Текст книги "Дипломатия греха"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Я посмотрел на часы:

– Два часа двадцать минут… Андрей, не будь ребенком. Нужно уметь проигрывать. Ребята, старались, как могли, а они – профессионалы. Нет на корабле тайника. Все осмотрели, только что с собаками не искали…

– А почему собак не вызывали? – быстро отреагировал он на мою шутку.

– Потому что смысла нет, – терпеливо объяснил я. Собаки хороши тем, что обладают тонким нюхом, ты об этом знаешь? А то, что не пахнет, то и смысла искать, с их участием нет. Иконы, насколько я помню, состоят из дерева и металла. На корабле, который везет лес, и того и другого в избытке… А от святых не пахнет.

– Масло! – поднял палец вверх упрямый иерей. – Масло!..

– Масляные краски? – переспросил я. – Это не серьезно. За десятки лет… Не краски, а лампадное ароматическое масло. Эти иконы не лежали в запасниках музеев и коллекциях, они находились в церквах, где постоянно курят благовония и используют ароматное лампадное масло. Ну как?

Я посмотрел на него с уважением. Такая мысль мне в голову не приходила.

– Можно было бы попытаться, – согласился я, – но – «ложка дорога к обеду», а мы уже упустили время. Где за два часа достать образец масла, розыскную собаку и добиться возможности еще раз досмотреть корабль?

– Об этом не беспокойся, – заверил Разумовский, – мы это совместим. Ты достань собаку и договорись с таможенниками, а я добуду образец масла и сделаю так, что корабль задержится не на два часа, а на все шесть.

– Если тебе удастся это сделать, – сказал я, – я буду считать тебя самым оперативным иереем из всех, которых я знаю… И даже присужу тебе внеочередное воинское звание – «старшего иерея»

– Я это сделаю, – пообещал Разумовский. – Я это сделаю…

* * *

Кинолога с собакой я нашел довольно быстро, договорившись с местными оперативниками в ближайшем отделении, а вот попасть на корабль оказалось проблемой.

– Подожди ты, отмахнулся инспектор, когда я попытался заговорить с ним о возможном успехе повторной проверки. Тут такие дела творятся, а ты со своей кражей…

– А что случилось?

– Какой-то придурок позвонил диспетчеру и пригрозил взорвать этот корабль к чертовой бабушке, если в течение трех часов страна не выйдет из экономического кризиса…

Что он сумасшедший – ясно, но, как, ни крути, а бомбу искать приходится.

Я скосил глаза в ту сторону, где с невинным видом стоял шельмец Разумовский, и незаметно для инспектора показал иерею кулак. Он тяжело вздохнул и потупился.

– Сережа, – попросил я инспектора, – может, позволишь «под шумок» и нам с собакой пройтись по кораблю? Напоследок, а?. Ну пожалуйста…

– Как ты не понимаешь? – рассердился он. Там взрывное устройство, а ты…

– Ну, Сережа, канючил я, – разреши, а?. Ну разреши…

Он сплюнул и обреченно махнул рукой. Посчитав этот жест за разрешение, я кивнул Разумовскому и державшему собаку кинологу. Не теряя времени, они бросились к трапу, а меня задержал едва сдерживающийся от бешенства Соловьев.

– Что вы себе позволяете?! – прошипел он сквозь зубы, хватая меня за рукав. – Думаете, я не знаю, чьи это шутки с бомбой? Вы меня попросту преследуете! Я привлеку вас за это!.. Я тебя в порошок сотру, сопляк! Мальчишка!..

– Гражданин! – пришел мне на помощь инспектор. – Что вы делаете за чертой ограждения?! Вы что, не знаете, что здесь опасная зона?! На корабле может быть взрывное устройство, и не дай Бог… Отойдите немедленно!

– А почему вы на борт священника с собакой пропустили?! – не унимался Соловьев. – Вы все заодно! Я и вас привлеку! Где ваш начальник?! Я вам сейчас устрою!

Инспектор, молча и пристально, посмотрел Соловьеву в глаза, и предприимчивый директор моментально скрылся за ограждением.

