Текст книги "Оловянная корона (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Билик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Послушники вопрошающе посмотрели на верховного жреца, но тот торопливо закивал. Ключ скрипнул в замке, и кандалы свалились наземь.

– Еще что-нибудь? – спросил помазанный сын бога Сойнерли.

Учитель не ответил ему. Он бережно уложил рыдающего мужика, который по размерам превосходил Романа Валерьевича почти в два раза, и кивнул Кристиану на лошадей. Дамн уселся, схватил в руки поводья и легонько хлестнул лошадку. Тупик с темными постройками тихонько поехал назад, ему навстречу выступила боковина храма, а потом и улица с богатыми особняками. Кристиан обернулся в последний момент, прежде чем они скрылись за поворотом. Вдалеке еще виднелась черная ряса, Верховный жрец безмолвно провожал их.

– Учитель, почему вы не пригрозили ему?

– Что? – поднял голову Веглас.

– Ну верховному жрецу. Чтобы он стал вести праведную жизнь и все такое.

– Менять человека на седьмом десятке... Невозможно. Будь ему хотя бы лет двадцать, двадцать пять. Еще куда ни шло. Да и ни к чему. Все равно умрет через полгода.

– А потом? Следующий Верховный жрец? Каким он будет?

– Так далеко я не заглядывал, тяжело, да и незачем. Кристиан, нам нужно к южным вратам. Ты знаешь дорогу?

Дамн кивнул. Дорогу он действительно знал неплохо. А повозкой управлял довольно скверно, со страхом. Да и чувствовал себя на грани припадка. Пару раз в глазах темнело, и перед ним представали видения, совсем близкие, рукой можно дотянуться. Вот он, вот лошадь впереди, шарахающиеся люди. В себя Кристиан приходил довольно быстро, в последний момент уводя лошадь от столкновения, видя повторяющиеся образы. Как же Роман Валерьевич подобное называл?.. Диживу, дижаву, дэжэву? Как-то так. Говорил, у Проклятых, тьфу ты, у ясновидцев (не любил учитель слово Проклятый), такое постоянно. Только раньше Кристиан так вот, на ходу, Грядущее не видел. Единственное, через припадки.

Понятно теперь, как видит учитель. Вот что значит быть ясновидцем? Кристиан, воодушевившись, хлестнул лошадь, и в следующее мгновенье чуть не снес лоточника с его нехитрым скарбом. Все-таки возница из него был никудышный.

Быть или казаться

– Что значит и есть Земля? – недоуменно спросил Иван.

– А то. Миры же параллельные, то есть должны быть одинаковыми. Я сразу об этом подумал.

– Погоди, – за недолгое время Туров стал общаться с Русланом запросто, как с ровесником, – тогда мы сейчас где?

– Сказать сложно, но где-то ближе к Германии, наверное. Проклятая лощина уже в Италии. Кантия большая, Иван, очень большая. Франция, Испания, про Чехию и часть Восточной Европы я уж молчу.

– Тогда получается, что Данелаг...

– Норвегия и Швеция. Собственно, где они и должны быть. Соленые Острова – это Великобритания. Никто не знает, почему соленые, соли там никогда не было. Восточные племена – часть России. Скорее всего. Туда никто не суется, себе дороже.

– Это точно?

– Мы достали множество карт этого мира. Похоже что так.

– Я тогда другого не понимаю, почему здесь средневековье?

– Я задался этим вопросом почти сразу, как начал понимать что к чему. Какой-то глобальный катаклизм. В тех редких книгах, которые я смог достать, его называли Месть Трех Богов. Что-то вроде всемирного потопа – боги прогневались и стерли человечество с лица земли. Понятно, что информацию надо делить на три да десять вычитать...

– И умножать на ноль, – хмыкнул Иван.

– Ну ты не прав. Если в нескольких книгах подряд пишут, что пришел Спаситель с неба на огненных крыльях и воздал чудесные дары, значит, так и было. Вот только спаситель, скорее всего, обычный человек. Вместо огненных крыльев, скажем, реактивный ранец. А чудесные дары – клубничная жвачка.

– Откуда же тут взяться Спасителю с огненным ранцем?

