Текст книги "Дипломатия греха"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Я тебя вижу, – раздался обиженный голос. – Ты даже не ищешь меня. Сидишь в кресле и говоришь.

– Не забывай, что я волшебник. Мне не надо ходить, чтобы найти. Я закрываю глаза и представляю, что заглядываю под кровать. И вижу, что тебя там нет. А сейчас я попробую заглянуть в шкаф…

– А, по-моему, ты врун! – из шкафа показалась всклокоченная голова. Наташа чихнула, сморщилась и пожаловалась: – Там пыльно… Ты меня обманываешь! Если ты все видишь, тогда скажи, что я прячу за спиной?

– Мою старую шапку, сказал я, вглядевшись в почти зеркальную полировку шкафа, у которого она стояла.

– Да-а, – удивилась она. А еще что-нибудь? Ну, пожалуйста!

– Видишь часы? Когда большая стрелка отсчитает десять, делений, раздастся звонок и появится дядя Андрей. Девочка замолчала и внимательно уставилась на часы. На мое счастье, иерей прибыл вовремя. Я потушил окурок в пепельнице и пошел открывать дверь.

– Здорово! – закричала Наташа. – Дядя Андрей, он сделал так, что ты появился! А можешь сделать так, чтоб он исчез?

Нет, – огорчился я, этого я не могу. Для этого мало волшебства, для этого нужно чудо. Наташа, ты не хочешь поспать, пока мы с дядей Андреем ненадолго уедем?

– Я только проснулась!

– Хм-м, действительно… Может, возьмем ее с собой?

– В этих-то обносках?

– Нужно было вчера вместо кукол ей нормальное платье купить… А сейчас уже времени не остается. Ты мне с машиной нужен. Время идет, а отдел на другом конце города. Предложения?

– Наташенька, – иерей опустился рядом с ней на корточки, – нам нужно уехать на пару часиков, ты посидишь дома одна? Баловаться не будешь?

– Не хочу одна! Буду баловаться!

– Покрасней мере, честно, вздохнул я. Отче, к твоей доброй прихожанке долго ехать? Впрочем, у меня появилась идея. Я сейчас вернусь.

Я вышел на лестничную площадку и нажал кнопку звонка соседней квартиры.

– Кто? – соседка, как я и надеялся, Была дома.

– Людмила Дмитриевна, это ваш сосед Николай.

Замок щелкнул, и соседка приветливо дверь:

– Проходи, Коля.

– Извините, Людмила Дмитриевна, некогда. Я к вам с просьбой. Так получилось, что ко мне приехал знакомый, с маленькой девочкой и нам потребовалось отлучиться. Вы не окажете мне любезность, присмотрев за ней пару часов? Она исключительно тихий ребенок. Не шумит, не кричит… Не рисует у меня в книжках, не разбивает мои вазы и не пачкает себя зубной пастой…

Соседка рассмеялась:

– Хорошо, Коля, я сейчас приду.

– Все, мы свободны, – сообщил я, вернувшись в квартиру. – Соседка приглядит за ней… Проходите, Людмила Дмитриевна. Вот Наташа, вот телевизор, продукты в холодильнике…

– Я найду, что будет нужно, не волнуйтесь. Бегите.

Я схватил Разумовского за рукав рясы и вытащил из квартиры. Мы спустились во двор, и иерей открыл дверцы машины. Пока он возился с зажиганием, мое внимание привлек сидевший на скамеечке неподалеку мужчина. Встретившись со мной взглядом, он поспешно отвернулся. Я нахмурился: оперативная привычка сработала, как рефлекс. Те, кого граждане делят на «приятных», людей и «отталкивающих», у меня разделяются на «подозрительных» и «черт с ними». Светлые, почти белёсые волосы незнакомца о чем-то мне напоминали, но машина уже тронулась с места, и мне оставалось только отложить в памяти внешность незнакомца.

– Что с тобой? – поинтересовался иерей. – У тебя вид, словно у охотничьей собаки, упустившей дичь.

– Все в порядке… Просто то, что должно быть профессией потихоньку становится жизнью.

– Это плохо. Нужно быть гибким и разносторонним. Не зацикливаться на чем-то одном. Не бояться бросить дом и работу ради Дороги. Ты никогда не мечтал стать бродягой? Увидеть новые страны, чужие земли, диковинные города?

