Текст книги "Женская логика – смертельное оружие"

Автор книги: Диля Еникеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

– Тебе не стоит садиться за руль, Эдик, – проявила заботу Алла, когда прокурор направился к темно-синей “тойоте”. – Мой шофер нас отвезет.

– У меня тоже есть шофер, – заупрямился Эдуард Владимирович, решив доказать московской гостье, что хоть Кашира и не Москва, но некоторые каширяне тоже не лаптем щи хлебают.

– Хорошо, поедем на твоей, – проявила покладистость гостья.

Она нашла взглядом “вольво” верного оруженосца и знаками показала, что поедет с прокурором. Толик мигнул фарами, мол, все понял.

Эдик из всех сил пытался играть роль любезного кавалера, хотя, судя по всему, опыта галантных ухаживаний у него было маловато, а быть может, не было вовсе. Оказавшись на заднем сиденье, воспитательница трудновоспитуемых мысленно пожелала себе сохранить выдержку – на случай, если спутник сразу перейдет к активным действиям. На ее счастье, тот воздержался от лапанья – видно, хотел сохранить реноме при шофере. А может быть, еще не выпил до той кондиции, когда мужчина сам себе кажется неотразимым сердцеедом.

Кашира – городок небольшой, движение на дорогах не сравнить с московским, и через четверть часа они вошли в подъезд недавно отстроенного девятиэтажного здания и поднялись на шестой этаж.

– Открой дверь сам, – попросила Алла, достав из сумочки ключи.

Видимо, Эдуард Владимирович частенько бывал в квартире приятеля и чувствовал себя здесь как дома. В отношении этикета он явно не был подкован. Первым делом снял пальто и ботинки, напялил домашние тапочки, вынудив гостью стоять посреди прихожей в ожидании, пока спутник поможет ей раздеться. Потом, присев на корточки, стал шарить в обувном отделении шкафа-купе. Алла не сразу сообразила, что он там ищет, а когда прокурор вынырнул из недр шкафа с кислотно-розовыми женскими тапочками, еле удержалась от смеха.

– Нет, Эдик, я такую обувь ношу, – отказалась она. – Предпочитаю остаться в своей.

На ней элегантный наряд и туфли на высокой шпильке, зачем ей переобуваться в эти кичевые тапочки! Да ни одна уважающая себя женщина не наденет это убожество. К ним бы еще стеганный синтетический халат – для законченности образа домохозяйки со стажем.

Возможно, Эдуард Владимирович вознамерился прямиком направиться в спальню, но у мастерицы устраивать неприятности продажным прокурорам и прочим малосимпатичным личностям были другие планы.

– Давай вначале выпьем, – предложила она, углядев в одной из комнат кресла с высокой спинкой, вполне подходящие для реализации ее сценария. Алла вошла первой, села в кресло, закинула ногу на ногу и с многозначительной улыбкой добавила: – К чему спешить, дорогой?

Прокурор без возражений по-хозяйски прошел к бару и вскоре уставил столик напитками на любой вкус. Когда в бокалах заискрился коньяк, Алла “вспомнила”, что согласно французской традиции, закусывать сей благородный напиток нужно твердым сыром, и Эдуард Владимирович отправился на кухню. Ей понадобилась всего минута, чтобы подсыпать в его бокал лошадиную дозу снотворного.

Когда будущая жертва с торжественным видом водрузила на стол тарелку с небрежно наструганными ломтями сыра, гостья сидела в кресле в той же позе и безмятежно курила, покачивая носком туфли.

– Пьем до дна! – объявила главная героиня, она же – сценаристка и режиссер разыгрываемого спектакля и подала пример.

Прокурор не заставил себя упрашивать.

“Сразу видно – не пьет… и не отучишь”, – с усмешкой отметила любительница словесности, откусив кусочек сыру и кивком показав, что самое время повторить.

В ресторане хитрованка Алла сачковала. Собутыльники, увлеченные ухаживаниями, не заметили, как она, делая вид, что смакует благородный напиток, в подходящий момент выливала его в стоящую рядом со столом кадку с пальмой.