– Мерзавец, процедил инспектор, глядя ему вслед. Жаловаться еще собрался…

– Волнуется, – с удовлетворением заметил я.

– Все волнуются, буркнул инспектор, – но никто не хамит… Ничего, если взрывное устройство есть, саперы его найдут. Хотя я лично считаю, что звонил обычный псих.

– Это точно, – подтвердил я. – Но он волнуется не из-за бомбы. Там для него бомба посильней припрятана, и ее тоже следует найти. Но не разминировать, а скорее наоборот.

У инспектора вырвался вздох восхищения. Обернувшись, я увидел сияющего иерея, спускающегося на пристани с огромным бревном на плече. Впереди него с гордым видом шествовала выполнившая свой долг овчарка.

– Здоров мужик! – с невольной завистью сказал инспектор.

– Ничего особенного, – пожал я плечами, – насколько я догадываюсь, это бревно внутри пустое. Точнее полое, но уже не пустое… Догадываешься, что лежит в этом тайнике?

– И отыскав взглядом в толпе побледневшего Соловьева, я весело подмигнул ему.

* * *

Десять дней спустя, когда, обливаясь потом в душном и прокуренном кабинете, я корпел над написанием всевозможных отчетов и справок, дверь широко распахнулась, и на порог ступил сияющий Разумовский.

– Приветствую уголовный розыск, – прогудел он, пожимая мне руку.

– Привет, привет, – отозвался я. – «привет» в карман не положишь. Где моя заслуженная бутылка «Бургундского»?

– Хе! – хмыкнул вредный иерей. – Если б я не был духовным лицом, я бы сказал: «Бог подаст».

– Вот так всегда, – «расстроился» я, – впрочем, от тебя я ничего хорошего и не ждал. Ну ладно, тогда давай, приноси мне благодарности, хвали меня и восхищайся моими способностями, а я буду оформлять бумаги и млеть от удовольствия.

– За помощь, конечно, спасибо, – осторожно начал иерей, и я сразу насторожился. – Но, собственно говоря, я пришел по другому поводу… У меня к тебе просьба. Не знаю, как сказать… Но я тут пытаюсь решить одну маленькую загадку, и требуется твоя помощь…

– Подожди-подожди, – я отложил ручку в сторону и с укоризной взглянул на Разумовского. – Андрей, я тоже… не знаю, как тебе сказать. Но есть такая штука, как совесть. Чтоб тебе было понятней – это то, чего у тебя нет. Так вот, я уже объяснял тебе, что…

– Ты послушай, – иерей вместе со стулом придвинулся ближе и, невинно глядя мне в глаза, сообщил: – Дело-то совсем простое… Простенькое… Тебе и делать-то ничего не придется. Ну, может, только совсем чуть-чуть. Давай я тебе сейчас все по порядку расскажу. И ты сам поймешь, что поймать и изобличить этого убийцу не так уж и сложно…

– Что?!..

– Э-э… Может быть, я не с того начал или неправильно сказал… Сейчас исправлюсь. Ты только подожди, не психуй, сейчас я все расскажу. Пришла ко мне одна прихожанка. Милая, добрая женщина, но случилась у нее беда. А дело было так…

2. Где твой чёрный пистолет?

 
Боже! Спаси Ты от мрака
душу проснувшуюся и ужаснувшуюся
мрака и зла, и неправды людей!
Вставших на глас Твой услыши мольбу!
И цепенеющую, в лени коснеющую
жизнь разбуди на святую борьбу!
 

Я. Полонский

Снег падал на город третий день. Ни дворники, ни рычащие от напряжения на улицах города снегоуборочные машины не могли справиться с ним. Лунный свет чуть посеребрил непорочную белизну небесного пуха, и город казался драгоценным камнем, заточенным в серебряную оправу.

Я сидел за столом в своем кабинете и уныло смотрел на кружащиеся за окном серебряные звездочки. На душе было прескверно. Иногда на меня наваливалось ощущение одиночества. Увы, сколько ни бравируй независимостью и возможностью распоряжаться жизнью по своему усмотрению, долгими зимними вечерами скука и пустота подкарауливают тебя, напоминая, что в холодной тишине квартиры тебя никто не ждет, не обрадуется тебе и даже не заворчит на твое опоздание. Поэтому я не люблю зиму. Даже ностальгическая и мудрая осень не угнетает меня так, как бесшумный снег, кружащийся в желтом свете петербургских фонарей.

