Текст книги "Союзник (СИ)"

Автор книги: Дикон Шерола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

– Он назвал тебе твое настоящее имя? – спросил Дима.

– Нет, – девочку удивил этот вопрос. – А у тебя есть другое имя?

– Да. Алирэн. Мой папаша соизволил мне сообщить его перед тем, как выбросить из своей жизни. Ну а твой? Он сам хотя бы представился?

– Нет. Сказал, что мне нельзя знать его имя. Если я буду думать о его имени, меня могут найти те, кто перемещается во сне в мысли других людей.

«Блуждающие во сне?» – подумал Лесков. «Но почему его ищут? Неужели он тоже «паразит»?

Тогда в разговор снова вступил Иван:

– Он сказал, где познакомился с твоей мамой?

– В клубе на танцах. Но он видел ее всего несколько раз.

«Понятно, был бухим и не успел вовремя вытащить», – зло подумал Бехтерев. «А потом прилетел, как гребаный Карлсон, и заявил, что не может быть со своим ребенком. Урод!»

– Как он выглядел? – спросил Дима. В какой-то момент он представил, что это Бранн Киву так «наследил».

– У него волосы такого же цвета, как у меня. И он красивый. Был одет в белую рубашку и светло-серые штаны. Глаза зеленые.

«Разумеется, Бранн – не единственный телекинетик», – подумал Лесков. Почему– то теперь мысль о том, что Киву мог по пьяни развлечься в дешевеньком клубе с какой-то девицей, показалась ему глупой. Бранн был помешан на роскоши и «классе» – он скорее бы занимался любовью в дорогущем отеле или на яхте с какой-нибудь заслуженной виолончелисткой, нежели вот так, наспех, абы с кем.

– А как ты узнала, что можешь двигать предметы? – тем временем спросил Иван.

– Когда ты посадил моего дракона на угол шкафа, чтобы он сидел сверху и смотрел на меня. А мне захотелось с ним поиграть. Я взяла стул и попыталась его достать, но я тогда была еще слишком маленькой и не дотягивалась. И он прилетел мне прямо в руки. Сам. Мой настоящий папа сказал, что драконы на самом деле хорошие. И поэтому я их люблю. А дураки, которые ничего не знают, считают их плохими и думают, что они едят людей.

В тот же миг, словно испугавшись своих слов, она поспешно добавила:

– Я не могу быть кайрамом. Так что не бойся, папа.

Иван выглядел так, словно мир перевернулся, а его не предупредили. Он ошарашенно посмотрел на Дмитрия, словно хотел, чтобы тот сказал, что все это шутка. Мол, мы тебя развели, можешь уже снимать лапшу с ушей. Но Лесков молча отвел взгляд.

– Ты должна была мне все рассказать! Я же… я же не просто кто-нибудь. Я же заботился о тебе.

Внезапно шок у Ивана сменился обидой, точно такой же, как было, когда Дмитрий не рассказал ему правду. Хотя нет, всё было гораздо хуже. Он почувствовал себя жестоко обманутым. Ему всегда казалось, что его приемная дочь доверяет ему. Но сейчас Ивану вдруг почудилось, что все это время она мастерски притворялась, чтобы ее не дай бог не отдали обратно Алине и тому дальнобойщику. В конце концов, эта девочка была «иной».

– Я боялась, что ты меня бросишь. Подумаешь, что я – чудовище. Или что я тебя больше не люблю.

Вика словно прочитала его мысли. В одно мгновение она снова прижалась к Ивану и, уткнувшись лицом в его шею, быстро зашептала:

– Не бросай меня. Ты же обещал!

Затем она разрыдалась. Она вцепилась в ткань рубашки Ивана, словно утопающий хватается за край лодки, судорожно, едва ли не до боли в суставах. И Иван не смог не обнять ее в ответ. Кем бы Вика не была, она все равно останется для него его маленькой девочкой. Он взял ее к себе, не задумываясь над тем, что она ему не родная. Иван не хотел ей того детства, которое помнил сам. В этом запуганном до смерти ребенке он увидел самого себя, только с той разницей, что в отличие от нее он озлобился. Его настоящий отец так же избивал свою жену и ребенка, а под столом в их убогой квартирке постоянно выстраивались ряды бутылок.

