Текст книги "Власть Крови"

Автор книги: Динара Касмасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

  – Миссис Харрис отличная кухарка, – вздохнул дядя, – нужно с ней поговорить. Я не против замаливания грехов и тому подобных церковных времяпрепровождений, но как говорится, война войной, а обед обедом.

  – А, может, церковь – это лишь отговорка? – сказала Полли.

  – Вовсе нет, напротив, – отозвался МакКин, отрезая от пудинга огромный кусок, – вас удивляет такое поведение, но для меня оно очевидно, ведь Нэнси не всегда была кухаркой.

  – Вы уже успели поговорить с прислугой по душам? – хмыкнула Полли.

  – Нет, я сделал логический вывод из своих наблюдений.

  – Интересно, интересно, – оживился дядя, – люблю головоломки, и еще больше – забавные умозаключения.

  – Забавного в этом ничего нет, хотя... – МакКин перестал подкладывать ветчину и, отложив нож, серьезно сказал: – Вас это может удивить. Нэнси – бывшая монахиня.

  – Что? – воскликнула Полли.

  – Этого не может быть, – отрицательно покачал головой дядя. – Во-первых, она давно у меня служит, и я знаю, у кого она раньше работала, а во-вторых, монахиням нельзя вести светскую жизнь и уж тем более прислуживать на кухне холостяку, пусть хотя бы и старому.

  – Ну, если она бывшая монахиня, то почему нет? – сказал МакКин. – Поначалу я приписывал её характеру молчаливость, хмурость, замкнутость. Но некоторые детали убедили меня в том, что эта женщина принадлежит или принадлежала к лону церкви.

  Полли и дядя, продолжая сомневаться в его словах, попросили привести эти доводы, но МакКин хмуро сказал:

  – Вы можете сами у неё спросить. Чтобы понять, что мои умозаключения верны.

  – Это неудобно, будь это правда или неправда, – прошептал дядя, оглянувшись на дверь кухни. – Да и, если честно, не наше это дело. Не из тюрьмы же она вышла. Так что нечего и домыслы городить о человеке.

  – Если она опять так зачастила в церковь, – сказала Полли, – может, она опять решила уйти в монастырь. Кто же тогда вам будет готовить пудинги да запеканки?

  – Глупости, глупости, – покачал головой дядя.

   Прошла минута, другая, Полли уже доела скромный ужин, но, не выдержав, она зашептала МакКину:

  – Сжальтесь, скажите, как вы это поняли?! Иначе я буду мучиться, гадая, правдивы ваши слова или нет.

  МакКин посмотрел на Полли, и вдруг по лицу его расползлась широченная улыбка.

  – Совсем недавно, еще в первые дни вашего пребывания в этом доме, я увидел, как кухарка тащила чемоданчик в подвал и нечаянно уронила его на лестнице. Он раскрылся, и там оказались аккуратно сложенные коричневые монашеские платья и белые воротнички, и увесистый том библии. Я же, оставшись незамеченным, таким образом и узнал её тайну.

   Дядя и Полли рассмеялись. Дядя, пожурив МакКина за так не шедшую к нему напыщенность, ушел к себе, а Полли, слегка наклонившись через стол, зашептала Рику:

  – Как вы думаете, зачем она это скрывает? Неужели чтобы покутить в Лондоне?

  МакКин засмеялся, но не успел ничего ответить, так как вошел дворецкий и доложил, что пришел некий Уолтер Фицрой и хочет повидать мисс Полли.

  Полли от ужаса вскочила, уронив чашку. Полли была не просто удивлена, она была шокирована. Она-то думала, что достаточно далеко от него сбежала, аж за два океана и пару континентов. Ей бы так хотелось, чтобы сейчас вошел совсем другой Уолтер Фицрой – например, однофамилец, который не является даже троюродным братом офицера Фицроя, чье предложение руки и сердца Полли нахально проигнорировала. Но вошел тот самый, хорошо знакомый ей светловолосый молодой человек, высокий, статный и с чрезмерной военной выправкой. Полли свела брови и сжала кулаки, готовясь к оборонительной речи, но ей этого делать не пришлось, так как Уолтер Фицрой улыбнулся своей обаятельной белоснежной улыбкой и сказал:

  – Я очень рад вас видеть, мисс Бригстоун. Надеюсь, вы простите меня за столь поздний визит?

