Текст книги "Оловянная корона (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Билик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Ферринг пять дней поил их каким-то крепким местными вином, а на шестой оказал одну "услугу" – приказал перековать всех лошадей для дальнего путешествия. Только под нажимом Руслана, и едва не поругавшись с хозяином, путники покинули чересчур гостеприимную крепость Мясника. За Сника кинетик не переживал. Для Ферринга тот интереса не представлял, скорее всего, не сегодня-завтра Дуйне отошлет его в лощину.

Так или иначе, на исходе шестого дня шесть крупных фигур, в одной из которых с трудом можно было узнать женщину, покинули цитадель лорда Ферринга. Однако они последовали не той дорогой, по которой прошли через теснину, а выехали с противоположной стороны, ступив на каменистую тропу, прижатую с одной стороны к неприступной горе Бед, а с другой – нависающей над пропастью Всех Ветров. Следовать этим направлением, да еще в сумерках, было по меньшей мере сумасбродством, но Руслан понимал, как много времени они потеряли. Возвращаться назад – минус два дня, а остаться в замке до зари означало не покинуть его на следующее утро.

Дуйне в широком порыве души отвел им провожатого и около десятка всадников в "защиту". Какие мысли крутились в голове у Мясника, Руслан даже предположить не мог, понимал одно – Ферринг лжет. Он не понаслышке знал, что "черные души", если и уязвимы, то только в одиночку, вместе же их победить практически невозможно. Тем более, чтобы кто-то напал даже на одинокого путника в землях Мясника? Такое представить трудно. Руслан поежился, подумав, что стало бы с этим бедным разбойником. Кинетик даже начинал жалеть о визите к Дуйне.

Всю ночь они провели в пути, до заката успев сойти с опасной горной тропы на широкую протоптанную дорогу, уходящую вниз к Талому озеру. Оно находилось в самом сердце дола, набирая силу именно сейчас, весной, от обилия талого снега. Здесь же на небольшом возвышении раскинулся Заячий городок с худенькими дощатыми домами на сваях, храмом Трех Богов, хибарами охотников и рабочими хижинами дубильщиков, большим старым трактиром и богатым по нынешним меркам, но убогом с точки зрения заезжих, особняке бурмистра. Заячий городок был не самым плохим из всех, что видел за все странствия Руслан. Да, жизнь здесь текла неспешно и монотонно, раскрашивая окружающие предметы и людей в темно– и светло-коричневые краски, казавшиеся единственно возможными в поселении близ Талого озера.

Теперь же Заячий городок спрятался под густыми клубами ночного тумана, будто замер, испугавшись нежданных гостей. Руслан въезжал в него с опаской, точно боялся разбудить, потревожить своим негаданным появлением.

Трактир оказался закрыт, но хозяин – пузатый мужичок с торчащими из ушей волосами, затравленно глядящий на незнакомцев – появился довольно скоро. Следом появилось еще несколько не менее испуганных аборигенов, бегающих с опущенными головами, уводящих коней в стойло, хватающих скудные пожитки путешественников, хлопающих дверьми и вновь появляющихся на пороге.

Мёнемейстер приметил между ними одного мальца, особенно грязного с едва пробивающейся растительностью в ушных раковинах, – не иначе сына самого хозяина – и подозвал к себе. Шкет подошел, то и дело оглядываясь на отца, и принялся слушать шепот незнакомца, сначала испуганно хлопая глазами, а потом натянув на чумазое лицо довольную улыбку и принявшись согласно кивать. В довершение ко всему кинетик вложил в худую ручонку несколько монет, и мальчишка бросился наутек, словно опасаясь, что странная просьба незнакомца может оказаться шуткой и тот вот-вот заберет деньги обратно.

Едва последние вещи унесли внутрь, появились стражники Ферринга со стягом проткнутого копьем человека – не самое лучшее знамя для семьи, но Мясник строго чтил традиции и переделывать его не собирался. Руслан сплюнул на землю и, не став дожидаться, пока подъедут воины, зашел внутрь. Он знал, что поспать ему сегодня не удастся.

