Текст книги "Женская логика – смертельное оружие"
Автор книги: Диля Еникеева
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
…Двадцать девять лет брака все было хорошо – по крайней мере, так казалось Серафиме. А кризис наступил три года назад.
Сима выписалась из больницы, еще слабая после операции, и в тот же день – поразительная жестокость! – Гоша заявил, что уходит к другой женщине и подает на развод. И ушел.
Пока жена лежала в больнице, супруг заблаговременно перевез вещи. Все! Забрал даже старенькие гантели, с которыми по утрам делал гимнастику, – последние годы гурман Гоша располнел и очень переживал, что у него появился живот.
После его ухода Серафима сидела и трясла головой, как боксер после нокдауна. Ущипнула себя – не снится ли ей это? Как можно поверить услышанному, когда муж навещал ее в больнице, сидел рядом накануне операции, держа за руку и успокаивая, что все будет хорошо. Что будет хорошо? Что он имел в виду? То, что ее удачно прооперируют? Или то, что у них все будет хорошо? А потом – равнодушное: “Я ухожу. Прощай”. Не “до свидания”, а именно “прощай”. Мол, между нами все кончено, видеть тебя больше не хочу. Впервые муж говорил с ней таким тоном и впервые – так ей тогда казалось, – проявил моральную жестокость. Неужели он не мог подождать, хотя бы пока она окрепнет?
Как можно так поступить с женой, с которой прожил двадцать девять лет и имеешь двоих детей?! Допустим, разлюбил и предпочел своей немолодой, больной супруге молоденькую, свеженькую и здоровую. Бывает, дело житейское. И чем выше социальный статус мужчины, чем толще его кошелек, тем чаще это случается. Серафима не ожидала подобного от любимого мужа, но признавала, что мужчины нередко меняют надоевшую благоверную на новую. И хотя она не предполагала, что это произойдет с Гошей, чисто теоретически подобный факт допускала.
Тогда Сима еще не знала, какие потрясения ожидают ее в будущем, и недоумевала: почему муж не поговорил с нею, не объяснил свой поступок. Струсил? Хотел избежать неприятного выяснения отношений, ее слез, упреков? Серафима решила, что так и есть. Он просто боялся посмотреть ей в глаза, потому и сбежал.
В то время у нее совсем не было сил, она еле передвигалась по квартире, но через несколько дней все же заставила себя встать с постели и поехала на работу. Двери их офиса оказались заперты, таблички “ЗАО Новатор” не было, на звонок никто не отвечал. Сима заглянула в окно первого этажа – пусто, ни мебели, ни оргтехники. Ничего не понимая, она обошла здание, заглядывая во все окна – везде было пусто, лишь на полу валялись скомканные листы бумаги и мусор. Складывалось впечатление, что здание спешно покинули, не успев прибраться. Гошин мобильный телефон не отвечал, его заместитель сообщил, что месяц назад шеф уволил его без объяснений, главный бухгалтер их фирмы сказал то же самое.
Сима вернулась домой потрясенная. Где искать супруга? Куда звонить? Она даже не узнала у Гоши его новый адрес, да и вряд ли он бы его назвал.
И все же Серафима не отказалась от намерения найти мужа и поговорить с ним. Разве можно так расставаться с женой? Да и зачем от нее скрываться?
Она стала планомерно обзванивать общих друзей. Все удивлялись и задавали встречные вопросы: “Что случилось?” “Куда девался Гоша?” Наконец Сима добралась до приятеля мужа Бориса Бортника, и узнала, что акционерное общество “Новатор” обанкротилась, а по какой причине – неизвестно. Борис предполодил, что несколько лет назад Георгий выдернул оборотные средства фирмы и взял большой кредит, чтобы сыграть на ГКО, а когда эта государственная пирамида рухнула, то погребла под собой и “Новатор”. Ходят слухи, что Гоша занимал-перезанимал под немалые проценты, чтобы расплатиться с самыми настырными кредиторами, он весь в долгах, на него наезжают заимодавцы, и он вынужден скрываться.
Это объяснение выглядело достоверным и коррелировало с Гошиным характером – он по жизни был склонен к авантюрам.
