – тихо бубнил человек, говоривший со мной несколько минут назад. – Да еще дети… Но я испугался: если б мне кто воспротивился, я мог и взорвать. А дети… Они просто перепугались. Я же не собирался никого убивать… Совсем не собирался.

– Ты и при желании никого бы не убил, – услышал я голос Разумовского. – Гранату тебе «липовую» подсунули, без взрывателя.

– А это?

– Имитация, – пояснил иерей. – Но тебе, Петя, надо лечиться. У тебя с нервами неладно. Этот нервный срыв первый сигнал. Оно и понятно: нервы, психозы… Но дальше запускать нельзя. Беда может быть…

– Вот ты – хороший человек, батюшка, все понимаешь… Но я боюсь. Убьют они меня. Как только выйду, так и убьют.

– Не бойся, не убьют. Я выйду вместе с тобой. Выйдем и все решим. Тебя обследуют, вылечат.

– Я здоров, просто я думал…

Я постучал костяшками пальцев в дверь и тихо попросил:

– Мужики, вы меня извините, что прерываю, но я буквально на минутку… Вы уже все решили?

– Да, ответил мне иерей. – Все в порядке, не беспокойся. Через пару минут мы выйдем.

– Тогда вот что… Я сейчас сматываюсь, а то Никитин меня живьем съест за эту самодеятельность. Да и эти, из управления… Андрей, ты, когда все тут закончишь, прямиком домой иди, хорошо? Я тебя там подожду, отсижусь, пока начальство не остынет.

– Хорошо, – отозвался Разумовский. – Так вот, Петя…

Я пробрался вдоль стены общежития и, проскочив оцепление, смешался с толпой зевак. Не успел я отойти и на сто метров, как позади меня послышались приветственные крики. Я оглянулся. Подоспевшие журналисты без остановки нажимали на спуски своих фотоаппаратов, ловя в объектив выбегавших из распахнувшихся дверей автобуса детей. Когда последний ребенок оказался за чертой сузившегося круга оцепления, на порог шагнул сияющий улыбкой Разумовский и помахал журналистам рукой. Над толпой взметнулся новый рев восторга и аплодисментов.

Я укоризненно покачал головой, засунул руки в карманы и побрел прочь.

– Совсем замучили, – пожаловался мне запыхавшийся Разумовский, открывая дверь своей квартиры. – Проходи, я сейчас дух переведу и кофе приготовлю. Интервью, протоколы, протоколы, интервью… Брр!..

– Судя по тому, как ты сиял голливудской улыбкой возле автобуса, сложно сказать, что ты был против интервью, фотографий и прочей журналистской мишуры.

– Это нужно не мне, – гордо сказал иерей. – Это нужно церкви. Престиж. Да и рейтинг популярности поднимет.

– Церковь и рейтинг, покачал я головой. – О, двадцатый век, двадцатый век… Соседство противоположностей.

– Ничего здесь противоположного нет… Но мы не об этом. Ты вовремя смылся: начальство рвало и метало. Достанется тебе на орехи!

– До завтра остынут, – отмахнулся я. – А сегодня я на работе больше не появлюсь. У меня правило: одно доброе дело в день. На сегодня лимит исчерпан, да и время уже… Я просто понял, что это не террорист. И обращаться с ним надо было соответственно, а то он мужик простой, сложностей бы не понял, и чего доброго… Но обошлось, и, то хорошо.

– А если б это был террорист?

– К нему бы я не сунулся, – признался я. – Не мой профиль. Я не знаю их законов, принципов, жизни. А тем, чего я не знаю, я не занимаюсь. Так можно только усложнить ситуацию.

– А чего там требуется знать особенного? – в голосе иерея появились нотки, заставившие меня насторожиться. – Такие же преступники, как и все прочие. Бандиты, требующие денег, власти и выполнения поставленных условий. Добивающиеся этого всеми возможными способами. Убийцы.

– Это другое направление, – упрямился я, интуитивно чувствуя подвох. – Я в этом ничего не понимаю, не знаю… И знать не хочу!

