Текст книги "Предел тщетности (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Сазанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Сомнений не оставалось – состояние Поликарпыча являлся прямым следствием допроса свидетеля Никитина. Да уж, постаралась чертова троица на славу, молодцы, слов нет, можно только руками развести в восхищении. Тучи сомнений рассеялись, солнце истины взошло, но из оврага за помойкой наползал туман каверзных вопросов – зачем Решетов так упорно убеждал меня в том, что все тип-топ, шито-крыто, и ни одна собака не знает о произошедшем в кабинете следователя?

Пока я размышлял, из подъезда появился Макар с пакетом в руке, сел в машину, что-то поясняя, отдал сверток следователю, тот раскрыл пакет и стал копаться внутри. Я подался вперед, весь обратился во внимание, прищурив глаза, прижался лбом к лобовому стеклу, пытаясь рассмотреть получше, что же происходит в салоне стоящего невдалеке автомобиля.

– Деньги он Бессонову принес, – послышался сзади голос крысы, – а Поликарпыч их пересчитывает. Люди, люди, какие вы жестокие, гляжу я на вас и плачу. Смотри, Никитин и запоминай, как тебя школьный друг за понюшку табаку ментам продает.

– Дура ты, Евдокия, – скрипнул гриф отповедью, – в том пакете, судя по объему, понюшек столько, что всех Никитиных, живущих в Москве, можно оптом продать.

– У Дуньки с идентификацией проблемы, – вторил грифу Варфаламей, – неизвестно, кто кого покупает.

Итак, бестиарий в полном составе в очередной раз валяет дурака. Поправив зеркало, чтобы улучшить обзор, я не удержался, повернулся всем телом и уставился на Дуньку. Крыса в свою очередь, поймав на себе взгляд, не стала отводить глаза, не спряталась за спину Варфаламея, сидящего, как обычно посередине могучей кучки. Даже тени смущения не пробежало по лицу серой проказницы, она смотрела на меня полным невинности взглядом провинциальной барышни благородных кровей, которой только воспитание и высокие моральные принципы не дают гаркнуть во все горло – Чего вылупился, на мне ценика нет!

Проглотив обидные слова, готовые вырваться из груди, я вернулся в исходное положение – стал наблюдать за развитием событий в салоне Лексуса. Заговорщики вышли из машины, пожали друг другу руки, крепенько так, только что не обнялись, и стали ловить машину в три руки, одна была занята пакетом. Удачно подвернулся частник на потрепанной синей Тойоте, я невольно бросил взгляд на номер – «37 регион».

– Ивановская область, – подсказал сзади Варфаламей.

Бессонов сел в рыдван и укатил, Макар исчез в подъезде, я на автомате проследил за Тойотой и стал свидетелем сцены, достойной Уимблдонского турнира – троица, расположившаяся на спинке заднего сиденья, словно на трибуне, как по команде повернула головы и стала смотреть вслед, как провожают взглядом мячик пущенный за ограду стадиона.

– Я на всякий случай номер срисовала, – с гордостью сказала Дунька, – у меня фотографическая память.

– Эка невидаль. Все номер запомнили, – гриф скинул Дуньку с пьедестала, – даже недоумок Никитин.

У меня, кстати, циферки уже вылетели из головы, хотя Ивановская область уже отложилась в памяти на полочке со следователем Бессоновым. Машина скрылась из глаз, все повернулись обратно, мы, вчетвером сидели в салоне автомобиля и пялились друг на друга.

Возникла неловкая пауза, тишина стояла такая, что было слышно, как муха на груди Дуньки чистит крылышки. Первой не выдержала крыса, она набрала воздуху поглубже в легкие, задержала дыхание, выпучив глаза, и взорвалась, будто сто лет крепилась, дав обет молчания.

– Ну что, сдал тебя дружок со всеми потрохами?

– Не факт, – возразил я.

– Еще какой факт! Только увидела его рядом с тобой на Чистых Прудах, сразу почувствовала неладное, рожа уголовная, манеры бандитские, одним словом, урка, – безаппеляционно настаивала Дунька.