– Вот когда из-за твоих авантюр меня вышибут из угро коленом под зад, тогда мне и придется брести, с сумой, милостыней перебиваясь. Я даже не надеюсь, что ты мне тогда выделишь место на паперти перед церковью… Неужели их действительно убили во время кражи? Один случай из ста, и именно наш?

– Раз нашлись вещи, значит, это так. Вряд ли стали бы продавать шмотки, когда на кону стоит такой куш, как квартира. Может быть, ребята уже узнали у продавца, кто дал ему вещи, и арестовали убийц?

– И уже посадили, – продолжил я язвительно.

– Ты уже фактам не веришь. Кому и чему тогда ты вообще веришь? Хотя бы я могу рассчитывать, что пользуюсь у тебя доверием?

Я злорадно хмыкнул.

– Н-н-да… – протянул иерей. – А себе ты веришь?

– Почему я должен делать для кого-то исключение? Тем более, так хорошо себя зная… Ладно, сперва проверим, а потом поверим… Что будешь делать, когда убийц задержат? Девочка вернется в детдом?

– Не знаю… Мне вряд ли дадут опекунство над ней. Семьи у меня нет, да и, несмотря на снятие государством с церкви табу, на нас по-прежнему смотрят как на инопланетян. Признаться, я с удовольствием оставил бы ее у себя. Воспитывал, учил думать, разбираться в людях… Мне кажется, я смог бы… Во всяком случае, это куда лучше интерната, где нет возможности уделять каждому ребенку столько тепла, сколько ему требуется… Рано об этом говорить. А почему ты спросил?

– Потому что тоже об этом подумал.

– Ты тоже хотел оставить Наташу у себя? – обрадовался иерей.

– Я тоже хотел оставить Наташу у тебя, – в тон ему ответил я. – Может, тогда бы и ты успокоился. В детдоме ей действительно нечего делать. А опекунство оформлять не обязательно.

– Как? – опешил он.

– Так. Оставь ее, и все. Она числится «в бегах». Документы ей пока не нужны. А когда подрастет, будет уже поздно оформлять ее куда-то против ее воли. Тогда бумаги и восстановишь. Да и много может измениться за это время…

– Но это… Разве так можно?

– Нельзя, – нагло заметил я. – Эй! Смотри, куда едешь! Мы уже проехали мимо отдела… Ты со мной или подождешь?

– С тобой. Хочу увидеть все собственными глазами. Из твоих монологов кроме сомнений и недоверий ничего не понять… А ты уверен, что если девочку…

– Все, отче! Блажь потом, сначала дело, я постучал в дверь кабинета Новикова. – Приветствую удачливых коллег!

– Здравствуй, – пожал мою руку Новиков. – А это кто?

– Священник-то? Это со мной. Знакомьтесь: отец Владимир – Новиков. Мы успели? Не увезли еще задержанного?

– Успели. В камере он. Ты с ним прямо сейчас говорить будешь?

– Желательно. Только скажи: это точно те самые вещи?

– Ты обижаешь, старик!

– Тогда хорошо. Просто на меня два дня назад бацилла недоверчивости напала. До сих пор отбиться не могу… Веди этого несостоявшегося барыгу.

* * *

«Барыга» был столь худ и тщедушен, что выглядел младше своего возраста. На его лице лежала печаль безмятежности и невинности, и лишь глазенки затравленно бегали по сторонам, словно у мышонка, попавшего в западню.

– Папироской угостите? – поинтересовался он, быстро и цепко оглядывая меня. – Или будете жаться, как этот? – кивнул он на Новикова.

– Ах ты! – Новиков сделал шаг к спокойно улыбающемуся нахалу.

– Оставьте нас одних, – попросил я. – На десять минут.

Новиков немного помялся в нерешительности, резко повернулся и вышел. Разумовский последовал за ним.

– Дядя, – заявил мне парнишка, когда двери за ними закрылись, – мне тринадцать, и меня не посадить, хоть ты тресни. Все равно вскоре отпускать придется, так что не мучайся зазря… Папироску дай.

Я подтолкнул к нему сигареты и спички, посмотрел, как он умело и ловко прикуривает, подождал, пока несколько раз глубоко и с наслаждением затянется, и уточнил:

– Знаешь, что от курения не растут? Всю жизнь малорослым и будешь.

