Текст книги "Последний рубеж (СИ)"

Автор книги: Дикон Шерола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Глава XXII

– Значит, обсудим в сто первый раз! – воскликнул Альберт, уже не в силах скрывать охватившие его эмоции. – Ты думаешь, что прятать голову в песок – это решение проблемы? Так вот, спешу тебя огорчить: это не так! Чем дольше ты будешь отрицать влияние «эпинефрина» на свой организм, тем хуже будут последствия. Изменение радужки глаза и провалы в памяти – это серьезные симптомы, и нельзя их просто так игнорировать! Слышишь меня?

– Я не игнорирую, – тихо отозвался Дмитрий, все еще глядя в зеркало на свое отражение. – Но и не использовать сыворотку не могу. Она – наш единственный козырь.

Он говорил спокойно и твердо, словно речь шла не о его жизни, а о чем-то постороннем, однако Альберт впервые настолько отчетливо ощущал его страх. Да, тому, кто привык внушать ужас, теперь самому было чертовски страшно. За личиной уравновешенного, не по годам взрослого молодого мужчины, скрывался затравленный мальчишка, который боялся умереть. МРТ, как и анализ крови не показывали никаких изменений в его организме, однако энергетика Дмитрия стала иной. Она напоминала рваную кардиограмму, и вместо прежней бархатистости ощущалась, как покрытый ржавчиной металл. Шершавая, изъеденная и уязвимая. Энергетика тяжело больного человека.

– С этой минуты я запрещаю тебе даже близко приближаться к сейфу с ампулами, – решительно произнес врач.

– Это ты «шепчущему» говоришь? – Лесков нервно усмехнулся и наконец обернулся на Альберта, словно нарочно желая продемонстрировать ему измененную радужку.

– Да хоть самому Господу Богу! Черт возьми, Дмитрий, с каких пор ты стал таким… жертвенным? Не ты ли мне всегда говорил, что в этом мире каждый сам за себя? И что ты никому кроме своих близких ничего не должен? А теперь ты, как идиот, собираешься и дальше колоться тем, что тебя убивает, с криками: «гляньте на меня, какой герой»? Что, думаешь таким образом искупить вину за гибель людей? Очнись! Никому на хрен не далась твоя жертва! Нам нужен лидер, а не смертник! Полукровок становится все больше: среди нас есть мощнейший телекинетик, девушка со способностями Медузы Горгоны, мальчишка, блуждающий во сне! Думаешь, ты до сих пор единственный, на ком планета держится?

Услышав эти слова, Дмитрий неожиданно для Альберта рассмеялся, правда, в его смехе не было даже тени веселья. Он неспешно приблизился к Вайнштейну, и от его взгляда по коже врача побежали мурашки. В эту секунду энергетика Лескова показалась ученому еще более незнакомой, словно перед ним стоял совершенно посторонний человек, лишь называющий себя Дмитрием.

– Там, на Калифорнийском полуострове мне нужно было позволить «костяным» добраться до нас? Или же… уступить сыворотку тебе? Ты же – мое зеркало, Альберт. Отчего же ты не кололся собственным изобретением, а доверил это почетное занятие мне и Фалько? А ведь ты хотел использовать препарат на себе, но… мне договаривать?

Вайшнтейн заметно побледнел, чувствуя стыд за собственную трусость. Вколоть себе одну ампулу – это еще куда не шло, но несколько… Альберт слишком хорошо помнил, как чуть не погиб в Адмиралтействе, и теперь собственный препарат вызывал у него только страх.

– Я не осуждаю тебя, – еле слышно произнес врач. – Я пытаюсь тебя спасти!

Несколько секунд Дмитрий смотрел на него, чуть склонив голову на бок, и его взгляд как будто проникал в самую душу врача. Он не использовал свои способности, но Вайнштейн впервые не знал, что ожидать от своего друга. Это уже был не человек, а что-то иное, лишь облаченное в тело Лескова. В какой-то момент ученому даже показалось, что перед ним стоит чужак. На самом деле Дмитрий погиб, разбился о скалы, а «истинный» принял его обличье и теперь пытается вжиться в его роль.

