Текст книги "Ось ординат"

Автор книги: Дмитрий Алейников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Что, не вспомнил? – наседал мистический сокурсник.

– Вы меня с кем-то путаете, ребята, – произнес Слава медленно, продолжая крутить в голове возможные варианты, пытаясь выстроить пирамидку из фактов-кубиков. Пирамидка рассыпалась. – Я на скамье ни с кем не сидел. Я учился заочно.

– Заочно, да? – со злостью переспросил сокурсник и распахнул перед носом у Славы черную папку. – А это что? – он продемонстрировал фотографию. Ту самую фотографию выпуска, которую выдал Славе Михаил Серафимович. Ан, нет, не ту! Такую же, но не ту.

Слава машинально нашел свой портрет, а потом портрет своего агрессивного собеседника. Воздержался пока от комментариев. Ноги у этой истории явно росли из фирмы по продаже биографий, но что за ноги и с какой стороны – не понятно. Пусть пока говорят гости, авось, что-то прояснится.

– Это ведь ты, дружок, а? – «сокурсник» ткнул пальцем в Славину фотографию.

– Ну, я.

– Как же ты тут оказался, парень? Ты ведь сам говоришь, что заочник?

Ответ на этот вопрос у Славы имелся.

– Я попросил вашего фотографа сделать мне такое фото. Ну, на память. А то что ж, учился, учился, а на память только диплом…

– Как звали фотографа? – быстро спросил въедливый сокурсник.

– Ну, ты спросил! Я фамилию декана не помню! Хотя постой-ка… – Слава сделал сосредоточенное лицо. И на этот вопрос он нашел ответ в своей «краткой биографии», но слету отвечать на подобные вопросы? Это было подозрительно. Нормальный человек таких вещей не помнит. – Кажется, звали его Рома. Рома?

– Рома, Рома, – недовольно подтвердил «сокурсник». – А ты объясни мне, почему на одних фотографиях ты есть, а на других нет? Вот на моей выпускной твоя физиономия отсутствует.

– Понятия не имею.

– И на экзаменах я тебя что-то не вспомню, – добавил второй гость, до этого хранивший сосредоточенное молчание.

– Я тебя тоже не помню, – огрызнулся Слава. – Что ж теперь, заставить тебя матанализ пересдавать?

– А откуда ты знаешь про матанализ? – взвился тот.

– Как откуда? – опешил Слава. – Я ж тоже… вроде как сдавал его.

– Не крути! Откуда ты знаешь, что я его пересдавал три раза?

– Да я и не знаю, что ты его пересдавал! – Слава оправился от первого испуга и начал уже сердиться. – Я даже не знаю, кто ты такой! Откуда мне знать, что ты такой тупой! И уж если ты по сто раз один предмет пересдаешь, то тебе не до заочников вокруг!

– Это я тупой?! – жертва высшей математики отпустил слепого и протянул руки к Славиной груди, прямо к дорогим обшлагам.

– Какого хрена! – Слава отбросил эти руки. – Что вам вообще надо?!

– Сейчас я объясню, – сказал первый «сокурсник» мягко сдерживая порыв товарища. – Пока мы учились, нас кто-то регулярно закладывал. Стучал, проще говоря. И полгруппы у нас перетаскали к особисту для дачи объяснений, – он выговаривал слова медленно, и пока говорил, буравил взглядом Славино лицо, пытаясь уловить какие-нибудь признаки испуга, растерянности, беспокойства. – И мы никак не могли понять, чья это работа. Очень чисто, гад, стучал. Только вроде вычислим одного, как получается, что тот никак не может стучать. Потом думали на другого, и тоже зря. По несколько раз подозревали людей…

– И что? – Слава криво усмехнулся. – Я-то тут при чем?

– А вот ты и объясни мне, заочник, при чем ты тут? Мы поговорили с двумя профессорами. Они тебя не помнят.

– А многих они вообще помнят?

– Многих. А тебя – нет. Но дело не в этом. Пока не могу объяснить, но очень советую тебе самому признаться, в чем тут дело.

– Какое еще дело? Какого хрена! – Слава попытался пройти к своей двери, но ему преградили путь, а прорываться было рискованно из-за костюма.