– Я и не против. По мне, так самое то, если б мне всю жизнь тринадцатилетним оставаться. Так вы мне ничего сделать не сможете. А вырасту – враз посадите. Ладно, лекции-то читать, ближе к делу.

– За совет он, наверное, и процент снизил? – невольно улыбнулся я его нахрапистости.

– Кто? – не понял он.

– Мужик, который тебе сказал, что до четырнадцати тебя не посадят. Что до того времени ты можешь любую чушь нести, вплоть до того, что тебя в ограбленную квартиру ветром задуло. Он ведь твой постоянный поставщик?

– Не знаю, о чем вы, – он ловко выпустил одно за другим пять колец дыма и лениво наблюдал, как они тают в воздухе.

– А ведь он тебя обманул. Бери с него теперь на пять процентов больше. Он не сказал тебе о главном. Вышел новый указ, что всех несовершеннолетних, пойманных на кражах и тому подобном, в целях перевоспитания отправлять на работу в монастыри. На тот же срок, который указан в кодексе. Перевоспитывать таким образом. Вроде и не тюрьма, а…

– Да ладно заливать-то, – недоверчиво ухмыльнулся он, но все же покосился на дверь, за которой скрылся Разумовский.

– Это твое дело, верить или не верить, я лишь констатирую факт.

– Почему я не слышал о таком законе?

– А о каких законах ты вообще слышал? Только о тех, о которых рассказал тебе твой «работодатель». Станет он рассказывать о том, что ему невыгодно?

Немного подумав, паренек упрямо тряхнул головой:

– Все равно не верю. Я знаю, как вы можете лажу на уши вешать…

– Лапшу, – поправил я.

– Что? Ах, это… Без разницы. Так что, дядя, давай пропустим этот момент и пойдем дальше. Я уже пуганый-перепуганный, меня на мякине не проведешь.

– Как хочешь. Мне от тебя ничего не надо. Я просто оповестил тебя, куда ты отсюда отправишься. Сейчас я составлю бумаги…

– Подождите, так вы что? Серьезно?

– Какой смысл мне с тобой шутить? Тебя опросили? Опросили. С сотрудниками угро ты пообщался, значит все, оформляем тебя и отправляем в монастырь. Священник уже прибыл. Ты когда-нибудь видел, чтобы при допросе присутствовал священник? А ты еще мне не веришь…

Он беспокойно заерзал на стуле:

– Дядя, я не хочу туда… Почему меня не спрашивают? Я ведь еще маленький!

– Чтоб краденые вещи продавать – большой, а чтоб работать на благо монастыря – маленький?

– Вам-то что? Я тоже, между прочим, кушать хочу. На работу не берут, а мать – пьяница… Жить мне на что-то надо?! Че, я с голодухи окочуриться должен?! Даже если я скажу вам про шмотки, вы меня все равно туда отправите?

– Сложный вопрос, – я почесал в затылке. – Вообще-то там есть пункт про чистосердечное раскаяние… Ноя не знаю, подходит ли этот пункт к тебе… Ты ведь и потом будешь краденое продавать?

– А как мне быть?! Ты присоветуй! Сядь на мое место и не головой подумай, а желудком… Да и если я «колонусь», мне, ведь шмоток больше никто не даст…

– Так это и хорошо. Неужели тебе так хочется рано или поздно угодить в тюрьму?

– Нет, все же вы меня не понимаете. Видать, права поговорка: «Сытый голодного не разумеет».

– Умен ты не по годам, хоть и наивен… Пойми, я не могу подсказать тебе, как жить. Я не знаю… Но не тем, путем, который ведет на зону. У нас, на Руси, тюрьмы не исправляют человека, они его губят. Найди что-нибудь другое.

– Вещи мне мужик дал, – сказал он мрачно. – Я его не знаю… Нет, клянусь – не знаю! Ко мне обычно Макеич клиентов приводит. Проверенных. И как вы догадались, процент с этого имеет. А этот «орел» вчера пришел и с порога половину от выручки предложил. Ни откуда он, ни кто не знаю. А спрашивать паспорт в таком деле – сам понимаешь… В другой раз, может, я бы и отказался, да уж больно жирный куш был, вот и позарился. Магнитофон фирменный, рога какие-то…

– Бивни моржа, – поправил я.

– По мне, кости-костями, только что с рисунками. И еще воротник из лисы. Я прикинул: вещи все ценные, и решил рискнуть… Дорисковался.

