Текст книги "Заезд на выживание"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Феликс Фрэнсис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Глава 20

—Всем встать! – объявила секретарь суда.

Судья вошел через свою дверь, слегка поклонился всем присутствующим, занял свое место на возвышении. Все остальные тоже сели. Процесс начался.

– Мистер Мейсон, – обратился ко мне судья.

– Да, ваша честь, – поднялся я.

– Сэр Джеймс Хорли по-прежнему отсутствует? – спросил он, приподняв брови.

– Да, ваша честь, – ответил я.

– И вы, и ваш клиент согласны продолжить слушания и довести дело защиты до конца, действуя практически в одиночку?

– Да, ваша честь, – сказал я.

Стив, находившийся в стеклянной клетке, тоже кивнул в знак согласия.

– И мне нет необходимости напоминать о том, что этот факт не сможет послужить основанием для пересмотра дела? – спросил судья.

– Никакой необходимости, ваша честь, – ответил я.

Судья кивнул, словно в подтверждение этих слов, и стал перелистывать бумаги, лежащие перед ним на столе.

– Ваши свидетели присутствуют? – спросил он.

– Насколько мне известно, да, ваша честь, – ответил я. На самом деле я не выходил и не проверяд, но, судя по довольному лицу Брюса Лайджена, свидетели были на месте.

Я вообще никуда не выходил с вечера пятницы.

А в пятницу, ровно в десять тридцать вечера, в моем гостиничном номере вдруг зазвонил телефон.

– Я же сказал, ни с кем не соединять! – сняв трубку, заметил я оператору гостиницы.

– Да, мистер Мейсон, нам страшно не хотелось беспокоить вас, извините, – затараторила девушка. – Но тут звонит ваш племянник, страшно нервничает, уверяет, что ему крайне необходимо связаться с вами. Не хотелось бы огорчать вас, но он говорит, что ваш пожилой отец неудачно упал и его забрали в больницу.

– А вы подтвердили моему племяннику, что я нахожусь здесь? – спросил я.

– Конечно, – ответила она. – Так вас соединить?

– Да, пожалуйста, – сказал я. В трубке послышался щелчок, потом – еще один, но со мной так никто и не заговорил. Что неудивительно: Джулиан Трент уже получил нужную ему информацию. После этого мы с Элеонор ни разу не выходили из номера, просидели в нем весь уик-энд, даже не пошли прогуляться по маленькому тюремному дворику, размять ноги. Впрочем, мы компенсировали прогулку, физической нагрузки нам вполне хватило в постели. Еду мы заказывали только по телефону и всякий раз просили официанта убедиться, что он подходит к нашей двери один и в коридоре больше никого. Наверное, весь обслуживающий персонал гостиницы счел нас сумасшедшими; впрочем, даже если и так, вели они себя безупречно вежливо, ни разу не дав понять, какого о нас мнения.

Я позвонил Брюсу и долго обсуждал с ним проблему того, как бы безопаснее мне добраться до суда в понедельник утром. Не выдавая истинной причины своей озабоченности, я сказал, что мне не хотелось бы сталкиваться с двумя моими свидетелями до того, как их вызовут в зал заседаний. А потому мне нужен некий надежный транспорт, который мог бы доставить меня от гостиницы до здания суда. И тут Брюс выдал гениальную идею попросить одно из частных охранных агентств прислать за мной тюремный фургон. Выяснилось, что главный управляющий этой фирмы – близкий друг Брюса, ему-то и пришла в голову эта светлая мысль вместе с намерением содрать с нас за услуги весьма приличную сумму.

И вот в понедельник, ровно в девять утра, мы с Элеонор быстро, насколько позволяли мне костыли, прошли по галерее крыла «А», затем спустились вниз в лифте и оказались в вестибюле. Выходить пришлось через главную дверь гостиницы, что мы и сделали, затем преодолели еще футов шесть по тротуару и оказались в белом фургоне с затемненными стеклами, напоминающем по форме продолговатую коробку. Брюс все это время стоял на стреме. Сотрудники гостиницы наблюдали за этим спектаклем, раскрыв рты от изумления. Наверное, они приняли нас за беглых преступников, или безумцев, или и то, и другое вместе.