– С Ромой, говоришь, договорился? – ехидно переспросил слепой.

– А что?

– А то, – сурово сказал математический идиот. – Рома, как оказалось, на особиста и работал. Старшим дятлом. И собирал доносы с мелкой шушары вроде тебя.

– Все сказал? – Слава ощетинился, пригнул голову. Дело все равно пахло дракой, так какой смысл спускать этим психам оскорбления? Они, кстати, не шибко широки в плечах, эти бывшие студенты, и вряд ли проходили такую выучку, какую прошел бывший морской пехотинец Вячеслав. Жалко костюм, до слез жалко, но что ж делать?

Он уже готов был вдарить, когда слепой вдруг поднял руку и протянул довольно точно к Славиному носу.

Слава растерялся. В жесте этом не было враждебности, а ведь для слепых ощупать лицо человека – то же самое, что для зрячих взглянуть на него. Ударить калеку? Не ударить калеку?

Пока зрело решение, средний палец осторожно коснулся кончика носа, задержавшись на секунду, скользнул вверх по переносице. Указательный и безымянный пальцы двинулись параллельным курсом, довольно точно предугадывая рельеф поверхности. Тактично исследовав лоб и брови, рука двинулась вниз, изучая щеки, рот, подбородок.

Никто из стоявших на площадке не шелохнулся, пока слепой «знакомился» с обвиняемым. Слава бдительно следил за незваными гостями, чтобы не оказаться застигнутым врасплох, а те зачарованно наблюдали за своим товарищем, словно он был могущественным волхвом, способным кончиками пальцев собрать из пор кожи правду о его прошлом, настоящем и будущем.

Наконец, рука опустилась в полной тишине.

– Ну, что? – вкрадчиво спросил первый «сокурсник».

Слепой покачал головой:

– Не знаю.

Судя по всему, слепой был последним свидетелем обвинения, и по тому, как он облажался, можно было считать дело закрытым за недоказанностью. Именно такой вывод и сделал Слава.

– Ну пока, ребята.

Он отстранил «сокурсника» и двинулся к двери своей квартиры, но тут парень, которому еще в молодости не давалась математика, схватил его за рукав.

– А ну стой!

Терпение у Славы лопнуло. Он оттолкнул нападавшего, изящно подсекая его ногу. Несчастный грубиян неминуемо упал бы, не окажись за его спиной слепой товарищ. Устояв, жертва матанализа кинулся на Славу, норовя схватить его за горло. Схватился он, к собственному удивлению, за батарею отопления, куда переадресовал его порыв Слава.

Расправляясь с одним «однокашником», Слава упустил из виду другого, который ухватился за его ворот и попытался, подпрыгнув, ударить лбом в лицо. Подловатый такой прием, но популярный в народе. Слава почти увернулся от этого удара, ребром ладони врезав противнику по шее, и высокий лоб с высшим образованием лишь скользнул по губе.

Бывшие студенты не собирались сдаваться и, перестроив свои ряды на тесной площадке, изготовились для новой атаки. Даже слепой сосредоточенно вытянул шею, вслушиваясь в звуки боя, словно собирался ударить пару раз на звук.

Слава не сомневался, что отделает всю компанию, но костюм! Задача усложнялась необходимостью спасти одежду. Он даже поднял руку, собираясь предложить джентльменское соглашение: мол, дайте ребята только переодеться в домашнее, мятое, а потом уж делайте, что хотите. Вернее, попытайтесь сделать что-нибудь.

Итак, Слава поднял руку в стиле индейского вождя, берущего слово перед соплеменниками, когда дверь соседней квартиры распахнулась, и оттуда вышел Кинг-Конг. Конечно, не та обезьяна из американского фильма, а Володя Пустелин, сосед Славы. Имя сказочного чудовища дали Володе невежливые дворовые дети за неприлично высокий рост, широченные плечи, пятьдесят восьмой номер обуви, подбородок, размером с учебник, ну и так, за общий «кинг-конговый» облик.

Володя хмуро окинул обладателей настоящего высшего образования тяжелым похмельным взглядом и без лишних вопросов и приветствий двинулся на них, ступая тяжело и весомо, попутно засучивая рукава потрепанной водолазки.