Вечером Серафима решила поговорить с детьми, но не знала, с чего начать. Сказать, что Гоша ушел к другой? Теперь ей в это уже не верилось. Как за спасительную соломинку, Сима ухватилась за подброшенную версию: муж скрывается от кредиторов.
«Он нарочно солгал, будто уходит к другой женщине, чтобы заимодавцы не требовали долги с меня, – в очередной раз придумала она оправдание – как оправдывала мужа все годы брака. – Кредиторы увидят, в каком я состоянии, и не станут тормошить еле живую брошенную жену».
Вечером, когда дочь и сын вернулись домой, Серафима не стала ходить вокруг да около:
– Вы знаете, где ваш отец?
Сережа отвел глаза, а Регина ответила:
– У своей сучки.
У Симы подломились ноги, сын едва успел ее подхватить.
– Пойдем к тебе, мама, тебе нужно прилечь, – сказал он и, бережно поддерживая ее, повел в спальню.
Сережа уложил ее и укрыл одеялом, дочь присела рядом. Серафима тихо спросила:
– Вы знали?
– Знали, – за обоих ответила Регина.
– Почему же вы мне не сказали?
– Ты болела.
– И что теперь? – спросила Сима больше себя, чем своих детей.
– Он уже подал на развод, – сообщила дочь. Сын по-прежнему молчал.
– Сережа, почему мне отвечает только Регина, а ты не проронил ни слова? – обратилась к нему Серафима.
– А что я могу сказать? Он мой отец, ты – моя мать, я вас обоих люблю. Но не могу же я заставить его жить с нами, раз он не хочет.
Сын присел на корточки перед кроватью и положил голову ей на грудь. Так он делал, когда был маленьким, и сейчас Сима почувствовала, что вот-вот разрыдается. Ощутив, что ее грудь судорожно вздымается, Сергей тихо произнес:
– Не плачь, мам. Все обойдется.
– Да как же обойдется, когда ваш отец меня бросил? – прерывающимся голосом вскричала Серафима.
– Он тебя не бросил, а ушел к другой.
– Есть разница? – иронически поинтересовалась Регина, а Сима ощутила благодарность и за моральную поддержку и за то, что дочь назвала любовницу отца “сучкой”.
Молчун Сережа лишь пожал плечами.
– Ты считаешь, что все в порядке вещей? – тихо спросила его Сима.
– Мам, но ведь ты не первая…
Регина одарила брата гневным взглядом, а Серафима зажмурилась: “Господи, ну и слепая же я… Оказывается, и сына совсем не знаю…”
– Слушай, заткнись, а! – рявкнула Регина, заметив, что брат намеревается продолжить свои “успокаивающие” речи. – Мам, не слушай ты его! Мужчины всегда горой стоят друг за друга, когда дело касается женщин. Поглядела бы я на своего братца, если бы его, больного, после операции, бросила любимая жена!
Сима благодарно сжала руку дочери – как хорошо та ее понимает… Именно это и потрясло ее больше всего. Ну неужели Гоша не мог подождать хотя бы месяц-другой, пока она окрепнет!
– В одном братец прав, – продолжала Регина. – На это нужно наплевать и растереть. Все, мам, поезд ушел.
– Я не могу… – жалобно простонала Серафима.
– Ну хочешь, я пойду и расцарапаю морду этой шлюшке? – чисто по-женски решила проблему дочь.
– Ты ее знаешь? – удивилась Сима.
– Знаю.
– И кто она?
– Бывший референт в “Новаторе”.
– Тогда я должна ее помнить.
– Еще бы! Катька Зинчук. Правда, эта прохиндейка с амбициями именует себя Клеопатрой. Клеопатра! – фыркнула дочь. – Акулина она или Авдотья, а не Клеопатра. Мнит себя богиней секса и царицей спальни. А на самом деле вульгарная подстилка. Из тех, кто ложится, когда ей велят сесть.
“Красивая девушка, – вспомнила Сима. – Правда, взгляд неприятный, ищущий какой-то… Или хищный?..”
– А почему бывший референт?
– Потому что теперь она стала папиной секретаршей и ревниво пасет, как бы другая его не увела.
– А ты как познакомилась с Катериной?
– Мы с ней учились в институте.
– Как ты узнала, что они любовники?
