Текст книги "Оловянная корона (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Билик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Ничего не свихнулся, – зло посмотрел на него Штольц. – Настоящие параллельные миры. Я был в нескольких. Пройти в них можно строго в определенное время. Окна то появляются, то исчезают. Но я смог систематизировать кое-какую информацию.

– Бред какой-то, – покачал головой Руслан.

– Ничего не бред! – Телекинетику показалось, что Штольц был уязвлен их недоверием. – Я был там.

– Серьезно? Даже доказать можешь?

– Хи-хи-хи, – Гриша смеялся сдавленно, точно сдерживал себя. – Ты и есть мое доказательство, Руслан. И ты тоже, – ткнул он пальцем в Мишу, – да все вы доказательство.

– Точно крыша потекла, – подытожил Гоша.

– Но самое главное мое доказательство, – уже не слушал никого Григорий, – вот.

Руслан обернулся вслед за жестом и недоуменно посмотрел на Шлем.

– Погоди, ты хочешь сказать...

– Я прихватил его из одного мира. Ах, видели бы вы его. Что там происходит, как люди живут, – Штольц закатил глаза. – Шлемы там на каждом углу.

– То есть, ты попросту украл его? – уточнил Миша.

– Кража – если взять что-то ценное, – пожал плечами Штольц. – А этот никому не был нужен. Пылился в школе.

– Я все равно не могу поверить, – пробормотал растерянный Руслан.

– А ты вспомни, как мы первое время разбирались в этой фигне? Вспомни, что я сам не знал о процессорах, и только Мишка догадался. Вспомни, как обесточили несколько домов, попробовав запустить его.

– Руслан Альбертович, – вновь подал голос Роман Валерьевич. – Он говорит чистую правду. Я тут разобрался, смотрите.

Старичок принялся объяснять, меняя листки местами и тыча пальцем в разные таблицы. Вокруг него теперь сгрудились не только Руслан с Мишей, но почти все кинетики и телепаты, восхищенно ловя каждое слово. И именно это и нужно было Штольцу.

Когда вскрикнул Антон, у Руслана похолодело в груди. Он повернул голову и обнаружил своего невезучего кинетика на полу с рассеченной губой. Григория нигде не было.

– Он... он квик, Руслан, – принялся оправдываться Антон. – Я даже сделать ничего не успел.

– А ты держал его?

Парень покраснел и опустил голову. Гоша рванул в коридор, но Руслан остановил его.

– Георгий, нет смысла. Если он квик, то может быть уже где угодно.

– А почему этот, – палец Гоши уткнулся в хилую грудь Михаила, – не предупредил нас.

– Молодой человек, – побледнел Канторович, – вы меня гоем последним не делайте. Я откуда мог знать? Защита от телепатов – да, я сам ему ставил. А что до способностей, так Гриша говорил, что еще не определился...

– Гоша, оставь его. Теперь уже не имеет значения. Ничего не имеет значения.

– В смысле? – повернулся к нему психокинетик.

– Мы мертвы. Все мы мертвы. Минут через десять-пятнадцать здесь будут все московские силы Отдела. Даже если мы сможем выбраться наружу...

– Руслан Альбертович, нам и не надо наружу, – вмешался Роман Валерьевич. – Думаю, Григорий Рюмович неслучайно построил здание Отдела именно здесь.

– Что вы имеете в виду?

– По всем данным чаще всего так называемое Окно появляется здесь, только дайте подумать... судя по всему... если ниже уровня моря... Окно будет где-то внизу, скорее даже в подвальном помещении.

– Даже если так, – согласился Руслан. – Вряд ли можем вызвать Окно в любое время.

– Нет, конечно нет. Григорий Рюмович лишь изучил само появлений этих м... Окон. Но я же говорю, в этом месте они появляются очень часто. Следующее будет... через двенадцать минут.

– И что нам делать? – оживился Руслан. – Надо прочесать все этажи. Хотя, скорее всего, это в подвале. Надо достать схему здания.

– Руслан Альбертович, успокойтесь, пожалуйста, – положил ему на плечо руку Роман Валерьевич. – Есть более простой способ.

– Какой?

– Я же ясновидец, – сказал старичок таким тоном, будто речь шла о самой обычной специальности, вроде сантехника или электрика. – Мне просто надо сосредоточиться на этом самом Окне и предсказать, где оно появится.