Я вздохнул и вытащил из пачки сигарету. Долго смотрел на пляшущее пламя зажигалки, прежде чем закурил.

Тихо скрипнула дверь кабинета.

– Заявления от граждан принимает уполномоченный Самохин, кабинет номер три, – сообщил, я не оборачиваясь.

– Хандришь? – полуспросил, полуутвердил Разумовский, входя. – Вечер, снег, тишина, одиночество… Жениться тебе надо.

– На ком? – горько спросил я, не отрываясь от окна. Они же сбегают от меня через месяц. Кому нужен муж, который за неделю дома не больше двадцати часов проводит? Да и те, как на иголках, в постоянном ожидании вызова… Покажи мне оперативника, проработавшего свыше трех лет и выглядящего на свои годы? Покажи мне оперативника, проработавшего свыше пяти лет и имеющего счастливую и любящую семью? Кому я такой нужен?

– Мне, – нескромно утешил меня иерей. – У меня к тебе дело.

– Заявления от граждан принимает уполномоченный Самохин, кабинет номер три, – тем же тоном повторил я. – Это было сказано специально для тебя. Я разглядел твой силуэт в отражении оконного стекла, как только ты вошел.

– Заканчивай, Иваныч. Сколько тебя знаю, ты все время ворчишь и все время помогаешь. Давай опустим препирания и перейдем сразу к делу, а?.

– Железный ты, что ли? Не видишь: у меня хандра. Острая. Диагноз: «острохандрит»… Почему мне никто не помогает? Почему я должен помогать, а мне…

– «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», похвалился знанием Ильфа и Петрова Разумовский.

Я на мгновение ожил и поднял голову, но он тут, же добавил:

– Но это относится только к «хандрящим» оперативникам… И все же не верю, чтоб ты, молодой, здоровый парень, не мог найти себе девчонку по душе.

– Где?

– М-да… Хандра, отягощенная цинизмом…

– Не будем о грустном. Что занесло тебя в наши края? Вновь откопал какое-нибудь совершенно пакостное и незаконное дельце? Еще не было случая, чтобы ты принес мне сообщение о каком-нибудь милом, типичном корыстном убийстве или заурядной, обыденной краже… Я уже забыл, как ведется нормальное, классическое следствие с обычными понятыми, задержаниями и уликами…

– На этот раз у меня как раз есть и кража, и убийство.

– Замечательное начало.

– Один из моих прихожан, очень приличный старик, регулярно посещающий церковь, обратился ко мне с просьбой…

– Подожди минутку. А позволь тебя спросить: почему все они обращаются с просьбами подобного рода именно к тебе?

– Слухами земля полнится, – пожал плечами иерей. Хотя, признаться, начальство весьма недовольно этой стороной моей деятельности, так же как и твое – твоей. Если останемся без работы, то оба… С твоего позволения, продолжу. Внук этого человека рано остался без родителей и, как это принято выражаться, попал под влияние улицы. По-простому – стал хулиганом и вором. Его не привлекали к уголовной ответственности, но в местном отделении милиции он был «на карандаше». Два дня назад ограбили склад крупной российско-американской фирмы, торгующей аудио и видеотехникой. В пустом помещении склада был обнаружен мертвым один из директоров, предположительно убитый во время ограбления. Самое плохое, что убитый – представитель фирмы с американской стороны, господин Лоренс. Естественно, поднялся большой шум, были мобилизованы все имеющиеся в наличии милиции силы, и на следующий день на одном из рынков был задержан внук моего прихожанина, продававший видеомагнитофон, украденный с того самого склада. При последовавшем обыске у него дома были обнаружены еще два видеомагнитофона, две магнитолы и одна электрическая пишущая машинка. Судя по номерам, они все входили в украденную партию товара. Парень долгое время отпирался, но потом все, же раскололся и сдал еще двоих, с которыми грабил склад. Те подтвердили факт ограбления, но так как они стояли «на шухере», то не видели, что происходило внутри. Все трое были задержаны, но эти двое отпущены под подписку, а внук моего прихожанина арестован… Пока всё.

