Текст книги "Курсант Сенька. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ангор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 2

Весеннее солнце уже вовсю припекало, и Кирилл Козлов, щурясь от резкого света, с наслаждением затянулся сигаретой. Желтоватые от курения зубы выдавали его с головой, а пальцы, вечно дрожащие от никотинового голода, то и дело шарили по нагрудному карману.

– Козлов! – грянул голос старшины Петренко, резко вынырнувшего из-за угла. – Опять дымишь, как паровоз? Документы проверил?

Кирилл торопливо притушил сигарету об пыльную подошву и отчеканил козырёк.

– Так точно, товарищ старшина! Всё в полном ажуре!

– Ну-ну, – недоверчиво хмыкнул Петренко, поправляя ремень. – Вчера у Макаренко тоже был ажур. Чуть все бумаги к чертям не сожрала эта проклятущая коза!

Димка Макаренко, сидевший неподалёку и чистивший автомат, поднял голову и виновато развёл руками.

– Товарищ старшина, да я ж говорю – не уследил! Только на минуту отвернулся к колодцу – а эта рогатая диверсантка уже мой планшет жуёт!

Тем временем пулемётчик Гриша Захаров, улыбаясь во весь рот, подмигнул товарищам.

– Она ещё и погоны жевать пыталась! Я сперва думал – местные пацаны шалят. А это, оказывается, козья диверсия!

– Ладно вам балагурить! – махнул рукой Петренко. – Захаров, пулемёт готов? Сегодня опять в патруль идём.

– Так точно! ПКМ в лучшем виде, ленты набиты под завязку.

А в этот момент радист Толя Усевич высунулся из-за своей рации и помахал рукой.

– Товарищ старшина, разрешите вопрос? Я вчера пытался объяснить местному дехканину, что нам вода нужна для техники. Показываю на БТР, на канистры тычу пальцем. А он кивает и тащит мне… дыню!

И все дружно рассмеялись, а водитель Рахмон покачал головой и улыбнулся.

– Эх, Толя! Надо было меня позвать. Я же немного по-дари говорю. А дыня – это хорошо! Витамины нужны, весна ведь.

– Витамины-то витамины, – усмехнулся Петренко. – Только радиатору твоего БТРа дыней не поможешь. В следующий раз берите Рахмона с собой переводчиком.

Не выдержав же никотинового голода, Кирилл снова полез за пачкой, но тут же остановился под суровым взглядом старшины и неловко спрятал руки за спину.

– Товарищ старшина, – поспешно заговорил он, отвлекая внимание от сигарет. – А помните, как на прошлой неделе Толя у старика дорогу к кишлаку спрашивал? Руками машет туда-сюда, а дед решил, что Толя танцевать хочет! И ну ему движения показывать!

– Хорошо хоть Дима вовремя подошёл и жестами объяснил, – Усевич тут же вздохнул. – А то бы я там до вечера лезгинку отплясывал.

– Так я же с уважением подошёл! – Макаренко гордо расправил плечи. – Люди сразу чувствуют, что мы сюда не со злом пришли.

– Верно говоришь, Макаренко, – старшина одобрительно кивнул головой. – Местные здесь разные бывают – кто-то косо смотрит, а кто-то и помочь готов. Тут главное – вовремя разобраться.

– Товарищ старшина! – встрепенулся Захаров. – Разрешите показать штуковину одну? Я вчера смастерил – думаю, всем пригодится!

Петренко приподнял бровь и махнул рукой.

– Ну давай уже, Кулибин полковой! Удивляй нас скорее!

Гриша с торжественным видом вытащил причудливую конструкцию, собранную из консервных банок, проволоки и старого куска брезента.

– Глядите, мужики! – гордо объявил он. – Моё изобретение – автоматическая поилка. В верхнюю банку наливаешь воду, она по трубочке стекает вниз, а как нижняя наполняется – верхняя сама перекрывается. Теоретически всю ночь можно спать спокойно, вода всегда свежая будет!

Все с любопытством столпились вокруг чудо-конструкции. Захаров уверенно налил воду в верхнюю ёмкость. Вода послушно заструилась вниз, но вместо того чтобы вовремя остановиться, упрямо лилась дальше, пока не вытекла вся до капли.

– Гриш, – осторожно кашлянул Козлов, – она точно должна была остановиться?