– Таки, Роман Валерьевич, это бы решило все проблемы, – радостно откликнулся Канторович.

– Да, только не здесь, – помотал головой ясновидец. – Ощущение давящее, давайте в холл выйдем.

– Все, тогда уходим, – принялся поднимать Марата Руслан.

– Да нормально, нормально, я сам, – отозвался кинетик. – А ты чего сел, Сник? Шлем с Антишлемом захвати.

– Зачем?

– Антон, возьми, ты же справишься? – сурово посмотрел на подопечного Руслан.

– Да, – покраснел Сник.

– Ну тогда пошли, это Окно – наш последний шанс.

С лордом Феррингом Дуйне, более известным как Мясник, Руслану пришлось познакомиться почти сразу, как они обосновались в Проклятой лощине. Ферринг правил жестко, проявляя, впрочем, любопытство не только к тому, что происходило на его земле, но и поглядывая на дела соседей. Небольшое проявление силы перед рыцарями лорда было почти неизбежно. Впрочем, патологическая жестокость Мясника никак не повлияла на его умственные способности. Он понял, что с Мёнемейстером лучше дружить.

К счастью, за те несколько лет, пока Руслан с компанией жили здесь, встречались они нечасто. Все-таки до Мясника было несколько дней пути, тем более находился замок в стороне от главной дороги, а в гости друг к другу нечаянные соседи старались не соваться.

Сама цитадель спряталась среди скал, куда и вела добротная дорога, спускавшаяся в широкую теснину метров на шесть-семь. Стратегически путь был идеален. Взять замок приступом из ущелья не представлялось возможным из-за его узости, однако повозки здесь проезжали без труда. Обойти дорогу поверху никто не мог из-за гористой местности. Честно говоря, именно после первого посещения Мясника Руслан позаимствовал идею данной фортификации, вырубив лабиринт в камне и перенеся дорогу к лощине чуть левее, через него.

– Наш Мясник, похоже, стал еще кровавее, – показал Марат на странные сооружения наверху.

Руслан с интересом разглядел огромные клетки с людьми внутри. Они висели на высоченных вытесанных из цельного дерева брусьях с перекладиной наверху, чуть возвышаясь над провалом.

– Руслан, надо снять их, – подъехала к нему Ольга.

– Мы не будем снимать их, – коротко бросил он ей.

– Но Руслан...

– Мы не будем снимать их! – развернул коня он и, чуть успокоившись, продолжил, обращаясь уже ко всем. – Мы здесь не хозяева, это не наша земля, не наша эпоха. Когда-нибудь, возможно, кантийцы начнут ценить человеческую жизнь. Но не благодаря нам, они дойдут до этого сами или не дойдут совсем. Все ясно?!

Остальные промолчали. Даже Ольга, едва открывшая рот, не решилась ничего сказать.

Руслан с силой сжал зубы, пока не почувствовал боль. Иногда ему хотелось, как рассерженному выходками своих недалеких отроков, хорошенько надавать всем кинетикам по заднице. Сколько раз он им это все говорил, разжевывал, точно маленьким детям, вдалбливал в эти пропитанные гуманизмом головы, но случись какое-нибудь происшествие – и все начиналось снова.

– Когда мы вмешиваемся? – спросил он тоном сурового школьного учителя.

– Когда нашей жизни что-то угрожает, – вразнобой произнесли двое-трое.

– Все ясно? – Повернулся к Ольге Руслан. – Не устраивает такое положение дел, добро пожаловать к телепатам.

– Да ладно, Руслан, я поняла, просто спросила, – пожала плечами медсестра. Легонько провела по руке и тихо добавила. – Готова понести наказание, ваше мёнемейстерство.

Руслан почувствовал, как у него запылали уши и шея. Ну вот, опять началось.

– Поехали, – бросил он.

– Признаю свою вину: меру, степень, глубину. Приму любое наказанье: ссылку, каторгу, тюрьму, – тараторила под смешки ему в спину Ольга. – Но желательно в июле, и желательно в Крыму.

– Хорошо, что Филатов твоей декламации не слышит, – не оборачиваясь, громко ответил Руслан. – Так безбожно его еще никто не перевирал.

