Текст книги "Курсант Сенька. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ангор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 15

Лилия Борисовна присела на корточки возле парника, пальцы ее осторожно разминали комочки земли. Поседевшие волосы выбивались из-под платка, но она не замечала – вся ушла в работу. Рассада помидоров требовала внимания, а время не ждало.

– Черт возьми, опять заморозки обещают, – пробормотала она, поправляя укрывной материал.

За забором послышался скрип калитки. Женщина подняла голову – высокий мужчина в очках и потертой куртке осматривал соседний участок. Новенький, значит. Купил наконец-то кто-то эти заросли.

– Добрый день, – окликнул он через забор. – Вы не подскажете, где тут воду можно взять?

– Колонка в конце улицы, – ответила она, вытирая руки о фартук. – А вы, стало быть, новый хозяин?

– Профессор Михаил Семенович, – представился он, подходя ближе. – Физик. В институте работаю.

Лилия Борисовна кивнула. Интеллигент, видать. Руки чистые, говорит складно.

– Лилия Борисовна. Здесь уже много лет участок держу.

– А я вот только приобрел. Думаю, может, огородом заняться. Говорят, полезно для здоровья.

– Полезно-то полезно, – она усмехнулась, – да только спину надорвете сразу. Вон, земля какая – камень сплошной.

– Ничего, справлюсь, – Михаил Семенович снял очки, протер их. – А вы что выращиваете?

– Да все понемногу – помидоры, огурцы. Сыну в письмах пишу – мол, урожай будет хороший. Он там, в Афганистане служит, лейтенант.

Профессор помолчал, потом осторожно спросил.

– Давно там?

– Меньше года. Он артиллерист и после училища сразу направили.

Лилия Борисовна достала из кармана фартука потертый конверт, извлекла фотографию.

– Вот, поглядите.

На снимке стоял широкоплечий молодой офицер в форме. Крепкий парень, настоящий богатырь.

– Красивый сын, – сказал Михаил Семенович. – Сильный какой.

– Коля мой. В отца пошел внешностью. Только тот рано из жизни ушел, – она вздохнула.

– Понимаю. Одной тяжело, наверное.

– Привыкла уже, – Лилия Борисовна пожала плечами.

– А я тоже один остался. Жена три года назад умерла. Дочка есть, правда – в пединституте учится, на учителя математики.

– Сколько ей лет?

– Двадцать два. Хорошая девочка, серьезная. Только замуж не торопится – говорит, сначала диплом получить надо.

– Правильно, – Лилия Борисовна задумчиво кивнула. – А то сейчас молодежь – женятся, разводятся. Как перчатки меняют.

– Точно. Моя Катя не такая. Может, когда ваш сын вернется, познакомить их? Одного возраста почти.

– А что, идея неплохая, – оживилась она. – Коля парень серьезный, не гуляка. А девушек хороших мало стало.

– Тогда договорились, – Михаил Семенович улыбнулся. – А пока что мне бы с участком разобраться. Может, посоветуете, с чего начать?

– Да уж посоветую. Только сначала чаю попьем – руки-то грязные, а говорить долго придется.

Они прошли к ее домику. Лилия Борисовна поставила чайник на газовую плитку, достала печенье из жестяной коробки.

– Вы в городе где живете? – спросила она, накрывая на стол.

– На Ленинском проспекте. Квартира хорошая, только тесновато. Книг много, а места мало.

– Понятно. А на дачу как добираться собираетесь?

– На автобусе пока. Машины нет – все на книги трачу.

– Ученый, значит, настоящий, – Лилия Борисовна засмеялась. – Мой покойный муж тоже читать любил. Военные мемуары больше всего.

– А ваш сын письма часто присылает?

– Раз в месяц примерно. Цензура там строгая, много не напишешь. Но я понимаю – жив, здоров, и ладно.

Чайник засвистел. Лилия Борисовна заварила чай и села напротив.