– Когда вы должны были встретиться?

– Сегодня в шесть вечера, он придет ко мне домой.

– Как он выглядел?

– Серый какой-то. Среднего росточку, одет во все серое… Во! Клыка у него во рту не было. Слева… Ну что, все?

– Вот тебе телефон офиса одного мужика, он бизнесом занимался еще в те времена, когда это преследовалось, подпольную мануфактуру наладил, за что срок и получил. Когда вышел, времена поменялись, и за это уже не сажать, а поощрять начали. Он старое вспомнил, развернулся, в гору пошел. Но есть у него два «бзика» после зоны. Церкви в колониях строит и на своих заводах и фирмах места преимущественно отсидевшим дает. В целом неплохой мужик. Позвони ему, скажи, что от меня. Там тебя обучат. Либо обувь будешь шить, либо кожаные куртки. Конечно, финансистом или брокером ты не станешь, но на чай и хлеб с маслом тебе хватит.

Недоверчиво посмотрев на меня, парнишка спрятал бумажку в карман штанов. Я подошел к двери и открыл ее, собираясь уходить.

– Я позвоню, – пообещал мальчишка. – Дядь! А вы не врали? Правда, этот поп мог меня к себе забрать?

Я усмехнулся.

– Думаю да. Этот мог, с него станется. У него тоже свой «бзик» на собирании беспризорных детей.

– Чую, «на понт» взял, – вздохнул он. – Ну да ладно, я все равно позвоню. Бывай.

Я подмигнул ему и повернулся к наблюдавшему за нами Новикову:

– Он расскажет тебе все, только не налегай на него слишком. Ничего интересного, к сожалению, нет. «Неизвестный, который придет в шесть». Нереально.

– Может, врет?

– Не врет. Он не врет. Ложь я чую за версту. Врет кто-то другой…

Удивленный Новиков проводил нас взглядом. Разумовский, молча, шествовал за мной до машины, и только когда мы уже отъезжали от отдела, не выдержал:

– Так кто же врёт?

С уверенностью пока сказать не могу, но… Когда приедем, я позвоню в одно место, и если мне ответят там то, о чем я подозреваю… Не будем забегать вперед.

– Какие мы загадочные, – состроил рожу Разумовский, но больше не приставал с расспросами до самого дома.

Выходя из лифта, я зазвенел ключами, отыскивая нужный. Нашел, потянулся к замочной скважине и замер… Дверь была открыта.

* * *

Людмилу Дмитриевну мы нашли на полу в прихожей. Я опустился перед ней на корточки, проверяя пульс, а Разумовский стремглав бросился в комнату. Пульс у женщины был слабым, но, судя по всему, серьезных травм она не получила. Я поднял ее на руки и перенес в комнату на диван.

– Жива, – сообщил я Разумовскому. Наташа пропала, – севшим голосом, не слыша, мена, произнес он. – Пропала… Словно не веря самому себе, он стоял посреди комнаты и беспомощно оглядывался. Я промолчал. Об этом я догадался, едва увидев на полу оглушенную женщину.

– Как же это… как?! – иерей посмотрел на меня, словно прося помощи. – Словно не со мной все происходит… Нереально все…

– Это было единственное, что им было нужно. Я ошибся, полагая, что меня станут уводить в сторону, подбрасывая ложные улики в пользу ограбления… Они меня переиграли…

– Переиграли? – он больно схватил меня за плечо. – Для тебя это игры?!

Я резко сбросил его руку:

– Для меня это работа!

– Но ты что-то знал и не говорил мне!

– Все я тебе говорил, просто ты вслушаться не хотел! Отталкиваясь от версии ограбления, нет смысла ни похищать девочку, ни «сбрасывать» вещи в том районе, где произошло убийство, да еще в паре шагов от отдела. Похитили ее действительно из-за квартиры, но убийство произошло по другой причине… Тут два преступления накладываются одно на другое… Но об этом я расскажу тебе позже.

– Её не убьют?

– Если б ее хотели убить, то сделали бы это еще в интернате. Она должна либо исчезнуть без следа, либо «несчастный случай»… Теперь я понимаю, кто были те двое, что приходили в мое отсутствие, и почему они так странно смотрели на тебя… Они не знали, что в квартире есть кто-то еще. По сценарию, она должна была утонуть в ванной, схватиться за оголенные провода, погибнуть в пожаре… «Несчастного случая» не получилось, и теперь она должна исчезнуть без следа. Впрочем, их психология сложна, а действия наглы… она по-прежнему может «утонуть» или что-нибудь в этом роде. Вот тогда нам точно ничего не доказать.