Оставшуюся часть пути проехали молча, напряжение, витавшее в воздухе, так и не спало. Руслан считал столбы с клетками и все думал, что могли совершить эти люди, раз Мясник так жестоко наказал их? Хотя... За то время, пока сначала Руслан, а уже потом Мёнемейстер Проклятой лощины, был здесь, он видел много жестокости: как с живых людей сдирали кожу, как провинившихся крестьян подвешивали за ребра на крюках, как преступникам делали разрезы, посыпали их солью и вывешивали привязанных к огромному колесу на солнце. Но это здесь подобное не считалось жестокостью. В его мире – возможно, но не здесь.

Конечно, дело было в нравах. Средневековый человек сжился с этим. Как люди в его мире привыкли к постоянным потопам, оползням и землетрясениям, транслируемым по всем каналам. Ни капли сострадания, ни грамма сочувствия, лишь цифры, отражаемые в глазах – погибло столько, ранено столько... Разве его соотечественники не более жестоки в своем равнодушии?

– Нас сам Мясник встречает, – вернул его на грешную кантийскую землю Марат.

Дорога пошла вверх, и теперь можно было разглядеть уже кусочек главных ворот, находившихся на самом выезде из теснины. У входа, вместе с десятком своих стражников, стоял сам Ферринг. Руслан в очередной раз удивился несоответствию внешности с характером Мясника. Желтушное узкое лицо с прямым аккуратным носом, женские пухлые губы, крохотные глазки. Да и сам он был весь маленький, худой, нескладный, никак не походил на тирана и деспота. Однако клетки с людьми говорили сами за себя.

– Не могу поверить, – воскликнул Мясник тоненьким голосом, как только Руслан подъехал достаточно близко, – его светлость Мёнемейстер.

– Вы же знаете, я не светлость, – спешился телекинетик и поклонился. – Приветствую вас, ваша светлость.

– Боюсь, вы не заехали ко мне просто поболтать, – указал Мясник худенькой ручкой, на носилки с Антоном. Один из концов недопаланкина привязали к лошади, а другая волочилась по земле.

– Нам некогда просто болтать, – передал поводья Руслан одному из людей Ферринга и последовал вслед за хозяином. – Особенно вам, вы ведь человек дела.

– Наверное, только вы, мой дорогой друг, это и понимаете, – улыбнулся Мясник.

Они прошли по внутреннему двору, необычайно чистому и тихому, несмотря на большое количество людей. Казалось, каждый, занимавшийся каким-то своим делом, нет-нет да и взглянет исподлобья на Ферринга. Подданных у Дуйне, несмотря на крутой нрав, было предостаточно. Более того многие сами приходили в эти земли, хотя "слава" о Мяснике ходила по всему королевству.

– Я сейчас готовлюсь к посевной, мой друг, – продолжил Ферринг, – редко бываю в замке. Вам повезло, господин Мёнемейстер, что вы застали меня здесь.

– А эти клетки на дороге тоже часть подготовки к посевной? – улыбнулся Руслан.

– Ну конечно, – искренне удивился Ферринг. – Я инспектировал своих людей, как и кто готов к работе. Вы же знаете, мой дорогой друг, у меня много земель.

Руслан кивнул. Что правда, то правда. Род Дуйне был весьма зажиточным.

– Оказалось, что эти лоботрясы решили пустить меня по миру. Вы ведь понимаете: хороший урожай – больше денег в казне, плохой... Так вот, я взял самых отъявленных мерзавцев, которые не хотят работать, и посадил их в клетки. И не поверите, как это приободрило всех остальных.

– И что же, никаких бунтов или недовольств?

– Какие недовольства? – удивился Мясник. – Подданные поддержали меня.

Руслан призадумался. Вот так вот. Он их режет, рубит им головы, сажает в клетки, а они только рады. Люди аплодируют ему и кричат, что так и надо. Кто здесь был больше чудовищем – Ферринг Дуйне или его подданные?

– Ваша светлость, вы, конечно, правы, я приехал к вам по делу. Один из моих людей сломал ногу и не может продолжить путешествие. – Телекинетик решил говорить откровенно. С таким человеком лукавить нельзя. – Возвращать его лично, значит, потерять время, которого у меня сейчас нет. Отправить своих людей – лишить отряд ценных воинов.