– Ты же откуда-то взялся, – отпарировал Руслан, и Иван прикусил язык. – Про Спасителя я так, к слову. А катаклизм, похоже, и правда был. На этих землях раньше властвовала Империя – Кант. Аналог Римской. Ну, потом темные века, сам понимаешь. Славу богу, оправились, Кант восстановили, только стал он Кантией, подмял под себя мелкие королевства, князьков упразднил. И ничего, как видишь. Страна живет и здравствует.

– Да уж, – почесал голову Иван.

За то недолгое время, пока они общались, Туров к Руслану успел проникнуться. Зря говорят, первое впечатление самое сильное. По этой логике Иван телекинетика должен был до сих пор бояться и ненавидеть, но нет, оказалось, мужик вполне интересный. Даже слишком.

Внешности самой необычной, хотя это не совсем достоинство Мёнемейстера. Руслан был некрасив. Насколько только может представить себе автор поговорки "мужчине следует быть чуть красивее обезьяны". Если бог и делал его лицо собственноручно, то мастерил его впопыхах и из того, что подвернулось под руку.

Но вместе с этим, было в нем нечто притягивающее, таинственное. Как узнал Туров от разговорчивого Марата, с "бабами у шефа никогда проблем не было. Четыре раза женился, три раза разводился". Потом, правда, помощник Мёнемейстера замялся, словно сболтнул лишнего, и ничего больше от него добиться не удалось.

О себе Руслан не рассказывал. Иван же ему всю подноготную выложил, впрочем, и выбора особого не было, а глава кинетиков был закрыт, как главные ворота Трои. И еще ни один деревянный конь их не пересек.

Хотя Турову по большому счету было все равно. Интересно, конечно, но у него и без того вопросов хватало. Больше всего про способности и Шлем. Редко кому выпадал шанс пообщаться с тем, кто стоял у истоков создания устройства, перевернувшего мир.

– Руслан?

Мёнемейстер ехал позади отряда, то и дело оглядываясь на пленников, – четверых телепатов, которых вез на телеге Костя. Мозголазов положили лицом вниз, ткнув носами в пропахшую животными солому, предварительно немного помяв связав и обмотав несчастным плотной тряпкой глаза. "На всякий случай", – пояснил ему Марат. Хотя Туров и так все понимал. Шутка ли, четыре десятки-телепата.

Вот и сейчас Руслан сначала посмотрел на пленных, точно предугадывая, что разговор с Иваном займет много времени, и он может отвлечься. Лишь после всего Яникеев взглянул на коня, купленного для психокинетика в отстроенной деревне и который самовольно то и дело уходил с дороги, не обращая никакого внимания на всадника, а только потом на Турова.

– Что, Ваня?

Было в этом "Ваня" нечто родительское, небрежно брошенное и вместе с тем теплое. Наверное, скажи это Ил именно так, именно таким тоном, Турову стало бы не по себе, а слова Руслана звучали как само собой разумеющееся.

– Я вот все понять не могу. Я же психокинетик...

Руслан не кивнул утвердительно. Он просто заполнил эту паузу своим выразительным "монгольским" взглядом.

– Психокинетик, – сам подытожил Иван. – Но ты говорил, что на деле я обычный телекинетик. Что это значит?

– Что-что? – пожал плечами Руслан. – Вот представь себе трактор, который пашет поля. Представил? Вот этот трактор я. А теперь представь, что плуг решат прицепить к хорошему внедорожнику. Будет он пахать поле?

– Не знаю.

– Может и будет. Вот только зачем? Внедорожники ведь, они для другого созданы. Вот внедорожник это ты. Ты красивая большая машина, которая считает себя трактором.

– А что делать тогда?

– Развиваться, – с ледяным лицом сказал Руслан. – Заниматься, самосовершенствоваться. Есть ряд упражнений. Правда они для мальчиков-подростков, но тебе, думаю, тоже подойдет.

Иван не обиделся, даже не заметил это легкой подколки. Да и подколки ли? Руслан себе подобного не позволял, с кем бы ни говорил. Он всегда собранный, как робот. Турова интересовал другой момент.

– Но ведь способности не развиваются. После второго Сеанса они закрепляются окончательно.

– Ты про второе использование Шлема в шестнадцать?

– Ну да, после него способности перестают развиваться.

