355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дикон Шерола » На пересечении (СИ) » Текст книги (страница 12)
На пересечении (СИ)
  • Текст добавлен: 30 мая 2019, 20:30

Текст книги "На пересечении (СИ)"


Автор книги: Дикон Шерола



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Кальонь слегка замешкался, пытаясь понять, не поставит ли он своим ответом себя в неловкое положение, но затем произнес:

– Госпожу Двельтонь не видели на празднике.

– Вот именно. Интересно свидание, на которое является лишь одна сторона, в то время как другая предпочла остаться дома.

– Я приболела, господин Кальонь, – добавила Найалла с теплой улыбкой.

– О, тогда прошу вас простить меня за столь гнусные подозрения! – воскликнул Элубио, в тревоге глядя на свою возлюбленную. – Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, иначе я никогда не прощу себя за свои отвратительные слова.

– Все хорошо, – Найалла кокетливо опустила глаза. – Я окончательно поправилась. Жаль, праздник уже случился, и мне так и не довелось его посетить. Хорошо, что хоть доктор Эристель смог посмотреть выступления наших талантливых горожан, сидя в удобной ложе.

– Я устрою для вас тысячу праздников, – губы молодого Кальонь тронула нежная улыбка, и щеки девушки вновь заалели.

Родон воспринял это восклицание снисходительно, а Арайа и вовсе чуть нахмурилась. Элубио она величала за глаза не иначе как павлином, причем глиняным, так как юноша представлялся ей абсолютно пустым. Девочке постоянно казалось, что она наблюдает за актером, который каждый свой жест делает для того, чтобы привлечь к себе внимание. Речь Элубио звучала так, словно ее написали заранее, а улыбка сверкала настолько приторно, что однажды Арайа даже поинтересовалась у отца, почему на зубы юного Кальонь до сих пор не слетелись все мухи Южных Земель. Если доктор Эристель в ее глазах притворялся потому, что так того требует этикет, то Элубио – чтобы расположить к себе как можно больше людей.

Но вот молодой гость вновь обратился к Эристелю, ласково улыбаясь, но при этом его тон сделался подчеркнуто снисходительным:

– Наверное, здесь вам приходится тяжело. Южане не любят замкнутых и молчаливых людей, и я не раз слышал, что вас здесь считают странным. На севере вы наверняка были неприметны и, если можно так выразиться, безымянным, судя по распространенности вашего имени. Например, мое имя – единственное в своем роде, и никто не имеет права давать его новорожденным, пока я жив. Я являюсь первым носителем этого имени, и только в мою честь родители могут называть им своих детей.

– Потрясающе, – прокомментировал Эристель с долей иронии, отчего Элубио сразу почувствовал себя уязвленным.

– Вот именно, что потрясающе, – с вызовом ответил он. – Редко кто может похвастаться тем, что его имя войдет в историю Южных Земель.

– И впрямь, обычно в историю входят достижения, – не удержалась Арайа, за что отец строго на нее посмотрел, а Найалла и вовсе наступила сестре на ногу.

– Расскажите, как поживают ваши почтенные матушка и отец? Здоровы ли? Не собираются ли погостить в нашем городе? – старшая Двельтонь попыталась спасти ситуацию, благо Элубио немедленно улыбнулся и принялся рассказывать о том, что происходит в его семье.

Доктор Клифаир слушал этот разговор вполуха, больше думая о том, зачем вообще приехал сюда этот хвастливый плут. Мысли о том, что явился Элубио сюда не просто пообщаться, не покидали его с самого начала, поэтому, когда разговор внезапно перешел к семье Окроэ, он ничуть не удивился.

– Мои колдуны могут хоть сегодня вычислить того, кто последним пользовался черным предметом, – теперь голос Элубио зазвучал холоднее. – Давайте после ужина проведем ритуал и выясним, что к чему. Полагаю, никому из присутствующих нечего опасаться, поэтому к чему отлагательства?

– Тем не менее я бы предпочел проводить подобные ритуалы днем, – ответил Двельтонь. – Вы устали с дороги, да и я сам уже не прочь отправиться в постель.

– Это не займет много времени, – настаивал Элубио.

Однако Родон остался непреклонен. В итоге молодой Кальонь выдавил из себя подобие улыбки и продолжал ужин уже молча.

В комнате повисло неприятное молчание. Хозяин замка не мог не замечать недовольства со стороны своего гостя и его колдунов. И всё же не хотел признаваться себе в том, что он попросту боится услышать ту правду, которая может ему не понравиться.

