Текст книги "Союзник (СИ)"

Автор книги: Дикон Шерола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Тем временем Дмитрий, Альберт и Иван наконец добрались до указанного дома. Это была ничем не примечательная постройка, разве что в ее окнах горел свет. Лесков и Вайнштейн переглянулись, после чего Дмитрий тихо спросил:

– Чувствуешь его?

В ответ Альберт медленно кивнул.

– Все-таки ты зря сорвал мне свидание, – еле слышно добавил он. – Внутри находятся обычные люди.

– Если среди них нет «бестелесного», – с этими словами Дмитрий постучал в дверь.

– Секунду, – раздался веселый женский голос.

Вскоре щелкнул замок, и на пороге появилась красивая молодая женщина. Ее длинные русые волосы были небрежно спрятаны под платок, а фигура казалась еще более хрупкой, будучи облаченной в мешковатое шерстяное платье на четыре размера больше. На руках женщина держала улыбающегося трехлетнего мальчика в джинсовом комбинезоне, который тоже был ему великоват.

– Добрый вечер, – с улыбкой произнесла она, удивленно глядя на троих незнакомцев.

– Мама, кто это? – немедленно поинтересовался сидящий у нее на руках ребенок.

– Тише, Егорушка. Это, наверное, к папе…

– Добрый вечер. Виталий дома? – спросил Дмитрий, быстрым взглядом оглядев крохотную прихожую.

– Да, дома… А что случилось? – формальный тон незнакомца показался женщине каким-то настораживающим. Улыбка исчезла с ее губ, и она в тревоге обернулась назад, надеясь, что муж слышит их голоса.

– Кто там, Зин? – из комнаты выглянул светловолосый коренастый мужчина, одетый в военную форму. Его синие глаза вопросительно скользнули по троим незнакомцам, замершим в прихожей, а затем в его глазах отразился животный ужас. Внезапно он сорвался с места и устремился к окну.

– Черт! – вырвалось у Дмитрия. Он бросился следом за мужчиной, желая задержать его. В свою очередь Иван выскочил из дома и поспешил к окну, выходящему из комнаты, в которой находился Виталий. Румянцев уже выбрался наружу и бежал по улице, пытаясь скрыться от своих преследователей. Вот только Иван оказался быстрее. Бехтерев и в детстве превосходил своих друзей в скорости, поэтому без труда догнал беглеца. Повалив Виталия на землю, Иван несколько раз ударил его. Далее уже подоспел Лесков.

Хватило одного взгляда, чтобы Виталий перестал сопротивляться. Он послушно поднялся с земли и поплелся следом за Дмитрием.

– Можно было просто спросить у меня, куда он побежит, – еле слышно произнес Альберт, когда Иван поравнялся с ним.

– Ну извините, – фыркнул Бехтерев, потирая разбитые костяшки. – Пока вы там родите, он уже на Золотой Континент улетит.

Молодая женщина в страхе прижимала к груди своего ребенка, не в силах понять, что только что произошло. Сначала ее муж почему-то бросился бежать, а теперь вернулся, такой тихий и спокойный, как будто ничего и не было.

– Кто вы такие? – дрожащим голосом спросила она.

– Зинаида, нам нужно поговорить с вашим супругом. Вы не могли бы нас оставить на пару минут?

– Нет, не могу! Я сейчас же позову солдат! – в страхе воскликнула она. В этот момент дверь соседней комнаты приоткрылась, и наружу выглянула заспанная девочка лет восьми.

– Олеся, живо вернись в спальню! – прикрикнула на нее женщина, отчего она испуганно вздрогнула.

– Кто это? – начала было она, но мать повторила свой приказ, и девочка подчинилась.

– Дорогая, ты тоже выйди. Мне нужно поговорить с этими людьми, – тихо произнес Виталий, глядя в одну точку. – Наедине.

– Что происходит, милый? Чего они от тебя хотят? – Зина хотела было приблизиться к нему, но Иван схватил женщину за локоть, заставляя оставаться на месте.