Как-то Олег спросил его, почему он забрал у Алины Вику, если та не является его дочерью? Зачем спас чужого ребенка? На что Иван с насмешкой ответил: «А это я себя спасал. Когда-то я очень хотел, чтобы меня точно так же забрал мой сосед. Хороший был мужик».

Тогда Бехтерев и представить не мог, что настолько привяжется в девочке. Поначалу маленькая Вика его даже немного раздражала – она вызывала множество неудобств: нельзя было устраивать дома пьяные вечеринки, нельзя было приводить «одноразовых» подружек, нельзя было спокойно посмотреть порнушку перед сном. Всё, то что мог позволить себе обычный молодой холостяк, было под запретом. К тому же, ребенок, пусть и чужой, требовал к себе много внимания. Гораздо больше, чем рассчитывал Иван. Он нанял ей няню, надеясь, что Вике этого будет достаточно. Но девочка тянулась именно к нему. Она обожала сидеть у него на коленях и обниматься. И только он мог ее успокоить.

«Она не притворялась», – подумал Иван, прижавшись губами к ее подрагивающему плечику. Он не заметил, как Дмитрий вышел из комнаты и тихо затворил за собой дверь.

Глава X

Фамилия Румянцев снова напомнила Дмитрию о себе, когда он проходил мимо двух солдат. Они говорили о падении Адмиралтейской, в результате которой оба мужчины потеряли своих близких. Лесков даже невольно замедлил шаг, услышав, как более старший из собеседников упомянул своего чудом спасшегося друга. Оба стояли к Дмитрию спиной, поэтому не заметили его.

– А Румянцева, видимо, сам Бог хранит, – продолжал старший. – Надо было его послушаться и тоже уйти вместе со своими. А теперь… ни семьи, ни дома, ничего…

– Я тоже постоянно об этом думаю, – ответил молоденький солдат. – Я ведь с самого начала не хотел оставаться на одной станции с «процветающим». Если во власти – одни кастраты, которые эту гниду всё добить никак не могут, неудивительно, что Адмиралтейскую потеряли. Почему его оставляют в живых, в то время как мы гибнем один за другим?

– Вот такие вот у нас власти, – горько усмехнулся собеседник. – Наверняка, это «процветающий» все подстроил, а Волков покрывает его. И за наемника Лесков явно неспроста так впрягся. Видит Бог, что-то там нечистое… Румянцев как в воду глядел. Сначала семью перевез, потом сам перевелся. Не смог он с этой падлой на одной станции находиться. Так и сказал начальству прямо в лицо. Не зассал.

– А Ермаков-старший что?

– А что он? Сказать-то на такое нечего. Сам всё понимает…

Подобные разговоры Дмитрий слышал не раз. Люди продолжали обвинять его во всех бедствиях, словно он был тем, кто открыл ящик Пандоры. В такие моменты Лесков радовался, что не обладает даром Альберта – страшно ощущать подобные эмоции двадцать четыре часа в сутки.

А этот Румянцев? Действительно ли он так невинен, как полагают его друзья? Этот солдат нашел самую громкую причину для своего ухода на другую станцию и тем самым вызвал уважение всего гарнизона. И многие хотели последовать его примеру, правда, их пыл был вскоре усмирен разгневанной речью Полковника и отказом Ермакова-старшего принимать от солдат подобные заявления.

Дмитрий поспешил скрыться, не желая, чтобы разговаривающие мужчины заметили его. Но вместо того, чтобы вернуться в правительственное здание, он свернул с дорожки и направился к госпиталю.

Пора было уже ответить на вопрос, который беспокоил его с момента падения Адмиралтейской. Кем бы ни был этот Румянцев, больше нельзя было откладывать их разговор на потом. Да, система безопасности теперь проверялась особенно тщательно, но, если Виталий действительно был виновником случившегося, оставлять его на свободе было как минимум рискованно. Однако эта благородная причина имела еще несколько побочных, а именно – нужно было хотя бы немного обелить Фостера и, главное, себя самого.