– Глупости и чушь полная. Эта Канторовича идея была, второй Сеанс. Нужды в нем никакого. Если хочешь знать, никакой там Шлем и не используется.

– А что используется?

– Антишлем. Ребяткам, наиболее шустрым, которые с двоек до шестерок-семерок поднялись, уровень тихонечко опускают.

– А от чего это зависит?

– От психотипа в основном. Еще на самой заре использования Шлема Канторович со Штольцом решили, что им нужны только послушные, спокойные перспективные дети. Которые после того, как вырастут, не станут проблемой. Понимаешь?

– Да. Понимаю.

– Я был против. Только кто меня послушает. Мне все Гошей в глаза тыкали. Мол, такой сильный психокинетик, а контролировать его почти никто не может.

– А почему против был? – Проигнорировал часть рассказа о своем несостоявшемся убийце Туров. – Вроде бы, логично все.

– Да потому что прогон через Антишлем вроде химической кастрации, только для мозга. Что бы ты ни делал, сколько бы Сеансов ни проходил, подняться уже не сможешь.

– А я и после первого, и после второго Сеанса шестеркой остался.

– Повезло, – кивнул Руслан. – Видимо, увидели, что ты лентяй редкостный.

– С чего это я лентяй? – возмутился Туров.

– А кто же еще? С заданной шестерки после первого Сеанса за столько лет не подняться, для этого, Ваня, талант нужен. Редкостный талант.

Они замолчали. Иван скорее от обиды, а Руслан потому что все уже сказал. Неторопливо цокали копытами лошади, негромко переговаривались телекинетики впереди, то и дело слышался натужный хохот Ольги, точно она специально смеялась так громко, чтобы ее услышали, ворочались в соломе связанные телепаты. Турову на минуту показалось, что, несмотря на весь антураж, именно сейчас он наконец среди своих. До конца не знакомых, мускулистых соотечественников, намного старше его самого, но вместе с тем таких близких и родных. Парадокс какой-то.

– Руслан.

Мёнемейстер вновь повторил свой обряд с осмотром пленных и ответил на призыв Турова спокойным взглядом.

– Руслан, а если постоянно упражняться, то скоро я стану психокинетиком?

– Ты и так психокинетик, – спокойно принялся объяснять тот. – Только используешь...

– Да понял я, понял, – перебил его Иван. – Я имею в виду, что называется по факту психокинетиком стану?

– Не знаю, – равнодушно пожал плечами Мёнемейстер. – Способности к обучению у всех разные. Восприятие, опять же, разное. Может, несколько месяцев, а может, лет десять.

– Десять лет, – разочарованно выдохнул Туров. – Десять лет, это, конечно...

– Не так долго как кажется. Говорю же, у всех по-разному.

Теперь они замолчали окончательно, проехав еще с полчаса не проронив ни слова, пока не остановились на привал.

Вообще Ивана удивляла нездоровая любовь телекинетиков к физическому труду. Казалось, тех хлебом не корми, дай что-нибудь потаскать, поколоть, собрать, разобрать. Вот и сейчас, остановились они у небольшой речушки. Костю отправили за дровами, хотя вон оно сухое дерево, разок примени способности, и дров тебе до самой ночи, но нет, ручками все, ручками.

Или вот сам Руслан что выдумал – воды набрать надо: лошадей напоить, самим похлебку приготовить. Надо, так надо. Ты же телекинетик, возьми сверху, к речке не спускаясь, да зачерпни сколько тебе надо. Нет, куда там, так с илом можно набрать. Вот и бродили, ноги все в вечерней росе вымочили, пока с отвесного берега нашли спуск к воде.

Казалось Турову, что он в этой компании самое слабое звено. Даже Фергус с Халилем при деле, один костер разжигает, второй птицу ощипывает, которую Ил поймал. Пионеры, блин.

– Ваня, – прозвучал голос Руслана.

Туров шел молча, держа в руках худенькие ведра, сквозь которые вода сбегала на землю живой прозрачной змейкой. Он даже не сразу услышал, что кинетик окликнул его. Понимание пришло позже, когда вместе с поворотом головы Иван увидел, как Мёнемейстер выливает на него холодную речную воду.

– Ты что...? – не выдержал он.