– Угомонись уже, дамочка, – не выдержал он. – Хватит кудахтать раньше времени. Тебе сказали пойти отдохнуть, так сходи.

– Я хочу знать, что происходит!

– Вряд ли услышанное вам понравится, – мягко произнес Альберт. Он уже чувствовал энергетику Виталия и мог ответить на вопросы Дмитрия еще до начала разговора. Сейчас этот человек находился под влиянием Лескова, поэтому скорее напоминал тряпичную куклу, которую посадили на диван, и она чудом сохраняла позу. Глаза мужчины безжизненно пялились куда-то в стену, голова склонилась на бок, рот чуть приоткрылся.

– Хочет, пусть остается, – тихо произнес Дмитрий, не сводя взгляда с Виталия. – Разве что ребенку все же не стоит здесь находиться.

Зинаида испуганно всхлипнула, и ее не менее перепуганный сын наконец не выдержал и расплакался вместе с матерью. Однако его рыдания так и остались в груди – Дмитрий лишь на секунду обернулся на него, после чего ребенок начал вырываться, и, когда мать опустила его на пол, он убежал к сестре.

То, что происходило дальше, напоминало какой-то кошмар, от которого Зине никак не удавалось проснуться. Ее муж наконец заговорил своим обычным голосом. Взгляд его сделался осмысленным, и в нем вспыхнула жгучая ненависть.

– Это все ты виноват, – сквозь зубы процедил он, глядя на Дмитрия. – Если бы не «процветающие», этого всего вообще бы не случилось. Не было бы никаких станций. Люди бы продолжали нормально жить в своих домах. А вы отравили их, сволочи! И теперь ты меня еще судить будешь, да?

С этими словами он горько расхохотался.

– Так это вы открыли люк на Адмиралтейской? – ледяным тоном спросил Лесков.

– Да. И открыл бы еще раз, если бы все вернуть назад, – с ненавистью ответил Виталий. – Вы и так уничтожили всех, дополнительные несколько сотен смертей уже ни на что не повлияют. Мы в любом случае обречены! А так я хоть попытался спасти свою семью.

– Что они пообещали вам?

– Жизнь после окончания войны. Право остаться в этом мире и вырастить своих детей. Золотой Континент готов пощадить тех, кто будет с ними сотрудничать. И я готов, лишь бы моя семья осталась в живых.

С этими словами он посмотрел на Зину. Губы женщины предательски задрожали. Она не проронила ни звука, но по ее щеке скатилась слеза, которая была красноречивее любых фраз. То, что эта женщина до этого времени считала промыслом Господа, на деле оказалось жестокой расчетливостью ее любимого мужчины.

– Я готов вступить в сделку с самим Дьяволом, если это поможет мне защитить тех, кто мне дорог, – произнес Виталий, опустив глаза.

– Как вы с ними связались?

– Я зафиксировал попытку взлома нашей системы и временно отключил защиту. Так они и передали мне мое первое задание и получили всю информацию о расположении нашей базы, количестве выживших и так далее. Конечно, после краха Адмиралтейской, другие станции переписали программу и усилили защиту, вот только дело уже сделано. Я знал, на что иду, и был готов к тому, если меня вычислят. Я шел на эту жертву осознанно. Ради своей жены и детей.

Он посмотрел на Ивана, на лице которого читалось одно желание – снести этому уроду башку. Затем перевел взгляд на Альберта, который не мог не проникнуться отчаянием доведенного до края человека. И наконец – на Лескова, в глазах которого не было ни капли жалости.

И от этого взгляда Виталий почувствовал, как по его телу пробегает озноб. На миг ему показалось, что он смотрит в глаза дикого зверя, который уже вынес ему приговор.

– Вы немедленно признаетесь в содеянном, – произнес Дмитрий.

– И ты будешь моим судьей, да, убийца? – Виталий злобно оскалился. – Ты же теперь тоже советник. Лично будешь выносить мне приговор?

– Я сделаю еще хуже, – губы Лескова тронула холодная улыбка. – Отдам вас на растерзание вашим же друзьям.