– Это ты на всякий случай добавил? – улыбнулся иерей. – Коля, а скажи-ка мне, что бы ты стал делать, если бы… Если б преступники в целях устрашения начали отстреливать офицеров утро? Помнишь, как Ленька Пантелеев?

– Я бы начал показательно отстреливать преступников… В целях устрашения, как маршал Жуков в Одессе.

– Я серьезно.

– А я шучу?..

– Хм… А как ты относишься к братству офицеров вообще?

– Что значит «братство офицеров»? – иронично усмехнулся я. Среди офицеров есть интенданты и коменданты в званиях майоров и полковников, есть начальники складов и канцелярская братия со звездочками на погонах, и я даже знал лично одного майора с интересной должностью: «начальник пионерского лагеря». Если эту должность занимают люди, вышедшие на пенсию, или по состоянию здоровья я понимаю, но когда это обычные наглые и жирные канцелярские…

– Тихо-тихо-тихо, – похлопал меня по плечу иерей. Праведный гнев «боевого» офицера я понял. Но я о других офицерах. Знающих, с какой стороны у автомата прицел и чем пахнет иприт.

– А почему ты спрашиваешь? Хорошо отношусь… Странный вопрос.

– Ничего странного. Этот вопрос, так сказать, прелюдия. Позавчера я отпевал одного парня, капитана внутренних войск, участвовавшего в боевых действиях на территории Чечни…

– Да, это по-настоящему погано – хоронить молодых парней. Грязная эта война, когда-нибудь то, из-за чего она началась, всплывет на поверхность и осядет на тех, кто ее развязал.

– Он был убит не в Чечне. Его застрелили возле подъезда собственного дома, когда с женой и дочерью он возвращался после выходных с дачи. Машину расстреляли в упор, из автомата. К счастью, женщина и ребенок не пострадали. Парень прекрасно знал, на что способны пули из автомата Калашникова, и, уже раненный, выскочил из машины, отводя огонь от жены и ребенка. Они остались живы… А в него было выпущено две обоймы.

– Поганая история, согласился я.

– А его друг рассказал мне, что незадолго до этого, дней за тридцать, погиб еще один офицер, отличившийся в Чечне. Они даже были знакомы между собой по боевым командировкам. Этого взорвали в машине, когда он ехал записывать интервью для радио. Я заинтересовался одним общим, связывающим эти убийства звеном. Но об этом чуть позже. Вчера я проверил через старых знакомых по угро, сколько еще аналогичных убийств было в городе за последние три месяца. Оказалось, пять. И три из них, вне всякого сомнения, являются результатом деятельности одного или группы киллеров. Это серийные убийства.

– Очень интересно для ФСБ или «убойного» отдела, сказал я. – А вот зачем ты мне это рассказываешь? На впечатлительного ты не похож, да и впустую языком молоть не станешь… И все же заинтересовался этим делом. Что-нибудь слышал или догадываешься?

– Догадываюсь, – кивнул Разумовский. – Здесь сложно не догадаться, когда тебя всеми силами к этой мысли подталкивают. Это акция устрашения. Рядом с каждым убитым лежал лист из Корана. Все убитые – отличившиеся в Чечне офицеры, за исключением одного журналиста, написавшего ряд довольно едких и изобличающих статей об этой войне.

– Значит, этим делом уже занимаются спецслужбы. У тебя есть какая-то дополнительная информация? Нет. – Тогда нет смысла и возвращаться к этому. Тема и без того болезненная, чтоб трепать лишний раз. А на сегодня мне террористов хватит.

– Я просто подумал, что ты захочешь присоединиться и поучаствовать.

– Поучаствовать? – переспросил я. – В чем?

– У меня есть очень интересная идея, – сообщил иерей. Уж больно меня задела за живое эта история. Я все же немало пороху понюхал, будучи офицером спецназа, и просто сочувствовать, не могу. Если все так, как я эту историю понимаю, то мой план может и сработать. Не получится – так не получится, но попытаться я хочу. Независимо от того, согласишься ты или откажешься, но я это сделаю.

– Если идея хороша, почему бы не попытаться? Только почему ты не хочешь подарить ее спецслужбам?

– Я дам им возможность поучаствовать. Тем более что без них мой план не сработает. Но идея моя, и в сторону я не отойду. Просто я подумал, что ты захочешь присоединиться ко мне в таком деле.