– Должна была… – растерянно пробормотал Захаров, крутя своё детище в руках.

– Может, ты трубочку не туда воткнул? – предположил Макаренко.

– Или банки не те взял? – ехидно подмигнул Усевич.

Рахмон тоже внимательно осмотрел устройство и покачал головой.

– Слушай, Гриша-джан, тут физика не та. Поплавок нужен, как в бензобаке машины. Без него вода всегда течь будет.

Захаров почесал затылок и тяжело вздохнул.

– Вот ведь зараза… А я думал, всё до мелочей просчитал. В техникуме по физике твёрдая четвёрка была!

– Да ладно тебе, Захаров! – Петренко по-дружески хлопнул пулемётчика по плечу. – Идея-то отличная. Доработаешь немного и ещё патент получишь. Главное, башка варит!

– Теоретически ты гений, Гришка! – подбодрил Козлов. – А практика… ну что практика? Дело наживное!

Ну а к вечеру жара наконец-то начала спадать, и солдаты расположились в тени БТРа. Захаров вытащил из нагрудного кармана заветный конверт.

– Мужики, письмо от матери пришло! Она всегда интересно пишет – про соседей, про огород… Хотите вслух почитаю?

– Валяй, Гришань! – оживился Макаренко. – Мне аж самому интересно стало, как там дома дела идут.

Захаров аккуратно развернул листочки, исписанные мелким маминым почерком.

– «Дорогой сынок Гриша! Как ты там? Мы живы-здоровы, чего и тебе желаем. Папка твой на заводе всё вкалывает, говорит, план уже перевыполнили на сто пять процентов. Тётя Клава замуж вышла за дядю Петю из соседнего дома. Свадьбу играли на весь двор, всех звали. Жалко только тебя не было…»

– Ого! Тётя Клава замуж выскочила! – удивлённо присвистнул Захаров. – Ей ведь скоро полтинник стукнет!

– Любовь зла… – философски протянул Козлов и прикурил очередную сигарету.

А Захаров продолжил чтение.

– «Огород уже вскопали, картошку скоро сажать поедем. Соседка наша Маша корову купила, теперь молоко свежее каждый день пьём. А ещё новость у нас важная – сестра твоя Люда…»

Гриша вдруг осёкся на полуслове и встревоженно замер, а глаза его округлились от удивления.

– Что с Людкой-то? Что случилось? – забеспокоился Усевич.

Захаров быстро пробежал глазами дальше и облегчённо рассмеялся.

– Замуж выходит Людка! За Серёгу-механизатора из колхоза соседнего!

И все облегчённо выдохнули и весело загомонили.

– Вот это новости! Поздравляем!

Макаренко дружески толкнул Захарова в бок.

– Ну что ж ты пугаешь-то так! Я уж думал, случилось чего…

Захаров улыбнулся и осторожно сложил письмо обратно в конверт. А солнце медленно садилось за горизонт. Солдаты сидели в тёплых сумерках, курили и молчали. Каждый думал о своём доме – таком далёком и таком близком одновременно. Где-то там сейчас копают огороды и играют свадьбы, пьют свежее молоко и радуются простым житейским вещам. А здесь совсем другая жизнь – жара, пыль дорог и ночные тревоги. Но пока есть письма из дома и друзья рядом – жить можно. Даже здесь, в чужих горах Афганистана…

На следующее же утро Усевич возился с рацией, как всегда, пытаясь наладить устойчивую связь с базой. Эфир трещал и хрипел, голоса то появлялись, то пропадали в помехах.

– Алло-алло, «Степь», я «Тюльпан», как слышите меня? Приём! – монотонно повторял он в микрофон.

И внезапно из динамика отчётливо донёсся посторонний женский голос.

– Зинаида Петровна, да что вы такое говорите! Я всегда думала, у Марии Ивановны корова молоко лучше даёт!

Усевич удивлённо уставился на рацию. Голос продолжал весело щебетать.

– Антонина Семёновна, бросьте вы! Наша Бурёнка молоко-то пожирнее даёт. Вчера творог делала – ложка стоит!

– Толя, это что за концерт художественной самодеятельности? – подошёл Козлов.

– Понятия не имею, – растерянно ответил радист. – Видать, случайно чью-то гражданскую частоту поймал. Бабки про коров своих судачат, но это невозможно!