– Вы хотите, чтобы я отправил с ним своих? – приподнял брови Ферринг.

– Да, – ответил Руслан и тут же добавил. – Я щедро заплачу.

– Бросьте. Конечно я окажу вам такую небольшую услугу. Мы отправим его сразу после пира.

– Какого пира? – спросил кинетик.

– Как какого? Ко мне приехал сам Мёнемейстер Проклятой лощины! Такие события происходят не каждый день.

– Ваша светлость, мы правда очень торопимся.

– Надеюсь, не на столько, чтобы пренебречь моим радушием?

Внезапно в глазах учтивого и воспитанного Ферринга Дуйне проявились черты другой натуры. Той, за которую его и прозвали Мясником.

– К тому же, услуга за услугу. Мои люди доставят вашего человека в целости и сохранности, а вы доставите удовольствие своим присутствием мне. Или, если вас не устраивает, вы можете нанять повозку в любой деревеньке, заранее сказав им, что одна из "черных душ" едет домой, в Проклятую Лощину.

Руслан понял, что Ферринг попросту насмехается над ним. Рассказать кому-нибудь из местных, что Антон "черная душа", так их называли в народе, – его разорвут там же. Это двух-трех кинетиков боятся, а одного, да еще раненого... Не убьют, так по крайнее мере попытаются. Кинетик объяснял это тем, что их ненавидят за свой же страх.

– Хорошо, пусть так, – согласился он с Феррингом, уныло посмотрев на развивающийся стяг насаженной на копье головы – знак семьи Дуйне. Может, кровожадность у них в крови?

– Вот и хорошо, мой дорогой друг. Думаю, ты не скоро забудешь этот пир, – улыбнулся Ферринг, снова став радушным хозяином и воспитанным лордом. – А повезет, так и не вспомнишь.

– Надеюсь, все-таки вспомню, – с настороженностью оглядел Руслан воинов во внутреннем дворе.

Но Мясник уже не слушал его. Он хлопнул в ладоши, и стража открыла огромные двери, ведущие в замок.

Левый тайный мастер

Как только появился энтот Михаэль, так сразу завертелось-закружилось. Весь руспорядок проклятущий монах Молчану сбил. Теперича не поймешь, когда день, когда ночь. Бывает, что пополдничать толком не посидишь, вечно ему неймется.

Главно, Эдуар ему говорит, мол: "Ничего не изменилось, служи, как служил". Агась, а царевича, значитца, змию энтому на растерзание оставить? Ну, нетушки. Не бывать такому. Михаэль и так ужом вьется вокруг Эдуара, слово ласковое скажет, прихоть любую ублажит. Еще и луны полной не прошло, как явился перехожий со своими смердами – а все, суветник. По любой мало-мальской глупости Эдуар с ним общается. А Молчану, значитца, "служи, как служил".

У десного мастера заветных дел теперь хлопот поприбавилось. Днем и ночью, то он, то гридни его али наушники за Михаэлем ходили, в тень обернувшись. Токмо все зазря. Будто чувствовал незнакомец недоброе: тати к нему не захаживали, сам речи недобрые не говаривал, Троим Богам камешки складывал. Но знал Молчан, хоронится Михаэль, это с виду он смиренный, никто через эту смиренность проглядеть и не может. А вот ему вся суть людская видна, под какой бы личиной не пряталась, какою одежою не укрывалась.

Но не послушал его Эдуар. Не внял ему. Не речист был Молчан. Супротив каждого слово егойнего у Михаэля выходило два. Да и не только в энтом дело. Как только в очи ему глядел, так внутри все замирало. Такою властью над русичем обладал незнакомец, такою силою, что хотелось забраться в самый дальний уголок кремля Эдуаровского и не вылезать оттуда никогда. Не знал Молчан, что за сила такая. Сроду с ним подобного не было. Но как ни смотрел на Михаэля, особливо под вечор ужо или с утра раннего, возвращались мысли дурные, тревожные.

За это и с Сашкою разлад пошел. Баба, она же существо живое, навроде собаки, все чувствует, если неладное творится. Вот и Санька стала дознаваться, что и как. Видит же, на муже лица нет – не спит толком, а когда веки опустит, так сквозь сон зубами так скрипит, что мыши под половицами замирают.