– Случайно увидела их в папиной машине. Они проехали мимо меня, гляжу – папик за рулем, а рядом Катька. Догнала их и покатила следом. Отец притормозил, и я тут как тут. Подошла и говорю ей: “А ты что делаешь в машине моего отца?” Тот сразу замельтешил, начал оправдываться, мол, всего лишь подвез ее. А я: “С какой стати генеральный директор подвозит всяких шалав?” И тут Катька выпятила силиконовую грудь: “Выбирай выражения! Я не шалава!” А я ей в ответ: “Ладно, тогда подстилка. Тебя драли все, кому хотелось, и хором, и по очереди, и вертолетом, и прочими способами”. Смотрю, папаша занервничал, а я про себя подивилась – с чего бы? В вашей фирме простипня Катька обреталась около года и, надо полагать, время от времени отсасывала папику. Ты лежала в больнице, а отец еще в полном соку, ну я и решила, что мужская физиология требует своего. Даже не подозревала, что эта пиявка так крепко в него вцепится.
Почему-то от слов дочери Серафима успокоилась. Та говорила о любовнице отца в уничижительных выражениях, а Сима, будучи верной женой, относилась к доступным девицам с презрением и уже не считала Екатерину серьезной соперницей.
И в самом деле, последние годы между нею и мужем практически не было интимных отношений. О каком сексе может быть речь, когда чуть ли не каждый месяц попадаешь в больницу на выскабливание, низ живота постоянно болит, да и вообще – ощущение полного дискомфорта! А у Гоши всегда были высокие сексуальные потребности, вот он и нашел доступную девушку.
Сознавать это больно, но по мнению Серафимы, секс – еще не все. У них с мужем крепкие отношения – какой-то развратной девице их не разлучить!
Поначалу Сима не задумывалась о материальной стороне. Пусть они обанкротились, но это еще не катастрофа. И у нее, и у Гоши есть профессия, без работы не останутся.
Она не сомневалась, что муж рано или поздно вернется, разобравшись со своими проблемами. В конце концов, не миллионные же у него долги! Как минимум, пять-шесть сотен тысяч долларов они наскребут, да еще займут под проценты.
Верная соратница своего мужа Серафима Новицкая уже прикидывала, как помочь ему выпутаться из опасной ситуации.
Загородный особняк можно продать, а он стоит немало. У всех четверых есть машины, нужно оставить всего одну и отдать кредиторам деньги, вырученные за дом и три автомобиля. На самый крайний случай – продать квартиру и снимать жилье. Пусть они уже не молоды, но ведь бывают обстоятельства, когда нужно чем-то поступиться. Самое важное сейчас – благополучие Гоши.
Даже став состоятельными людьми, они по-прежнему жили в квартире ее родителей. Сима категорически не хотела переезжать – это ее родной дом, рядом Даниловское кладбище, где лежат папа с мамой, она ходит к ним регулярно. Сима была благодарна мужу, что тот проявил понимание и не обнаружил задатков типичного нувориша, переехав в огромную квартиру, “как все” (ей еще предстояло узнать, как она ошибалась!). На ее взгляд, им и этой квартиры вполне хватало. В маминой комнате обосновалась Регина, в папиной – Сережа, а они с мужем занимали ее бывшие девичьи владения. Две сотни гостей в такую квартиру не пригласишь, но Серафима никогда не любила подобных сборищ. Всю свою юность она работала, работала и работала, ей было не до развлечений. Но и став богатой женщиной, она не желала бесцельно тратить время.
Сима не горела желанием обзаводиться загородным особняком, но муж убедил ее, что в любом случае это выгодное капиталовложение – они владеют строительной фирмой, дом обойдется сравнительно дешево, зато при необходимости его можно продать втрое дороже. Проектом занимался сам Гоша – он же строитель! – и в итоге возвел четырехэтажные хоромы, да с таким размахом, что даже далеко не бедные соседи ахали и втайне завидовали. Теперь Сима порадовалась предусмотрительности мужа – сосед предлагал за их дом полмиллиона долларов, но, наверное, можно запросить и побольше.