  – Это ничего, – проговорила Полли.

  Видя, что девушка ничего больше не говорит, Фицрой продолжил:

  – Я приехал еще позавчера, остановился у приятеля.

  – Вот как, – ответила Полли.

  Фицрой посмотрел на Рика подозрительно и сказал:

  – Мы, кажется, с вами не представлены.

  Полли, извинившись, поспешила представить их друг другу.

  – Вы друг этой семьи? – спросил, прищурясь Фицрой.

  Поли выпалила, не дав ответить МакКину:

  – Да, можно и так сказать.

  – О-о, – протянул Фицрой, хмурясь, – тогда я, наверное, помешал вашей беседе?

  – Просто беседа за ужином, – сказал МакКин.

  – Значит, вы уже уходите? – поднял бровь Уолтер.

  – Вообще-то я здесь живу.

  Фицрой так напрягся, что сюртук на его плечах затрещал.

  – Хм... то есть вы... – Уолтер с прищуром поглядел на руку Полли, ожидая увидеть на безымянном пальце кольцо.

  – Думаю, – поспешил ответить МакКин, – я должен вам объяснить статус кво, чтобы разрядить, наконец, обстановку. Дядя пригласил меня здесь жить, так как я являюсь дальним родственником семье Бригстоунов.

  Действительно, благодаря этому пояснению МакКина, разговор вдруг оживился, так же как и офицер Фицрой: Уолтер расслабился и стал вести себя как человек, который давно вхож в этот дом. Он попросил МакКина, как родственника Полли, рассказать, какой была Полли в детстве.

  – Я же знаком с мисс Бригстоун всего два года, – сказал Фицрой, глядя умиленно на нее. – Могу лишь предположить, что, судя по теперешнему спокойному и мягкому характеру, в детстве она была тихим ангелочком, любившим читать книжки или поить своих кукол чаем.

  – Но, боюсь, я не смогу вам в этом помочь, я мисс Бригстоун знаю всего неделю, если не считать, что еще одну неделю она провела у моей бабушки в Ирландии, когда гостила там вместе со своими родителями. Но тогда ей было шесть лет.

  – Правда? – заинтересованно протянул Фицрой. Он молча глядел на Полли.

  – Значит, вы только что приехали из Индии? – МакКин попытался отвлечь его от созерцания Полли.

  – Да, – кивнул офицер, по-прежнему глядя на Полли, будто пытаясь что-то прочесть по её лицу.

  "Выходит, он сразу после того, как я уехала, сел на следующий корабль", – с неловкостью подумала Полли.

  Опять воцарилось молчание. Наконец Уолтер Фицрой, сказав, что ему уже пора и что он надеется еще поговорить и вспомнить былое, ушел.

  Полли тоже отправилась к себе, она была ужасно расстроена, но сама не понимала, чем именно.

  Ей ужасно хотелось кому-нибудь поведать о своих треволнениях, но не говорить же было об Уолтере с МакКином или дядей, и, подумав немного, Полли решила все рассказать Сьюзен.

  Она села и стала писать ей письмо, так как было бы тяжело все лично рассказывать подруге. После первых строк приветствий и обычных, ничего незначащих слов, перо само стало выплескивать все то, что мучило Полли:

  "Я не знаю, что делать и как мне быть! Все дело в одном человеке... Уолтере Фицрое. Я, кажется, упоминала о нем, но не о том, что произошло между нами в Индии. Я не знаю, зачем тебе рассказываю, хочу ли просто выговориться или жду совета, чувствую только, что мне нужна дружеская поддержка. Надеюсь, не очень утомлю тебя своим рассказом.

  Итак, это случилось за день до отъезда, тогда я еще не знала, что на следующее утро уже сяду на корабль, отплывающий в Англию...

  Тихо шелестели на потолке лопасти вентилятора, раздувая белые занавески, дул морской ветер, но я и не чувствовала никакой прохлады. Мне казалось, жар расплавляет меня до слез. А еще минуту назад я шла в кабинет по какому-то пустяку, и сердце мое было легко и беспечно. Но у кабинетных дверей я вдруг услышала свое имя, сказанное со злобой. Я остановилась. За дверьми шел разговор между полковником Грепфрейтом и его женой, миссис Ирен Грепфрейт. Тонким голоском, иногда срывающимся на взвизги, она продолжала говорить:

  – Дело не в этих долгах. Мы кормим непосильное количество народу!