Нет необходимости говорить, что Джулиана Трента в этот момент нигде не было видно. И все равно – береженого бог бережет.

Тюремный фургон доставил нас прямо к зданию суда. Мы подъехали к нему с тыла, через ворота во дворе, так обычно в суды доставляют под охраной заключенных. В зал под номером один мы прошли по коридору подвального помещения, мимо камер, потом поднялись наверх. Элеонор позвонила к себе в ветеринарную больницу и предупредила, что сегодня не придет. И вот теперь она сидела в зале суда прямо позади меня, рядом с Брюсом.

– Что ж, прекрасно, – сказал судья. Кивнул судебному приставу, тот отправился за присяжными.

Пока мы их ждали, я оглядывал зал, украшенный большими портретами ныне покойных главных судей графства Оксфордшир. На стене, над тем местом, где сидел судья, красовался королевский гербовый щит с девизом: «HONI SOIT QUI MAL Y PENSE». «Горе тому, кто вынашивает злые замыслы» – то был перевод со старофранцузского, средневекового языка норманнов и династии Плантаге-нетов, правивших в ту пору Англией. Лично я переделал бы эту надпись. Как насчет: «Горе тому, кто творит зло»? По-моему, в самый раз. И куда больше соответствует этому месту.

Народу в ложе прессы набралось немало, но все же меньше, чем в самом начале, неделю назад. Интерес публики тоже немного угас, и из тридцати мест была занята лишь половина. В первом ряду, как всегда, сидели мистер и миссис Барлоу.

И вот в зал вошли пятеро мужчин и семь женщин и заняли свои места слева от меня, на скамье присяжных. Матери и отцы, братья и сестры, интеллигентные образованные люди и простые работяги – все они попали сюда волею случая. Ни в одном из них в отдельности не было ничего необычного или экстраординарного, но вместе им предстояла сложнейшая из задач – истолковать факты и решить, виновен ответчик или невиновен. Их никто никогда специально не готовил к выполнению этой задачи, у них не было инструкций, как действовать в том или ином случае. Вся наша судебная система опирается именно на такие группы людей, вершащих «правое» дело, прежде до суда ни разу не видевших друг друга, вместе принимающих исключительно важные решения по вопросам, не имеющим ничего общего с их опытом и повседневной деятельностью. Это одна из самых сильных сторон нашей системы и, одновременно, в ряде случаев – одна из слабейших, особенно на процессах, связанных с мошенничеством, где улики сложны и запутанны, недоступны пониманию простого человека.

Я всматривался в лица присяжных и наделся, что они успели хорошо отдохнуть за четыре дня. Потому как сегодня им понадобится проявить особое внимание и сосредоточенность, вникнуть в значение каждого представленного факта и прозвучавшего слова.

–Мистер Мейсон? – судья смотрел на меня со своего возвышения.

Настал мой час.

–Спасибо, ваша честь, – сказал я и поднялся. – Защита вызывает… – И тут вдруг во рту у меня пересохло, а язык стал казаться большим и неповоротливым. Я отпил глоток воды из стакана. – Защита вызывает мистера Роджера Рэдклиффа.

Роджера Рэдклиффа ввел в зал заседаний судебный пристав, указал ему, где занять место. А затем попросил назвать полное свое имя.

–Роджер Кимбл Рэдклифф, – уверенно и громко произнес свидетель.

Затем ему подали Новый Завет, попросили поднять над книгой левую руку и прочесть вслух с карточки: «Клянусь всемогущим Создателем нашим, что все, сказанное мной здесь, будет правдой, только правдой и ничем, кроме правды».

Вашими бы устами да мед пить, подумал я.

И поднялся, но, прежде чем успел что-то сказать, Рэдклифф обратился к судье.