Но вот губы Дмитрия тронула знакомая, немного усталая улыбка.

– Тогда изготовь для меня другую сыворотку, – мягко попросил он и положил руку на плечо бледного, как полотно, собеседника. – Создай такую же действенную, но уже без побочных эффектов.

С губ Альберта сорвался вздох облегчения, и он поспешно кивнул, как человек, внезапно получивший помилование.

– Я пойду? – еле слышно выдавил из себя врач и невольно бросил взгляд на дверь. – Мне… Мне нужно возвращаться к работе…

– Конечно, Альберт, – все так же дружелюбно ответил Лесков, после чего отстранился от своего собеседника и снова приблизился к зеркалу.

Слова ученого о том, что какой-то неизвестный кайрам спас Дмитрия от смерти, все еще вертелись в голове, но теперь они звучали как-то глупо и смешно. Неведомое существо с другой планеты явилось на полуостров, чтобы выловить из воды какого-то жалкого полукровку? Как можно было придумать такую ахинею? Как будто кайрамам больше нечего делать – только и следят в бинокль за идиотами с планеты Земля, которые не в состоянии ужиться даже друг с другом. Впрочем, возможно, это их местное реалити-шоу о самом недоразвитом виде во всех вселенных? Реалити-шоу о дебилах, которым вечно не хватает денег – бумажек, которые они сами же и печатают? В какой вселенной такое еще встретишь? Или где найдешь кретинов, которые отравляют необходимые для жизни воздух, землю и воду, чтобы купить вещи, которые им не нужны?

Еще смешнее о вышеупомянутом кайраме-спасателе говорил Ханс. Он утверждал, что чувствовал в «истинном» энергетику Лескова, однако то были лишь слабые нотки, как если бы в мешок сахара засыпали щепотку соли. Или же это была энергетика какого-то родственника Дмитрия, например, отца, который пришел на помощь своему сыну, а затем почему-то снова исчез.

Все эти гипотезы напоминали дурной сюрреалистический сон, от которого никак не удавалось проснуться. Однако факт оставался фактом: кто-то действительно сжег «костяных» и сбил последний беспилотник. То, что это был не Адэн, стало ясно, как только мальчик проснулся. К сожалению, его не было на полуострове, и он не мог сказать, что случилось на самом деле. А Дмитрий не помнил. Было ясно только то, что его тело покрылось чешуей, желая защитить организм от огня, который словно напалмом выжег все вокруг. И что же это была за чертова температура, что даже панцири «костяных» превратились в расплавленную бесформенную массу?

Вопросов было слишком много, а у Дмитрия больше не осталось сил искать ответы. Как только дверь за спиной Вайнштейна закрылась, он беспомощно опустился на больничную койку и закрыл лицо руками. Впервые он настолько отчетливо осознал, что ни он, ни кто либо еще не знает, что происходит с его организмом. И вряд ли в Петербурге найдется тот, кто может ему помочь.

Тем временем новоприбывшие осваивались в подземельях. Матэо и Вероника предпочитали держаться вместе, поэтому и комнаты им выдали смежные. Русские приняли их довольно настороженно, однако отношение к слепой девушке все же было теплее нежели к контрабандисту. Впрочем, сам Фалько ясно дал понять, что не нуждается в дружеском окружении. Он отпугивал от себя всех, на кого не желал тратить время, а, если ему что-то хотелось узнать или получить, мужчина попросту использовал свои способности внушения.

– Я не знаю русский, а они плохо владеют английским, – отмахнулся он, когда Кристоф упрекнул его за подобное отношение. – Каким образом я еще могу объяснить им, в чем я нуждаюсь?

– Вы можете обратиться ко мне, Дмитрию, Хансу или Альберту, а не внушать невинным людям, что вы сами Лесков…

– Быть Лесковым не всегда удобно, – заметил испанец. – Многие его недолюбливают. Другое дело – быть Александром Волковым. Глава совета здесь в гораздо большем почете. Или, в крайнем случае, вами или Вайнштейном. В случае с ученым теплеют русские, в случае с вами – немцы. Мне этого достаточно.