Едва забрезжил рассвет, освещая пыльный и замызганный Заячий город, в трактире началась беготня. Руслан не слышал всех слов, что кричали стражники, но знал, они, если так можно выразиться, матерятся. Вообще, кантийский язык, несмотря на множество наречий, подчас друг на друга совсем непохожих, был довольно скуден на ругань. В большинстве случаев, все сводилось к перечислению слабостей человека, его неуважительной схожестью с животными и какой-то странной тяги к экскрементам – «вонючая песья шкура», «гнилой скунс», «смердящий старый кусок...». По сравнению с великим и могучим родным русским языком, кантийцы казались воспитанными детьми.

Вот и сейчас солдаты бегали из комнаты в комнату – где еще несколько часов назад "спали", как они считали, "черные души", а теперь никого не было – и зло переругивались. Руслан, к своему удивлению, впервые услышал узнаваемое на всех курортах мира слово на "б" из пяти букв. Вот бы узнать, как в лексикон кантийцев попало настолько знакомое всем русским выражение гнева, досады и сожаления, без которого не обходился ни один обстоятельный мужской рассказ? А может, это интернациональное? Впрочем, неважно. Главное другое – стражники нервничали, оно и понятно. Мёнемейстер очень смутно представлял, что с ними сделает Мясник, когда те вернутся с пустыми руками. Но ему до этого никакого дела не было. Их бы точно никто не пожалел.

Наконец один из прихвостней Мясника что-то крикнул, и все высыпали на улицу. Руслан обошел дом и осторожно выглянул из-за угла – так и есть, стражникам спешно выводили коней. Едва они сорвались с места, он, уже не таясь, вышел на дорогу и посмотрел вслед. Вдалеке по объездной проселочной тропе, образовавшейся только на период разлития Талого озера, на лошадях шагом двигались шесть фигур, укутанных в плащи. Едва они заметили преследователей, как пустили лошадей вскачь, направляясь к лесу и уводя солдат на северо-запад.

Вот и хорошо. Вот и замечательно. Шкет с волосатыми ушами, точно только и ждавший этого момента, появился перед Русланом и опасливо потянул его за руку, не произнеся ни слова. Они прошли несколько кривых улочек, утыканных многочисленными домами-близнецами, пока не остановились возле огромного хлева. Животный дух здесь был такой сильный, что кинетик задержал дыхание и зажал рукавом нос. Пацаненок удивленно посмотрел на странную выходку незнакомца и отворил огромные ворота. Точно только этого и ожидали, оттуда вывалились все телекинетики, ютившиеся в помещении вместе с лошадьми.

– Я думал, что умру.

– Как-будто в деревенском сортире искупался.

– Вонь адская.

– Вы бы заткнулись, тут девушка, как-никак, – сердито отозвалась Ольга.

– Держи, – протянул Руслан мальчику три серебряные монеты. Тот схватил, не веря своему счастью, собрался припустить что было духу, но телекинетик глазами остановил его. – Об этом никто не должен узнать. Ты понял?

– Да, да, ваша светлость.

– Я не светлость. Я Мёнемейстер "черных душ".

– Я знаю, милорд, знаю. Не убивайте меня, пожалуйста.

– Не буду, – успокоил его Руслан. – Отдашь два серебряных топора тем, кто увел солдат. Когда вернутся, один возьмешь себе. И намекни, что лучше держать язык за зубами. Понял?

Малец кивнул, после чего Руслан отпустил его. Еще секунда, и от отпрыска хозяина гостиницы остались лишь клубы поднятой пыли.

– Чего ж ты так с ребетенком строго? – лукаво спросила Ольга.

– А потому что на сто процентов в этом мире работает лишь один инструмент – страх, – сухо ответил Руслан. Несмотря на обманутых преследователей, настроение у него было поганое. – Все на лошадей. Надо ехать.

Покидали они Заячий город стороной, особо не спеша, чтобы не привлекать внимания. Отъехав на порядочное расстояние, кинетики пустились самым резвым галопом, пока не покинули дол. Лишь наверху, где дорога раздваивалась, Руслан взял вправо, и лошади перешли на рысь. Лжекинетики увели стражников влево, в леса, за которыми начинались владения сира Гейлехина, а им нужно было двигаться к Горе Богов. Через несколько километров дорога разошлась еще раз, только теперь в три стороны, одна из которых была вымощена камнем и вела в столицу. Но Мёнемейстера она не заинтересовала, он потянул поводья вправо и выбрал крайний проселок. Теперь больше сворачивать никуда не придется. Три дня пути, и они у Горы Богов.

