Текст книги "Ларь (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Билик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Интерлюдия

Раньше Тугарин плохо переносил время бездействия. Он любил жить и жаждал движения. Но не теперь. Казалось, Нежизнь внезапно коснулась кощея, заразила его, и метастазы медленно расползались по всему телу без всякой возможности выздороветь.

Тимофей Валентинович мог весь день сидеть возле окна, глядя на выборгское Подворье. Ему хватало осознания, что именно сейчас все четко идет по разработанному им плану. Он представлял себя большим крупным пауком, разбухшим от крови жертв. Трепов сидел в середине гигантской паутины и с наслаждением смотрел на мелких мушек. Те дергались, шевелили лапками, жужжали крыльями, лелеяли надежду выбраться, еще не осознавая самого важного – они уже окончательно увязли в выделенном им секрете. Благоразумнее всего было бы перестать сопротивляться, но куда уж там.

Намного тяжелее давалось ожидание его подопечным. Агата и Виктор не обладали той мудростью, которую с годами обрел Трепов. Пусть девочка и была намного умнее недотепы. Все усложняло еще то, что Тугарин не до конца посвящал эту парочку в свои планы. Помнил старую европейскую присказку: что знают двое – знает и свинья. Потому подопечным казалось, что они медлят, напрасно выжидают, лишний раз перестраховываются, тогда как причина их тревог вот-вот выскользнет из рук.

Тугарину приходилось применять весь свой психологический талант, чтобы успокаивать эти буйные головы.

– Почему не перебить этих фурий? – волновался Виктор. – Они же банальные паразиты. Или и вовсе сообщить о них Илие. Пусть сам разбирается!

– Важнее, чем сведения, полученные врагом, могут быть лишь те сведения, которые ты хочешь, чтобы он услышал, – спокойно объяснял Трепов. – Пусть мальчишка думает, что находится в курсе наших планов.

– Хорошо. Только я не понимаю, зачем мы должны говорить об этой глупости про роддом?

Тугарин тяжело вздохнул. Нет, все-таки с девочками было намного легче. Мальчишки всю жизнь оставались мальчишками. Все им хотелось сделать быстрее, да резче.

– Ты слышал что-нибудь о максиме: «Разделяй и властвуй?».

Лантье кивнул. Все-таки он был относительно начитан.

– Многие приписывают ее римлянам, но в действительности впервые подобное выражение сказал Людовик XI. Правда, звучало оно как: «Разделять, чтобы царствовать».

Трепов замолчал, глядя, как Лантье нетерпеливо ерзает перед ним. Будто не мог спокойно посидеть и минуты.

– Разделить силы противника – искусство, а вот сделать так, чтобы он посчитал, что это его собственное решение…

Тугарин замолчал, довольный возникшей паузой. Он считал, что не надо заканчивать мысль. Будь перед ним равный, Трепов бы так и сделал. А этому пришлось все разжевывать.

– Мальчишка расскажет о ритуале воеводе. Рано или поздно. У Матвея не будет другого выбора. Нельзя быть в двух разных местах одновременно. А он непременно захочет и предотвратить ритуал, и завладеть реликвией. Бедовый хоть и думает, что хороший человек, но все люди одинаковы. Мы тщеславны и жадны по своей природе.

Агата, которая сдержанностью и мудростью всегда нравилась Тугарину, только сейчас подала голос:

– Вопрос лишь в том, убедит ли мальчишка воеводу плясать под его дудку?

– Знаешь, поначалу я невольно недооценивал этого выскочку. Я про пацана. Однако у него есть удивительный талант – своей простотой обводить остальных вокруг пальца. Думаю, все получится. Что еще, Агата? Я же вижу, ты сама не своя.

– Ритуал, – поджала та губы. – Так ли он нужен⁈

Тугарин подивился силе, которую встретил во взгляде Ильинской. Он не успел заметить, как из той упрямой девочки выросла эта волевая и непреклонная женщина. До определенной поры ему удавалось сдерживать ее. Однако еще несколько десятилетий, и, возможно, Агате окажется тесновато под крылом Трепова.

