Текст книги "На пересечении (СИ)"

Автор книги: Дикон Шерола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– А как ты казнишь меня дважды? – с вызовом произнесла Арайа.

В тот же миг послышались приближающиеся шаги, и в комнату ввели еще одного пленника. В этот раз – доктора Клифаира. На шее старика темнела магическая печать, наложенная Инхиром Гамелем, а сам он выглядел напуганным и злым одновременно.

– Ты вовремя, доктор! – произнес Элубио, обратив взгляд на вошедших. – Присоединишься к общим мольбам или сразу покаешься?

Клифаир не успел ответить: в разговор вмешался стражник, который сообщил, что при задержании лекарь оказал сопротивление. Рикид иронично вскинул бровь, глядя на доктора с нескрываемой насмешкой. То, что старик посмел воспротивиться, показалось ему до нелепого забавным. Баркал и вовсе презрительно рассмеялся.

– Вот как? – задумчиво произнес Кальонь. – Чернокнижник посмел воспротивиться воле нового смотрителя города? Людям это крайне не понравится. Зря ты это сделал, старик. Я до последнего думал оправдать тебя, но, видимо, ты сам решил выбрать свою судьбу.

– Я не чернокнижник! – воскликнул доктор. – Твои прихлебатели должны были почувствовать мою энергетическую силу. Она светлая. Я не маг в истинном понятии этого слова, я лишь могу лечить людей с помощью простых заклинаний. Уменьшить боль или замедлить кровотечение. Разве для этого нужны черные предметы? Как вы подсунули его в мой дом, мерзавцы? Куда запрятали?

– Вот и заладил любимую песню чернокнижников, – вмешался Баркал. – Подкинули, подставили… Как можно подставить того, кто способен магически лечить людей и чувствовать энергетику темных предметов?

– Значит, вы подложили его, пока меня держали в замке. Подлецы! Есть в вас хоть что-то человеческое?

Теперь уже в разговор вступил Рикид.

– Не дерзи нам, старик. Мы – не ярмарочные фокусники, чтобы терпеть подобное обращение. Я – ученик Аориана, одного из величайших магов в истории. Неужели ты действительно смеешь обвинять меня в столь низких деяниях?

– Ради денег вы еще не до того опуститесь. Сколько вам заплатили Кальонь за ваши выходки?

– И эти песни поют чернокнижники, – Баркал снова усмехнулся. – Вы бы хоть что-то новое придумывали для разнообразия.

– А вот и еще один униженный мученик! – Элубио даже всплеснул руками, увидев, как в обеденную вводят господина Закэрэль.

Отшельник был единственным, чье лицо выглядело каким-то отстраненным, словно он вообще не понимал, что происходит. На шее его красовалась такая же печать, как у Клифаира, но Лархана, казалось, это не тревожило. Он огляделся по сторонам, а затем, словно провинившийся ребенок низко опустил голову.

– Ну же, ведьмолюбец, скажи хоть слово, – потребовал Кальонь, переключившись на Закэрэля. – Может, из тебя получится выдавить что-то поинтереснее мольбы и угроз?

Отшельник лишь пожал плечами, не видя смысла отвечать. Все его мысли были обращены к лесу, к его саду, где он выращивал яблоки для оленей, к зайчихе, которая недавно обзавелась потомством и, конечно же, к раненой косуле.

– Я виноват только в том, что приехал в город, – наконец произнес Лархан. – Это самое неразумное из того, что я когда-либо совершал. Я попросту не понимаю вас, людей. Звери честнее. Они рычат, прежде чем наброситься, взрывают копытом землю, шипят. Зверь никогда не ластится к тому, кого хочет укусить. А люди…

– Да, не зря тебя называют странным! – воскликнул Элубио. – Родон, кто тебя вообще окружает? Чокнутые да слабаки! И ты хотел править городом с такой поддержкой? Кто там у тебя еще остался? Ах да, этот приезжий докторишко, на которого твоя дочь хотела меня променять! Верно, Найалла? Какой же у тебя, однако, паршивый вкус! Приведите мне этого северного пса, я заставлю его вылизать мне сапоги и отпущу восвояси. Готов поспорить на свою жизнь, что он даже не обернется, чтобы посмотреть на свою «любимую».