Глава XI

Этим утром Спасская напоминала потревоженный улей. Что-то заставило людей выйти из своих домов и отправиться на главную площадь, расположенную у входа в правительственное здание. К десяти часам утра вся территория потонула в волнующемся море толпы, которое чернильной кляксой растеклось и по близлежащим улицам. Здесь собрались не только «спасские». Были «владимирские», «невские», «звенигородские», пришли даже с «Технологического института» и их соседи с «Балтийской» и «Фрунзенской».

Связующие тоннели сейчас напоминали артерии, которые гнали кровь к самому сердцу города. Точнее к его искусственному заменителю. Настоящее сердце, или как его еще называли, Адмиралтейская, было уничтожено чудовищами, которых нарочно запустили несколько предателей. Румянцев действовал не один. Всего их было шестеро, профессионалов, которые мастерски замели свои следы.

Виталий сдал всех: четверо из них отвечали за безопасность на станции и, как и Румянцев, имели техническое образование, еще двое входили в совет Адмиралтейской. Все они были уверены, что бог войны поглотит каждого, и спастись удастся только тем, кто осмелится принести ему жертву. Удар по Адмиралтейской должен был обезглавить Петербург и тем самым швырнуть его на милость победителям.

Вот только никакой милости не предполагалось. «Процветающие» четко обозначили свои позиции, а именно – очистить мир от «людской заразы». Роботы заменили тех, кто когда-то должен был убирать их дома, потреблять продукцию их корпораций, платить налоги. Теперь главным богатством планеты стали ресурсы, запасы которых с каждым годом становились все меньше, а сама Земля всё больше напоминала огромную помойку. Во всех странах нищета плодилась, словно клетки раковой опухоли, росла безработица, а с ней и недовольство народа, уровень преступности и экономический дисбаланс. По замыслу «процветающих» эта война должна была стать последней в истории планеты. И хотя случайные «выжившие» все еще боролись за свои жалкие жизни, их судьба была предрешена…

Виталий Румянцев дрожал всем телом. Ему хотелось верить, что в помещении слишком холодно, но на самом деле его снова начал бить нервный озноб. Давно еще, в какой-то книжке он читал, что в такие моменты на приговоренных обрушивается какое-то тупое равнодушие. Приходит смирение, а вместе с ним и спасительное спокойствие. Да и смерть от пули – она быстрая и милосердная. Куда страшнее было бы умереть от яда «процветающих» или быть разорванным «костяными». Но почему– то сейчас эти мысли не успокаивали. Единственное, что грело душу, было обещание совета, что его семью никто не тронет. Более того, их обещали перевезти на более спокойную станцию, где в лицо их никто не знает.

Это было справедливо. Ни Зина, ни тем более маленькие Олеся и Егор не были посвящены в планы своего отца. Лесков и Вайнштейн несколько раз упоминали об этом на суде, и Волков прислушался к их словам. В итоге Зину отпустили домой и даже позволили ей сегодня попрощаться с супругом перед казнью. Это обещание отпечаталось в памяти Виталия, как клеймо, однако все остальные слова как будто прошли мимо него. Он с трудом помнил, что говорил на суде, как пересказывал последовательность своих действий и как перечислял имена своих сообщников. Его голос звучал, как будто издалека, словно он находился под толщей воды. Он даже не помнил лица своей жены. В голове пульсировала только одна единственная мысль – рассказать всю правду. Подробно, до самых мелочей.

«Интересно, что Зина скажет детям? Приведет ли их ко мне попрощаться?» – подумал Виталий. При мысли о дочери и сыне на его глаза навернулись слезы. Он пошел на это преступление только ради них. «Процветающие» все равно убьют всех

– это лишь вопрос времени. А так они хотя бы оставят в живых его семью. Быть может, новый мир даже станет лучше прежнего. Больше не будет неравенства. Не останется стран, религий, разделения общества на классы. Все станут процветающими, и его дети тоже будут счастливы.