  – Можно уволить одного из слуг, – проговорил полковник.

  – Ты понимаешь, о чем я. Дело в этой девице, Полли Бригстоун. Она живет у нас уже второй год, при том она даже нам родней не приходится!

  – Но Альберт был моим лучшим другом, мы прошли с ним бок о бок все военные кампании, – стал возражать полковник. – Я был просто обязан пристроить его дочь, и самое лучшее было оставить её у нас.

  – Может, когда-то это и были военные кампании, – ворчливо заметила жена. – Пока вы не перешли за карточные столы. Этот Альберт Бригстоун был должен во всех питейных и игорных домах Бомбея, как и ты, наверное.

  Вместо ответа раздался тяжелый вздох. Миссис Ирен Грепфрейт начала шуршать бумагами, видимо, счетами, и стала перечислять унизительные цифры.

  – Тридцать фунтов она потратила в шляпном магазине, два фунта ушло на булавки, в лавке тканей...

  – Дорогая, Полли там была с нашими дочерьми и было бы странно, если бы Мэри и Элиза покупали бы себе всякие пустячки, а Полли бы стояла рядом, наблюдая, словно бедная сиротка.

  Я была в гневе, который к тому же смешивался с укором в свой адрес: "Мне давно следовало отправиться в бомбейский банк, прежде чем идти с сестрами Грепфрейтами в магазин!" Но я знала, что отправься я в банк, денег навряд ли бы получила, так как счета отца и в правду были опутаны долговыми паутинами, и требовалось немало судебных проволочек, чтобы я смогла выудить со счета те жалкие пару сотен фунтов, что там осталось.

  Горя от гнева и негодования, я уже хотела убежать в свою комнату, как услышала следующее:

  – Ведь дело не в деньгах, – сказал полковник.

  Стало тихо, будто миссис Грепфрейт боролась с собой, а потом она произнесла с негодованием:

  – Да. Но её вина намного хуже. Эта Полли маленькая хищница и интриганка! Она отобрала жениха у нашей Элизы! При этом нисколько не смущаясь!

  – Ты слышала наш с ним разговор?

  – Ну конечно! Я же знаю, что ты не удосужишься рассказать мне о том, что происходит в моем же доме. Но я все сразу поняла, когда капитан Уолтер, сверкая как новый золотой, выпорхнул из нашего дома. Слава богу, что Полли не было дома. Но как ты мог! Как ты мог дать согласие! После того, как эта негодяйка украла любовь всей жизни у нашей дочери, лишив её лучшей партии!

   Я поняла из их сумбурной речи, что капитан Уолтер приходил сегодня и просил у мистера Грепфрейта, как лучшего друга отца и теперь моего опекуна, моей руки.

  – О чем ты, Ирен? – удивленно вопросил её муж. – Какая любовь всей жизни? Я не спорю, капитан Фицрой, еще до переезда к нам Полли, пару месяцев ходил сюда, но я же видел, что даже привязанности между ним и Элизой так и не возникло, милые приятельские отношения, не больше.

  – Но если бы не эта... эта... – миссис Грепфрейт фыркнула, – сейчас он бы делал предложение Элизе, иногда для брака хватает и простой привязанности. Как подумаю, что все его состояние достанется этой сиротке...

  Я не могла больше слышать и слова и побежала наверх. Закрылась в своей комнатке, обхватив голову руками. Нужно было что-то срочно придумать. Но все, чего я тогда желала, так это уехать оттуда. И не просто из ненавистного мне дома, а даже из страны. В Индии я прожила целых семнадцать лет. И может быть в детстве, когда еще жива была мама, мне здесь и было хорошо, но потом... Все-таки миссис Грепфрейт, хоть и злобная женщина, но, все-таки, она права, отец все время исчезал из дому. Он проводил дни и ночи напролет за карточным столом в обществе друзей-военных, маявшихся от безделья в этой жаровне, где тяжелый запах грязных улочек Бомбея смешивался с запахом цветов и переспелых плодов. И умер он не как джентльмен, совсем не соответственно своей дворянской фамилии и высокому чину майора, его убили за какой-то там карточный долг. И обрел он смерть не на войне и не в Англии, в своем доме, а в проулке игорного квартала возле мусорных куч.