Глава V–I

Утро началось с небольшого дождика, который будто бы случайно высыпался из тучи, как из прохудившегося мешка. Юг, обычно скупой на любое проявление осадков, сегодня расщедрился, отчего деревья выглядели глянцево-зелеными, словно их только что покрасили. В неровностях дорог собрались небольшие лужи, в которые так и норовили наступить неугомонные дети, а женщинам приходилось придерживать юбки, чтобы подол не превратился в мокрое месиво. В воздухе пахло свежестью, пыль, притоптанная влагой, улеглась, а сам город казался умытым и сияющим.

Элестиа Гамель как раз хозяйничала на кухне, когда в комнату вошел Инхир. Выглядел ее супруг не лучшим образом, так как к полуночи успел опустошить едва ли не все запасы виноградной настойки, хранившейся в доме. Его рыжие волосы были еще спутаны после сна, а на теле красовалась все та же вчерашняя рубашка, в которой он завалился в постель.

– Извини за вчерашнее, – произнес он, наливая в стакан холодной воды. – Мне жаль, что вчера тебе пришлось лицезреть пьяную свинью, которая не в состоянии ни говорить, ни уж тем более думать.

– Мне повезло, что мой супруг в отличие от большинства предпочитает завалиться спать, нежели дебоширить на улице, – ответила женщина и чуть улыбнулась уголком губ.

Элестии недавно исполнилось тридцать девять лет, однако выглядела она довольно молодо, отчего люди не давали ей и тридцати. Она была высокой и худенькой, с выразительными карими глазами, смуглой кожей и темными длинными волосами. Некоторые друзья Инхира подтрунивали над ним, мол, совершенно не кормит жену, хотя сам уже в области живота отрастил небольшие запасы.

Надо признаться, Гамель гордился своей супругой: она была красива, умна и умела вести себя в обществе, не имея при этом никакого образования. Элестиа даже читала с трудом, но, глядя на нее, Родон Двельтонь как-то сказал Инхиру, что можно знать дюжину языков, арифметику и даже какие-то заклинания, но при этом оставаться дураком, а можно быть сдержанным, внимательным и чутким, и от этого быть самым мудрым человеком на земле.

До того, как Инхир сделался начальником стражи, Элестиа работала ткачихой, но нынешнее жалованье супруга позволило ей оставить свое прежнее занятие и заниматься только хозяйством. Свободное время госпожа Гамель любила проводить у Овераны Симь, где обучалась искусству шитья. Обе женщины были подругами, и, если Амбридия Бокл и Матильда Жикирь являли собой лишь подобие этого слова, то дружба Элестии и Овераны основывалась на искренней симпатии. До сегодняшнего дня.

Этим утром, встретившись на рыночной площади, госпожа Симь отвела взгляд, сделав вид, что не слышит приветствия подруги. Так же повели себя Сантария Крэвель, Дарайа Ливард, Жаок Джиль и, что особенно поразило Элестию, Колокольчик, который своей болтливостью мог замучить до смерти даже глухого. Заглянув в лавку пекаря, женщина заметила, как поспешно от нее отвернулась пожилая госпожа Саторг, а сам Ронди быстро вручил Элестии буханку хлеба и бросился к другому покупателю. Обычно этот мужчина был приветлив и улыбчив, но сегодня город словно подменили. Казалось, дождик смыл маски с лиц некоторых горожан, отчего взгляд их сделался холодным, а улыбка – натянутой.

Элестиа покинула рыночную площадь в спешке, чувствуя, как ее охватывает дрожь. Когда Гамель нервничала, она не могла скрывать свои эмоции, поэтому предпочла поскорее скрыться за стенами собственного дома. Женщина прекрасно понимала, чем вызвана такая перемена, и теперь, дождавшись на кухне своего супруга, решила поговорить с ним за завтраком начистоту. Благо Инхир первым начал этот неприятный разговор.

– Что говорят в городе? – тихо поинтересовался он и, отщипнув кусок теплой лепешки, отправил его в рот.

– Всякое, – уклончиво ответила Элестиа. Но от мужа не укрылась перемена в ее лице. Женщина опустила глаза, не выдержав пронзительного взгляда голубых глаз Инхира.

– Тебя кто-то обидел? – в голосе Гамеля послышались металлические нотки, и Элестиа тут же поспешила разубедить его.