– Таки даже название такое! Гора Богов!

Канторович возвел руки к небу, точно Зевс, требующий у грозовых туч молний. Руслан устало посмотрел на этого клоуна с идиотской короной на голове и вздохнул. Да уж, союзничек.

– Миша, ты когда успел Богом стать?

– Руслан, ты не понимаешь. Это знак, судьба. Мы приходим в мир и селимся на горе, у которой даже название такое.

– И чего это за знак?

Мимо проходили нагруженные поклажей его телекинетики, воротившиеся из очередного Окна, уже третьего по счету. Вернуться обратно на землю стоило немалых усилий. Эта Кантия оказалась в определенном смысле паркгаузом близ многочисленных железных путей – многие Окна вели именно сюда. А вот чтобы выпрыгнуть в свой родной мир, приходилось немало поплутатать по чужим мирам. Роман Валерьевич мог предсказывать появление новых Окон, подчас даже ждать долго не приходилось. Единственное и довольно весомое НО – ясновидец не знал, куда они ведут. Как он говорил, слишком много "исходных данных", которые не в состоянии был обработать даже он.

– Что мы должны, просто обязаны, изменить этот мир. Сделать его более цивилизованным.

– Миша, – Руслан приблизился к Канторовичу. – Мы сколько раз уже разговаривали. Мы здесь никто, гости, если можно так выразиться. Здесь все развивалось тысячу лет без нашего вмешательства, пусть так и будет.

– Это глупо! Глупо закапывать свой талант в землю, глупо сидеть сложа руки, когда реальная власть сама в них идет.

– К кому идет? К тебе? – усмехнулся Руслан.

– Таки хоть и ко мне.

– Миша, ты, конечно, неплохой руководитель, но мессию из тебя не строй. Тебе что, плохо живется?

– Руслан, неужели ты не понимаешь, можно жить еще лучше.

– Ага, и так до бесконечности. Чем больше получаешь, тем большего хочется. Это всегда так.

– Но Руслан...

– Мы закончили!

– Руслан!

– Миша!

Кинетик с телепатом стояли, смотря со злобой друг на друга. Руслан сразу не понял, какую ошибку он сделал, как подставился, думая, что находится на равных с этим лысоватым и толстеющим человеком, физически не представляющим для него опасности. Слишком многое они прошли вместе, такие разные, непохожие, разнополярные, но всегда действующие заодно. И Руслан перестал опасаться. Самого мощного и совершенного оружия, когда-либо созданного людьми. Ими созданного. Вместе. Руслан забыл, что перед ним Телепат.

В себя он пришел довольно скоро. На первый взгляд ничего не изменилось, все было как раньше – вот он, перед ним Канторович. Только странно как-то. Вроде злился минуту назад, а теперь вдруг остыл. Никаких эмоций, переживаний, нервов. Лишь странная обволакивающая апатия.

Руслан вытер уголок губы, где скопилась слюна, и до него дошло. Он взглянул на телепата и увидел в его глазах растерянность и вину. Вот ведь, сукин сын.

– В голову мне залезть решил? – Канторовича подбросило в воздух, крутанув несколько раз с такой силой, какой бы позавидовал аттракцион "Вихрь". Перед самой землей Руслан все же смягчил падение, но не по максимуму. Главное не дать этому засранцу сконцентрироваться на нем – если зазевается, тогда уже ничего не спасет. – В голову мне решил залезть!

Теплой волной Руслана сбило с ног, и он больно ударился левой лопаткой о камень. Кинетик удивленно смотрел на надвигающегося Марата, точно чужого, медленного, спокойного, с мертвыми безразличными глазами. Еще миг и... парень пришел в себя, растерянно глядя на шефа и не понимая, что происходит.