И понятно, что Ильинская боялась ритуала. Не только его сложной структуры, но и личности призываемого. Будь ее воля, Агата, конечно же, нашла иной выход из сложившейся ситуации.

Вот тут и начинались сложности, связанные с утаиванием большей части сведений от членов Ордена. Если с тем же Соловушкой, своим единственным другом, Тугарин мог говорить почти откровенно, потому что они преследовали общие цели, то для молодежи аргументы про вечную жизнь, вернее нежизнь, были странными. Потому приходилось придумывать новые отговорки, выкручиваться и искусно лгать.

– Не переживай, ритуал – лишь перестраховка. Конечно, я не собираюсь становиться одержимым по доброй воле. Мы обратимся к нему только в том случае, если что-то пойдет не так. К тому же, я внес в ритуал несколько корректив, с ними Царь царей не сможет завладеть моим сознанием.

Все это Тугарин говорил с легкой улыбкой, развалившись в кресле в самой естественной позе. И Агата поверила. Все поверили. Он слишком хорошо знал их, почти с младенчества. Подобно искусному музыканту, Трепов понимал, на каких струнах нужно играть, а какие лучше не трогать.

И его птички стали петь песенки про готовящийся ритуал в роддоме, приходя в кружало. Каждый день, все с более детальными подробностями на потеху фуриям. Трепов обнаружил их сразу, стоило ему прощупать хист вокруг.

Рубежники плохо определяли волшебную мелкую нечисть, в том числе этих паразитов, потому что уверились в собственном могуществе. Тугарин же знал, что никогда нельзя расслабляться. Тем более в месте, где его держат под домашним арестом. Он заглянул в выборгском Подворье в каждый угол, вынюхал все, познакомился со всей мало-мальски полезной нечистью. Потому и обнаружить фурий не представляло большой сложности. Скорее, это было самым логичным следствием его действий.

Трепов сразу понял, кто по доброте душевной подселил сюда нечисть. Даже искренне подивился смекалке мальчишки. Здесь бы действительно никто не смог их обнаружить. Никто посторонний.

Однако Бедовый наступил на свои собственные грабли. Он так и не мог стать нормальным рубежником – жестким, не терпящим поблажек. Вот и эту нечисть пожалел, как жалел всех остальных. И вместо того, чтобы передавить фурий, определил им другой дом.

Историю с роддомом Трепов придумал, еще не зная, воспользуется ли Бедовый услугами фурий. Тугарин очень надеялся, что мальчишка окажется чуть более разумным, чем видели его все остальные. И тот оправдал ожидания.

В том числе поэтому Трепов смотрел в окно. Из него открывался неплохой вид на ту часть Подворья, где располагалось кружало. Спал Тугарин мало, по-стариковски. Иногда подремывая прямо перед окном, а на ночь расставляя небольшие печати на движение. Почти игрушечные, такие и заметить сложно. Да и срабатывали они на каждый шорох, заставляя то и дело просыпаться.

Вот только предосторожность и тонкий ум Тугарина сыграли добрую службу. Мальчишка пришел. В час, когда его никто не должен был увидеть. И сел возле кружала, думая, что за ним не наблюдают.

Несмотря на возраст, хист помогал видеть далеко и четко. Тугарин заметил, как встопорщилась куртка Бедового. Значит, сработало. И, наверное, впервые за все время со смерти Соловушки – улыбнулся.

Тогда он поднял на ноги сонную Агату, потому что растяпа Лантье мог запороть все дело, и приказал проследить за мальчишкой. И вновь старику улыбнулась удача. А может, она попросту отвернулась от пацана. Тугарин знал, что сейчас не время для пустых рассуждений. Главное – дело. Так или иначе, в тот день он уверился в своих подозрениях, но ко всему прочему и узнал место, где обитает его враг.

Все последующие за этим дни помощники заканчивали подготовку к основному действу. Отчитывалась, как правило, Агата.

– Мы прошлись по всем зоомагазинам. Продавцы, конечно, были удивлены, но мы их придавили хистом.

– Эти чужане – мелкие сошки, – отмахнулся Тугарин. – Их и проверять никто не будет. К тому же, мы пока никого не убили. Этих животных хватит?

