Текст книги "Предел тщетности (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Сазанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

– На глобусе не отыщешь страны, где бы мы в сводке происшествий не засветились, – опять понесло Дуньку, – деньги мы экспроприировали у следователя, которому их дал, твой дружок Макаров, чтобы тебя утопить. А себя, соответственно, отмазать. Как я напророчила, так все и вышло. Варфаламей просил передать, что это твой долгожданный бонус. Ты не рад. Что опять не так?

– Видишь ли, когда я говорил о прикупе, то совсем не имел ввиду материальную сторону.

– А что ж еще? – удивилась Дунька, – деньги и есть мерило всего. Кроме любви и страсти, конечно.

– Ну, не знаю, – я действительно не знал, – может быть воплощение заветной мечты.

– А она у тебя есть? – Дунька всплеснула лапками в возмущении, – Шарик просканировал твой мозг и ничего, кроме желания переспать с Моникой Беллуччи не обнаружил, да и то, еле откопал под ворохом скомканных мыслей, похожих на вырезки из газеты, Естественно, мы, как порядочные, связались с кинозвездой и поинтересовались ее мнением на сей счет. Она ответила, что никакого Никитина знать не знает, спать с ним не собирается даже в страшном сне и видала она тебя в гробу в белых тапочках.

– Подумаешь, как-то раз спьяну представил и забыл. Больно надо. Старая кошелка! Так ей и передайте.

– Зачем нам работать испорченным телефоном? Сам ей и скажешь.

Не успел я глазом моргнуть, как очутился в чем был посреди широкого коридора огромной квартиры, а может быть виллы, сразу не разобрать. Пахло летом, пылью и цитрусовыми. Навстречу мне выплыла шикарная краля лет сорока, с немного припухшим лицом в обрамлении гривы черных волос. Одета она была затрапезно, кстати, тоже в халат. В руке держала высокий стакан с жидкостью, цвета я не рассмотрел, свет от окна бил ей в спину. Увидев меня, она быстро залепетала на птичьем языке, в котором легко угадывался итальянский. Я стал мучительно подбирать слова из скудного запаса английского, но сразу выяснил, что не только ничего не понимаю, но и вымолвить не могу, кроме «Парле ву франсе?». Хотя, какое «франсе», если она итальянка. Дива гневно взмахнула рукой, продолжая тараторить, голос ее достиг высоких нот. Я не хотел, но губы сами произнесли: «Дура ты, Моника! Счастья своего не ведаешь. Вот и все, что я хотел тебе сказать.»

Она залопотала еще громче, запустила в мою сторону стаканом, на ее крик выбежал мужик с плоской, как у камбалы, мордой и бесцветными глазами. Прежде чем я опомнился, он схватил меня за шиворот, развернул лицом к двери, рывком отворив ее, дал пинка под зад. Я вылетел пушечным ядром из квартиры и упал плашмя на стол с мокрой рожей. Поднял глаза, в метре напротив сидела ухмыляющаяся Дунька.

– Ну что, передал? Обменялись верительными грамотами? – ухмыльнулась крыса.

– Предупреждать надо. Я бы хоть побрился перед кратковременной поездкой на Аппенины. У нее муж часом не футболист? – спросил я, потирая ушибленный копчик.

– Нет, актер, красавец мужчина, в моем вкусе.

Можно было съязвить насчет вкусовых пристрастий Дуньки, но я тоже входил в ее список наравне с мужем Беллуччи, актером Лановым, лейтенантом Моро, так что лучше промолчать в свете открывшихся у крысы неожиданных дарований по перемещению тел в пространстве. Начнешь выпендриваться, так Дунька запросто может закатать куда подальше Италии, спросить у чертей почем уголек. Причем, мне подумалось, что и это не самый худший вариант, есть на земле места, почище ада, врагу не пожелаешь попасть в плен к аборигенам, что сьели Кука или на конвейер штамповщиком алюминиевых ложек. Интересно, она может только по нашему времени отправить погулять или, как Костерка Ветрова, закинуть в другой век со всеми его доисторическими прелестями. Был бы помоложе, я бы Древний Рим выбрал, уж больно развратная эпоха, самое оно оттянуться перед смертью, а потом уже принять чашу с ядом цикуты, как Сократ, правда это, кажись, в Греции происходило. Кстати, о разврате.

