Текст книги "Женская логика – смертельное оружие"

Автор книги: Диля Еникеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Брат стал ее союзником. Правда, ему она тоже не все говорила. Сережа ссужал ее деньгами, а месяц назад дал крупную сумму, когда Регина решила, что настала пора реализовать намеченный план. Он даже не спросил, зачем ей деньги.

– Сестренка, и все же, мой тебе совет – расскажи маме. Хотя бы то, что сочтешь нужным: ее необходимо посвятить в случившееся. Во-первых, она опытный юрист и даст тебе дельный совет, а во-вторых, мама уже не та убитая горем женщина, какой была три года назад.

– Я боюсь снова травмировать ее.

– Нет, она не сломается, – уверенно произнес Сергей. – В тот раз ее потрясли предательство и подлость отца, а у тебя совсем другая ситуация. Как раз такая, когда всем нам нужно мобилизоваться и встать на твою защиту. И уверяю тебя, наша мама соберется с силами. Любая мать именно так себя ведет, когда ребенку угрожает опасность, а наша мамуля – сильная женщина.

– Пожалуй, ты прав… – задумчиво проговорила Регина.

– Рассчитывай и на меня. Всем, чем смогу – помогу. У меня есть три тысячи долларов, сумма пусть и небольшая, но я могу занять еще. Тебе пригодится на адвоката.

– Спасибо, Сережа. – Регина была тронута.

– А где ты сегодня ночевала?

– У соседки. Когда тело мужа увезли, и следственная группа уехала, я не могла оставаться дома. Страшно было.

– А сейчас куда поедешь?

– К Миле.

– Поезжай лучше к маме.

– Я ей уже несколько раз звонила, но телефон не отвечает. А ключи от ее квартиры я второпях забыла дома.

– Тогда езжай ко мне. – Сергей достал из кармана ключи. – Жена в командировке, квартира в твоем распоряжении. Я постараюсь освободиться пораньше.

– Спасибо, брат, – еще раз поблагодарила Регина. – В трудную минуту выручают только родные.

– О чем ты говоришь, сестренка! Только благодаря тебе я смог закончить институт. Я в неоплатном долгу перед тобой.

– Не надо об этом, Сережа.

– Не буду. Но знай – я всегда с тобой. А этот подонок получил по заслугам.

Несколько лет назад Серафима Николаевна Новицкая считала себя счастливым человеком. Любимый муж, замечательные дети, дружная семья – что еще нужно женщине! А у них, ко всему прочему, семейная фирма, дом – полная чаша, никаких материальных проблем.

…Сима Харитонова познакомилась с Георгием Новицким, когда ей было семнадцать лет. Она только что поступила в юридический институт, ее стаж студентки исчислялся несколькими днями, настроение было соответствующее.

В тот знаменательный день она шла к метро, помахивая красивой кожаной сумкой, которую родители подарили ей к началу первого семестра с пожеланием, чтобы она носила в ней зачетку с одними пятерками. В этом круглая отличница и “золотая” медалистка Сима Харитонова ничуть не сомневалась.

– Девушка, вы не хотели бы сняться в кино? – услышала она веселый голос и обернулась. В двух шагах стоял, сверкая белозубой улыбкой, симпатичный черноволосый парень. – Я помощник режиссера, – представился он. – Набираю актрис для картины “Девушка моей мечты”.

“По-моему, такой фильм уже есть”, – подумала Сима, но не стала подлавливать парня: какой же семнадцатилетней девушке не понравится, если ее считают столь привлекательной, чтобы увековечить крупным планом!

– Среди тех, кто приходит на студию, подходящих типажей нет, – пояснил парень, – вот режиссер и отправил меня в свободный поиск. Стою здесь, смотрю на проходящих девушек и мысленно примеряю их на эту роль. Ваше лицо как раз то, что нужно. Вы и в самом деле – девушка моей мечты.

Наивной Серафиме и в голову не пришло, что актрису на главную роль на улице не ищут, и уж тем более, не доверят это ответственное дело молодому человеку, едва разменявшему третий десяток.

– Познакомимся? – форсировал события парень. – Меня зовут Георгием Новицким. А вас, прекрасная незнакомка?