Мысли Румянцева снова вернулись к жене. Что она скажет Олесе и Егору по поводу казни их отца? Просить Зину солгать им о его смерти было как минимум глупо

– люди не будут так милосердны, чтобы скрывать от них правду. Всё расскажут, причем в самых черных тонах. Бедная Зина… Первое время ей придется ой как тяжело. Но она сильная, не сломается. Она должна утешать себя тем, что однажды война закончится, и механические солдаты «Процветающих», истребив всех, оставят в живых ее и двух ребятишек, которые только начинают свой путь. А, когда Олеся и Егорка вырастут, они поймут, что их отец – не подлец и не трус, коим его попытаются выставить здешние обитатели, а тот, кто пожертвовал собой во благо своей семьи. Быть может, его дети однажды даже назовут его героем…

Тем временем, если подняться на несколько этажей выше, то можно было увидеть Лескова, сидящим в кресле своего кабинета. В кресле напротив разместился нынешний лидер Спасской, Волков, в двух соседних – Вайнштейн и Бехтерев. Нельзя было сказать, что этим четверым было уютно. Альберт изо всех сил пытался абстрагироваться от происходящего снаружи, но волны чужой ненависти постепенно добирались и до него. Он буквально кожей чувствовал эмоции людей, которых так жестоко обманули несколько предателей. Что касается Ивана, то он попросту не любил подобного рода собрания. Ему никогда не нравилось вести пафосные переговоры, поэтому сейчас он чувствовал себя не в своей тарелке. То и дело он начинал барабанить пальцами по подлокотнику кресла, словно от этого время могло пройти быстрее. В свою очередь Волков в который раз предпринял попытку отговорить Дмитрия от выступления перед народом. Прежде Лесков избегал этой «почетной миссии», но сейчас он буквально настаивал на своем.

– Говорю же, неподходящее сейчас время…, – перебил Дмитрия Волков, когда тот снова начал повторять свои аргументы. – Народ и так на взводе, не хватало еще и этого ублюдка упоминать!

– Как раз сейчас и нужно упоминать, – ответил Дмитрий. – До сих пор именно его считали виновным в уничтожении Адмиралтейской. И, так как обнаружились настоящие предатели, нужно напомнить людям о том, что кто-то до сих пор сидит из– за них за решеткой.

– Не только из-за них! Этот тип прокрался на нашу станцию и угрожал нашей безопасности.

– Прокрался, но, заметьте, мы сами привели его с поверхности.

– Если ты забыл, я напомню: он пришел, чтобы убить тебя!

– А вот это уже моя забота. К тому же…, – Дмитрий откинулся на спинку кресла и усмехнулся, – люди вряд ли бы сильно переживали, если бы он наконец-то убил «процветающего». А то и вовсе наградили бы его.

Волков невольно усмехнулся в ответ. В данном случае Лесков был прав – люди либо жалели, что Фостер не сумел выполнить заказ, либо злились, что наемник мог убить того, кого они должны были убить сами. Те, кто относились к Дмитрию лояльно, предпочитали молчать, чтобы избежать ненужной агрессии в свой адрес, либо, как в случае с Бехтеревым, с ними не хотели связываться.

– Я все равно считаю, что Фостер опасен, – теперь в разговор вмешался все это время молчавший Альберт. – Этому человеку нельзя доверять. Обвешайте его хоть сотней датчиков, он все равно найдет способ, как нам навредить.

– Ему больше нет смысла нам вредить, – ответил Дмитрий. – После того, что он натворил на континенте, путь ему туда заказан. Вы все видели, в каком состоянии его к нам доставили: зачем ему было так рисковать, чтобы до нас добраться? Я знаю, что он не лжет, говоря, что ему больше некуда идти. Если мы…

Дмитрий немедленно прервался, услышав стук в дверь.

– Войдите, – произнес он. В этот миг Иван оторвал взгляд от поверхности стола и с долей удивления посмотрел на Лескова – никогда прежде он не слышал от друга столь властного тона. Наверное, только сейчас Бехтрев по-настоящему осознал, насколько Дмитрий изменился. От того мальчишки, который, раскрыв рот, слушал каждую бредню Олега, не осталось и следа. Исчез и тот паренек, который носился по Москве, как сумасшедший, пытаясь урвать от жизни свою крошку. Потускнел и образ холеного молодого мужчины, баловня судьбы, который все измерял количеством цифр на банковском счету. Теперь это был человек, в котором осталось минимум эмоций, и от этого он стал жестче, хладнокровнее и, быть может, даже злее.