На мгновение, на самую крошечную долю секунды Турову показалось, что вода разделяется на еле заметные капельки, останавливается, противясь его воле. Вот-вот и Иван сможет совладать с ней, она просто повиснет в воздухе, застывшим, не пролившимся дождем. Еще чуть-чуть...

Иван даже сам поверил, что справится, как вдруг на него обрушился ледяной поток. Он вздрогнул, по телу электрическим разрядом пробежала дрожь, поднимая волосы на руках и заставляя тело покрыться гусиной кожей.

– Ттты ддддебил, ччто ллли? – стуча зубами, спросил Иван.

– Ничего, ничего, – Руслан ловко снимал с него одежду, довольно при этом улыбаясь. – Почти получилось. Почти...

Туров не стал спрашивать, что там у него получилось. Сдавалось ему, господин Мёнемейстер слегка не в себе, как минимум. Вот и взгляд у него изменился, стал живой, заинтересованный. Рот расползся в улыбке, что для Руслана вообще явление удивительное – непонятно, что кинетику приносит такую огромную радость?

Сидящие у костра при виде полуголого замерзшего Вани подвинулись, а кто-то сразу бережно накрыл его плащом. Ну нет, это уже становилось совсем странным. Марат тоже улыбался как придурочный, Костя радостно чесал затылок, Ольга с интересом смотрела на Турова. Будто в первый раз видела.

– Ну что? – Спросил Марат. – Психо?

– Психо, психо, – ответил Руслан.

– Вы о чем вообще? – повернул голову Иван, пытаясь найти в сумерках мощный торс Мёнемейстера.

– Понимаешь, Ваня, – протиснулся и сел к огню Руслан. – Канторович не зря делал на тебя ставку. Психокинетик это мощная, порой несокрушимая сила. Мало что может ей противостоять.

– Телепаты, – предположил Туров.

– Да, если только телепаты, – согласился Руслан. – Но сам по себе психокинетик, что называется, и один в поле воин. Если предельно сконцентрирован и собран.

– Ты меня, Руслан, прости, – начал наконец отогреваться Туров. – Но этот Гоша, он же Георгий, как-то противоречит твоим словам.

Туров заметил, как упоминание об убитом психокинетике подействовало на сидевших. Радость, бывшая лишь мимолетной, сдуру надетой маской, слетела, точно подхваченная сильным ветром, и его взору предстали серьезные лица с надвинутыми на лоб бровями.

– Гоша лишь подтверждает мои слова, – тон Руслана изменился, но голос не дрогнул. – Если бы он был сконцентрирован, то не погиб. Гоша почувствовал твою слабость, раньше времени подумал, что победил. Для кинетика непозволительная роскошь, для психокинетика смертельная.

Он замолчал. Иван сам уже был не рад, что поднял эту запретную тему. Гоша был их человеком. Пусть пошел против воли Руслана, отделился от общей группы, но он до конца оставался своим. А Туров стал косвенной причиной его смерти.

Молчание стало гнетущим. Иван вертел на языке множество фраз, искал любую возможность нарушить искусственную тишину, но понимал неуместность любого слова. Не было ничего, что он мог сказать и заставить их забыть о смерти друга. Так будет всегда. Любая отсылка к Георгию, будет напоминать, и как он умер. А ведь Ваня даже не помнит его лицо...

– Поэтому нужно было проверить то единственное, что имело смысл, – зазвучавший вновь голос Руслана заставил Турова вздрогнуть. – Являешься ли ты действительно психокинетиком?

– Конечно, являюсь, – рассердился Иван. – Я же сам тебе рассказывал о своем первом Сеансе. Прибор показал П-6.

– Дело не в этом, – мягко улыбнулся Руслан, как только улыбаются взрослые маленьким детям, рассказывая прописную истину. – Разница в том, являешься ли ты на самом деле психокинетиком или только кажешься огромна. Думаешь, ты первый психо, который не заморачивается по поводу своих способностей и пользуется самыми простыми навыками?

Туров промолчал. Значит, Руслан не сошел с ума. Он не фашист с садистскими наклонностями, который умиляется при виде замерзающего человека, а Туров не Карбышев. Это просто проверка. Иван понимал, что ничего страшного не произошло, ничего ужасного не случилось, но его вдруг обуяла резко вспыхнувшая, сжигающая человека изнутри злость.