Кинетик поднялся на ноги и увидел, как позади Марата, наверху, уже давно идет битва. Десятки кинетиков и телепатов сошлись в немой схватке, самой страшной, которую мог только представить человек. Вот его Вовка, отличник-семерка, размозжил о гору сначала одного мозголаза, потом другого, но в следующее мгновенье, повернувшись, с непроницаемым лицом стал крушить бывших товарищей – одного, второго, третьего. Одни кинетики сражались между собой, другие – уничтожали телепатов, третьи – лежали уже мертвые, убитые собственными друзьями, в сознание которых вторглись враги.

И когда казалось, что единственным правильным и логичным итогом сражения станет смерть всех, раздался хлопок. По крайней мере, Руслану показалось, что это просто хлопок – воздух будто закипел, обжигая легкие, кожа покраснела и пошла волдырями, волосы обуглились и твердой коркой прилипли к голове. Кинетик видел источник этого необычного явления – он стоял в нескольких шагах от него. И имя ему было Гоша. Психокинетик-девятка Георгий.

Когда он опустил руки, все стало как прежде, только люди, опаленные этим маревом, как бабочки огнем фонаря, посыпались на землю. Живые и мертвые смешались в огромной багрово-красной куче тел, сплетенных меж собой. Руслан лишь угадывал уцелевших по едва заметным движениям – они точно агонизирующие антилопы после долгой погони, загнанные, с прокусанным горлом, чуть вздрагивали и замирали.

Единственной силой, способной вернуть к жизни всех их, была всего лишь напросто вибрация связок. Голос, зазвучавший не только над небольшим плато, но разлетевшийся намного дальше, обрел истинную мощь, заставил кинетиков подняться на ноги и более-менее прийти в себя.

– Это конец, – сказал Гоша. – Конец нашему симбиозу. Надеюсь, вы все это понимаете.

И они понимали. Руслан еще не успел все додумать, но сам знал – это конец. Как раньше теперь больше никогда не будет. Никогда.

– Руса, ты спать долго будешь? – бодрый голос Марата прозвучал над самым ухом.

Руслан вздрогнул и открыл глаза. Они двигались по ровному, выщербленному острыми булыжниками, точно здесь был недавно камнепад, широкому лугу. Дорога карабкалась к высокому холму узкой просевшей колеей, оставленной здесь множеством проехавших когда-то телег. Это был главный юго-восточный тракт, к которому, точно поросята к свиноматке, сиротливо тут и там примыкали узенькие проселки.

Руслан оглядел своих людей и тревожно взглянул на Марата.

– Костя с Ольгой где?

– Они чуть вперед поехали, типа разведки.

– Типа, – Руслан пожевал во рту прорвавшееся из его мира слово-паразит. – А кто приказал?

– Ты же Ольгу знаешь, она сама, кому хочешь, прикажет. А ты чего такой хмурый, как будто привидение увидел? Приснилось чего?

– Да меня в последнее время одолевают всякие призраки ушедших времен, – потер глаза кинетик. – Погода портится. Надо Олю с Костей догнать и крышу над головой найти.

– Надо, – согласился Марат, все еще настороженно глядя на шефа, словно догадываясь, какого рода призраки могут его тревожить.

Но догонять никого не пришлось. На пригорке показались две крепкие фигуры на лошадях, в которых Руслан узнал своих подопечных. Да, разболталась дисциплина у кинетиков. После смерти Гоши все еще как-то притихли, вспомнили о субординации, подчинении, не желая закончить так же, как психокинетик, полезший играться не в свою войну. Но прошел месяц, и все стало по-прежнему. Ведь не двадцатилетние сорвиголовы уже, всем за сорок перевалило, но рассуждают, как молодежь – со мной этого точно не случится, я так не закончу. И что сделаешь? Свою голову же им не поставишь. А закручивать гайки, как Канторович, ласковый для чужих и тоталитарный для своих, Руслан не умел.

– Кто разрешил уехать вперед? – сурово сдвинул брови Мёнемейстер, впрочем, не ожидая особого успеха от своего словесного выпада.

– Вот если бы не поехали, то в заднице бы полной оказались, – особо не церемонясь, отбила его выпад Ольга. – Встретили мы твоего психокинетика.

– Где? – У Руслана похолодело в груди.

– Там на тракте, идут они сюда. Он, и еще семеро.

– Телепаты? – Марат спросил, а сам растерянно повернулся к шефу.