А как посредь ночи гридни с донесениями стали приходить, так совсем уж осерчала. Это, мол, Молчану нужно знать, что Михаэль за день делал, когда спать лег. А ей, дескать, оно ни к чему. Дошло до этого, что разговаривать перестали, только очами друг на дружку злобно зыркают.

Молчан не сказать, чтобы уж особливо горделивый был – отбило в нем невольство всякие глупости – но замириться сам не хотел. Пусть лучше думает, что из дурного характеру он с жиру бесится. Ведь успокоит он ее, утешит, потом любиться они будут, а к завтрему что? Да ничего, также гридь какой али шпион поскребется в двирь ночью – и снова разлад. Нет уж, вот только он со змием энтим разберется, а там уже само собой все на места встанет.

Только вот как разобраться? Получалось, что Михаэль со всех сторон благочестием на младенца похожий. Только не бывает такого, за каждым, даже самым праведным, проступки имеются. Человек, он существо глупое, норовящее каждый раз в яму поглубже да попасть. Бывают люди, что помудренее, энти стараются жить, как Господь и завещал. Токмо и у таких грешки имеются. Человек с мудростию из утробы не вываливается, он ее в себе воспитывает, растит, значитца.

И уж он энтого злыдня на чистую воду выведет. Ой, как выведет. А потом лично прикажет – казнить стервеца, дабы не зыркал более очами своими бедовыми. Пытать он, конечно, не будет. К пыткам Молчан очень уж не охоч был, сердце все надрывалось на чужие горести смотреть. У него даже на такие случаи человек имелся особенный, работу всю пытошную и делавший. Как бы не хотел бы от этого отречься русич, но у десного дел мастера такому не бывать. Заговорщики по милости твоей и добрости на путь праведный не встанут и злодейства все свои не скажут.

В дверь тихонько постучали. Молчан вздрогнул, зазвенел кольчугой одетою, за меч схватился, но потом руку одернул. Коли уж открыто пришли, не таятся, то точно без злого умысла.

– Монсеньор, нам пора, – оказался за дверью один из гридней.

Вот пес старый, сидит тут себя жалеет, а работу заветную кто делать будет? Тоже ведь, десный мастер.

Потоптался Молчан, вроде собирается, а сам смотрит, подойдет Сашка, али нет. Та нарочно, гремит чашками, но выходить не собирается. Жили ладно, а тут как кошка с собакой. Нашелся бы умный ученый человек, чтобы взял да выспросил всех баб, что им надо, чего хотят, и записал. А мужики бы про то потом у него узнали, да жили все душа в душу.

Со двора почти ушел, да обернулся напоследок. Сашка, значитца, в окошко смотрит и знамением крестным его осеняет. Вот ведь, баба, чудное созданье. Она вроде и злится, и молчит, а все вон оно как – беспокоится. Чуть не прослезился Молчан. Но все же совладал с собой, не дело на виду у всех мягкосердечничать, за слабость примут. А как потом слабому господину власть над остальными иметь?

Прошел по обычаю в детинец, спросил обо всем, обо всем уведомился. Наушников всех выслушал, только время попусту потратил – будто издеваются над ними вместе с Михаэлем. Ни разговоров злых, ни даже бреду пьяного. Все, дескать, Эдуара чтят, уважают и любят. В другой раз бы порадовался, а теперь лишь в груди резануло.

Там уж время пришло царевича будить.

– Мойно, ты очень плохо выглядишь, – в очи посмотрел на него Эдуар.

Молчан к зерцалу подошел – и вправду, лицо серое, неживое, точно в пыли вываленное. Глаза внутрь провалились, глядят оттуда недобро, борода паклей в разные стороны торчит. Как есть тать дорожный, а не десный мастер заветных дел.

– Да нет, ваше высочество, в порядке я.

Конечно, а как он должен выглядеть? Еле на ногах стоит, в день на пару часов очи сомкнет – и то ладно. Соки жизненные из него уходят, да разве бросишь отрока теперь?

– Михаэль уже проснулся?

Вот те снова здорова. Он об мальчонке печется, душою волнуется, а тот только встал, сразу об Михаэле своем.

– Проснулся, – хмуро ответил царевичу. – В обеденной ждет.