– Нет, слишком мало молодых особей. Я подняла свои связи в Петербурге…

Ильинская сделала паузу, и Трепов чуть заметно фыркнул. Знал, что та набивает себе цену для последующего вознаграждения. Агата до сих пор не представляла последствия их действий.

– Мой человек собрал все необходимое. В день перед кровавой луной все прибудет.

– Почему так поздно? – нахмурился Трепов.

– А как нам их здесь кормить? – пожала плечами Агата. – Еще передохнут раньше времени. На мне и так вся эта живность из зоомагазинов. Насквозь дерьмом провоняла.

Тугарин кивнул, понимая, что упустил это из виду. Несмотря на возраст, ум и опыт, нельзя предусмотреть все. И порой приходилось делать что-то в первый раз.

Теперь все было готово. Единственное, что сделал Трепов, перед самим лунным затмением наведался к своей старой приятельнице. С Травницей их связывал только долг последней, который та все порывалась выплатить любым возможным способом, однако Тугарин, как человек разумный, не торопился принять ее плату. Деньги – пыль, для рубежников уж тем паче. Чтобы убить какого-нибудь человека, пусть и незаметно, с помощью травок, имелись более простые методы. Да и не всегда у Инги получалось задуманное. Вон с той же Спешницей ничего не вышло, уж слишком берегла себя старуха – не пила чужого питья, не ела в незнакомых местах. Та неудача поставила Ингу в еще более зависимое положение.

– Хорошо живешь, – после клятвы о своих дружественных намерениях по отношению к хозяину дома, произнес Тугарин.

– Даже у черта на куличках можно неплохо обустроиться.

Трепов видел, что Травница нервничает. Собственно, многие, кто знал его истинную силу, немного дергались в присутствии кощея. Это лишь говорило о недюжинном уме Инги.

– Что там воевода? – устроился в кресле Тугарин.

– Ест, спит, управляет Выборгом, – бросила Травница.

Это была дерзость, причем неслыханная. Не будь Трепов сейчас здесь гостем, схватил бы мерзавку за горло. С другой стороны, это тоже говорило о много. Инга чувствовала, что за ней есть сила, которую можно противопоставить ему.

Тугарин знал, что Травница жадна и честолюбива не меньше, чем он сам. К тому же, ей было что доказывать. Сосланная сюда почти сто лет назад, еще до Большой войны, рубежница с ее талантами здесь действительно прозябала. Но не унывала, а лишь ждала собственного шанса. И ларь мог быть тем самым шансом.

Способна ли она предать Тугарина? Тимофею Валентиновичу даже не требовалось труда, чтобы ответить на этот вопрос. Никакими клятвами они связаны не были, лишь устными договоренностями. А те только слова. Рубежники часто отказывались от своих старых слов во имя новых целей.

Их связывала лишь только сила и слабость. Инга чувствовала себя зависимой от Тугарина. И прежде ее никто не мог защитить, ни воевода, ни князь. Так, по крайней мере, было раньше. Но, видимо, времена изменились.

Травница и сама поняла, что ее речь была чересчур резкой. Потому добавила уже мягче:

– Что ты хочешь узнать?

– Про его замыслы. Я слышал, что он узнал про ларь. Илия старый и опытный рубежник. К тому же, глава этих земель. Мне кажется, что он вправе посчитать, что реликвия должна принадлежать ему.

– Узнал, – нехотя признала Инга. – Но ничего конкретного у него нет. Ни местоположения, ни как завладеть реликвией. То знала только Спешница.

Она лгала. И Трепов почувствовал это сразу. Больше того, остался доволен. Нет ничего лучше знать, что маски наконец сброшены. Значит, Травница выбрала стороны проигравших. Пусть так, Тугарин ей все равно никогда до конца не доверял.

– Если что-то произойдет, ты же мне расскажешь? – поинтересовался он.

– В уплату долга? – спросила Инга с легкой усмешкой.

– Да, – неожиданно ответил Трепов, чем явно удивил Травницу.