Но внезапно на лицах магов, присутствующих в зале, отразилось беспокойство. Энергетика замка разом сделалась сырой и холодной, запахло землей, отчего Рикид в тревоге поднялся на ноги. Он посмотрел на Клифаира и заметил, как печать на его шее потускнела и начала исчезать. То же самое происходило и с Закэрэлем.

– Проклятье! Инхир убит! – растерянно произнес Баркал. Он хотел было вновь наложить печать на пленников, но Рикид опередил его. Теперь оба мага выглядели едва ли не напуганными.

– Что вы стоите? Проверьте, что происходит! – воскликнул Элубио, не понимая, отчего такая реакция.

– Вы готовы остаться без защиты? – Рикид спросил это не потому, что он жаждал оберегать Элубио, а потому, что хотел избежать встречи с тем, чья магическая энергетика была настолько сильна.

– Объясните мне! – вскричал юноша, поднимаясь с места. – Проклятые идиоты! Что ты сделал, Двельтонь?

– Кажется, ты нашел чернокнижника, – ответил за Родона доктор Клифаир, и его губы тронула горькая усмешка.

Для господина Двельтонь эти слова не стали такой неожиданностью, как для других. Он давно подозревал Эристеля, но никак не мог найти доказательств. А теперь, видимо, северянину надоело прятаться. Что-то подтолкнуло его к действиям. Возможно, он наконец понял, что в ближайшее время его либо сожгут, либо разоблачат маги гильдии Аориана.

– Вы обыскали его дом? Там были черные предметы? – закричал Элубио, в ярости глядя на своих магов. Однако в его глазах Рикид отчетливо различил страх, который юноша тщетно пытался скрыть. Только сейчас Кальонь понял, что единственное, о чем он не поинтересовался, и о чем ему так и не доложили, была проверка жилища Эристеля.

– Гамель отправлял туда четверых людей, – тихо произнес Баркал. – Видимо, они еще не вернулись.

– Идиоты! Проклятые идиоты! Ни на кого нельзя положиться!

Элубио чувствовал, как его начинает охватывать паника. Он приказывал себе успокоиться, мысленно повторяя, что с ним находятся два сильных колдуна. Вот только уверенности на их лицах не было.

Еще оставалась надежда на чернокнижника, которого подослал в город сам Дарий, но он находился за пределами замка, в то время как Эристель беспрепятственно бродил по гостевому крылу. С минуты на минуту он мог явиться в зал и атаковать. На помощь Клифаира и Закэрэля Элубио не рассчитывал, хотя благородные дураки часто совершали идиотские поступки, защищая своего врага. Но, наверное, не в этом случае. Эти двое попытаются защититься только в том случае, если северянин атакует их сам. Хотя что они могут сделать?

«Как вообще можно было так проколоться?» – лихорадочно думал Элубио. «Почему мой собственный чернокнижник не сообщил, что здесь орудует еще один? Или с тех пор проклятый маг так ни разу и не колдовал в полную силу?»

Эти вопросы запутывали еще больше, отчего паника накатывала на юношу с новой силой. Знал ли о происходящем Родон? Наверняка знал, иначе почему поселил северянина в замке? Быть может, это он загнал его, Элубио, в ловушку, понимая, что чернокнижник всегда придет ему на помощь. А вот обе сестры Двельтонь казались откровенно растерянными. Удивление и ужас Найаллы никоим образом не выглядели поддельными. В глазах Родона тоже читалась тревога, словно он не знал, союзник ли расправился с Инхиром Гамелем или еще один враг. Да и Клифаир выглядел испуганным, хотя на его лице появилось какое-то мрачное ликование.

«Получи!» – говорили его глаза.

Что касается отшельника, но его взгляд сделался более осмысленным, словно Лархан только что проснулся от глубокого сна. Он внимательно посмотрел на Элубио и тихо произнес:

– Природа любит так поступать с неопытными ловцами змей. Они хватают ужей и медянок и бахвалятся этим. А потом совершенно случайно наступают босой ногой на гадюку.