«Будет даже забавно посмотреть на их лица, если выяснится, что их хваленый Румянцев, действительно, предатель», – зло подумал Лесков. Он бросил взгляд на часы, прикидывая, не слишком ли будет поздно сейчас отправляться на станцию «Площадь Александра Невского». Попасть туда можно было только пешком, так как ни одна станция не будет активировать поезд ради того, чтобы «Его Высочеству Процветающему» было комфортно.

Впрочем, Дмитрий все же не собирался идти на ту станцию в одиночестве. Отправляться туда одному, не зная, с кем придется иметь дело, было как минимум опасно. Если Одноглазый оказался «иным», да еще и возможно «бестелесным», а маленькая девочка, которую Дмитрий знал почти семь лет, «телекинетиком», где гарантии, что под личиной Виталия Румянцева не скрывается очередной полукровка?

Дмитрий направился в госпиталь на поиски того, кто без всяких проблем отличит обычного человека от «иного». Наверняка, Вайнштейн не сильно обрадуется предложению провести свой вечер за «приятной» прогулкой по сырым тоннелям, но Лескову больше не к кому было обратиться. Он надеялся застать Альберта в его кабинете, однако, когда Дима постучал в дверь, ответом ему была тишина.

Лесков бросил взгляд на часы и к своей досаде обнаружил, что рабочее время Вайнштейна подошло к концу. Скорее всего он уже отдыхает в своей комнате или же отправился к кому-нибудь из своих знакомых.

«Проклятье, где же его теперь искать?» – подумал Дмитрий. И в тот же миг услышал тихий женский голос:

– Доктор Вайнштейн уже ушел.

Обернувшись, Лесков увидел стоявшую в коридоре Оленьку. Девушка настороженно смотрела на него своими большими карими глазами, напоминая косулю, почувствовавшую хищника. Затем поджала губы, желая продемонстрировать свое недовольство общением со столь неприятным типом, как «процветающий». В душе Оля действительно недолюбливала Дмитрия и искренне недоумевала, как такой благородный мужчина, как Альберт, мог общаться с людьми вроде Лескова и Воронцовой.

– Вы что-то хотели? – спросила она уже чуть строже.

«Нет, пришел сюда просто так, потому что люблю стучать в закрытые двери», – мысленно ответил Дмитрий, но вслух спокойно произнес:

– Добрый вечер, Ольга. Вам известно, где я могу его найти?

– Рабочее время доктора уже закончилось, – ответила девушка таким тоном, чтобы даже у дурака не осталось сомнений, что здесь ему не рады. – Вы должны понимать, что он – не машина, чтобы работать сутки напролет и к тому же задерживаться, чтобы пообщаться с теми, кто не успел к нему на прием. Я могу передать доктору, что вы к нему заходили, если вы озвучите причину своего визита…

В этот момент Дмитрий вдруг почувствовал и раздражение, и желание рассмеяться одновременно. Эта молоденькая девчонка требовала у него объяснений с таким видом, словно сама была заведующей этой больницы.

– Он вернулся в свою комнату? – Лесков предпринял последнюю попытку.

– То, где доктор проводит свое время после работы, это его личное дело. Приходите завтра. Или, если у вас что-то срочное, обратитесь к другому врачу.

«Это тебя Вайнштейн так выдрессировал?» – подумал Дмитрий, мысленно поаплодировав своему другу.

Миловидный молоденький цербер по кличке Оленька продолжала неодобрительно глядеть на запоздалого посетителя, явно давая понять, что она будет и дальше рьяно защищать личное время Альберта. Поговаривали, что эта девушка неровно дышит к своему коллеге, поэтому Лескова ничуть не удивил ее решительный настрой.

– Хорошо, я зайду завтра, – примирительным тоном произнес он, после чего, улыбнувшись, поблагодарил Оленьку за информацию и направился прочь.

– Еще неизвестно, найдется ли у Альберта время, – донесся до него назидательный голосок девушки.

Само собой дожидаться завтрашнего дня Лесков не собирался. Вместо того, чтобы покинуть госпиталь, Дмитрий поднялся на самый верхний этаж, где находились комнаты врачей. Остановившись перед дверью, к которой крепилась табличка с надписью «А.Вайнштейн», Лесков постучал. Однако, как и в прошлый раз, ответом ему была тишина. Тогда Дмитрий постучал еще раз, теперь уже более настойчиво. Хотелось верить, что Альберт еще не спит. В мире были две вещи, которые могли вывести этого врача из душевного равновесия: отсутствие здорового восьмичасового сна и невозможность выпить утреннюю чашку кофе.