Трепову было все равно. Пусть думает, что он настолько заинтересован в реликвии, что поставил на карту все. Что теперь не отступится и эта решимость затмевает ему глаза.

Последняя ниточка огромной паутины была сплетена. И мухи, которые считали, что видят пузатого паука и точно не попадутся в его лапы, оказались обречены.

За те несколько часов, которые оставались до ночи, он спал как не спал давно. Словно ребенок, весь день бегавший во дворе. И когда встревоженная Агата тронула его, Тугарин открыл глаза сразу, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться.

Кровь в жилах бурлила, точно горячая лава, и требовала действий. Трепову приходилось унимать себя, чтобы не пуститься бегом к ларю. Он умылся и приготовился всего за пару минут, после чего они выбрались наружу. Трепов с Агатой сели в легковую чужанскую машину, а Лантье устроился за рулем грузовика.

Тугарин понимал, что все не просто под контролем, а идет ровно по прописанному сценарию. Словно фильм, который он уже когда-то смотрел. И вместе с тем все равно волновался как мальчишка. То, к чему он шел значительный отрезок своей жизни, сегодня должно было случится. С помощью реликвии Царь царей придет в этот мир. Во всем миры. Он устроит жатву, соберет урожай своих последователей и начнет заключительный поход. А Тугарин будет рядом с новым хозяином мира, одной из многочисленных дланей нежизни.

От мыслей про возможное будущее в груди разливалось приятное тепло. Трепов даже на мгновение подумал, а будет ли нечто подобное в существовании при нежизни? И тут же отбросил эти дурацкие мысли. Это все равно лучше смерти.

Подъехали они со стороны леса, где когда-то очень давно была проселочная дорога. И еще долго занимались приготовлением для путешествия. Лантье создал форму заклинания Саней – одного из производных телекинеза, а Трепов с Агатой складывали на нее, точнее будто просто клали в воздух клетки с животными. Те будто чувствовали скорое приближение смерти: кошки шипели, выгибаясь дугой, собаки скулили, рептилии словно окаменели, птицы втянули головы.

Трепов давно сталкивался с предубеждением, что человеческая жизнь дороже всех остальных. По его мнению, разница не было. Да, в том обществе, которые построили чужане, во главу угла они ставили себя. Однако для нежизни и ритуала – жизнь была жизнью. Даже самого крохотного создания. И в этом и заключалась особенная прелесть его замысла. Именно поэтому так легко удалось провести Бедового.

Из-за того, что они отправились в обход, идти пришлось долго. Больше всего кряхтел упитанный Лантье, который и тащил всех животных. Понятно, что хист забирал большую долю нагрузки, но какая-то ее часть все равно оставалась. И даже ее толстяк переносил тяжело.

Вышли они со задней части перелеска, в котором и находился дуб с ларем. Пришлось обойти деревья, чтобы увидеть вдали скорбное сухой остов ствола, который и служил прежде отметкой для нахождения ларя.

Тугарин долго выбирал место, примерно представляя, откуда прибудут те, кто и достанет ему реликвию.

– Почему не забрать ее самим? – чуть ли не ныл Виктор, по лицу которого градом катил пот.

– Проклятие, – ответил Тугарин. – Мне не удалось точно узнать, что кроется в нем. Но никто из открывших ларь не выживал. А так мы чужими руками разберемся с мальчишкой и его компанией и заберем реликвию.

Было видно, что Виктор не согласен и явно хотел спросить что-то еще, однако не решился. А к тому времени они и пришли.

– Вытаскивайте старых животных и убивайте, – ровным голосом произнес Тугарин. – Больше лейти крови, чтобы она смешивалась друг с другом и образовывала нечто вроде круга. Вот здесь, – он указал рукой. – А я займусь малышами.

Тишину ночи нарушил предсмертный вопль зверей, к траве опустился тяжелый, едва ли различимый обычным человеком дух смерти, недалеко, под землей, отзываясь на все это, заворочалось спящее существо.

Тугарин лишь отдаленно почувствовал его. И то на мгновение, прежде чем все затихло. Трепов списал это на возможные нарушения баланса мира перед грандиозным ритуалом и продолжил надрезать тела малышей, капая кровью на уже обагренную землю.