– И какой же идиот придумал так проверять психо? – единственное, что нашелся спросить он.

– Я, – спокойно ответил Руслан. Его слова, взгляд, мимика вдруг стали холоднее воды, выплеснутой на Турова. Едва воспламенившаяся, качающаяся в жерле души Ивана злость громко зашипела и обратилась в белый пар. – Методика стрессового развития психокинетических навыков принадлежит мне. Как ты знаешь, психокинетизм – высшая точка телекинетизма. Это даже не столько наука, сколько искусство, чудо, называй как хочешь. Мы долго шли к нему, знали, что к этому можно прийти, и шли. А когда открыли психокинетику, столкнулись с другой проблемой. Более чем в восьмидесяти случаях психо оставались на уровне телекинетиков.

– И тогда ты придумал обливание воды?

– Нет, почему же, – не заметил или сделал вид, что не заметил подколки, Руслан. – Суть метода состоит в следующем – подопечному должно показаться, что его жизни угрожает опасность или хотя бы небольшая угроза. Цель – вывести подопытного из зоны комфорта. Психо должен защитить себя с помощью скрытых в нем психокинетических способностей. Вот, к примеру, что ты сделаешь, если на тебя вдруг свалится камень?

– Оттолкну его, – продемонстрировал руками Иван, будто сваливая невидимый камень в сторону. – Или расколю на мелкие частицы.

– Вот именно. А с водой уже сложнее, правда?

Иван кивнул. Как воду отразишь? Она же не твердая, неосязаемая.

– Потому что думаешь, как телекинетик. А должен, как психо. Подумай, если разобрать ведро воды на составляющие...

– Разобрать? – удивился Туров.

– Ну да, все же из чего-то состоит. Если брать поверхностно – ручей состоит из капелек. Думаю, на уровне детского сада-то тебе понятно. Если углубляться, то что такое оксид водорода? Бинарное соединение водорода с атомом кислорода в степени окисления минус два.

– Чё?

– Вода из чего состоит?

– Из двух атомов водорода и одного атома кислорода, – со скрипом вспоминал школьную программу Иван.

– Верно. В принципе, и этого достаточно. Тебе нужно расщепить воду, учитывая все ее характеристики, химические свойства. Как только ты научишься это делать, то удивишься, чего раньше был лишен.

– И что мне это даст?

– Ты читал "Легенды и мифы Древней Греции"?

– Конечно.

– Что если ты сможешь стать одновременно и Посейдоном, и Зевсом, и Бореем? Сможешь управлять всем окружающим миром, приспосабливать его под себя, менять согласно своим нуждам?

– Это невозможно, – нахмурился Иван.

– Невозможно, – усмехнулся Руслан. – Когда мы начинали работать, вся наша деятельность попадала под категорию "невозможно". Знаешь, сколько процессор на психокинетика делали, сколько постигали суть самих способностей, сколько подходили к открытию психо? Полтора года. Полтора года сверхурочных, без всяких отпусков. И знаешь почему мы не остановились?

Туров помотал головой.

– Потому что знали, что психокинетизм есть. Если уж где-то изобрели Шлем, который помогает его постичь, то и мы справимся. Понимаешь? Если бы нам сказали, что это все абстрактно, и нам надо выработать технологию, которой не существует, на это бы ушло пятьдесят, а то и сто лет. Так и ты. Ты должен понимать, что психокинетизм в высшей своей точке существует. Все это на самом деле. Если прикладывать достаточно усилий, то добиться можно чего угодно... Ладно, – хлопнул Руслан его по плечу. – Я вижу, ты и так устал. Давай поешь и спать.

Мёнемейстер скрылся в ночной мгле, а Турову сунули в руки деревянную миску с пахучим варевом. Иван поглядел на бульон – "расщепи воду". Он пристально поглядел на миску, будь он и в самом деле Посейдоном, то сейчас та бы забурлила и разошлась в стороны. Но нет. От бульона шел пар, жир расплылся на поверхности маленькими пузырьками – ничего сверхъестественного не происходило. "Фигня какая-то", – подумал Иван, отправляя похлебку себе в рот.