–Ваша честь, – сказал он, – лично я понятия не имею, по какой причине меня вызвали сюда сегодня. Со Скотом Барлоу знаком не был. Хотя, конечно, знал, кто он такой. Ни разу не говорил с ним, а он не пользовался ни одной моей лошадью. Ваша честь, я человек занятой, у меня большое хозяйство, которым надо управлять. И совершенно нет времени ходить по судам.

Он стоял, выпрямив спину, и смотрел на судью с обиженным лицом человека, которому совершенно беспричинно доставили большие неудобства. Всем своим видом он давал понять судье, что лучше бы его отпустить, и немедленно, позволив вернуться к неотложным делам.

– Мистер Рэдклифф, – сказал судья, – сторона защиты имеет полное право вызвать любого свидетеля, кого считает нужным, при условии, что данные им показания будут иметь отношение к делу. О последнем пока что судить не могу, поскольку мистер Мейсон еще не задал вам ни одного вопроса. Но будьте уверены, – тут судья даже слегка повысил голос, – если я сочту ваше присутствие здесь напрасной тратой вашего времени или же времени участников процесса, вас немедленно отпустят. Только решать это буду я, а не вы. Вам ясно?

– Да, ваша честь, – ответил Рэдклифф.

– Мистер Мейсон? – обратился ко мне судья.

–Спасибо, ваша честь, – сказал я. Весь уик-энд я не думал ни о чем другом, кроме как лучше провести этот допрос, проработал всю тактику. И вот теперь, когда возможность представилась, вдруг растерялся. Ведь первым делом я хотел спросить, насколько хорошо он знал Скота Барлоу, но теперь необходимость в этом отпала.

Я отпил еще глоток воды. В зале стояла мертвая тишина, глаза всех присутствующих были устремлены на меня. Все ждали.

–Мистер Рэдклифф, – начал я, – не могли бы вы пояснить суду, чем именно занимается ваша компания?

Этого вопроса он явно не ожидал и, похоже, немного расслабился, перестал злобно щурить глаза, морщинки на лбу разгладились.

– Мой основной бизнес, – начал он, – состоит в управлении Центром по размножению лошадей.

– Не могли бы вы пояснить присяжным, в чем именно заключается работа вашего центра? – спросил его я.

Роджер Рэдклифф покосился на скамью присяжных.

– Это имеет отношение к делу? – тут же спросил судья.

– Да, ваша честь, – ответил я. – В ходе дальнейшего допроса я постараюсь показать, какое именно отношение к делу это имеет.

– Хорошо, продолжайте, – кивнул судья. И посмотрел на присяжных. – Прошу, отвечайте на вопрос, мистер Рэдклифф.

Роджер Рэдклифф раздраженно высморкался.

–По-моему, это очевидно из самого названия.

Я молча ждал продолжения. И ему пришлось продолжить.

–Каждый год к нам привозят около двухсот кобыл. Жеребята появляются на свет в соответствующих условиях, под присмотром ветеринаров и целой команды специально обученных конюхов. Наш центр стал весьма популярен среди конезаводчиков и владельцев лошадей, они вполне довольны уровнем обслуживания и заботы, которые получают поступившие к нам животные.

Двести кобыл – это примерно в два раза больше того числа, что выдал мне Ларри Клейтон десять дней тому назад, сидя закинув ноги в ковбойских сапогах на стол. Однако я не стал уличать Роджера Рэдклиффа в столь незначительном преувеличении и саморекламе, которые он только что продемонстрировал.

– И как долго существует ваш бизнес? – спросил я.

– Лет семь-восемь, – ответил Рэдклифф. – Но он все разрастается и расширяется, особенно в последнее время.

– И каковы же причины этого расширения? – спросил я.

– Просто мы работаем на совесть, – ответил он. – И потом за последний год я смог сделать в бизнес значительные инвестиции.

– И наличием средств для этих инвестиций вы, судя по всему, обязаны успехам своего жеребца по кличке Перешеек? – спросил я.