Умники, не уделявшие пристального внимания физкультуре, попятились и позорно бросились наутек по лестнице, толкаясь и вытирая рукавами побелку со стен. Они даже бросили своего слепого друга, который остался стоять, растерянно вращая головой, как забытый локатор какой-нибудь расформированной воинской части.

Володя молча сориентировал этот локатор относительно лифта, нажал кнопку и легонько хлопнул ему по плечу.

– Чего тут стряслось-то? – спросил Кинг-Конг вполне дружелюбно, повернувшись к Славе.

– Обознались, – уклончиво ответил Слава. – Играли в сыщиков и доигрались до белой горячки.

– И тот, слепой?

– Ну! Слепой у них за главного свидетеля.

Оказавшись в квартире, Слава первым делом осмотрел пиджак. Немного помят рукав и лацкан, но это поправимо. Несколько хуже с губой. К завтрашнему дню она непременно припухнет, и это может вызвать удивление у руководства. Хотя, может, и черт с ним, с этой фирмой? Если за ним выстраиваются в очередь, то чего трястись за это место? С его новой биографией найти другую должность не проблема.

Кстати, о биографии и ее составителях!

Слава набрал номер.

– Михаил Серафимович? Узнаете? – Славе дали телефон на всякий пожарный случай, но просили без нужды не называть имен. Свое имя он оставил при себе. – У меня возникли некоторые осложнения с вашей биографией. Какого плана? Да ко мне заявились тут мои бывшие однокурсники и пытались линчевать. Они заявили, что я был на их курсе штатным сексотом. Именно так. Да, я сказал им, что учился на заочном, но у них это и было главным аргументом обвинения. Почему? Да никакой логики в этом нет, но морду мне почти набили, и я, честно говоря…

Михаил Серафимович отвечал спокойно, вполне уверенно, как психотерапевт, утешающий разволновавшегося шизофреника, не увязая в подробностях, но цепко хватаясь за ключевые моменты.

– Какого плана осложнения? Они не подозревают, что ваш диплом липовый? Раз считают вас сексотом, значит, у них нет сомнений, что вы и впрямь учились или делали вид, что учились вместе с ними? Выходит, что вас не раскрыли? А насколько близки они были к тому, чтобы набить вашу «морду»? Не имели никаких шансов? Что ж, прекрасно! Я, разумеется, сожалею, что с вами приключилась подобная конфузия, но вынужден отнести это к разряду незначительных побочных эффектов и косвенных ущербов. Подобное детально описано в пятой главе нашего договора.

Слава скрипнул зубами. В самом деле, в их договоре была какая-то дребедень на эту тему. Тогда он не вдавался в тонкости, а старый лысый жук расписал возможные варианты осложнений не столь красочно, как возможности своей непонятной конторы. Ладно, ничего страшного и впрямь не произошло. Вряд ли сегодняшние визитеры заявятся снова. А раз так, то и говорить особенно не о чем. Просто хотелось сорвать на ком-нибудь злость за губу и пиджак.

Наскоро попрощавшись с Михаилом Серафимовичем, Слава набрал другой номер. По этому адресу проживали сразу два зайца, которых можно было убить. То был телефон одного знакомого, который уже третий год не мог найти времени вернуть Славе одолженные на неделю пятьсот долларов. На этого знакомого можно было и покричать всласть, выпуская пар, а заодно, возможно, разжиться какими-то деньгами. Хоть на бензин.

– Привет, Толя! Узнал? Нормально у меня дела. Для полного счастья мне не хватает немного денег. Долларов сто пятьдесят, а еще лучше пятьсот. Что? Я что-то плохо слышу тебя, Толя! Кто-то вклинился в разговор и сказал, что сидит на мели, без копейки денег. Что? Это ты сказал? Нет, серьезно? А что-то я не узнал твоего голоса. Ты не болеешь? Толя, мне до лампады твои проблемы, проверки и прочее. Ты на чем ездишь, Толя? На метро? А я, представь, сегодня ездил на метро. Честное слово. Очень мне нужны деньги, Толя!

Пять минут такого монолога привели Славу в состояние относительного душевного покоя. Из денег он получил только обещания, зато поругался всласть, пригрозив спустить на должника «нехороших людей» и «включить счетчик».