«Ну же…», – с досадой подумал Дмитрий, постучав в третий раз. Неужели ему придется разыскивать Альберта по всей станции?

В какой-то момент Лесков уже было решил, что в комнате никого нет, однако, когда он уже собирался было уходить, до него внезапно донеслись торопливые шаги. Затем за дверью что-то грохнулось, после чего Дмитрий наконец услышал запыхавшийся и в то время сердитый голос Альберта:

– Кто там?

– «Процветающий», – отозвался Дмитрий, невольно усмехнувшись. Это прозвище уже настолько въелось в его жизнь, что почти заменило фамилию.

Щелкнул замок, и в проеме приоткрывшейся двери показалось недовольное лицо Вайнштейна. Оно было раскрасневшимся, словно врач только что занимался спортом, но еще больше Дмитрия удивил неопрятный вид друга. Длинные черные волосы Альберта были распущены и хорошенько взъерошены, рубашка кое-как заправлена в брюки, на которых отсутствовал ремень, а две пуговицы на животе и вовсе были не застегнуты.

– Что-то случилось? – встревоженно спросил Альберт, прижавшись щекой к дверному косяку. Он по-прежнему держал дверь лишь слегка приоткрытой, не позволяя Лескову заглянуть в комнату.

– Поговорить нужно, – ответил Дмитрий, всё еще с удивлением глядя на друга. – Я могу войти?

– Нет, не можешь! – немедленно выпалил Альберт, после чего обернулся куда-то в глубь комнаты. – Я сам к тебе сейчас выйду. Подожди.

В тот же миг дверь перед лицом Дмитрия резко захлопнулась. Лесков едва не вздрогнул от неожиданности, после чего растерянно отступил на несколько шагов назад, ожидая, когда его друг наконец соизволит к нему выйти. Поведение Альберта было как минимум странным. Обычно к нему можно было зайти в любое время, и он хоть и без особой охоты, но все же принимал своих гостей. Впрочем, уже через секунду Лесков понял, что выбрал самое что ни на есть неподходящее время для визита. Внешний вид доктора натолкнул его на мысль, что комната Вайнштейна была уже занята, причем отнюдь не занудным «процветающим» с его кучей проблем, а хорошенькой женщиной. От этого Лескову сделалось неловко – ему не хотелось портить Альберту столь приятный вечер.

Наконец Вайнштейн вышел к нему, уже вернув себе свой привычный вид.

– Дим, если у тебя что-то не срочное, я не знаю, что с тобой сделаю…

Затем, понизив голос почти до шепота, он добавил:

– Я не один, понимаешь?

Лесков снова почувствовал себя неловко: впервые ему довелось испортить кому– то свидание.

– Извини, я не хотел мешать, – виновато произнес он. – Если бы я знал, то…

– Ну что уж теперь… – с досадой отмахнулся врач. – Выкладывай давай! Только быстро… Проклятье, умеешь же ты выбрать время!

Уже предчувствуя надвигающийся апокалипсис, Дмитрий озвучил причину своего визита:

– Мне нужно, чтобы ты сопроводил меня на станцию Александра Невского.

– Сейчас? – ужаснулся врач, растерянно оглянувшись на дверь.

– В теории можно и завтра, но я не знаю, что можно еще ожидать от этого человека. Да и человек ли это?

Дмитрий вкратце рассказал Альберту о своих догадках касательно Виталия Румянцева, и с каждым словом лицо Вайнштейна становилось все более встревоженным.

– Но ведь все говорят, что дело в халатности, – тихо пробормотал он.

– А ты в это веришь?

В ответ Альберт отрицательно покачал головой. Он нервно провел рукой по взъерошенным волосам, пытаясь пригладить выбившиеся пряди, после чего спросил:

– А если твои мысли подтвердятся? Что будем делать тогда? Его же… расстреляют?

– Скорее всего.

– Господи, – вырвалось у Вайнштейна. – Страшно подумать, что будет с его семьей.