– Ты что, издеваешься?! Мне наплевать на все доказательства. Мне важно, чтобы с ней ничего не случилось! Если хоть один волос упадет с ее головы…

Лежащая на диване женщина зашевелилась и слабо застонала.

– Как вы, Людмила Дмитриевна?

– Не знаю… Болит голова… Позвонили и спросили тебя… Я открыла… Один высокий, другой в синей рубашке…

– С накладными карманами на груди? – вспомнил я недавнего незнакомца возле моей парадной. – Очень светлые волосы?

– Да… Чем-то по голове… Не помню… Девочка… С ней все в порядке? – С ней будет все хорошо, – заверил я. Сейчас я вызову вам «скорую».

Врачи констатировали сотрясение мозга, но кости, к счастью, были целы. Когда машина отъехала от дома, увозя женщину, Разумовский опустил кулак на стол с такой безумной силой, что столешница треснула.

– Я им глотки разорву!

– Сперва найти нужно. Но мы их найдём. Теперь для меня все встало на свои места. Не расстраивайся, это не мы послужили причиной ее похищения. Мы были лишь свидетелями событий, а не их причиной. Мы ничего не успели сделать. Начали расследование, невольно показали ее укрытие и теперь, вынуждены «догонять поезд». Но в этой истории для нас еще найдется место!

– Я взял ее под свою защиту и не справился! Все, чего мы добились своими бессильными потугами, это указали ее местонахождение!

– О чем я и говорю. Безусловно, это дело рук Худенко, но он не знал, что девочка у меня. Знал об этом другой человек.

– Кто?!

– Новиков.

– Оперуполномоченный?!

– Наводчик, – поправил я. – Очень ценный человек для Худенко. Представь, насколько удобно совершать преступления на территории, которую курирует твой же человек. Прежде чем попасть в «убойный» отдел, все документы и доказательства прошли через его руки…

– Так… О чем ты еще знаешь и молчишь?!

– Я только недавно догадался об этом. Подумай сам: ведь мы ведем дело только вторые сутки. Немудрено, что мы ничего не успели…

– Раньше надо было думать! Сейчас я найду этого Худенко и…

– Бесполезно. Его-то как раз и нет на месте. Если уж начинать жесткими мерами, то начинать с Новикова.

– Тогда поедем к нему! Сейчас же! Он мне все расскажет! Все, как на духу! – Его кулак снова саданул по полированной поверхности стола. Надломленная столешница выдержала, и обломки с грохотом упали на пол. – Извини, – буркнул иерей.

– Как ты собираешься вытягивать показания из Новикова? – спросил я. – Доказательств у нас никаких, а сумасбродные идеи можно засунуть… Сам знаешь, куда.

Разумовский сжал кулак так, что костяшки пальцев побелели.

– Понятно, – кивнул я. – А где ты будешь говорить с ним?

– Посажу в машину, отвезу в укромное место и…

– Ба-а-тюшка, – окликнул я удалившегося от реальности иерея, – он офицер. И доказательств у нас нет. Если он заорет и тебя сцапают, что ты объяснишь?

– К тому времени у меня уже будут доказательства, – пообещал Разумовский угрюмо. – Я успею вытрясти из него все, что он знает, даже если это будет происходить посреди отдела! И никто у меня его не вырвет.

– А это неплохая мысль, – задумался я.

– Ладно, Николай, ты мне друг, но у меня нет времени выслушивать твои язвительные замечания. Мы и так уже доигрались – дальше некуда. Вместо того чтобы улучшить положение, ухудшили так, как только можно было. Теперь остался только один путь – пробивной. Я рискну. Получится хорошо, нет – хуже не будет. Но их я все равно достану, даже из-под земли!..

Во время его гневного монолога я набирал номер телефона.

– Помолчи секунду, – попросил я развоевавшегося священника. – Алло… Приветствую коллег. Новиков на месте? – Иерей сделал шаг ко мне, возмущенно жестикулируя, но я жестом остановил его.

– Привет, это Куницын.

– Ага… Привет, – голос его был вкрадчиво осторожен, и это только усилило мои подозрения.