– Серафима, – ответила та, смутившись. В который уж раз девушка подумала, что папа, давший наследнице имя покойной матери, был не прав – мог бы подобрать и более современное имечко.

– Как оригинально! – восхитился парень. – А давайте проще. Все зовут меня Гошей, а вас близкие люди, очевидно, величают Фимой?

– Симой, – поправила она, еще пуще заливаясь краской и мысленно поминая любимого папу недобрым словом.

– Отлично! – непонятно чему обрадовался Гоша. – А давайте-ка, милая Сима, посидим в хорошем месте и познакомимся поближе.

В те времена наиболее популярными молодежными кафе считались “Метелица” на Калининском, “Шоколадница” на Октябрьской и “Север” на Горького. Попасть в “Метлу” нереально – нужно отстоять в очереди несколько часов, – но Сима, чтобы новый знакомый пригласил ее именно туда. И ее мечта сбылась.

Через десять минут они сидели в такси, еще через полчаса стояли у входа. Увидев привычную очередь, Серафима приуныла. А новый знакомый, приложив палец к губам, весело подмигнул, попросил пять минут подождать, внедрился в толпу, не обращая внимания на недовольные возгласы, сделал какой-то знак швейцару, и тот мгновенно открыл дверь, пропуская парня внутрь. Вскоре Гоша выглянул, поманил Симу, и девушка, не чуя под собой ног от счастья, влетела в вестибюль.

– Как тебе это удалось? – замирая от восхищения, прошептала она, когда официант усадил их за свободный столик.

– Уметь надо! – самодовольно отозвался Гоша.

В общем, сразил ее наповал. По сравнению с двадцатидвухлетним красавцем Георгием Новицким, семнадцатилетние сокурсники, еще не избавившиеся от юношеских прыщей, казались Серафиме недозрелыми юнцами. Разве можно сравнить их и Гошу!

Девушка безоглядно влюбилась и не стала брать в голову, что он ее обманул, – парень не имел никакого отношения к кинематографу. Это была его первая ложь, потом было еще много-много лжи, но Серафима не придала этому значения ни в день их знакомства, ни в последующие годы, легко находя убедительные оправдания любимому Гошеньке. Тем более, что тот обманывал виртуозно, а будучи пойман, обезоруживал ее признанием, представив свое вранье как невинный розыгрыш. В первый вечер он выкрутился так:

– Ты произвела на меня сильное впечатление, и я придумал первое, что пришло в голову, лишь бы ты остановилась и обратила на меня внимание.

Это звучало почти как признание в любви, и Сима совсем растаяла. Да и что такого особенного он сказал! – все парни хотят произвести впечатление на девушку. Серафима даже не задумывалась о том, что другие ребята потом открывают свое истинное лицо, а ее любимый умеет казаться таким, каким его хотят видеть. “Он лучше всех, он самый-самый, и я его люблю!” – вот ломовые аргументы, которыми юная девушка мотивирует свои взаимоотношения с возлюбленным и непоколебима в своей убежденности, даже если возникают трения. Кому-то эти “аргументы” кажутся наивными (“Да чем же он так хорош? – недоумевают взрослые. – Парень как парень, слова доброго не стоит – ветер в голове, порхает по жизни как мотылек”), но влюбленные логики не приемлют.

Ни тогда, ни потом Серафиме не пришло в голову, что ее возлюбленный всегда получает то, что хочет, неважно, каким способом, что он всегда БЕРЕТ и никогда НЕ ДАЕТ. Будь Сима более опытной и не столь влюбленной, она бы поняла, что Георгий Новицкий – обаятельный эгоист. Далеко не все себялюбцы демонстрируют откровенно наплевательское отношение к другим людям, мол, все мне-мне-мне, а вы – как хотите. Есть и такие, кто вырвет чужой кусок с милой улыбкой, а окружающие будут пребывать в уверенности, что это в порядке вещей, а то и по собственной воле отдадут ему все – ведь это милейший человек! Такие эгоистичные обаяшки для человека мягкого, интеллигентного, а тем паче любящего, – как паук для мухи. Вот так и получилось, что влюбленная Серафима Харитонова попалась в паутину эгоцентричного красавца Георгия Новицкого.