– Скажите честно, – начала она, помешивая сахар, – а что вы думаете про положение в Афганистане? Как образованный человек.

Михаил Семенович помолчал, потом осторожно ответил.

– Сложный вопрос. С одной стороны, интернациональный долг. С другой – парни гибнут.

– Вот именно. Каждую ночь просыпаюсь, а вдруг телеграмма придет? Соседке в прошлом году пришла.

– Не думайте о плохом. Ваш Коля крепкий парень, вернется.

– Дай бог. А вы что, никогда не служили?

– Служил, в стройбатах. Очки, знаете ли, – не взяли в боевые части.

– Каждому свое, – Лилия Борисовна кивнула с пониманием. – Вы науку двигаете, это тоже важно.

– Стараюсь. Хотя сейчас времена такие – не знаешь, что завтра будет. Горбачев перестройку затеял, а куда она нас приведет?

– А по-моему, правильно делает. Застой какой-то был. Люди работать перестали нормально.

– Может быть. Только бы не развалилось все.

Лилия Борисовна тем временем допила чай и встала.

– Ладно, философией заниматься будем зимой. А сейчас покажу вам, что к чему на участке.

Они вышли на улицу. Солнце пригревало сильнее, воздух пах прелой листвой и свежей землей.

– Вот смотрите, – показала она на свои грядки, – главное – не спешить. Земля должна прогреться как следует.

– А когда сажать начинать?

– После майских праздников. Раньше рискованно – заморозки могут побить.

Михаил Семенович внимательно слушал, кивал. Лилия Борисовна заметила, что говорить с ним легко – не перебивает, вопросы дельные задает.

– А инструмент где покупать лучше? – спросил он.

– На рынке. В магазинах одно барахло. Лопату хорошую найти – целая проблема.

– Понятно. А семена?

– Тоже на рынке. У бабок покупаю – они свои, проверенные.

Они обошли ее участок, потом перешли к его заросшему бурьяном клочку земли.

– Ого, – присвистнул профессор, – тут работы на месяц.

– На два, – поправила Лилия Борисовна. – Корчевать придется. Видите, какие пни? Это еще до вас прежний хозяин яблони вырубил.

– А почему вырубил?

– Старые были, не плодоносили. Только место занимали.

Михаил Семенович задумчиво осмотрел участок.

– Может, не стоило браться? Сил-то у меня немного.

– Ерунда. Мужик вы еще крепкий, а я помогу, если что. Соседи должны друг другу помогать.

– Спасибо. А то я уж думал – один как перст остался.

– Бросьте. Люди везде есть хорошие. Просто найти их надо.

Они постояли молча, глядя на заросли. Потом Лилия Борисовна сказала.

– Знаете что? Приходите завтра с утра. Покажу, с чего начинать, а то будете мучиться.

– Обязательно приду. И спасибо за чай.

– Да не за что. Рада была познакомиться.

Михаил Семенович пошел к калитке, потом обернулся.

– А фотографию сына еще покажете? Хочу дочери рассказать – может, заинтересуется.

– Покажу, – Лилия Борисовна улыбнулась. – У меня их много – он и письма еще регулярно присылает.

А когда же профессор ушел, она еще долго стояла у забора, глядя на дорогу. Давно с ней никто так не разговаривал – просто, по-человечески. Хороший мужчина, видать. И дочь у него есть – может, действительно Коле подойдет. Она вернулась к рассаде, но работалось уже не так сосредоточенно. Мысли разбегались, планы строились сами собой. А вдруг получится что-то хорошее? Время покажет.

* * *

Жара такая, что камни плавятся, а мы тут с пушками возимся. А я до сих пор не пойму – я артиллерист от бога или от черта. Но это наверное, кому как больше нравится.

Сижу на корточках возле гаубицы, протираю потное лицо рукавом. Рядом Овечкин копошится с прицелом. Старшина Карим молча возится с боеприпасами. А вот сержант Кузнецов нервничает – видно по тому, как дергается его левый глаз.