На десерт он позвонил бывшему дружку Вове и попытался одолжить у него пару сотен баксов «до получки». С тем же результатом. Бывший кореш и компаньон Вова отвечал туманно и не по теме.

На этой минорной ноте Слава плотно, хотя и не слишком богато, поужинал и спать лег.

Губа припухла даже больше, чем Слава опасался. Он поджимал ее, как мог, и пока не раскрывал рта, кое-как прятал ноющий комок от посторонних глаз, но стоило ему заговорить, как уродливая шишка выскакивала наружу, мешая выговаривать слова и невольно отвлекая на себя внимание собеседника.

Большой босс демонстративно подался вперед, как бы стараясь разглядеть повреждение в подробностях: дал понять, что хочет, чтобы его новый подчиненный знал, что он, босс, заметил синяк и не одобрил.

Новые подчиненные реагировали с разной степенью артистизма, но все сначала воззревались на изуродованную начальственную губу, а затем торопливо отводили взгляд.

Начальник службы безопасности вроде не обратил внимания, но позже Слава заметил, как отставной комитетчик исподтишка изучает его при помощи большого зеркала, установленного в демонстрационном зале.

Единственным человеком, который не прятал глаз, но и не проявлял явного интереса к потрепанному лицу Вячеслава Николаевича, оказалась секретарь-референт Алиса. Она как ни в чем не бывало поздоровалась с ним, доложила о составленном распорядке дня, подготовленных документах и распоряжении генерального директора. Затем выслушала указания и удалилась к своему рабочему месту. Признаться, Слава не сразу оценил ее такт, потому как все познается в сравнении, и лишь к обеду, пообщавшись с десятком сослуживцев разного ранга, он прочувствовал контраст в отношении к своей беде.

И не успел Слава набраться духу поблагодарить Алису за… вот за что благодарить, Слава не мог сформулировать, и в этом состояла главная загвоздка. Но, в общем, поблагодарить он не успел, а Алиса снова пришла ему на выручку.

– Вячеслав Николаевич, – чуть слышно сказала она, как бы склоняясь над разложенными на его столе документами, – у вас лацкан пиджака порван.

И движением брови уточнила: правый.

Слава скосил глаза на свою грудь. Не сказать, что на шее у него висел вырванный с мясом клок ткани. Просто лацкан как-то странно и упрямо топорщился, не желая лежать так, как Слава его старательно заглаживал фирменным утюгом с отпаривателем и супер-пупер покрытием поверхности. Сейчас, едва взглянув на лацкан, Слава тоже сообразил, в чем дело, но что делать дальше, он не сообразил, а потому застыл в нелепой позе со склоненной головой и скошенными глазами.

Алиса бросила взгляд по сторонам, взяла со стола маленький степлер, завела его под лацкан и, примерившись, глухо щелкнула нехитрым механизмом.

– Вот так лучше, – кивнула она, с удовлетворением оглядывая результат. – Но нужно зашить. Вы пока снимите пиджак, здесь довольно тепло, а переговоров у вас на вторую половину дня не значится. Вечером нужно аккуратно зашить. Жалко такой костюм. У вас есть, кому зашить?

За этим вопросом, заданным самым будничным тоном последовал столь долгий и пристальный взгляд, что подтекст понял бы любой остолоп. А разве Слава был остолопом? Нет, не был. И зашить пиджак некому. Только Слава ответил не вдруг, потому что прикинул в мозгу: зашивание пиджака чревато не только приятным вечером, но и материальными затратами на ликер и закуску, которых его натянутый бюджет не выдержит. Кроме того, Слава подумал о возможных служебных осложнениях. Где-то он слышал, что служебные романы не в почете.

Пока Слава прикидывал, что к чему, Алиса в третий раз подряд пришла на выручку:

– Только у тебя, наверное, из инструмента ничего, кроме сапожной иглы? – сказала она задумчиво. – Я предлагаю заскочить ко мне. Тем более что живу я тут неподалеку. Я подвезу, но придется вам возвращаться потом за своей машиной.