От такого откровения Кристоф даже потерял дар речи. Нет, он знал, что чертов контрабандист иногда «прикидывается» Волковым или Вайнштейном, но никак не мог предположить, что его имя тоже пополняет столь «почетный» список.

– Я вас по-хорошему прошу, Матэо, перестаньте издеваться над людьми, – наконец произнес он.

– Я не издеваюсь! Не понимаю, что вы, как заведенный, повторяете, что я кому– то делаю плохо. Я всего лишь попросил достать мне хоть какие-нибудь сигареты, а Веронике – заколку для волос. Если бы я потребовал пароль от вашей системы защиты или доступ к секретным документам, я бы еще понял ваше недовольство…

– Сразу видно, что именно вы воспитывали Фостера, – пробормотал Кристоф, отчего испанец удивленно вскинул брови.

– Этого щенка воспитывал кто угодно, но только не я, – нехотя отозвался он. – Будь я его, как вы изволили выразиться, воспитателем, то вложил бы в его голову хотя бы минимальные понятия о чести.

– Чести?

– Я не имею ввиду честь рыцаря или христианина, – Матэо поморщился, словно речь шла о чем-то противном, после чего снисходительно пояснил. – Я говорю о нашей «чести».

– Ах да, ваш бандитский кодекс, воспетый Марио Пьюзо, – усмехнулся Шульц. – Слыхали… Но на мой взгляд, поведение Фостера – идеальный пример того, каким бывает настоящий вор и убийца.

– Фостер – не вор и не убийца. Он – наемная шлюха, которая работает на тех, кто ей платит. Берется за любые задания, не привязываясь к заказчику. Свое начальство он сам же и убивал или продавал тем, кто платил больше. С Лесковым он таскается лишь потому, что сейчас так удобнее его заднице. Как только погода переменится, вашего Дмитрия постигнет такая же участь, как и остальных.

– Тогда ему стоило родиться бабой, – фыркнул Кристоф. – Те тоже находятся рядом с мужчиной только до тех пор, пока им это выгодно.

– Не нужно обобщать. Если вам не встречались достойные женщины, то проблема в вас, а не в женщинах. Ходите не по тем улицам, пьете не в тех заведениях… А что касается Фостера, ему и вовсе не стоило рождаться. Возможно, именно благодаря таким вот ублюдкам, «истинные» стали истреблять полукровок и до сих пор не вмешались в войну. Кайрамы одним своим появлением закончили бы всё…

Кристоф не нашелся, что ответить. В глубине души он тоже задавался вопросом, почему кайрамы не желают прийти на помощь погибающим. Неужели, зная о войне, они умышленно игнорируют происходящее на планете Земля, словно это какая-то помойка, на которой передохло большинство тараканов. Мир людей скрипел, выл и плакал, а существа, способные исцелить его, предпочитали держаться поодаль. На помощь пришел лишь один, да и то, спасал он выборочно. «Истинный» протянул руку Дмитрию, а не Влодеку, хотя, наверняка, мог спасти их обоих. При этой мысли Кристофу сделалось не по себе. Он ведь тоже спасал выборочно…

Что касается Вероники, то в отличие от Матэо она вела себя гораздо более открыто. Из женщин она общалась преимущественно с Эрикой и Оксаной, которые прекрасно владели английским, и даже периодически выходила погулять в сопровождении последней. Фалько ворчал, мол, не нужно сближаться с этими людьми, но Вероника настолько устала от заточения на полуострове, что сейчас охотно знакомилась с жизнью подземного Петербурга.

Среди мужчин в окружении Вероники, само собой, оставался Фалько, но периодически ее навещал Вайнштейн, и девушка вновь и вновь ловила себя на мысли, что хочет увидеть его лицо. Собственная зацикленность ее поражала и даже злила – если Матео в своем воображении она рисовала, как смуглого лохматого брюнета с вечной ухмылкой на губах, то Альберт представлялся ей бледнокожим, щуплым очкариком в белом халате. Ровно до тех пор, пока Оксана, смеясь, не рассказала Веронике про огромную татуировку на шее и длинные волосы этого загадочного ученого.