– Товарищ лейтенант, – подходит ко мне Кузнецов, – а точно нас прикроют, если что?

Смотрю на него внимательно. В глазах страх, но не паника.

– Кузнецов, ты что, в сказки веришь? Прикроют, не прикроют – какая разница? Мы здесь для того, чтобы наших ребят вывести. Все остальное пустое.

Радист уже трещит в наушниках – операция началась. Мы должны обеспечить прикрытие частям, покидающим эти места. Простая задача на бумаге, сложная в реальности.

– Колян, готов? – кричу другу.

– Всегда готов! – отвечает он с той самой улыбкой, которая меня и бесила, и успокаивала одновременно.

Первые выстрелы прозвучали минут через десять. Мы работали четко, как часы. Карим подавал снаряды, Кузнецов корректировал огонь, Колян и я наводили орудия. Слаженно, профессионально. Даже красиво, если можно так сказать про наше положение.

– Цель номер один – уничтожена! – докладывает Кузнецов.

– Молодцы, ребята. Переносим огонь на вторую позицию, – командую я.

Но жизнь, как всегда, внесла свои коррективы. Радист вдруг орет в наушниках, что наши уже прошли, а мы можем сворачиваться. И только начали собираться, как земля под ногами задрожала от разрывов.

– Ложись! – кричу, но поздно.

Мир взорвался. Звон в ушах, пыль, крики. Карим лежит неподвижно, из-под него темная лужа растекается. Кузнецов корчится, держась за ногу. А Колян… Колян сидит, прислонившись к камню, и смотрит на свой живот. Там, где должна быть одежда, теперь просто месиво из ткани и крови.

– Сенька… – хрипит он, – кажется, меня зацепило.

Зацепило. Да его почти пополам разорвало, а он говорит «зацепило». Вот же оптимист проклятый. Автоматные очереди все ближе. Духи поднимаются в атаку. И логика подсказывает мне – беги, пока цел. Но логика и дружба – вещи несовместимые.

– Кузнецов, можешь двигаться? – кричу сержанту.

– Нога не слушается, товарищ лейтенант!

– Тогда ползи к ущелью! Там укрытие!

Сам хватаю Коляна под мышки. Он тяжелый, скользкий от крови. Тащу его к расщелине в скалах, а пули свистят над головой как злые осы.

– Брось меня, Сенька, – шепчет друг. – Сам уходи.

– Заткнись! Еще домой доберемся, будешь матери рассказывать, как героем был.

– Какой из меня герой… – улыбается он слабо. – Обычный мужик, который хотел просто служить честно.

Но вскоре мы добираемся до расщелины. Сажаю Коляна спиной к камню, сам ложусь рядом с автоматом. Стреляю короткими очередями, экономлю патроны. Духи осторожничают, но время работает против нас.

– Сенька, – зовет Колян тихо.

Оборачиваюсь – он бледный как мел, губы синие.

– Что, брат?

– Помнишь, мы в училище мечтали стать генералами?

– Помню. Дурацкие мечты.

– Не дурацкие. Просто… не наши, – он закрывает глаза. – Передай матери, чтобы много слез не лила… И что я ее люблю.

– Сам передашь, когда домой вернемся.

Но Колян больше не отвечает. Его дыхание становится все реже, реже… И останавливается. Так что теперь сижу я рядом с мертвым другом, а в голове одна мысль – зачем? Зачем все это? Зачем мы здесь, в этих проклятых горах, убиваем и умираем за идеи, которые понимают только в Москве?

Достаю пистолет… Ствол холодный, тяжелый. Подношу к виску. Одно движение пальца – и никаких больше вопросов, никакой боли, никакого очередного плена. Но тут вижу ее – Аленку, мою дочку. Чего…? Она стоит передо мной в своем синем платьице, волосы заплетены в хвостики, а глаза серьезные.

– Папочка, – говорит она тихо, – не надо этого делать. Ты еще можешь помочь другим дяденькам.