– Я сегодня пеший, – просиял Слава. И тотчас соврал, чтобы не ронять своего реноме в глазах девушки, а заодно девушки-подчиненной. – Расколол тут кожух коробки передач…

– Бордюрный камень? – девушка-то оказалась не из «чайников».

– Да нет, – покачал головой Слава, сожалея, что вынужден углубляться в подробности этой байки, – столбик. Такой металлический столбик, знаешь, ставят у въезда во дворы. Кто-то, видать, налетел уже и погнул его, а я не заметил в темноте и днищем… – он сделал досадливый жест, символизируя тяжесть своей планиды.

– Понятно, – выразила краткое сочувствие мисс секретарь-референт и деловито подвела итог. – Тогда за вами что-нибудь… скажем, ирландский ликер. Стартуем в семь.

Улыбнувшись странной улыбкой, Алиса изящно подхватила со стола папки с документами и удалилась в направлении бухгалтерии.

Слава прикинул, что на ликер у него, пожалуй, хватит. Но что делать дальше? Давненько он не сидел на мели и с удивлением обнаружил, что в относительно зрелом возрасте это состояние тяготит куда больше, чем в юности. Черт бы побрал всех Толиков, Саш, Миш и Вась, которым он несколько лет без устали и особой щепетильности предоставлял кредиты, давал в долг и просто выручал на неопределенных условиях!

Через десять минут у него обеденный перерыв. Можно предпринять небольшую экскурсию по окрестным магазинам, выбрав ликерчик подешевле в емкости поменьше. А то, как покажет Алиса пальцем на какую-нибудь литрушку «Бэйлиса», так и уйдет Славино сальдо в глубокий минус. С нее станется, она привыкла тут крутиться с крутыми бизнесменами, не мелочащимися, если речь идет о симпатичной девушке, намекнувшей на прозрачность границ своей благодарности за хорошее угощение.

А что, собственно, особенного в этой Алисе? – выскочила в мозгу трезвая мысль. – С чего это Слава вдруг решил выворачивать карманы и выкручиваться ужом ради этой крали? Ну пришпилила она степлером ушедшую нитку, что с того? Она, небось, пришпиливала нитки всем шефам, занимавшим это кресло до Славы. Это для нее как часть служебных обязанностей, непременное условие стабильной зарплаты и служебного роста. Или она просто боится, что Вячеслав Николаевич приведет с собой свою секретаршу?

Хорошие вопросы. Своевременные, грамотные, актуальные. Но, обдумывая их, Слава уже выходил на улицу, водя носом по сторонам в поисках солидных вывесок магазинов. Он шел за сливочным ликером, будь он неладен. Не хотелось отступать, не хотелось напрягаться, отказывая столь смело предложившей свою глубокую дружбу девушке, не хотелось портить отношения с сотрудницей, которая могла быть весьма полезна.

Слава вышел на улицу и пошел вдоль яркой витрины спортивного магазина. Манекены в фирменных спортивных тряпках улыбались ему, протягивали баскетбольные мячи, замахивались теннисными ракетками и клюшками для гольфа.

Засмотревшись на силиконового парня, занесшего над улицей ногу в мудреного дизайна кроссовке, Слава едва не врезался в широкого кавказца, шедшего навстречу. Дабы избежать столкновения, тот выбросил вперед руки и обхватил Славу за плечи.

– Виноват! – миролюбиво улыбнулся кавказцу начинающий столоначальник и посторонился, проявляя добрую волю и пропуская кавказца, тем более что тот был изрядно старше по возрасту.

– Виноват, Слава, – сказал кавказец на неожиданно чистом русском. Он отвел одну руку, но второй еще крепче ухватился за Славино плечо.

Слава недоуменно посмотрел на эту цепкую руку, а потом взглянул прямо в глаза незнакомцу. Взглянул так, чтобы тот мог без труда прочитать в его взгляде обо всех неприятностях, которые последуют, если пальцы не разомкнутся. Кавказец шибко широк, центнера на полтора, и опрокинуть его шансов мало, но сломать руку можно любому толстяку. Кости у всех примерно одинаковые. Одинаково хрупкие.

– Ты меня не знаешь, Слава, – кавказец спокойно выдержал этот информирующий взгляд. – Я – Рамиз. Сядем, поговорим.