– Да, длиннее чем у тебя, – хохотнула Алюминиевая Королева, когда Вероника внезапно остановилась посреди коридора и повернула голову в ее сторону. – И, надо признаться, местные женщины находят его чертовски привлекательным. Но связываться с ним бояться… Он периодически меняет любовниц, хотя и не кичится этим. Что? Думала, что он – забитый очкарик, который сутками трясется над пробирками? Кстати, я надеюсь, ты не станешь рассказывать о нашем разговоре своему испанцу. Мне бы не хотелось, чтобы в приступе ревности он внушил мне какую-нибудь гадость.

– Нет никакой ревности, – Вероника сдержанно улыбнулась. – Он видит во мне свою покойную дочь. Война отняла у него слишком многое, а я стала ответом на его молитвы. С тех пор, как он укрылся в подземном особняке, он просил Бога лишить его одиночества. И вот, встретив меня, больше не выпускает из рук молитвенник. Он верит, что Бог наказал его, а затем простил… Кстати…

Девушка усмехнулась, после чего добавила:

– Надеюсь, ты не станешь рассказывать о нашем разговоре кому-либо еще. В случае утечки информации мне придется… тебя убить.

– Не волнуйся, не выдам, – Оксана улыбнулась в ответ, хотя шуточная угроза собеседницы не показалась ей невинной. Быть может, эта полукровка действительно без зазрения совести могла избавиться от обидчика, а, учитывая ее способности, всегда можно было прикрыться несчастным случаем.

– Даже своему мужчине? – внезапно уточнила Вероника.

– Не поняла, – теперь уже настала очередь Алюминиевой Королевы замереть на месте.

– Молодой человек, который вечно тебя сопровождает… Кажется, Алексий.

– О нет, мы не…

– Это ты «не»…, – с насмешкой прервала ее Вероника, отчего Оксана окончательно растерялась. Как, проведя в Петербурге столь мало времени, эта слепая девушка умудрилась раскусить секреты их личной жизни? Вряд ли это Матэо упоительно рассказывал ей о подобных вещах…

Но в намеке Вероники была доля правды. В последнее время Оксана действительно сблизилась с Ермаковым: все чаще они встречались в комнате отдыха, чтобы поговорить обо всякой ерунде, и все чаще Королева ловила себя на мысли, что ей нравится их общение. В отличие от Лескова он не был мифическим рыцарем, которого девушка сама себе нарисовала – Алексей был искренним, смелым, и, главное, по-настоящему испытывал к ней симпатию.

– Ну а ты… Интересуешься Альбертом с какой-то целью или так, из-за праздного любопытства? – лукаво поинтересовалась Оксана.

– Я люблю угадывать внешность людей. Воспринимай это, как маленькое хобби одной слепой девицы, – Вероника пожала плечами.

– Извини…

– За что? – удивилась собеседница. – Моя слепота – это факт, и не нужно извиняться каждый раз, когда случайно напоминаешь мне об этом. К тому же, мой недуг не является врожденным. Сними я очки, и я увижу твое лицо. Вот только мои

глаза будут последними, что сможешь увидеть ты.

– Ты не контролируешь свои способности. Мне известно об этом, – тихо ответила Оксана.

– Теперь легенда о Медузе Горгоне больше не кажется такой ужасающей? – губы слепой тронула ироничная улыбка. – Я всегда сочувствовала этой несчастной женщине. Персей убил ее за то, в чем она толком не виновата… Ее дар был ее проклятьем. В мифах ее, конечно же, выставляли чудовищем, но кто на самом деле знал, что чувствовала эта женщина? Возможно, она убивала не только своих врагов, но и тех, кого любила…

Вероника тихо рассмеялась, но Оксана не улыбнулась в ответ. Она опустила глаза, вдруг осознав, что речь идет далеко не о древнегреческом монстре, а о молодой женщине, которая случайно уничтожила того, кем дорожила. Чуть помолчав, Королева предпочла переменить тему, и собеседница с легкостью подхватила ее, словно и не было никаких откровений.