В данный момент сторонница крайних мер была трезва как стеклышко, зато прокурор от ядерной смеси коньяка со снотворным сразу поплыл.

Екатерина Новицкая лежала на полу лицом вниз. Шелковый ковер вокруг ее головы пропитался кровью. Пятно имело форму полукруга и казалось, будто голова погибшей увенчана нимбом бордово-коричневого цвета. Длинные темные волосы слиплись от запекшейся крови. Чуть в стороне валялась шестикилограммовая гантель, один из съемных дисков которой был в крови.

– «Осмотр произведен второго марта, в девятнадцать часов сорок пять минут при электрическом освещении», – диктовал протокол дежурный следователь.

На кухне оперативник допрашивал Аню Фадееву, няню сынишки Новицких.

– Я ни в чем не виновата, – всхлипывала девушка. – Мы с Никки пришли, а хозяйка лежит…

– Успокойтесь, никто вас не винит, – увещевал оперативник. – Расскажите все по порядку. Никки – это их сын?

– Да. Его зовут Наум, но хозяйка называет его Никки. Называла… – поправилась няня и опять заплакала. Наконец она утерла слезы и продолжила: – Малыш недавно перенес гайморит. Сегодня после обеда он спал всего полчаса – нос все еще заложен, ему трудно дышать. Обычно мальчик просыпается в половине пятого, в пять я кормлю его полдником, а потом, если он здоров, мы идем на вторую прогулку. А сегодня он уже в три часа проснулся и заплакал. Хозяйка рассердилась, что сын опять капризничает, и отправила нас гулять. Я говорю: “Да как же гулять в такую погоду?! На улице холодно, ветер, а малыш еще не совсем здоров. Да и полдником надо его накормить”. А она мне: “Ты отведи его в зал игровых автоматов, он их любит. Потом накорми в каком-нибудь приличном кафе. Возвращайтесь часов в семь”. Дала мне денег и велела поскорее одевать Никки. Я не могла ее ослушаться. Но сделала по-своему – привела его к себе домой, мы так часто делаем, когда она требует гулять подольше. Я живу рядом, Никки любит у меня бывать. А что хорошего таскать ребенка по четыре часа в холодную погоду! Я приготовила полдник, мы поиграли, а к семи вернулись сюда. Никки я сразу отвела в детскую, а сама пошла к хозяйке, спросить, можно ли мне уйти. Захожу, а она на полу, в крови… – Закрыв лицо руками, девушка разрыдалась.

Дождавшись, когда она успокоится, оперативник спросил:

– А ее муж днем заезжает домой?

– Нет, его офис далеко отсюда.

– Когда он обычно приходит?

– Я точно не знаю, поздно, наверное. В семь я привожу Никки, потом кормлю его, а часов в восемь или в половине девятого ухожу, если хозяйка разрешит.

– И до половины девятого ее муж ни разу не вернулся с работы?

– Я у них всего третий месяц работаю. Хозяйка очень требовательная, мне говорили, что у них няни долго не удерживаются. Да и я бы ушла, но жалко малыша, я к нему привязалась, и он ко мне. Мать-то больше по магазинам каталась. Бывало, как только я приду, сразу уезжала и возвращалась только часов в семь-восемь.

– Неужели ваша хозяйка целыми днями ездила по магазинам?

– Я не знаю, где она бывала.

– Но возвращалась с покупками?

– Иногда да, иногда с пустыми руками. А, еще она в дамский клуб ходила, – вспомнила девушка. – Там бассейн, массаж, процедуры всякие.

– А любовник у нее был?

– Не знаю… – Девушка смотрела испуганно.

– Когда хозяйка отправляла вас на прогулку, не замечали, что в ваше отсутствие в квартире кто-то побывал?

– Да ведь квартира большая, в некоторые комнаты я не захожу. Мое место – детская, кухня, ванная, туалет.

“Мадам лежит почти голая, в прозрачном пеньюаре, – отметил оперативник. – Для кого она так сексуально оделась? К приходу мужа? Кто их знает, этих новых русских, может, у них принято, чтобы молодая жена встречала супруга полуголой?.. Или дамочка выпроваживала няню с ребенком, чтобы развлечься с любовником?..”