– Я нахожусь на квартире того малолетки, которого ты задержал. Он тебе уже сказал, что сюда в шесть мужик, который ему вещи отдал, придет? Так вот, он пришел. Мы его задержали. Пока он клянется-божится, что знать ничего не знает, но думаю, это дело времени.

– Так ты не домой поехал? – удивился Новиков.

– Я не такой ленивый, как ты. Готовься проставляться, скоро поднимем твой «глухарь». Ты сам сюда приедешь или его к тебе везти?

– Нет уж, приезжайте лучше вы… У меня тут дела, бумаги разные…

– В таком случае минут через двадцать будем у тебя. Только вот что. Мужик этот наглый, как танк, попался. Ты скажи своим ребятам, чтобы ни на что внимания не обращали и нас не беспокоили… Боюсь, с ним помучиться придется… Ну, ты понимаешь…

– Но это точно он? Может, это случайное совпадение?

– Ты сомневаешься в моем нюхе? – обиделся я. – Все, мы выезжаем, готовь кабинет. Я повесил трубку и повернулся к недобро улыбающемуся иерею.

– Я понял, – сказал он. – Но ты туда не поедешь. Ни к чему тебе это. Представляешь, что будет, если я ничего не добьюсь?

– Представляю… Будем перестукиваться в «Крестах».

– Как знаешь. Тогда поехали, время и так упущено.

– Подожди, – я снял пиджак и надел плечевую кобуру.

– Ты же сдал оружие, – удивился иерей.

Присев возле дивана, я пошарил под днищем. Раздался скрип, отдираемой изоленты, и я извлек на свет пистолет-пулемет «люгер». Изумлённый иерей взирал за моими действиями с суеверным ужасом. Это выражение сменилось восхищением, когда, надорвав неплотно прибитую обивку дивана, я извлек из его недр гранату «Ф-1».

– Bay!.. И ты на этом спишь?!

– Сегодня на «этом» спал ты, – цинично заметил я и, надев пиджак, сообщил: – Вот теперь я готов. Молиться будем?

– Пускай они молятся, – угрожающе процедил «отступник». И мы вышли.

* * *

Подойдя к кабинету Новикова, я вежливо постучал. Он открыл сам, улыбаясь во весь рот.

– Привезли?

– Угу… В кабинете никого?

– Никого, – широким жестом руки обвел он пустой кабинет.

– Хорошо, – одобрил я и с короткого размаха саданул по его чисто выбритому подбородку.

Сбивая на своем пути стулья, он перелетел через весь кабинет и, своротив стол, растянулся на полу.

– Неплохо, – одобрил Разумовский, входя в кабинет и запирая за собой дверь.

– Какого!.. – заохал я, тряся отбитой рукой. Я чуть себе все пальцы не переломал! У-у!..

– Значит, дальнейшее – моя работа.

– Вы что?! – заорал Новиков, вскакивая на ноги. – Рехнулись, ублюдки?! Вон отсюда, скоты!

– Прости меня, Господи, грешного, – быстро пробормотал Разумовский и открытой ладонью отвесил Новикову такую оплеуху, что бедняга перекувырнулся через стол.

– Ах, ты! – завизжал он и, поднявшись на колени, рванул застежку плечевой кобуры.

Он опоздал ровно настолько, сколько времени хватило иерею, чтобы ногой ударить по краю стола, толкая его на Новикова. К тому моменту Новиков был уже на ногах, и острый угол стола ударил его как раз… Увидев, куда он его ударил, я невольно закрыл глаза и сморщился. Однажды, при игре в футбол, мне попало мячиком по тому же месту и с тех пор я очень сочувственно отношусь к травмам подобного рода. Когда я открыл глаза, пистолет был уже в руке Разумовского а, сам Новиков сидел, скорчившись, в углу, у сейфа.

Иерей открыл верхний ящик стола, бросил туда пистолет и, схватив Новикова за шиворот, одним рывком поставил на ноги.

– Ох, как вы за это заплатите! – голос Новикова сел и звучал едва слышно. – Это вам даром не пройдет! Вам конец! Вам двоим конец!..

Мускулы на мощной руке иерея вздулись, и подошвы ботинок Новикова оторвались от пола. Глядя, как беспомощно он болтает в воздухе ногами, я подумал, что, привыкнув к огромным габаритам Разумовского, я успел позабыть, какие штуки он способен выкидывать, пользуясь своей недюжинной мощью. А вот для Новикова это было в диковинку, если это слово приложимо к его положению. Хрипя от напряжения, он судорожно пытался ослабить впившийся в горло воротник рубашки.