Жизнь Вероники в Петербурге постепенно налаживалась, и она начала ловить себя на мысли, что счастлива в этом городе. Разумеется, счастлива настолько, насколько позволяла сложившаяся ситуация. Ее мир больше не был ограничен территорией подземного особняка, а общение – разговорами с угрюмым испанцем. Матэо был для нее своего рода отцом, к которому она успела привязаться, но даже он не мог удержать ее в комнате, в то время как здесь столько всего интересного.

Первое время Фалько нервничал, отпуская Веронику на прогулки, но каждый раз успокаивал себя тем, что в случае беды эта «хрупкая девочка» в любой момент может снять очки. И тогда сохрани Господь того, кто посмеет ее обидеть. Таким образом девушка получила разрешение не только покидать свою комнату, но и прогуливаться в одиночестве по коридорам правительственного здания.

Как-то раз она остановилась напротив двери одного из кабинетов и несколько секунд молча стояла напротив, словно не решаясь войти. Однако девушка знала, что внутри никого нет – из-за двери не доносилось ни звука. Не было слышно ни дыхания, ни стука сердца, и это несколько огорчило Веронику. С самого появления в Петербурге она хотела поговорить с одним из местных жителей и каждый раз откладывала это разговор, сомневаясь, имеет ли она право вмешиваться. Да и, если откровенно, у нее не было настоящего желания разговаривать с этим человеком. То, что она делала сейчас, было лишь благодарностью за предоставленный кров.

Однако, когда девушка уже собиралась было уходить, она различила звук шагов, а затем знакомое биение сердца. Оно доносилось с лестничной клетки, поэтому Вероника преспокойно направилась навстречу идущему.

– Даже не спросишь, почему я здесь гуляю совсем одна? – с иронией поинтересовалась она, поравнявшись с Дмитрием. Лесков остановился, недоверчиво глядя на слепую девушку, после чего тихо спросил:

– Что меня выдало?

– Сердцебиение. Удары быстрые, тяжелые, я бы сказала… неестественные. Не как у других «полукровок».

– Не как у других? – мужчине показалось, что он ослышался. Еще пять минут назад Вайнштейн с облегчением рассказывал, что все проверки показывают, что никаких изменений, кроме радужки глаза, в организме не произошло.

– А Лесков ли ты вообще? – губы девушки тронула странная улыбка. – Возможно, если я сниму очки, мы сразу это выясним. Поговаривают, будто мой вид не может навредить «истинным». Именно поэтому нас и не перебили, как других «паразитов».

Дмитрий невольно отступил на шаг, когда девушка коснулась пальцами дужки очков, после чего добавила:

– Не нервничай, я всего лишь поправила… Пока. Возможно, тебе нужно немного времени, чтобы признаться, что ты – самозванец, а настоящий Дмитрий Лесков погиб в водах Тихого Океана. А ты, красавчик, поглотил часть его энергетики, принял его обличье и записался в наш дружный отряд. Вопрос, с какой целью?

– Такой интерпретации заезженной сказки о кайраме-спасителе я еще не слышал, – губы Дмитрия искривила усмешка. – Впрочем, если это правда, и я такой хитроумный «истинный», что мешает мне прямо сейчас свернуть вам шею и отправиться своей дорогой?

– Страх, что я все же сумею тебе навредить, – Вероника улыбнулась в ответ. – Тебе сейчас страшно – сердце забилось еще быстрее.

– Как и вам, моя дорогая гостья. Я могу буквально коснуться вашего страха. Вы ведь тоже не уверены, что сумеете меня убить. Забавно, правда?

– Очень… Но, может, все же признаешься, кто ты такой? Я не желаю тебе зла, лишь хочу понять, на чьей ты стороне. И, главное, почему ты пришел с нами в Петербург?

– Как минимум потому, что это мой дом, – голос Дмитрия прозвучал мягче. – Я понимаю, что вы напуганы из-за этой дурацкой истории с изменившейся энергетикой, но Альберт говорил, что даже у людей такое случается. На меня же влияет исключительно «эпинефрин класса А». Не нужно искать демонов там, где их нет. Ваш враг, Вероника, на Золотом Континенте.