Затем Иван перевел взгляд на испуганное лицо солдатика, который замер на пороге кабинета, и мысленно усмехнулся. Много лет назад, когда еще существовала «стая», с таким видом «отстой» обращались к Олегу, а Дмитрий молчал, преданно кивая на каждое слово своего предводителя. А ведь глядя на нынешнего Лескова, нельзя было даже усомниться, что Сенатор с легкостью мог потягаться с Койотом за лидерство. Так почему же он предпочитал оставаться в тени?

Слова солдата отвлекли Ивана от воспоминаний о детстве. Теперь его внимание полностью сосредоточилось на говорящем, и он мысленно выругался, узнав причину визита этого паренька. Что что, а такого поворота не ожидал даже он, побывавший в самой гуще криминальных разборок.

– Кое-что произошло на «Площади Невского», – произнес солдат, переводя взгляд с Волкова на Лескова и обратно. – Это касается семьи одного из предателей. Вы дали им разрешение увидеться с их близкими, но дело в том, что…

– Да не мямли ты, – рассердился Волков.

– Прошу простить, товарищ генерал! Дело в том, что супруга Румянцева покончила с собой. Этой ночью она повесилась в спальне на ремне своего мужа.

Эти слова прогремели как гром среди ясного неба. Альберт переменился в лице, пораженный услышанным, и первым набросился на солдата:

– Вам же было велено следить за ними!

– Да, но не в спальне же, – солдат явно не готов был услышать упреки от какого-то там врача, поэтому его тон зазвучал гораздо увереннее. – Мы должны были защищать их от разгневанных людей, которые, кстати, даже не попытались разобраться с ними. Она сказала, что идет спать. Мы же не знали, что эта женщина наложит на себя руки. Да, она была расстроена, но кто не был бы?

– Что с детьми? – прервал их перепалку Лесков. Его лицо было бледным, однако голос не выдал его волнения.

– Мертвы, – чуть тише ответил солдат. – Она задушила их во сне. Подушкой. Мы даже ничего не услышали.

– Господи… – вырвалось у Альберта.

Похожая реакция была и у Ивана, разве что он не проронил ни слова. Опешив, он молча уставился на солдата, пытаясь переварить услышанное. То, что женщина попытается покончить с собой, еще можно было предугадать, но то, что она решится убить своих детей…

– Все же не выдержала позора, – тихо произнес Александр Геннадьевич, опустив голову. – И детей решила забрать с собой. Наверное, подумала, что и им житья тут не будет. Да и кто растить их возьмется после такого?

– Еще она оставила записку с просьбой никого не винить в их смерти, – добавил солдат. – И в ней она еще просит прощения за поступок своего мужа.

– Записка при вас? – спросил Волков.

– Да. Вот она, – с этими словами парень приблизился к столу и положил на его поверхность сложенный в двое клетчатый листок бумаги, на котором карандашом были написаны вышеупомянутые слова.

– Велите сообщить о случившемся Румянцеву? – уточнил парень, когда Александр Геннадьевич пробежал по записке глазами. Но вместо Волкова к нему обратился Лесков. Сейчас сохранять спокойствие ему было особенно тяжело. Мысль о том, что погибли ни в чем неповинные дети, не могла оставить Дмитрия равнодушным. Однако в эту самую минуту он вспомнил, сколько таких же ни в чем неповинных детей погибло на Адмиралтейской.

– Руководство «Площади Невского» уже прибыло? – тихо спросил он.

– Нет, еще не прибыли, – отрапортовал солдат. – Поезд будет активирован спустя пятнадцать минут.

– Хорошо, – Лесков кивнул. – Румянцеву пока что ничего не сообщайте. Пусть тела его жены и детей погрузят в вагон и доставят сюда. Если мы согласились позволить предателям увидеть их семьи, нужно держать свое слово.