– Не все. Там вообще шапито какое-то. Двое в кольчугах, вроде, местные. Один тоже местный, в смысле, с этого мира, но с востока. Ну, соответственно, остальные – наши.

Слово "наши" Ольга произнесла с такой миной, что стало ясно – с этими "нашими" она в одном поле не села.

– То есть, психокинетик и четверо телепатов.

– Да, Игоря я точно разглядела, хоть и далеко было.

– А они вас увидели?

– Нет, там вдоль дороги лесок небольшой. Мы в нем и спрятались. А они наоборот, на открытой местности были.

– Так, хорошо, – почесал Руслан свой ежик. – Надо думать, думать... Что нам надо? Завлечь их в ловушку. Так? – все кивнули. – Для этого нужен человек... Все было бы проще, не будь там этих гребаных телепатов. Тогда бы любой из нас подошел. Сейчас же нужен человек со стороны, желательно из местных. Спрашивается. Где его взять?

– Так деревню проехали совсем недавно, – встрепенулся Марат. – Она, правда, в стороне от тракта. Ты спал как раз, вот и не заметил.

– Я знаю, что делать, – заблестели глаза у Руслана. – Разворачиваем лошадей, быстрее.

Царский поход

Хоть и отрадны глазу шеломы ратников царских, что от края до края земли растянулись, но по сердцу Молчану точно ножом острым прошлись. Оно и понятно. Корнями прирос он в стольном граде, бабой опять же обжился – коли баба на дворе есть, так и со двора тягостно уезжать. Слышал русич, дескать, у варягов, что кметством пропитание добывали, на такой случай в каждом селенье по жинке – вроде легче так, сердце не рвется. Молчан подобного не понимал. Баба, она существо сложное, противуричивое, ее нахрапом не возьмешь. К ней подход нужен, понимание, опять же. Вот Сашка, к примеру, сколько с ней пробыл, а все равно чувствует, есть у ней нечто непостижимое, высокое. И в каждой бабе так, надобно только разглядеть. А с таким подходом как можно по несколько жинок иметь в каждом поселении? Этак голова лопнет их дознаваться, допытываться, тайну опять же энту в каждой искать. А на службу государеву откуда ж тады время брать?

Нет, ему его басурманки вдоволь хватит. Замирился с Сашкой пред отъездом – а как ж исчо? Негоже с тяжелым сердцем из дому уезжать. И вроде немолодой ужо, да и с Санькой не первый день живет, а вот накатила такая страсть пред походом. Цельный день любились да еще полночи, оттого десный мастер на утро как муха сонная ноги еле-еле перебирал. Ладно потом за столько дней пути худо-бедно отоспался.

Народу в поход собралось – страсть. Сам Молчан не ожидал, что на царский клич столько лордьев да рыцарей с простыми ратниками съедутся. Обычно оно как бывает? Князь какой вместо тысячи две сотни пришлет, дескать, жизнь царь-государь, скудная, денег нет, лошадей и пропитания уж подавно, не взыщи. А энти, кантийцы то бишь, наоборот. Каждый друг пред другом красуется, вроде хвастается, у того доспех лучше да чище блестит, у другого ратники ладные, крепкие, третий количеством берет. Дурные на голову, ей богу.

Но Эдуар радовался. Как ребенок игрушкам, что на ярмарках из дерева вырезают – птиц, зверей, свистулек всяких – так и царевич рантиками тешился. А злыдень, верней, шуйцый мастер заветных дел, Михаэль так ему поддакивает: "Посмотрите, милорд, какие у людей лорда Энриша забавные шлемы. А у сира Дрендримора такой яркий нагрудник, даже смотреть больно". Тьфу, дьявольское отродье. Прицепился, как паразит, теперь его токмо вместе с телом отрывать.

Энто Молчан царевича везде уберечь пытается, от опасностей схоронить, да разве тот слушается? Он и крохотным своевольный был, а все из-за стрыя, брата отца то бишь. Разбаловал мальчонку, думал, ему княжить в Долине Кричащих Сов наречено, не боле, а ноне как – царствует над всей Кантией.