– Или ты сам не понимаешь, что с тобой…, – словно не слыша его слов, задумчиво произнесла девушка. – Наверное, это страшно – оказаться в такой ситуации. Как будто плутаешь в лабиринте Минотавра…

– Не удивлен, что вам близка греческая мифология.

Вероника тихо рассмеялась:

– Если ты – чужак, то очень хорошо знаешь его повадки. Впрочем, сейчас самое главное – спасти оставшихся в живых. Не так ли?

– Верно, – ответил Лесков, все еще чувствуя удивление и тревогу. Он ожидал услышать что угодно, но только не обвинение в том, что он – чужак. И, главное, кто его подозревал? Слепая девчонка, которую привезли сюда только благодаря ему. В каком-то смысле он пожертвовал своей жизнью ради ее безопасности. Не в прямом смысле, конечно, но этим вполне можно будет попрекнуть нахалку, если она еще раз посмеет обратиться к нему с подобными заявлениями. Или к кому-то из горожан.

Однако ее слова про сердцебиение все же произвели на Дмитрия крайне неприятное впечатление. Слишком много дерьмовых новостей за последние дни: потеря Влодека, уничтожение открытых «пиратских» телепортов, так еще и непонятные изменения организма.

На этом их беседа закончилась. Дмитрий вернулся в свой кабинет, а Вероника ушла к себе, погруженная в собственные сомнения. Она решила не говорить Матэо о только что состоявшемся разговоре, решив, что, даже если под личиной Лескова скрывается «истинный», то, быть может, это хорошо. Ведь, если в город, не дай Бог, проникнут «ликвидаторы», кайрам уничтожит их так же легко, как проклятых ящериц с Калифорнийского полуострова.

Тем временем Лесков вызвал к себе Фостера, и оба мужчины до глубокой ночи обсуждали следующую вылазку. Эрик знал еще несколько полукровок, которые могли им пригодиться. Получив в свое распоряжение Матэо, у них появилась возможность воспользоваться оставшимися «пиратскими точками», которые не отображали свои координаты. Именно через них в последнее время работал испанец. Впрочем, Дмитрий предпочитал дождаться еще и улучшения состояния Адэна.

Когда Эрик покинул его кабинет, Дмитрий еще какое-то время сидел за столом, склонившись над картой. Теперь на ней красовались еще шесть алых кружков – именно в этих зонах в теории могли находиться телекинетики.

Сам того не заметив, Лесков задремал. Ему снилось его детство, обшарпанные стены интерната и кафельная плитка на полу мужского туалета, где Дмитрий впервые по полной мере ощутил подростковую ломку «иного». Хотя нет, боль во сне была куда более жестокой. Она заставляла его корчиться, словно сквозь его тело проводили электрический ток. Концентрировалась преимущественно в груди, а затем переходила на суставы руки и ног. На лице Дмитрия выступили крупные капли пота, но внезапно сон прервался, боль исчезла, и Лесков почувствовал приятную прохладу… кафельной плитки. В тот же миг он распахнул глаза и невольно оцепенел от осознания случившегося. Он обнаружил себя сидящим на полу туалетной кабинки, сжимающим в руке шприц. В мусорнике рядом с унитазом валялись две использованные ампулы «эпинефрина класса А», а закатанный рукав рубашки демонстрировал свежую алую точку в области вен.

XXIII

Признание в случившемся далось Дмитрию нелегко, но умолчать об этом было еще сложнее. Страх, поселившийся в его сердце с первым применением «эпинефрина», наконец достиг своего апогея. И дело было даже не в физическом состоянии: Лесков всерьез испугался, что из-за своих провалов в памяти может ненароком навредить своим близким. В первую очередь Эрике, которая спала с ним в одной постели. Произошедшее ночью повлияло на Дмитрия настолько, что он наконец решился открыться ей. Рассказал все, что ему было известно, включая последний разговор с Вероникой, и его признание стало для Эрики сродни раскату грома. Несколько секунд девушка молчала, бледная, как полотно, после чего неуверенно произнесла:

– Для начала нужно как минимум оградить тебя от возможности добраться до препарата. Лишить доступа к лаборатории, к сейфу, изъять все оставшиеся ампулы у полукровок… Будем надеяться, что твои действия во сне были вызваны кошмаром, а не пробуждающейся зависимостью. Я слабо в это верю, но, быть может, организм всего лишь подсказал тебе способ избавиться от фантомной боли, испытанной в детстве.