– Постой, ты позволишь ему увидеть покойников? – ужаснулся Альберт.

Дмитрий не ответил, но его взгляд был куда красноречивее слов.

– Что касается записки, – продолжил Лесков, – передадите ее после того, как Румянцев «попрощается» со своей семьей. Не хотелось бы, чтобы он думал, что смерть его семьи – это наших рук дело.

Получив указания, солдат забрал записку и покинул комнату. Однако, едва дверь за его спиной закрылась, Альберт не выдержал.

– Не слишком ли все это? – воскликнул он. – Можно просто сказать, что его близкие отказались с ним встречаться, потому что им тяжело. Или, в конце концов, им неприятно его видеть. Но нельзя же привозить ему мертвецов! Человек, каким бы он ни был, уже и так обречен на смерть. Пусть хоть умрет спокойно. Он ведь не лгал, говоря, что пошел на это преступление ради семьи.

Однако слова врача не вызвали должной реакции. Иван лишь криво усмехнулся, подумав о том, что он бы не сделал такого даже ради Вики, Ромки и Димки вместе взятых. В свою очередь Волков снисходительно посмотрел на врача: Альберт был слишком человечным для нынешних реалий. Что касается Дмитрия, то его взгляд не выражал ровным счетом ничего.

– Нужно выполнять свои обещания, – тихо произнес он, наконец посмотрев на врача. – Если мы не будем держать слово в таких мелочах, о каком доверии народа может идти речь.

– Нужно оставаться человеком, – сквозь зубы процедил Альберт. – Я не оправдываю этого подонка, но мы не должны опускаться до его уровня. В конце концов, кровь его несчастной семьи на наших руках.

– Нет, он сам их убил, – ответил Лесков. – И я хочу, чтобы он знал об этом.

– Его и так через час расстреляют на глазах у сотен людей. Его бывшие друзья скандируют «смерть предателю!» Дима, не переходи черту между справедливостью и жестокостью.

Но Лесков не отреагировал на его слова. То, что решение уже принято и обсуждению не подлежит, говорил не только его взгляд – сама энергетика Дмитрия сделалась шероховатой, как наждачка. И Альберт больше не захотел тратить время на бессмысленные споры.

– Делайте, что хотите, – резко произнес он, после чего поднялся с места и быстро покинул комнату. Лесков был готов к такой реакции. Быть может, вечером, когда Альберт немного утихнет, он поговорит с ним еще раз, но сейчас Дмитрия куда больше беспокоило предстоящее выступление. Он не привык ораторствовать перед толпой и уж тем более перед той, которая его ненавидит. Хоть Волков и пообещал немного подготовить слушателей, тем не менее Дмитрий нервничал. Он знал, что это его единственный шанс хоть немного изменить отношение к себе, а заодно и к Фостеру, заступничество за которого изрядно пошатнуло его и так непрочное положение. Было решено, что Дмитрий обратится к толпе после казни.

Когда предателей расстреляли, люди все еще не спешили расходиться, словно ждали какого-то эпилога этой страшной истории. Они переговаривались между собой, обсуждая произошедшее, и каждый хотел поверить в то, что подобное больше не повторится.

А затем к народу вышел Волков. Он пообещал, что теперь люди, ответственные за безопасность станций, будут отбираться особенно тщательно.

– Главное, чтобы мы больше не поддавались на искушения врага, – говорил он. – Золотой Континент может пообещать нам что угодно, но он не сдержит своих обещаний. «Процветающие» будут делать все, чтобы как-то повлиять на нас изнутри, разобщить и настроить друг против друга. Только пока мы вместе, мы сильнее. Да, сейчас наше доверие друг к другу пошатнулось, но это не значит, что теперь мы в каждом будем видеть предателя. Мы должны четко понимать, кто наш настоящий враг. Сейчас я хочу передать слово человеку, на счет которого долгое время заблуждался. Именно его мы назначили своим местным врагом, а он изо всех сил пытался доказать нам обратное. Он наконец решился обратиться к вам, и я прошу вас выслушать его.