– Ты, Евдокия, бежишь впереди паровоза, – пришел на выручку черт, – Мы не знаем наверняка, что в пакете?

Дунька дернулась, с желанием поспорить, но Варфаламей слегка придавил ладошкой ее плечо и крыса почтительно замолчала.

– Согласен – деньги, хорошо, пусть будет взятка. Непонятно одно – какова цель неожиданно щедрого презента, – рассуждал вслух черт, – утопить или отмазать?

– Вот в чем вопрос, – подражая Гамлету, гаркнул Шарик крысе прямо в ухо.

– Значит так, – не выдержал я, – вы тут разбирайтесь с серой Офелией, как сорок тысяч братьев, а я пойду и спрошу Макара, зачем он с Бессоновым встречался.

– И будешь выглядеть круглым дураком, – услышал я голос Дуньки, прежде чем закрыть дверь.

Дом у Макара был старый, еще сталинской постройки. Выйдя из заключения, Славка продал квартиру, напомнившую ему о прежней жизни и стал жить отшельником в однокомнатной лачуге, даже не сделав мало-мальского ремонта. Однажды я спросил его, почему он не поселился в жилище более соответствующему его состоянию? Судя по быстроте реакции, вопрос не поставил его в тупик.

– Видишь ли, я решил окружать себя вещами, расставание с которыми пройдет безболезненно. Чтобы ни о чем не жалеть, – ответил он, – Я ведь и дом на Истре продаю. Хочешь? Тебе уступлю за полцены.

Я решил, что он шутит, но Макар через некоторое время действительно расстался с двумя домами, на Истре и в ближнем Подмосковье, купил полуразвалившуюся халупу в деревне, проводил там основное время, вырываясь надолго из Москвы. Вряд ли такое поведение можно назвать рациональным с точки зрения вложения капиталов, но некий элемент мудрости несомненно присутствовал в его поступках.

– Какие люди в Голливуде, – приветствовал меня Макар, открыв дверь.

– Ехал мимо, дай думаю, зайду, – соврал я.

– Проходи на кухню, в комнате бардак, – предложил Славка, принимая у меня куртку.

Если то, что собой являла кухня, можно назвать порядком, представить страшно, какой кавардак творился в комнате – в раковине громоздилась гора немытой посуды, все пепельницы, их было четыре в разных углах, забиты доверху окурками. Несколько бутылок сиротливо прижались к ножке стула, стоящего у окна, на подоконнике лежал раскрытый журнал с голой девицей в разворот, служивший, судя по многочисленным круглым следам, подставкой под жаркое, которое хозяин потреблял прямо из сковородки. В общем, обычная берлога холостяка в последней стадии запущенности перед капитальной уборкой.

– Я сам только приехал, сидел сиднем за городом, приболел понимаешь, простыл – неуклюже оправдывался Славка, убирая со стола.

– Меня Петруччо на кладбище предупредил, правда он сказал, что у тебя что-то с животом.

– Он, как всегда перепутал, а может и наврал, с него станется, – есть будешь?

Не дожидаясь ответа, Макар схватил сковородку, положил в нее две верхних тарелки из Монблана в раковине и двинул в ванную. Послышался шум воды.

Славка сварганил глазунью за пять минут, нашлись даже две чистые вилки, от выпивки я отказался. Мы приступили к поглощению яичницы. Макар набросился на еду, а я лениво ковырял вилкой ломтик жареного бекона, собираясь с духом, чтобы задать другу неприятный, как мне думалось, вопрос.

– Мне Татьяна сказала, что Мишка у тебя денег не взял, – сообщил я как можно буднишнее.

У меня не получилось застать Макара врасплох, он не замер с вилкой в руке и ничего не дрогнуло на лице. Он продолжал жевать с той же скоростью, что и раньше, посматривая то на еду, то на меня ничего не выражающим взглядом. Застыл я в ожидании ответа, будто от этого зависела моя жизнь.

Наконец он доел, протер хлебом тарелку дочиста, не спеша достал платок из кармана, вытер губы и посмотрел внимательно мне в глаза.

– Зачем тебе это надо?

– Что «это»? – я как-то даже опешил, не понимая, о чем речь.