Но Кирилл видел здесь такое, что уже ничему не удивлялся – подозрительная здесь местность, что аж мурашки иногда пробегают. А голос из динамика не унимался.

– А у нас вчера курица яйцо снесла – два желтка сразу! Фёдор Иванович говорит, это к счастью!

– Ой, а наш кот Васька такую мышь поймал – с крысу размером! Представляете, какая зараза в подвале жила!

Солдаты невольно собрались вокруг рации и слушали мирную беседу женщин с далёкой гражданки и им вообще во все это не верилось. Макаренко же первым выпал из ступора и нервно усмехнулся.

– Странно всё-таки… Там у них коровы да куры, а мы тут автомат чистим да тревожимся неизвестностью… И вообще, ловим странные сигналы.

Козлов затушил окурок о сапог и тихо добавил.

– Давайте лучше не будем говорить о странностях, а то и без того жутко!

– Тише ты! – шикнул Захаров, прижав палец к губам. – Интересно же!

Из радиоприёмника все также доносились женские голоса, будто с соседней кухни и это сводило с ума.

– А вы слышали? В райцентре гастроном новый открыли! Говорят, и колбаса есть, и конфеты шоколадные появились!

– Да брось ты! Я вчера за хлебом два часа стояла, чуть ноги не отвалились. Хорошо хоть Петрович по блату буханочку отложил.

Усевич осторожно покрутил ручку настройки, пытаясь удержать связь с базой, но женские голоса растаяли в треске помех. В эфире снова зазвучали сухие позывные военной радиостанции.

Козлов задумчиво покачал головой, глядя куда-то вдаль.

– Вот ведь как оно получается. Там, в Союзе, люди живут обычной жизнью – про коров думают, в магазины бегают…

– И правильно делают, – кивнул Петренко, резко щёлкнув зажигалкой. – Мы здесь для того и торчим, чтобы они там спокойно жили.

Рахмон же, всё это время сидевший молча и задумчиво теребивший воротник, вдруг оживился и хлопнул себя по колену.

– Знаете что, братцы? Я тут решил огородик разбить! Как дома у меня в Узбекистане. Помидоры посадим, огурчики… Семена-то я с собой прихватил!

– А земля-то здесь подходящая? – усмехнулся Макаренко.

– Да должна подойти! – горячо заверил его Рахмон. – Климат почти как у нас – солнце жарит вовсю. Главное – поливать вовремя.

Так что через неделю неподалеку появился маленький аккуратный огородик. Рахмон любовно разметил грядки, посадил семена и каждый день старательно поливал их из солдатской фляги.

– Смотрите-ка, ребята! – сиял он как ребёнок. – Уже всходы проклюнулись! Скоро свежие помидорчики будут!

Но радость оказалась преждевременной. Через пару дней местные козы обнаружили огородик Рахмона. Та самая наглая коза, что недавно пыталась сожрать документы Макаренко, теперь привела с собой целое стадо.

– Рахмон! Тревога! – завопил Козлов. – Там твои помидоры атакуют!

Рахмон вылетел наружу и застыл на месте – козы методично и невозмутимо уничтожали его драгоценную рассаду.

– Эй, шайтаны! Шу! Пошли вон отсюда! – закричал он, размахивая руками и подпрыгивая на месте.

Козы лениво подняли головы и посмотрели на него с таким презрением, будто он отвлёк их от важного государственного дела. Затем неспешно развернулись и удалились, оставив после себя вытоптанную землю и жалкие остатки зелени.

– Ну вот… – вздохнул Рахмон печально, глядя на разгромленный огород.

– Ничего, браток! – похлопал его по плечу Захаров. – В следующий раз забор поставим или часового выставим.

– Верно говоришь! – поддакнул Петренко. – Опыт – дело наживное. Теперь хоть знаем, что афганские козы – те ещё гурманы.

Козлов затянулся сигаретой и философски заметил.

– А может оно и к лучшему? Представьте – выросли бы твои помидоры, а завтра приказ поступит – переезжаем. И кому бы они достались?

– Козам! – хором ответили все и расхохотались.

А солнце медленно уходило за горные вершины, окрашивая небо в густые розовые тона. Издалека доносился мелодичный голос муэдзина, призывающего верующих к вечерней молитве. Советские же солдаты готовились к очередной ночи в стране пыльных дорог и непредсказуемых встреч, где каждый день приносил что-то новое – иногда опасное, иногда смешное, но всегда живое и настоящее.