На площади воцарилось гробовое молчание, когда присутствующие увидели поднимающегося на трибуну молодого темноволосого мужчину в гражданской одежде. Далеко не все знали «процветающего» в лицо, поэтому не сразу поняли, как правильно реагировать на его появление.

Среди присутствующих была и Катя. Она и Стас вместе пришли на казнь, потому что в результате катастрофы на Адмиралтейской погибло немало их друзей. Особенно тяжело переживал случившееся Волошин. Со многими погибшими солдатами он был в хороших отношениях, поэтому сегодня лично хотел увидеть, как предатели поплатятся за свою подлость. В свою очередь Катя пришла затем, чтобы поддержать своего парня. Момент расстрела она видеть не могла, поэтому отвернулась.

Услышав завершающие слова Александра Волкова, девушка почувствовала, как ее сердце начинает биться быстрее. Ее охватило сильное волнение. Катя не надеялась увидеть Дмитрия сегодня, да и вряд ли посмела бы заговорить с ним при Стасе. Но сейчас она не могла скрывать своих эмоций. Она заставляла себя не думать о Дмитрии, и хотя он ясно дал понять, что больше не будет вмешиваться в ее жизнь, Катя не могла перестать любить его.

Поначалу, увидев Дмитрия, поднимающимся на трибуну, Белова с трудом поверила своим глазам. Она знала, что несмотря на то, что Лесков каким-то чудом умудрился попасть в совет, большинство выживших продолжает его ненавидеть. Так зачем же он сейчас решил выступить перед разгоряченной толпой? Она смотрела на него со страхом и восхищением одновременно, прекрасно помня, каково это пытаться донести до массы людей, которая не желает тебя слышать и понимать?

«Господи, хоть бы они ему ничего не сделали», – в страхе подумала девушка. И ее опасения были обоснованы. Едва присутствующие начали узнавать в новом ораторе «процветающего», они немедленно попытались «задать тон» всем остальным. Слова Волкова касательно Дмитрия стерлись из памяти людей, как будто их и вовсе не было.

– Расстрелять «процветающего»! – крикнул кто-то из толпы, едва Дмитрий встал у микрофона. Это полное ненависти восклицание не могло остаться незамеченным, и толпа заволновалась. Лесков скользнул лихорадочным взглядом по площади, чувствуя, что от волнения у него перехватывает дыхание. Мысли начали разбегаться.

– Убирайся вон, «процветающий!» – донесся до него еще один крик. И в тот же миг народ загудел сильнее. Дмитрия стали освистывать и оскорблять на все лады, отчего площадь буквально накрыло новой волной ненависти.

– Убийца! – истерично закричала какая-то женщина, стоявшая неподалеку от Кати. Девушка в отчаянии посмотрела на нее, затем вновь перевела взгляд на Лескова. Почему он не уходит? Зачем продолжает это терпеть?

У Дмитрия действительно оставалось только два варианта: либо позорно сбежать, либо еще более позорно пытаться перекричать толпу. Ни то, ни другое не возымело бы никакого толку.

Боковым зрением Дмитрий заметил, как встревожился Волков, и как ухмыляются стоящие подле него «советники» Спасской. Александр Геннадьевич и впрямь забеспокоился уже не на шутку. Еще не хватало, чтобы из-за дурацкой попытки Лескова выступить, в городе начались беспорядки. Он уже хотел было подняться на трибуну, чтобы увести Дмитрия подальше от разгневанной толпы, как вдруг почувствовал, как по его коже пробежали мурашки. Что-то неведомое заставило Волкова оцепенеть, наполняя его сердце ничем необъяснимым страхом. Мужчину словно пригвоздило к месту ледяными иглами ужаса, и он почувствовал, как у него начинают подкашиваться колени.

Нечто подобное происходило и с толпой. Непонятный страх накрыл ее невидимым покрывалом, отчего все крики смолкли так же стремительно, как и возникли. Люди затравленно смотрели на того, кто сейчас стоял на трибуне и дожидался тишины. В его присутствии они вдруг почувствовали себя крохотными и беспомощными. И, когда смолк последний крик, Дмитрий наконец заговорил. После такого «теплого» приема он решил изменить свою речь, и его голос звучал властно и снисходительно одновременно.