–Да, – ответил он. – Именно так.

–Мистер Рэдклифф, – начал я, – некоторые из членов жюри присяжных не слишком разбираются в скачках. Так что, может, вы расскажете им о своем Перешейке поподробнее?

Я взглянул на судью. Он смотрел прямо на меня, приподняв кустистые брови, отчего они практически слились с пышным париком из конского волоса.

– Строго говоря, Перешеек уже не является моей лошадью, – ответил Роджер Рэдклифф. – В конце прошлого года его отправили на конезавод, и теперь акции на него принадлежат другим людям и организациям. Я сохранил лишь две акции из шестидесяти.

– Но во время его карьеры, то есть выступлений на скачках, именно вы являлись его владельцем, ведь так?

– Да, так. – Он улыбнулся каким-то своим приятным воспоминаниям. – И это я вывел и вырастил его. Мне принадлежала его мать, и родился он у нас в центре. И я решил оставить его у себя на какое-то время. И теперь рад, что поступил именно так.

– Значит, он успешно выступал на скачках? – спросил я.

– Да, весьма успешно, – ответил Рэдклифф. – Он выиграл чемпионат для двухлеток, а в 2007-м был назван Лошадью Года. Но особенно удачным был прошлый год. – Рэдклифф явно упивался собой и окончательно расслабился. – В мае он выиграл приз в две тысячи гиней на скачках в Ныомаркете, затем в июне – Дерби в Эпсоме и, наконец, в октябре прошлого года получил кубок «Классика породы» в Калифорнии. Так что, как видите, очень удачный выдался год. – И он широко улыбнулся присяжным. Многие из них ответили улыбками.

В зал заседаний на цыпочках вошла Никки, присела рядом с Элеонор.

– Все готово, – шепнула она мне в спину. Я обернулся к ней, наклонился.

–Хорошо, – шепнул я в ответ. – Глаз с двери не спускай. Я дам тебе сигнал. А теперь иди.

Она поднялась, поклонилась судье и тихо вышла.

–Мистер Мейсон, – сказал судья, – уверен, и мне, и присяжным страшно понравился этот маленький экскурс в историю коневодства. Но прошу вас придерживаться темы нашего заседания, иначе мне придется отпустить мистера Рэдклиффа к его многотрудным делам и обязанностям.

–Да, ваша честь, – покорно пробормотал я. Роджер Рэдклифф продолжал стоять с гордо поднятой головой. Он явно упивался моим смущением. Что ж, подумал я, пришло время стереть эту насмешливую ухмылку с его физиономии.

– Мистер Рэдклифф, – начал я, – мы уже слышали здесь, что вы едва знали жертву убийства. Но насколько хорошо вы знакомы с ответчиком, мистером Митчеллом?

– Ненамного лучше, чем с Барлоу, – ответил он. – Митчелл был чемпионом по скачкам с препятствиями среди профессионалов. Лично я никогда лошадей для стипль-чеза не разводил, но был немало о Митчеле наслышан. Может, и встречались несколько раз на всяких там мероприятиях. Сколько точно, не помню.

– Ну, а теперь о мисс Милли Барлоу, сестре Скота Барлоу. Вы ее знали?

От внимания моего не укрылось, как натянулась у него кожа в уголках глаз. Он занервничал.

–Нет, не думаю, – спокойно ответил Рэдклифф.

Первая ложь.

– Вы уверены? – продолжал настаивать я.

– Совершенно уверен.

– Она хирург-ветеринар, специализировалась на приеме родов, – пояснил я. – И, к сожалению, умерла в прошлом июне. Ну, не припомнили?

– Слышал, что какая-то ветеринарша умерла прямо на вечеринке в прошлом году, – сказал он. – Это она была?

– Да, – ответил я. – Она. И в январе следователи пришли к выводу, что Милли Барлоу покончила с собой, сделав себе инъекцию анестезирующего средства под названием «тиопентал» на основе барбитуратов.