* * *

Вот и позади остались зимние каникулы, да и сама зима уже давно растаяла в памяти. За окном казармы, пробиваясь сквозь тоскливые облака, робко пригревало весеннее солнце. Весна вступала в свои права, а значит, мой второй учебный год скоро подойдет к концу. Время летело незаметно – особенно, когда рядом такие друзья, как мои.

– Семёнов! – вдруг прорезал воздух голос старшины. – Построение через пять минут!

– Есть! – отозвался я и обернулся к товарищам по взводу.

Лёха Форсунков, успевший за зиму нарастить себе внушительную мускулатуру, по-прежнему любил вкусно и сытно поесть. Сейчас он задумчиво смотрел в окно, будто высматривал приближение обеда. Рядом с ним Пашка Рогозин – сухой, жилистый, всегда подтянутый и аккуратный до занудства – педантично складывал одежду. А в углу казармы возился с очередным хитроумным устройством Колька Овечкин.

Я подошёл ближе и хлопнул его по плечу.

– Коль, чего опять мастеришь?

– Да вот думаю, как бы нам стирку облегчить, – не поднимая головы, ответил он. – Надоело уже руками драить…

– Овечкин! – строго вмешался Пашка, застёгивая последнюю пуговицу. – Потом будешь рационализировать. Сейчас на стрельбы идём!

И мы быстро оделись и выскочили на плац. Там старший лейтенант Кузеванов окинул нас цепким взглядом и рявкнул команду строиться.

– Товарищи курсанты! Сегодня у нас практические стрельбы из 122-миллиметровой гаубицы Д-30! Напоминаю – чёткое выполнение команд, дисциплина железная и никаких самодеятельностей! Всё ясно?

– Так точно! – дружно гаркнули мы.

На полигоне же разбились по расчётам. Мне выпало стоять вместе с Лёхой Форсунковым, что слегка напрягало – его аппетит к приключениям был ничуть не меньше аппетита к пище.

– Расчёт номер три! Приготовиться к стрельбе! – звонко командовал Кузеванов.

Лёха застыл у орудия с серьёзным лицом, но я заметил, как он то и дело косится на часы. Видимо, желудок уже напоминал ему о себе.

– Заряжай! – скомандовал старший лейтенант.

– Заряжено! – бодро откликнулся наводчик.

– Прицел установлен! – доложил ещё один курсант.

– Огонь! – резко выкрикнул Кузеванов.

И тут Лёха, который должен был чётко повторить команду, громко и уверенно выпалил.

– Обед!

И над полигоном повисла гробовая тишина, а мы все замерли. Кузеванов же медленно повернул голову в сторону Форсункова. Лёха стоял красный как варёный рак и явно проклинал себя за эту оговорку. Сначала кто-то тихо прыснул от смеха, потом захихикал второй, а через секунду весь взвод уже катался от хохота. Даже суровый старший лейтенант прикрывал рот кулаком, тщетно пытаясь скрыть улыбку.

– Форсунков! – рявкнул наконец он, но голос его предательски дрожал от смеха. – Что это сейчас было?

– Товарищ старший лейтенант… я… я про обед думал… – честно признался Лёха, опустив глаза в землю.

– Потерпи немного, проглот! – улыбнулся Кузеванов, подходя ближе. – Скоро твой любимый обед будет. А пока давайте-ка продолжим стрельбы! И команды подавать будем правильные! Ясно?

Ну а остальные учения прошли без происшествий, но Лёхина оговорка стала легендой училища ещё надолго. Однако, отличился не только он – через неделю случилась история с Пашкой Рогозиным. Он заступил в караул у складов, а мы втроём – я, Лёха и Колька – решили немного подшутить над его педантичностью. Уж слишком серьёзно он относился ко всем мелочам службы – просто просился на розыгрыш.

– Слушай, Сенька, – шепнул мне заговорщически Колька Овечкин вечером перед отбоем. – А что если мы ему чучело подсунем?

– Какое ещё чучело? – переспросил я недоумённо.

– Ну, это же манекен, с которым на рукопашке возимся, – азартно зашептал Лёха. – Мы его тихонько к складу подставим. Пашка проснётся, увидит незнакомца – сразу решит, нарушитель проник.