– Сколько лет ее мужу?

– Точно не знаю. Под шестьдесят.

“А ей лет двадцать пять. Вполне могла утешаться в объятиях молодого хлыща. Или все же соблазняла супруга, чтобы тот побольше бабок отстегивал?..”

– А хозяйка всегда ходила в прозрачном пеньюаре?

– Нет, первый раз его вижу.

– Еще какая-то прислуга в доме есть?

– У них были и повар, и горничная, и экономка, но все быстро увольняются. Я-то все время провожу с Никки, ко мне хозяйка меньше всех цеплялась. Да и платила она хорошо, вот я и терпела…

– Аня, раньше вы когда-нибудь видели в ее комнате гантели?

– Нет. Но я ведь в ее комнату всего на минутку заходила – спросить, можно ли мне идти домой.

– А она занималась спортом? Ходила в тренажерный зал?

– Не знаю.

– А ее муж?

– Наверное, это его гантели, – предположила девушка. – Обычно я прихожу в восемь утра, хозяин в это время еще дома. У него в другом конце квартиры специальная комната: когда я проходила по коридору, то слышала звуки, будто занимаются гимнастикой.

“Молодится старичок… – мысленно усмехнулся опер. – При молодой жене приходится следить за собой и сгонять жирок. Но почему его гантель оказалась в комнате супруги? По телосложению мадам не похоже, чтобы она занималась с железом. Неужели муж застал ее с любовником, потом сбегал в тренажерный зал за гантелей и шарахнул неверную жену по виску?.. Зачем? Если старикан был в аффекте, мог бы схватить любой подвернувшийся под руку предмет. Да и не убивают богатые мужья своих жен собственноручно… Ему по средствам оплатить услуги киллера. Или вышвырнул бы супругу без гроша, пригрозив, что наймет людей, и ей переломают руки-ноги… Что-то нескладно получается в отношении старикана. Или дамочку любовник прибил? Тоже не складывается. Зачем ему бегать в тренажерный зал за гантелью хозяина? Пока он туда добежит, пока обратно… Екатерина успела бы позвать на помощь, высунувшись в окно, или спастись бегством. Да на фига хахалю убивать кралю в ее квартире? Похоже, он бывал тут не раз, его могли видеть соседи. А вообще-то мадам вела себя неумно. Что за необходимость встречаться с любовником в собственной квартире? Неужели она не могла снять любовное гнездышко?..”

Когда собутыльника развезло, организаторша провокации открыла сумочку, достала пачку долларов и диктофон, незаметно включила его и приступила к основной части своего плана:

– Эдик, вот десять тысяч долларов, как мы договаривались. Они в банковской упаковке, но если хочешь, пересчитай.

– Да ладно, – махнул рукой прокурор, пьяно мотнув головой и покачнувшись.

– Тут все, как в аптеке, но за доверие спасибо.

– Не за что, – автоматически откликнулся ее визави, даже не глядя на пачку долларов.

Алла порадовалась, что его дикция не смазана.

– Володя рассказал тебе о существе проблемы?

– Угу, – промычал собеседник.

– В общем, ты берешься развалить дело?

– Угу…

Эдуард Владимирович таращился осоловелым взглядом куда-то в пространство, явно не воспринимая сказанного собеседницей.

– Ничуть не сомневалась, что мы с тобой поймем друг друга. Опыт, как состряпать дело и как его развалить, у тебя есть и, полагаю, немалый. Уж кто-кто, а ты в этом большой спец, господин каширский прокурор.

Голова Эдика свесилась на грудь, и принимать участие в дальнейшей беседе он оказался не способен. Что и требовалось. Больше всего исполнительница криминального спектакля боялась, что прокурор захрапит и испортит ей запись, но тот лишних звуков не издавал, и урожденная актриса получила возможность с блеском доиграть свою роль до конца:

– Если завтра Кудрявцев, Малахов и Верник окажутся на свободе, ты получишь еще десять тысяч долларов. Дело-то шито белыми нитками, ты ведь прекрасно это знаешь – сам его сфабриковал. Ты уже все понял и постараешься исправить то, что напортачил, верно, Эдуард Владимирович?