– Не уверен, что эта боль была фантомной, – тихо отозвался Лесков. – Мое состояние после пробуждения было идентично тому, как я чувствовал себя после настоящих «ломок».

Чуть помолчав, он нехотя добавил:

– Не знаю, как это будет проявляться дальше, но, наверное, сейчас нам лучше ночевать в разных комнатах. Я опасаюсь, как бы…

Дмитрий не договорил, но девушка и так поняла, что его тревожит. Она не относила себя к эмоциональным дурочкам, которые, прежде чем начать соображать, должны в волю выплакаться, но сейчас сдерживаться было чертовски трудно. Приблизившись к Лескову, она крепко обняла его, как самое дорогое, что у нее осталось, и он обнял ее в ответ. Стало теплее и почему-то легче, словно Эрика являлась своего рода лекарством, которое наконец доставили больному. А ведь прежде для него было чем-то немыслимым – делиться своими проблемами с женщиной. Его главной опорой всегда оставались друзья-мужчины, в то время как с представительницами слабого пола Дмитрий неизменно носил маску успешного и уверенного в себе богача.

Что касается Альберта, то он воспринял случившееся с Лесковым куда более эмоционально. Врача подняли посреди ночи, и, если обычно он выражал недовольство тем, что ему не дают поспать, то в этот раз едва ли не бегом бросился в лабораторию.

– Я же говорил, но ты никогда никого не слушаешь! – с ходу обрушился он на Дмитрия. Однако, взглянув на бледное лицо своего подопечного, ученый немедленно сменил гнев на милость. Втроем с Эрикой они проговорили до самого утра, пытаясь разобраться, что делать дальше. Энергетика Лескова была напичкана «эпинефрином», но в целом Вайнштейн не почувствовал каких-либо изменений.

– Надо было сразу меня звать! – вздохнул он, устало проведя рукой по длинным волосам. – Как только ты обнаружил себя на полу, нужно было немедленно идти ко мне. Возможно, тогда мне бы и удалось что-то почувствовать. А сейчас-то что… Можно только закрыть от тебя «эпинефрин» и на время выселить из комнаты Эрики, чтобы ты, не дай Бог, не навредил ей.

– Лучше позволить ему навредить самому себе? – мрачно поинтересовалась Воронцова. – Сейчас рядом с ним должен находиться кто-то, кто сможет ему помочь. Я создала «эпинефрин», и я найду способ, как нейтрализовать последствия его применения.

В итоге, когда часы известили о наступлении пяти утра, все двери лаборатории станции «Спасская» уже не реагировали на ладонь Дмитрия. «Эпинефрин класса А» также закрыли в сейфах правительственного здания и военной части, ясно давая охране понять, что с этой минуты сыворотка приравнивается едва ли не к биологическому оружию.

Изменилась и жизнь Лескова. Если прежде все его мысли были заняты поиском полукровок, то теперь в голову то и дело закрадывались страхи. Всё, что еще недавно казалось более-менее понятным, вдруг снова стало размытым и непредсказуемым. Сыворотка, которая должна была стать прорывом, обернулась паразитом, что пожирал своего хозяина изнутри. Теперь каждое утро из глубины зеркала на Дмитрия смотрел его близнец с разноцветными глазами. И Лесков панически боялся этого незнакомца.

В последнее время он и вовсе предпочитал не показываться на людях. Его изменившаяся радужка глаза пугала местных жителей, и Дмитрий все чаще ловил на себе их настороженные взгляды. Находится в одиночестве было и жутко, и спокойно одновременно, и только визиты друзей ненадолго вырывали Лескова из его мрачного настроения. Иван и Рома были рядом, даже несмотря на попытки Дмитрия сократить их общение.