– Прискорбно слышать, – невозмутимо заметил он. – Однако не вижу никакой связи…

– Мистер Рэдклифф, – перебил я его, игнорируя эту ремарку, – у вас был роман с Милли Барлоу?

– Нет, не было! – почти прокричал он. – Да как вы только посмели предположить такое?..

Он покосился на жену Дебору. Она вошла в зал заседаний вместе с ним и теперь сидела за спиной у мистера и миссис Барлоу. Я тоже обернулся, но выражения ее лица не разобрал.

– Мистер Рэдклифф, вы присутствовали на вечеринке, во время которой умерла мисс Барлоу?

– Да, – ответил он, – я там был.

– И помните, в честь чего состоялся этот прием?

– Да, помню, – ответил он. – Мы с Саймоном Дейси устроили этот прием в доме Дейси, чтобы отметить победу Перешейка в Дерби.

– А Саймон Дейси был тренером этой лошади, верно?

– Да, – ответил Рэдклифф.

– Помните, по какой причине гостьей этого приема стала Милли Барлоу? – спросил я его.

– Мистер Мейсон, – вмешался судья, – эти ваши вопросы действительно соответствуют делу, которое рассматривает наш суд?

– Ваша честь, – ответил я, – выступавшие до меня представители обвинения ясно дали понять, что интимные отношения, существовавшие между ответчиком и мисс Барлоу, стали основной причиной антагонизма между ответчиком и жертвой. Отсюда обвинение сделало вывод, что это и было мотивом убийства. А потому я намереваюсь исследовать эти отношения более углубленно, с учетом безвременной кончины мисс Барлоу в июне прошлого года.

– Что ж, хорошо, – сказал судья. – Можете продолжать.

– Благодарю вас, ваша честь. – И я вновь повернулся к свидетелю. – А теперь, мистер Рэдклифф, отвечайте на вопрос. Вы знали, по какой причине мисс Барлоу была приглашена на прием?

– Понятия не имею, – ответил он. – Я же говорил вам, что не имел чести быть знакомым с этой девицей.

– Тогда почему, – я взял со стола листок бумаги, – вы приобрели новенькую спортивную машину и подарили ее мисс Барлоу?

Он растерялся, но быстро взял себя в руки.

– Понятия не имею, о чем это вы.

– О чем? Я говорю о ярко-красной «Мазде МХ-5», приобретенной вами в сентябре 2007 года в салоне «Мазда» в Ньюбери. – Я приподнял руку с листком бумаги, который в прошлую пятницу раздобыла для меня Никки у дилеров салона. – Стоимостью пятнадцать тысяч семьсот пятьдесят фунтов.

Он стоял молча и не сводил с меня ненавидящих глаз.

– Да будет вам, мистер Рэдклифф! – укоризненно заметил я. – Вы что же, хотите сказать суду, что не были знакомы с девушкой, которой подарили новенькую машину стоимостью свыше пятнадцати тысяч фунтов?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – сказал он. – Ни в какие салоны, ни к каким дилерам я не обращался.

– Мистер Рэдклифф, – начал я, – в прошлую пятницу помощник моего солиситора заходила к дилерам этого салона, и они сказали, что прекрасно помнят, кто покупал у них машину. А запомнили по той причине, что оплата была произведена сразу и полностью, банковским чеком, что довольно необычно в наши дни. Причем на чеке не значилось имени покупателя. Однако представитель фирмы узнал покупателя и сказал, что именно он изображен вот на этом снимке.

Я поднял большую брошюру в глянцевой обложке, которую прихватил с собой еще во время первого визита в центр. На лицевой стороне была размещена крупная фотография улыбающихся Роджера и Деборы Рэдклифф, они стояли в паддоке в окружении кобыл и жеребят. Эту же брошюру я сперва показал Патрику Гамильтону в его конторе, а затем – Джозефу Хыозу и Джорджу Барнету в прошлую пятницу, во время поездки в Раннимид.