Сделав паузу в пару секунд, Алла ответила за прокурора, постаравшись воспроизвести его интонации:

– Угу. – К счастью, особых усилий от нее не потребовалось.

– Вот и умничка, – продолжила она «диалог» своим обычным голосом. – Кроме того, месяцем раньше Руслан Мальцев избил жену и нанес ей тяжкие телесные повреждения. Разумеется, его нужно привлечь к ответственности. Это дело правое, но я понимаю, что главарь банды, которому ты служишь, вряд ли обрадуется. Поэтому в виде моральной и материальной компенсации ты получишь еще десять тысяч долларов. Мальцев, Ганеев, Курченко и Зотов, само собой, должны понести заслуженное наказание за избиение, изнасилование и прочие преступные деяния. Если они будут осуждены по максимуму, ты получишь еще тридцать тысяч долларов. Ну, как, Эдик, берешься за все это?

Дублерша снова “ответила” за прокурора, а потом с воодушевлением заявила:

– Отлично! Давай, Эдичка, выпьем за успех дела и скрепим наш договор страстным поцелуем. Я не против дальнейшего развития наших отношений в желательном для нас обоих направлении, но сегодня меню заказываешь ты. На десерт получишь оплату натурой. Раз ты пожелал, чтобы осуществились твои сокровенные желания, пусть так и будет. Глубоко сочувствую, что твоя консервативная коряга-жена совершенно не способна понять мужских желаний. Невеста Кудрявцева и подруга Верника согласились устроить тебе секс-сеанс в духе экс-генпрокурора. Обещаю – получишь неописуемое удовольствие. На всю жизнь запомнишь.

Единственная солистка в спектакле без зрителей убрала диктофон в сумочку, встала, некоторое время насмешливо взирала на спящего, а потом вынесла вердикт:

– Слабоват оказался господин прокурор во всех отношениях.

Пациент снова устроил скандал, требуя немедленно позвать врача, хотя молоденькая медсестра твердила, что все доктора давно ушли. Но Яша так разбушевался, что сестричка пулей вылетела из его палаты. Минут через пять отворилась дверь и вошел невозмутимый Алексей Петрович. В первый момент Яков растерялся – не ожидал, что докторишка явится, все ж сегодня пятница, короткий день. Ему просто хотелось поскандалить и сорвать злость хоть на ком-нибудь – он полагал, что придет дежурный врач. На него можно наорать или стребовать что-то. Если повезет – развести на наркотики. У Алексея Петровича не выпросишь, стопудняк, а молоденького врачишку легко взять на испуг. И вдруг такой облом – явился его мучитель…

Но надо же оправдать срочный вызов врача, и пациент с важным видом заявил:

– Я требую, чтобы возле палаты дежурили мои охранники.

– Разве вашей жизни угрожает опасность?

– Мало ли… – многозначительно произнес Яков. – Охранники всегда при мне.

– Где ж они были, когда вы получили травмы? – В голосе хирурга опять послышалась насмешка.

– Они охраняют меня днем.

– Не вижу необходимости в их присутствии, – непреклонным тоном заявил врач.

– А я вижу, – уперся Яков.

– В таком случае вам нужно было лечиться в частной больнице, где подобное допустимо. В нашем стационаре присутствие посторонних не позволяется, и мы не намерены делать исключений для кого бы то ни было.

– Его слабости с годами крепнут, – родила еще один перл «железная бизнес-леди», впустив в квартиру Виталия, Толика и двух девиц.

Верный оруженосец, как обычно, игры слов не оценил и не скрывал беспокойства – все ж прокурор здоровенный кабан, мало ли что…

– Ты как, Алка?

– В порядке, – усмехнулась «крутая Уокерша». – В нашей мини-команде любитель халявного коньяка оказался самым слабым звеном.

– Уф… – облегченно перевел дух Санчо Панса.

– Первый этап пройден, – оповестила сторонница творить добро из зла, – если его больше не из чего творить. – Дальше действуем по намеченному плану.