– Какая разница, давал я ему денег или нет, взял он их или мимо проехал? Тебе от этого легче будет?

– Ты будешь смеяться – легче.

– Плюнь. Живи дальше, – Макар говорил с напором, будто уговаривал, – прошлое похоже на обнаженную девицу, в какое платье ее нарядишь, так она и будет выглядеть. Если очень постараться, можно из любой уродины невообразимую красавицу сделать, хоть сразу на подиум выставляй, чтобы все от зависти ахнули. У многих получается.

– Так это для внешнего потребления, рассчитанного напоказ. Помнишь однажды, – заспешил я, видя, что у Макара готова сорваться с губ очередная реплика, – после отсидки ты поведал мне, как путем длинных размышлений пришел к богу. Я еще очень удивился, что человек начинает верить не от отчаяния, а от ума. Ты в какой-то момент понял, что жизнь потеряла смысл, и решил – если не найдешь за что зацепиться, то вскроешь себе вены под Новый Год.

– Было дело.

– Как только ты сумел поверить – бог есть, получилось, что все не зря, и надежда впереди замаячила. На меня тот давний разговор произвел сильное впечатление. Вот считай, что я тоже уперся лбом в предел тщетности. Только я трус, и руки на себя не наложу, а в бога поверить при всем желании не выходит. Оглядываясь назад, я не нахожу утешения, но и заглядывая вперед, не вижу просвета. Даже больше скажу – я не атеист, и не агностик, а классический язычник. На моей полке много божков разного цвета, но самый яркий – дружба, наша дружба со школьной скамьи. Образно говоря, Мишка смахнул с полки глиняную статуэтку на пол, разбить ее не удалось, но трещина образовалась громадная, не то что палец, кулак можно засунуть. И сейчас передо мной дилемма – заклеить прореху или расфигачить до конца. Вы в это время, каждый по отдельности, напускаете туману, а я барахтаюсь в нем как в разноцветном желе. Пусть вы недоговариваете с лучшими намериями, но мне – то от этого не легче.

– Счастливый ты человек, Никитин, живешь, будто в сказке, не замечая ничего вокруг. Бухал полгода без просыху, на всех болт положил, а теперь очухался, глаза продрал, и пошел по свету правду искать.

Неужели ты за четверть века не заметил, что Мишку в нашей компании терпели только из-за тебя. Ты почему-то вбил себе в башку, почему – это другой разговор, что он тебе жизнь спас, из петли вынул, и ты ему за такую доблесть по гроб жизни обязан.

– Постой…

– Нет, это уж ты постой, раз начал. Ты привел Мишку в нашу компанию, не обращая внимания, что все при его появлении поморщились, я уж не говорю про Петруччо, который в бешенстве был. Но Никитин выше людских предрассудков, не замечает косых взглядов, таскает «друга» за собой, как щенка на поводке. А собачка за время пути подросла, превратившись в овчарку с недобрым взглядом. Мишка, в отличие от тебя, все видел, понимал, но тоже виду не подавал. Будто так и должно быть. Только тебя он в грош не ставил, пока ты носился с параноидальной дружбой, больше похожей на слепую любовь. Знаешь, в чем ваше различие? – Славка закурил и, забывшись, стал махать зажигалкой как спичкой, – Для тебя дружба икона в красном углу, а для него – костыль на пути к успеху. Ты набрал лоскутков из детства, сшил из них красивый камзол, обрядил в него Мишку и любовался до усрачки.

– Да причем тут Мишка вообще? О нас разговор, – мне показалось, что друг меня совсем не понимает. – Он мертв, какой с него спрос, но мы-то живы – Ты, я, Танька, Петруччо…

Я вдруг обратил внимание на муху, которая блуждала по столу, выписывая странные пируэты. Очень она напоминала Дунькину навозную Кончиту. Март за окном, у мух, как и у медведей, спячка не кончилась, откуда ей взяться? Мне показались осмысленными ее движения – когда я оборвал фразу, муха с моей половины перебралась ровно на середину стола и застыла в ожидании.

Решив проверить, я кашлянул два раза. Муха дернулась в мою сторону на звук, но продолжения не последовало, и она вернулась в исходную позицию, как при фальстарте, приподняв локатором хоботок.