– Со мной опасно сейчас находиться, – то и дело предупреждал Дима, но ни один из его друзей не желал его слушать. Однако они все же не могли не замечать перемен, произошедших в поведении Лескова. Периодически он не отзывался на свое имя, что не могло не настораживать, а во время разговоров и вовсе мог погрузиться в собственные мысли и полностью игнорировать своих собеседников. И что еще тяжелее – он совершенно перестал улыбаться.

Но жизнь в подземном городе по-прежнему текла, стремилась и боролась за каждое, пусть даже самое незначительное мгновение счастья. В течение последних недель ни одна из станций не предпринимала никаких военных операций. Люди закрылись в своем убежище, пытаясь восстановить силы и хоть немного смириться с окружившей их темнотой. Лишь к концу второй недели Ермаков-младший предложил совершить вылазку на поверхность. Основным объектом был выбран старинный торговый центр «Гостиный Двор», на территории которого располагался выход из метро. Таким образом в случае опасности всегда можно было успеть укрыться в тоннелях, при этом набрав с собой всего самого необходимого. В первую очередь интересовали лекарства, однако многие солдаты желали посетить магазины преимущественно из-за наличия там спиртного, сигарет, сладостей для детей и каких– либо побрякушек для любимых женщин. Неудивительно, что, когда Алексей объявил о наборе желающих поучаствовать в вылазке, свою кандидатуру выдвинула почти добрая сотня солдат. Была среди них и Оксана, но к ее разочарованию, отказ Ермакова прозвучал еще более категорично, чем Дмитрия.

– Ну ведь нет никакой опасности! – в отчаянии простонала девушка, когда Алексей в который раз произнес ненавистное «нельзя». – К тому же, вы вряд ли будете бегать со списком и набирать в тележки игрушки и детскую одежду. Столько женщин хочет порадовать свою ребятню, а вам лишь бы коньяк и сигареты!

– Кто бы говорил, – лениво заметил Ким, вспомнив, как относительно недавно эта дамочка выклянчила у него литровую бутылку виски. От этих слов бывшая «Алюминиевая Королева» заметно смутилась и бросила быстрый взгляд на Фостера, благо, тот сделал вид, что ничего не слышал. Что касается их взаимоотношений, Эрик по-прежнему демонстрировал абсолютное безразличие к объекту своей былой страсти, что радовало и одновременно раздражало Оксану. Она не привыкла к подобному отношению со стороны своих пусть даже и ненавистных любовников.

– Неужто он тоже вызвался? – еле слышно поинтересовалась девушка у Георгия Лосенко, чуть заметно кивнув в сторону Фостера.

– Да, – буркнул мужчина. – Выскочил тут, как орех из зада Щелкунчика, якобы ему тоже что-то надо. А что ему, падле, надо, так и не раскололся. Забил скворечник накрест, конкретно немым прикидывается. Зато как докопаться до кого-то, так сразу хавальник проветривает! Пасть вывихнет – не заткнется!

Оксана тихо рассмеялась и уже хотела было что-то ответить, как в зал вошли еще трое участников предстоящей вылазки: Альберт, Матэо и Дмитрий. Наличие в этой компании последнего в особенности поразило девушку – поговаривали, что Лесков больше не будет принимать участие в подобных вылазках в связи с

ухудшением здоровья. Его давно никто не видел, поэтому шум в помещении разом затих, и все внимание оказалось приковано к изменившимся глазам полукровки.

«У него есть, кто о нем позаботится», – подумала Оксана, стремясь подавить в себе желание подойти к Дмитрию и поинтересоваться его состоянием. Возможно, после всего, через что они прошли, подобное отношение было неправильным, но девушка не могла переступить через себя и делать вид, что все хорошо. В отличие от Кати, подобную игру она воспринимала не как попытку сохранить дружбу, а как бессмысленное лицемерие. И Дмитрий, словно понимая это, тоже не спешил заговорить с ней, благо, к нему тут же бросился Георгий и тем самым отвлек его.