Элубио бросил на мужчину затравленный взгляд и отошел поближе к Рикиду и Баркалу.

– Защищайте своего господина! – воскликнул он. – Вы же сможете защитить! Что он может нам сделать, один?

В комнате воцарилось тяжелое молчание. Все настороженно смотрели на дверь, ожидая, когда в ее проеме появится настоящий чернокнижник. Время точно затаилось, и присутствующие не знали, чего им ожидать в следующее мгновение. Настоящий темный колдун наконец выдал себя. Однако расправляться с Элубио он почему-то не спешил.

Вскоре вместо Эристеля в комнате появился испуганный слуга:

– Господин Кальонь, там все… погибли. Чернокнижник покинул замок и вышел к людям.

Энергетика северянина и впрямь стала ощущаться чуть слабее. Столь опытные маги, как Рикид и Баркал, не могли этого не почувствовать. Тем не менее их тревога никуда не исчезла. Они переглянулись, боясь, как бы юный Кальонь не решил, что Эристель испугался, и не отправил их вдогонку. Благо, опасались они зря. Элубио был настолько взволнован, что первые несколько минут не мог найти подходящих слов. Никто из присутствующих не решался выглянуть в окно, чтобы увидеть, что происходит на площади. И, быть может, в этом они были правы.

Когда лекарь в сопровождении шестерых мертвых солдат вышел за ворота замка, он оказался окружен бушующей толпой. На миг люди смолкли, удивленно уставившись на того, кого с такой легкостью призывали отправить в пекло. А затем новая волна ярости нахлынула на собравшихся, словно голодные хищники наконец поняли, что им в клетку подбросили ягненка.

– Ведьмолюбец! Поборник зла! Смерть северянину! Убьем его! Пусть добро восторжествует! – эти крики посыпались на лекаря со всех сторон.

Эристель мысленно усмехнулся, увидев перекошенные лица тех горожан, которых он сам когда-то вылечил. Были и те, кто резко замолчал при виде беловолосого доктора, все-таки вспомнив, что когда-то этот самый поборник зла спас им жизнь. Однако натиск толпы всё усиливался, и шестерым метверцам уже не удавалось сдержать ее.

Круг вокруг Эристеля сжимался все стремительнее.

– Смерть мерзавцу! Смерть пособнику тьмы! Умойте его кровью! Бейте его! Бейте!

Эти крики колдуну были знакомы как никому другому. Впервые он услышал их в шесть лет, в тот день, когда узнал, что несколько отличается от других. То время вонзилось в память отвратительной занозой, а потом возвращалось все в новых обличьях. Люди менялись, но толпа оставалась прежней. Толпа всегда стремилась уничтожить зло.

Была осень. Сырая, пронзительная, туманная. Она забиралась под одежду и оседала в легких очередной неизлечимой болезнью. У осени было много лиц, много цветов и нарядов, но именно она приносила в убогие лачуги крестьян хворь, которая разрасталась в груди, выплескиваясь наружу кровавым кашлем.

Отец Эристеля увядал дольше других. Иногда даже казалось, что он идет на поправку, словно из-за туч внезапно выглядывало солнце. Тогда он становился веселым, и в доме временно воцарялось призрачное счастье. Но затем болезнь возвращалась вновь. Ни на лекарства, ни уж тем более на магическое лечение денег у нищей крестьянской семьи не могло найтись Поэтому, когда болезнь забрала свою очередную жертву, яма для погребения тела давно уже была вырыта.

Жители крохотной деревушки собрались на похороны, чтобы выразить соболезнования убитой горем вдове и ее шестилетнему сыну. Темноволосый зеленоглазый мальчик, обычно неугомонный и общительный, стоял у могилы отца как громом пораженный. Он не мог даже плакать, словно что-то высушило его изнутри, не мог толком вздохнуть. Рука мальчика машинально поглаживала плечо матери, когда женщина упала на колени, глядя на то, как тело супруга начали засыпать землей.

Давясь слезами, вдова повторяла одно-единственное слово:

– Вернись! Вернись!