Молчан Эдвару, конечно, не говорил, что за каждым шагом "гостя" догляд устроил. Ни к чему.

– Так пойдем скорее.

Ну что ж, мил ты мой человек, пойдем.

Михаэль и вправду уже в обеденной, сидит задом жирным, на яства позыркивает. Зашли, он по обычаю вскочил, Эдуару поклонился, на Молчана мельком глянул, но так, что ажно пот прошиб. И больше не смотрел. Русич Вельтерегу махнул, дабы пробовать начал – не потравлено ли что. Старик только того и ждал, но не кинулся, как в первые разы, а теперь ужо, как лебедь поплыл, с важностию, значимостию. Присмотрелся к нему Молчан – отяжелел Вельтерег, животом оброс, подбородком опять же. Оно и понятно. Что у старика за заботы – отведает яства царские, да на полати, бока отлеживать. А получится, так еще и чарочку пропустит. Знамо дело, за здоровье Эдуара.

Набил брюхо Вельтерег, то бишь каждо блюдо напробовал, теперь и их черед настал. Молчан почти не ел, кусок в горло не лез, а Михаэль с Эдуаром все балакают.

– Ваше величество, знали бы вы, какую моя мама делала мацу, – покачал головой гость.

– А что это?

– Лепешки. Ох, ни одно блюдо на этом столе не сравнится с ними.

– Я прикажу своему повару, и он сделает их, – воскликнул Эдуар.

– Нет, ваше величество, лучше не стоит. Ради памяти моей матери, не надо измываться над мацой. Кстати, – Михаэль хитро посмотрел на царевича, – таки как поживает ваша матушка? Стоит надеяться, что она нагрянет к нам с визитом?

– Нет, нет, – чуть не поперхнулся Эдуар. Молчана аж злость взяла, вот ведь ирод, нашел, когда такие вещи спрашивать. – Она в своем родовом замке.

– Таки какое мудрое решение, – всплеснул руками монах. – Ничего так не укрепляет родственные узы, как расстояние. И чем дальше, тем лучше.

– Да, наверное, – смущенно отозвался царевич.

– Это все хорошо, но я еще хотел поговорить за гешефт, – вкрадчиво произнес Михаэль, отправляя очередной кусок говяжьего языка себе в рот.

– О чем?

– О торговле, – пояснил гость. – Я бы вывалял в коровьем навозе того болвана, который у вас отвечает за казну, чтобы он болел в свое удовольствие. Вот смотрите, молодой... то есть, ваше величество. Возьмем, к примеру, Данелаг.

– Данелаг? – удивился Эдуар. – Но мы не торгуем с племенами.

– Таки в том и дело, – взвился Михаэль, хотя тут же успокоился и продолжил. – Эти гои в Данелаге только спят и видят, когда придет кто-нибудь и заберет все, что у них есть.

– Но у нас мирный договор на три года. Мы пообещали не нападать друг на друга.

– Что вы говорите? – Улыбнулся плешивый. – Таки для этого и есть торговля. У этих несчастных есть много шкур, рыбы и китовьего жира. Но, как я слышал, там плохо родится хлеб.

– Да, так и есть, – подтвердил Эдуар. – Северные земли очень суровы.

– Так почему бы не давать этим гоям то, что они хотят? Мы им такой курс зарядим, молодой человек, им не снилось. И все в плюсе.

– Мы никогда не торговали с ними, – нахмурился мальчик. – Кантия постоянно воюет с племенами.

– Таки потому и воюет, что торговли нет, – объяснил Михаэль. – А если бы был гешефт, то эти варвары тридцать раз подумали, прежде чем нападать.

– А это интересная мысль, – задумался Эдуар. – Мойно, ты что думаешь?

– Интересная, – только и выдавил из себя Молчан.

– Я подумаю над этим, – произнес царевич будто себе.

– Ваше величество, – Михаэль придвинулся еще ближе. Молчан нахмурился, насупился, вот ведь пристал, как банный лист к заднице. – Таки давайте за должность поговорим.

– Мы уже все обсудили. Как только у меня будут первые сведения...

Царевич затих, ибо в комнату вбежал один из гридней Молчана. Русич даже покраснел за своего слугу – вихры растрепаны, чело пятнами пошло, лоб в испарине. Хотел выставить наглеца, так тот лопотать стал, точно припадочный.