Я подумал и согласился:

– Это и впрямь единственный случай, когда я не стану спорить с тобой. Считай, что завербовал добровольца. Только расскажи сперва, чтобы собираешься делать. Дело не такого порядка, чтоб шутить с ним.

– Я думаю попытаться взять его «на живца», – сказал иерей. – Исключительно как в хорошей охоте или на рыбалке. Это акция устрашения, предпринятая боевиками Чечни, для психологического давления на офицерский состав действующих в боевых районах групп российских войск они показывают, что знают фамилии и места жительства отличившихся на этой войне офицеров. Либо они и впрямь покупают сведения у какого-то ублюдка при штабе, либо ориентируются по газетным публикациям, а потом устанавливают места жительства через ЦАБ. НО как бы там, ни было, за газетными публикациями они следят однозначно, об этом говорит смерть журналиста. Могу предположить также, что действующий здесь человек вряд ли является чеченцем слишком заметно. Скорее всего, наемник из русских. Невыгоден даже камикадзе, им нужна длительная и жестокая акция, а не разовая месть. К тому же через все дело проходит отличительная деталь.

– Лист из Корана?

– Он объединяет убийства и наталкивает на определенные выводы. Также это хорошая пища для журналистов. Пока информация «заминается», но когда-нибудь прорвется, и вот тогда поднимется большой шум. Представляешь, каково будет парням уходить на войну, зная, что их семьи в опасности? Есть и еще кое-что. Все убийства приходятся на самые благоприятные для жертв моменты – отдых, развлечение, признание или награждение. Это придает им наиболее «яркую» окраску… Вот все, что я понял из замысла преступника. И, пожалуй, еще интенсивность убийств. Они следуют одно за другим. Убийца явно не маньяк, так как отдает себе отчет в том, что серийного убийцу вычисляют за счет увеличения количества свидетелей, составления психологического портрета, почерка, ну и всего того, что можно собрать в единое целое из каждого конкретного случая. Потому он и торопится нанести основной удар сейчас, пока про него практически ничего не известно. В дальнейшем он будет действовать куда как реже, осторожней и выверенней. А я предлагаю нанести удар именно сейчас. Найти офицера, про которого в прессе было больше всего репортажей, связанных с боевыми действиями, и…

– Как-то мне все это не по душе, – признался я. – Даже учитывая, что все это ради благих целей… Попахивает иезуитской заповедью: «цель оправдывает средства». Я не думаю, что кто-то из них откажется, но… Представляешь, какому риску он будет подвергаться?

– Он – никакому. Ты даже не дослушал меня. Ребята свое отвоевали, и незачем лишний раз подставлять их под прицел. Это другая игра, на другой территории в нашем криминальном мире, по нашим правилам, значит, и вести ее нам. Мы подменим настоящего офицера сотрудником угро.

– Когда ты попытаешься толкнуть эту идею в главке, тебя попросят провериться у психиатра.

– А зачем им знать правду? – удивился Разумовский. – Мы сообщим только о том, что нам стало известно о готовящемся покушении и попросим поставить охрану на несколько часов. У меня все продумано, и факты будут столь убедительны, что они просто не смогут отказаться. Таким образом, мы удовлетворим запросы всех сторон.

– Подожди, я что-то запутался. Значит, этим мы скажем так… А этим – так… Ага… Так… А кто тогда будет в роли «жертвенного ягненка»?

Разумовский задумчиво поскреб ногтем клеенку на столе и пожал плечами:

– Видишь ли, я хочу искусственно создать наиболее благоприятную для убийцы обстановку. Ту, которая будет соответствовать его запросам. Раз он выбирает определенные моменты для своих операций, то моя идея перенести действие в церковь, во время венчания, ему подойдет как нельзя более. Священнослужителя, естественно, никто не заподозрит, поэтому будет очень удобно наблюдать за разворачивающимися событиями и контролировать их. Кандидатура работника спецслужбы тоже отпадает, потому, как мы не будем посвящать их во все сложности… Вот…

Я внимательно слушал, согласно кивая. Иерей поднял на меня глаза и рассеянно сообщил:

– Значит, остаешься только ты.