– О чем? Я вас не знаю. Никогда не знал и уже забыл о нашей встрече!

Словно в шоу Копперфилда, рядом возникла машина. Черный танкообразный джип. Дверца открылась.

– Садись, – предложил Рамиз, выпуская Славино плечо.

Если бы его стали заталкивать внутрь, угрожать или что-то подобное, Слава оказал бы достойное сопротивление, но теперь не видел в этом нужды. Он сел на широкое заднее сиденье, продвигаясь в глубь салона, чтобы дать возможность сесть кавказцу. В машине был только водитель, смотревший строго перед собой и, по-видимому, вышколенный в европейском стиле: то бишь отученный слышать что-либо, кроме команд хозяина, обращенных лично к нему.

Рамиз сел и захлопнул дверцу.

– Виноват ты передо мной, Слава, – кавказец печально напомнил суть дела.

– А вы ничего не путаете? – спросил Слава вежливо. – Меня тут вчера уже приняли за сотрудника КГБ и любимого пионера Андропова.

Вместо ответа кавказец бросил на сиденье между ними пачку фотографий. Штук десять.

– Помнишь горячие пески Италии?

– Какой Италии? – Слава едва не подавился нервным смешком. – Я дальше Евпатории…

Стопка фотографий разложилась веером. Слава поднял их. На снимках какие-то люди. Много хорошо одетых людей в фешенебельных интерьерах, на фоне моря, на каком-то чудном газоне, в Пизанской башне. Снимки походили на кадры с массовкой из какого-нибудь фильма про светскую жизнь проклятых буржуев.

Слава хотел уже положить снимки на место, когда узнал в одном из щурившихся на яркое итальянское солнце туристов… себя. Он внимательнее всмотрелся в другие лица. Ничего знакомого. Не мудрено! Слава никогда не был в Пизе. Без сомнения, фотография эта тоже появилась с легкой руки Михаила Серафимовича. Хренов кудесник! Что еще за «побочные потери» или как их там, выбросило на Славин берег сегодня?

Он положил фотографию на сиденье и стал изучать вторую, ища в толпе свою физиономию.

Кавказец взял отложенный снимок за уголок и поднял на уровень глаз. Брови его сдвинулись, и он смотрел на своего молодого гостя с угрозой и ожиданием, как прокурор, предъявивший подсудимому неопровержимую улику.

– Ну? – требовательно спросил он. – Освежил память?

Скверно, что сам Слава не понимал, что криминального в этом снимке. Решил он прикинуться дуриком.

– Думаете, это я ее так? – Слава щелкнул ногтем по накрененной башне. – Напрасно! Я когда приехал туда, ее уже перекосило. Я думаю, итальянцы сами ее нагнули, чтобы с наших туристов деньги драть…

Посмеяться вдоволь не удалось, потому что на шею Славе накинули шнурок и сильно сдавили горло, оставив минимум места для прохода воздуха. Какой-то гад прятался в багажном отсеке позади Славиного сиденья.

Захрипев, Слава попытался подцепить шнурок пальцами, а другую руку закинул за голову, надеясь нашарить голову нападавшего. Он тщетно поискал глазами водительское зеркало, которое могло помочь в прояснении обстановки за спиной. Зеркало оказалось повернуто самым нелепым образом, почти торцом.

Нескольких секунд бесплодной борьбы оказалось достаточно, чтобы понять: душить намертво гостя не собираются: шнур позволял худо-бедно дышать, хотя и врезался в тело. Слава счел за благо прекратить пустые попытки освободиться и затих, скосив взгляд на кавказца, невозмутимо наблюдавшего за происходящим.

Подождав, пока телодвижения пленника сойдут на нет, Рамиз поднес фотографию к его лицу, указав пальцем на лицо дородной девицы в кустодиевском стиле и кошмарном хипповом прикиде, безжалостно подчеркивавшем все изъяны ее фигуры.

– Помнишь ее?

Слава искренне ужаснулся и замотал головой насколько позволял шнурок.

Испуг, отразившийся в его глазах, кавказец истолковал как-то по-своему. Лицо его как будто подобрело.