– Естественно, всё, – согласился я. – Стопроцентное раскрытие, со всеми доказательствами. Заметь железными доказательствами. Мотив, попытка сбыть краденое и сама аппаратура. Надеюсь, ты не будешь утверждать, что он «чист, аки агнец Божий»? И что аппаратура ему подброшена или свалилась с неба, как манна небесная? Утром проснулся, а она лежит возле кровати, как подарок от Деда Мороза? Кстати, куда он дел пистолет? Его уже изъяли?

– Он показывает, что пистолет выбросил в Неву… Но это не так. Видеомагнитофоны и прочее они действительно украли с этого склада, но он никого не убивал. Его подставляют.

– Сколько ему лет?

– Семнадцать.

– Да, в этом возрасте действительно могущественные враги, – вздохнул я. – Он уже признался во всем. Что же ты хочешь?

Подперев кулаком подбородок, я смотрел на иерея, отвечавшего мне кротким и невинным взглядом. Я не выдержал первым:

– Ты здоровый, умный мужик. Если б я не знал тебя лично, то подумал бы, что ты наивен, как ребенок. Был бы ты опером, я подумал бы, что ты надрался в хламину и у тебя белая горячка… А так мне кажется, что ты просто издеваешься. Да?

– Я такими вещами не шучу. У людей беда. Оступился парень, сошел с пути праведного, но не подталкивать, же его в болото, вешая на него всех собак…

– Там есть, кому разбираться. Виноват – накажут, невиновен – отпустят. Ты понимаешь, что влезть в это дело и тем более пытаться его развалить неэтично по отношению к местным оперативникам и спецслужбе? Ведь убитый – иностранец, а, следовательно, задействована спецслужба, в которой работают профессионалы. Все они уверены, что преступление совершил этот парень, а вы со стариком убеждаете в обратном… Нет, своим же я портить картину не хочу. Преступник задержан и изобличен, почему я должен вмешиваться в работу своих коллег? И без того хватает коррумпированных прихвостней, продажных и трусливых следователей и зажравшихся адвокатов…

– Ничего не надо разваливать. Надо раскрыть. Поймать настоящего убийцу. Освободить невиновного.

– Да почему «невиновного»?! – сорвался я. – Почему «невиновного»?! С чего ты взял, что он невиновен?! Вещий сон? Глас свыше? Там улики. Улики и доказательства, говорящие о его непосредственном участии в этом деле и вероятном убийстве. А какие у тебя доказательства?!

Разумовский придвинулся ко мне вместе со стулом И, повернувшись в профиль, указал на свой нос:

– Вот! Вот мое самое главное доказательство – нюх. Пришей его к делу. Только не забудь внести в опись вещественных доказательств.

– Не юродствуй.

– Вдумайся.

– Отче, у меня поганое настроение и, как следствие, поганый день. Иногда я схожу с ума и помогаю тебе, чем могу. Но сейчас я совершенно серьезно заявляю: я не стану влезать в это дело и разваливать его. Наверное, у меня не такой чувствительный нос, как у тебя, поэтому, как все нормальные люди, я отталкиваюсь от фактов и доказательств. А их хватает в этом деле на десятерых.

– У нас в стране есть очень циничная поговорка: «Закон – что дышло, куда повернул, туда и вышло», а как дела «шьются», ты и сам знаешь. Лишняя головная боль никому не нужна, а тут иностранца убили. Все козыри для раскрытия на руках, кто ж будет вглубь заглядывать? Зачем? Неровен час, все развалится, этого придется выпустить, а где найти настоящего убийцу?. И с чего ты взял, что мы развалим дело? Мы его раскроем и подарим местным оперативникам. Будет точно такое же раскрытие, только невинный окажется на свободе, а его место займет виновный. Вот это и будет правильным, а не твои теории по поводу поруки сослуживцев. Это покрывательство, а не взаимопомощь и солидарность…

– Отче, не буди во мне зверя! Он занесен в «Красную книгу», как редкий вид скунса. Ты меня знаешь, я не бюрократ, и честь офицера у меня есть, но в данном случае…

– А куда он остальную технику дел? – неожиданно спросил Разумовский. Остальные видеомагнитофоны и телевизоры?