Агата орудовала спокойно, сосредоточенно, почти мастерски. Тогда как Лантье брезгливо морщился и временами отворачивался. Одна из собак его укусила и даже рванула прочь, но Виктор догнал ее заклинанием. После чего посмотрел извиняющимся взглядом на Тугарина. Так нашкодивший ребенок смотрит на отца. Тимофей Валентинович постарался унять накатывающую злость. Ничего, недолго осталось терпеть этого недотепу.

Когда все было закончено, Трепов оглядел измазанных в крови подопечных. Те предстали подавленными и даже усталыми. Оно и понятно, смерть – есть смерть. Только последним подонкам и извращенцам она приносит удовольствие. И даже если ты убил человека или другое создание десятки раз, каждый раз частичка твоей души все равно умирает с новой жертвой. Иное дело, когда число переходит на сотни. Как у самого Тугарина.

– Скоро они должны уже выехать, – сказал Тимофей Валентинович. – Самое время отправиться за грифоном.

Агата кивнула и пошла обратно, к машине. А Лантье торопливо засеменил за ней. Тугарин же скрылся среди желтой листвы, пытаясь унять необычайное воодушевление. Оставалось несколько часов до конца всего.

Глава 18

Иногда, как, например, сейчас, Гриша напоминал мне сердобольную бабушку. Спасибо, что не мою, а такую… классическую. Наверное, подобную бабулю, размером метр на метр, хранят в палате мер и весов. И главная ее функция, конечно, накормить единственного внука до потери пульса. Если несчастная не справляется, ее из этой палаты с негодованием выгоняют.

– Хозяин, ну хоть картошку попробуй. Правда вкусная получилась!

При этих словах Гриша с мольбой посмотрел на меня. То, что ужин удался, отметили уже и вырванный ароматами из спячки ежовик, и вертящаяся и все опрокидывающая Куся, и, само собой, лесной черт. Последний схарчил уже три порции, а затем получил полное отлучение от Гришиной стряпни на сегодня. Впрочем, Митя не переставал лелеять надежды. И на то имелись причины, поскольку мне кусок в горло не лез категорически.

Оно и понятно, как-то не до жратвы, когда сегодня ночью должно было все разрешиться. То, из-за чего моя предшественница погибла, обретет своего хозяина. Только раньше мы думали, что это просто сильный артефакт. А выяснилось, что это ключ, открывающий Царю царей проход в наш мир. Реликвия должна оказаться в правильных руках. Поэтому мне очень бы хотелось, чтобы новым обладателем артефакта стал я, а не Илия или Инга. Про Тугарина я вообще молчу. Вот и получалось, что весь вечер я ходил сам не свой.

– Дядя Гриша, нельзя человека заставлять, – вступился за меня Митя.

А сам даже взялся за ручку сковороды, вожделенно глядя на блестящие кусочки зажаренной с луком картошки. Он даже уже все приготовил для скорой расправы – положил рядом с собой кусок белого хлеба, чтобы промокнуть им дно сковороды, вытащил два малосольных огурца, которые заготовил бес, и самое главное – занес вилку.

Но куда там. Гриша сноровисто перехватил остатки ужина и накрыл крышкой.

– Ладно, захочешь, попозже поешь. Или давай я с собой положу?

Ага, я представил, как в самый ответственный момент один из кощеев, которые пошли за таинственной реликвией, вдруг достает контейнер с едой. Мол, мне надо питаться по часам и все такое. Хотя беда даже не в этом – у нас контейнеров нет. А вот поллитровых банок предостаточно. Это смотрелось бы еще более комичнее.

– Пойду полежу, – сказал я. – Гриша, ничего мне с собой давать не надо. Лучше вон Митю накорми.

Нужно ли говорить, что я не сомкнул глаз? Лежал, глядя в чернеющий от сумерек потолок и слушал перебранку моих домочадцев. Сначала из-за еды, затем из-за выпивки, а после по поводу всеобщего мироустройства. Это значило, что мои ребята уже поели и выпили, поэтому пришло время пофилософствовать. У меня же в голове роилось множество мыслей, разгоняя все сильнее накопившиеся за день опасения. И каждое новое предложение начиналось со слов: «А что если…».