Люди с сочувствием смотрели на нее: эта женщина была вежлива и добра, а ее муж не раз приходил на помощь своим соседям, если нужно было помочь починить крышу или вспахать землю. Их сын играл с другими детьми, и, хотя он не был их заводилой, деревенские ребята не гнали его от себя.

– Мужайся, дорогая, – произнесла одна из женщин. – У тебя есть сын, есть для кого жить, есть за кого радоваться.

Когда комья сырой земли частично засыпали лицо покойного, мальчик судорожно вздохнул. Шепот его матери вплетался в собственные мысли, и ребенок уже не понимал, что его губы беззвучно шепчут то же самое. Сейчас он чувствовал только боль, свою и своей матери. Понимание того, что отца не стало, обрушилось на него с такой силой, что мальчик задрожал. Запах сырой земли, которая забирала любимого человека из его жизни, был так силен, что от него кружилась голова. В висках пульсировала только одна единственная мысль, больше похожая на требование безумца: «Верни моего отца!». Однако пасть земли неумолимо поглощала свою жертву, пока ее черные губы наконец не сомкнулись.

Мальчик не помнил, как бросился к могиле и упал на колени, беспомощно комкая в ладонях землю. Больше он не мог сдержаться своей боли и расплакался навзрыд.

– О, деточка! – жалобно произнесла другая женщина, приблизившись к убитому горем ребенку. Она уже хотела было помочь ему встать на ноги и отряхнуться от грязи, но в тот же миг мальчик поднял голову и посмотрел на нее. Его глаза были абсолютно белыми, словно их заполонил туман.

Женщина вскрикнула от неожиданности и в ужасе попятилась назад. Прежде чем присутствующие поняли, что случилось, рука покойного внезапно пробилась сквозь землю и накрыла руку сына. Затем умерший выбрался из могилы и, шатаясь, шагнул навстречу жене. Двигался он, точно поломанная кукла, глаза его были такими же белыми и слепыми, как у сына. Несколько женщин в страхе закричали и бросились прочь, мужчины же схватились за воткнутые неподалеку лопаты. Но прежде чем они успели что-то сделать мертвец рухнул прямо у ног несчастной вдовы.

– Черная магия! Черная магия! – послышалось со всех сторон.

Эристель тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя наваждение, а затем растерянно огляделся по сторонам. Последние минуты ему казалось, что он провалился в сон, где его отец вернулся, и теперь они снова были вместе. Земля сдалась и отдала его обратно. Вот только радости на лицах местных жителей почему-то не было. Эристель видел лишь всепоглощающий ужас в глазах собравшихся и сам испугался от того, что все на него смотрят.

– Чудовище! – вскричал один из мужчин. – Бейте его, что стоите!

– Бейте его! – эхом повторили еще двое мужчин.

Эти слова показались Эристелю какими-то дикими. За что они хотят его бить? Что он такого сделал?

Он испуганно взглянул на свою мать, которая попыталась помешать мужчине замахнуться на мальчика лопатой.

– Нет, это мой сын! – кричала она. – Эри, беги же! Беги в лес!

Этот крик отрезвил мальчика. И, прежде чем он осознал, что люди сделают с его матерью, бросился в чащу. Какое-то время он слышал крики у себя за спиной, но боялся обернуться, чтобы не увидеть перекошенные от ужаса и ярости лица своих преследователей. Страх заставлял его бежать изо всех сил, и тот же самый страх заставлял взрослых мужчин остановиться. Люди не знали, на что еще может быть способно это шестилетние чудовище, и их пыл заметно поутих.

– Хватайте чудовище! Убейте его! Убейте чернокнижника! Убейте это исчадие зла! – этими словами они пытались подгонять друг друга, но в душе никто из них не хотел схватить маленького колдуна первым.

Мальчик скрылся в лесу и осмелился приблизиться к деревне лишь поздно ночью. Он выглянул из-за дерева, привлеченный огнем большого костра, вокруг которого стояли люди. Женщины охали и причитали, мужчины бранились и плевали на горящие дрова. Из долетевших до него разговоров ребенок понял, что тело его отца сожгли, как и тело забитой насмерть матери.