– За… Задушишь… Отпу… Я не могу… Я задохнусь…

– Я тебя отпою, – мрачно пообещал иерей.

Отец Владимир был настроен явно решительно. В исторических романах мне не раз попадались описания битв, в которых православные священники принимали самое деятельное участие, колотя врагов своих нещадно всеми подворачивающимися под руку предметами. А о богатырском здоровье корабельных священников и говорить не приходилось. В веселые времена Екатерины ходили легенды об исполинской силе батюшки, в разгар абордажного боя, вступившего в схватку тяжелым крестом, словно булавою, обратившего врага в паническое бегство. В бою Цусиме силач-священник подавал снаряды к корабельному орудию, заняв место погибшего расчета, и вдвоем с ведущим огонь офицером они успели до пленения нанести противнику изрядный урон. А сколько, попортили крови войскам Чингисхана монастыри, населенные вот такими «кроткими овечками Христовыми».

Новиков не только плохо знал историю, но позабыл и о том, что «сан – саном, но если русского мужика разозлить…» А Разумовский был в ярости. Тряся Новикова, словно терьер – крысу, он расхаживал по кабинету и гудел набатом:

– Зарок давал… Возьму грех на душу! Свою душу потеряю, но ее спасу! Я тебя, подлюку, рвать буду до той поры, пока ты мне всю правду не выложишь! Не помогает закон – поперек него пойду, в тюрьму сяду – и на это согласен, – но ее вы мне вернете!

– Не хочу прерывать вашу мирную беседу, – заметил я, – но он ничего не может сказать, потому что уже синеет.

Разумовский поднес Новикова к своему лицу, словно обнюхивая, сморщился и отшвырнул в сторону. Тело шлепнулось о стену и безвольно сползло вниз. Несколько секунд спустя до меня донесся отвратительный запах. Отдышавшийся Новиков смотрел на свои штаны и хныкал.

– Тьфу! – не выдержал иерей. – Как теперь за него держаться-то?!

– За уши, – посоветовал я.

Одуревший от пережитого, уже ничего не соображая, Новиков закрыл уши руками и в неподдельном ужасе смотрел снизу на иерея, словно затравленный заяц.

– За что бьете, мужики? – вдруг басом спросил он.

– Да он совсем одурел с перепугу, – удивился иерей. Все, Коля… Выйди отсюда, я за него всерьез принимаюсь…

– Палачи! – закричал Новиков. – Садисты!

– Не суди о людях по себе, – спокойно заметил Разумовский. – Не все в милиции такие, как ты… Хотя, и таких, как мы, маловато… И то и другое, наверное, к счастью… Но у нас нет выхода. Вы затеяли эту войну и оставили нам только один путь. Так что…

– Он ничего не скажет, – уверенно заявил я. Придётся искать другие пути…

– Но… – начал иерей и осекся под моим многозначительным взглядом.

– Не скажет, – повторил я. – Поэтому настоящий этап предлагаю считать пройденным. Отче, как ты думаешь, пройдет версия «несчастный случай на работе»? Скажем: «неосторожное обращение с конфискованным оружием»? я вытащил гранату и задумчиво повертел ее в руках. – Надежно, и никаких следов…

– Согласен.

– Я не согласен, – запротестовал Новиков. Судя по усиливающемуся запаху, исходящему от него, он действительно был против.

– Протест отклоняется, – сказал я и отогнул «усики» «лимонки». – Уходи, Андрей. Сейчас я оглушу его и выйду следом.

Разумовский стал пятиться к двери. Новиков бросился за ним, но был пойман за плечо и откинут обратно. Тогда он упал на колени и запричитал:

– Вы не понимаете! Вы даже представить себе не можете, с чем столкнулись! Это не один-единственный человек и даже не преступная группа, это огромная, мощная организация! Не будьте идиотами! Предположите хоть на секунду, что может представлять собой огромное количество сплоченных фанатизмом людей!.. Это деньги, это могущество, это власть… Этот ком растет с каждым днем, с каждым часом, и вам его не остановить!

– Короче, – прервал его я. – Где девочка?