  Вспомнив отца, я ступила на скользкий путь воспоминаний, они утягивали меня все дальше вглубь, возвращая к самому детству, и чем глубже я забиралась, тем счастливей я становилась. Тогда еще мама была жива и тогда, в семь лет, я впервые увидела Индию. Плаванье на теплоходе мне тогда показалось ужасно долгим, но необыкновенно интересным: бесконечные просторы океана, диковинные портовые города. А потом я вспомнила дом в Лондоне, где мы так славно все жили: мама, папа, бабушка, и каждые выходные приходил на обед дядя Генри. И слезы сами собой высохли. Конечно же, я сейчас же уеду в Англию! Мне надо было только найти деньги на билет. Но как я ни старалась придумать, где их достать, ничего на ум не приходило, а занимать у Грепфрейтов после услышанного не могла.

   А утром случилось то, чего меньше всего я ожидала. Такого совпадения никогда не было прежде. Я еще не спустилась к завтраку, как служанка принесла мне письмо. Оно было от дяди. В письме была всего одна строчка: "Жду, приезжай как можно скорей", и деньги на билет. Я, не думая больше ни о чем, схватила чемодан, который мне помогла сложить служанка, и поспешила из ненавистного теперь дома.

  Мистер Грепфрейт, увидав меня в дорожной одежде и с чемоданом, попытался остановить меня.

  – Простите, – сказала я ему и подошедшей миссис Грепфрейт, – но дядя зовет меня в Лондон. И я не смею больше здесь оставаться, чтобы не вводить вас больше в дополнительные расходы.

   Полковник потупил глаза, а его жена разгневанно воскликнула:

  – Вы хотите сказать, мы вас в чем-то обвинили? Нет, у нас немало такта и мы держим слово, данное вашему покойному отцу, и, несмотря на скверные доходы, кормим вас и даже тратимся на безделушки. Так что не надо выставлять нас злодеями!

  – Мисс Бригстоун, – сказал полковник, – подождите. Кто знает, что ждет вас в Лондоне. Вы должны остаться здесь. Поверьте, если вы подождете одного вашего хорошего знакомого, то вас ожидает счастье, которое...

  Миссис Грепфрейт дернула его за рукав, чтобы он замолчал и дал мне уйти. И я только была благодарна ей за это, потому что, несмотря на грусть, что я не смогу попрощаться со своим другом, встречаться сейчас с капитаном Уолтером Фицроем я не хотела. Так как не хотела слышать его признаний, так как не любила его и не знала бы, что на это ответить. Я вышла в сад, ожидая служанку, которая слишком долго искала рикшу. Прошли те драгоценные минуты спасения, и я, к своему смятению, увидела входящего в сад капитана Фицроя. Он и правда выглядел счастливым, но как только заметил у моих ног чемодан, встревожился и кинулся ко мне.

  Мне пришлось объяснить опять про письмо, солгав, что дядя настойчиво просит меня приехать. Но Уолтер не желал ничего понимать. Он попросил прогуляться с ним по саду. Он говорил, что не в одну бессонную ночь к нему пришло осознание того, что дружба его со мной нечто большее для него и наконец, попросил моей руки. "Вы знаете, я очень богат и у меня и здесь дом, и в Шотландии большое имение и фамильный замок, – капитан с тревогой посмотрел на меня. – Вы не верите в мои чувства?" "Я должна подумать", – сказала я и выбежала с чемоданом. У ворот меня уже ждал рикша.

  Как видишь, дорогая Сьюзен, как ужасно я поступила! И вот, я приехала сюда, и думать забыла о всей этой истории в Индией и капитане Уолтере. Но сегодня вечером к нам пришел гость. И нужно ли говорить, что это был мистер Фицрой..."

  А дальше Полли привела вечерний разговор и рассказала о своих переживаниях.

  Избавившись таким образом от мучавших её мыслей и воспоминаний, Полли наконец отправилась спать. А вспомнив прошлое, она вспомнила и странное, почти чудесное появление дядиного письма и решила, что утром спросит его, как же ему удалось так вовремя прислать его.