– Смотри, – почему-то шепотом сказал я и указал глазами вниз, на стол.

Макар, пожалуй что впервые за время нашего разговора, пришел в замешательство, не понимая, что я от него хочу.

– Куда смотреть? – спросил он, обводя поверхность стола взглядом.

– Да вот же, – я медленно приподнял руку на уровень груди и осторожно указал пальцем. Получилось криво, палец целил в сторону холодильника. – Муха на столе, между тарелками. Она нас подслушивает.

– Да ты совсем рехнулся.

Макар стремительным движением, чувствовалась большая практика, поймал муху в кулак, протянул руку к моему уху, чтобы я мог удостовериться в поимке насекомого. Я прижался ухом вплотную к кулаку, но жужжания не услышал, о чем начал молча сигнализировать Славке глазами.

Макар в ответ, не проронив ни слова, покрутил головой, состроив гримасу на лице, показывающую степень его недоумения моим психическим состоянием, кинул муху в сторону окна. Она, естественно, не разбилась, к концу полета взяв управление в свои крылья, приземлилась на штору. Мне почудилось, что муха ухмыляется, посматривая на нас.

И тут зазвонил телефон. В последнее время я очень настороженно отношусь к телефонным разговорам, которые происходят в моем присутствии – они, как правило, не предвещают ничего хорошего, внося очередной разлад в мои отношения с окружающими.

Славка, словно обрадовавшись звонку, прервавшему мимическую клоунаду, прошел в коридор и снял трубку.

– Да, это я. Дома, конечно, где ж еще. Один, – ответил он скороговоркой невидимому собеседнику.

На том конце провода сообщили что-то ужасное, потому что Макар воскликнул – Не может быть! После этой фразы, он настолько случайно посмотрел в мою сторону слишком невыразительным взглядом, что я сразу заподозрил – речь идет обо мне, и говорят что-то нехорошее. Интересно, кого я на этот раз убил, ограбил, изнасиловал? Макар повернулся спиной, как бы застеснявшись моего присутствия, а я поднялся, прошел мимо него, рванул куртку с вешалки и вышел из квартиры. Хотел напоследок хлопнуть дверью, но передумал, телефонный визави Макара наверняка услышит грохот и поинтересуется его происхождением – зачем ставить человека в неудобное положение. На площадке рядом с лифтом, я закурил и постоял несколько минут, ни о чем не думая. Чего я ждал? Надеялся, что откроется дверь, и меня окликнут? Вряд ли, скорее дожевывал горечь неудавшегося разговора.

* * *

Внизу, в салоне машины чертовой троицы не оказалось, я был предоставлен самому себе, свободен как ветер и совершенно не понимал, что делать дальше. Похоже мне не удалось донести до Макара главную мысль, с которой пришел, почему я так остро переживаю Мишкино предательство. Он вбил клин в наши отношения, поставил под сомнение дружбу в целом. Выходит, то, чем я так дорожу, может рассыпаться в одну секунду не под воздействием разрушительных катаклизмов, когда города и люди идут под нож гигансткой мясорубки, но и во вполне себе безоблачное время от чиха комара, на пустом месте.

Мишка сотворил самое паскудное, посеяв недоверие. Так это выглядело в моей картине мира и дальнейшие события начали, как назло, подтверждать еле проклюнувшиеся подозрения. Если мои друзья не любили Мишку, притворно терпели его присутствие, тогда невозможно выяснить, где заканчиваются границы их лицемерия.

В пылу внутреннего негодования, я уже совсем позабыл, что хотел вывести Макара на чистую воду, разоблачить двуличную натуру, кинуть в лицо обвинения во вранье, подкупе следователя и вообще в пособничестве врагу. Надо бросать бухать, мозги уже совсем не варят.

Решил завести машину, полез в карман за ключами, они зацепились и вытянули за собой еще одну связку, лежащую на дне. Это были ключи Петруччо. Желание поехать к нему на отхожую квартиру возникло само собой.