– Да Пашка на посту не спит никогда! – возразил я.

– А мы подождём, – хитро прищурился Лёха. – Он к утру точно задремлет.

И правда, около четырёх утра мы заметили, как Пашка возле входа в склад начал клевать носом. Голова его то и дело падала на грудь, и он тут же встряхивался, пытаясь удержать глаза открытыми. Мы осторожно прокрались поближе и аккуратно подсунули ему манекен прямо под руку. Получилось так ловко, что Пашка даже приобнял «нарушителя», сладко посапывая.

Не прошло и получаса, как нас разбудил его дикий вопль.

– Стой! Кто идёт⁈

Мы осторожно выглянули из-за угла и чуть не лопнули от смеха – сонный Пашка, крепко сжимая в объятиях учебный манекен, отчаянно пытался его допросить.

– Документы предъявляй! – голос его дрожал от волнения. – Отвечай немедленно!

В этот момент из-за соседнего здания вышел капитан. Он остановился в двух шагах от Пашки и ошарашенно уставился на эту картину.

– Рогозин… Что здесь происходит? – медленно выговорил он, явно сомневаясь в здравомыслии часового.

А Пашка резко повернулся и вытянулся в струнку, всё ещё не выпуская из рук «нарушителя».

– Товарищ капитан! Нарушитель задержан при попытке проникновения на склад! На вопросы не отвечает, документы предъявить отказывается!

Капитан приблизился и внимательно оглядел молчаливого «диверсанта». Затем тяжело вздохнул.

– Рогозин… Ты совсем того? Это же учебный манекен.

Пашка растерянно уставился на «нарушителя», которого по-прежнему крепко обнимал. По лицу его поползла краска смущения и ужаса.

– Как… манекен?.. Откуда он здесь взялся⁈

– Вот это мне тоже интересно, – холодно произнёс капитан, подозрительно оглядываясь по сторонам.

А мы с Лёхой и Овечкиным уже едва сдерживали хохот, прячась за углом. Пашка же стоял в полном замешательстве, а капитан лишь покачал головой.

– Иди-ка ты в санчасть, Рогозин. Пусть проверят тебя на переутомление. Совсем уже служба довела…

И весь следующий день Пашка еще долго ходил хмурый и недоверчиво косился на нас. Мы же старательно изображали невинность и клялись всеми святыми, что ночью спали как убитые. Но Пашке и Лехе не удалось переплюнуть Овечкина… Самым ярким событием недели стала всё-таки Колина стиральная машина. Он мастерил её несколько дней подряд из старого ведра, электродрели и каких-то трубок, добытых в подсобке.

– Смотрите сюда, салаги! – с гордостью объявил он однажды вечером. – Засыпаем порошок, заливаем горячую воду, включаем дрель – и готово! Почти автоматическая стирка!

Я с сомнением оглядел это чудо техники.

– Коля, ты уверен, что это безопасно?

– Да брось ты! – отмахнулся Овечкин. – Физика – точная наука. Никаких неожиданностей быть не может!

Он с важным видом включил дрель. И сначала всё шло отлично – вода бодро закрутилась, бельё начало активно вращаться. Но уже через минуту что-то пошло не так. Из ведра полезла пена – сначала робко, затем всё сильнее и сильнее. Мы едва успели отскочить в сторону, когда пенный вулкан буквально взорвался, забрызгав стены казармы, койки и нас самих с ног до головы.

Мы стояли белые и мокрые, как полярники после метели. А Коля беспомощно смотрел на своё творение, всё ещё жужжащее дрелью среди пенных сугробов. И в этот момент – совсем не кстати, дверь казармы распахнулась, и на пороге снова возник старший лейтенант Кузеванов. Он застыл как вкопанный, глядя на белоснежных курсантов в окружении пены и мыльных пузырей.

– Овечкин… – голос его прозвучал зловеще тихо. – Что здесь происходит?

– Товарищ старший лейтенант, я… я хотел облегчить товарищам процесс стирки, – промямлил Коля, нервно теребя рукав.

– Облегчить⁈ – Кузеванов оглядел казарму, покрытую пеной, словно поле боя после химатаки. – Овечкин, вы хоть понимаете, что здесь устроили?