– Сир Мойно, сир Мойно, – Молчан обернулся, к нему протискивался потный толстяк во броне да с мечом. Только явно не для ратного дела рожден был. Слишком толст, хотя лет всего нечего, руки махонькие, персты женские. Сам с виду румяный, как пирог с яблоками. Но человек важный, не из лордьев нищих, что каждому куску рады да друг дружку порвут, слово не обронят. То Валлиган Ферблун, Родитель, верней, Отец семьи Ферблунов, самый что ни на есть ревностный сторонник царевича.

– Сир Валлиган, – кивнул Молчан.

– Если вы не против, я хотел бы поговорить.

Русич артачиться не стал. Ферблун, он по нонешным временам птица полета высокого. У него и денег, и людей, и земель вдоволь. Опять же, одним из первых власть нового короля признал. Кроме пользы Молчан от него ничего не видел, чуть что, так энтон Валлиган тут как тут. И словом, и делом помочь сподобится, хотя вроде и просить у десного мастера ничего не просит.

– Лучше вечером, сир Валлиган, – отозвался русич, а сам прямо зыркнул, где через четверых гридней ехал Эдуар с Михаэлем.

– То-то и дело, сир Мойно, мне нужно поговорить именно с вами, – Ферблун речевал чуть не шепотом, еле слова егойные разберешь.

– Говорите, – кивнул Молчан. С ним они часто общались по разностным делам.

– Собственно говоря, – теперича Валлиган совсем зашептал. Десному мастеру даже слух пришлось напрячь. – Дело очень щекотливое и касается короля.

Ферблун башкой завертел, тудысь-сюдысь, никто ли не наушничает? Молчан сам посмотрел – нет никого. Вокруг лошади в поту, ратники королевские по шестеро едут, боле дорога не вмешает, позади них телеги да обозы, дале уже лордья со своими людьми – сначала богаче да влиятельней, дальше попроще да беднее. Все едут, переговариваются, хохочут, но без особой брани. А они, значитца, с Ферблуном с шуйцы верхом бредут. Кто ж тут наушничать может?

– Раз короля, то это ко мне, – кивнул Молчан.

– Прошу вас, не так громко, – округлил глаза Валлиган. – Если кто услышит, боюсь, у меня будут... большие неприятности. Дело касается сира Михаэля.

Русич взор потупил, желваками поиграл. Что за пес энтот Михаэль? То не было его, и все спокойно жили. То появился, так любая бедовина без него не происходит.

– Я знаю, что вам он тоже не по душе, – Молчан при этих словах так строго в очи Ферблуну посмотрел, что тот заквохтал хуже курицы, которую под нож сейчас пустят. Хотя опять же шепотом. – По крайней мере, так все говорят в столице.

– Так не говорят в столице, уж я знаю, – сурово молвил десный мастер.

Как тать, за руку пойманный, забегал Валлиган очами, рот раззявил, а речевать не стал ничего. Подобно рыбе устами шлепает, сказать чего силится. Наконец собрался с мыслию и продолжил.

– Как я выяснил, неважно. У вас свои люди и методы, у меня свои. Я о другом, – теперича Ферблун придвинулся так близко, что на Молчана пахнуло егойным смрадным дыханием. Но Русич не отвернулся, коли уж о деле государевой важности речь идет, можно неудобства-то и претерпеть. – Сир Михаэль оказывает слишком большое влияние на его величество. Слишком. А с тех пор, как он еще стал левым тайным мастером... – Ферблун замолчал, а русич с благодарностью свежего воздуха глотнул, но тот продолжил. – Есть мнение, что король со временем полностью попадет под его влияние. И этих времен боюсь не только я, но и другие лорды.

Молчан нахмурился. Признаться, ему и самому Михаэль не люб был, не по сердцу. Но чтобы через него на Эдуара гневаться? Глупо. Как если бы у тебя чирий на ноге выскочил, а ты возьми ее всю, да оттяпай.

– И вы пришли ко мне с этой новостью, ко мне, – русич на мгновенье смолк, вспоминая трудноречевальное свое звание, – к правому тайному мастеру?

– Вы не дослушали меня, сир Мойно, – Валлиган вновь заозирался. – Я к тому, что без сира Михаэля всем будет только лучше. Вы понимаете меня?