Дом, в котором располагалась квартира Петьки, оказался новоиспеченной высоткой бордового цвета. Судя по снующим рабочим, ремонты еще не закончились, но внушительный косяк припаркованных машин на стоянке внутри двора, говорил о том, что другие счастливые владельцы недвижимости уже вовсю обживаются на новом месте. Все было очень серьезно, консьерж в форме охранника что-то пролистнул на мониторе, найдя упоминание обо мне, утвердительно кивнул головой, тем не менее, предложил предъявить паспорт, после чего пропустил к лифту, любезно назвав этаж.

Меня всегда удивляли ненужные понты, наша фирма несколько раз отделывала квартиры в подобных домах и я имел счастье убедиться, что за внешней строгостью порядков творится привычный русский бардак со всеми отсюда вытекающими безобразиями. Но, как говориться, у богатых свои причуды.

Немного поколдовав с замками, я открыл дверь и вошел в творческую мастерскую Петра Сапожникова, место его отдохновения от трудов праведных. Если загородный дом и московское семейное гнездо были отданы в полное владение жене Петьки, то эта квартира была продолжением именно Петруччо, холеной, изысканной с немалой долей импозантности. Даже небрежно брошенный шейный платок на подоконнике являл собой законченную композицию в стиле атр нуво – пятно цветастой лужайки на сером мраморе на фоне окна.

Квартира Петруччо являлась разительным контрастом берлоге Макара.

Я терялся в сомнениях, чей подход уютен моему сердцу. Славкиным девизом стала фраза – живи так, будто завтра тебя посадят. Макар подчинил этой нехитрой философии все дальнейшие поступки, выйдя на свободу. Предусмотрительно угнав деньги за бугор, он расстался со всем, что напоминало ему о прежней жизни, коротал время не то чтобы отшельником, но с некоторой долей аскетизма, стараясь не отягощать себя новыми привязанностями, находя в рыбалке, в предрассветном мерцании воды ответы на вопросы бытия. Петруччо же наоборот проживал свой век так, будто тюрьма существует лишь в воображении особо чувствительных натур – то есть он допускал, что она где-то есть, но за высоким частоколом, вдоль которого идешь, целенаправленно глядя на горизонт. Петька считал – время на подкладывание мягкой соломки, абы что не вышло, можно использовать с большей пользой.

Мельком осмотрев двухкомнатное жилище с просторной кухней, малодушно подцепив из бара початую бутылку водки, я остановился около рабочего стола, на котором лежал ноутбук. С того момента, как черт появился на мониторе, я совершенно выпал из реального мира, погруженный в переживания о предстоящей кончине, совсем забыл о нескончаемой жизни за окном. А что может произойти за десять дней, которые потрясут мир, не мне вам рассказывать, все уже описано до нас одним американским репортером в начале прошлого века.

Я решил позвонить Петруччо – ключи он дал, а насчет остального раcпорядиться позабыл. Вдруг этот ноутбук содержит столько тайн, что мне нос совать в него категорически воспрещено. Петька обрадовался звонку, мне вообще все радуются последнее время, будто я манна небесная, неожиданно упавшая в руки. Он с наигранным возмущением попенял мне на цирк, что я устроил в доме ясновидящей, посмеиваясь сообщил, что генерал после буйства впал в задумчивость, и без промедления выдал карт бланш на пользование всем движимым и недвижимым имуществом, находяшимся в квартире.

– Только в окно не выбрасывай, а то соседи жаловаться начнут, – такими словами он закончил непродолжительный монолог.

– Мне к твоим огромным окнам подходить страшно, подоконники ниже колен. Смотришь вниз, сердце от страха в пятки уходит.

– Это хорошо. Крепче на ногах стоять будешь, – резонно заметил Петруччо.

– Не боишься, что я чего-нибудь важное в ноутбуке сотру ненароком? – поинтересовался я на всякий случай.

– Да плевать, все важное я от руки пишу, – подитожил Петька, – Да. Насчет сотру. Хорошо, что вспомнил.

Там сегодня женщина заглянет, убираться придет, ты на нее внимания не обращай, пусть себе копошиться.

И не вздумай к ней приставать, уши оборву.

– Неужели так хороша собой, что беспокоишься за мою нравственность?