Моя рука дрожит. По щекам текут слезы – первые за много месяцев.

– Аленка, доченька…

– Ты сильный, папа. Ты должен жить.

Опускаю пистолет. И видение исчезает, но слова остаются. Я хватаю рацию.

– Борт, борт, говорит Гром-один. Прием.

– Гром-один, говорит борт. Слушаю вас.

– Готовьтесь к работе по координатам. Но сначала дайте мне пять минут – проверю, нет ли живых.

– Понял, Гром-один. Ждем команды.

Выглядываю из-за камня. В соседнем ущелье кто-то отстреливается. Короткие очереди, профессионально. Наши. Перебегаю под огнем. Там Кузнецов и еще парочка наших рядовых.

– Товарищ лейтенант! – радостно кричит сержант. – Думали, вы погибли!

– Рано хоронить, Кузнецов, – я указываю рядовым на сержанта и мы перебинтовав его рану на ноге, подхватываем на руки. – А теперь быстро отходим.

И мы бежим на вертолетный шум. За спиной воют реактивные снаряды – другой борт работает по моим координатам. А уж когда я доставил всех своих к вертолету, вернулся за телом Овечкина. Я наотрез отказался уходить без него. И когда только его тело было загружено, а земля уходила вниз, я четко для себя осознал – мне уже никогда не стать прежним, как бы не старался.

Мне впервые в жизни захотелось убивать… Что-то внутри сильно поменялось… Слишком сильно и я не был к этому готов.

Годами позже

Сижу в своей однушке, смотрю в окно на декабрьскую муть. Снег с дождем, грязь по колено, типичная русская зима девяносто третьего. Курю и думаю о жизни. Прошло уже четыре года, как меня из Афгана вывели, а я до сих пор считаю – скольких я там убил. Сначала убивал, потому что был таков долг, а потом уже убил с пребольшим удовольствием сам и стал самым настоящим убийцей. И все из-за того, что Овечкин тогда погиб…

Но хватит об этом… Батя вот вчера опять мне звонил из Березовки, ворчал на меня за то, что военную карьеру забросил. Я ведь после Афгана отслужил в другой части положенный оставшийся срок и покончил с этим. И батя говорит, что это позор семье – мол, офицер должен служить до конца. А я ему что отвечу? Что я уже не тот человек, который уходил в армию? Что убийства меня переделали так, что теперь мне плевать на все эти условности?

Деньги же у меня есть, и немалые. Ставки на бокс – дело прибыльное, когда знаешь результаты наперед. Родителям дом отремонтировал, матери Кольки помог – совесть чиста. А что дальше? Вот тут-то и появился Витек Морозов.

Звонок раздался ровно в девять вечера. Я уже лег спать, но трубку взял сразу – привычка военная.

– Сенька, это Витек. Помнишь меня?

Еще бы не помнить. Витек Морозов, лейтенант, связист. Я его под конец боевых действий из-под обстрела в Панджшере вытащил, когда душманы нас накрыли. Сам пулю в плечо схватил, но парня спас.

– Помню, Витек. Что случилось?

– Встретиться надо. Дело есть интересное.

– Какое дело?

– По телефону не скажу. Завтра в семь вечера, кафе «Москва» на Тверской. Придешь?

– Приду.

И на следующий день я добрался до кафе пораньше, сел за столик в углу – тоже привычка. Витек появился минута в минуту, узнал его сразу. Повзрослел, конечно, но взгляд тот же – настороженный, военный.

– Сенька, – он протянул руку, – как дела?

– Живой пока. А ты как?

– Работаю в охране одной важной персоны, знаешь ли. Деньги очень неплохие, но работа специфическая.

Мы заказали по сто грамм, закусили. Витек долго молчал, крутил стакан в руках.

– Слушай, Семенов, ты же парень серьезный. И деньги у тебя есть, я знаю.

– Откуда знаешь?