– Дуня, давно хотел спросить – что там с записью моих кувырканий с ясновидящей? Ты ее в Голливуд уже отправила, «Оскара» получила?

– Вай мэ, – крыса прижала лапки к щекам, – я же диск твоей жене в джип подбросила.

– Евдокия, ты меня удивляешь, на фига?

– Чтобы разоблачить твою кобелиную сучность. Я же предупреждала, что мстя моя будет жуткая, бомбардировка по всем фронтам, без жалости и сострадания, – отрапортовала Дунька, как на ежеквартальном совещании мафии по вопросам текущей вендетты. Посмотрев на мое опустошенное лицо, она смягчилась.

– Я же не рассчитывала, что ты так быстро признаешь свою трагическую ошибку, – крыса засуетилась, приводя себя в порядок, – Ну ничего, сейчас поправим, комар носу не подточит.

– Постой, – наблюдая, как Дунька засобиралась, я решил ее остановить, – там же, по сути, ничего похабного нет. На записи наверняка слышно и видно, как я от домогательств ясновидящей пытаюсь отвертеться.

– Ага. Дураков нет. Я звук убрала и интимную музычку подложила, охи, вздохи всякие, а видео смонтировала из самых пикантных моментов.

– Что, сама? – удивился я ее познаниям в компьютерном монтаже.

– Вот еще, – фыркнула Дунька, и в голосе зазвенел царственный металл, – у меня спецов на все случаи жизни – вагон, в моем распоряжении находятся лучшие умы человечества, да стоит мне только пальцем пошевелить…

– Погоди, говорю, – перебил я крысу. – Ты когда запись Наталье в машину подбросила?

– Вчера утречком, на ветровое стекло изнутри прилепила с записочкой, – Дунька немного охолонула и снова взялась за рюмку, вопросительно глядя на меня.

– Тогда все без толку. Наталья стопудово запись посмотрела, поэтому и названивала вчера вечером. Как она еще не заявилась, ума не приложу. Накрыла бы вас с поличным, тепленькими, зато я был бы в шоколаде, ибо спал, не участвовал, не содействовал, не привлекался.

– А что ж делать? Я прямо плачу от досады и раскаяния, – комкая платок, зашлась в причитаниях Дунька.

– У тебя оригинал записи остался?

– Конечно. В скворечнике у Кончиты лежит, – крыса кивнула на муху, изображавшую брошку, и призналась, будто в оправдание, – Я у нее ночую иногда, там и вещдоки храню. А что, тепло и сухо, мне удобно и мухе прибавка к зарплате за каждую ночевку капает. Деньги на елках не растут, а жрать все хотят. Тем более у Кончиты гастрит, ей все диетическое и свежее надобно, ты цены в магазинах видел? Без слез не взглянешь, я продукты выбираю и вою белугой.

– Тогда не все потеряно, – прервал я поток откровений, – можешь мне притаранить оригинал? Желательно побыстрее.

– Да не вопрос, одна нога здесь, другая там, – охотно согласилась Евдокия. – Мне только в пару мест надо заскочить всенепременно. Ну ничего, если не срастется, Шарику отдам, он принесет, облезлая птичка удачи.

Она допила рюмку залпом и исчезла в стене.

* * *

Я закинул руки за голову, потянулся всем телом и глубоко вздохнул с облегчением – пожалуй что впервые за последние десять дней мне посчастливилось остаться одному. Почему жизнь всегда бросает из огня в полымя – оставшись без дела, я постепенно осатанел от одиночества, только привык разговаривать сам с собой, не раскрывая рта, глядя на переливающиеся за окном тягучие дни, как жизнь по мановению чертовой палочки завертелась юлой и обороты не спадают, все убыстряя вращение.

Одиночество прекрасно, не успел подумать я, как сзади зачирикал домофон. В бешенстве вскочив, вылетел в прихожую и схватил трубку.

– Что еще?

– К вам посыльный с пакетом, – ошарашенный моим рыком, пробормотал охранник.