–Если желаете, Могу вызвать в качестве свидетеля торгового представителя салона «Мазда», – добавил я. Рэдклифф промолчал: видно, такого желания у него не возникло. – А теперь, мистер Рэдклифф, пожалуйста, расскажите присяжным, по какой такой причине в сентябре 2007 года вы подарили новую машину стоимостью свыше пятнадцати тысяч фунтов мисс Милли Барлоу.

– Это вас не касается, – буркнул в ответ Рэдклифф.

– Мистер Рэдклифф, – вмешался судья, – вы должны ответить на этот вопрос. Вы имеете право не отвечать на вопросы только в том случае, если ответы на них содержат инкриминирующие вас факты. А тогда этот вопрос уже может заинтересовать полицию, ну, вы меня поняли.

Какое-то время Рэдклифф стоял молча, затем вдруг улыбнулся.

– Я сделал Милли подарок. За то, что она проделала прекрасную работу, помогая Перешейку появиться на свет. Она была ветеринаром, работала на выездах. А имени своего я не указал и распространяться на эту тему не стал лишь для того, чтоб не создавать для нее проблем с налогообложением. Просто не хотел, чтобы в налоговой службе этот подарок сочли платой за оказанные ею услуги и потребовали бы у мисс Барлоу заплатить налог со стоимости машины. Или же попросили меня оплатить все страховые взносы.

Он заметно расслабился и теперь улыбался присяжным во весь рот.

– Да, признаю, я пытался уклониться от налоговых выплат, – со смехом заметил он. – Мы ведь все время от времени так поступаем, верно? Обещаю заплатить все положенные налоги сразу после выхода из зала суда.

А он здорово держится, подумал я. Крепкий орешек. Способен мыслить быстро и четко в сложившихся обстоятельствах.

–Скажите, а может, то была плата за то, чтоб она перестала вас шантажировать? – спросил я.

Улыбка тотчас исчезла с его лица.

– Шантажировать? – изумленно произнес он.

– Да, мистер Рэдклифф. Шантаж.

– Полная чушь, – спокойно и уверенно ответил он.

Я обернулся и махнул рукой Никки, наблюдавшей за происходящим через стеклянную дверную панель.

И она вошла в зал в сопровождении двоих мужчин.

Все трое поклонились судье, а затем сели рядом с Элеонор и Брюсом.

Я видел, как Роджер Рэдклифф смотрел на них, как резко он вдруг побледнел. А потом крепко ухватился за края трибуны, точно боялся упасть.

И Джозеф Хыоз, и Джордж Барнет сидели молча и не сводили с него глаз.

–Мистер Рэдклифф, – тихо и многозначительно произнес я, – вам знаком человек по имени Джулиан Трент?

Роджер Рэдклифф не просто потерял всякое самообладание. Он пребывал в паническом страхе. Я видел, как натянулась кожа у него на скулах, как заходили желваки, а уголок левого глаза задергался в тике. Он по-прежнему стоял прямо и неподвижно, стальные серые глаза смотрели спокойно. Но я почти физически ощущал, как напряженно его мозг старается найти выход из ситуации.

– Джулиан Трент доводится вам крестным сыном, верно? – спросил я.

– Да, – еле слышно ответил он.

–Простите, мистер Рэдклифф, не могли бы вы говорить немного громче? – попросил его я. – Иначе присяжные просто не расслышат, что это вы там нашептываете.

Он понял мою иронию. И лишь гневно сверкнул глазами в ответ.

Я заметил, что в ложе прессы стало тесновато, все свободные места были теперь заняты – не то что в начале слушаний. Очевидно, разнеслись слухи о том, что в суде происходит нечто экстраординарное, и средства массовой информации срочно послали своих репортеров. Да и простой публики тоже прибавилось, и по обе стороны от дверей в зал встали охранники. Детектив-инспектор Макнил, уже давший свои показания, сидел на стуле в ряду перед ложей прессы и с большим интересом следил за происходящим.