– Что? Какие… Ты же сам сказал – изъяты у него из квартиры.

– Изъяты три. А остальные полторы тысячи? И тысяча магнитол? Да еще пятьсот электронных пишущих машинок? Да триста цветных телевизоров? Тоже продал на рынке?

– Ну… э-э…. А куда он их дел?

– Прежде чем решать, куда он их дел, ты представь, как он их выносил. Только не «каким способом», а в течение какого срока? Это же три с лишним тысячи предметов. И как он их намеревался сбыть? Куда загрузил и как увез? Как спланировал операцию такого масштаба и почему все так гладко прошло?.

Я задумался. С этой стороны дело приобретало иной оборот, но…

– Ты знаешь, что у меня куча недописанных бумаг, половина из которых секретные, а две трети просроченные? Что в отделе нас осталось только трое и мы дежурим через день? Что нам не хватает времени даже на раскрытие своих происшествий? Сергеев в отпуске, Прохоров сдает экзамены в высшую школу, Кириллочкин на больничном…

– Это уже агония, – обрадовался иерей. – Будем добивать… Значит, ты признаешь несостоятельность обвинений?

– Не признаю. Зато теперь понял, кого ты мне напоминаешь. Того попа из ильфо-петровских «Двенадцати стульев», который измором захватил желанный гарнитур… И что мы с тобой препираемся как дети, право слово?! Ты знаешь слова «не могу» и «нельзя»?

– Я знаю слова «хочу» и «не хочу». Перечисленное тобой относится ко второму. Коля, ведь посадят парня. Как пить дать, посадят. Ловушка захлопнулась, и никто больше копаться, там не станет. Даже сам парнишка это понял, сломался и взял все на себя. Я не знаю уж, каким его способом там «уговаривали», по теперь он сам себе приговор подписал. А дело еще свежее, еще не все потеряно… Попытаться-то можно. Его пока что в отделе держат-допрашивают, оформляют, но завтра-послезавтра в «Кресты» увезут. Последний шанс с ним пообщаться. Ведь ты же можешь?. Скажи, что по поводу кражи с вашей территории. Ну, Коля…

– Как же ты мне, – с чувством начал я, – осточер… надоел! Завтра же рапорт начальству подам о том, что «в связи с мешающими оперативной работе попами прошу передвинуть церковь на территорию соседнего отдела»… Или за пределы города.

– Значит, ты согласен?

Я промолчал.

– Ну, Николай Иванович… Я ведь один тут не управлюсь. Поверь: мог бы в одиночку осилить и отрывать бы от дел не стал. Уж больно жалко парня.

– А меня не жалко? Как только разберусь с этим делом, пойду прямиком к вашему старшему… настоятелю, или как он там называется, и серьезно поговорю с ним о твоем совершенно безобразном…

– Вот и славненько, вот и договорились, он широко улыбнулся и, извлекая из складок одеяния бумажку, протянул мне. Здесь его полные данные, номер отдела, телефон оперативника и фамилия следователя, ведущего это дело… Я к тебе завтра днем загляну, да?

Я положил бумажку на стол и придавил ее медной пепельницей. Достал сигарету, закурил и отвернулся к окну. В отражении стекла я увидел, как иерей встал и, стараясь производить как можно меньше шума, вышел, словно опасаясь, что я передумаю. Дверь за ним закрылась, и я вновь остался наедине со своими мыслями, скучным вечером и хлопьями снега за окном…

* * *

Оперативный уполномоченный Юра Сафонов был занят тем, что вставлял в разбитое окно стекла. В кабинете было холодно, а на полу возле открытого окна уже лежала небольшая горка залетевшего с улицы снега.

– Добрый день, – поздоровался я. – Моя фамилия Куницын. Это я звонил сегодня утром.

– Проходи и присоединяйся, – предложил мне Сафонов. – Подержи вот здесь, я сейчас отмерю… Так… Теперь перехвати с этой стороны… Хорошо. Видишь, что паразиты наделали?! Вчера изъял довольно увесистую сумку с «правкой», а сегодня они мне – кирпичом в окно. Хорошо, не гранатой… Теперь держи крепче…

Стеклорез противно заскрипел, бороздя гладкую поверхность. Легонько постукивая рукояткой стеклореза вдоль отмеченной полосы, Сафонов отломил ненужную часть и отставил ее к сейфу.

– Что-то слишком ловко у тебя, получается, – заметил я, – уже есть печальный опыт или раньше стекольщиком работал?

– Опыт не пропьешь, – согласился он. – Третье стекло вставляю. Как только с работы выгонят, на руках вторая профессия будет. К тому времени я уже мастером стану… Поднимаем… Не так, разверни… Ага. Придерживай, я закреплю… Вот и все…

Он передвинул стол на место, закрыл окно и указал мне на диван:

– Присаживайся. Так чем, говоришь, я могу тебе помочь?

– Дело Бориса Косарева, – напомнил я. – Мне сказали, что им занимаешься ты, и я хотел бы, чтоб ты, объяснил мне, что к чему.

– Зачем тебе это? – напрямик спросил Сафонов. – Ты не обижайся, старый, но в духе нашего времени я сейчас самому себе не верю, не говоря уже о прочих. Ты мне честно скажи, что тебе нужно, а я тебе честно дам ответ.

– Меня интересует само дело, – сказал я. – От начала и до конца. Так уж получилось, что у меня появились некоторые сомнения в правильности направления поиска. Я хотел бы кое-что проверить… Ты просил честно, я ответил… Хотя это, наверное, и некорректно…

– Это и хорошо, – улыбнулся он. – Я вежливым и сладкоголосым не особо доверяю… Ты ему кто? Родственник, знакомый?

– Никто, признался я. – Совершенно посторонний человек Так уж получилось…

– Зачем же время теряешь?

– Долго объяснять. Может, выпадет время – как-нибудь расскажу. Посмеешься. А сейчас, если можешь, то расскажи, в чем там дело.

– Мочь могу, но, признаться, не хочу… Ты же знаешь, чем заканчиваются подобные внедрения в процесс следствия. Я останусь у разбитого корыта, лишенный старой версии и не получив новую. Я же вижу: ты заинтересован в этом деле несколько с иной стороны, нежели я…

– Юра, я обещаю, что не стану мешать. Все, что мне удастся раздобыть, и плохое, и хорошее, я буду приносить тебе, а уж ты сам станешь решать, как с этим поступать. Я хочу не влезать в дело, а вести параллельное расследование. А без материалов, имен, дат и прочего я не смогу этого сделать.

– Вот человеку заняться нечем! Я не знаю, как десять минут на обед выделить, а он чужими делами интересуется… Да и не люблю я этого, ох как не люблю!.. Ладно, запишем на должок. Может, потом доведется – сочтемся. Но смотри, парень: подведешь – обижусь. Что тебя интересует?

– Я бы хотел бы поговорить с самим Косаревым. Но поначалу послушать, что ты сам думаешь об этом деле. У меня слишком общая информация, чтобы конкретиризировать.

– Что я думаю? – переспросил он задумчиво. – Очень большие шансы, что убил иностранца именно Косарев. Конечно, есть много недомолвок, пробелов, но мне кажется, что со временем высветятся и они. Суди сам. На моей территории находится фирма «Геркулес», совместное предприятие по торговле аудио и видеотехникой. Позавчера утром нам звонят перепуганные директора и истерично орут, что у них в подвале лежит труп их американского партнера, что это акция против бизнесменов, что это бандитский наезд, что это происки конкурентов, что им угрожает смертельная опасность и что к каждому из них требуется приставить для охраны по роте ОМОНовцев, ну, и все в таком духе… Мы приехали и действительно обнаружили в подвале мертвого директора. Всего их было трое. Павел Константинович Козлов и Михаил Семенович Лугинец представители русского купечества, а покойный Герберт Лоренс, соответственно, американская часть фирмы. Сама фирма зарегистрирована три года назад и с тех пор успешно процветает. У меня и у участкового к ним претензий не было. За все время их существования на нашей «земле» – там не возникало никаких криминальных проблем. Хорошая охрана, хорошая безопасность, приличные сотрудники, с «крышей» тоже размолвок не было…

– Знать, не столь хороша была охрана, раз пропало столько товара.

– Под складские помещения они снимают часть подвала в этом же доме, отгородив свое пространство кирпичной стеной. Но до потолка стена не доходит, остается зазор около полуметра, который был перекрыт железной решеткой. И что-то там с ней случилось, потребовалась замена. За день справиться не успели, пришлось откладывать до следующего утра. На ночь охрана снимается в офисе сигнализация и железные двери, а подвал был блокирован, вот им срочно и пришлось подыскивать охрану на ночь. Но подыскать не успели, и до утра в офисе остался Лоренс. Видимо, услышав шум, он спустился проверить подвал… И наутро его нашли мертвым, с тремя пулевыми отверстиями от пистолета «ТТ». Два выстрела в грудь и один в голову. Гильзы от пистолета лежали в подвале, а вот сам пистолет исчез. Видимо, кто-то знал о том, что в эту ночь вход на склад будет доступен, но не подозревал, что кто-то может остаться охранять. А может, и ожидал… Мы, как обычно, стали проверять связи, контакты, а заодно проверили ближайшие рынки и точки сбыта… Так и задержали Косарева с видеомагнитофоном во время продажи. Он попытался сбежать, завидев нас (мы с ним старые знакомые), но я бегаю получше… Обыскали его квартиру, изъяли еще кое-что из похищенной аппаратуры, стали работать с ним. Пока речь шла о краже – упирался, но когда узнал про убийство и понял, что мы не шутим, поплыл. Для начала взял на себя кражу, но отпирался от «МОКРУХИ», а потом сознался и в этом. На склад их навел племянник одного из директоров, Лугинца. Мальчишке семнадцать лет, не учится, целыми днями шляется по двору и вот связался не с той компанией. Лугинец заходил к ним домой, когда искал человека, который мог остаться на ночь на складе, просил подежурить брата. Но тот не смог, он работает сутками, и в тот вечер была как раз его смена. Вот этот разговор и услышал парнишка. Побежал к Косареву, рассказал, что склад, возможно, будет пустовать ночью. Решили, что это их звездный час для обогащения. Ночью пошли туда. Двое остались у входа, а Косарев орудовал внутри… Впоследствии он признался, что выстрелил в директора с перепугу. Не ожидал, что там увидит кого-то, И…

– Он говорит, откуда взял пистолет?

– Нет, – развел руками Сафонов. – Вернее, утверждает, что нашел его в кустах возле дома, но ты сам понимаешь…

– Понимаю, – согласился я. – Юра, а кто работал с парнем?

Сафонов пристально посмотрел на меня, размышляя, стоит ли продолжать разговор, но все, же признался:

– Ну, я…

– Ты не обижайся на меня, но лучше это скажу тебе я, чем… В общем, неужели ты не видел, что дело белыми нитками шито? Парень признался только потому, что ему объяснили, что этот вариант для него самый приемлемый, что так он облегчит свою участь. И он, понимая, что все указывает на него как на убийцу, испугался и взял все на себя. Но ты то, старый матерый волк, неужели не видишь? Почему на складе остался именно американец? Куда делась огромная партия товара? Унесли эти трое пареньков? Куда? На чем? Да и контрольный выстрел в голову вряд ли сделан перепуганным мальчишкой, впервые взявшимся за оружие. Ведь можно же получить результат экспертизы о максимально точном времени смерти, проверить, на самом ли деле решетка имела такие повреждения, что ее требовалось заменять настолько срочно, и кто этим занимался, да и другие слабые места проверить…

– Какие мы умные! – притворно изумился Сафонов. Есть старое доброе правило: отвергаешь одну версию, предложи другую. Не можешь – не облаивай. Думаешь, я эти недостатки не замечаю?! Может, я первый год в милиции служу? Или я подлец отъявленный, мечтающий только о том, чтоб поскорей от дела избавиться? Нет, старый, все сложнее. Я оперирую фактами. Беру их и взвешиваю все «за» и «против». Так вот: в этом деле куда больше «за», чем «против». Найти изъяны можно в любом деле. В любом! Но я не адвокат, я – оперативник и ищу разгадку дела. Я работаю с этим парнем, потому что он – это все, что у меня есть в настоящий момент. И выпускать его я не собираюсь. Если я увижу, что он невиновен, я его отпущу, но пока у меня на руках только факты, подтверждающие его причастность.