Чего ж непонятного? Молчан чуть не кивнул, да спохватился вовремя. Помыслить такое – ведь о смертоубийстве речь идет. Вона он как, Ферблун, намеками, намеками, значитца, да все понятно.

– Я не прошу способствовать нашему замыслу, – продолжил Валлиган. – Я просто прошу не мешать. Уже скоро этого паука не будет здесь, он исчезнет, и все станет, как раньше. Вы можете прямо сейчас сказать о заговоре против левого тайного мастера королю – и я погиб; а можете просто промолчать, ничего не делать, но это будет ответом.

Валлиган поворотил лошадь и отправился к своим ратникам. Вот сейчас бы Молчану крикнуть, возопить: "Держите его, татя проклятщуего". Но смолчал русич. Голову только поворотил за Ферблуном да очами с ним встретился, энтот тоже обернулся. Вот сейчас, сейчас, значитца, есть еще время. Надобно воротить его, царю рассказать все...

Да поздно, вот уже и Валлиган совсем махоньким стал, до людей своих добрался да вместе с ними поехал, будто и не говаривал ни о чем с Молчаном. Глупо себя десный мастер почувствовал, неужто теперь все раскрывать Эдуару? Да и опять, ему с энтого какой прок? Была б его воля, он этого самого Михаэля голыми руками придушил да не поморщился. Прав Валлиган, вскружил стервец голову мальчонке, мысли запутал, а через то и все государство пострадать может. Конечно, до государства Молчану плевать было, что ему энта Кантия? Чужбина, значитца. Но царство без царя немыслимо, а царь здеся Эдуар, как ни верти. И надобно его защищать. Если ради егойного убережения надлежит траву сорную подергать, Эдуара опутавшую, так тому и быть.

Поглядел Молчан случайно на Михаэля, да в дрожь его бросило. Поворотился шуйцый мастер в седле да назад взор устремил. Мимо ратников, мимо самого русича, далеко глядит. Молчан чуть не перекрестился да за взглядом проследил, тут ему совсем худо стало. А смотрел Михаэль далече, ой далече, на самого Валлигана Ферблуна, точно изучал его. Неужто слышал, неужто прознал?

Ходил-бродил как неприкаянный в затемках Молчан. Ижно дозорных по осьмому разу проверил, а все тревожность с сердца не проходила. Везде ратники балагурят, хохочут, брагу кантийскую пьют, а десному мастеру не весело. Вельми беспокойно на душе. Места себе не найдет, мается горемычный, точно пропойца без зелья диавольского. Бродил, бродил, да сами ноги его понесли к центру лагеря, к Эдуару.

Здесь шатры самые что ни на есть царские, пышностью и богатством окаймленные. Кажный размером больше избы русича, а убранством – точно со дворца и не уезжали. Энто кто, спрашивается, обо всем обеспокоился, все подготовил? Молчан, конечно. Мелочевку любую, тютельку, что царевичу люба, распорядился с собой взять. Чтобы Эдуару привычно было в походе. А он даже не заметил. Сидит с Михаэлем балясины точит. Ух, как им весело.

А у него кошки на душе. Уж третьего дня, как пропал Валлиган. Точно под землю провалился, аккурат после речи своей худой. Егойные люди говаривали, что по делам срочным уехал. Дескать, сам король приказал. Только Молчан сумневался, ох как сумневался. Да все как есть у царевича спросить боялся.

– Мойно, хватит там ходить, – заметил его царевич. – Пойдем к нам. Успокойся уже, здесь, среди моих людей, я в безопасности.

Делать нечего, не ослушаться же Эдуара. Мойно молча подошел и сел подле костра. Царевич знай себе сидит, палкой в угли тычет, а Михаэль руки на пупе скрестил да смотрит искоса, с хитрецой.

– Таки иногда опасность подстерегает нас как раз тогда, когда мы думаем, что в безопасности, – точно думу вслух потаенную обронил Михаэль. Неспешно, нараспев говорит, засранец эдакий. – Если я не ошибаюсь, молодой человек, ваш дядя тоже думал, что в Утесе Гроз ему ничего не угрожает.