Дрожа от холода и страха, мальчик попятился обратно в лес. Он не знал, куда ему идти и что теперь делать. Ему суждено было погибнуть, но история сложилась несколько иначе.

– Убейте его! – этот крик прозвучал в очередной раз, но уже спустя много лет под стенами замка Родона Двельтонь. Видя, что солдаты не могут сдержать бушующую толпу, Эристель обратил взгляд на самого крикливого. Глаза его побелели, и тело одного из местных кузнецов приподняло над толпой.

– Вы же любите представления? – тихо произнес колдун. – Тогда смотрите внимательно.

Раздался хруст костей, и кузнец дико закричал. Что-то сжимало его, отчего кровь хлынула изо рта мужчины, и он начал захлебываться. Жуткая боль охватила все тело, но Эристель не позволял ему потерять сознание, отчего безумный вопль вырывался из горла мужчины до тех пор, пока его тело не разорвало на куски. Кровь обрызгала близстоящих людей, отчего те в ужасе попятились назад.

– Любого, кто последует за мной, ждет похожая участь, – процедил сквозь зубы колдун. – Теперь пошли вон!

В тот же миг паника охватила горожан. Они бросились прочь, барахтаясь и давя друг друга, пока люди, стоявшие по краям, достаточно не отдалились, чтобы те, кто стоял ближе к воротам, могли наконец убежать. Колокольчик упал на землю, и его чудом не затоптали. Люди бежали, обезумевшие от увиденного, и кричали теперь уже от страха.

Элубио слышал эти вопли, но боялся даже приблизиться к окну. Всё его тело сковал ледянящий ужас, отчего по телу раз за разом пробегал озноб. Он уговаривал себя поверить в то, что этот жалкий колдун ничего не может ему сделать. По сравнению с Рикидом и Баркалом Эристель – всего лишь беспомощная пешка.

В свою очередь Родон наконец собрался духом и приблизился к окну. Стражники, пораженные происходящим, не посмели его удерживать.

Двельтонь в ужасе смотрел на площадь перед замком, где валялись кровавые ошметки того, что когда-то именовалось человеком. Рядом корчились люди, которых затоптала перепуганная толпа. Чуть дальше Родон заметил фигуру Эристеля, которого за милю выдавали его белые волосы. Лекарь направлялся в сторону главных городских ворот.

IV

Маленький городок, привыкший к спокойной и размеренной жизни, за несколько минут изменился до неузнаваемости. Обычно в это время на рыночной площади велась оживленная торговля, дети играли на улицах, а взрослые занимались своими привычными делами. Где-то обязательно шатался пьяный нищий, приставая к прохожим. Где-то прогуливались молодые девушки, сжимая в руках зонтики, чтобы скрываться от солнца. Но сегодня город как будто подменили. По улицам, точно кипящая смола, разливалась паника.

Люди врывались в свои дома, обезумевшие от страха, и хватали своих ничего не понимающих детей, чтобы поскорее увести их из города. Кто-то собирал самое необходимое, заталкивая свои пожитки в тканевые мешки. Кто-то в спешке седлал коня, кто-то усаживался в карету. Но всех этих людей гнала прочь одна и та же причина – чернокнижник наконец открыл свое лицо.

У горожан не было времени задумываться, справедливо ли была сожжена Акейна Окроэ, что теперь ждет семью Двельтонь и доктора Клифаира. У них даже не было возможности остановиться и пересказать своим близким события, произошедшие у ворот замка. Тот, кого горожане считали тихим и совершенно безобидным, внезапно предстал в совершенно другом обличье. И, пока овцы бодались между собой, настоящий хищник лежал в тени незамеченным.

В обеденном зале замка Двельтонь царило гнетущее молчание. Чувствуя, что он теряет контроль над ситуацией, Элубио не нашел ничего лучше, чем приказать присутствующим хотя бы замолчать. Ему нужно было подумать, что делать дальше, а бесконечные выкрики и союзников, и врагов заставляли его путаться в мыслях и колебаться.