– Напротив, все подчеркнуто вежливы. Однако в глаза никто не глядит, словно я ведьма какая-то. Раньше мне прогулка по рыночной площади была в радость, а сегодня я бежала, не смея оглянуться. Мои подруги не пожелали приветствовать меня. Сделали вид, что не услышали моего голоса. Даже пекарь, казалось, стремился поскорее отделаться, хотя в ту минуту из посетителей у него были только я да госпожа Саторг.

– Что же это они носы воротят? – усмехнулся Инхир. – Узнали, что я больше не начальник стражи, и решили показать себя в истинной красе? Так это всего на несколько дней, могут не радоваться.

– Дело не в этом, Инхир. Я думаю, ты знаешь, в чем. Не все горожане одобряют случившееся на кладбище, и многие из них считают, что ты, как начальник стражи, должен был это предотвратить. Хорошо, пусть ты отказался поддерживать «ведьмолюбца», но почему ты позволил горожанам устраивать беспорядки? В результате погиб невинный юноша.

– Лагон Джиль никогда не был невинным, – нахмурился Гамель. – Сколько раз его пороли за бесчинства? Сколько раз запирали в подземельях? Его никто не просил лезть под копыта разъяренного стада. Мог постоять в стороне, как и остальные, кто сейчас на тебя косится. Тоже мне, судьи недоделанные… На себя бы поглядели!

– Вот именно, что не Лагон Джиль должен был лезть под копыта. Это твоя обязанность – охранять город от любого рода безумств. Я не упрекаю тебя, Инхир, я пытаюсь понять тебя.

– Нечего тут понимать. Если в городе будут бесчинства, а Родона Двельтонь объявят пособником чернокнижников, место главного смотрителя займет Элубио Кальонь. Я давно переписываюсь с его отцом и докладываю о происходящем. Ситуация с семьей Окроэ пришлась как нельзя кстати. Вот увидишь, Элестиа, скоро все у нас наладится. Заживем не хуже Пехира Агль. И подруги у тебя станут новые, достойные тебя и твоего положения.

– Как же это…, – выдохнула Элестиа, не сводя с супруга испуганных глаз. – Это же предательство. За то, что ты доносишь на Родона Двельтонь, не сносить тебе головы. Небо, зачем ты пошел на такое? Живем мы что ли хуже всех? Зачем тебе продавать свой собственный город семье Кальонь? Ты хоть знаешь, по каким законам они живут? А я знаю! Моя семья бежала оттуда, когда я была еще младенцем, потому что люди там живут не лучше скота. В любой день могут прийти и убить за выдуманный проступок. Кальонь собирает с горожан такие налоги, что матери душат во сне своих детей, не в силах смотреть, как они умирают от голода. Кальонь стремятся превратить свой город в морскую державу. Их город уже поглотил два приморских, опустошил и теперь стремится поглотить еще один. И знаешь, что самое страшное? Людям внушают там, что они преследуют великие цели, что они под защитой от иноземного врага, а любой заезжий торговец лишится языка, если скажет хоть одно дурное слово против семьи Кальонь и их методов правления.

– Глупости! Ты уехала оттуда младенцем. Откуда ты знаешь, как теперь правят в соседних городах? Зато я знаю точно, что семья Кальонь намного богаче Двельтонь, и, если их законы приносят такие деньги, будь я проклят, если откажусь от предложенного мне состояния. Я не такой дурак, чтобы ютиться в этом домишке и принимать подачки от Родона в то время как могу жить, как король.

– Да как же ты в глаза соседям смотреть будешь? – воскликнула Элестиа, не веря, что перед ней сейчас находится ее супруг.

Лицо Инхира исказилось ненавистью, и он закричал:

– А ты свиньям часто в глаза заглядываешь? Вспомни, кем была ты, пока мы не встретились. Ткачихой! Тощей. Голодной. До сих пор откормить тебя не могу. Того и гляди, переломишься. Вот что дал тебе Родон Двельтонь, а? Скажи мне! А заодно посмотри на свое нарядное платье, на туфли, которые не сбивают тебе ноги в кровь, на кольца с драгоценными камнями. Как думаешь, кто оплатил тебе твою красивую жизнь? Родон Двельтонь? Нет, моя милая голубка, не он, родимый. И ради того, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась, я готов сжечь тысячу ведьм, неважно, виновны они или невинны, как небеса.

– Ты ли это? – прошептала Элестиа. Она почувствовала, что лицо ее мужа размывается пеленой слез, навернувшихся на глаза, и, больше не в силах вымолвить ни слова, поспешно покинула кухню.