Поговорив с детьми, она немного повеселела – забрезжила надежда, что с мужем все наладится. А финансовые проблемы – не проблема. По молодости у них были денежные затруднения, а после смерти ее родителей – огромные долги. И ничего – заработали, выплатили. А спустя какое-то время сколотили немалое состояние. Так и сейчас – мобилизуются, расплатятся с кредиторами и, даст Бог, опять поднимутся в гору. А если не удастся, проживут и на зарплату – тоже не впервой.
Месяц Сима ждала вестей от мужа. Она уже немного окрепла, правда, периодически мучили боли. Вдобавок, во время операции молодой ассистент так старательно тянул крючки, что низ ее живота заметно перекосило влево, а с правой стороны клеевой послеоперационный шов разошелся и никак не заживал. Серафиме пришлось снова лечь в больницу, хирурги иссекли часть тканей и наложили шелковые швы. Внешний вид и анализы пациентки не понравились лечащему врачу, и тот предложил ей еще месяц полежать в клинике, подлечиться. Симе назначали курс сердечных средств, гемостимуляторов, общеукрепляющих и витаминов, и она вышла из больницы уже в более-менее приличном состоянии.
И опять Гоша явился в день ее выписки – то ли угадал, то ли его кто-то проинформировал. Увидев его на пороге, Серафима задохнулась от радости. Наконец-то! Не зря надеялась!
– Завтра суд, – с ходу заявил муж, не поздоровавшись и не собираясь раздеваться.
– Какой суд? – опешила она.
– Я же тебя оповестил, что подаю на развод.
Сима открыла рот и забыла его закрыть. Так и стояла в прихожей, ловя ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
– Так ты не передумал? – наконец вымолвила она.
– С какой стати?
Гоша говорил непривычным, агрессивно-напористым тоном, а Серафима воззрилась в немом изумлении – это ее муж? Это он с неютак разговаривает? Это он о разводе сообщает так, будто нужно всего лишь сходить в магазин и купить ему новые ботинки?
– Почему ты со мной так разговариваешь?
Сима все еще надеялась, что ее любимый муж улыбнется, рассмеется, отшутится – мол, как я тебе в образе жестокого и беспощадного, а? Но надежды не сбылись.
– А как я должен с тобой разговаривать, если ты несешь ерунду? Я тебе сказал, что завтра состоится суд, а ты спрашиваешь, не передумал ли я. Мог ли я передумать, если специально приехал поставить тебя в известность?
Все в Гоше ей было непривычно – и интонации, и манера говорить, и этот жесткий взгляд, и твердо сжатый рот.
– Уходи, – сказала Серафима. – Придешь, когда осознаешь, как жестоко и несправедливо ты поступил.
– Не забудь – завтра в одиннадцать часов, Лефортовский народный суд, судебный зал номер пять на третьем этаже, – проигнорировав ее упрек, напомнил непробиваемый эгоцентрист Георгий Новицкий, привыкший ставить собственные интересы на первое место и всегда получать желаемое, вне зависимости от мнения других людей. Вот и сейчас его ни чуточки не волновало состояние больной жены. Весь разговор – если можно назвать этот обмен фразами разговором, – занял всего несколько минут. Он даже не пожелал войти в квартиру, не снял пальто. Пришел, сообщил супруге о времени судебного заседания, не задумываясь, что она при этом чувствует, не поинтересовавшись ее здоровьем, нахамил и ушел.
Сима в изнеможении опустилась на пуфик – еще не раз в будущем ей предстояло без сил сползать на этот темно-зеленый пуф, который много-много лет назад купила ее мама, – и просидела так до прихода дочери.
– Мам, почему ты здесь сидишь? Тебе плохо? – встревожилась Регина.
– Отец приходил, – безжизненно ответила она.
– Чего хотел?
– Завтра в одиннадцать суд…
– Ну и разводись, – посоветовала Регина. – Зачем обманываться? Ты уже два месяца себя изводишь, сама на себя не похожа. Сколько можно себя терзать? Что мы, без отца не проживем, что ли? Ты богатая женщина, получишь половину всего, и пусть папик на старости лет валандается со своей потаскушкой. Катька уже украсила его рогами, наверняка не в последний раз. Помяни мое слово, мы с тобой еще посмеемся, когда он приползет, выжатый, как лимон.
– Думаешь, приползет? – с надеждой встрепенулась Серафима.
– Мам, возьми себя в руки! – одернула ее дочь. – Ты всегда была сильной, уверенной в себе женщиной, я тобой гордилась. А сейчас ты какая? Да никакая! Ну что особенного-то! Муж с тобой разводится – да миллионы людей разводятся. По статистике распадаются две трети браков. И ты думаешь, все женщины так убиваются? Да ничуть!
– Но мы прожили с твоим отцом двадцать девять лет…
– А если бы прожили три года, тебе было бы легче?
– Не знаю… – растерялась Сима.
– Представь – ты бы осталась с двумя маленькими детьми на руках, без приличного заработка, без жилья или без перспективы разменять маленькую квартиру, – что хуже?
– Мне трудно это представить, – покачала головой Серафима. – Когда вы с Сережей были маленькими, мы с вашим отцом жили замечательно.
– Значит, тебе есть что вспомнить. А другим и вспомнить-то нечего, кроме колотушек да пьянок мужа.
– Слабое утешение…
– Я тебя не утешаю, а хочу, чтобы моя любимая мама снова стала такой, какой я ее уважала и гордилась ею. У тебя была нелегкая жизнь, но ты научилась справляться с трудностями и рассчитывать только на себя. Вот и сейчас считай, что это трудный этап в твоей жизни, но его нужно преодолеть и опять жить. Жить, понимаешь? А не раскисать из-за того, что вы разводитесь.
– Ты жестока, Регина…
– Разве? Неужели стало бы лучше, если бы я сейчас лгала тебе, будто папа вернется?
– А ты думаешь, он не вернется? – ухватилась Сима за наиболее важную для себя часть фразы.
– Вряд ли, мам. Не стоит тешить себя напрасными надеждами. Не стоит… – покачала головой дочь.
– Значит, все кончено?
– Неужели ты приняла бы папу, вернись он?
– Приняла бы… – Серафима прошептала это еле слышно, опустив голову, чтобы не встречаться с дочерью взглядом. Ей и самой было стыдно, но она сказала чистую правду.
– Ну и зря. Я бы не простила.
– Ты еще слишком молода, доченька… – вздохнула Сима.
– А какая разница, сколько лет тебе и мне?
– Есть разница. У тебя еще вся жизнь впереди. Даже если расстанешься с одним мужчиной, то можешь снова выйти замуж.
– И ты можешь, – уверенно заявила Регина. – Конечно, я не захочу называть отчима «папой» и даже не буду считать его отчимом. Он станет просто твоим мужем, вот и все. Посмотри на себя – ты красивая, ухоженная женщина с чувством собственного достоинства, твердо стоящая на земле, к тому же, состоятельная. Чем не пара приличному мужчине? Да ты еще утрешь папику нос – не ему одному развлекаться с молодыми.
– Зачем мне молодой… Я ведь уже в возрасте. Да к тому же больна.
– А вот для того, чтобы привлечь молодого мужчину, нужно встряхнуться и заняться здоровьем. Давай после вашего развода я возьму отпуск и махнем куда-нибудь отдохнуть!
– Мне нельзя… Врачи запретили ездить в жаркие страны.
– Ладно, поедем в страну с умеренным климатом. Хочешь в Австрию или Голландию? Или в Париж? Мы были в Париже семь лет назад, и я бы с удовольствием еще раз навестила город, который Хемингуэй называл “Праздник, который всегда с тобой”.
– Что-то нет настроения, доченька.
– Сейчас нет, а когда окажешься в Париже, сразу появится. Париж – это ж просто праздник души!
– Я подумаю, – уклончиво ответила Серафима.
Всю ночь она мучилась без сна, решая, идти ли завтра в суд. С одной стороны, бессмысленно тянуть, раз Гоша уже все решил. А с другой стороны, штамп в паспорте – хоть и эфемерная, но все же связь с мужем.
Так ничего и не решив, Серафима встала с больной головой. Увидев ее серое лицо, Регина лишь покачала головой:
– Не спала всю ночь?
– Я не знаю, как поступить, дочуля…
– Хочешь, я пойду с тобой для поддержки? – предложила дочь.