Все прошли в гостиную, где сладко спал прокурор. Виталий посадил его прямо, чтобы голова опиралась на спинку кресла, и приготовил фотоаппарат, чтобы зафиксировать все важные вехи «диалога», записанного на диктофон.

Исполнительница главной роли в спектакле собственной постановки, она же – фотомодель, подошла к Эдуарду Владимировичу и, взяв со стола пачку долларов, встала так, чтобы прокурор был сфотографирован вполоборота, а на его закрытый глаз набросила прядь волос, ранее прикрывавшую плешь. Сыщик с разных позиций снял, как «посредница» протягивает зеленую пачку прокурору, – потом они отберут кадр, на котором Эдуард Владимирович выглядит наиболее естественно. Затем Алла вложила доллары Эдику в руку, чуть наклонила его голову, чтобы не было видно закрытых глаз, и встала рядом, склонившись к нему и заговорщицки улыбаясь. Виталий в разных ракурсах снял и этот сюжет. Далее из кармана прокурорского пиджака был извлечен бумажник и вложен в лежавшую на коленях левую руку спящего, а правой он будто бы засовывал доллары в портмоне. После этого умелица рушить карьеру коррумпированных «служителей правосудия» забрала свои деньги и спрятала в сумочку со словами:

– Не собираюсь из-за этой гниды становиться взяточницей. Зеленый цвет мне и самой к лицу.

Бумажник вернули в карман продажного прокурора, а Алла налила в бокалы коньяк. Виталий снял, как они «чокаются», при этом мистификаторша переплела свои пальцы с пальцами прокурора, чтобы его рука была на весу. Следующий сюжет – московская бизнес-леди и каширский прокурор будто бы целуются в ознаменование скрепления взаимопонимания.

– Сделай-ка побольше красочных снимков, как мы бурно обнимаемся, – попросила Виталия любительница портить жизнь непорядочным гражданам. – Пусть мое лицо будет анфас, а я изображу неземную страсть. Эти фотки – для Эдиковой супруги. Судя по тому, как сексуально оголодал ее благоверный, госпожа прокурорша халатно относится к исполнению супружеского долга. А на этой почве семена измены дают отличные всходы.

Сдерживая смешок, сыщик отснял все, что нужно.

– Теперь, девочки, ваш выход, – обратилась Алла к проституткам, которые с неподдельным интересом глазели на происходящее действо. – Одна садится Эдику на колени, обнимает, вторая сидит рядом, целует и все такое прочее, что положено для разогреву. Потом сфотографируем, как одна из вас лезет ему в штаны, демонстрируя неописуемый интерес к тому, что там нащупала, затем со страстным видом расстегивает ему ширинку, а другая в это время взасос целует, но чтобы было видно часть Эдиковой рожи. Его закрытые глаза будут свидетельствовать, что он уже вовсю балдеет, предвкушая праздник плоти. Потом вы в четыре руки полностью раздеваете клиента, фиксируя каждый эпизод для фотосъемки, затем сами раздеваетесь на фоне голого прокурора. Ну, не мне вас учить. Работайте, птички.

Девицы под ее чутким руководством принялись отрабатывать свой гонорар. То ли они прониклись идеей, то ли их воодушевило щедрое вознаграждение, то ли постановщица спектакля сумела их вдохновить, то ли они были хорошими профессионалками, – во всяком случае, каждая исполнила свою роль с блеском.

– Какая классная порнушка получается, а! – восхитилась щедрая на выдумки Алла, когда все трое оказались в костюмах Адама и Евы, и тут же выдала свежепридуманный перл: – Порнография – это то, что вызывает эрекцию у импотента. Думаю, многие мужики с удовольствием посмакуют эти кадры. Прокурор города в роли порнозвезды! Бывший генпрокурор просто-таки изойдет черной завистью!

После этого действие переместилось в спальню. Виталий с Толиком, кряхтя, донесли тучное тело Эдуарда Владимировича до кровати и уложили на спину.

– Так, девочки, ваши дальнейшие действия будут не только фотографироваться, но и сниматься на видеокамеру, – наставляла проституток Алла. – Поэтому работать на совесть. Я вмешиваться уже не буду, никаких посторонних голосов при видеозаписи быть не должно – только типичные звуки и страстные восклицания. Побольше говорите сами, восхищайтесь его мужским достоинством и прочими частями тела, обращайтесь к нему по имени, называйте ласковыми словами, чтобы завуалировать его молчание. Начинайте с минета, участвуйте обе, старайтесь, чтобы его вялый член не попадал в кадр. Потом по очереди садитесь на него то лицом к камере, то спиной. Когда одна меняет позу, вторая страхует, закрывая своим телом опавшее Эдиково достоинство, делая при этом вид, будто бы ласкает его. Давайте вначале потренируйтесь, чтобы на видеозаписи все получилось lege artis, то бишь наилучшим образом.

Девицы принялись за дело. Они и в самом деле оказались хорошими профессионалками, в паре явно сработались, и все получалось экспромтом. Удались им и страстные стоны, и учащенное дыхание, и неподдельный экстаз, и скорость, и ритм, и легкость смены поз. Да и фантазией их Бог не обидел.

Постановщица порноспектакля осталась довольна и немедленно выдала “иронизм”:

– Если бы проституция не проникала в другие сферы и ограничивалась лишь областью секса, это было бы не самое большое зло.

Одна проблема – молчащий Эдуард Владимирович. То, что у него закрыты глаза, не выпадало из сценария, его неучастие в процессе – тоже, девицы все делали сами, но вот то, что он не издает ни звука, Алле не нравилось.

– Черт, без озвучки фильмец будет не тот, – досадливо проговорила она, и тут вдруг Толик проявил инициативу:

– Давай, я залезу под кровать и оттудова буду сопеть и стонать. А девки пусть погромче воют, чтоб меня не очень слыхать. А когда надо, я заору, будто кончил.

– А сможешь? – усомнилась начальница.

– Не боись, все будет путем, – заверил ее верный Санчо Панса.

– Тогда мы с напарником поработаем в два смычка – он будет с фотоаппаратом, а я с видеокамерой. С ней я и одной рукой управлюсь. А по ходу дела буду издавать одобрительные возгласы. Раз идет съемка, то, само собой, в комнате должен быть и оператор. На видеокассете запишутся три женских голоса и один мужской – будто бы голос прокурора. Получится все по сценарию – трое женщин устроили ему секс-сеанс. Никаких мужчин, кроме распростертого на постели тела.

Так и сделали. Алла отошла с видеокамерой подальше, чтобы голоса звучали менее явственно, периодически отпускала то азартные реплики, то восторженные междометия, а Виталий, наоборот, подошел ближе, снимая крупным планом. Толик из-под кровати вполне натурально имитировал частое, нарастающее в своей интенсивности дыхание, периодически стонал, а когда одна из девиц быстро задышала, ритмично затряслась и залепетала положенные слова – мол, вот-вот наступит вожделенный экстаз, – верный оруженосец неожиданно проявил актерские способности и глухо завыл с ней в унисон.

Вряд ли прокурор когда-либо слышал, как он сам издает аналогичные звуки в постели, а будущие зрители и подавно этого не слышали, так что все получилось lege artis.

– Порно – это то, что у одних вызывает желание заняться ЭТИМ, а у других – никогда в жизни не заниматься, – поставила последнюю точку любительница афоризмов. – Если сам прокурор не пожелает выкупить пленку, не сомневаюсь, найдутся другие охотники.

Выдав гонорар девицам, Алла велела им подождать в соседней комнате, пока Виталий освободится и, как было обещано, отвезет их в Москву. Сыщик, приехавший в Каширу на день раньше, заранее договорился с местным фотографом, чтобы тот быстро проявил пленку и отпечатал снимки в двух экземплярах.

– Толян, глянь-ка в прокурорские документы и спиши его домашний адрес. Когда фотки будут готовы, отвезешь их Эдиковой супруге. Пусть полюбуется. Сдается мне, она будет единственной, кому порнушка не понравится, и волос на Эдиковой голове сильно поубавится.