– Да все знают про твои ставки на бокс. Везет тебе чертовски.

Я усмехнулся… Если бы он знал, насколько мне «везет» и почему.

– К чему ведешь, Витек?

– Есть одно дельце. Рискованное, но прибыльное. Очень прибыльное.

– Говори конкретнее.

Витек оглянулся, наклонился ближе.

– Я охраняю одного академика – Рыбаков фамилия, археолог. Так вот, у него есть кое-что интересное. Саркофаг древний, из Ливана. Стоит бешеных денег.

– И что?

– А то, что он собирается этот саркофаг тайно вывезти обратно в Ливан. На корабле. Груз ценный, охрана минимальная – не хочет лишнего внимания привлекать.

Я отпил водки, закурил. История становилась интереснее.

– Дальше.

– А дальше просто. Корабль идет через Черное море, делает остановку в Стамбуле. Там можно перехватить груз и исчезнуть. Турки вопросов лишних не задают, если деньги есть.

– Сколько стоит этот саркофаг?

– Миллионы долларов, Сенька. Настоящие миллионы.

Я молчал, обдумывая. Дело действительно рискованное, но соблазнительное. А главное – я знал, что в будущем такие древности будут стоить еще дороже.

– Почему ты мне предлагаешь? У тебя же есть свои люди.

Витек усмехнулся горько.

– Мои люди – это охранники с пивными животами. А мне нужен профессионал. Человек, который умеет воевать и не боится крови.

– Ты думаешь, дело дойдет до крови?

– Не знаю. Но лучше быть готовым.

– Дай мне подумать, – я допил водку и встал.

– Времени мало, Семенов. Корабль отходит через неделю.

– Позвоню завтра.

Дома же я долго сидел у окна, курил и размышлял. Деньги меня не особо волновали – у меня их и так хватало. Но что-то в этой истории цепляло. Может быть, тоска по острым ощущениям? После Афгана обычная жизнь казалась пресной, как вода без соли. А может, просто любопытство? Что это за саркофаг такой, что академик готов рисковать, вывозя его тайно? И почему Витек так уверен, что дело выгорит?

На следующий день я позвонил ему.

– Витек, я согласен, но хочу знать все детали.

– Встретимся сегодня вечером. Расскажу.

И мы встретились в том же кафе. Витек выглядел взволнованным, но довольным.

– Значит, так, – он достал блокнот, – корабль называется «Северная звезда». Сухогруз, старый, но надежный. Капитан – Петр Иванович Утяшев, мужик проверенный. За деньги готов на многое.

– Он в курсе?

– Пока нет, но я с ним поговорю. Главное – саркофаг будет в трюме, охрана минимальная. Рыбаков сам не поедет, пошлет своего помощника.

– Какого помощника?

– Молодой парень, аспирант. Трусливый, как заяц и проблем не создаст.

Я кивнул – план казался простым, может быть, даже слишком простым.

– А что потом? Как будем груз реализовывать?

– У меня есть контакты в Стамбуле. Турок один, торгует антиквариатом. Заплатит хорошо, вопросов не задаст.

– Сколько мне?

– Пятьдесят на пятьдесят. Честно.

– Договорились, – я протянул руку.

Мы пожали руки, и я понял, что снова ступил на тропу войны. Только теперь война была другая – за деньги, а не за идеалы. Но разве это так важно? В конце концов, все войны ведутся за одно и то же – за власть и богатство. Остальное – красивые слова для дураков.

Через три дня я стоял на причале в Новороссийске, смотрел на «Северную звезду». Корабль действительно был старый, но крепкий. Команда – человек двадцать, все опытные моряки. Капитан Утяшев оказался мужиком под пятьдесят, с седой бородой и умными глазами.

– Значит, вы тот самый Семенов, – он пожал мне руку, – Витек про вас рассказывал. Афганец?

– Афганец.

– Понятно. Ну что ж, добро пожаловать на борт.