  Убирая листы бумаги в стол, Полли опять наткнулась на хрустальный шар. Теперь она совсем иначе посмотрела на него, не как на чуждый, непонятно как оказавшийся здесь предмет, а как на дружественную вещь, которая в любой момент может открыть чужие тайны тому, кто обладает знанием – например, как её бабушка Эбигейл. Полли повертела шар в руках, пытаясь там что-нибудь высмотреть, но так ничего и не увидела.

  Глава 8

  Утром, проснувшись, Полли вспомнила, что хотела расспросить дядю по поводу письма и направилась к нему. Он сидел в кабинете и пыхтел над очередным счетом. Дядя поднял измученные красные глаза на Полли – быть может, он даже не ложился спать, проведя над счетами и раздумьями о деньгах всю ночь.

  – Дядя, я у вас все забываю спросить, как вы смогли прислать мне письмо с деньгами на билет до Лондона, да тем более так вовремя?

  – Что? – не понял дядя. – Какое письмо?

  – Ну, которое вы мне прислали в Индию, где сказали "приезжай скорее", и в конверт вложили деньги мне на дорогу, – Полли была удивлена этой непонятливостью.

  – Но я не присылал тебе ни денег, ни письма, – дядя потер лоб. – Что ты меня путаешь, я получил телеграмму от тебя: "Встречай такого-то числа на вокзале", я и встретил. Полли, хватит меня мучить ерундой. Как видишь, я пытаюсь свести концы с концами. Кажется, я нашел кое-что, это позволит нам продержаться этот месяц... да... – дядя опять принялся что-то высчитывать на листочке, – ...если это вот сюда, а Томаса попросим забыть о долге, мясника можно тоже пока проигнорировать, и тогда...

  Полли вышла из кабинета, оставив дядю тихо сходить с ума над цифрами. "Но если это было письмо не от дяди, – подумала Полли, – кто же тогда мне его прислал, кто это так ловко все подстроил и решил? Нужно поискать этот конверт, может, в нем кроется ответ?" Порывшись в чемодане, Полли, к счастью, отыскала и письмо, и конверт. Казалось бы, обыкновенный конверт, посланный из Лондона, но что-то его роднило с письмом от брата МакКина, который пытался выдать чужую посылку за свою. Полли подошла к окну и внимательно разглядела штемпель, он выглядел так, будто его поставили дрожащей рукой, и под одним штемпелем просвечивал второй, но прочитать Полли смогла лишь пару букв "ирл...", видимо Ирландия.

  Но кому надо было вызволять её из Индии, притом выдавая себя за дядю Генри?

  А чуть позже с утренней почтой Полли получила письмо. Оно было от Чарльза Барклея. Это удивило и обрадовало Полли.

  "Здравствуйте, мисс Полли Бригстоун!

  Мне очень жаль, что в последнюю нашу встречу я не смог сказать всего, что хотел. Но все дело в том, что происходящее в последнее время с семьей моего друга породили во мне страх и тревогу, которые в свою очередь заставили забыть обо всем, даже о своих чувствах. А все потому, что два обстоятельства сбивают меня с ног.

  Во-первых, пропажа сестры Арчи, что заставило меня забыть обо всем на свете. Понимаете, некоторое время мы были помолвлены с мисс Хелен де Мобрей..."

  – Что? – печально застонала Полли. – Я так и знала, что его интерес к этой пропаже не просто дружеский.

  Но следующие строчки успокоили её.

  "...Только не думайте, что к мисс де Мобрей я питаю какие-то чувства, просто я всегда заботился о ней и её брате. А во-вторых – граф Хидеж. (Если вы уже знаете о его кровавом хобби, эта новость покажется вам вдвойне чудовищной). Так вот, граф Хидеж, обезглавленный в поезде, был не просто другом семьи Мобреев. Он был отцом Арчибальда и Хелен..."

  – Отец?! – Хотя Полли, расспрашивая Арчибальда в библиотеке, угадала, что граф Хидеж родственник Мобреев, но чтобы настолько близкий... Полли вспомнила того неприятного графа, с которым она столкнулась в поезде, и сравнила его с Арчибальдом. А ведь и вправду, в их лицах есть что-то общее. А этот убранный из библиотеки портрет графа Хидежа, видимо, был снят самим Арчибальдом.