– Никак нет, товарищ старший лейтенант! Это просто порошок! – отчаянно замотал головой Коля.

– Порошок не взрывается, Овечкин! – рявкнул Кузеванов. – Что вы туда намешали?

– Ну… немного соды для лучшего эффекта… и уксуса для мягкости белья…

– Овечкин! – старший лейтенант схватился за голову. – Вы на втором курсе училища! Как можно было не знать, что сода с уксусом дают реакцию⁈

Коля стоял красный, как октябрьский флаг, виновато опустив глаза. Мы тем временем оттирали пену с лиц и одежды, тихо посмеиваясь над незадачливым изобретателем.

– Завтра после занятий приведёте казарму в идеальный порядок! И никаких больше экспериментов без моего личного разрешения! – приказал Кузеванов и вышел, недовольно качая головой.

– Овечкин, Овечкин, – я вздохнул, а потом как расхохотался. – Точно – ученый!

– Да иди ты, – проворчал Колян и принялся все убирать.

Но я тогда уж было решил, что на этом все недоразумения прекратятся – все-таки как-никак мы второй курс, да не тут-то было…. Через пару дней на строевой подготовке приключилась ещё одна история. Мы чеканили шаг по плацу под резкие команды старшины, когда вдруг Дятлов из нашего взвода громогласно чихнул так, что эхо прокатилось по всему училищу.

– Апчхи-и-и!

И весь строй мгновенно рассыпался. Кто-то сбился с шага, кто-то налетел на соседа, кто-то застыл на месте с поднятой ногой. Настоящий цирк!

– Стой! Рота, стой! – взревел старшина, багровея от негодования. – Что за бардак здесь устроили⁈

Мы остановились, пытаясь восстановить строй и удержать серьёзные лица.

– Дятлов! Из строя выйти! – прогремел старшина.

Дятлов выскочил вперёд и вытянулся по стойке «смирно», уши его горели ярче алого знамени.

– Товарищ старшина, я нечаянно… Просто чихнул!..

– Чихнул? – тот сверкнул глазами. – Дятлов, вы не на гражданке! Здесь даже чихать нужно по уставу!

– А как это по уставу чихать, товарищ старшина? – с неподдельным любопытством спросил Дятлов.

Старшина на секунду замер в растерянности, но потом грозно нахмурился и гаркнул.

– Тише чихать надо! И предупреждать заранее!

Мы еле сдерживали смех, а Дятлов усердно закивал головой.

– Так точно! Впредь буду чихать тише и только по команде!

– В строй становись! Рота, сначала начинаем! И чтоб ни одного лишнего звука без команды!

Ну а уже вечером я лежал на койке и думал о том, как стремительно летит время в училище. Эти нелепые истории, дружба с ребятами, строгие командиры с их неожиданной человечностью – всё это превращало нашу службу не просто в армейскую муштру, а в настоящую школу жизни.

Лёха со своим вечным аппетитом и рассказами про мамины пирожки; аккуратный Пашка, каждое утро идеально выглаживающий форму; Коля с его неиссякаемой страстью к экспериментам… Каждый из нас был особенным и живым человеком со своими слабостями и достоинствами. Вместе мы составляли крепкий коллектив, способный справиться с любой трудностью. И пусть иногда мы попадали в нелепые ситуации, зато теперь я точно знал одно – мое прежнее одиночество было моей самой большой ошибкой. Закрыться от всех из-за собственного горя – это хуже всего. Но больше я не собирался повторять эту ошибку. Никогда!

Тем временем

Рассвет нехотя выползал из-за гор, будто стыдясь того, что ему предстоит осветить. Земля, изрытая снарядами и покрытая пеплом войны, казалась мертвой. Самир сидел в кабине старенького грузовика, пальцы его судорожно стискивали потрескавшийся руль. Он чувствовал себя расхитителем могил, но выбора не было. За спиной, под грязным брезентом, лежала сама душа Ливана – диадема царицы Библоса, саркофаг Ахирама, статуэтки и свитки, свидетельства величия и падения целых цивилизаций.

– Да простит нас Аллах за то, что мы творим… – прошептал Самир, не отрывая взгляда от дороги, уходящей в горы.