– Недурна, но замужем. А ты знаешь мои старомодные взгляды на адюльтер, – сказал Петька и мне показалось, что он сурово погрозил пальцем из телефона.

Действительно, Петькины недоброжелатели, сочинившие про него кучу небылиц, касаемо любовных приключений Сапожникова в беспомощности разводили руками. Он был образцовым семьянином, не только повода для сплетен не давал, но и вел себя с женским полом настолько деликатно и тонко, что даже отвергнутых поклонниц, а таких попадалось немало в пору его популярности, умудрялся оставлять в состоянии благоговейного трепета относительно его незабываемого благородства.

Я влючил ноутбук и погрузился в чтение новостей. Сперва просмотрел события глобального характера, постепенно сужая интересы от общемировых до отечественных, чтобы закончить всякими глупостями местечкового порядка. Прочитав новости, я мог радостно констатировать, что мир без моего присмотра остался в добром здравии, хотел было захлопнуть крышку, как глаз зацепился за одно происшествие, случившееся в городе буквально пару часов назад. Речь в заметке шла о странном вооруженном налете.

Москва – огромный мегаполис со стальными нервами, тут грабежами никого не удивишь, но обстоятельства налета были столь экстраординарны, нелепы и абсурдны, что не укладывались в привычную картину обычного разбоя. Может быть при иных обстоятельствах событие прошло не замеченным, канув в лету, но свидетелем грабежа стал обладатель какого – то новомодного телефона, способного не только записывать видео, но и сразу отправлять его во всемирную паутину. Благодаря любительскому кино стали известны подробности, вызвавшего поначалу оторопь, а затем и жаркие споры, на темы далекие от уголовной практики. Я прошел по ссылке и попал на известный форум, бурно обсуждавший случившееся. Впрочем, там обсуждали все на свете, от лака для ногтей до момента зарождения вселенной. Само видео было недоступно, но, судя по детальному разбору, все его посмотрели по нескольку раз. Мне поневоле пришлось восстанавливать картинку со слов третьих лиц, что довольно затруднительно и грешит возможными ошибками, как в анекдоте про Мойшу, которому Абрам напел мелодию Битлз по телефону, и слушатель не впечатлился.

Первое и самое главное – возраст преступников. Налетчиков было трое, в масках, рост у всех грабителей оказался «метр с кепкой в прыжке с табуретки», и мнения относительно их возраста пришли к единому знаменателю. Все комментаторы сошлись на десяти – одиннадцатиллетних подростках в качестве исполнителей или же в Москве объявилась банда лилипутов.

В руках одного из грабителей чернел немецкий шмайссер времен отечественной войны, двое других отмороженных пацанов оказались вооружены наганами, так сказать, привет с «гражданской». Насчет пацанов тоже возник спор – ноги одного из налетчиков, почти до пят прикрытые черным плащом, были обуты в малиновые женские босоножки не по сезону, а в хоре писклявых голосов, выкрикнувших – «Это ограбление!» – легко угадывался высокий девичий фальцет. Если представить четырехклассников в роли грабителей многие с трудом, но соглашались, то в присутствие девочки-подельницы с наганом в руке, подавляющее большинство верить попросту отказывалось.

Все это действо можно было принять за шутливую инсценировку, школьную самодеятельность за два месяца до праздника победы, если бы грабители сходу не прострелили колеса автомобиля с ивановскими номерами. Тут у меня в голове зажглась первая сигнальная лампочка, дальше, по мере чтения, они стали вспыхивать одна за другой, превратившись в тревожную иллюминацию.

Я впился в текст глазами в поисках упоминанинию о марке машины и тут же был вознагражден – пострадавшие, водитель и пассажир на заднем сиденье, подъехали к светофору, где и произошло ограбление, на синей Тойоте 97 года выпуска, как уточнил один из завсегдатаев форума. Водила, судя по всему отчаянный малый, бросился в атаку на нападавших с монтировкой, завязалась потасовка, к ходе которой ему двинули прикладом шмайссера по башке и он упал без сознания. Грабители оставили несчастного в покое, сосредоточив внимание на пассажире, мужчине лет тридцати, разглядеть которого более подробно никому не удалось – его приметы скрывал полумрак салона автомобиля. Нападавшие открыли заднюю дверь, вырвали из рук пассажира черный пластиковый пакет и тот час же скрылись. При этом, все как один комментаторы утвержали, что отчетливо слышали удаляющийся цокот копыт в самом конце ролика.