Он взглянул на своего собеседника, но в глазах Лескова не было даже тени сочувствия.

– А ты вспомни, что произошло с другими семьями, – произнес Дмитрий. – Или это уже не так страшно?

– Нет, я ни в коем случае не оспариваю твое решение – сдать его. Это правильно. Но, Боже мой, насколько же это ужасный выбор: пожертвовать сотнями людей, чтобы спасти свою семью. Говоришь, у него двое детей?

– У других тоже были дети.

Чуть помолчав, Лесков добавил:

– Извини, что испортил твой вечер. Наверное, ничего бы не случилось, если бы мы пошли завтра…

– Нет. Идем, раз уже решили. Да и куда мне сейчас в таком состоянии обратно в постель? Теперь я уже не могу лежать с женщиной и не думать, а вдруг еще на одной станции открыт канализационный люк… Жди здесь. Пойду, скажу своей, что меня срочно вызвали…

Дмитрий не стал говорить Вайнштейну, что все люки теперь проверяются по нескольку раз. Если Альберт все-таки воодушевился прошагать пешком по сырым тоннелям энное количество километров, Лесков решил не охлаждать его пыл. Тем не менее тревога не покидала и его самого.

Наконец Альберт объяснился со своей дамой, и вскоре оба мужчины направились к выходу из госпиталя. Первое время они молчали: Вайнштейн все еще переваривал недовольный тон Анжелики, которую он бросил в самый интересный момент, а Дмитрию было попросту неловко.

– Она обиделась, – наконец произнес Альберт, мрачно покосившись на своего спутника. – Думаешь, ты первый такой молодец, кто срывает нам свидание? Я не в том смысле, что причина твоего визита не важна, я в целом раздосадован ситуацией.

Чуть помолчав, Вайнштейн продолжил:

– Я ведь врач, Дима, а не какой-нибудь полицейский, чтобы производить захват подозреваемого. Я добросовестно выполняю свою работу, но почему-то мне постоянно подкидывают что-то сверхурочное, причем совершенно не связанное с моей специальностью. Того и гляди, скоро заставят борщи варить!

«Началось!» – подумал Лесков, но в ответ лишь понимающе кивнул, желая тем самым утихомирить расстроенного друга. Вот только он не учел, что «энергетик» немедленно почувствует неискренность.

– Избавь меня, пожалуйста, от своего сарказма! – вспылил Вайнштейн. – Тебя часто выдергивают из постели, если не сказать хуже – прямо из женщины, чтобы проводить какие-то расследования? Нет, я все понимаю, ты обратился ко мне по серьезному делу, и правильно сделал, но и ты должен меня понять: я тоже хочу иметь время на личную жизнь. Не в данном случае, а в целом, на будущее. Я понимаю, что идет война, но я больше не могу так. Это даже не существование, это издевательство!

– Я постараюсь сделать так, чтобы на тебе было меньше нагрузки, – примирительно произнес Дмитрий.

– Так, конечно, можно сделать, но людей тоже нельзя оставлять без помощи. Многие врачи здесь еще недостаточно квалифицированы, многого не знают.

И вот в этой фразе заключался весь Альберт: когда Дмитрий предлагал ему сократить нагрузку, он немедленно пугался за состояние больных и отказывался. А потом уверенно продолжал пилить Лескова за то, что у него совершенно нет личного времени. Далее Вайнштейн погружался в прекрасные воспоминания о том, как раньше он работал всего три раза в неделю, и у него было предостаточно денег, которые он откладывал на свой собственный домик на Кипре.

Однако, выговорившись, Альберт успокаивался и с новыми силами «бросался в бой». Дмитрий уже привык к этим вспышкам и относился к ним довольно спокойно, главное, было идти молча и желательно не думать слишком громко. В моменты своей драмы «энергетик» Альберт становился похожим на антенну, которая улавливала даже самые незначительные частоты, а, значит, не обидеть Вайнштейна своим «сарказмом», «фальшью» и, что еще страшнее – «равнодушием» становилось практически невозможно.