Оказавшись в спальне и заперев за собой на щеколду дверь, женщина опустилась на пол и беззвучно заплакала. Обняв свои колени, Элестиа дрожала всем телом, с трудом сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Затем она сорвала с пальцев кольца и швырнула их прочь от себя. Золотые перстни с глухим стуком закатились под кровать и замерли у стены, насмешливо поблескивая.

В этот самый момент на кухню вошла Катэриа Гамель и опустилась на стул подле отца.

– Я слышала, как вы ругались, – мягко произнесла она, беря руку мужчины в свои ладони.

Инхир грустно улыбнулся и ласково потрепал дочь по волосам свободной рукой. Как же она была на него похожа: такие же непослушные рыжие волосы, ярко-голубые глаза, разве что форму губ переняла у матери да чуть смугловатую кожу.

– Твоя мать всегда была слишком порядочна для этого мира, – тихо произнес Инхир.

– Она успокоится и смирится. Матушка вечно принимает все близко к сердцу. Сначала Шаоль оплакивала, теперь Лагона. А кто все эти люди для нее? Что они сделали?

– В любом случае ты должна поддерживать ее, дорогая. Твоей матери сейчас непросто. Она привыкла быть хорошей в глазах окружающих и не понимает, что окружение у нее совершенно не то. Твоя мать достойна дружбы с Дизирой Агль, а не с какими-то швеями да прачками.

– Вы бесконечно правы! Я всегда мечтала дружить с Найаллой Двельтонь, а не с Шаоль Окроэ и ей подобными, – рыжеволосая девушка нахмурилась. – Скажи мне, отец, почему одним дается все с рождения, а другим приходится работать из последних сил и так никогда не достигнуть желаемого? Почему счастливы только те, у кого есть огромные деньги, в то время как я обязана жить просто и скромно. Я видела кольцо Найаллы Двельтонь на приеме… Разве мое сравнится с ее?

С этими словами девушка вытянула руку, с презрением глядя на тонкое золотое колечко, украшенное небольшим рубином.

– Я так хочу жить в роскоши, отец. Хочу носить лучшие платья, украшения, туфли, шляпки, мечтаю танцевать на балах у правителя Южных Земель. Каждый вечер перед сном я молю небеса, чтобы я вышла замуж за такого знатного красавца, как Элубио Кальонь. Но вот я просыпаюсь и понимаю, что нужно помогать матери заниматься стиркой, готовить еду и убирать дом. И я знаю, что, пока моя рука полощет простыни, ни один знатный кавалер никогда не поцелует ее. За мной будут таскаться всякие Файгины Саторги и остальные ничтожества, которые будут топтать мои мечты, пока я не умру.

– Скоро все изменится, дорогая, я обещаю тебе! – произнес Инхир. – Когда семья Кальонь подарит мне титул, все станет совершенно иначе. Ты будешь танцевать на балах самого Верховного Хранителя, и самые достойные юноши этого мира будут мечтать о тебе. В конце концов, род Двельтонь тоже начинался с улицы. Дед Родона был обычным кузнецом, который даже читать не умел. А теперь погляди, где живут его потомки.

– Пусть небо услышит тебя, отец, – прошептала Катэриа и порывисто обняла его. – Пусть так и случится.

Ее взгляд устремился в окно, откуда виднелись черные башни замка семьи Двельтонь. Сердце девушки наполнилось трепетом, и она еще крепче прижалась к отцу. Она представляла, как сейчас Найалла Двельтонь и ее сестра завтракают, сидя в роскошной обеденной, украшенной мрамором и позолотой. Их пальцы сжимают изящные серебряные приборы, а вокруг суетится прислуга, спеша подать очередное блюдо или подлить чай. Сидящие за столом весело смеются и обсуждают разные новости, и в их жизни нет ничего такого, от чего улыбки могут хоть на минуту померкнуть.

В чем-то Катэриа Гамель была права: семья Двельтонь сейчас действительно завтракала в окружении своих гостей, однако улыбки на их устах были натянуты, а разговор звучал подчеркнуто прохладно. Элубио Кальонь все еще пытался выглядеть приветливым, но его слова непременно разбивались о стену молчания со стороны Родона или о деланые улыбки со стороны Найаллы. Казалось, старшая Двельтонь наконец поняла, что над ее семьей сгустились тучи, и особенно заметно это стало после вчерашнего спора по поводу проведения ритуала. Отец дал ясно понять, кто в замке хозяин, и Элубио это не понравилось.