– Пусть оставит внизу, я потом спущусь.

– Не получится, – после некоторого молчания возразил голос, – расписаться надо.

– А это точно ко мне?

– Восемнадцатая, Никитину Василию Ивановичу.

– Запускай.

Дождавшись звонка, я открыл дверь и увидел на пороге Наталью.

– Так это ты представилась посыльным? – от неожиданности я чуть не ахнул.

Наталья не удостоила меня ответом, отодвинув рукой, роем пчел пронеслась мимо в гостиную, бегло осмотрела ее, будто что-то искала, и рванула в кабинет. Давно я не видел жену такой возбужденной, можно сказать, разгневанной.

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – вернувшись в комнату, спросила Наталья, – ты уходишь к следователю и исчезаешь, пропадаешь с глаз долой, как беглый каторжник. Звонит Пертуччо, звонит Татьяна, тебя домогается Бессонов со слезой в голосе, мне названивают мерзкими голосами неизвестные люди, интересуются, скоро ли вернешься. Названивают все, кроме тебя, ты же разговариваешь со мной походя, на бегу, будто стоишь на станции и вот-вот поезд отойдет, обещая потом все объяснить. Вот и объясни, будь так любезен, что здесь вчера приключилось. В каком ты был состоянии, что к трубке не мог подойти? Я себя чувствую вдовой при живом муже.

Наталья попала в точку последним замечанием, обещавшим стать пророчеством. Склонив голову, будто нашкодивший пес, я молчал, выбрав излюбленную тактику пойманных с поличным мужей – дать стороне обвинения выговориться до конца и отрицать все, пока к стенке фактами не припрут.

Снова раздался звонок, Наталья, сверкнув взглядом, воскликнула – Ага! – и со всей дури распахнула дверь.

В проеме стоял унылый мужчина лет сорока, он отошел на шаг назад, еще раз сверившись с табличкой над дверным косяком.

– Так, квартира восемнадцать, вам посылка.

Наталья вырвала у него пакет и захлопнула дверь. Звонок пропел вновь. Мужик протягивал ручку и листок бумаги.

– Расписаться надо.

– Иди распишись, – скомандовала жена.

Я подошел, поставил закорючку на квитанции, приложив листок к стене.

– А от кого посылка?

– Понятия не имею, я курьер, вам надо на фирме узнать, – он полез в карман и достал визитку. Только я успел ее взять, как Наталья снова хлопнула входной дверью, едва не прищемив мне пальцы. На белом картонном прямоугольнике было напечатано «Хронос-Вектор», внизу мелкими буквами реквизиты.

Пока я знакомился с фирмой приславшей посылку, жена с остервенением рвала упаковочную обертку, из вороха бумаги на пол выскользнула потрепанная книга. Мы обступили ее с двух сторон, будто опасались, что книженция оживет, обернувшись мышкой, и убежит. Прочитали на обложке «Основы Марксизма-Шушенизма».

Я не выдержал и захохотал, Наталья посмотрела на меня, как на умалишенного, схватив книжку, пролистала ее, пытаясь найти тайный знак или послание, но ничего не обнаружила. Не удовлетворившись беглым осмотром, она перевернула книгу и стала трясти страницами вниз в надежде, что из нее выпадет черная метка, карта острова сокровищ или что там она хотела найти. Любовное признание, счет за электричество, долговые расписки, компрометирующие снимки?

В этот момент я впервые, как появились гости на принтере, понял, чего хочу. Точнее, чего не хочу.

Бессмысленный карнавал обступил со всех сторон, закружил в водовороте по чьей-то безумной прихоти, кружатся маски, взрываются петарды, я сам верчусь в этой сумасшедшей карусели и вижу чуть в стороне, в ряду недоумевающих зрителей мою жену. Она не понимает, что празднуют, но беснующаяся толпа уже заметила ее интерес и радостно протянула руки, чтобы втянуть Наталью в гибельный хоровод. Мне придется сделать все, чтобы этого не случилось, я обязан оградить, защитить ее от звериной камарильи любыми способами.

Наталья вернулась в гостиную, держа книгу в руке, обессилено села на стул рядом с окном в другом конце комнаты, подчеркивая отчуждение.