– Вот вы где! – печальный монолог Вайнштейна внезапно оказался прерван возникшим за их спинами Иваном. Парень буквально подлетел к Альберту и схватил его за рукав, словно боялся, что врач сейчас исчезнет. Затем замер, пытаясь отдышаться и наконец выдавить из себя еще какие-нибудь слова.

– Я это…, – начал было Бехтерев, но затем снова прервался, – Твою мать… Всю эту гребаную больницу… Как блоха, обскакал… То на одном этаже вас видели, то на другом…

– Что случилось? – немедленно встревожился Дмитрий.

– Да всё то же… На тему… Вики хочу спросить.

– Послушай, мы сейчас идем на станцию Невского, так что давай поговорим по возвращению, – начал было Лесков, но Иван немедленно перебил его:

– Ну так давайте я с вами схожу, какие проблемы? Что вам там надо?

– Найти одного человека, – ответил Альберт, все еще удивленно глядя на Ивана.

– И…, наверное, можно уже отпустить мой рукав, я никуда не испарюсь.

– А, да, – словно опомнившись, Бехтерев наконец выпустил из пальцев ткань куртки Альберта, после чего добавил:

– А вы что, пешедралом туда намылились?

– Ради нас двоих никто не будет задействовать целый поезд, – ответил Дмитрий.

– Да и вообще лучше не расходовать лишний раз электричество. Неизвестно, сколько еще времени нам придется здесь находиться. Я бы еще голограмму неба отключил, но в совете боятся, что люди начнут возмущаться.

– Да хрен с ним, с этим небом, – отмахнулся Иван. – У меня такой трындец, мужики. Я просто в шоке! Вообще не знаю, что делать… Ты ему уже говорил?

С этими словами блондин покосился на Альберта.

– Еще нет, – отозвался Лесков. – Сам расскажи.

Однако Иван предпочел не рассказывать до тех пор, пока они не вошли в связующий тоннель, ведущий на Владимирскую. Парень боялся, как бы их кто-нибудь не услышал. Он явно был на взводе, причем это была не злость, а скорее отчаяние. И его энергетика еще больше усиливала растущее беспокойство врача, перекидываясь на него мощными волнами.

Чтобы немного отвлечь Ивана от его эмоций, Вайнштейн предложил Дмитрию рассказать о причине их похода на «Площадь Александра Невского». Это помогло: в какой-то момент тоннель затопила отборная русская брань, среди которой цензурными были разве что союзы. То, что ему озвучили всего лишь версию, Ивана не сильно успокоило.

– А с чего ему еще было винтить на другую станцию? – зло воскликнул он. – Еще и весь свой выводок туда заранее перегнал!

– Говорят, он перевелся потому, что ему было неприятно соседство «процветающего», – пояснил Альберт.

– Может, он надеялся, что, открыв люк, позволит «костяным» добраться до меня, – предположил Дмитрий. – А заодно все увидели бы, что толку от меня не сильно больше, чем от остальных. И совет наконец вынес бы мне приговор. Быть может, он думал, что придет только один «костяной»?

– Тогда он конченый дебил! – возмутился Иван. – Его семья жива только благодаря тому, что ты отдал Вайнштейну лекарство.

– Зато другие его близкие погибли в результате отравления ядом, распространение которого я спонсировал, – ответил Дмитрий.

– Что за бред! Ты не знал, что спонсируешь! Я бы тоже вложил бабки в очищение природы, если бы у меня они были в таком количестве. Ты сейчас говоришь так, как будто сам веришь в свою вину.

Лесков промолчал. Он всегда вел себя подобным образом, если заданный вопрос был ему неприятен. Однако Альберт немедленно почувствовал перемену в его эмоциях. Лицо Дмитрия казалось безразличным, но «энергетика» нельзя было обмануть этим внешним спокойствием. Как ни крути, для человека нет страшнее палача, чем он сам, и Лесков не был исключением из этого правила.

Тогда, желая отвлечь от неприятных мыслей уже Лескова, Альберт обратился к Ивану:

– Так что ты хотел обсудить по поводу своей дочери?

– А ты как будто не знаешь? – Бехтерев посмотрел на него так, словно Вайнштейн в чем-то обманывал его с самого рождения.

– Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь.