– Да… В каком смысле?!

– Коля, это ведь относительно безопасно, – заторопился иерей. – Все будет оцеплено сотрудниками, на крышах – снайперы, да и я, как ты сам понимаешь, приложу все усилия…

– Ах ты!..

– Только не ори… Стены тонкие, соседи прибегут. Поставь графин на место.

– Да я!..

– Если откажешься, я придумаю что-нибудь еще. Просто этот вариант мне кажется оптимальным. Мы же не дело будем раскрывать. Просто попытаемся разок… Работы-то совсем чуть-чуть… Все очень коротко и быстро. Да-да, нет нет. И чего ты взвился?

– Я разных нахалов видел, – с трудом перевел я дух, но таких… Ты это что-то!.. Спецназовцев грешно под ствол подставлять, а лучшего друга не жалко! Это ж надо до такого додуматься! Ты, наверное, всю жизнь эту идею вынашивал и только теперь смог реализовать! Уф!.. Даже жарко стало… Нет, это ж надо, а?!

– Да что здесь такого?! Идея… По-моему, неплохая идея. Ты же говоришь – есть шанс. Я бы сам, но тогда пропадает прекрасное «прикрытие», а второго священника, имеющего навыки и спецназовца и оперативника, я не знаю. Следователя знаю, комитетчика знаю, но только один – теоретик, а второй настолько в религию углубился, что моя идея ему… м-м… вряд ли понравится. Но ты посмотри, как хорошо все можно устроить: добавить в прессе про нашего кандидата еще несколько статей, затем пустить статью про то, что он, женится, венчается и в тот, же день уезжает. Для убийцы, при его стиле, это идеальная возможность. Шум, ажиотаж, громкая известность. Он не может не купиться… Ну, хорошая ведь идея, Коля! Не получится, значит, не будем этим дальше заниматься. А вдруг получится?! Мне как эта идея в голову пришла…

– Ну, батюшка, ну паршивец!

– Право слово, что ты так взъелся? Не хочешь участвовать, так тебя никто и не заставляет. Я только предложил… Но у меня, же все рассчитано! Смотри сам. Вот карта Преображенской площади. Я ее нарисовал, когда все обдумывал. Лучшего места нам не найти. Я даже высчитал все возможные точки вокруг церкви, где может выбрать себе позицию снайпер, и даже прикинул, откуда эти позиции лучше всего контролировать. Я даже подсчитал необходимое количество людей, задействованных в операции и оптимальное время ее проведения… Всего-то несколько часов. Что ты так все близко к сердцу принимаешь? Может, еще ничего и не получится. Просто попробуем – и все. Это только добровольно. Тебя насильно никто не тянет. Добровольная миссия.

– Опасная, а не добровольная, – поправил я, – ключевое слово здесь «опасная». На миссию доброй воли это не тянет. А почему ты решил, что спецслужбы это заинтересует, и они не откажутся?

– Так уже все в порядке, – заявил Разумовский. – С их представителем я уже говорил.

– И они тебе поверили?! – ужаснулся я.

– А это как поведать, – наставительно заметил иерей. Я рассказал так, что поверили. Остались мелочи – объявления и очерки в прессу, уговорить тебя, договориться с Рощиным…

– А это кто еще?

– Рощин Станислав Дмитриевич. Майор отряда особого назначения. Его имя неоднократно фигурировало в прессе и по телевидению. Освобождения заложников, блистательные операции и все такое… Когда я думал над этим делом и собирал всю доступную информацию, то узнал, что он собирается жениться. Это-то и натолкнуло меня на мысль о венчании. Его фото нигде не публиковалось, потому мы договоримся с ним об эксплуатации его имени, объясним ему все, и, думаю, что он не откажется. Надеюсь, что не откажется.

* * *

– Вы сумасшедшие? – удивленно переводя взгляд с Разумовского на меня, спросил широкоплечий майор. – Да, – грустно подтвердил я, – мы – сумасшедшие. Мы ловим убийцу «на живца». На меня. Когда он всадит в меня пару пуль, батюшка его вычислит и поймает.