В первую очередь хотелось понять, почему северянин не предпринял никаких попыток, чтобы спасти своего хозяина? Быть может, потому, что Родон никогда ему таковым не являлся? Или потому, что подле семьи Двельтонь сейчас находились Рикид и Баркал? Элубио не раз видел этих магов в действии, и они в разы превосходили большинство колдунов юга. Эти двое практиковали как светлую, так и темную магию, совершенствуясь и развиваясь под покровительством семьи Кальонь. Рикид обладал хитростью, Баркал – силой, и вместе они могли уничтожить практически любого противника.

Элубио мерил шагами зал, пытаясь абстрагироваться от пристальных взглядов, направленных на него. Нужно успокоиться и мыслить трезво! Если Эристель отступил, у него были на то свои причины. Теперь бы еще понять, как реагировать на такое решение. Если он отступил из страха, самым правильным будет догнать его и уничтожить. Северянин знал только о двоих колдунах среди союзников Элубио, поэтому, когда к делу подключится третий, Эристель будет обречен.

С чернокнижником, которого прислал в город Дарий Кальонь, юноша был не незнаком: знал только то, что он – наемник, который за деньги выпотрошит даже ребенка. Жестокий и беспринципный, он называл свою цену и всегда отрабатывал ее, отчего сам Верховный Хранитель обещал целый город тому, кто уничтожит этого колдуна. Дарий Кальонь решил действовать иначе и, вместо того, чтобы убить опасного мага, предложил ему деньги и свое покровительство. Верховный Хранитель пообещал за голову чернокнижника город, в то время как Дарий собирался с помощью живого мага захватить сразу несколько.

Вспомнив об отце, Элубио почувствовал, как по телу пробегает нервная дрожь. Если Дарий узнает, что произошло в городе, то никогда не простит его. Кальонь-старший дал ему деньги, магов и небольшое войско, а он не смог даже уследить за тем, что здесь действительно обитает какой-то жалкий чернокнижник. Если бы Эристель что-то из себя представлял, он бы, определенно, атаковал своего врага, а не бежал, как крыса с тонущего корабля.

Эти мысли еще больше убеждали юношу в том, что нельзя попросту отпустить северянина восвояси. Если отец узнает, что, имея в распоряжении трех сильнейших магов юга, Элубио не справился с одним приезжим, он придет в ярость. Нельзя допустить, чтобы слухи вообще дошли до Кальонь-старшего раньше, чем Элубио вернет контроль над ситуацией. Перепуганные люди наверняка попытаются покинуть город, и поэтому первое распоряжение юноши прозвучало следующим образом:

– Рикид, Баркал, свяжитесь с нашим Другом. Сообщите ему, что я уплачу двойную цену, если он убьет лекаря Эристеля и принесет мне его голову. Если же никто из горожан при этом не покинет города, цена возрастет вдвое. А еще я награжу каждого солдата на стене десятью золотыми монетами.

Затем юноша обратился к охранникам:

– Сообщите заместителю начальника стражи, что Инхир Гамель убит. Пусть собирает войско. Скажите, что я, Элубио Кальонь, брошу все силы на то, чтобы уничтожить чернокнижника и защитить горожан. Пусть люди знают об этом! Пусть не боятся и не бегут из города, тем более что покинуть его нельзя. Солдатам на стенах отдайте приказ, что если кто-то попытается выбраться за ворота, его следует немедленно расстрелять. Мне не нужна проклятая паника.

– А что делать с пленниками? – спросил один из стражников, указав на Родона и остальных.

Элубио замолчал, прикидывая, как правильнее поступить. Убить их на месте было бы самым правильным, однако, если допустить, что Эристель все-таки каким-то чудом одержит верх, именно Родон и его семья могли послужить Элубио в качестве прикрытия. Кто знает, быть может, Двельтонь сохранит ему жизнь, так как он в свое время пощадил его детей? В любом случае перерезать пленников можно в любую минуту, благо это несложно.