– Монсиньор, ваше величество, – гридь заметался, не зная, к кому обратиться, но все же остановился на Молчане. – Вы велели доложить, когда сиры Кайнис, Бидивар и Гуймир вернутся...

– Говори, – сменил десный мастер гнев на милость. – Все трое прибыли?

– Только сир Бидивар. Въехал в южные врата. Мы поняли по знаменам.

– Вот вам и первые сведения, – потер в ладоши монах.

– Не стоит торопиться, Михаэль. Сначала дождемся сира Бидивара.

Цирон Бидивар ввалился в зал спустя не более получаса, после появления грида. По запаху Молчан понял, успел по дороге набражничаться, песье семя. Бидивар обвел мутными очами залу, громко икнул и повалился челом в ноги государю. Энтот еще не пропащий, хоть и глядит вечно на вино, как кот на полную крынку. Однако ж супротив царя страх имеет, уважение то бишь. Это в ратном деле наиглавнейшее, первее, чем отличать, где у кобыли зад, где перед. Так и должно быть, сыновья в страхе живут перед отцом, отцы перед князем, князья перед царем. И не тот страх, когда в горячке мужик с оглоблей за дитями бегает, а те от него тикают. То дурость.

– Ваше... ваше величство, – поднял голову Бидивар, и Молчан испужался, как бы не сблевал, но ратник оказался крепким, лишь вновь икнул. – Ваше приказанье и... иии-к... исполнено.

– Что ты узнал? Говори, от этого зависит, появится у тебя свой надел или нет.

В жизни не видел Молчан, чтобы так резво трезвели. Точно в секунду Бидивар пропарился да в купель ледяную нырнул – в очах мысль заиграла, тулово твердость обрело.

– Две деревни, ваше величество, во владениях лорда Уринара. Вырезаны все. В одном поселении трупы похоронены по обычаям Трех Богов, а во второй... Просто закопаны в землю.

– Видите, молодой человек...

– Это еще ничего не доказывает, – возразил Эдуар. – Есть ли свидетели того, что там произошло?

– Да. Несколько местных крестьян. Они видели, как воины в деревне совершали погребение. Восемь человек. Но они запомнили лишь светловолосого великана и двух стражников в кольчугах с якорем.

Молчан опасливо взглянул на царевича – не случилось бы худа. Но тот лишь уста закусил, подлакитники так сжал, ижно длани напряглись и перста побелели. Однако ж сдержался, утихомирился и, как подобает государю речевать, ответил.

– Вы хорошо послужили мне, сир Бидивар. Вам это зачтется. Но вместе с вами я отправлял еще и сира Гуймира и Кайниса. Где они?

– Ваше величество, Джейвер и Глорис проявили... неблагоразумие. Они решили лично поймать виновников и принести их головы вам.

– Боюсь, они уже мертвы, – нахмурился Эдуар. – Благодарю вас, сир Бидивар. Подождите меня снаружи, я подумаю, как отблагодарить вас.

Подняться Цирону все же помогли гридни Молчановские и увели прочь. Царевич восседал, безмолвствуя, упершись очами в потолок. Даже Михаэль, уж на что паскуда болтливый без меры, да и тот уста сомкнул, сидел ожидаючи.

– Получается, все, что говорил Михаэль, правда, – произнес отрок.

Михаэль, сын песий, только энтого и ждал. Бошкой затряс, окаянный, забормотал странное, но царевич его одернул.

– Даже если так. Как победить полубога? Я видел, что он может в битве.

– Таки надо думать головой, – зашелестел монах. – Если этого нехорошего человека нельзя победить в равной схватке, то она должна стать неравной? И всего-то.

– Я не понимаю, – сказал Эдуар.

Молчан тоже нахмурился, ох не по нутру ему было это все, ох, не по нутру.

– Я имею в виду, этот самый Айвин когда-то же спит, ест. Так вот, надо дождаться, когда молодой человек попросту не будет нас ждать, и застигнуть его врасплох.

– Это коварство, – ответил царевич.

– Эх, мой дорогой. Сохранить жизнь своих подданных и порядок в королевстве не есть коварство. Таки коварство дать гоям убивать своих людей.