Груз погрузили вечером, при свете прожекторов. Саркофаг был упакован в деревянный ящик. Помощник Рыбакова – парень лет двадцати пяти, худой, в очках – нервничал страшно. Все время оглядывался, курил одну сигарету за другой.

– Как вас зовут? – спросил я его.

– Андрей… Андрей Волков.

– Первый раз в море?

– Да… то есть нет… в общем, да.

Бедняга – даже не подозревает, во что вляпался. Корабль отошел от причала в полночь. Я стоял на палубе, смотрел, как огни порта удаляются в темноте. Ветер трепал волосы, соль щипала губы. Хорошо. Давно я не чувствовал себя так живо.

Витек подошел ко мне, закурил.

– Ну что, Сенька, не жалеешь?

– Пока нет. А ты?

– Я никогда не жалею. Жизнь коротка, надо брать от нее все.

Мудрые слова – жаль только, что понимаешь их обычно слишком поздно. Но у нас ничего не вышло… Оказалось, что эта надувка и в ящике был муляж, а саркофаг вернули в Ливан на другом судне. Академик Рыбаков оказался не таким простаком, как думал Витек. Видимо, почуял неладное или кто-то из команды сдал нас. В общем, груз благополучно доплыл до Ливана, а мы остались с носом. Витек злился, как черт, обещал разобраться с предателями. А я только плечами пожал. Бывает…

Правда, одного я пока не понимал – зачем ему возвращать обратно то, что он так хотел заполучить и причем заполучил за явно большие деньги. Как-то подозрительно – может он просто боялся, что в будущем правда всплывет и потому подкинул саркофаг обратно музею, как ни в чем не бывало? Хотя, не мое это дело.

Через месяц же Витек снова объявился. Позвонил мне поздно вечером.

– Сенька, есть новое дело. Лучше прежнего.

– Слушаю.

– Не по телефону. Завтра, то же место.

В кафе «Москва» он появился с папкой под мышкой. Сел, заказал коньяк. Лицо серьезное, но глаза горят.

– Помнишь того академика? – начал он без предисловий.

– Рыбакова? Еще бы.

– Так вот, у него есть еще одна штучка. Диадема царицы Библоса. Драгоценные камни, возраст сколько-то там тысяч лет. Стоимость… – он помолчал, – миллионов десять, не меньше.

Я отпил коньяк – крепкий, хороший.

– И что с ней?

– Переправляют также морем. Тем же маршрутом, тем же кораблем. Только на этот раз я подкупил половину охраны. Деньгами и обещаниями.

– Если он их сразу не отправил на одном судне и в одно время – значит сильно перестраховывается. Но кого именно ты подкупил?

– Двух матросов и помощника капитана. Утяшев, правда, чист, но его можно нейтрализовать в нужный момент.

Витек открыл папку, достал фотографии. Диадема выглядела впечатляюще. Тонкая работа древних мастеров, каждый камень на месте. Но что-то в ней было… странное. Словно она смотрела на тебя с фотографии.

– Красивая штука, – сказал я.

– Да. Только вокруг нее ходят слухи.

– Какие слухи?

Витек налил себе еще коньяка, выпил залпом.

– Говорят, люди, которые с ней контактируют, потом бесследно исчезают. Чушь, конечно, но факт остается фактом. Отряд, который ее сюда доставлял неделю назад, больше не выходит на связь. Их не могут найти.

– Может, академик решил их убрать? Свидетелей лишних не любит.

– Может быть. А может, и нет.

Я посмотрел на фотографию еще раз. Диадема притягивала взгляд, как магнит. Странное дело.

– А что, если эти слухи правда? – спросил я.

– Ты что, в сказки поверил? Мы же не дети, – Витек усмехнулся.

Но я думал о другом. О том, как попал в прошлое. И если это возможно, то почему бы древней диадеме не обладать такими же свойствами по переносу людей во времени?

– Я согласен, – сказал я.

– Отлично. Корабль отходит послезавтра.