– Как так? Ты же у нас «энергетик», гребаный «Рэд Булл»! Мог бы уж снизойти и рассказать отцу, что его приемный ребенок – неведомое нечто, которое родилось от какого-то там ящероподобного мутанта!

– А, вы все же узнали, – Альберт понизил голос. – Извини, я ни коим образом не хотел тебя расстроить или задеть. Но, видишь ли… я считаю, что о таких вещах ребенок должен сам говорить своим родителям. Не какой-то там посторонний врач или друг, только сам ребенок.

– Да мне плевать, что ты там считаешь! – Иван распалялся все больше. – Прикинь, каково мне было узнать, что моя дочь – полукровка! Я растил ее целых семь лет, а она мне даже не сказала, что какой-то инопланетный урод лазил в мою квартиру, чтобы сказать ей, что она ему на хер не сдалась. Если бы он мне только попался в ту ночь, паскуда…

– Не заводись, – попытался успокоить его Лесков. – Ничего такого страшного не случилось. Вика – «иная», но это не мешает ей оставаться твоим ребенком. В конце концов, не она ли спасла тебе жизнь, уничтожив «костяного»?

– Да помню я, – эти слова немедленно остудили пыл Ивана: гнев в его голосе сменила неприкрытая растерянность. – Вот только, чё мне теперь делать-то? Ты мне скажи, чё делать? Если она одним взглядом может размазать херовину, которую никакое оружие не берет… Какой я для нее теперь авторитет? Скажу ей – ложись спать, а она меня в окошко выкинет. Нормально это? Как такого ребенка вообще воспитывать?

– Ну что за глупости! Энергетика у нее по отношению к тебе очень теплая, – поспешил заверить Альберт. – Такое и в нормальных семьях редко встретишь.

– И, заметь, до сих пор Вика ни разу не направила свои способности против тебя,

– добавил Дмитрий.

– Это пока у нее переходный возраст не начался, – буркнул Иван. – Дальше начнется: отвали, папаша! Шарахнет меня об стену, а сама с пацаном каким-нибудь… Проклятье! Вот же Алинка – сучка долбанная. Не баба, а общественный туалет! Пока еще со мной в детдоме мутила, нормальной была, а потом как башку снесло. Похеру, с кем: бармены, дальнобойщики, кайрамы! Шалава!

– Это он о Викиной матери, – еле слышно пояснил Альберту Дмитрий.

– Нет, ну погоди, так тоже несправедливо! – Вайнштейн все же попытался заступиться за некую Алину. – Она вполне могла влюбиться.

– Влюбиться? В эту чешуйчатую хрень? Как можно было вообще переспать с таким? Да еще и залететь от него. Это просто жесть какая-то беспросветная! А эти долбаные кайрамы? Какого хрена они вообще делали на нашей планете? Им сказали «паразитов» убивать, а не увеличивать популяцию Земли.

Альберт и Дмитрий неловко переглянулись. Они сами были вышеупомянутой «чешуйчатой хренью», поэтому слова Ивана, пусть и сказанные сгоряча, их ощутимо задели.

– Вообще-то кайрамы выглядят, как обычные люди, – обиженно произнес Вайнштейн. – Если бы ты встретил женщину-кайрама, то никогда бы не узнал, с кем провел ночь. Потому что ни внешне, ни физиологически мы не отличаемся от вас, людей.

Слово «мы» он сказал нарочно, и Бехтерев наконец понял этот намек.

– Я не имел ввиду вас, – пробормотал он. – Просто я не знаю, что теперь делать! Как ее воспитывать, как обучать, как лечить… Или ты, Альберт, будешь выступать в роли драконьего педиатра?

– Веди себя, как вел всегда, – мягко произнес Дмитрий. – Она не должна чувствовать, что теперь ты относишься к ней как-то по-другому. Ты для нее единственный близкий человек, так прими ее. Меня же ты принял. Чем она хуже?

– Она не хуже! Я по-прежнему люблю ее, – воскликнул Иван. – Просто я…

Он в отчаянии потер лицо руками, пытаясь собраться с мыслями.

– Успокойся! Мы поможем тебе, – Альберт с сочувствием положил руку на плечо блондина. – Она – девочка, поэтому у нее не будет «ломок», что уже большое преимущество. Научим ее управлять своими способностями во благо людей. Быть «иным» – не только проблемы, но и преимущества.

– Главное, не выдавайте ее этой чокнутой суке Воронцовой. Она же затолкает ее в лабораторию и будет проводить над ней свои гребаные эксперименты!

– В этом можешь быть уверен, – ответил Дмитрий. – Никто кроме нас троих не узнает об этом.

– Ромке еще можно сказать, – тихо произнес Иван. – Вы… правда поможете?

– Конечно, – хором ответили оба полукровки, на что Бехтерев лишь слабо улыбнулся. Он действительно сейчас был на грани нервного срыва. Всю свою жизнь он пытался выкарабкаться из дерьма, которое окружало его толстым слоем. Сначала родители-алкаши, затем детдом, потом криминальные разборки и смерть лучшего друга, следом гибель большей части населения планеты. Единственное, что у Ивана оставалось – это друзья и его приемная дочка. Всего за пару лет он привязался к ней настолько сильно, что даже оставлял своих женщин, если те не нравились Вике. А теперь вдруг выясняется, что Виктория – наполовину какое-то неизвестное существо с другой планеты. От этой мысли Ивану сделалось горько. Одно дело – Димка или Альберт, мужики, которые умеют управлять своими способностями, другое дело – его маленькая хрупкая девочка.

Постепенно они добрались до Владимирской, прошли ее насквозь и вышли через все тот же шестой связующий тоннель на станцию «Площадь Александра Невского». Как оказалось, по планировке она ничем не отличалась от Адмиралтейской и Спасской, разве что населенных домов здесь было заметно меньше.

– Привет. А чего вы так поздно? – поинтересовался у Дмитрия один из охранников. Он не узнал в нем «процветающего», поэтому его голос прозвучал непривычно дружелюбно.

– Хотим навестить нашего друга с Адмиралтейской, – ответил Лесков.

– Ладно, проходите. Обратно собираетесь или здесь заночуете?

– Собираемся, – ответил за Дмитрия Альберт. – У меня же завтра рабочий день. Я – врач.

– Зря вы это сказали, – улыбнулся солдат. – У нас врачей не хватает. Огромное искушение сейчас схватить вас и поработить.

Вайнштейн вежливо улыбнулся в ответ.

– Как у вас там на Спасской сейчас? – дежурный явно не хотел отпускать своих собеседников так быстро. – Адмиралтейские держатся?

– А что еще остается, – теперь уже заговорил Иван. – Слушай, давай потом побазарим. Нам как бы еще обратно тащиться. Где у вас адмиралтейских солдат держат?

– Вообще в казармах, но если у них есть семьи, то некоторые ночуют в жилой зоне с родными. После случившегося к ним помягче относятся.

– А Румянцева знаете? – спросил Дмитрий.

– Румянцева? Не, Румянцева не знаю. Вова-а-ан, ты знаешь, где Румянцев живет?

– Девятый дом слева, – донеслось из-за двери.

– Девятый дом слева, говорит, – добавил дежурный, словно решив, что остальные не слышали этого крика.

Получив в ответ «спасибо», он с досадой проводил гостей взглядом. Хотелось еще немного пообщаться, но эти трое уже удалились.

– Лицо темноволосого показалось мне знакомым, – пробормотал дежурный, садясь за стол к своему товарищу.

– С татухой который? – спросил второй охранник.

– Не, который без. Я, кажись, его в журнале «Форбс» видел. Богатый по ходу был.

– Лесков что ли? – в тот же миг собеседник криво ухмыльнулся. – Ну ты баклан, Сеня! Это же «процветающий».

– Да ладно? – вырвалось у растерянного мужчины. – Че, реально «процветающий»?

Он вскочил с места и выглянул в распахнутую дверь, желая рассмотреть удаляющуюся троицу.

– Ну да, с Владимирской же инфа поступила, что к нам идет «процветающий».

– А че ты сразу не сказал? – в голосе Арсения послышалась обида. – Я с ними, как идиот, любезничал!

– Читать надо, что пишут, – пренебрежительно фыркнул собеседник. – А то в следующий раз к нам захватчики с Золотого Континента пожалуют, а ты их всех в зад расцелуешь.