Три Бога и мертвый Отец

... – Ну это, мы не прям на горе жили, около нее, – Кейн успевал править лошадью, рассказывать и быстро, чтобы не заметил Роман Валерьевич, прикладываться к бутылке. – Прям под ней, можно сказать. Разбойничали, всяко бывало. А потом они появились.

Кейн Нотаниэль с благоговением посмотрел на учителя, точно послушник, первый раз оказавшийся в столичном храме перед алтарем Трех Богов. Веглас приподнял веки, оглядел спутников красными от недосыпа глазами и вновь засопел.

– Их трое было главных, представляешь, как в священной книге: "трое, равные друг пред другом и недосягаемые для смертных". Ну это, а Роман Валерьевич самый добрый еще. Сколько он со мной разговаривал, на путь наставлял. Мол, разбойничать плохо, надо зарабатывать на жизнь честным куском. Жену, опять же, бить нельзя... часто. Ну это, святой он, Роман Валерьевич, хоть и имя странное. А потом, значит...

Кейн хлебнул больше обычного и замолчал. Потер грязным рукавом нос, шмыгнул, поднял голову, словно небо рассматривал, хотя Кристиан заметил, как у Нотаниэля блестят глаза. Но тот ничего, быстро оправился и заговорил. Только голос его был теперь тише.

– Потом побоище было, сильное. Остальные два бога и раньше друг друга не любили. А в один день сошлись насмерть. Помню, прибежал к нам Роман Валерьевич. Первый раз его таким видел, как бы это сказать, ну испуганным, что ли. Говорит, что бежать надо. И чем дальше, тем лучше. А нас тогда и оставалось семь человек, бывших разбойников, что на новых богов работали. Помогали чем могли, а второй Бог, пришлые его меж собой Руслан звали, он с нами рассчитывался. Тоже ничего, только холодом от него веяло. Мертвым холодом. Словно и не живой он давно, хотя ходит, ест, разговаривает.

Кейн допил бутылку и аккуратно, чтобы не звякнула, положил у своих ног. Вытер рот рукавом и прочистил горло.

– Ну это, мы тогда и разбежались. Я, дурак, в столицу рванул. Да вишь что, язык без костей, а голова и та худая. Стал болтать о том, что видел. О Трех Богах, да прочее вспоминать. Тут меня жрецы и выловили. Ересь, так да сяк. Сначала сами воспитывали, а потом Верховному отдали. Ох, крутой мужик, скажу я тебе. А рука какая тяжелая. Я на третий день во всем сознался. И в ереси, и отступничестве от истинной веры, да много в чем. Бумагу меня какую-то заставили подписать. Что там уж не знаю, но догадываюсь: работать на жрецов пока ноги переставляю да руки поднимаю. Как скотина тягловая. Ух, а рука, конечно, у Верховного какая тяжелая...

Кейн Нотаниэль почесал плечо, то ли ощупывая, в порядке ли оно, то ли вспоминая былые обиды. После того как учитель умыл, подстриг, достал худо-бедно сносную одежду, бывший узник жрецов превратился в обычного бедного крестьянина. Таких можно встретить на любой дороге, без разницы, южной или северной. И не скажешь, что за приветливым добродушным лицом скрывается бывший разбойник.

– Кейн, Кейн, расскажи про третьего Бога, – затряс за рукав Нотаниэля Кристиан. – Ну расскажи, как его звали, какой он был?

– Ну это, пришлые звали его Михаил или Миша. А нам он представлялся Михаэлем. Опасный, что и говорить. С виду неказистый. Ну это, роста он меньше меня будет, еще волос на голове немного. Туловище у него, в отличие от того же Руслана, тщедушное. Эх, да. Руслан совсем могучий был, как и пришлые его. В королевской гвардии таких людей нет. Помню...

– Кейн, про Михаэля расскажи, – оборвал его Кристиан.

– А, ну это, так вот. Опасный он был. Взгляд у него тяжелый, как телега, груженная товаром, ага. А глаз не отвести. Точно не позволяет он тебе. И всегда все о тебе знает. Такой вот он. Даже, бывало, стоит вроде посмеивается, вроде настроение хорошее, а глазом так, шмыг, у тебя внутри все и обрывается. Вот такой он был.

– Ну ты там нарассказываешь сейчас мальчику, – буркнул Веглас. Поворочался немного, покряхтел, да и открыл глаза. – Весь сон своей болтовней согнали.