– Матвей, сс… пора, – подала голос лихо.

Я дернулся от ее слов. Но вместе с этим согласно кивнул, посмотрев на часы. Хотя могу поклясться, что Юния даже не пользовалась хронометром. Она обладала редким даром делать все вовремя.

Поднялся на ноги я тяжело, будто к ступням привязали пудовые гири. Мое ленивое тело больше всего на свете желало остаться здесь. Пусть в чужом, но все же немного обжитом доме, а не идти черт знает куда в ночь. Мол, моя хата с краю (что было недалеко от истины) и вдруг действительно все как-нибудь само собой рассосется. Жаль, что в реальности так не бывало.

Я тяжело вздохнул. Нужно было подниматься. Имелся один метод – как делать нечто неприятное, когда это самое делать как раз не хочется. Необходимо представить, что ты собираешься окунуться в холодную воду, просто задавая себе обратный отсчет. От пяти до одного, а затем резко ныряешь. Секрет такой: в любом, даже хитроумной головоломке, самое сложное – это начать. Потому уже попроще: либо получится, либо нет. И, как правило, все выходит. Так уж устроен мир.

Поэтому я выскочил наружу даже не попрощавшись с домочадцами. Долгие проводы – лишние слезы. Что до грифонихи, я бесу с чертом уже сегодня наказал с нее глаз не сводить. Иначе я не просто введу сухой закон, но и забуду про все ранее примененные амнистии. Митя поклялся все исполнить в лучшем виде, даже заикаться начал от испуга, а Гриша вроде бы обиделся. Мол, когда это он меня подводил? Я уж и не стал перечислять, чтобы не смущать беса с его врожденной альтернативной храбростью.

На улице было свежо, даже чересчур. Конечно, я сегодня не собирался бегать голышом, но и просто гулять по лесу представлялось удовольствием ниже среднего. Я даже печку включил.

– Мы сс… сегодня-то поедем или как? – вкрадчиво спросила меня лихо примерно минут через пять.

– Не видишь, что ли, машину прогреваю? Еще не хватало, чтобы движок стуканул, – раздраженно ответил я.

Хотя мы оба понимали, что я пытаюсь оттянуть время. Потому что боюсь. Но сколько веревочке ни виться…

– Сначала за Рехоном, – произнес я.

Причем, непонятно, зачем сказал. Юнии было вообще все равно, в какой последовательности мы заберем сегодня моих спутников. Это скорее походило на «бессознательное изречение». Какое возникает у людей, несколько суток находящихся дома в одиночестве и начинающих разговаривать сами с собой, лишь бы лишний раз доказать себе, что они вообще умеют говорить. В таком случае идеально, когда есть домашние животные – ты вроде бы и не сошел с ума, а просто обсуждаешь с псом аргументы против теории струн.

Рехон ждал меня у выхода общины на чужанскую территорию, облокотившись на горящий фонарь и нервно поглядывая по сторонам. Он был облачен в кожаную осеннюю куртку, свободные джинсы и резиновые полусапожки высотой по щиколотку. Держу пари, его одевала Зоя, получив единственную вводную – лес. В другом случае, я не представляю, куда собрался этот модник.

– Матвей, поехали быстрее, – тут же сел он в машину. – А то она еще выйдет прощаться. Все ей кажется, что я не вернусь. Сказал ей, конечно, чтобы оставалась дома…

Рехон не закончил, махнув рукой, мол, чего тут говорить – все бесполезно. Я кивнул. Ну да, Зоя такая. Стукнуть кулаком по столу и сказать: «Теперь будет вот так» – это не про нее.

Правда, меня немного покоробило: «Все ей кажется, что я не вернусь». На мои плечи весь день давило ощущение грядущей беды. Вот только я не мог понять, куда это все отнести. За себя беспокоиться или за кого-то еще?

Однако кошки скребли знатно. Так, что даже хотелось махнуть несколько стопок, чтобы заглушить эту тревогу. И я искренне позавидовал Рехону, который сидел рядом с видом вырвавшегося на рыбалку семьянина. Надо ему на будущее посоветовать купить гараж и объяснить, для чего он нужен мужикам этого мира.