– Что творится, Никитин, ты можешь мне сказать?

Подойдя поближе, я присел перед ней на корточки.

– Наташ, я как ты мимо охранника проскользнула?

– Очень просто, – с неохотой откликнулась жена, – сделала морду кирпичом, кивнула, поднимаясь по ступенькам к лифту. Он ничего не спросил, а я докладывать не стала, больно надо.

Я положил голову на ее колени и закрыл глаза, Наташкины пальцы стали ласково перебирать мои волосы, мне показалось, что мы поплыли, обнявшись, в те непутевые, суетные времена молодости и любви, когда были неосознанно счастливы. Пальцы жены замерли, внезапно сжались в кулак, вцепившись в шевелюру, она рывком подняла мою покаянную голову.

– У тебя кто-то есть?

Она смотрела на меня в упор, я отрицательно покачал головой из стороны в сторону с такой силой, что еще чуть-чуть и услышал бы, как хрустнули шейные позвонки. Подключи меня сейчас к детектору лжи, я бы прошел все тесты с недрогнувшим лицом, не кривя душой – не было в моей жизни женщины, способной составить конкуренцию Наталье. Опустив голову, по движению ее пальцев я понял, что мне безоговорочно поверили.

– Никитин, – голос жены вывел из безмятежности, – откуда этот пошлый халат?

– Понятия не имею. Петькин, наверное. На стуле лежал.

Мы снова замолчали – я понимал, Наташке не терпелось узнать, что случилось в последние дни, но в то же время жена нутром чувствовала насколько болезненным может оказаться предстоящий разговор, поэтому она и балансировала на грани, откликаясь на каждую возможность оттянуть приближение неприятностей. По правде сказать, я находился в точно таком же состоянии души, точнее малодушия, страшась окунуть ее в чан собственных нечистот, варившихся внутри. Оправдывает меня, хотя это слабое утешение, что я действительно не знал, как поступить. Уже было собрался с духом, будь что будет, как колени жены вздрогнули, ей стало неудобно сидеть в неловкой позе, моя голова подпрыгнула колобком на ухабе, Наталья встрепенулась, вскочила, схватив за руку, повела за собой в Петькин кабинет.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Наталья достала из сумочки диск, вставила его в ноутбук и запустила видео, развернув экран лицом ко мне, чтобы наблюдать за реакцией в реальном времени, вживую, тепленьким, пока блюдо не остыло.

Надо отдать должное Дунькиному вкусу – никаких «даст ист фантастиш!» вмонтировано не было, музыка достойная, стоны не резали ухо, немного актеры подкачали, особенно герой-любовник. Никогда бы не подумал, что так плохо выгляжу со стороны – не рожа, а лапоть истоптанный. Носкова смотрелась откровенно лучше, особенно в неглиже, хотя на моем фоне и кляча бы скакуном показалась. Я смотрел кино с интересом исследователя – в голове уже выстроилась последовательная цепочка из самых пикантных сцен и теперь оставалось только сличить насколько разнятся наши с Дунькой способы отображения прекрасного таинства. В общем, наши с крысой нераскрытые таланты похоронены близко, если не в одной безымянной могилке, но уж точно на одном кладбище. На экране в приватной обстановке выпивают, улыбаясь, кавалер и дама. Дама кокетливо теребит пуговичку кофточки, камера уходит в сторону, и вот уже двое слились в страстном поцелуе, опять перебивка, пуговица оторвана, любовники чокаются бокалами, их руки встречаются, дама уходит на кухню и раздевается, затем герой переносит ее на диван. Глаза дамы закрыты в предчувствии вожделения, любовник тактичен и нежен. В целом, если не придираться, неплохое кинцо, до Тарантино, конечно же, не дотягивает, но поэтическая нотка чувствуется явственно. Надо узнать у Дуньки – она стихов случаем не пишет?

– Ну, что скажешь, Никитин? – Наталье не терпелось услышать мои объяснения.

Я пододвинул стул к столу и сел рядышком с женой.