Регина с трудом выбралась из битком набитого автобуса. Черт побери, как же надоело дважды в день толкаться в общественном транспорте! Но что делать – теперь у нее нет машины. Хоть московские дороги перегружены и не угадаешь, где попадешь в пробку, но все же ехать, пусть и черепашьим шагом, на своем автомобиле, слушая музыку и покуривая, и втискиваться в часы пик в автобус, – это далеко не одно и то же. Да и остановка далековато от дома. Сегодня ветрено, а в этих проклятых новостройках ни деревца. С тропинки, ведущей к дому, просто сдувает. Да еще тяжелый пакет оттягивает руку. Приходится каждый день тащить продукты, выдергивая сплющенный пакет из автобусной толчеи – универсама поблизости нет. Есть магазинчик в полуподвале, но там пятьдесят сортов водки, еще столько же пива, множество других напитков, дорогой колбасной нарезки и замороженных полуфабрикатов, а обычных продуктов не купишь.

“Надоела, как же надоела нищета!” – жалела себя Регина, наконец, добравшись до подъезда. Район убогий, жилье дешевое, и жильцы соответствующие. Многие получили квартиру взамен снесенных хрущеб. А кто живет в хрущебах? Понятно – кто.

Благосостояние жильцов и категорию дома теперь можно легко определить по маркам припаркованных автомобилей и породам собак, которых хозяева выводят на прогулку. Возле их подъезда сиротливо притулились парочка “Жигулей” не первой свежести да облезлый “Москвич”. А собак всего две – двортерьер Тишка, подобранный ее соседкой на улице, да полуслепая от старости болонка Чапа. Тишка, как все дворняжки, добрый и умный пес, но Чапа… Регина с детства любила собак, но настоящих псов, умных и верных, а не таких, как этот лохматый клубок шерсти, от которого ни пользы, ни радости. Еле ковыляет, но благородной старостью тут и не пахнет. Частенько старушка Чапа не может дотерпеть до улицы и оставляет лужицы в лифте, а то и надует кому-то на ногу. Регина уже испытала это “удовольствие” на себе. Чапа, видно, и раньше умом не блистала, а к старости совсем поглупела. Уже не отличает знакомых людей от незнакомых и на всяких случай тявкает на всех, скалится и пытается тяпнуть. Из-за этого Регина уже лишилась не одной пары колготок, что не прибавило ей симпатии к этой шавке.

Поднявшись на свой этаж, она позвонила в квартиру соседки. Утром Регина занимала у нее пятьсот рублей, обещала вечером отдать.

– Мила, это я, – сказала она, когда глазок заслонился тенью. Дверь открылась, явив монументальную фигуру стодвадцатикилограммовой женщины, разменявшей пятый десяток, но тем не менее кокетливо именовавшей себя Милой. – Пойдем, я отдам тебе долг. Володя говорил, что сегодня у него будут деньги. Я купила свежие французские пирожные – такие, как ты любишь.

– Пошли, – с готовностью согласилась Мила, известная сластена. Посидеть на соседской кухне, посплетничать, полакомиться, – вот и все радости одинокой женщины. Ее муж давно сбежал к другой женщине, которую Мила презрительно называла “суповым набором” – та весила вдвое меньше ее.

Передав пакет с продуктами соседке, Регина нашарила в сумочке ключи и открыла дверь.

– Володя, это я, – громко объявила она, первой войдя в прихожую. Не дождавшись ответа, пояснила: – Спит, наверное.

– Что это он все спит да спит? – проворчала гостья, войдя следом и захлопнув дверь. – Ты с утра до вечера пашешь, а муженек только после полудня продирает глаза. Что у него за работа такая? Неужто ему деньги платят за то, что он валяется на диване? – Толстухе хотелось подчеркнуть, что не у нее одной непутевый муж, предпочитающий женщине в теле“ суповой набор”, есть экземпляры и похуже. – Мой-то, хоть и дурак дураком, но деньги зарабатывал. А твой совсем непутевый.

– Да ладно, – отмахнулась Регина, успевшая снять верхнюю одежду, пока соседка проводила сравнительный анализ плохих мужей. – Пошли на кухню, я чайник поставлю, а потом разбужу Володю.