Теперь осталось решить, где их держать. Отправить обратно в комнаты было бы самым простым, но где гарантия, что стражники, которые будут их охранять, не испугаются мести северянина, и, чтобы обезопасить себя, сами не помогут им выбраться из замка. Нет, рисковать нельзя: даже самые преданные могут продаться или, в конце концов, дать слабину. Уже поговаривали, что не все готовы сторожить тринадцатилетнюю девочку и ее старшую сестру, чтобы те, упаси небо, не избежали смертной казни. Иными словами, все пленники должны оставаться подле самого Элубио, и этот обеденный зал был самым подходящим местом.

– Пленники останутся со мной. Чтобы мне было не так скучно, пока вы ловите появившуюся здесь крысу, – произнес юноша.

Он опустился на стул и бросил взгляд в окно. Безоблачное небо не предвещало никакой беды, так почему же все случилось именно так, как случилось? Что вообще известно о некоем лекаре, приехавшем сюда с далекого севера?

Слушая, что говорит Кальонь, Родон смотрел на него, как на безумца. В голове почему-то возник образ больного изможденного старика, который, дрожа всем телом, выкрикивал:

«Не преследуй! Не преследуй! Не преследуй!»

Тогда господин Двельтонь не понял этих восклицаний, но теперь они пульсировали в мыслях, приобретая какой-то устрашающий смысл. Мужчина не знал, как правильно поступить: позволить Элубио действовать по его усмотрению и втайне надеяться, что чернокнижник уничтожит его, или сказать о пророчестве и попытаться остановить этого глупца от, возможно, роковой ошибки и тем самым подставить под удар собственную семью.

Судьбы озлобленных и прогнивших до костей горожан, жизни солдат, которые станут всего лишь пушечным мясом, мертвое тело юнца, отдавшего столь неверный приказ? Или жизни дочерей, которые оборвутся сегодня вечером в пламени костра, если Элубио позволит чернокнижнику беспрепятственно уйти?

И все-таки у Родона не было гарантий, что Эристель вернется в замок с целью расквитаться с юным Кальонь. Быть может, погибнут солдаты, мирные жители, даже Рикид и Баркал, после чего северянин попросту покинет город, оставив семью Двельтонь все в том же плену.

Эта неопределенность сводила с ума. Если бы только знать, что предпримет Эристель, все стало бы куда проще, куда очевиднее. Непредсказуемость чернокнижника делала его схожим с бешеным псом, чьи действия невозможно было предсказать. Некий колдун – Родон уже не сомневался, кто это мог быть – уничтожил два города с общим населением почти в тысячу триста человек. Майарк стерла с лица земли снежная лавина, Ливирт сгорел в белой лихорадке, а из живых не осталось никого.

Родон вспомнил предсказание о пыли, что заметет весь город, и, не выдержав, произнес:

– Элубио, ты спрашивал меня о значении записки, которую прислал тебе полоумный Игша. Я расскажу тебе то, что этот старик сказал мне при личной встрече. Он повторял одну единственную фразу: «Не преследуй!». Не посылай за ним войско, слышишь? Ты не знаешь силы этого колдуна. Вероятнее всего, именно он уничтожил Майарк и Ливирт. Ты попросту похоронишь сотни людей, желая остановить того, кто тебе не по зубам. Мой город не готов к подобной войне.

Юный Кальонь бросил на Родона недоверчивый взгляд, словно пытался проникнуть в его мысли. Слова мужчины несколько пошатнули его решительный настрой, но теперь уже заговорило упрямство. Не хватало, чтобы еще этот Двельтонь давал ему советы, как управлять городом.

– Ты глупец, Родон! – резко произнес он. – Я нисколько не рискую городом, так как в моем распоряжении целых три мага, о последнем из которых ты даже не догадывался. То, что несет чокнутый старикашка, меня не интересует, так как никто по-настоящему не знает, на что я способен. Будущее не может быть предопределено, так как любой поступок в настоящем может изменить его. Разве что твое будущее остается неизменным, поэтому этот город больше не твоя забота. Идти на трусливые уступки, вестись на требования черного мага – это твое правление. Я же уничтожаю тех, кто пытается перейти мне дорогу.

С этими словами Элубио вновь посмотрел в окно. Теперь под окнами замка стало тише, практически все люди успели разбежаться, остались только те, кто попали под ноги обезумевшей от страха толпы.