– к краже, вставил я, – но не к убийству,… Да и относительно кражи,… Куда он дел остальную технику?

– Хочешь, я скажу что думаю? – рассердился Сафонов. – Положа руку на сердце? Я уверен, что остальной аппаратуры он в глаза не видел! Её сплавили налево те же самые директора, воспользовавшись подвернувшейся возможностью. «Гибель коллеги – это трагедия, – подумали они, но бизнес есть бизнес, и если подвернулся шанс избежать налогов, им надо воспользоваться». И перед тем, как вызвать милицию, толкнули товар налево. Вот и вся недолга! – Он устало махнул рукой и, достав сигареты, прикурил. Я вижу, что ты хочешь попытаться найти этот товар, но ты, же понимаешь, что кроме уклонения от уплаты налогов ничего ты им «не натянешь». Какой им смысл его убивать? Если б они хотели толкнуть товар, то сделали бы это иначе, по подложным накладным. А если б хотели порешить коллегу, то сделали бы это куда более умно и продуманно, нежели «шлепнуть»«его в собственном подвале.

– Ты – гений! – серьезно заявил я.

– Я это знаю, – легко согласился Сафонов. – А почему?

– Мотив! – поднял я вверх указательный палец. – Ты только что отыскал возможный мотив. Что, если они толкали товар по подложным накладным, дуря американского партнера? Он их застукал, и они его «шлепнули»!

– А потом случается совпадение, которое приходится раз в сто лет? Это даже на третьесортный бульварный детектив не тянет. Тогда бы они не стали толкать этот товар. Что-то одно: либо заметать следы, либо продавать аппаратуру. Нет таких идиотов, которые в угоду кошельку будут ставить крест на своей жизни, рискуя свободой.

– Сотни бандитов занимаются именно этим каждую минуту, – заявил я. – Не знаю, как тебе, а мне эта версия нравится.

– Вот ее и проверяй, – пожелал мне Сафонов. – Я совершенно не против. Если у тебя что-нибудь выйдет, я буду только искренне рад. Честно. Но сам в это не верю, поэтому пойду другим путем. Каждый должен делать то, во что верит, правильно? Только ты уж постарайся, будь другом, чтобы твоя деятельность не пошла в ущерб моей работе…

– Я уже обещал тебе это. Если я докопаюсь до чего-то существенного, я подарю это тебе, если же нет… Но я докопаюсь…

– Подарков мне не надо, а вот в отношении фактов я сомневаюсь. Теоретически в этом деле невозможно обнаружить деталь, которая сможет существенно изменить ход следствия.

– А практически?

– А практически я за свою жизнь сталкивался с такими чудесами, что не могу быть уверен на сто процентов, что в данный момент я сижу в этом кабинете и разговариваю с тобой… Мог бы «пролить свет» пистолет, из которого совершено убийство, и это доказательство было бы весьма весомым… Но таких улик не оставляют. И ты это знаешь так же хорошо, как и я.

– Согласен, – кивнул я. – Если он не лежит на дне какой-нибудь реки, он может оказаться сильным аргументом. Но ведь он еще не найден, не так ли? Спасибо, Юра, ты и впрямь помог мне, подкинув пару интересных идей.

– Всегда, пожалуйста, – с сарказмом отозвался он. Могу подкинуть еще с десяток бесплатных идей во всех областях наук, но только вряд ли тебе это принесет существенную пользу… Ну что, привести Косарева? Раз уж у меня сегодня «день бойскаута» и я занимаюсь благотворительностью…

– Это было бы неплохо, – улыбнулся я. – Ты уж извини меня, что все вот так…

– Ничего… Хоть стекло помог вставить, и то хорошо. Должен же я тебе хоть чем-то отплатить? – улыбнулся он в ответ и вышел из кабинета.