Серафима не сказала ни да, ни нет, а Регина уже набирала номер домашнего телефона начальника. За пару минут она договорилась об отгуле и обратилась к матери:
– Мамуль, давай-ка приводи себя в порядок. Покажись папику во всей красе.
– Нет, дочуля, я не поеду в суд, – неожиданно сказала Сима.
– Это ничего не изменит, мам. Три раза назначат судебное заседание, а потом вас разведут. Только нервы себе потреплешь.
– Думаешь, твой отец будет так упорен? Трижды настоит на судебном заседании?
– Разве ты его не знаешь? Если уж папику чего-то желается – вынь да положь!
– Но почему он хочет развестись? Сейчас я готова примириться даже с его любовницей. Пусть тешится, пока она ему надоест.
– Да я, честно говоря, и сама удивилась. Мог бы и дальше пользоваться услугами этой соски. Зачем ему развод?
– Дочуля, давай не пойдем в суд. – Сима невольно заговорила просительным тоном.
– Ладно, – согласилась дочь.
Больше они неприятную тему не поднимали. Отключили телефон и сидели на кухне, болтая ни о чем. В половине первого услышали, как открылась входная дверь, и переглянулись.
– Папик явился, – со смешком произнесла Регина.
Она оказалась права. Через минуту на кухню ворвался Гоша, кипящий, как паровой котел.
– Почему не пришла в суд? – еле сдерживаясь, спросил он, даже не потрудившись поздороваться.
– Потому что мама плохо себя чувствует, – ответила за Симу дочь. – На улице ветер и слякоть, самая подходящая погода, чтобы простудиться. Напомню, что она вчера выписалась из больницы. – Регина подвесила выразительную паузу, надеясь, что отца проймет. Не проняло. – Мамин врач сказал, что ей нужно поберечься и от простуды, и от эмоциональных волнений, и категорически запретил идти в суд.
На это у него не нашлось ответа. Но Георгий Новицкий не привык к противодействию.
– Следующее заседание через две недели, в то же время, – не терпящим возражений тоном бросил он, не пожелав тратить драгоценное время на расспросы о самочувствии больной жены, и, не прощаясь, вышел.
– Папик, ты произвел сильное впечатление своей бессердечностью. Неужели ты не в силах хотя бы произнести “до свидания”? – крикнула ему вслед дочь. В ответ хлопнула входная дверь. – Надо забрать у него ключи, – заявила Регина, вернувшись на кухню. – Какого черта он приходит, будто имеет право! Нет уж – разводиться так разводиться!
Хотя ситуация не располагала к веселью, Серафима рассмеялась. Теперь новый облик мужа казался ей наигранным и искусственным. Что за приказной тон?! Видно, в глубине души Гоша отчаянно трусит, вот и надел маску бессердечного хама, как неуверенный в себе подросток, пытающийся продемонстрировать старшим, какой он взрослый, независимый и уверенный в собственной правоте.
– Ты молодец, мамуль, – обрадовалась дочка. – Если будешь такой же веселой во время развода, для папика это станет большой неожиданностью. Твоя пассивно-выжидательная позиция ему на руку, а боевое настроение озадачит.
На следующее судебное заседание Регина опять вызвалась ее сопровождать. Мать и дочь поднялись по обшарпанной лестнице на третий этаж и увидели главу семьи в обществе его пассии, которая с видом собственницы держала его под руку.
Екатерина Зинчук произвела на Симу еще более неприятное впечатление, чем раньше. Наглый взгляд, капризно надутые губки, высокомерное выражение лица, тонна косметики. Всем своим обликом девушка подчеркивала собственную неотразимость, – она и в самом деле очень красива, – но при этом чувствовалась фальшь, будто ее повадки скопированы с кого-то, а сама Екатерина не слишком верит, что ее ужимки произведут нужное впечатление, и боится, что с нее сдернут маску, обнажив убогое нутро.
“Курица в павлиньих перьях, – мысленно охарактеризовала любовницу мужа Серафима. – Плохо воспитанная провинциальная девица, с детства привыкшая к побоям и унижениям, а теперь напялившая дорогую одежду и пытающаяся вести себя как дама высшего света”.
Георгий Новицкий одарил жену и дочь холодным взглядом, а Екатерина еще крепче вцепилась в локоть любовника.