Помолчали. Кажный о своем. Эдуар, значитца, дьядьку своего вспомнил – по глазам влажным ясно стало – мужика своевольного, вздорного, гневливого порой, а все же его как сына любившего. Молчан об временах подумал прежних, когда гридем обычным был, возвыситься не желал, когда вместе все были, все заодно – он, Иллиан, значитца, да Айвин. Теперь же по-другому. А Михаэль... черт разберет, о чем шуйцый мастер думал, но речевать дале стал он.

– Но вам, молодой человек, в любом случае повезло. Ваш тайный правый мастер вернее, чем люди сира Эдмона.

Получается, вроде и похвалил, да в глаза так глянул, что Молчан себя кутенком обоссавшимся почувствовал. Ночь везде, от костра свет слабый, чуть заметный, а глаза Михаэлевские во тьме так и пышут, и пышут. Вот-вот загорятся.

– Мойно не просто мой правый тайный мастер, – глянул на него Эдуар. – Он мой друг.

– Самое важное, молодой человек, правильно подбирать друзей. Таки что может быть важнее.

Говорит, злыдень, а сам на Молчана позыркивает. Вроде, знаю, об чем ты давеча с Валлиганом речевал. Все знаю, ирод. И пощады тебе не будет. Русича даже пот прошиб. Ижно у костра зябко, вона и Эдуар в плащ укутался, а у русича лбище все в мелких каплях. Десницей утер да искоса на Михаэля глянул. А тот сидит улыбается. Забавляется, значитца.

– Ладно, не будем засиживаться, молодые люди. Завтра рано утром в путь. Сир Мойно, не проверите мой шатер? У меня такое дурное предчувствие.

– Я правый тайный мастер короля, – почти не разевая рта да скулы сжав, ответил Молчан. – Не ваш.

– Мне всегда казалось, что если со мной произойдет неприятность, то это отразится и на короле. Так же, как и с вами, молодой человек. Иными словами, мы не можем позволить, чтобы с нами что-то случилось. Мы не можем подвести короля, разве не так, сир Мойно.

Ух, как в темени у Молчана застучало, как зубы заскрипели, да персты хрустнули, в кулаки сжавшися. Пред глазами все побелело от гнева, пламенем огненным отразилось. В свете этом увидел и чело Эдуаровское – тревожное, удивленное – и Михаэлевскую рожу. Тот вроде напротив, смущен, али чего более, напуган был. Стоял, уста разинувши да мелко трясся, собака плешивая.

Вот он лик его истинный, самый что ни на есть настоящий, маскою не сокрытый. Просто трус Михаэль, обычный трус, каких множество великое. Испужался настоящей силы, настоящей... Да тут Молчан и задумался. Столько времени шуйцый мастер над ним насмешничал, а теперича вдруг бояться вздумал начать. И перед глазами до сих пор белым-бело, как днем поздним, али вечером ранним. Так ведь и злость-то уже вся повыветрилась.

Поворотился назад да ахнул. Матерь Божья, хранительница да заступница всего и каждого, спаси и сохрани. Не иначе врата адовы отворились, да чрез них сюда диавол лезет. Во тьме, далече, точно к небу самому рука вздымается. То ангель павший к Богу назад тянется, да только десница та проклята, очернена, оттого только садов райских достигла, одернулась прочь да пламенем объялась.

Зело страшно Молчану стало, сердце заколотилось, как когда в полон его забирали. Плохой знак, дурной, видеть такое человеку. Раз уж скрытое наверх выворачивается, то, чего видеть не суждено в обычное время, жди беды.

Токмо царевич на свой лад рассудил. Чело у него все такое же тревожное было, да только не испуганное али растерянное. Повернулся к мастеру шуйцему, посмотрел внимательнее на пса, да вымолвил: "Это пожар. Пожар на Горе Богов".

Чужой среди своих

Молния обрушилась на землю раскидистой ветвью, разорвав темное небо в клочья и обнажив худенькую фигурку на дороге. Руслан успел разглядеть некрасивое скуластое лицо и несоразмерное ему тщедушное тело. Девочка быстро ступала по мокрой чавкающей жиже, поминутно оборачиваясь назад, то ли ища кого-то взглядом, то ли, наоборот, боясь найти. В следующую вспышку кинетик заметил, как по разорванной руке стекает и падает на землю бурый чуть заметный ручеек.