– Если честно, я до конца не могу поверить в это все. Что сир Айвин и сир Иллиан могли вступить в заговор с "темными душами" против меня.

– Коли уж такой разговор пошел, – подошел к отроку Молчан, – то и я молвлю. Как бы ни жалко было, как бы ни обидно, но уж больно на правду похоже. Тут письмо пришло, уж третий день будет как, ваше величество. От Ферринга Дуйне.

– От Мясника? – удивился Эдуар.

– Как есть от него, – десный мастер тихонечко достал бумагу. – Я быстро прочесть не смогу, все же в грамоте не силен. Дома-то разобрал, честь по чести, все помню.

– Думаю, здесь нужна дословность, – протянул руку Михаэль. – Давайте, молодой человек, я хорошо читаю на всех диалектах кантийского.

Молчан было заартачился, да царевич строго зыркнул, мол, не балуй, пришлось подчиниться.

– "Эдварду Первому Энту, сыну Гранквиста Энта, королю Кантии, протектору Соленых Островов, Победителю северных племен, Защитнику Побережья и Утеса Гроз.

Спешу сообщить Вам, Ваше Величество, что со времен Ирни Лойтелли в наших землях не было правителя достойнее и мудрее, несмотря на Ваши юные годы. Ваш острый ум и честное сердце являются главными добродетелями королевства. Но всегда доброе и светлое должно противостоять темному злу. Злу, у которого есть имя и которое знают в лицо.

Именно такой человек был у меня недавно в гостях. Правитель "Черных душ", называющий себя Мёнемейстером. С его человеком приключилось несчастье, и он вынужден был просить приюта у меня. Я не святой, Ваша Светлость, подчас мне приходится иметь дело с людьми разного сорта. Поэтому я принял его. Всех "черных душ". Я поил их несколько дней кряду крепким Уоргидским, хвала Вашему покойному брату Грегори, собравшему в прошлом году достойный урожай винограда, и вот, что узнал. "Черные души" ищут человека, они идут за ним, и имя ему Айвин. Признаться, когда я услышал это, то сразу понял, дело имеет государственное значение, поэтому пишу Вам.

К моменту отправления письма "черные души" пробыли у меня уже три дня. Я постараюсь задержать их и отправляю к вам самого быстрого гонца. Ваш преданный слуга, Ферринг Дуйне.

P.S. Я видел у Мёнемейстера молот, по описаниям похожий на тот, о котором слагают легенды и песни по всему королевству. Так или иначе, предводитель "черных душ" и полубог Айвин знакомы".

– Мёнемейстер – это главный мастер? – поднял задумчивые очи царевич, как только монах перестал речевать.

– Таки переводов огромное множество, – ответил Михаэль. – Но этот ближе всего.

– Почему ты не показал письмо сразу? – вопрошал отрок теперь у Молчана.

– Все же Мясник, государь, – ответил главный гридь.

– Да, этот соврет недорого возьмет, – согласился Эдуар. – Но не похоже это на ложь.

– Не похоже, – в голос согласились Молчан с Михаэлем.

– Что ж, Мойно, собирай все войска, мы выступаем.

– Таки молодой человек, – встрепенулся монах. – А как же мой план?

– Он будет основным, – кивнул мальчик. – Но солдат я возьму. Не ясно, что может там случиться. А вы, Михаэль, собирайте свое войско.

– Какое, ваше величество?

– Скрытное, – нахмурился царевич, перстом волосья почесал и вновь молвил. – Скрытное воинство соглядатаев и наемных убийц. Теперь, Михаэль, вы мой левый тайный мастер.

К югу через юго-восток

От Мясника они насилу вырвались лишь к исходу шестого дня. Все это время прошло в безбожной пьянке, которую русским языком можно было охарактеризовать тремя словами – «ты меня уважаешь?». Уехать сразу означало бы нажить смертельного ... нет, не врага, скорее, недруга. Что в понимании Руслана было еще хуже. От врага знаешь, чего ожидать, ты всегда готов к его намерениям. А недруг... Он проявляется внезапно, неожиданно. Вроде жили двое соседей всю жизнь, конечно, особой любви не было, но и не ссорились. Но в один прекрасный день – бах, обрушиваются на тебя несчастья, а твой «товарищ» вместо помощи тебя и топить пытается. Многогранно и глубоко человеческое коварство.