– А ты, шлюха, что здесь делаешь? – напустилась на нее Регина, оставив без внимания напускную холодность отца.
Та обиженно скривила губки и типичным тоном содержанки, явно позаимствованным у играющей аналогичную роль киногероини, капризно произнесла:
– Го-ошик…
– “Го-ошик”, – передразнила ее Регина. – Как ты смеешь называть моего отца, будто комнатную собачку?! А ты, пап, почему позволяешь этой сучке компрометировать себя? Ты же в общественном месте! В суде, между прочим. Посмотри на себя, неужели не стыдно? Тебе шестой десяток, и не надейся, что выглядишь хоть на день моложе. Виски седые, веки набрякли, лицо помятое… Небось, псевдо-Клеопатра из Мухосранска всю ночь тебя терзала, изображая африканские страсти? Да Катька же притворяется, неужели не догадываешься? – Увидев, что любовница отца, изобразив возмущенную гримасу, порывается протестовать, девушка презрительно обронила: – Не возникай, лживая тварь. Все парни с нашего курса с тобой переспали, а потом ржали и над твоими застиранными трусами производства мухосранской швейной фабрики, и над твоими потугами подражать порнозвездам. Правильно ребята говорили, что у тебя, дебилки, всего две извилины: одна жевательная, а другая е…ательная. Как была ты Катькой-всемдавалкой, так ею и осталась, курва подзаборная. Наверняка ты и сейчас даешь раком всем подряд или отсасываешь по-быстрому, а, потаскушка?
– Регина! – возвысил голос отец.
– Я тебя слушаю, папа, – тоном пай-девочки отозвалась та.
– Перестань оскорблять Катерину, – строго выговорил он.
– Разве я ее оскорбила? – невинно отозвалась дочь. – Всего лишь осветила некоторые моменты биографии. Причем все истинная правда, могу привести сотню свидетелей, которые драли ее в институтском туалете в перерывах между лекциями.
Отец пошел красными пятнами, а Регина, взяв мать под руку, сказала:
– Пошли, мам. Порядочным женщинам нечего делать в обществе шлюхи. А ты, папик, учти, – если в следующий раз опять заявишься с этой членосоской, то я предъявлю справку, что мама не может прийти в суд по состоянию здоровья. И не видать тебе развода как горы Порывай, потому что такой горы не существует.
Продемонстрировав отцовской любовнице международный жест – “имела я тебя!” – она повлекла мать за собой и лишь на улице дала волю своему возмущению:
– Вот ведь сволота, а? А папик-то каков! Старый козел, вообразивший себя молодым и резвым козликом. Совсем сбрендил на склоне лет. Да ведь невооруженным глазом видно, что Катька за штучка! Мам, ты правильно не пришла сюда в прошлый раз. Мы еще потреплем им нервы! Глядите-ка – эта дешевая проститушка решила окрутить моего сексуально озабоченного папика! Это ж надо! – дебильная Катька с двумя извилинами вознамерилась стать госпожой Новицкой и, стало быть, моей мачехой! Костьми лягу, но не допущу этого!
Толик свернул с Комсомольского проспекта на Фрунзенскую набережную, где располагался офис компании “Алкор”, одной из фирм Вячеслава Миронова. Занятая своими мыслями, Алла скользнула безразличным взглядом по огромным буквам на фасаде пятиэтажного здания. Ей и в голову не приходило – ни раньше, ни сейчас, – что Слава назвал свою в ее честь, из начальных слогов ее имени и фамилии – Алла Королева.
Слава Миронов все еще любил ее, даже, пожалуй, еще больше, чем прежде, – если о чувствах можно говорить в сравнительной степени. Но на данный момент Олег – единственный мужчина, с которым она делит постель.
Поднимаясь в лифте на пятый этаж, где располагался кабинет президента компании, Алла решала непростой вопрос – как держаться с бывшим любовником. Не в ее характере произносить банальности: “Давай останемся друзьями” или “Я люблю другого, прости, если сможешь”.
“Быть может, Славка думает, что Олег – один из многих? Полагает, что со временем я остыну, и до сих пор тешит себя надеждой?..”