  "...Я вам говорю об этом, так как после вашего с мистером МакКином отъезда, я и Арчибальд решили, что правильнее будет рассказать вам, потому что может быть МакКин прав и два преступления как-то связаны между собой, а раз так, то это сведение поможет вам быстрее найти Хелен. Хотя кто знает, может, она уже мертва?! Только прошу и заклинаю: никому, кроме мистера МакКина, не сообщать об этом родстве. И, конечно же, полиции, которая может решить, что убил мистера Бальтазара Хидежа его сын Арчибальд, а также каким-нибудь образом расправился и с сестрой, и все из-за наследства... "

  Полли опять оторвалась от письма, пораженная словами Чарльза. Решительно невозможно было спокойно читать это письмо. Мысль о наследстве ей ужасно понравилась. Пусть не Арчибальд, но, может быть, кто-то еще его добивался? Все-таки МакКин был прав, для начала нужно хорошенько разузнать об этой семье де Мобрей.

  Она опять вернулась к письму.

   "...Вся их семья оказался в опасности. А мы не можем даже понять, откуда исходит угроза. До этих откровений я еще надеялся предложить нам встретиться, но теперь, перечитав написанное, я понимаю, что узнав такое о людях, которые мне больше, чем друзья, почти родственники, вы будете избегать меня, и, наверное, это будет правильно. Вы очень умная и здраво рассуждающая девушка.

  Если случай сведет нас на каком-нибудь светском вечере, я пойму, если вы не заговорите со мной и лишь кивнете вместо приветствия. Как ни тяжело мне это говорить, но я сделаю усилие, чтобы в ответ не заговорить с вами и попытаюсь отстраниться. Но знайте! это будет ужасно трудно и почти не выполнимо для меня. Только теперь я вдруг понял, что наши короткие и почти незначительные встречи не выходят у меня из головы. И не пустые слова, сказанные между нами, а ваши жесты и голос остаются у меня в памяти. Ну что же, в данных жизненных обстоятельствах мне и не следует рассчитывать на что-то большее. Я буду хранить эти воспоминания, теперь они для меня дороже всех остальных.

  Прощайте.

  Искренне ваш, мистер Чарльз Барклей".

  Полли, дочитав письмо, задумалась. И что это за жуткое кровавое хобби было у графа? Но еще больше её удивили и обрадовали завуалировано выраженные чувства Чарльза к ней. Как она могла о них даже не подозревать?! Только теперь ей стало понятно: то, что она принимала за галантность и вежливое внимание, было особым к ней отношением. Ни с кем другим он не был так чуток. Она улыбнулась, вспомнив их беседы. И прислушавшись к себе, поняла, что Чарльз ей нравится и даже восхищает, но каких бы то ни было пламенных чувств к нему она не испытывает. Но ведь и он не говорил прямо о любви, поэтому, она решила, что если продолжит с ним общаться и ответит на письмо, это не явится никаким обещанием и подогреванием его романтических чувств. И она взяла перо и принялась писать ответ.

  "Здравствуйте, мистер Барклей.

  Для меня странно отказываться от дружбы лишь потому, что ваш друг состоит в родстве с опасным человеком. Для меня важен сам человек, а не его окружение. И как упрекнул меня один знакомый, я не только здраво рассуждающая, но и малопугающаяся особа. Так что с радостью готова продолжить наше с вами общение.

  Р.S. Передайте соболезнование Арчибальду де Мобрею по поводу утраты им отца.

  С уважением, Полли Бригстоун".

  Полли спустилась вниз и дала служанке письмо, чтобы та отнесла его мистеру Барклею. А потом зашла в кабинет к МакКину. Тот сидел в кресле и, задумчиво уставившись в потолок, курил трубку.

  – Что у вас нового? – спросила с порога Полли.

  – Только что нашел в одной из старых газет фотографию с тем священником, которого мы встретили в доме министра. Зовут его преподобный Грюгель. А еще узнал, что за три женские фамилии выписал министр, это только что назначенные фаворитки королевы. Вот, собственно, и все новости, – вздохнул МакКин.