– Помнишь, шакал, – сказал Рамиз довольно. – Поразвлекся, значит, и решил сбежать? Думал, некому вступиться за сироту?

– Не-е… Не помню, извините… – прохрипел Слава.

– Осрамил девушку, – не обращая внимания на хрипы, продолжал Рамиз. – Когда я узнал, то хотел тебя просто зарезать. Но она, дурочка, просила за твою паршивую шкуру. Влюбилась наша Лола.

– В меня? – Слава испугался по-настоящему. – Это она вам сказала, что мы?.. Ну, что я и она?..

– Заткнись, шакал! Лола – честная девушка, такого не скажет.

– Но подождите… – Слава обрадовался, что нашел брешь в цепи доказательств, но обрадовался рано, что подтвердил вновь натянувшийся шнурок.

– Подождем, шакал, – сказал Рамиз, повернувши грозное лицо. – Неделю подождем. Закругляй свои дела и приезжай в Афон просить ее руки. И молись, чтобы она тебе не отказала. А то скормлю собакам.

Несмотря на недостаток воздуха, Слава хотел еще что-то возразить, но крепкие руки схватили его за волосы и буквально выкинули вон из машины под колеса проносящегося попутного транспорта. Догонять джип не имело смысла. Настроение идти за ликером и вообще зашивать что-либо улетучилось. Появилась идея взять кусок чугунной трубы и пойти в гости к Михаилу Серафимовичу.

При всем Алисином такте глаза девушки округлились.

Не столько расстроило ее предложение перенести приятный вечер на другой день, сколько удивила лиловая полоса над воротником шефа, на которую она уставилась, вопреки своему воспитанию. Хороший способ проверить, насколько она надежный человек: настучит боссу или не настучит?

– У меня обострение аллергии, – мрачно сообщил своему референту Слава, выключая компьютер. – Я буду завтра с утра. Все встречи и весь план в силе.

– Есть такой крем… – начала было Алиса, дотрагиваясь пальчиком до шеи.

– Не нужно, – перебил ее Слава. – Я знаю, как бороться с аллергией.

Когда вечером того же дня Слава переступил порог своей квартиры, выяснилось, что борьба с аллергией – дело не столь простое, как казалось ему вначале. Выяснилось это в тот самый момент, когда парень захлопнул за собой входную дверь. Простенький английский замок щелкнул за спиной обыденно и безболезненно, но одновременно со щелчком замка щелкнул предохранитель пистолета, и в Славин затылок неласково ткнулся холодный металл.

– Медленно открой дверь и входи, – проговорил человек за спиной.

Слава не собирался спорить. Рабочие звуки боевого оружия бывший морской пехотинец знал хорошо и делать глупости, имея за собой человека со стволом, не собирался. Вздохнул только, что никак не может спокойно войти в собственную квартиру. Вчера борцы с доносчиками норовили затеять потасовку у порога, сегодня вот посерьезней вредители.

Вредителей, между прочим, оказалось аж четверо, и все они без стеснения вошли за ним.

Когда дверь была закрыта, Славе позволили повернуться, получить удар поддых и усесться в углу в кресле.

Рожи бандитские, кожаные куртки, цепочки золотые, глазки – оловянные пуговицы. И разговор пошел в соответствующем стиле:

– Ну, че?

По опыту Слава знал, что риторические вопросы можно и должно игнорировать, пока они не станут конкретнее.

– Ты че, парень, смелый стал? Или шибко борзый? Ты чего людей вздумал нагружать? Кто тебе право такое дал, а?

Слава не ответил. Он был занят клятвой. Клятва о том, что если он выберется из этой передряги живым, то непременно воспользуется трубой для коррекции формы головы Михаила Серафимовича. Он пройдется ей по лысому куполу этого гада, он поставит по роскошному фонарю под каждым рыбьим глазом этого Оле-Лукойе, проклятого сказочника…

– Че ты до Толяна домотался? – продолжал, поигрывая пистолетом, бандит. – Че ты к парню пристал?