Со дня ее выписки они еще не виделись. Как и все Аллины друзья, Слава в тот день приехал в больницу, а потом все собрались в ее квартире, где “самаритянки” заблаговременно накрыли стол. Рядом с Аллой был Олег, и друзья весь вечер пили за человека, благодаря которому она снова с ними.
Сейчас Алла настраивалась на непростой разговор. Оставить все, как есть? Промолчать, будто ничего не изменилось? Или все же расставить точки над “i”?
Так ничего не придумав, Алла мысленно произнесла привычную фразу: “Как пойдет”, – и вошла в приемную.
– Привет, Макс, – поздоровалась она с сидящим за компьютером секретарем и доверенным лицом президента компании.
За всю свою жизнь Слава Миронов встретил лишь двух женщин, которые пробудили в нем чувства: Аллу он любил со всем накалом поздней страсти, а к ее подруге Ларисе относился как старший брат. Других женщин он не переносил – даже не пожелал посадить в своей приемной существо женского пола.
– Здравствуйте, Алла Дмитриевна, – заулыбался Максим, устремившись ей навстречу. – С выздоровлением вас!
– Спасибо, Макс, – сдержанно ответила она, сохраняя незримую дистанцию.
– Позвольте вам помочь. – Он аккуратно снял с нее пальто и повесил в шкаф. Постучавшись и дождавшись ответа шефа, Максим вошел в кабинет: – Вячеслав Валерьевич, Алла Дмитриевна приехала.
Боевая подруга могла войти к Славе и без стука, но раз положено блюсти определенный церемониал, – пусть так и будет.
Когда Максим прикрыл за ней дверь, она с порога оглядела кабинет. Здесь ей приходилось бывать всего один раз – обычно они встречались в загородной резиденции Мирона. Видеть его в деловой обстановке было непривычно, и случись это двумя месяцами раньше, известная прикольщица непременно отпустила бы какую-нибудь хохмочку. Но сейчас сдержалась.
Алла интуитивно чувствовала, что их отношения перешли на другой уровень. Пока еще непонятно – на какой именно, – но все же неуловимо изменились.
Быстро встав из-за стола, Слава подошел к ней, осторожно, чтобы не задеть раненную руку, обнял и поцеловал. За столько лет, что они вместе, он встречал ее по-разному. Были и затяжные поцелуи страстных любовников, и чмоканье в щечку, и лобызание ручек. Сейчас Слава всего лишь приложился к ее щеке – легкое прикосновение не имело сексуальной окраски.
Верная боевая подруга, обладающая безошибочной интуицией, незаметно перевела дух – Славик, умница, все понял. Теперь она знала, в каком ключе вести разговор.
С этим человеком ей всегда было легко. Однажды, когда они еще были любовниками, Алла сказала себе, что Слава единственный мужчина, который ее понимает. Это и в самом деле было так. По крайней мере, до встречи с Олегом.
Олег Меркулов – второй кто разглядел ее истинную натуру за маской бесшабашной бой-бабы. Их роман начался в экстремальных условиях – в реанимационной палате, на вторые сутки после тяжелой, четырехчасовой операции, накануне Нового года. Алла хотела всего лишь наградить благодарным поцелуем хирурга, спасшего ей жизнь, но так завелась, что ей стало наплевать и на раненную руку в гипсовой повязке, и на слабость, и на головокружение, и на свою беспомощность.
Потом Олег признался, что это была любовь с первого взгляда, хотя еще совсем недавно он полагал, что уже не способен полюбить.
Слава предупреждал Олега, что Алла опасна, не только когда в ее руках оружие, – она и в другие игры играет блестяще. Предупредил – и еще сильнее заинтриговал. А какой мужчина не заинтересовался бы потрясающе красивой женщиной, в одиночку выстоявшей против пятерых вооруженных головорезов, не дав уйти ни одному! Слава Миронов нарисовал столь привлекательный портрет Аллы, что даже если бы Олег не видел ее собственными глазами, то заочно был бы заинтригован. Разумеется, Олег задумался – что связывает столь красивую женщину с этим немолодым, невысоким и по-мужски непривлекательным человеком? Почему в ее руках оказалось оружие? Почему она в порядке самообороны не перестреляла бандитов, пытавшихся ее убить? Почему Алла помогает совершенно незнакомым людям, будучи успешной деловой дамой?