Роман Валерьевич сел, едва покачиваясь на ровном королевском тракте, и огляделся. Бутылку, спрятанную Кейном в ногах, он заметил сразу, однако ничего не сказал. О страсти к спиртному, водящейся за Нотаниэлем, он предупредил сразу. Дамну по большому счету было все равно, уж пьяных он навидался. Не самый плохой люд. Некоторые, конечно, гневаются, порой дерутся, но есть и другие – что пожалеют, а иногда и милостыню дадут. Вот и Кейн Нотаниэль, захмелев, начинал улыбаться, по-отечески трепать Кристиана по волосам, вспоминать случаи из жизни. Что и говорить, Дамну их новый попутчик нравился.

– Кейн, следи лучше за дорогой, мы не должны опоздать, – указал учитель, заметив, как Нотаниэль чуть съехал с дороги.

– Роман Валерьевич, вы уж, ну это, не беспокойтесь, в общем. Я ж эти земли знаю.

– Поэтому с нами и едешь. Следи за проселком, скоро съезжать.

– Учитель, а почему не поехать и дальше главным королевским трактом? – спросил Кристиан. – Так и быстрее, и удобнее.

– Нельзя, – только и ответил Веглас. – Надо ехать по другой дороге. Кейн, не пей больше.

– Ну это, там больше ничего и нет, – весело ответил Нотаниэль.

– Ну мне-то ты не ври, последняя бутылка осталась. Хотел вечером перед сном распить.

Кейн Нотаниэль замолк, однако смущенным не выглядел. Напротив, он весело подмигнул Кристиану, а весь его вид словно говорил "видишь, какой старик". Дамн знал, и не такое видал. Роман Валерьевич порой выкидывал такие фокусы, что...

Кристиану внезапно перебило дыхание, точно кто с силой ударил по груди, в глазах потемнело, но лишь на мгновение, в голову стукнуло быстро и тяжело. Дамн вцепился в повозку и посмотрел сначала на удивленного учителя, потом на Кейна.

– Останови! – потребовал он.

– Чего?

– Останови, говорю, сейчас же!

Нотаниэль потянул поводья на себя и поскреб еще несколько дней назад стриженную и мытую голову. Роман Валерьевич удивленно поднялся.

– Кристиан, я не знаю, что ты делаешь, но ты меняешь будущее, – он помолчал еще немного. Смотрит, понял Дамн. – Все, теперь я тоже вижу, веди нас.

Кристиан спрыгнул на землю и пошел в сторону от тракта. Ему приходилось буквально продираться через густой колючий кустарник, но Дамн не обращал внимания на исцарапанные руки. В висках стучала кровь, сердце колотилось все сильнее и сильнее. Когда Кристиан уже стал думать, что ему почудилось, привиделось дурным мороком, то заметил его...

Мертвец лежал, широко раскинув ноги в дорогих наголенниках и набедренниках. Он и при жизни не отличался особой худобой, а на жаре и вовсе вздулся, пальцы превратились в вареные колбаски, лицо потеряло бывшую ранее форму, на шее зияла широкая, запекшаяся темная рана. Кристиана затошнило, но подоспевший сзади учитель развернул его к себе и прижал к плечу.

– Не смотри, не смотри. Незачем тебе. Незачем.

Кейн Нотаниэль по-хозяйски окинул взглядом умершего.

– Ну это, Роман Валерьевич, пойдем отсюда от греха. Плохой мертвец.

– Разве мертвецы бывают хорошими? – спросил учитель.

– Которые своей смертью умерли, почему ж нет. Или нищие, за них не вступится никто. Чего ж в них плохого?

– Ну тогда пойдем, пойдем.

Кейн наклонился и принялся снимать с мертвеца дорогие кольца. Долгое время ему это не удавалось, пальцы вспухли, и тогда Нотаниэль достал небольшой нож, используемый им для еды.

– Даже не смей, – негромко, но твердо сказал учитель.

– Ну это, Роман Валерьевич, – умоляюще протянул Кейн.

– Нет, я сказал.

– Меч хоть можно взять? Пропадет же.

– Меч возьми и пойдем.