И на этот раз я поднялся на борт «Северной звезды» как обычный пассажир. Документы в порядке, билет куплен. Витек устроился помощником кока. Диадему везли в специальном контейнере, в трюме. Охрана – четыре человека, двое из них наши.

Капитан Утяшев встретил меня без особого энтузиазма.

– Опять вы, Семенов. Надеюсь, на этот раз обойдется без приключений.

– Надеюсь, – согласился я.

Море было спокойное, погода хорошая. Я стоял на палубе, курил, думал о жизни. О дочке, которую уже не вернуть. О жене, которую мне уже не заполучить. И о том, как я, словно набитый дурак все еще гонюсь за какими-то иллюзиями.

На второй же день плавания Витек подошел ко мне после ужина.

– Пора, – сказал он тихо.

Мы спустились в трюм. Охранники – наши люди отвернулись, делая вид, что ничего не видят. Контейнер был заперт, но Витек достал ключи.

– Откуда? – спросил я.

– Помощник капитана постарался.

Внутри контейнера, в специальном футляре, лежала диадема. Вблизи она выглядела еще более впечатляюще. Золото мерцало в свете фонаря, камни переливались всеми цветами радуги.

– Бери, – сказал Витек.

Я протянул руку, коснулся металла. Ничего. Никаких особых ощущений – просто холодное золото. Разочарование накрыло меня волной. Неужели я поверил в сказки? Взял диадему в руки, повертел. Тяжелая, добротная работа, но обычная. Никакой магии, никаких чудес. Подумал вновь о дочке, о жене, да вздохнул и положил обратно.

– Что-то не так? – спросил Витек.

– Все нормально.

Мы закрыли контейнер и поднялись на палубу. План был простой – дождаться остановки в Стамбуле, выгрузить груз под видом ремонтных работ. А там турецкий покупатель уже ждал. Но планам не суждено было сбыться. На третий день, когда до Стамбула оставалось часов шесть хода, случилась авария. Сначала заглох главный двигатель. Потом отказала рулевая система. И корабль начало сносить к скалам.

– Всем в спасательные шлюпки! – кричал капитан Утяшев.

Паника – люди бегали по палубе, хватали спасательные жилеты. Я помогал спускать шлюпки, следил, чтобы все делалось по правилам. Военная выучка не подводила.

Витек схватил меня за рукав.

– Диадема! Надо забрать диадему!

– Поздно! – крикнул я. – Корабль идет ко дну!

Но он уже бежал к трюму. Дурак! Жадность сгубила не одного хорошего человека.

«Северная звезда» врезалась в скалы с таким грохотом, что у меня заложило уши. Корпус треснул, вода хлынула внутрь. Я прыгнул за борт и поплыл к ближайшей шлюпке. Корабль тонул быстро. Минут через десять от него остались только пузыри на поверхности. Витька же я больше не видел. Видимо, не успел выбраться из трюма.

Спасательное же судно подобрало нас через два часа. Из двадцати трех человек команды спаслось только восемь. Капитан Утяшев был среди погибших – хороший был мужик.

И уже в больнице в Стамбуле, лежа на койке, я думал о диадеме. Она ушла на дно вместе с кораблем. Может, и к лучшему. Некоторые вещи лучше оставлять в покое. А может, она действительно обладала какой-то силой? Ведь все, кто с ней контактировал, исчезали. Хотя может это и бредни – мне плевать.

Через неделю я вернулся в Москву. Сел в свою однушку, закурил сигарету и посмотрел в окно. Декабрь, слякоть, обычная жизнь. Но мне хотелось сильно напиться – никогда, как бы я не ждал и черех чтобы я не прошел, мне уже не вернуться к своей жизни. Я словно узник в камере – заперт в чужом теле, в чужом времени, совершаю не свойственные мне поступки и теряю последние лучики надежды увидеть свою дочь. Чудес не бывает… А я слишком долго ждал их, как чертов болван!