Старый дизельный мотор надсадно хрипел на подъеме, словно жалуясь на тяжесть груза. Самир знал здесь каждую кочку и поворот – эти дороги были его домом. Однако сегодня все выглядело иначе – знакомые места казались чужими и враждебными. Теперь он не просто контрабандист, он везет историю своего народа, спасая ее от пожаров безумной войны.

И через час пути возник первый блокпост – ливанские солдаты, молодые парни в помятых хаки и с автоматами наперевес, лениво махнули рукой остановиться. Самир привычно достал пачку «Мальборо» – сигареты стали лучшей валютой в Ливане.

– Салам алейкум, братья! – улыбнулся он, протягивая пачку старшему сержанту – худощавому парню лет двадцати с усталыми глазами. – Везу стройматериалы в Захле.

Сержант взял сигареты, внимательно посмотрел на Самира и махнул рукой.

– Йалла, проезжай! Только осторожнее там, в горах черти что творится.

Самир кивнул и нажал на газ. В зеркале заднего вида он видел солдат, уже раскуривающих сигареты. «Знали бы вы, ребята, что я везу вашу память», – подумал он с горькой усмешкой.

Но в это же самое время далеко на юго-востоке, в порту Басры, Омар уже нервно вышагивал по палубе своего старенького траулера. И он был явно не в духе. Трюм уже забили деревянными ящиками с артефактами, тщательно замаскированными под улов дня. Он курил одну сигарету за другой, поглядывая на горизонт с тревогой человека, который слишком хорошо знает эти воды.

– Тридцать лет хожу по заливу, Ясин… – пробормотал он своему помощнику курду. – И никогда еще не возил такого груза.

Ясин проверял мотор и лишь мельком взглянул на Омара.

– А если нас поймают? Что мы скажем?

– Скажем им правду, сынок – везем рыбу в Кувейт! – усмехнулся Омар. – А если не поверят… Аллах карим. Бог милостив.

Он затянулся сигаретой и бросил окурок за борт. Но в душе понимал – милости ждать не приходится. Патрульные катера Саддама Хусейна шутить не любят. Война с Ираном уже семь лет тянула из людей кровь и силы; в воздухе пахло порохом и новой бедой. Рассвет же застал траулер уже в море. Омар уверенно вел судно знакомым маршрутом через туманную дымку Персидского залива, обходя патрульные зоны. Он не подозревал только одного – за ними уже следили внимательные глаза чужих людей…

* * *

А тем временем в горах Ливана Самир столкнулся с первой серьезной преградой. Его привычная дорога оказалась перекрыта – мост через ущелье был взорван совсем недавно – свежие следы войны зияли черной пропастью между обломками камня и бетона.

Самир тихо выругался и свернул на узкую объездную тропу, известную только местным контрабандистам. Он понимал, что теперь каждая минута стоит жизни. Пыльная дорога петляла между скалами; сердце билось так громко, что казалось – его стук слышен даже под брезентом кузова.

«Аллах карим», – повторил он слова Омара где-то далеко в Басре и нажал на газ сильнее. Сегодня он должен был победить войну хотя бы на этот день – день, когда история его народа зависела от него одного… Грузовик натужно полз по узкой горной дороге, словно старый мул, что тащит непомерную поклажу. Самир крепче сжал руль, чувствуя, как каждый ухаб отдается болезненным толчком в спину. Сзади глухо стучали ящики, опасно накреняясь на каждом повороте. «Если диадема разобьется…» – он оборвал себя, гневно стиснув зубы. Нет, даже думать об этом нельзя!

Однако бывают вещи и пострашнее – на очередном повороте его ждали. Засада была не армейская – хуже. Трое бородатых мужчин в потертых джинсах и военных куртках, с автоматами наперевес, преградили дорогу. Главарь вышел вперед – высокий, жилистый, лицо пересекал свежий шрам.

– Стоять! – рявкнул он, направляя автомат прямо в лобовое стекло. – Что везешь?

Самир осторожно выбрался из кабины, медленно подняв руки.

– Стройматериалы везу, брат, – осторожно ответил он. – Цемент там, арматура…

Главарь усмехнулся и сплюнул под ноги.

– Не держи меня за идиота, Самир аль-Хури. Мы знаем тебя. Говорят, у тебя есть кое-что поинтереснее цемента.

У Самира похолодело внутри. Кто-то сдал их операцию…. Фарид? Абу Марван? Или кто-то еще из своих? Предательство всегда ранит больнее пули.