  – Причем тут фаворитки? – пожала плечами Полли и тут же поспешила сообщить свою новость: – А у меня кое-что есть, – улыбнулась загадочно Полли. МакКин вопрошающе поглядел на неё. – Граф Хидеж является отцом Арчибальда и Хелен де Мобрей. И вот что я подумала: а может, все дело в наследстве? Ведь сначала убили отца, потом старшую дочь...

  – Её еще просто похитили, – напомнил ей МакКин. – Да и где завещание? Какое наследство? – МакКин отрицательно покачал головой. – Кстати, откуда эти сведения?

  – Мне мистер Барклей сообщил, – сказала Полли уклончиво.

  МакКин невольно поджал губы, он отложил трубку, скрывая свое волнение.

  – Я посоветовал бы вам держаться подальше от Чарльза Барклея, – сказал детектив.

  – Это почему? – негодующе воскликнула Полли. "Какое дело этому МакКину, кто мои знакомые!" – гневно подумала она.

  – Очень уж он подозрителен, как и его друзья. К сожалению, у меня лишь предположения, так как пока доказательств нет...

  – Вот и держите свои предположения при себе! – Полли хотела развернуться и выйти, но тут увидела на столе МакКина разложенные листы и на одном из них был крупно нарисован знак – треугольник и внутри буква "М".

  – Я вспомнила! – вдруг вскрикнула она. – Я видела этот знак здесь, дома!

  МакКин весь подтянулся, словно гончая, которую дразнят зайцем в клетке.

  – Ах, нет, – расстроено произнесла она, – в виде этой буквы была кнопка, что открывает тайную дверь в подвальную комнату.

  – Жаль, – МакКин тоже сник.

  – Так странно, но мне на миг показалось, что я вовсе не там видела эту букву, да и видела я её намного раньше, сразу, как только сюда приехала, – продолжала вспоминать Полли. – Может, на кухне? Нет, я туда редко заглядываю. В спальне? В шкафу... Да, в каком-то шкафу, и вовсе не в плательном, я еще подумала, зачем было портить шкаф, хотя нацарапанного треугольника и не было видно за книгой... Книжный шкаф! – воскликнула Полли и помчалась из комнаты.

  МакКин кинулся за ней. Они прибежали в библиотеку, которая находилась рядом со столовой, и Полли начала перебирать книги, которые она тревожила несколькими днями раньше.

  – Точно, на этой вот полке, – вспомнила Полли, – рядом с пейзажем.

  Они вытащили все книги и увидели на стене шкафа вырезанный знак "М".

  – Вот она! – радостно воскликнула Полли. – И размышляя логически, если в плательном шкафу эта буква указывала на потайную дверь, то и здесь должно быть нечто подобное.

  – Думаю ты права, – сказал Рик. – Посмотри, в углу полка процарапана так, будто угловая планка отодвигалась подобно маленькой дверке.

  Планка была с локоть шириной. Рик, простучав ее, обратил внимание Полли, что эта планка издает более звонкий звук. Теперь можно было не сомневаться, что там есть тайник. Но как он не пытался её открыть: нажимая на углы, подковыривая её перочинным ножиком – у него ничего не получалось.

  – Здесь явно какой-то секрет, – сказала Полли.

  – Ваша бабушка была любительницей тайн. Может, если вы что-то вспомните, семейное предание, или разговоры о ключе, вам удастся открыть этот тайник?

  – Но я ничего такого не помню, – Полли была озадачена. – Здесь ни замочной скважины, ни какого-нибудь знака, тайной карты, короче, никаких подсказок, как можно добраться до тайника! – Полли и МакКин взирали на пустую полку, которая находилась как раз на уровне их глаз.

  Полли вздохнула и обвела библиотеку задумчивым взглядом.

  – И почему мы решили, что там что-то важное? – спросила сама себя Полли.

  – Может, это и пустяк, – ответил Рик, – но мне кажется, мы благодаря этому тайнику поймем, что значит эта "М". К чему она всегда ведет.

  – К магии, – не задумываясь, сказала Полли, она шагала по библиотеке, рассматривая предметы и мелочи, и не заметила недовольно поджавшихся губ Рика.

  – Стал бы министр хранить у себя магические знаки, – фыркнул Рик.