Господин Закэрэль тоже не стремился общаться с гостями, а оба доктора и вовсе отсутствовали за столом ввиду обязательств перед другими больными. Арайа, в свою очередь, за весь завтрак не проронила ни слова. Лицо ее выглядело уставшим, будто девочка спала всего несколько часов. Это действительно было так: едва кормилица потеряла бдительность, Арайа бросилась в библиотеку и практически до утра искала информацию о том, как проводится ритуал поиска последнего владельца предмета.

Ближе к пяти утра девочке наконец удалось найти нужные страницы, и теперь она чувствовала себя хоть немного подготовленной. Скорее всего, отец не позволит ей присутствовать при этом событии, но Арайа надеялась, что Элубио пожелает, чтобы как можно больше людей увидело его стремление помочь, поэтому примет сторону младшей Двельтонь.

Пока Кальонь рассказывал о том, что его отец планирует увеличивать флот до ста двадцати кораблей, Родон внезапно насторожился и пристально посмотрел на своего гостя. Услышанное не произвело бы такого впечатления, если бы в памяти господина Двельтонь неожиданно не промелькнуло воспоминание о записках одного из горожан. Они состояли из обрывистых фраз, нелепых настолько, что еще совсем недавно Родон и Найалла весело смеялись, обсуждая их.

Теперь же записки внезапно обрели смысл. Во всяком случае, одна из них. А их получателю оставалось лишь гадать, что значили остальные. Родону как наяву вспомнился крупный почерк Полоумного Игши, городского сумасшедшего, которого всерьез не воспринимал ни один нормальный человек.

В первой записке Игша набросал следующее:

«Вторжение морских пегасов будет черным»

Родон почувствовал, как его сердце начинает биться быстрее. В этот самый миг ему захотелось подняться из-за стола и направиться в кабинет, где можно было уединиться со своими мыслями. Понимание обрушилось на мужчину с такой силой, что он невольно затаил дыхание, пытаясь успокоиться. Перед глазами едва ли не наяву развевалось знамя семьи Кальонь, на котором красовался гарцующий пегас, а слова Элубио о флоте добавили смысл слову «морской». Что Игша имел ввиду под «черным», оставалось загадкой.

Быть может, он хотел сказать, что Кальонь-младший приедет ночью или тайно, или, что еще скорее, его визит несет за собой дурные последствия. Или же городской дурак на самом деле был Видящим, который предсказал появление в городе чернокнижников и указывал на черный предмет.

Мысли мужчины лихорадочно метнулись ко второму пророчеству:

«Редко какая смерть разгуливает рядом с тем, кого не собирается забирать»

Теперь господин Двельтонь не мог больше смеяться над этой фразой, как делал это прежде. Кого имел в виду Игша, он не мог понять, но предполагал, что речь идет о семье Кальонь. Видимо, Элубио все-таки не планирует причинять ему вред, хотя у Родона и не было гарантий, что он мыслит в правильном направлении. Возможно, городской сумасшедший имел ввиду Инхира Гамеля или даже самого чернокнижника. Если последним являлся Эристель, то все сходится, но если все-таки нет? Что делать тогда?

Третье предсказание звучало еще более странно:

«Ни одна метла не выметет столько пыли, сколько будет в этом городе»

Что означало последнее видение пророка, мужчина понять не мог. Неужто город поглотит песчаная буря, которой здесь отродясь не было?

Родон терялся в догадках. Кто знает, быть может, «морские пегасы» – это всего лишь глупое совпадение, и подобному вообще не стоило придавать значения? Да и смерть, если подумать, разгуливает с каждым живым. Вот только эти рассуждения ничуть не успокаивали.

Внезапно мужчина, словно на что-то решившись, подозвал к себе слугу и едва слышно произнес:

– Передай Файгину, чтобы немедленно нашел мне Игшу, городского сумасшедшего, и как можно скорее доставил его в замок.

Слуга молча кивнул, после чего покинул комнату. Родон проводил его мрачным взглядом. То, что какой-то чокнутый выбил из колеи самого смотрителя города, никак не укладывалось в голове, однако и закрывать глаза на свои догадки в данном случае могло быть непростительно опасно.

Элубио продолжал заливисто рассказывать о достижениях своей семьи, а Родон смотрел куда-то в пустоту, думая лишь о том, что еще может сообщить ему Полоумный Игша, и успеют ли они встретиться до проведения магического ритуала?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю