Текст книги "Союзник (СИ)"

Автор книги: Дикон Шерола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Услышав этот поток обвинений, Лесков чуть поморщился.

– Я хотел предложить тебе перейти на Спасскую. Говорят, что ты – неплохой врач и в большинстве случаев вполне можешь заменить Альберта Вайнштейна. У него появились другие обязанности, и он не сумеет их совмещать.

– Вайнштейна? Разработчика противоядия?

– Противоядие уже было разработано «процветающими». Альберт повторил формулу.

– А что мне нужно повторить, чтобы ты от меня отстал? Я же сказал, что не хочу иметь с тобой ничего общего. Скажу даже больше: мне было приятно узнать, что тебя так ненавидит весь город. Теперь ты наконец знаешь, каково это – оказаться в шкуре «отстоя». Если бы все эти люди знали, как ты предал меня в детстве, они бы вообще плюнули тебе в рожу!

– Так скажи им, – внезапно произнес Дмитрий. – Вернемся на площадь. Я проведу тебя к трибуне, и ты расскажешь им все до мельчайших подробностей.

Артем растерянно уставился на Лескова, явно не ожидая такого поворота событий.

– Может, тогда тебе станет легче, и ты наконец простишь меня, – продолжил Лесков. – Идем, пока толпа не разошлась.

С этими словами он приблизился к двери и уже собирался было открыть ее, как Артем не выдержал.

– Да не пойду я! – воскликнул он. – Не надо меня никуда тащить! Я просто хотел, чтобы ты понял, каково это – когда тебя ненавидят и над тобой издеваются. Только вот над тобой издеваются всего пару месяцев, а надо мной – все мое детство. Даже в университете нашлось несколько уродов! А еще объясни мне вот что: почему ты заступился за того, кто пришел тебя убивать, но не помог мне, хотя я спас тебе жизнь?

– Мы были детьми, Артем. Я испугался. Тебе только казалось, что парни вроде Олега и Виктора ничего не боятся. Они еще как боялись оказаться на твоем месте. Я в том числе.

– То есть тогда, когда ты пришел ко мне в больницу, ты по правде извиниться хотел? Не поиздеваться, чтобы потом поржать с Бехтеревым?

– Ты все еще видишь нас школьниками?

– Нет, просто… Странно это – говорить с тобой и не ожидать, что через минуту ты не посмеешься надо мной со своими дружками.

Артем снял очки и устало потер глаза.

– Что вообще происходит с этим миром? – тихо добавил он. – Столько людей погибло, и ради чего? И как ты вообще попал в это «процветание»?

– Думал, что буду инвестировать деньги в благотворительность.

– Индюк тоже думал… – фыркнул Артем. – Хотя, будь у меня деньги, я бы тоже попытался изменить мир. А твои слова на тему заместителя Вайнштейна – это правда? Ты меня не разводишь?

– Нет, нам действительно нужен толковый специалист.

– Ну, можно конечно попробовать, – лицо Артема немного покраснело. Как бы он ни относился к Лескову, тем не менее его похвала была ему приятна. – Но если мне что-то не понравится, я сразу же вернусь на свою станцию.

– По рукам.

– Но тогда сделай одолжение: держи Бехтерева подальше от меня! Среди вас всех этот козел больше всех меня доставал.

– Этот, как ты выразился «козел», тоже вырос и изменился.

– Ага, конечно. Я слышал, что он издевался над солдатами, которые стреляли хуже него. Сам в криминале варился, а теперь нормальных людей долбает. Не для того я чуть не погиб от ножевого ранения и отравления, чтобы теперь с этим идиотом пересекаться.

– Тем не менее вам все же стоит встретиться и поговорить.

– А ты не указывай мне, – немедленно взъерепенился Артем. – Я сам решу, что мне делать. И Суворова я тоже не хочу видеть.

– А Ромку-то за что? – удивился Лесков.

– За то, что поддакивал вам. Такие уроды еще хуже тех, кто напрямую лезет… Ладно, пойду я.

Но едва Артем приоткрыл дверь, он вдруг усмехнулся и произнес:

– Мне уже начинает казаться, что меня кто-то проклял. Как бы я ни пытался избежать этого, я постоянно оказываюсь в компании «отстоев».

Услышав эти слова, Лесков улыбнулся.

– Но, надо признаться, – добавил Артем, – что ты первый мне знакомый «отстой», которого боятся. Не знаю, как у тебя это получилось, но твое выступление было каким-то… жутковатым. Я-то не испугался, но люди вокруг… Со мной женщина рядом стояла. Она даже молитву читать начала.

– Странно, – Дмитрий пожал плечами. – Ну тогда до встречи.

– Да. И скажи, чтобы кто-нибудь помог перенести мне на Спасскую мои вещи. Я не потащу все свое барахло такое расстояние на себе.

– Попрошу Тимура.

Артем кивнул, после чего наконец-то открыл дверь и покинул переговорную. Почему-то сейчас он чувствовал какую-то странную легкость, будто с плеч сняли огромный камень. Он не стал признаваться в том, что простил Лескова еще тогда, когда Дима пришел к нему в больницу. О той встрече Артем рассказал только Церберу, единственному, кто еще помнил о том конфликте. Парень думал, что старик поддержит его, но бывший сторож лишь устало покачал головой и с грустной улыбкой произнес:

– Ты бы победил, если бы простил его. Прощение сделало бы тебя выше…

После разговора с Артемом в переговорной, Лесков попросил Тимура сопроводить его в отсек, где содержали арестантов.

– Неужели ты действительно выпустишь эту гниду на свободу? – не выдержал солдат, вспомнив высказывание Дмитрия касательно Эрика Фостера. – Это напоминает какое-то безумие. Сначала мы казним шестерых предателей, а затем выпускаем седьмого, который даже более опасен, чем предыдущие.

– Мы никого не выпускаем. Для Фостера эта станция по-прежнему является тюрьмой, потому что несмотря на открытую дверь, он не может отсюда выйти.

– Звучит красиво, но в жизни все гораздо сложнее, – нахмурился Тимур. – Этот наемник только и ждет, чтобы уничтожить нас взамен на прощение «процветающих».

– Его не простят, и он прекрасно об этом знает.

– Откуда такая уверенность?

– Я хорошо знаком с Советом Тринадцати и их методами работы. Фостер лицемерен и болтлив, но он далеко не дурак. Он хорошо понимает, что его ждет, если наш город будет уничтожен.

– Надеюсь, ты прав. В противном случае, не простят уже тебя. Кстати о прощении… Мы передали Румянцеву записку его покойной жены. Хорошо, что ты этого не видел. Когда ему показали тела его детей, он закричал, как безумный. Потом бросился к ним и завыл, как раненый зверь. Страшное было зрелище. Мне даже на мгновение жаль его стало. Я бы такого и врагу не пожелал.

Дмитрий не ответил. Остаток пути они проделали в молчании. Спустившись на нужный этаж, оба мужчины прошли к отсек для арестантов, и дежуривший там охранник проводил их до камеры Эрика Фостера. Когда дверь наконец открылась, Дмитрий обнаружил заключенного все в том же углу, что и в прошлый раз. Разве что сейчас он держал в руках книжку. Предметов мебели в комнате тоже не прибавилось. Зато стало холоднее, гораздо холоднее по сравнению с температурой в коридоре. Видимо, кто-то из солдат додумался в отместку еще и отключить в камере отопление.

Заметив Лескова, Эрик немедленно оживился. Он поспешно закрыл брошюрку с надписью «Русские пословицы и поговорки» и, весело ухмыльнувшись, воскликнул:

– Как я рад вас видеть, босс! Хотел лично поблагодарить вас за сдержанное обещание. Мне понравились переданные вами книжки. Правда, я ожидал, что ваша настольная книга – это «Капитал» Карла Маркса или хотя бы пособие «Как воспитать преданного медведя», но вместо этого вы передали мне «Русские пословицы и поговорки». Что же, очень патриотично с вашей стороны. И мне понравилась эта книга. Я почерпнул из нее много интересного.

Дмитрий бросил на Тимура быстрый взгляд, словно на солдате была надпись, поясняющая, кто додумался давать Фостеру пословицы. Впрочем, эту тему он развивать не стал.

– Эрик, вы больше не являетесь заключенным, – произнес Дмитрий, снисходительно посмотрев на Фостера. – Вы можете прямо сейчас занять предложенную вам комнату. Разумеется, при условии, что вы и дальше готовы с нами сотрудничать.

– Черт подери, разбудите меня, ибо я отказываюсь верить в услышанное! – воскликнул Эрик. В один миг он поднялся на ноги, весело улыбаясь. – Вы все-таки умеете держать свое слово, Барон. И вы не пожалеете. Я хорошо выполняю свою работу. Как говорят русские: каждой твари по харе!

Бровь Лескова нервно дернулась, когда он услышал, что Фостер только что сотворил с известным библейским выражением, которое в русском переводе звучало: каждой твари по паре.

– По паре, а не по харе, идиот! – возмущенно заорал Тимур. – Это ведь про Ноев ковчег, а не про драку! Харя – это морда, такая, как у тебя! А пара – это двое! Понял? Если бы я знал, что ты так прочитаешь, принес бы тебе «Гарри Поттера» Вон он – типичный «менеджер»: смотрит в книгу, видит фигу.

– Уймитесь, – перебил его Лесков.

– Да я уже давно «уймялся». Это вы его успокаивайте, – ответил Фостер. – Так, ну и где же я теперь буду жить?

– На поверхности, – ответил Дмитрий. Но, заметив, как вытягивается лицо Эрика, он с насмешкой добавил, – я имею ввиду, выше минусовых этажей, где размещаются камеры заключенных.

– Да. Я так и понял, – Фостер нервно усмехнулся, после чего направился следом за своим новым начальником.

Глава XII

Прошло несколько дней с тех пор, как Одноглазого доставили на Спасскую. Первое время он проводил в одиночной палате, находясь между забытьем и реальностью. Ему кололи обезболивающие препараты, которые затуманивали сознание и вызывали сонливость. В голове вились какие-то хаотичные образы вперемешку с воспоминаниями об утраченной семье и его нынешней жизни. Мелькали лица многочисленных врачей, которые в своем желании поглядеть на него скорее напоминали посетителей музея. Он слышал, что его называют Одноглазым, обсуждают какие-то наросты на его коже, используют странные слова вроде «регенерация» и «полукровка». В такие моменты Руслан предпочитал притворяться спящим, чтобы все эти люди в белых халатах не донимали его. Разговаривал он только с двумя из них – с длинноволосым мужчиной лет сорока и красивой молодой женщиной. Эти двое и объяснили ему, кем он является на самом деле. Даже позволили увидеть те самые «наросты» на его лице.

Впервые взглянув на себя в зеркало, Руслан испытал панический ужас – в отражении на него смотрело какое-то жуткое существо, половина лица которого была скрыта чем-то наподобие чешуи. Глаз отсутствовал – вместо него были все те же уродливые пластины, плотно прилегающие друг к другу. В ту минуту Руслан не закричал только потому, что врач с татуировкой предупредил его о предстоящем зрелище. И хотя он говорил, что быть «полукровкой» нормально, и такие, как Руслан, не являются огромной редкостью, легче от этого не становилось.

Подобная новость не могла не шокировать. Только ему начало казаться, что его дурацкая жизнь начала устаканиваться, как случилась катастрофа, а спустя пару месяцев Гаврилов узнал, что является наполовину монстром. А ведь прежде он не замечал за собой никаких странностей: у него не было ни подростковых «ломок», ни ночного зрения, ни уж тем более чешуи. Сейчас Руслан был даже рад, что Лиза не видит его таким. Она уже и так приняла в свою жизнь детдомовца с отвратительным прошлым и пустым кошельком. Как бы она отреагировала, узнав, что вдобавок во всему он еще и помесь человека с каким-то чудовищем?

Врач с татуировкой то и дело спрашивал его о каких-то фантастических способностях, на что Руслан лишь отрицательно качал головой. Ему начинало казаться, что он попросту бредит. Под влиянием обезболивающих видит один бесконечный сон. Вот только это было реальностью. В какой-то момент нервы Гаврилова сдали, и он накричал на Альберта, требуя, чтобы тот перестал задавать ему эти «ублюдские вопросы». Он уже и так потерял семью – неужели теперь ему придется до конца жизни выступать в качестве лабораторной крысы этой проклятой клиники?

Вайнштейн не настаивал. Он прекрасно понимал, каково сейчас приходится этому парню, поэтому решил проявить мягкость по отношению к нему. К тому же вскоре он заметил, что Гаврилов становится общительнее, когда в его палате появляется Эрика. Он даже обронил фразу, что так же, лежа на больничной койке, познакомился со своей гражданской женой. Возможно, поэтому свое имя он впервые назвал именно Воронцовой.

Однако все, что касалось его «особенностей», немедленно выводило парня из себя. На Эрику он не повышал голоса, но решительно прекращал все ее расспросы. Остальным «любознательным» доставалось сильнее – в лучшем случае это были требования оставить его в покое, в худшем – угрозы и отборная брань. В такие моменты в нем снова просыпался тот человек, которого усыпила в нем Лиза – грубый детдомовский парень, ненавидящий всех вокруг себя. В душе он понимал, что все эти люди пытаются ему помочь, но страх перед заточением в лаборатории был сильнее здравого смысла.

Когда к нему впервые пришел Дмитрий, Гаврилов сразу же узнал его – именно его лицо еще в поезде показалось парню знакомым. Также Руслан не мог не обратить внимания на то, что Лесков был единственным посетителем, который явился к нему без белого халата. Не было на нем и военной формы. Парню даже показалось странным, что кто-то в момент всеобщей катастрофы может быть одет в обычные черные брюки и светло-серую рубашку, словно только что вышел из офиса за круассаном. Правда, эти шмотки были Лескову великоваты. Единственное, что у Дмитрия осталось от его прошлой жизни, были дорогущие наручные часы, на которые Гаврилов немедленно обратил внимание. Он хорошо разбирался в этих безделушках, потому что несколько раз грабил богатеньких уродов, и нужно было понимать, по какой цене можно загнать украденное на черном рынке.

– Что тебе надо? – грубо спросил Руслан, мрачно глядя на незнакомца. – Только не говори, что ты приперся с местного телевидения, чтобы сделать репортаж о человеке-ящерице. Я все равно не буду с тобой разговаривать.

– Вы уже разговариваете, – заметил Лесков, неспешно приближаясь к Гаврилову. – Мое имя – Дмитрий.

– Да мне похеру, – ответил Руслан. – Сказал, что не собираюсь обсуждать свой выбитый глаз, и не надо ко мне ходить, ясно? То, что ты снял белый халат, не означает, что я начну с тобой откровенничать. Вы уже задрали меня все! Вам что, надо начать морды бить, чтобы вы от меня отвязались?

Лесков спокойно выслушал последующий отборный поток брани, а затем его глаза окрасились медным. Руслан прервался на половине фразы и послушно начал отвечать на задаваемые ему вопросы.

Мысль о том, что в теле этого парня может находиться «бестелесный» не давала Дмитрию покоя. Он не знал, что ожидать от подобного создания, и насколько оно может быть опасным. Тем не менее в течение разговора невидимая сущность так и не появилась. Эрик говорил, что «шепчущие» могут заставить ее вступить в диалог, но либо в Руслане поселилось нечто по-настоящему сильное, либо не было вообще ничего. Альберт склонялся ко второй версии.

В следующий раз Дмитрий пришел к Гаврилову спустя два дня. Парень встретил его крайне настороженно, так как почти не помнил, что произошло в их первую встречу. Руслану показалось, что тогда он потерял сознание, а дальше ему снился сон, где он рассказывает о своей жизни этому совершенно постороннему для него человеку. И это было странно. В тот момент ему ничего не кололи и не давали глотать какие-то подозрительные микстуры, чтобы Гаврилов добровольно захотел выложить всю свою поднаготную. Тем не менее у него было такое ощущение.

– Что, в прошлый раз установить контакт не вышло, и начальство велело припереться еще раз? – усмехнулся Руслан, проигнорировав вежливое приветствие со стороны посетителя. Теперь он смотрел на Лескова уже с откровенной неприязнью. Странный провал в памяти казался ему подозрительным и пугающим одновременно.

На заданный вопрос Лесков не ответил. Несколько секунд он задумчиво смотрел на Руслана, словно пытался решиться на что-то, а затем молча принялся закатывать рукав своей рубашки.

– Это еще зачем? – удивился Руслан, ошарашенно глядя на Дмитрия.

– Увидите.

– Ты вообще нормальный? – издевательский смешок Гаврилова не произвел на Лескова никакого впечатления, зато дальнейшие действия Дмитрия заставили Одноглазого растерянно приоткрыть губы. Когда он заметил в руке Лескова скальпель, парень невольно отпрянул назад.

– На кой хрен тебе нож? – угрожающе тихо спросил он.

Вместо ответа Дмитрий вытянул руку, словно фокусник, желавший продемонстрировать какой-то трюк, а затем глубоко порезал себя, начиная от запястья и заканчивая локтевым изгибом.

– Ты больной? – вырвалось у Руслана. – Нет, мужик, ты вообще конченый?

Но эти восклицания мигом сменились изумленным молчанием, когда Гаврилов увидел, как на месте кровоточащей раны стало появляться нечто темное.

– Узнаете? – спросил Дмитрий, с долей насмешки наблюдая за тем, как вытягивается лицо Руслана. Лесков до последнего сомневался, стоит ли открываться перед этим типом, однако, вспомнив себя в похожей ситуации, он понял, что стал доверять Бранну только после того, как тот сам доверился ему. Пускай показушно и крайне наигранно, но это подействовало.

И слова Руслана стали подтверждением его мыслям.

– Ты тоже что ли? – выдавил из себя Гаврилов. Теперь его голос прозвучал растерянно, а взгляд буквально впился темно-синюю чешую, тускло поблескивающую на коже Дмитрия. – Ты не разводишь меня?

– Как видите, – ответил Лесков, тщательно вытирая с руки кровь бумажной салфеткой. – Правда, об этом знает всего несколько человек, и мне бы не хотелось, чтобы эта информация распространилась раньше времени. Я могу попросить вас об одолжении не раскрывать мою тайну?

Руслан был настолько поражен, что по началу даже не понял, что ему только что сказали. Он молча наблюдал за тем, как Дмитрий промакивает кровь.

Но затем, словно придя в себя, Гаврилов нахмурился и с раздражением произнес:

– А, если ты меня за трепло держишь, какого хрена тогда показал?

– Иначе вы бы мне не поверили. Ну что, попробуем начать сначала? Я – Дмитрий, – с этими словами Лесков протянул ему руку для рукопожатия.

– Руслан, – ответил парень, крепко пожав его ладонь. Затем, немного смутившись, добавил, – Слушай, я не знал, что ты такой же. Думал, ты – очередной мудак, который хочет разузнать обо мне. Но я сам не хрена не знаю. Раньше со мной ничего такого не происходило. Я думал, что это из-за яда. Но мужик с татуировкой сказал, что я не подох от отравления только потому, что у таких, как я, иммунитет к ядам.

– Он сказал правду. Большинство существующих в природе ядов не являются для нас смертельными.

– Типа черная мамба для нас не опаснее рыболовного червя? – Руслан ухмыльнулся, глядя на Лескова уже с откровенным интересом.

– Не совсем. Какое-то время организму понадобится на то, чтобы устранить последствия яда. Но мы не умрем.

Чуть помолчав, Дмитрий добавил:

– Если вы захотите, я расскажу вам все, что мне известно. Правда, многое может оказаться лишь теорией, потому что никто из тех, кто рассказывал мне о полукровках, не получали эту информацию от «истинных».

– «Истинные» – это кайрамы? – уточнил Руслан. – Мужик с татуировкой говорил мне про каких-то кайрамов. Получается, этот научный хрен не врал, а действительно просекает тему?

– Да, Альберт более-менее разбирается.

– И девчонка эта тоже. Темненькая которая. Она вообще по-ходу помешана на них – задолбала меня со своими расспросами.

– По моей просьбе. Идет война, Руслан, и такие, как мы, можем быть очень полезны. Я опасаюсь, что людям без нас не победить. Если мы сумеем в краткие сроки развить наши способности, «процветающим» придется хорошенько потрудиться, чтобы закончить «чистку».

– Эти твари убили мою семью! – произнес Гаврилов, заметно помрачнев. – Если есть хотя бы один шанс добраться до этих зажравшихся ублюдков, я им воспользуюсь. Можете меня хоть под пули швырнуть, если в результате этого сдохнет хотя бы один «процветающий». Мне уже нечего терять. Все эти месяцы я молил Бога, чтобы он позволил мне перед смертью увидеть хотя бы одного из этих гребаных «спонсоров», и чтобы я смог убить его собственными руками. Знал бы ты, как сильно я ненавижу этих уродов! У меня была семья, понимаешь? Раньше у меня ни хрена не было. Я детдомовский! А потом появилась Лизка и…

Руслан прервался, чувствуя, что его начинают душить слезы. Впервые за все это время он почувствовал, что не может сдержаться. Он был уверен, что все слезы уже высохли. Вместо них осталась лишь черствая корка, которая покрывает сердце, когда больше нет сил терпеть.

Гаврилов отвернулся, прижимая кулак к подрагивающим губам. Он не хотел показаться своему собеседнику жалкой размазней, но с момента катастрофы Дмитрий стал первым, кому Руслан рассказал о своей семье. И, как оказалось, вспоминать о них было по-прежнему больно. Благо, тот не пялился на него – опустил взгляд, тактично дожидаясь, когда Гаврилов немного успокоится.

– Не все спонсоры знали, куда пойдут их деньги, – произнес Лесков. – Кто-то действительно верил, что они вкладываются в благотворительность…

– Плевать я хотел, во что они там верили! – закричал Руслан, и его лицо исказилось ненавистью. – Они убили сотни тысяч невинных людей, и не надо мне тут втирать, что они не знали. Знали они все, падлы! Не защищай их, потому что иначе мы с тобой закончим прямо сейчас. Я не собираюсь контачить с теми, кто на их стороне.

– Я не на их стороне, – ответил Дмитрий, с трудом скрывая досаду. Если этот парень узнает, что он – «процветающий», все будет кончено. Гаврилов даже слушать его не будет.

– Тогда не надо втирать мне, что они хорошие! – все еще не унимался парень. – Эти мрази отравили мою жену, моего сына! Сейчас я живу только для того, чтобы отомстить за них. А ты мне впариваешь какое-то дерьмо про то, что они не знали! Не будь идиотом! Я пойду на все, чтобы до них добраться.

– Тогда я предоставлю вам эту возможность, – ответил Лесков.

– Да. Если ты это сделаешь, я тебе по гроб буду должен. Только не впрягайся за них больше. Я не шучу!

Но вот голос Руслана прозвучал уже добродушнее:

– И хватит мне «выкать». Тебе же даже тридцаря нет. Ей-богу, как дебилы разговариваем.

– Как скажешь, – усмехнулся Дмитрий. Возможно, этот парень был прав: не стоит с ним официальничать.

– А ты сам вообще чем здесь занимаешься? – спросил Руслан, вспомнив, что до сих пор ничего не знает о своем посетителе. – Ты не носишь халат, значит, не научный хрен. Но и не военный. Я прав?

– Я вхожу в совет этой станции.

– Да ладно? – Гаврилов удивленно вскинул брови. – То-то я и думаю: разговариваешь, как какой-то… ну, типа культурный. А они знают, что ты – полукровка?

– Только глава станции.

– Нормальненько так… Слушай, а я тебя нигде не мог раньше видеть? Лицо уж больно знакомое.

А вот этого вопроса Дмитрий опасался. Меньше всего он хотел, чтобы Руслан узнал в нем того самого «процветающего», чья физиономия мелькала чуть ли не во всем СМИ.

– Даже и не знаю, – уклончиво ответил Лесков. – Да и какое это сейчас имеет значение?

– Я просто лица очень хорошо запоминаю. Ты в Приморске когда-нибудь бывал?

– Нет, не доводилось. Я по большей части жил в Петербурге и в Москве.

– Понятно. А семья твоя где? Ну там, жена, дети?

– У меня нет семьи.

– Повезло… Я свою похоронил собственными руками. Не, ну а родичи твои? Батя там, маман?

– Я детдомовский.

– Да ладно? – услышав эти слова, Руслан заметно оживился. – Охренеть у нас совпадения! Ты детдомовский, и я тоже. И мы оба полукровки. Может, у нас какие-то компании общие были? Ну там, пересекались где? На тусе какой. Точно не был в Приморске?

В этот момент дверь приоткрылась, и в комнату вошли Эрика и Альберт. В первый миг они удивленно смотрели на Лескова, который явился сюда без предупреждения, после чего Альберт первым поприветствовал его и поинтересовался состоянием больного.

– Да задолбал уже спрашивать, – дружелюбно проворчал Руслан. – Станет хреново, скажу. Я тут вон, с вашим начальником знакомлюсь. Никак не могу понять, где раньше его видел.

Дмитрий бросил на Альберта предупреждающий взгляд, но тот уже по энергетике понял, что Лескову приходится туго.

– Он часы рекламировал, – внезапно ответила за него Эрика. – Правда, не помню в каком году…

– Точно! – воскликнул Руслан. – Я же говорю, что где-то видел его лицо. Походу в журнале каком-то. Или на витрине…

– Тогда все сходится, – согласился Дмитрий. На миг он задержал взгляд на Эрике: нужно будет поблагодарить ее за столь удачное объяснение.

– А ты что рекламировала, красавица? Нижнее белье? – с улыбкой спросил

Гаврилов, повернувшись к Воронцовой. В этот момент Альберту буквально захотелось вручить Эрике Оскар за лучшую женскую роль: эта идиотская реплика разозлила ее настолько, что энергетика девушки сделалась жгучей, как крапива, однако она мастерски скрыла это ответной улыбкой.

– Боюсь, моя модельная карьера закончилась, не начавшись, – Эрика тихо рассмеялась. – Химические формулы привлекали меня гораздо больше, чем дизайнерские показы.

– А зря! Лучше бы шла в модели. Ты бы этих вешалок как нефиг делать обошла,

– Руслан снова решил отвесил шуточный комплимент. Нет, он ни в коем случае не флиртовал с Воронцовой, потому что утрата жены была еще слишком свежа. Однако он привык говорить то, что думал, и не замечал за своими словами какого-то подтекста.

Они пообщались еще какое-то время, после чего все трое оставили больного отдыхать, а сами продолжили разговор уже в коридоре. В обращениях Альберта Дмитрий все еще чувствовал некоторую напряженность. Видимо, врач все еще не мог закрыть глаза на ситуацию с Румянцевым, но в то же время ему было некомфортно продолжать общение в таком ключе. На самом деле Альберт вообще мирился исключительно потому, что ему не нравилось думать о конфликте, и он не хотел продолжать портить себе настроение. Тем более, что мотивы Дмитрия тоже были ему понятны.

Что касается Эрики, то, наверное, впервые за время их знакомства, ей не хотелось язвить в адрес Лескова. Она отметила, что ей понравилось его выступление, а он в свою очередь поблагодарил девушку за идею с рекламой часов. Воронцова улыбнулась ему, и эта улыбка показалась Дмитрию непривычно дружелюбной, если не сказать – теплой.

– Не благодарите, – ответила она. – Я набираю пункты за хорошие дела, чтобы потом использовать их против вас.

– Договорились. Я займусь тем же самым, – отозвался Лесков.

Однако свое обещание он не сдержал. Когда Эрика ушла, и Альберт остался с ним наедине, Дмитрий первым делом поинтересовался, когда он, Вайнштейн, наконец возьмется за разработку «эпинефрина».

– Неужели ты не понимаешь, что мы теряем время? – рассердился Дмитрий, услышав очередную отговорку врача. – Сегодня я займусь обучением Вики, а ты изволь наконец приступить к своим главным обязанностям.

– У меня – пациенты, и я не могу собрать их в коробку и выбросить, как беспородных котят.

– У тебя теперь есть помощник.

– Если ты об этом рыжем парне, то я не считаю его себе равным. Да, он более– менее толковый, но это не означает…

– Альберт, ты сейчас же пойдешь в лабораторию Воронцовой и займешься делом..

– Во-первых, я тебе не мальчик, чтобы мною понукать, – в голосе Альберта послышалась непривычная сталь. – А, во-вторых, тебе надо, ты и разговаривай с ней. Я займусь «эпинефрином» только в том случае, если она сама согласится мне его отдать. Добровольно! Если ты вздумаешь ей что-то внушать, я почувствую.

– Замечательно. Отправлю к ней Тимура.

– Отправляй, кого хочешь, но я не буду портить с ней отношения. В случае конфликта я буду ссылаться на тебя. Ты приказал мне.

– Ради Бога, – ответил Лесков.

– Дим, если честно, ты бы притормозил немного, – не выдержал Альберт. – Не надо по головам идти! Поговори с ней по-человечески, зачем какого-то там Тимура присылать? Объясни ей ситуацию. Это же ее детище, понимаешь. Ей и так тяжело: отец и брат на больничных койках.

– Здесь у каждого второго кто-то на больничной койке. Мне нужен результат. Пока вы тут «разговариваете по-человечески», «процветающие» думают, как нас прикончить. Я понимаю, что ты «энергетик», и тебя бьет любая чужая эмоция. Но и я не могу сюсюкаться с каждым. Воронцова – большая девочка, переживет. А вот «переживем» ли мы – это не факт.

– Ладно! Но тогда я сам с ней поговорю. Не надо никакого Тимура!

– Спасибо, Альберт.

– И Вику Бехтереву я тоже приду тренировать. Знаю я твои повадки. Еще доведешь ребенка до истерики…

Встреча с девочкой состоялась спустя пару часов, когда занятия в школе наконец завершились. Вика вошла в кабинет Дмитрия в сопровождении Ивана, чувствуя тревогу и предвкушение одновременно.

– 3-здравствуйте, – голос девочки дрогнул от волнения, и она невольно потянулась рукой к руке отца, словно хотела проверить, что Иван не испарился. Присутствия мужчины в белом халате не на шутку испугало ее. Папа не говорил ей, что здесь будет находиться доктор, тем более такой странный, совсем не похожий на других врачей. Прежде ей не доводилось встречать длинноволосых докторов, да еще и с рисунками на шее. Этот незнакомец больше напоминал какого-то музыканта или актера, нежели работника медицинского учреждения.

– Только не сильно ее переутомляйте, – произнес Иван, в тревоге посмотрев на девочку. В ответ та лишь крепче сжала его руку.

– Мы будем осторожны, – пообещал Альберт, после чего приблизился к девочке и, присев перед ней на корточки, произнес:

– Ты, главное, не бойся. Мы ничего плохого тебе не сделаем. Только попробуем выяснить, как работают твои способности… Кстати, я – доктор Вайнштейн. Для друзей – Альберт.

Вика слабо улыбнулась, после чего протянула ему руку и произнесла:

– Виктория Бехтерева. Для друзей – Вика.

Вайшнтейн пожал ладошку ребенка, а затем пригласил ее подойти к столу.

– Задание очень простое, – с улыбкой произнес он. – Тебе нужно сдвинуть эту ручку. Но только взглядом. Попробуешь?

– Да, – девочка охотно кивнула и, приблизившись к столу, внимательно посмотрела на лежащий перед ней предмет. Ее лицо сделалось сосредоточенным, однако вопреки ожиданиям Дмитрия, глаза Вики не окрасились медным.

В комнате повисла напряженная тишина. Лесков и Вайнштейн стояли с одной стороны стола, наблюдая за девочкой, Вика и Иван находились с другой. Однако прошло несколько минут, а ручка даже не качнулась.

– Не получается, – наконец произнесла Вика. – Оно не всегда получается.

– Это нормально. Не расстраивайся, – поспешил успокоить ее Альберт. – Попробуй настроиться. Знаешь, сделай вот что: закрой глаза и постарайся представить эту ручку мысленно. Запомни ее цвет, металлическую окантовку на колпачке, надпись «Монт Бланк». И попытайся толкнуть ее. Тоже мысленно.

Вика подчинилась. Снова воцарилось молчание. Девочка стояла у стола, закрыв глаза, и пыталась толкнуть эту злосчастную ручку хотя бы в своем воображении. И у нее это даже получилось – ей удалось представить, как предмет послушно покатился по столу в сторону Дмитрия. Вот только на самом деле ручка, как лежала в центре, так и продолжала там лежать.