Ах, вот оно что! Так эти парни заявились постоять за Толю, который никак, видно, не хочет расставаться с деньгами. Его, Славы, деньгами. Этот гад даже подослал братков, чтобы отмазаться от своего долга. Неужели это обошлось дешевле, чем пять сотен? Или всему виной патологическая жадность? Напрасно, выходит, Слава клялся по поводу Михаила Серафимовича, хотя косвенно именно он виноват в этой коллизии. Не отдай Слава все деньги за новую историю своей жизни, не возникло бы нужды трясти Толю.

– Че молчишь, а?

Надо было отвечать на вопрос, а то бодяга потянулась бы по теме неуважения и нежелания общаться. Сегодняшним Славиным гостям только и нужен повод, чтобы придраться к чему-то, начать требовать сатисфакций, «ставить на бабки». Эти псы, небось, и не взяли ничего с Толика, рассчитывая выбить все, что можно, самим, а пятьсот баксов вроде как списались в уплату за наводку. Скверная история, но надо как-то выбираться из переделки.

– Он мне должен деньги, – ответил Слава, стараясь говорить ровно, без каких бы то ни было эмоций и не глядя ни на кого конкретно.

– А че ты глаза прячешь?!

Старая песня. Клиент прячет глаза, проявляя неучтивость. Но если бы Слава посмотрел на кого-нибудь из бандитов, то вышло бы еще хуже, его спросили бы «чего пялишься?» или «чего смотришь волком?», а это уже неуважение или агрессия в адрес кого-то конкретного. Захватывающая дипломатическая игра, в которой постоянно приходилось выбирать из двух зол, началась.

– Ты, типа, угрожал парню, я правильно понял?

– Я не угрожал, а выразил настойчивое желание получить назад свои деньги. И что ж мне с ним целоваться? Должен деньги – отдавай, маленький, что ли?

– И расписка у тебя имеется?

– Он мне слово дал, что отдаст через неделю.

– И свидетели есть?

– Причем тут свидетели? Это наше с ним дело. Я никого больше не впутывал. Разобрались бы с ним.

– А он говорит, что ничего не должен тебе… – разговаривая, бандит бесцеремонно передвигался по комнате, заглядывая в ящики, пробегая взглядом бумаги и квитанции, – кому верить?

– Мое слово против его слова, – пожал плечами Слава, с беспокойством следя за ходом этого импровизированного обыска. – Ничья. Так же, кстати, как в вопросе с угрозами. Он говорит, что я угрожал, я говорю, что нет. Я тоже могу сказать, что он угрожал мне. Кстати сказать, вы-то сюда приперлись, а он спит себе спокойно, и никто к нему в квартиру не врывается. Так?

– Так. Ага, – хмыкнул бандит. – Толя спит сейчас спокойно. Только голова его и рука спят в морге, а где спит все остальное – непонятно.

Слава сглотнул, едва не поперхнувшись заготовленной репликой.

– И что прикольно, братан, он исчез через десять минут после твоего звонка. Куда девался? Куда пошел? Зачем выбросил руку и голову в канализацию? Одни вопросы. А вот базар ваш записан на пленочку, паря… Что это такое? – бандит осторожно взял в руки какую-то клубную карту и, быстро изучив, прочел нараспев: «Клуб „Экумена“».

Он многозначительно посмотрел на Славу.

– По клубам любишь ходить?

Слава неопределенно махнул рукой: – Было время.

– А кто такой этот Экумэн? Крутой мэн?

– Это одно слово. Кажется, на латыни.

– Офигеть! – сказал бандит, обращаясь к своим. – Парень ходит по закрытым клубам для банкиров и даже не знает, как этот клуб называется! Заелся парень, заелся.

– Ты сказал, что Толя убит? – Слава вернул бандита к основной теме.

– Толя? А кто тебе сказал, что он убит?! – сделал зверское лицо, будто и впрямь подловил на чем-то серьезном, потом расслабился, нехотя кивнул. – Да, похоже на то. Даже если он бродит где-то совсем еще живой, но без башки, то вряд ли нам удастся получить с него деньги. Двадцать с гаком тонн, сечешь? Человек был должен конкретно и сидел под счетчиком от и до. И расписки его у нас на руках. Так что этот его долг был вот он, вынь да положь. Еще пара месяцев, и мы просто забрали бы у него хату. А что теперь? Что теперь, я тебя спрашиваю?