Сима напрочь забыла про учебу, прогуливала лекции и семинары, чтобы уединиться с обожаемым бойфрендом в комнате общежития, когда хозяева уходили на занятия. У общительного Гоши были десятки друзей-приятелей, ключи от их комнат и квартиры родителей. До учебы ли, когда бурлят страсти и играют гормоны! Старшекурсник Гоша, будучи на преддипломной практике, мог бы подстроиться под график первокурсницы Симы, чтобы та не пропускала занятия. Но не пожелал. Это ведь НЕ ЕГО ПРОБЛЕМА.

Даже когда девушка завалила первый экзамен в зимнюю сессию, это не остудило ее жарких чувств. “Не беда, пересдам”, – решила она, убегая из дома на очередное свидание. После второго неуда Сима призадумалась. Стипендия ей уже так и так не светила, но появился шанс вылететь из института… Собрав волю в кулак, девушка отказалась от свиданий и засела за учебники. Но освоить за три дня то, что другие изучали семестр, оказалось не так-то просто. Остальные предметы Серафима вытянула лишь на троечки, но, тем не менее, вздохнула с облегчением. Наконец-то сессия закончилась, и впереди каникулы – светлая мечта каждого студента. Ура!

И вдруг любимый папа с улыбкой говорит:

– Покажи-ка свою зачетку, доченька, похвастайся пятерками.

Сима мялась, пыталась соврать, что ее зачетка в деканате, но не помогло. Злосчастная книжечка была извлечена из дареной любящими родителями сумки, а затем последовала немая сцена. Папу едва удар не хватил, а маму пришлось отпаивать валокордином. Придя в себя, родители потребовали немедленно явить виновника неуспехов дочери.

Гоша согласился предстать пред суровые очи родителей девушки и явился нарядный, с букетом цветов. Галантно поцеловав Симиной маме руку, он непринужденно заговорил, но то, что так впечатлило Серафиму, не произвело никакого эффекта на ее родителей. Как раз наоборот – мнение у них сложилось крайне отрицательное.

– Фанфарон! – грохотал папа, когда избранник дочери ушел. – Пустышка! Ни капли серьезности! Может только языком молоть.

– Нахал и бабник, – вторила ему мама. – У него даже взгляд неприятный – наглый, самоуверенный. Он намного старше Симочки и заморочил нашей девочке голову.

Сима пыталась их переубедить, рыдала, упрекала: они консервативны, уже забыли, что значит любовь, у них отсталое мышление, – не помогло.

– Этот легкомысленный шалопай тебе не подходит, – вынес окончательный вердикт папа.

– Поматросит и бросит, – внесла свою лепту мама.

Итог дружной обструкции, которой родители подвергли Гошу, был закономерен. Дочери поставили ультиматум: никаких свиданий – в институт и домой, за учебники. Сима смирилась, решив, что вначале ликвидирует неуды, а потом родители смягчатся. Экзамены она пересдала, но родители решения не изменили. С любимым девушка виделась урывками, но все же виделась – опять убегала с лекций.

И вот наконец долгожданное совершеннолетие. Серафима не сомневалась, что Гоша сразу сделает ей предложение, – а что еще может думать восемнадцатилетняя девушка, раз у них такая любовь?! Только белая фата, флердоранж и марш Мендельсона, – никак не иначе.

Георгий Новицкий сознавал, что жениться придется, – через год у него распределение. Зашлют куда-нибудь на стройку века, на БАМ, например, – и меси там грязь резиновыми сапогами. Само собой, ему хотелось остаться в Москве, а женатику это проще. Гоша не горел желанием немедленно лишиться свободы, но, разумеется, умолчал о том, что намерен приурочить свадьбу к окончанию института, а пока побыть в необременительном холостяцком статусе.

– Давай отложим это знаменательное событие на год, – предложил он невесте. – Нам и так хорошо.

– Ничего хорошего, – возразила Сима. – Предки меня уже замучили. Надоело врать и скрываться.

Гоша вздохнул и согласился.

Счастливая Серафима оповестила родителей о том, что вскоре им предстоит носить высокое звание тестя и тещи. Однако потенциальных тестя и тещу эта новость почему-то не обрадовала. Выяснив, что дочь их не послушалась, родители пришли в негодование.

– Мы же говорили, что этот шалопай тебе не подходит! – хватался за голову папа.

– Он тебя бросит с ребенком, – подпевала мама.

Но Серафима упрямо стояла на своем – свадьба, и точка!

Папа предпринял определенные шаги: выяснил, кто родители потенциального жениха, и выдвинул новый аргумент:

– Сима, твой Георгий – еврей! – В его устах это звучало как обвинение.

– Ну и что? – удивилась Серафима. В их семье раньше антисемитских настроений не наблюдалось, и папин довод показался ей смехотворным.

– Да разве ты не понимаешь! – вмешалась мама. – Все евреи сидят на чемоданах и ждут не дождутся вызова в Израиль.

– Гоша не собирается эмигрировать, – возражала Сима.

– Соберется, если его родители снимутся с места!

– Но без меня он не поедет, – сопротивлялась дочь.

– Еще как поедет! – заявил ее отец с невесть откуда взявшейся убежденностью. – Русские жены в Израиле не нужны.

– Или возьмет с собой, а там разведется и женится на богатой еврейке, – вновь вступила мама. – Большинство смешанных браков распадается. И останешься ты в чужой стране, без гражданства, без профессии, без средств.

Так далеко в будущее восемнадцатилетняя девушка не заглядывала. Тягостный разговор продолжался несколько часов, но стороны остались при своем мнении.

На следующий день Сима жаловалась любимому на твердолобость родителей.

– А они что – антисемиты? – подозрительно спросил он.

– Нет, но им почему-то втемяшилось в голову, что мне нельзя выходить замуж за еврея.

– Боюсь, мои родители не придут в восторг от таких сватов, – заявил Гоша. – Да и я, честно говоря, был о твоих предках лучшего мнения.

Впервые за полгода они поссорились. Почему-то Георгия очень задело отношение родителей девушки к национальному вопросу и неприятие смешанных браков. Сима же считала, что не стоит брать в голову устаревшие взгляды папы с мамой, – они люди другого поколения. Слово за слово, и влюбленные уже перешли на повышенные тона.

– Ну и женись на еврейке, – вскричала Серафима.

– И женюсь, – мрачно пообещал Гоша. – По крайней мере, с ней не будет таких разногласий.

Они дулись друг на друга целый месяц. Сима похудела, побледнела, пролила полведра слез, раз сто набирала знакомый номер и вешала трубку. Но все же не выдержала. Гоша отозвался как ни в чем не бывало, и размолвка была забыта. Девушка не спрашивала, как он жил без нее, – а парень, кстати, ни чуточки не переживал, будучи уверен, что по уши влюбленная Сима никуда не денется.

В последующем она тоже никогда не донимала его расспросами, полагая, что раз Гоша с ней, это равносильно признанию: «Мне с тобой хорошо, я хочу быть с тобой, потому что люблю тебя». В общем, девушка, по обыкновению всех влюбленных, приняла желаемое за действительное. Парень даже не утруждался признанием в любви, а всего лишь заявил: “Я же с тобой!” Он-то вкладывал в эти слова свой подтекст: «Были и другие кандидатуры, но я выбрал тебя, а ты должна быть горда оказанной тебе честью и ценить, как тебе повезло» – да Симины розовые очки помешали разглядеть, чтоимел в виду человек, которого она любила.

Харитоновы-старшие, молча наблюдавшие, как весь этот месяц дочь чахнет на глазах, никак не могли придумать, что им делать. В конце концов, решили, мол, перемелется, мука будет, дочка пострадает-пострадает, да и забудет своего шалопая. Когда Серафима снова расцвела, папа с мамой решили до времени не вмешиваться и посмотреть, во что все выльется.

Теперь девушка уже не заговаривала о свадьбе – боялась, что Гоша опять поднимет опасную тему, – и ждала, что он сам проявит инициативу, поняв, что дети за родителей не отвечают.

Прошел год, но предложения руки и сердца не последовало. И только в марте, незадолго до защиты диплома, Гоша, наконец, ее осчастливил.

Серафима долго ломала голову – сказать ли родителям заранее или поставить их перед фактом. С одной стороны, опять начнутся неприятные разговоры, попытки отговорить и поклепы на любимого, а с другой – кто организует свадьбу? У них с Гошей всего лишь стипендия. Рассчитывать на его родителей принципиальная Сима считала нечестным.

За месяц до назначенной даты она все же решилась и оповестила родителей. Результат превзошел самые худшие ожидания. Папа посмотрел на дочь убийственным взглядом и молча ушел в спальню, а мама тихо промолвила:

– Значит, тебе совершенно наплевать на наше мнение, доченька. Живи, как знаешь.

И тоже ушла в спальню. Оттуда долго доносились приглушенные голоса и тихие мамины всхлипы.

Симина душа разрывалась на части – хотелось броситься к родителям и просить прощения за то, что довела маму до слез, ведь у нее больное сердце. Потом любящая дочь пыталась оправдаться перед собой, что не сделала ничего плохого. Не может же она любить по указке! Им ведь никто не запрещал жениться! Встретились, полюбили друг друга, поженились, и никто им не препятствовал. А когда влюбилась она, Сима, стали цепляться то к одному, то к другому – то, видите ли, дочь слишком молода, то Гоша балабол и бабник, а теперь вбили себе в голову, что им не нужен зять-еврей. Ничего себе заявочки – им не нужен! Это ведь она выходит замуж, а не они выбирают зятя по своему вкусу!

Потерзавшись и поплакав, девушка накрутила себя, что не пойдет у родителей на поводу. Но ее беспокоил вопрос: как сказать жениху об их реакции на известие о будущей свадьбе? Теперь Серафима боялась затрагивать больную тему. Раньше она и не подозревала, что Гоша столь болезненно к этому относится. Но и не сказать нельзя – ведь уже пора готовиться к торжеству. А еще невесту тревожило – почему жених не представляет ее своим родителям? С ее папой и мамой он худо-бедно знаком, а она и в глаза не видела будущих родственников. Лишь спустя многие годы, уже после развода с Гошей, свекровь проговорилась:

– Надо было все же Гошеньке жениться на Нонночке. Да ведь Гошенька такой своенравный – считал, что Нонночка толстая, к тому же, не москвичка, говорит с акцентом. Он ее высмеивал, а зря. Нонночка вышла замуж за очень хорошего человека и теперь богатая женщина. Нам с Натаном Моисеевичем пришлось смириться с выбором сына – в конце концов, жениться на москвичке с неплохой жилплощадью лучше, чем на иногородней. Правда, среди наших знакомых были девушки-москвички из хорошей семьи, но Гошеньке и они не понравились – мой мальчик очень требовательный.

И только тогда Серафима поняла, что три с лишним десятка лет назад Гоша тоже оказался меж двух огней – родители сватали ему “подходящих” невест, а он надумал жениться на русской. На носу было распределение, и его упрямство могло обернуться нежелательными последствиями.

В то время брошенная жена Серафима Новицкая воспрянула духом: “Гоша меня так любил! Не может он перечеркнуть десятки лет нашего счастливого брака!” – и цеплялась за эту мысль с отчаянием женщины, которой остались одни воспоминания.

Но девятнадцатилетняя Сима даже не подозревала, что судьба готовит ей тяжелые испытания.

Сегодня – впрочем, как и вчера, и позавчера, и неделю назад, – Яша пребывал в скверном настроении. Из-за этой чертовой вытяжки невозможно повернуться на бок, да и лежать на спине больно – пониже поясницы ноет так, будто туда воткнули кол, и уже которую ночь не удается толком поспать. Просил врача, чтобы ему кололи наркотики, а тот, гад, разводит руками, мол, наркотиков у них нет, а даже если бы и были, он бы их не назначил – при банальных переломах не положено. Так и сказал – “банальных”! Для этого эскулапа переломы, может, и банальные, но ведь рука с ногой сломаны не у него.

– Когда меня переведут в московскую больницу? – спросил Яков, не сочтя нужным поздороваться. Еще чего! – желать здравия этому вредному докторишке! Будь он на ногах, хирург точно лишился бы здоровья.

– Когда вы будете транспортабельны, – невозмутимо отозвался Алексей Петрович.

Показалось или нет, что в его глазах опять таится усмешка? Неужели втихомолку радуется, что пациент в его полной власти? И что это за слово “транспортабельны” – будто он неодушевленный груз?!

Давно уже Яше Паршину не приходилось попадать в зависимое положение, и это бесило больше всего. И ведь ничего не поделаешь! Конечно, можно разрядки ради еще раз наорать на хирурга, да что толку! Тот опять усмехнется, пожмет плечами и молча выйдет из палаты, а он, Яков Паршин, не последний человек в этом мире, снова останется наедине со своим раздражением, сотрясая стены бессильной руганью.

– И когда это будет? – с трудом сдерживаясь, процедил пациент.

– Когда снимем вытяжение.

– Нельзя ли поконкретнее? – Яша опять начал злиться. – Через неделю, две, через месяц?

– В данном случае от меня ничего не зависит.

– А на кой хрен нужна эта чертова вытяжка? – повысил голос больной, решив, что ни к чему прогибаться под жалкого докторишку.

– Вытяжение нужно для того, чтобы можно было совместить костные отломки. – Врач был спокоен и смотрел снисходительно – мол, хоть ругайся, хоть ори-оборись, мне-то что! – твоя власть осталась за порогом больницы, а тут моя епархия.

– А почему сразу не совместили?

– Слишком большой диастаз.

“Вот гад! Нарочно говорит непонятными словами, чтобы поиздеваться! Будто я дуб стоеросовый, а он весь из себя умный!” – еще больше обозлился Яков.

– А вот одному моему знакомому, между прочим, сразу наложили гипс, – многозначительно произнес он.

– Перелом – перелому рознь, – лаконично ответил хирург, и Яша окончательно уверился, что тот и в самом деле издевается. Нет, чтобы все толково разъяснить! – отделывается короткими фразами, и ни фига не понятно. – Здесь мы делаем лишь простейшие операции. Все сложные случаи направляются в Москву.

– Почему же меня не отвезли в Москву?

– Вы меняоб этом спрашиваете? – поинтересовался врач, и Яша понял подтекст, – дескать, я тебя, мил человек, сюда не звал, а раз ты такой богатый и с претензиями – надо было раскошелиться, тебя бы отвезли в Москву и положили в крутую клинику.

“Черт, сунул бы бабок этим дебилам со “скорой”, они бы доставили меня куда надо”, – запоздало попенял себе Яков. Но Яша Паршин очень не любил платить. Какого черта! А ему кто платит?!

О том, что он фактически обжуливает коммерсантов, считающих себя его деловыми партнерами, Яков никогда не задумывался. Он считал, что работает, причем, работает мозгами, и по праву получает то, что причитается. Кто успел, тот и съел, а наивным простофилям в бизнесе не место. Не обманешь – не разбогатеешь. Все жульничают, а самые крутые ловкачи – наиболее богатые и уважаемые люди.

Яша рассчитывал хорошо поживиться на выгодном контракте с Феликсом Роговым, однако, судя по всему, пролетел мимо денег. А ведь пришлось немало потратиться, обхаживая надутого индюка Рогова: три раза мотался в Магнитогорск, а в столице снимал провинциальному воротиле гостиничный люкс, поил-кормил в ресторанах, подкладывал дорогих телок, подмазывал нужных людей, чтобы заручиться солидными рекомендациями. В общем, создавал нужный имидж и антураж, чтобы этот чертов толстяк поверил в надежность московского бизнесмена Якова Паршина. Так что убытки налицо, а ожидаемая прибыль – тю-тю. Да и остальные дела без хозяйского пригляда пойдут вкривь и вкось. “Компаньону” Вовке доверять нельзя – чуть недоглядишь, тут же начнет ловчить и левачить, может скорешиться с его давним недругом Данькой Зыряновым, и они на пару быстренько все обтяпают, пока он тут валяется в подвешенном состоянии.

Воспоминания, воспоминания…

Три года Серафима Николаевна Новицкая боролась с воспоминаниями, даже спрятала все фотографии. Но будто назло, то какая-то памятная вещь попадется под руку, то позвонит приятельница, с которой не виделись несколько лет, и пригласит их с мужем на семейное торжество, и приходится на ходу соображать, – соврать ли, сказать ли правду или без объяснений вежливо отказаться.

Сейчас Серафима решила не загонять свои воспоминания в дальние уголки памяти. Может быть, лучше все снова тщательно проанализировать и найти в прошлом те мелкие детали, которых она не замечала, но которые явились зародышем драматического будущего?..

…За две недели до свадьбы Симины родители, до этого объявившие ей бойкот, пригласили дочь для разговора.

– Если ты решила бесповоротно, то мы примем участие в расходах и придем на свадьбу, – вздохнул папа. – Никого из родных не приглашаем, потому что для нас это событие отнюдь не радостное. Для нас унизительно не то, что ты выходишь замуж за Георгия, а то, что тебе наплевать на наше мнение. Никакой срочности в столь поспешной свадьбе нет. Мы с твоей мамой встречались три года и поженились только тогда, когда мне дали комнату.

– Но у Гоши в июне распределение! – возразила Серафима.

– Ах вон оно что… – Родители переглянулись. – Значит, Гоше важно жениться именно на москвичке…

– Ну почему вы во всем видите корысть! – вскричала строптивая дочь.

– Хорошо, давай проверим твоего жениха. Предложи Георгию отложить свадьбу и тогда делай выводы.

Откладывать свадьбу Симе не хотелось – она уже мысленно видела себя в подвенечном платье. Но все же решила поговорить с женихом.

– У меня же распределение! – подтвердил он худшие опасения ее родителей.

От бессильного отчаяния девушка разрыдалась. Жених не понимал, чем опять не угодил? Она настаивала на свадьбе, он согласился, так чего ж слезы лить?

Серафиме снова пришлось принять удар на себя.

– Гоша согласился перенести свадьбу на любой срок, но я сама этого не хочу, – заявила она родителям.

Вот так Сима стала понемножку обманывать родителей.

Как часто мы оправдываемся пресловутой ложью во спасение, когда не хотим посмотреть правде в глаза… И готовы все смести на своем пути, даже пожертвовать покоем близких, находя оправдания и своему эгоизму, и безответственности, и упрямству, и невольной жестокости. Влюбленные девушки порой напоминают токующего глухаря – ничего вокруг не видят и не слышат, не желают признавать разумных доводов. Любимые родители в одночасье становятся врагами, если пытаются отговорить дочь от опрометчивого шага, а та устремляется навстречу своей судьбе, как бабочка к горящей лампе. И чаще всего обжигается. Все ж мама с папой не зря пытались открыть дочурке глаза на избранника.

Заявляя: “Это моя жизнь, я уже взрослая и имею право сама решать, за кого выйти замуж”, – девушка, надумавшая связать свою судьбу с явно непорядочным человеком, но не желающая этого признавать, не сознает, как больно ранит родительское сердце. Родитель – это навсегда. Душа болит за родную кровиночку, даже когда дочка уже давным-давно совершеннолетняя, а уж если еще совсем юная невинная глупышка – тем паче.

Ничто не проходит бесследно. И даже неосознаваемое бессердечие когда-нибудь аукнется.

– Во сколько мне обойдется снять эти чертовы блоки и сделать нормальный гипс? – спросил Яков.

– Бесплатно, – пожал плечами врач, а пациент посмотрел с подозрением – дурака из себя строит, что ли? Но нет, Алексей Петрович был, как всегда, серьезен.

– Тогда снимайте вытяжку, – заявил обрадованный Яков.

– Пишите расписку, – велел хирург.

– Какую расписку? – испугался пациент.

Уж чего-чего, а расписок он терпеть не мог. Однажды сдурил, а потом еле расхлебался с последствиями. До сих пор сломанные ребра ноют к перемене погоде и голова, бывает, раскалывается, – крепко его тогда отделали.

– Что вы берете всю ответственность на себя, – пояснил Алексей Петрович.

– Какую еще ответственность? – не понял пациент.

– У вас диастаз между костными отломками в два с половиной сантиметра. Вам оказали медицинскую помощь в том объеме, который требовался, исходя из расположения фрагментов плечевой кости. После того, как вы напишете расписку и отразите в ней свои требования, мы снимем вытяжение и иммобилизуем сломанную конечность с помощью гипсовой повязки. Этот документ снимет с нас ответственность за последующее.

– И что будет дальше?

– А дальше – лечите себя сами. Или обратитесь в другое медицинское учреждение.

– Постойте, доктор, – пошел на попятный больной. – Если снять вытяжку, то перелом может не срастись, что ли?

– Однозначно не срастется, – преспокойно заявил Алексей Петрович.

– Да как же я буду с переломом? – искренне возмутился Яков.

– А как хотите, – усмехнулся хирург. – Ваша рука, ваш перелом, вам и решать.

– Ладно, доктор, считайте, что я погорячился, – подчеркнуто миролюбиво произнес пациент, хотя сейчас ему больше всего хотелось от души шваркнуть врача по невозмутимой физиономии. – Подскажите, как перебраться в московскую больницу. Мне нельзя тут залеживаться.

– Если оплатите принадлежащее больнице оборудование, найдете машину, в которую поместитесь вместе с кроватью и всей этой громоздкой системой вытяжения, и удастся перевезти вас так, чтобы костные отломки не сдвинулись, – ради бога. Буду только рад. По вашей милости пришлось потеснить других пациентов, и они с радостью вернутся в эту палату.

– Но я же заплатил, чтобы вы перевели отсюда воняющее мочой старичье и больше никого ко мне не клали!

– И сколько же вы заплатили? – ироническим тоном осведомился Алексей Павлович.

– Сто долларов, – важно ответил Яша. А что? Сотку баксов за то, чтобы старые хрычи убрались в другие палаты, – нормально. Другие за эти бабки месяц пашут. Доктора, к примеру.

– А знаете ли вы, сколько стоит одноместная палата в московской клинике?

Яша насупился, подумав: “В московской больнице, может, и побольше стоит, а в этой задрипанной лечебнице и сотни зелени выше крыши”.

– Сто двадцать долларов в сутки, – просветил пациента Алексей Павлович. И подчеркнул: – В сутки. И это только за пребывание в одноместной палате. Лекарства, перевязочные материалы, врачебная помощь, консультации специалистов, анализы и все прочие мероприятия оплачиваются отдельно. Определенная категория больных получает медицинскую помощь по страховому полису. А состоятельные пациенты и те, кто не имеют страхового полиса, должны пользоваться платными услугами. У вас страхового полиса нет. Да и вообще мы не обязаны лечить москвичей. В Москве стационаров много, а у нас и для своих жителей мест не хватает. Кстати, в понедельник в вашу палату положат трех пациентов.

– Только попробуйте!

– Да и пробовать не будем, а сделаем то, что считаем необходимым. А будете вести себя неподобающим образом, – выпишем за нарушение режима, вот и все.

– Как же вы меня выпишите, когда сами подвесили на вытяжку? – ехидно поинтересовался Яков.

– Ни я, ни заведующий отделением вам руки-ноги не ломали. Еще раз повторю: мы не обязаны вас обслуживать, и вы без всяких на то оснований занимаете место, которое по праву принадлежит другим больным. А то, что вы в пьяном виде получили бытовую травму, – ваша личная проблема. По пьяной травме даже больничный лист не оплачивают.

– Какая еще пьяная травма? – возмутился Яша.

– И врач приемного покоя, и дежурный врач в отделении отметили в истории болезни, что вы находитесь в средней стадии алкогольного опьянения, буяните, бранитесь и оскорбляете врачей и медперсонал. Скажите спасибо, что врач не вызвал милицию. Свидетелей вашего безобразного поведения предостаточно, так что получили бы статью за хулиганство. С пьяными хулиганами в милиции не церемонятся. Да и врачи не обязаны терпеть ваше хамство. Если кто-то еще раз пожалуется, – выпишем за нарушение режима, и скатертью дорожка. Кстати, старшая медсестра приемного покоя, которую вы в присутствии многих людей нецензурно оскорбили и даже пытались ударить, намерена подать на вас в суд. Ее супруг – майор милиции, он не позволит, чтобы его жену безнаказанно оскорбляли пьяные хулиганы.