– Не знаю!.. Вас могли бы раздавить, как мух, но просто не стали связываться. Нужна была только девочка, ее и забрали. И захоти вы этому помешать – не смогли бы, а уж вырвать ее обратно… Это невозможно! У Худенко есть совершенно ненормальные, по-настоящему ненормальные помощники… Они способны на все! Они могут разрезать части, могут пытать… Я видел это… Я не хочу так же…

– Где девочка? – повторил я и начал медленно тянуть за кольцо. «Усики» медленно скользили сквозь отверстия.

Новиков стал захлебываться словами, спеша сообщить все, что знал.

– Не знаю я, не знаю! Откуда мне-то знать?! Они и меня на «крючок» посадили… Вам их все равно не победить. Они не оставляют улик после себя. Даже в деле Хмелевских я заменил отпечатки пальцев… Это они приказали… Они занимаются шантажом. У них есть техника, приборы разные… А секта эта – так, для прикрытия, чтобы впечатление «блаженных» производить… У них были очень крупные дела. На убийства редко идут, но и перед этим не останавливаются. И ни одного трупа не находили!.. Ни одного!..

– Бред какой-то, – сказал Разумовский. Ты что-нибудь понимаешь? Секты, шантаж, трупы… Тебя сбивает с толку его словоблудие. Была организована преступная группа, занимавшаяся сбором сведений для шантажа. Худенко был одним из ее руководителей. Купили спецтехнику и записывали всю гадость, которую удавалось найти поблизости. А вот насчет ее мощи врет нам господин Новиков. Врет бесстыже и нагло. Потому как боится. А боится потому, что во всех этих делах принимал непосредственное участие. Маленькая это группа, хоть и жестокая… Врешь ты так хорошо, Новиков, потому что, несмотря ни на что, ты все же оперативник и умеешь играть своими чувствами, менять маски и выживать, выживать, выживать…

Я выдернул чеку и положил кольцо на стол:

– Вставить его обратно очень трудно. Почти невозможно… Если нет желания. А его-то у меня пока и нет. Прошло уже почти два часа с тех пор, как девочку увезли, я взглянул на часы и уточнил: Час сорок с ней за это время могло произойти что угодно… А время все идет.

– Не знаю! Не делайте этого! Умоляю! – он попытался обнять ноги иерея, но тот даже не заметил этого, словно завороженный глядя на гранату в моей руке.

– Ты что, серьезно собираешься это сделать?!

– А ты как думаешь?

– Я полагал, что ты блефуешь…

– Какой блеф?! Ты с ума спятил?! Он же сразу побежит к Худенко, оставь мы его в живых. А проблемы с милицией тебе нужны? Еще неизвестно, кто и что раньше докажет.

– Нет, Коля, подожди, так далеко заходить не следует… Ты псих? Ты знаешь о том, что ты псих?

– Догадываюсь, – спокойно заметил я. – Все, иди отсюда. Мне слабонервные помощники не нужны. Занимайся тем, чем занимался, читай проповеди.

– Я умываю руки, – иерей сделал шаг к двери, но Новиков намертво сцепил руки на его сапоге.

– Я действительно не знаю, где она! – заорал он. – Зато я знаю, где настоящая квартира Худенко. Не та, что для показухи, а настоящая!.. Там кассеты, записи, доказательства!.. Все там!

– Уже лучше, – похвалил я. – Но Худенко там нет. Где оп может быть?

– Я слышал… Но только слышал – точно я не знаю… Что у них оборудовано местечко в катакомбах под Александро-Невской лаврой. Помните, передача была по телевизору? Репортер думал, что там обосновались «дьяволопоклонники», а это Худенко все придумал. Кошку к кресту приколотили, чтобы случайные люди боялись туда лезть. А если труп найдут или что-нибудь в этом роде, так куда как легко будет на секту «дьяволопоклонников» свалить…

– Какой-то бзик у Худенко на сектах и братствах, – поморщился иерей. – Святое место-то, зачем поганить?

– По большому счету, идея не глупа, – возразил я. – Так как тревожит воображение и уводит в сторону от правильной версии. Чтобы вести расследование, нужен чистый и трезвый ум, а когда лезут всякие бредни о ночных жертвоприношениях и нечисти… Я ведь тоже поначалу засмущался, когда с сектой столкнулся. Непривычно это… Насколько мне известно, эти катакомбы представляют собой настоящий лабиринт. Как в нем разобраться?