Мы сидели в гостиной квартиры Рощина и пытались объяснить недоверчиво косящемуся на нас майору невразумительную идею Разумовского как можно более вразумительно. Майор производил впечатление умного, мужественного и честного человека, но он никак не мог поверить, что двое взрослых и не расположенных шутить мужчин могут всерьез говорить с ним о таких вещах.

– Если я правильно понял, – уточнил Рощин, – то один из вас иерей православной церкви, а другой – уполномоченный уголовного розыска территориального отдела? Какое же вы имеете отношение к этой операции? Которая к тому же, сказать по чести, кажется мне несколько… бредовой.

– Просто это наша идея, – сказал Разумовский. – Бывает такое, что тебе приходит неплохая идея, не связанная с твоей основной работой, и оставлять ее без внимания просто жаль. А эта к тому же может принести значительную пользу.

– Если б это было так, – вздохнул Рощин, – Я был бы «за» обеими руками.

– Вот и нам жаль просто так отдавать ее, – сказал иерей. Раз это наша идея, мы хотим участвовать. А иной возможности поучаствовать, да и реализовать ее саму, кроме как обманув спецслужбы, у нас нет. Вот я и сообщил им о готовящемся покушении… Почему вы все так скептически к этому относитесь? Сам факт существования убийцы сомнений не вызывает? Цель и мотивы его деятельности? Или можно сделать иные выводы из существующих фактов? Сейчас у него есть возможность и даже необходимость работать с наименьшим риском, а потому и действовать нужно быстро. Мы предложим ему вариант, от которого он не сможет отказаться. И навязать свои правила игры… Ну, так давайте же рискнем!

– Ни фига себе игрушки! – проворчал я себе под нос. Как за спичками сбегать предлагает! Чуть-чуть ошибся, и «огонек» больше не понадобится.

– Еще один вопрос, ребята, – сказал Рощин. – Если я правильно понял, вы ничего не знаете ни о личности убийцы, ни о его характере, ни о совершенных им преступлениях, кроме как из публикаций в прессе? Говоря проще: прочитали заметки в газетах, поговорили с парой человек и решили, что поймаете его?

– Да, – подтвердил Разумовский, – примерно так – И не имея никакого отношения к спецслужбам, – продолжал Рощин, – обманом втянули их в авантюру?

– Ну… В целом…

– …При этом стопроцентной гарантии их участия у вас нет?

Иерей угрюмо молчал, глядя в пол, потом вздохнул и сказал:

– Мы сделаем все сами. Мы не просим помогать нам. Нам нужно только согласие на… единовременную эксплуатацию вашего имени. Вы – самая подходящая кандидатура, и нам не придется подтасовывать факты. Но если вы откажетесь, мы все поймем и найдем другого кандидата… Или выдумаем его. Это авантюра, но исключительно добровольная. Вам не нужно рисковать и…

– Вот! – Рощин показал нам кукиш. – «Ненужно»! Чтобы кто-то за меня рисковал, а я в стороне стоял?! Нет, ребята, этот номер у вас не пройдет. Не дам я вам свое имя использовать. Я и сам под ним неплохо выступлю.

– Станислав Дмитриевич, – сказал я убедительно, – об этом не может быть и речи. В нашем деле вы – частное лицо, и рисковать вам мы не позволим.

– А он, – ткнул пальцем в иерея Рощин, – он не частное лицо?

– Это совсем другое.

– Вот и я «другое», – заявил упрямый майор.

– Это неофициальная операция. Это… это противозаконно.

– Здорово! – сказал, улыбаясь, Рощин. – Терпеть не могу все законы вместе взятые и каждый в отдельности. Нет, ребята, вы меня не переубедите!

– Тогда мы вынуждены откланяться, – я поднялся с кресла. – Простите за беспокойство. Мы попытаемся найти иной выход.

Я прихватил за рукав растерявшегося Разумовского и поволок к выходу.

– Идите, идите, – бросил нам вслед Рощин. – Ищите, думайте, разрабатывайте… А я в эту субботу буду венчаться в Спасо-Преображенском соборе. И позабочусь, чтобы сообщения об этом появились в прессе. Адью!