– Не вижу ничего криминального в моих действиях, – ответил я, пожав плечами, – Ясновидящая, соседка генерала с его подачи пригласила в гости, непонятно с чего напилась и захотела лечь со мной в постель. Сразу скажу, у нее ничего не вышло, иначе бы тебе обязательно предъявили наглядные доказательства.

В подтверждение своих слов я кивнул в сторону монитора. По глазам жены увидел, что равнодушное спокойствие сыграло в мою пользу – ярость в сердце уступила место простому вопросу – а что, собственно, нам продемонстрировали на экране?

– Уложив буйную колдунью спать, сам прикорнул в кресле напротив, пока не пришел генерал и не выгнал меня взашей, истолковав открывшуюся перед ним картину спящих людей также, как и ты, с обвинительным уклоном. Поверишь, я на него даже зла не держу. Ну выгнал и выгнал, он же меня толком не знает, в отличие от тебя, – я потрепал жену по плечу и притянул к себе.

Она подалась вперед, обмякла в моих объятньях, но уже через секунду вырвалась, будто опомнившись.

– А кто снимал эту мерзость?

– Понятия не имею, – чистосердечно соврал я.

Повернувшись к столу, Наталья порылась в сумочке и протянула мне четвертушку листа.

– Полюбуйся. Кто-то залез ко мне в машину и оставил вместе с диском.

В записке печатными буквами от руки, вероятно, чтобы не узнали подчерк, было начертано: «Мадам, спешу довести до Вашего сведения, как развлекается Ваш супруг в Ваше отсутствие. Со всем к Вам уважением, Ваш Кукацапол Ёпрст».

– Ну что тебе сказать, – я повертел листок бумаги в руках, – Шаря в глубинах памяти, я не нахожу среди своих знакомых ни одного Кукацапола, что с ёпрстом, что без ёпрста. Никаких разумных объяснений по этому поводу мне не приходит в голову, кроме чьей-то гнусной шутки. Вот и все. Пойдем выпьем.

Наталья выдохнула и пошла вслед за мной в гостиную. Я плеснул себе водки, вопрошающе посмотрел на жену, она отрицательно покачала головой, присела за стол и тут ее взгляд наткнулся на деньги сложенные стопкой.

– Сколько здесь? – невзначай спросила Наталья, но голос ее выдал, она снова была взвинчена как пружина.

– Два миллиона, – беззаботно ответил я, собираясь выпить.

Жена вскочила, выбила из руки стакан, схватила меня за грудки и сказала, приблизив лицо вплотную, буквально прошипела, раздельно по слогам.

– Это ты его убил.

В ее голосе было столько злости, отчаяния и разочарования, будто она сама признавалась в чем-то запредельно постыдном. Я настолько опешил, что никак не мог сообразить, кого же еще в довершение ко всем бедам укокошил.

– Кого? – я попытался оторвать ее руки, но они клещами впились в отвороты халата.

– Мишку.

– Кого?!? – тут уже пришла моя очередь, и я заорал, – Да ты белены объелась!

Руки разжались, Наталья рванула в кабинет, принесла сумку, достала из нее небольшой предмет и протянула его на ладони последним аргументом. Я увидел золотую запонку.

– И что? – все еще не понимая, в чем дело, спросил я. Хотя запонку сразу узнал – ее мне всучил капитан на набережной.

Наталья опустилась в кресло и быстро заговорила, словно боялась, что ее перебьют. Мне показалось, что она вмиг постарела.

– Ты знаешь, у меня нет привыкли копаться в чужих вещах, но вчера я положила твои джинсы в стирку, предварительно проверив карманы, и обнаружила вот эту запонку.

– Не пойму, какая связь между запонкой и убийством Мишки? – я был спокоен, потому что не находил за собой вины, – Таких запонок в любом ювелирном навалом.

– Таких, да не таких. Видишь, – жена, взяв украшение, ткнула куда-то пальцем, – тут гравировка.

Я подошел поближе, сел напротив, пытаясь рассмотреть, но перед глазами, как назло, бегали серые мухи.

– Да вот же, 48+, – подсказала жена, – я сама эту гравировку заказывала.

– Зачем?

– Никитин, ты дурак или прикидываешься? – Наталья, казалось, немного успокоилась, – у Мишки в прошлом году был день рождения…

– В прошлом году у всех был день рождения, если мне не изменяет память. Даже у нашего кота.

Я не хотел ее злить, вырвалось само собой, но Наталья, думая о другом, по счастью, пропустила мою реплику мимо ушей.

– Ты уезжал по делам в Питер, попросил купить какой-нибудь подарок, сходить к Мишке и поздравить от нас обоих. Это случилось незадолго до вашей размолвки. Мне приглянулись запонки и я отдала выгравировать на них 48+, с намеком, дескать, сколько прожил, желаем прожить столько же. А теперь ответь, как в твоем кармане оказалась Мишкина запонка, а заодно просвети меня, недалекую, откуда на столе два миллиона? – она откинулась в кресле и посмотрела на меня.

Да уж, крыть действительно нечем. Нет, как ладно сложилось – запонка, Мишкина смерть и два миллиона на столе. Нарочно не придумаешь. Хотя, стоп! – нарочно как раз и придумаешь, а выдумщиков у меня под боком более чем достаточно.

– Мне нужно срочно встретиться со следователем, – выпалил я после небольшой заминки.

– Ты решил во всем сознаться?

Маятник настроения жены качнулся в противоположную сторону – секунду назад она была готова растерзать меня за то, что любимый человек, отец ее детей, вдруг оказался жадной сволочью, убившей друга из-за денег, но стоило гаду сделать добровольный шаг по направлению к тюрьме, как она превратилась из обвинителя в защитника.

– Наташ, не мели ерунды, ну какой из меня убийца? – для убедительности я зачем-то распахнул полы халата, обнажив волосатые ноги, будто с такими ногами не то, что человека, муху не обидишь.

Увидев, что довод не сработал, я подался вперед, взял ее пальцы в свои ладони, наклонился и поцеловал поочередно, потом притянул Наталью к себе и потащил в Петькин кабинет, служивший по совместительству опочивальней. Жена поначалу предпринимала робкие попытки вырваться, но они становились все тише и тише. Конечно – это несколько нестандартный ответ на обвинение в убийстве, но что поделать – у дурака в арсенале только гусли да свисток.

* * *

Три часа пролетели незаметно – именно столько времени понадобилось, чтобы окончательно убедить Наталью в нелепой вздорности ее предположений. Я на некоторое время выбросил из головы тяжкие думки о грядущем – в самом деле невозможно одновременно заниматься любовью и думать о смерти – такой будерброд не под силу даже творческим натурам, что уж обо мне говорить. Хотя «занимались любовью» не совсем верное определение происходящего между нами в кабинете-спальне Петруччо – мы любили, если быть совсем точным – любились, любовались друг другом, как после долгой разлуки. В нашем любовании преобладала не неистовость оголодавших любовников, а безмолвная нежность, когда легкие, еле ощутимые касания, поглаживания, поцелуи целиком заменяют слова, как у влюбленных глухонемых. Что это было – сон, дрема или милый ангел висел на нами, поигрывая на флейте, не знаю, не ведаю, даже не хочу задумываться. Давно потерянное ощущение счастья неожиданно вернулось, и мы плыли, слегка покачиваясь, боясь вынырнуть, обнаженные, бесстыжие в своей неожиданной любви.

* * *

– А Танька твоя все-таки сучка, кто бы что не говорил, – ни с того, ни с сего произнесла жена, одеваясь.

Можно было возразить – она такая же моя, как и твоя – но мне было не до этого, я все еще наслаждался видом одевающейся Натальи, будто в первый раз, хотя видел подобный стриптиз наоборот практически ежедневно.

– И в чем это выражается? – поинтересовался я, наконец-то отогнав наваждение.

– Она тебе изменяла с Мишкой, – глаза Натальи смотрели на меня сурово.

Я никогда не воспринимал Таньку, как любовницу, ну да, с ней было грех не оскоромиться, что мне и приходилось делать порою, не без удовольствия, прямо скажем, но наши отношения всегда были дружбой отягощенной редким истерическим сексом, а не любовью преобразившейся с годами в дружбу. И в этом наблюдалось существенное различие, никакой ревности к Таньке я не испытывал, мне было совершенно плевать с кем она спит, а кого за нос водит, она мне приходилась лучшей подругой, своей в доску до скончания веков, как бы это глупо не звучало.

– Наташ, тебе не кажется сама постановка вопроса несколько абсурдной? – настроение потихоньку начинало портится, действительность всегда без спроса вторгается в грезы беспардонным ублюдочным катком. – Татьяна мне не жена, как ты догадываешься, – я посмотрел на Наталью, она причесывалась напротив зеркала, не спуская с меня глаз, – у Таньки, если помнишь, только официальных мужей четверо в загашнике, а уж любовников за пазухой не счесть. Даже если допустить, только допустить, что все ее любовные связи можно считать изменой мне, хотя это сущий бред, то у меня рога бы выросли размером с Млечный Путь. Среди этой бесконечной вселенной Мишка видится ничтожно малой величиной.

Конечно, я лукавил, до меня сразу дошло, что имела в виду Наталья, но ее откровение застало меня врасплох.

– Не виляй в сторону, ты прекрасно понимаешь, что я подразумеваю под изменой, – Наталья бросила прихорашиваться и резко обернулась ко мне, – она предала тебя, Никитин.

Я хотел возразить, но Наташка остановила меня упреждающим жестом.

– Не спорь хоть сейчас, прошу тебя, Ник. Я закрывала глаза, стараясь не замечать вашу взбалмошную связь, только потому, что видела – Татьяна всегда стояла, как утес, на твоей стороне в любых ситуациях, даже когда ты был по-свински неправ, оправдывая тебя во всем. Не ведаю, что происходило между вами, Танька иногда отзывалась о тебе достаточно нелицеприятно, но стоило кому-нибудь не то что делом, но хоть полусловом вымолвить нехорошее в твой адрес, как она сразу превращалась в разъяренную тигрицу у которой пытаются украсть детеныша. Извини за сравнение, но со стороны все выглядело именно так. Ее беззаветная преданность примиряла меня с мыслью, что волей-неволей приходится делить тебя с кем-то еще. Едва я узнала, что Татьяна спала с Мишкой – это открылось уже после вашей с ним ссоры, когда ты стал пить не просыхая – моему негодованию не было предела. Видеть ее не могу. Ты не представляешь, какая мука была болтать с ней непринужденно в коридоре, когда ты ее привел недавно, и делать вид, что ничего не произошло.

– А как ты об этом узнала?

– Так Мишка мне сам сказал, лично, – Наталья немного замялась, – я приезжала к нему после того, как вы уже рассорились вдрызг в надежде попробовать помирить вас. Вот тогда-то он и признался, что давно спит с Танькой, да еще набрался наглости предложить мне занять ее место.

– А ты?

– А что я? – она улыбнулась, – Мое место всегда было рядом с тобой – в печали и в радости, в болезни и в здравии.

– Ты забыла добавить – в богатстве и в бедности.

– Болтун.

Я поднялся с кровати, подошел к Наталье, обнял ее и поцеловал в висок.

– Спасибо тебе, мать.

– За что? – удивилась Наташка.

– За то, что никогда не пыталась сделать меня лучше.

– Скажешь тоже. Ты мне в своем первозданном виде нравишься, – она не удержалась от шпильки. – Временами. И потом, что за радость ломать близкого через колено? Да и колени у меня не железные.

Наталья, будто очнувшись, глянула на часы.

– Мне пора, дела, будь они неладны. Тебе денег оставить? А, что я как дура, ты ж теперь миллионэр – Наталья вспомнила пачки на столе.

Когда за женой закрылась дверь, первое, что я сделал – позвонил Петруччо.

Петька, как всегда, балагурил, мне пришлось выдержать пять минут пустопорожнего разговора, прежде чем я подобрался к вопросу, из-за которого звонил. Сапог, как и обещал накануне, связался с Бессоновым и пригласил следователя в ресторан. Самым удивительным было, что Бессонов с радостью согласился, он буквально ухватился за предложение поужинать вместе, хотя по всем раскладам, кабак – не самое подходящее место для беседы со свидетелем по делу об убийстве. С другой стороны, со Славкой Бессонов тоже вел себя, выходя за рамки должностных инструкций – подъехал к дому, взял пакет, непонятно с чем. Учитывая, что Славка имел за плечами срок, то есть в глазах правоохранительной системы, оставался хоть отбывшим наказание и вступившим на путь исправления, но все равно судимым за тяжкое преступление уголовником. Как ни крути, следователь Бессонов, от которого я сейчас скрывался, вел себя достаточно нетривиально – это еще мягко сказано.

В конце разговора Петька сообщил название кабака и время встречи, шутейно пригласил присоединиться к пирушке, но я по голосу понял, что высказанное предложение не более чем дань вежливости. Положив трубку, я стал размышлять, в каком месте мне лучше перехватить Бессонова, застав врасплох, чтобы он не успел вызвать подмогу.

* * *

Было уже темно, когда я подъехал к дому, где должен был сиять огнями ресторан – адрес глянул в интернете. Припарковав машину метрах в пятидесяти вниз по переулку с односторонним движением – как ни крути, сотрапезники, отужинав, проедут мимо меня, я вышел на разведку, чтобы осмотреться и размять ноги. После небольшой рекогносцировки мне удалось разглядеть за деревьями еле различимую вывеску. Увиденное слегка озадачило – зная тягу Петруччо пускать пыль в глаза, он должен был пригласить следователя в шикарное заведение. Это никак не вязалось с тем, что я наблюдал перед собой – даже намеком на пафос тут не пахло. Пришлось еще раз укорить себя за глупую самонадеянность – вместо того, чтобы прочитать внимательно про ресторан, посмотреть цены, полистать отзывы, я мазнул взглядом страницу и понадеялся на авось, решив разобраться на месте. Если бы не переливающаяся лиловым светом фонарей парковка рядом с домом, явно для гостей – там стоял охранник – я бы еще долго плутал по переулку, всматриваясь в циферки домов и не веря собственным глазам.

Оглянувшись по сторонам в поисках места для наблюдения, я пересек узкую мостовую, отделявшую цепочку домов от бульвара и приземлился на скамейку, чувствуя себя разведчиком в тылу врага. Недоставало только газеты, чтобы уткнувшись в разворот, одним глазом поглядывать на неприметную дверь, напротив которой я занял скрытый пост. Хотя какие газеты в такую темень, только бы выдал себя, идиот!

Не успел я вдоволь отхлестать себя ушами по щекам за незнание специфики шпионажа, как на парковку вырулил черный мерин, открылась задняя дверь и из нее в лиловом свете прожекторов вышел блистательный Петруччо, одетый с иголочки. Он что-то пробурчал шоферу и направился прямиком к невзрачному входу. Петька позвонил, дверь открылась, мне удалось разглядеть длинный узкий коридор, заканчивающийся лифтом. Я поднял вверх глаза и увидел горящие огни последнего этажа, немудренно, что я не заметил их, находясь непосредственно перед домом.

Ошметками разбитого баркаса всплыли события недавнего прошлого – я вспомнил, что был в этом заведении, кажется, года два назад. Нас с Мишкой тогда пригласил поужинать важный клиент, чтобы отметить завершение одного деликатного дела. В действительности, ничего деликатного там не наблюдалось, история простая, как три копейки – одна финская фирма подрядилась сделать ему ремонт в только что купленной квартире за сумму сопоставимую со стоимостью новоприобретенного жилья. Когда ремонт был закончен – хозяин в это время болтался где-то за бугром, поэтому не мог контролировать процесс – оказалось, что итог отличался от задуманного в худшую сторону не только в мелочах. Хозяин, назовем его для простоты Абдурахман Завалкин, почему-то не хотел обострять, то есть, ни подавать в суд, ни устраивать скандал не входило в его планы. Он намеревался уладить дело без лишнего шума, полюбовно, но разницу между задуманным и воплощенным в жизнь обязательно получить, желательно в валюте и непременно наличными. Кто-то дал ему наш телефон и он обратился за помощью, нет, не в выбивании денег путем неджентльменского наезда, а только для составления реальной сметы ремонта.