  – Вот именно, этот борец за святость и стал бы, – сказала Полли, продолжая внимательно исследовать полки, столы, картинки, пытаясь найти в них подсказку.

  – А, пожалуй, вы и правы. Если следовать вашей логике, которая всегда предпочитает магию, то выходит что Мелисса Морро, рисующая магические круги – ведьма. Министр же вел борьбу против ведьм, нашел нечто их разоблачающее и потому был ими убит.

  – Потрясающе! – воскликнула Полли.

  – Да, – самодовольно протянул МакКин, – мне и самому нравится эта теория, если бы она насквозь не была пропитана магией.

  – Да нет же, я говорю об этой картине! Думаю, я нашла ключ к тайнику.

  МакКин подошел к ней и встал напротив большого полотна, на котором была изображена дама в черном платье на фоне невзрачного пейзажа.

  – И что? – не понял МакКин.

  – Обратите внимание на надпись! – восторженно воскликнула Полли.

  – Где надпись? – МакКин рыскал глазами по полотну. – А-а, где дама указывает себе под ноги, – наконец стал что-то понимать МакКин, – будто на песке что-то написано, причем вверх ногами... так, так, что-то вроде lo Genu.

  – Нет, solo Genu. Потрясающе правда? Придумать такое!

  – Что? – МакКин был растерян. – Не пойму, вы восторгаетесь этим... – он прочел табличку у картины, – этим Франсиско Гойя?

  – Это же портрет герцогини Альбы. И текст на песке Гойя сделал совсем другой, в оригинале под ногами герцогини должна быть надпись "Solo Goya", то есть "только Гойя". У них с герцогиней была очень трогательная история любви. Ведь Марию Альбу выдали замуж в двенадцать лет за герцога, представляете? И этой надписью Мария указывает, кому отдала она свое сердце.

  – Может, это и трогательно, – поскорей прервал её МакКин. – Значит, вы думаете, что ваша бабушка, заказав копию, изменила надпись на "Solo Genu". То есть "только"... "только", – МакКин задумался, пытаясь перевести это слово.

  – Это латинское слово, – сказала Полли, – кажется, переводится как "колено".

  Рик и Полли уставились друг на друга, соображая, что же это может означать?

  – "Только колено", – прошептал МакКин, раздумывая. – И что бы это значило?

  – Может не стоит мудрствовать, а воспринять эти слова в прямом смысле? Допустим колено это ключ. – Полли подошла к шкафу с тайником и задумчиво уставилась на него. – Колено, колено... – прошептала она и слегка двинула коленом вперед и точно попала на широкую панель разделяющую две нижние полки. Вдруг раздался щелчок и планка и вправду, чуть скрипнув на петлях, приоткрылась.

  – Черт побери! Так просто! – возмутился почему-то МакКин.

   Отодвинув её, они обнаружили неглубокий тайник, в котором лежало две книги. Это были старинные фолианты. Полли вытащила их, смахнула пыль. Одна книга была в переплете из черной кожи, с названием – "Магия заклинаний", вторая же книга была так стара, что даже оттиск букв стерся с обложки и, лишь открыв её, они прочли на титульном листе "Магия существ. Распознавание и подчинение". Обе книги написаны были от руки и картинки в них были нарисованы цветной тушью.

  – Ну вот, видите, наша "М" опять привела нас к магии, – улыбнулась Полли. – Так что вам придется поверить в вашу же теорию о ведьмах.

  – Я думал, вы меня не слышали, – уклончиво ответил Рик.

  – Напротив. Я слушала очень внимательно.

  Они, чувствуя ветхость страниц, аккуратно листали эти удивительные книги.

   – К чему было их прятать? – удивилась Полли.– Времена суровой инквизиции прошли, чтобы бояться держать на виду такие книги.

  – Но и увидеть книги о магии в библиотеке обыкновенных людей тоже было бы странно, – отозвался МакКин. – И они должны быть ужасно ценными, – сказал МакКин, вертя в руках "Магию существ", – она написана на папирусе, переплет из кожи ягненка, манера писца и картинки говорят, что она создана не позже пятнадцатого века. Только не поднимайте в удивлении брови, я вовсе не знаток, просто у нас в ирландском имении была одна книга одиннадцатого века, я часто её листал. Очень уж они похоже сделаны.