– Не знаю, о чем ты говоришь, – попытался он сохранить спокойствие.

Но бандит рассмеялся коротко и зло.

– Сейчас проверим. Эй, вы двое, осмотрите кузов!

Двое подручных шагнули к грузовику. Самир уже приготовился к худшему, когда вдруг из-за поворота донесся рев мотора и лязг металла. На дорогу выскочил ливанский армейский джип с пулеметом на турели. Солдаты сразу открыли огонь по бандитам.

– Черт! Засада! – крикнул главарь и бросился за камни.

И дорога мгновенно превратилась в хаос – пули свистели над головой, воздух наполнился дымом и криками. А Самир не стал ждать развязки – одним прыжком оказался в кабине и вдавил педаль газа до упора. Грузовик рванул вперед, оставляя позади стрельбу и ругань. Но радоваться было рано – на крутом повороте один из ящиков сорвался с кузова и с грохотом разбился о камни. Самир бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и почувствовал, как сердце провалилось вниз – это была бронзовая статуэтка богини Иштар – одна из самых ценных находок экспедиции.

Вот только не у него одного дела шли паршиво – в это же время в водах Персидского залива старенький траулер качался на волнах, словно игрушка в руках капризного ребенка. Иракский патрульный катер заметил их и уверенно двигался на перехват.

– Ясин! – Омар резко повернулся к помощнику. – Готовь бумаги! И помни – мы простые рыбаки! Просто ловим рыбу!

Катер подошел вплотную; солдаты с автоматами были напряжены и явно нервничали – война с Ираном была в самом разгаре, и в этих водах любой мог оказаться врагом или шпионом.

– Заглушить двигатели! Приготовиться к досмотру! – донеслось из мегафона.

Омар покорно выключил мотор и поднял руки вверх, демонстрируя послушание. Сердце бешено колотилось в груди – если найдут артефакты, то тюрьма покажется еще лучшим исходом. Иракцы поднялись на борт; молодой офицер с холодным взглядом неторопливо приблизился.

– Документы!

Омар протянул потрепанные бумаги.

– Вот, господин офицер. Рыбу везем на продажу в Кувейт.

Лейтенант внимательно пролистал бумаги и подозрительно оглядел палубу.

– Что у вас в трюме?

– Да рыба же, господин офицер! Только рыба!

– Проверим! – Он решительно направился вниз.

Омар обменялся напряженным взглядом с Ясином; секунды тянулись бесконечно долго. Наконец офицер поднялся обратно, брезгливо морщась.

– Да у вас там все протухло! Как вы собираетесь это продавать?

Омар облегченно вздохнул; запах тухлой рыбы отлично перебивал любой другой аромат и надежно скрывал древние артефакты.

– Для консервов пойдет, господин офицер! – покорно улыбнулся он.

– Ладно, убирайтесь отсюда поскорее! – Иракский лейтенант презрительно махнул рукой своим солдатам.

Патруль удалялся, а Омар смотрел вслед катеру и тихо прошептал молитву благодарности. На этот раз пронесло… Но надолго ли?

Лейтенант же поморщился, еще раз досадливо махнув рукой.

– Убирайтесь отсюда! И в следующий раз привезите товар посвежее.

После чего патрульный катер отвернул в сторону берега, и Омар без сил рухнул на палубу, вытирая со лба липкий пот. Все… Проверка осталась позади, но впереди ещё предстояли кувейтские воды, где опасностей было куда больше.

* * *

Самир же добрался до турецкой границы ближе к вечеру. Потеря одного ящика жгла сердце, словно рана от ножа, но главное – груз был цел. Диадема царицы Библоса и саркофаг Ахирама мирно покоились под брезентом в кузове грузовика. На старой заброшенной ферме его уже ждал Мехмет – коренастый турок с густыми усами и хитрым взглядом, с которым Самир проворачивал дела не первый год.

– Салам, хабиби! – Мехмет крепко обнял его и похлопал по плечу. – Как дорога?

– Были проблемы, – коротко бросил Самир. – Один ящик потерял.

Мехмет нахмурился и внимательно посмотрел ему в глаза.

– Что случилось?

Самир рассказал о засаде в горах. Турок слушал молча, покачивая головой и нервно теребя усы.