Еще на странице висели две фотографии с места происшествия пост фактум, но до приезда милиции. На одной из фоток рядом с капотом машины, где нападавшие встретили ожесточенное сопротивление, были отчетливо видны разбросанные по асфальту окровавленные перья неведомо откуда взявщейся птицы.

Вокруг перьев и разыгралась главная баталия, принявшая веселый характер, в отличие от мрачноватой генеральной дискуссии. Мнения кардинально разделились – большая часть участников считала, что перья случайным образом оказались на месте преступления еще до самого инцидента и никаким боком к ограблению не относятся. Остальных терзали сомнения, однако привязать окровавленные перья к нападавшим, а тем более к потерпевшим не получалось, пока какого-то шутника не озарила безумная догадка. Перья находились в украденном черном пакете, во время бегства налетчики в суматохе рассыпали их по асфальту. Оставался непроясненным вопрос – каким образом на них появилась кровь, но и тут форумный балагур выкрутился, моментально выдвинув дополнительную версию. В пакете лежала тушка безжалостно зарезанного петуха, отсюда перья и кровь. Надо сказать, многие с ним не то, чтобы полностью согласились, но разглядели в подобной трактовке событий, пусть и с натяжкой, но определенную логику. Мертвый петух, заранее обезглавленный, вполне мог оказаться недостающим звеном, необходимым для магического ритуала в качестве жертвоприношения. Под ручку с любым ритуалом всегла шагает магия и прочая свехъестесственная дребедень, версии посыпались, как из рога изобилия. К петуху тут же привязали кровавый обряд Вуду, несколько ритуалов с обязательным присутствием кочета, пару жестких приворотов с Сейшельских островов, древних славян, так же не обходившихся без самца курицы черного цвета, вестника зари. Следуя далее в указанном направлении, грабителей закономерно отнесли к банде первоходков, без криминального прошлого, эдаких зомбированных детей индиго, попавших в лапы сатанистов.

Читая нелепые, порой безрассудные размышления, я в который раз поразился – как наш человек, блуждая в потемках по закоулкам, безошибочно приходит к нужной двери, сам того не ведая. Прочертив сквозь синусоиды доводов прямую, связав начало и конец, комментаторы пришли к выводу – без нечистой силы дело не обошлось. Я даже знал, как ее зовут.

Чертова троица, стоило мне уйти, наверняка бросилась вдогонку за автомобилем, увозившем Бессонова. Как они провернули ограбление технически – достали маски, оружие, черные плащи, уложившись в столь короткий срок, меня совсем не занимало. Наверняка у бестиария есть в запасе куча приемов, с помощью которых они могут состряпать любое дельце, а уж слаженность в действиях у них наработана веками. Дерзости, наглости и сумасбродства им не занимать, остается один вопрос – на кой черт им понадобились деньги? Как я успел убедиться в ходе недолгих наблюдений, вопрос добычи бабла не стоял ребром – все, что было нужно, они предпочитали получать в результате натурального обмена, бартером, показывая кукиш в качестве оплаты.

За спиной раздался бой часов, я вспомнил, что надо позвонить жене, и только собрался набрать номер, как в районе входной двери засвистел механический соловей. Вдрогнув, пошел на звук, проклиная Петруччо, не придумавшего ничего более оригинального, чем купить дурацкий звонок с оглушительной трелью, но оказалось, что верещал домофон, мигая синим глазом. Коньсерж-охранник сообщил о прибытие посетителя и поинтересовался моими указаниями на сей счет, при этом трубка так орала в ухо, что я невольно отшатнулся, не разобрав половины сказанного. От такого напора я растерялся и пробормотал в ответ: «Соблаговолите». Охранник не понял, несколько раз переспросил в надежде что я растолкую значение загадочной фразы и мне пришлось еще трижды, как попугаю, повторять в трубку заветное слово по буквам, пока страж подьезда не въехал в смысл сказанного.