Город и впрямь изменился до неузнаваемости. Кто-то пытался выбраться за стены, кто-то, напротив, старался скрыться в собственном жилище.

Элестиа и Катэрия Гамель еще не знали, что Инхир убит, поэтому заперлись в доме, с волнением ожидая, когда глава семьи наконец вернется. То, что кричали горожане, напоминало дурной сон, от которого никак не удавалось проснуться. Говорили о чернокнижнике, но в этот раз вместо доктора Клифаира почему-то упоминали Эристеля, тихого и незаметного врача, у которого лечились преимущественно бедняки.

Элестиа слышала о нем от матери Лагона Джиль. Женщина отзывалась о нем едва ли не с нежностью. Молодой врач излечил сильные боли в спине ее супруга, отчего старик даже начал подниматься с постели и выходить на улицу. Сама Элестиа видела северянина лишь издалека, когда он суетился над девочкой, провалившейся в колодец во время праздника города. Он не показался ей каким-то особенным, разве что его молочно-белые волосы выглядели на юге необычными.

Еще Сантария Крэвель рассказывала, что Найалла Двельтонь интересуется этим мужчиной, и в тот момент обе женщины весело посмеялись, обсуждая странную хворь хитрой девчонки. Также Элестиа видела Эристеля подле Родона на последнем празднике, и Амбридия Бокл выставила лекаря в своей сценке полнейшим дураком. Последним, что всплывало в памяти, были Двуглавый Точи, который тенью ходил за своим спасителем, да ворчливый хромой старик Джером.

Но то, что выкрикивали на улице сейчас, совершенно не вязалось с образом этого лекаря.

– Когда вернется отец? – воскликнула Катэриа, заставив мать на миг отвлечься от своих мыслей. – Неужели он не видит, что творится в городе? В любую минуту начнутся погромы. Куда все бегут?

– Не знаю, дорогая, – ответила Элестиа. – Я думаю, нам лучше остаться в доме и не выходить на улицу. Уверена, что твой отец скоро придет и объяснит, что случилось.

– Люди говорят, что убили кузнеца, Намхара Яно. Чернокнижник разорвал его тело, как старую тряпку! Этот проклятый Эристель уничтожил его одним взглядом!

– Еще недавно говорили, что у доктора Клифаира ведь дом завален черными предметами, – усмехнулась Элестиа. – Я уже не знаю, во что верить. Одно знаю точно: поддаваться общей панике никак нельзя. Подождем еще немного.

– А если на нас нападут? Если чернокнижник начнет уничтожать всех, мы что, будем сидеть и дожидаться? Отец – не ребенок. Сам разберется. Я же хочу немедленно уехать из города. Слышишь, матушка?

– Катэриа, я прошу тебя успокоиться! Твой отец говорил, что на время разбирательств город будет закрыт. Люди наткнутся на ворота и разойдутся по домам. Как ты не понимаешь, что суета в данном случае бесполезна!

Катэриа сжала кулаки в бессильной ярости, а затем решительно удалилась в свою комнату. Элестиа устало вздохнула. Она изо всех сил пыталась скрыть свою тревогу, но крики горожан раз за разом разбивали ее маску, и женщина почувствовала, как слезы текут по ее щекам.

«Инхир, пожалуйста, где бы ты сейчас ни был, вернись домой!» – думала она, поспешно вытирая лицо тыльной стороной ладони. Это ожидание казалось ей мучительным, оно сводило с ума, отчего каждая минута растягивалась на долгие часы. Элестиа чувствовала себя в маленькой лодочке, которая вот-вот могла перевернуться, в то время как вокруг бушевало голодное море.

Происходящее в городе затронуло каждую улицу, каждый закоулок, каждый незначительный уголок. Опустел трактир «Подкова», где всегда находилось множество выпивох, дымоход пекарни господина Ронди больше не затуманивал небо над ее крышей, а в кузницах больше не грохотало железо. Большинство торговцев побросали свой товар прямо на рыночной площади, боясь, как бы чернокнижник не напал на них во время сборов.