– Я буду краток, – произнес он. – Теперь, когда вы все знаете, кто ответственный за гибель Адмиралтейской, я прошу вас обратить внимание на того, кого вы ошибочно обвиняли в этом преступлении. Говорю не о себе…

Дмитрий усмехнулся, желая скрыть свое волнение, но со стороны могло показаться, что всеобщая ненависть его только забавляет.

– Речь идет о наемнике, которого заслали на Адмиралтейскую «процветающие» с целью убить меня. Его вынудили согласиться на это задание. Когда он провалился, его собирались расстрелять. Но Эрику Фостеру удалось сбежать. К нашей радости, он все же успел частично отомстить, а именно – немного «проредил» Совет Тринадцати.

Дмитрий замолчал, наблюдая за реакцией толпы: люди по-прежнему выглядели напуганными, однако его слова все же воспринимали. Кто-то даже начал тихонько перешептываться. Тогда Лесков продолжил:

– Я говорю это затем, чтобы вы понимали: Эрик Фостер пришел сюда, потому что теперь у нас общий враг. Вы все уже слышали о том, что он – полукровка, но не до конца понимаете ценность такого союзника. От вас этого и не ждут. Вам нужно знать лишь то, что если кто-то попытается без основания ему навредить, тот человек автоматически будет объявлен предателем. На этом всё. Благодарю за внимание.

Он уже хотел было покинуть трибуну, как внезапно увидел в толпе конопатое лицо Артёма. Да, это несомненно был тот самый очкарик, который жил с Димой в одном детском доме, и которого из-за Лескова пырнули ножом. Каким-то чудом этот хлипкий парень сумел выжить, в то время как большинство его бывших обидчиков погибло в результате массового отравления.

Артём стоял ближе к краю, хмуро глядя на Лескова. Эффект, произведенный внушением страха, уже начал рассеиваться, поэтому на лице парня немедленно отразились его истинные эмоции. Он слышал от Кати, что Лесков, Бехтерев и Суворов выжили, но до сих пор ему не доводилось встречаться ни с кем из них. Он и Белову не слишком желал видеть – неприятные воспоминания, связанные с ее отказом, все– таки оставили след в их отношениях. А попадаться на глаза ее нынешнему ухажеру Артем и вовсе не желал.

Не обрадовала его и встреча с Дмитрием. Парень надеялся, что Лесков его не узнает, однако, когда спустя несколько минут к нему подошел солдат и попросил пройти с ним в правительственное здание, Артему сделалось не по себе.

– А если я не хочу? – из-за волнения голос парня прозвучал немного визгливо.

– Да не боись ты, «менеджер», – с иронией ответил ему военный. – Никто с тобой ничего плохого не сделают. Поговорите две минуты, и побежишь, куда собирался.

– Я и не боюсь! – насмешка солдата задела Артема, и он первым направился в сторону правительственного здания.

Они встретились с Дмитрием на первом этаже в переговорной. Лесков ждал его, сидя за столом, и Артем с облегчением обнаружил, что он был один. Ни Суворова, ни

Бехтерева подле него не было.

– Чего тебе? – с порога «поприветствовал» его Артем. Он насупился, отчего тут же сделался похожим на нахохлившегося воробья.

– Рад, что ты жив, – ответил Дмитрий, поднимаясь с места. Говоря эти слова, Лесков не лукавил: он действительно был рад, что смерть обошла этого парня. И, конечно же, не могло не радовать то, что тот наконец решил перерасти их детскую обиду и согласился обмолвиться с ним парой фраз. Однако в ответ Артем лишь усмехнулся.

– Да что ты говоришь? – парень скрестил руки на груди и с вызовом посмотрел на своего соседа по интернату. – Сначала меня пырнули из-за тебя ножом, потом я еле выжил после проплаченного тобой отравления. Может, ты радуешься тому, что у тебя остались еще какие-то способы, чтобы меня убить? Например, нашлешь на меня кого-то из твоих громил?