Кейн Нотаниэль вытащил из ножен меч, погрыз зачем-то рукоять, потом поплевал на нее, протер и довольно улыбнулся.

– Пойдем, пойдем, сам же говоришь, что мертвец плохой, – потянул его за рукав Веглас.

– И то верно, Роман Валерьевич, – сказал Кейн. В глазах его мелькало желание стянуть что-нибудь еще, но учитель был настойчив.

Проехали молча они до самого проселка, и лишь свернув к еле заметной на сухой земле колее, слова, будто растрясшиеся на кочках, сами посыпались из путников.

– Что за душегубы такие, которые драгоценности не забрали? – удивлялся Кейн Нотаниэль. – Один меч чего стоит, – он с любовью посмотрел на клинок. – Золотых десять, если не больше.

– Да, странно, – согласился учитель.

– Ну это, тут все понятно. Дорогу кому-то перешел. Кому-то очень серьезному. У мертвеца на нагруднике герб знакомый – два медных ключа вместе. Не помню, что за фамилия.

– Ферблуны, – негромко подсказал Кристиан. – Это семья Ферблунов.

– Точно, – хлопнул себя по лбу Кейн. – Не самые последние люди в королевстве. Далеко не самые последние.

– Судя по драгоценностям, обмундированию и мечу, скорее всего, Отец семьи.

– Отца семьи Ферблунов зовут Валлиган, – заметил Кристиан.

– Неужто Валлиган? Слыхал я о нем, слыхал, – все не сводил глаз с меча Кейн. – Кто ж, додумается его убить? На это не храбрость нужна, а сумасбродство. Роман Валерьевич, вы там это, ну сами понимаете, посмотрели бы... куда надо, узнали, а?

– Смотреть нечего, – отрезал Веглас. – В прошлое смотреть не умею, а будущего у Валлигана Ферблуна нет. Можно, конечно, представить, что Кристиан не случайно увидел то, что привело его к Ферблуну. Если так, то в этом замешан кто-то из моих знакомых.

Учитель замолчал, то ли грядущее наблюдал, то ли размышлял, разве по нему поймешь. Это Кристиан, далеко заглядывая, трясется и пеной исходит, а по Роману Валерьевичу и не поймешь ничего. Веглас он и есть Веглас.

– Ты не переживай, – легонько толкнул Дамна Кейн. – Я не паскудник, меня даже друзья-разбойники за совесть почитали. Как только меч толкнем, я с него тебе один золотой выложу. А? Поди и денег таких никогда в руках не держал? Ну это, первым богачом в этих краях будешь.

Кристиан тяжело вздохнул и попытался улыбнуться. Что-что, а деньги сейчас его интересовали в последнюю очередь.

Она была поистине огромна. Еще издали завидев гору Богов, Кристиан задрожал. Почти никто не говорил об этом месте. Лишь дети, неразумные говорливые дети, еще не знавшие, что можно, а чего нельзя, шептались о самом запретном месте в королевстве. Да и те делали подобное в самых укромных уголках, скрытые от множества глаз, мало что понимающие, но тонко чувствующие опасность своих слов.

Она протыкала своей верхушкой само небо. В предзакатных лучах темная, неприступная, мертвая. Гора Богов ознаменовала собой конец царства людей, здесь жило нечто страшное и непостижимое.

Кейн говорил, что еще до того, как пришли Трое Богов из другого мира, тут было также тихо и пустынно. Разбойники потому и выбрали это место своим убежищем, даже серебрянокрылые не хотели преследовать здесь преступников. Да и сорвиголова, которому хватит смелости тут спрятаться, не то что жить, в Кантии будет один на сотни тысяч.

Хотя по словам Кейна, их было два десятка. Двадцать до того, как пришли Три Бога, и семеро, вместе с Нотаниэлем, после. Потому что только Боги могли жить на горе. Ибо для них она и была создана как место, по которому спускались Айли, Сойнерли и Балтор с небесного замка.

Конечно, то давно ушедшие предания, в которые и жрецы то не все верили. Но даже Кейн Нотаниэль, живший в этих краях, стал вести себя по-другому, оказавшись у подножия горы. Нет, он не замолчал, оставаясь все таким же болтливым, но рассказы о своей жизни вел теперь шепотом, подолгу смотря на вершину.