Я остался у двери в ожидании уборщицы, о которой предупреждал Петька, но она все не появлялась. Секунды складывались в минуты, за это время можно было пешком подняться на четвертый этаж несколько раз черепашьим шагом, но женщина не спешила приступить к работе, видимо заболталась с кем-то на лестничной клетке. Наконец, не выдержав, решил отлучиться с поста, чтобы налить выпить. Как только я сделал два шага по направлению к алкоголю, раздался долгожданный звонок. Чертыхаясь, рывком открыл дверь и увидел перед собой пару, мужчину и женщину с крепкими прямоугольными телами, они стояли на пороге почти в обнимку, так плотно друг к другу, что вместе составляли идеальный квадрат Малевича.

– Здравствуйте Петр Николаевич, – хором проговорили гости, поклонившись чуть ли не в пояс.

От неожиданности, да еще испугавшись внушительной габаритов пришедших, я невольно шагнул назад. Посетители приняли молчаливую оторопь за приглашение и тотчас же переместили одинаковые тела в квартиру, шагнув с одной ноги, синхронно, как солдаты в строю. Сохраняя дистанцию, дабы меня случаем не помяли, я снова отступил в глубь квартиры. Гости своеобразно интерпретировали мои вынужденные действия, просочившись дальше, стали снимать верхнюю одежду, поглядывая на меня и приветливо улыбаясь.

Если бы не эти улыбки, ей богу, я бы принял их за судебных исполнителей, пришедшим описывать имущество, настолько бесцеремонны в своей простоте были визитеры.

Не спрашивая разрешения, они повесили одежду в шкаф и застыли молча передо мной, рядком, будо две матрешки, женщина без талии, мужчина без шеи, с одинаковым выражением лица. Глаза их светились смесью наглости и подобострастия.

– Извиняюсь, я не Петр Николаевич, вы ошиблись, – только и оставалось признаться мне, на что визитеры хором засмеялись, вежливо, но убедительно.

– Шутник, вы, Петр Николаич, я это сразу заметила, когда вы нас в гости приглашали, – промолвила женщина, кокетливым жестом поправляя волосы.

Я решил не спорить и пригласил их располагаться в гостиной, а сам ретировался в кабинет, чтобы позвонить Петруччо.

– Совсем забыл, мать моя женщина, – услышал я голос друга.

Петька поведал, как на одном фуршете около месяца назад его познакомили с колоритной парой подающих надежды авторов, то ли муж с женой, то ли брат с сестрой. Приятель так настойчиво подсовывал начинающих литераторов, крепко схватив за рукав, что избежать личного контакта с будущими корифеями пера никак не получалось. Издатель Сапожников находился в приподнятом настроении и желал это состояние усугубить до упора, но приятель вцепился мертвой хваткой именно в правую руку, державшую наполненный бокал. Пара начинающих писателей, в точном соответствии с военной тактикой рассредоточилась вокруг Петьки таким образом, что полностью отрезала пути к отступлению. Устраивать потасовку не входило в планы, отвертеться не было возможности, и Петруччо принял Соломоново решение – пообещав всяческое содействие, вручил назойливым авторам свою визитку. В последний момент остатки сознания сработали как спасательный круг, он дал им карточку с адресом и телефоном квартиры, в которой бывал редкими наездами и застать его там можно было, только круглосуточно дежуря у подъезда. Память Сапожникова сыграла с ним злую шутку – он забыл, насколько целеустремленным может быть человек, рвущийся к славе. За месяц братишка с сестричкой, пытаясь встретиться с издателем, довели охрану до белого каления, действуя настойчиво, но в рамках закона – не реагировали на провокации, оставались безучасны к завуалированным и неприкрытым оскорблениям, ежедневно по нескольку раз справляясь о нахождении и самочувствии Петруччо. Петьке, конечно же, доложили о странной парочке, но он, занятый делами, только отмахнулся. Когда понял, что гости решили взять его измором, объявил мораторий на посещения творческой квартиры, решив, что проблема со временем рассосется сама собой.