Зато Ингу пришлось подождать. Привратник-домовой извинился и сообщил, что госпожа собирается. И вот спустя минут пять на пороге появилась знакомая парочка в темно-синих, почти черных спортивных костюмах с эмблемой Bosco. Стильно, модно, молодежно.

Единственное, мне показалось, что Травница изначально выбрала проигрышную стратегию. Нет, на ней костюм сидел вполне неплохо, но рядом с пышущей молодостью Натальей Инга смотрелась тетушкой. Ухоженной, подтянутой, но тетушкой, которой стукнуло лет сорок пять. Хотя, Костяну бы понравилось. Он вообще был большой ценитель зрелой женской красоты.

– Она зачем? – нахмурился я, указав на приспешницу.

С одной лишь целью – не дать понять Инге, что это моя затея. Потому что если бы я промолчал, это было бы точно подозрительно.

– Наталья нам поможет. Я взяла кое-какие травы и артефакты. Доставать со Слова их будет долго и неудобно.

Я вспомнил зеленух, которых Травница использовала в качестве пневматической почты. Да, ее Слово, в отличие от моего, гораздо масштабнее, но в то же время медленнее. На нем можно хранить целые стеллажи вещей, однако быстро достать все это одномоментно не получится.

Хотя, само собой, я скорчил недовольную физиономию. Поэтому Инга добавила:

– Ты ее даже не заметишь.

Лишь после этого мы все расселись по местам. При этом Инга слегка кивнула Рехону, а тот ей и не ответил. О том, чтобы начать разговор, – не шло и речи. Что ж, пусть так, меня молчание вполне устраивало.

Впервые путь во владения лешего был для меня настолько тяжелым и гнетущим. Наверное, в том числе потому, что я даже не собирался встречаться с батюшкой. Машина проворно мчала по шоссе, везя угрюмых рубежников и чужанку навстречу судьбе. В какой-то момент стало так тоскливо, что я не выдержал и включил радио. И тут же услышал бодрый голос Бутусова:

'Из нас выращивают смену

Для того, чтоб бить об стену.

Вас отваривали в супе,

Съели вас – теперь вы трупы'.

Я торопливо переключил радио:

'Это все, что останется после меня.

Это все, что возьму я с собой!'.

Вы издеваетесь, что ли? Нет, я слышал про феномен Баадера-Майнхофа. Мол, беременные видят вокруг только беременных, хромые хромых, тот, кто думает о возможной смерти, слышит песни про тлен и безысходность. Однако это уже слишком.

Я переключил радио и услышал бодрую мелодию и знакомый голос:

'I’m on the highway to hell,

I’m on the highway to hell,

I’m on the highway to hell'.

Позади, не сдержавшись, хихикнула Наташа. Я не был уверен, что остальные знают английский, но от греха ткнул в магнитолу, и та затихла. Ладно, будем ехать без музыки.

Ночь обещала быть пасмурной, без ярких кровавых лун на небе, пусть где-то там они и были. Меня больше волновало, почему без явных причин так тягостно на душе и так сильно давит в области сердца. Однако едва ли в машине сейчас был психотерапевт-кардиолог, поэтому пришлось отложить эти вопросы.

Мы свернули с трассы, миновали Большое поле и уже выбрались на проселочную дорогу, когда я резко остановился, с ужасом глядя перед собой. Потому что именно в этот момент внутри что-то оборвалось. Как последняя струна у гитариста, на которой он еще худо-бедно играл.

Инга пулей вылетела из машины, скрывшись в лесу, и Наталья, после секундного колебания, ломанулась за ней. Рехон же «нацепил» промысел на кончики пальцев, готовый в любую минуту обрушить на возможного неприятеля хист. Вот только на дорогу никто не выскакивал.

– Что не так? – спросил он.

– Печати на моем доме. Их больше нет. Срезали одним махом.

Лицо Рехона превратилось в восковую маску. Он не произнес ни слова, не шевельнулся, разве что положил руку на плечо.