Она направилась в кухню, а любопытная Мила заглянула в комнату. И тут же раздался ее вопль:

– О-ё-ей! Ой, мамочки родные!

– Что такое? Чего ты орешь? – спросила Регина, выглянув в коридор.

Продолжая голосить, Мила стояла в дверях комнаты с округлившимися от ужаса глазами и показывала рукой внутрь. Регина подошла к соседке и заглянула поверх ее плеча.

Владимир лежал на полу, на спине. Лицо посинело и исказилось жуткой гримасой, руки с вывернутыми кистями и скрюченными пальцами были прижаты к груди, согнутые в коленях ноги подтянуты к животу. «Он напоминает дохлого таракана», – без тени сожаления отметила Регина.

– Что это с ним, а? – выдохнула Мила.

– Надо срочно вызвать “скорую”! – Регина постаралась изобразить встревоженность. – Похоже на эпилептический припадок. Наверное, Володя расшиб голову и потерял сознание, а мы теряем драгоценное время. Его мобильник не работает, придется бежать к Лиде.

В их доме еще не провели телефон, а мобильный был только у соседки этажом ниже.

– Пошли звонить, – очнулась Мила.

– А как же мы его Бросим? Вдруг потребуется помощь?

– Тогда оставайся. – Соседка решительно направилась к входной двери. На пороге она обернулась: – На всякий случай позвоню-ка я в милицию, мало ли что, вдруг его избили до потери сознания. Точно, пристукнули! – осенило ее. – Загляни в комнату – на столе бутылка и два стакана. Значит, к твоему мужу кто-то пришел, они выпили, а потом убивец его шарахнул, и капут. Регинка, я побежала, а ты до приезда милиции ничего не трогай.

Алла сидела в кресле, которое верный оруженосец принес для нее из кабинета хозяина дома, и курила очередную сигарету. За эту ночь она не сомкнула глаз, но усталости не чувствовала. Да какая, к черту, усталость! Как раз наоборот – самый настоящий охотничий азарт!

Умелица творить добро крайними мерами не сомневалась, что ее план сработает, но необходимо завершить его сегодня. Олег после дежурства задержится, но к его приходу ей уже нужно быть дома, а от Каширы до Москвы двести километров.

Сейчас Алла жалела, что не озаботилась взять с собой шприц и несколько ампул кофеина, – тогда удалось бы разбудить Савватеева быстрее, и голова у него была бы посвежее. На данный момент неизвестно, в каком состоянии он проснется. Мужик, у которого с похмелья трещит голова, а в душе будто кошки нагадили, не очень-то понятлив и сговорчив.

То, что эту ночь Эдуард Владимирович не ночевал дома, – и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что полностью укладывается в сценарий, – так увлекся плотскими утехами, что забыл о семье. А плохо то, что гулящий супруг будет терзаться, виниться и размышлять, что наврать дражайшей половине, и не сможет сосредоточиться на главном.

Когда прокурор заворочался, закряхтел, застонал, вполголоса крепко выругался и, наконец, проснулся, инициаторша вчерашнего праздника – а у пьяницы каждый день праздник, – встретила взгляд его заплывших с похмелья глаз лучезарной улыбкой и весело поприветствовала:

– Доброе утро, Эдик!

Тот некоторое время усиленно соображал, кто она такая, что тут делает, где он и как здесь очутился. “Где Кура, где мой дом?..” – солидарно с его натужными размышлениями мысленно произнесла специалистка по неприятностям.

Наконец в мутном, похмельном сознании пропойцы обозначился какой-то просвет. Савватеев откашлялся и хриплым голосом ответил:

– Здравствуйте.

– Неужели после всего, что было, мы опять на “вы”? – улыбнулась Алла.

– А что было?.. – осторожно спросил он.

– О-о! Много чего! – жизнерадостно сообщила она. – Сам убедишься. Желаешь еще поваляться в натуральном виде или все же оденешься, и мы продолжим разговор в цивильном обличье?

Оглядев себя, прокурор обнаружил, что лежит обнаженным, – укротительница мальчишей-плохишей в качестве меры дополнительного психологического воздействия не стала набрасывать на него одеяло – после двух бутылок коньяка не замерзнет.