– Если произошло что-то плохое, мы все равно не успеем вернуться в город, – сказала Инга.

Я даже не заметил, как она подошла. Видимо, ей надоело наслаждаться природой в облезлых осенних кустах. Но что самое мерзкое, она действительно была права.

Даже если я рвану обратно, расплескивая хист и превращая каждый шаг в гигантский прыжок метров на двадцать, едва ли обернусь быстрее Зверя. Пусть и ломанусь напрямки.

Зараза! Вот только как они вышли на нас? Чуры? Ежовик? Да по больше части, это сейчас и не важно. Гриша, Митя, Куся… Надо было оставить с ними лихо! А что если и это бы не помогло? Я старался отогнать от себя дурные мысли, но получалось не очень.

Хотелось орать до одури и бить руль, пока не рванет подушка безопасности. Однако вместо этого я оцепенел. Разве что странный звук немного раздражал.

– Мы должны продолжать, – вновь подала голос Инга.

Я вдруг осознал, что бесячий звук оказался скрипом собственных зубов. И стоило Травнице сказать то, что я меньше всего желал услышать, я вернулся в реальность. Сейчас очень хотелось послать ее, сесть в машину и поехать домой. Однако я понимал, что это неверное решение. Гриша, Митя, Куся…

– Тогда че вы там стоите⁈ – рявкнул я, понимая, что попросту срываю злость. В душе было пусто, а на губах горько.

Травница с Наташей залезли обратно, и мы продолжили путь. Благо ехать нам оставалось всего ничего. Заглушив мотор и с трудом выбрался из машины. Ноги почти не слушались, словно их пришили мне от какого-то другого человека.

И что хуже всего, стоило прислушаться к себе, как я понял еще кое-что – то самое гнетущее предчувствие не прошло. Разве что теперь та горечь, которая чувствовалась на губах, разлилась и в груди.

– Матвей, сс… надо закончить начатое. Чтобы всс… се это было не зря.

Я ничего ей не ответил. И не только потому, что мне нельзя было выдать присутствие Юнии. Я не желал общаться на эту тему и по иной причине – мне нечего было сказать.

– Туда, – поднял я руку перед собой.

Тьма пряталась в пожелтевших листьях, шептала проклятья, укрываясь за холодными черными стволами деревьев. Я никогда с ней не дружил. Тьма, младшая сестра ночи, благоволила рубежникам и нечисти. Но не мне. Я так и не стал в полной мере рубежником. Хистом может быть, но по духу я оставался обычным человеком. А она это чувствовала. И не могла простить.

Я никогда не дружил с тьмой, однако сегодня наши противоречия будто обострились до предела. Несмотря на то, что я видел многое, недоступное обычному взгляду. В каждой коряге мне чудилась занесенная над головой рука с ножом, в каждой куче осенних листьев угадывался труп. Богатая фантазия и расшатанные нервы сослужили теперь плохую службу. Поэтому когда я увидел знакомый обугленный дуб, то невольно вздрогнул. А после представил, как совсем скоро из-под него вылезет лич-чур, чтобы направиться к ларю.

– Туда, – повторил я, указывая на далекий островок вековых деревьев, особняком раскинувшийся посреди спрятанного лесного луга.

Наш невероятный квартет (лихо я не стал считать) неторопливо направился за мной. Труднее всего приходилось, конечно, Наташе. Как чужанка, она и видела, и чувствовала все гораздо хуже кощеев. Для меня оставалось большой загадкой, как до сих пор приспешница Инги не переломала себе ноги. Ну правильно, хоть кому-то в этой жизни должно было везти? Лично я уже два раза провалился правым кроссовком во что-то мокрое и теперь не шел, а хлюпал. Правда, мысли были совершенно о другом. Все эти бытовые неурядицы шли словно фоном.

– Стоять! – внезапно для всех замер Рехон.

Мы уже огибали кромку леска, в котором укрывался ларь. Казалось, реликвия так близко – руку протяни. Конечно, в фигуральном смысле. Но минуты полторы, и мы действительно будем на месте. Вот только теперь я искренне не понимал, стоит ли игра свеч?