Я налил воды из графина, не спеша и с аппетитом осушил стакан.

– Итак, мистер Рэдклифф, – сказал я. – Может, все же вернемся к вопросу о шантаже?

– Не понимаю, о чем это вы, – ответил он, но прежней уверенности уже не наблюдалось.

– Все мы слышали, что вы приобрели новую машину и подарили ее мисс Барлоу, – сказал я. – Так или нет?

– Да, – тихо ответил он.

– Говорите громче, – заметил судья.

– Да, – уже громче сказал Рэдклифф.

– Повторяю вопрос. Была ли та машина попыткой откупиться от Милли Барлоу, которая вас шантажировала?

–Нет. Это полный бред и ерунда, – ответил он. Я сверился с бумагами, лежавшими передо мной на столе.

– Здесь у меня выписки из банковских счетов, – сказал я. – Счетов Милли Барлоу. Они показывают, что Милли регулярно получала поступления на свой счет, причем эти денежные средства значительно превышали зарплату, выдаваемую ей в ветеринарной клинике. Можете объяснить, откуда брались эти поступления?

– Ну, разумеется, нет, – ответил Рэдклифф.

– Они тоже были платой, откупом за шантаж, мистер Рэдклифф. И поступали с вашего банковского счета, верно?

– Нет, – ответил он. Но не убедил не только меня, но и некоторых присяжных, они ему явно не верили.

– Скажите, мистер Рэдклифф, – начал я, решив резко сменить тему, – у вас в центре когда-нибудь использовались анестезирующие средства?

– Нет, – твердо ответил он. – Зачем они нам?

– Ну, возможно, затем, что когда кобылица не может разродиться естественным путем, ей надо делать кесарево сечение?

– Нет, – ответил он, и, судя по всему, к нему вернулась прежняя уверенность. – В таком случае кобылицу отвозят в ветеринарную клинику и операция с обезболиванием производится там.

– А что происходит, если жеребенок рождается с деформированными конечностями или слепым?

– Это крайне редко бывает, – ответил он.

– Ну, все же случалось, наверное, хотя бы раз или два?

– Да, было несколько раз, – ответил он.

– И такого жеребенка немедленно усыпляли, верно?

Он, похоже, понял, куда я гну, и это ему явно не нравилось.

– Ну, полагаю, что так, – ответил он.

– А для этого требовалась не такая уж и большая доза анестезирующего средства на основе барбитуратов. К примеру, таких, как тиопентал, верно? – спросил я.

– Не знаю, – ответил он.

– Мистер Рэдклифф, – я снова резко сменил тему, – знаете ли вы человека по имени ХСак ван Ренсбург?

– Нет, не думаю, – ответил он. Но на лбу у него проступили капельки пота.

– Возможно, вы знали его просто под именем Джек Ренсбург, – сказал я. – Он работал у вас конюхом.

– В сезон у нас работает много конюхов, – ответил Рэдклифф. – Одни уходят, другие приходят. Всех и не упомнишь. И знал я их только по именам. И Джеков у нас было достаточно.

– Может, я помогу вам вспомнить, – сказал я. – У меня есть его фотография.

И я достал из одной из коробок копии снимка Милли с жеребенком, передал судебному приставу. Тот, в свою очередь, раздал по одному экземпляру судье и обвинителю, целых шесть снимков отправились к присяжным, и наконец пристав протянул последнюю копию Рэдклиффу.

Он немного порозовел, но тут при виде фотографии кровь снова отхлынула от лица, и он начал раскачиваться на каблуках. Жаль, но судья и присяжные не заметили этого, слишком внимательно рассматривали копии снимка.

– Господа присяжные, – начал я, – вы видите на этой фотографии новорожденного жеребенка. Женщина на снимке – это Милли Барлоу, хирург-ветеринар, которая присутствовала при родах, а мужчина, стоящий у нее за спиной… Несмотря на слегка смазанное изображение, в нем можно узнать Жака ван Ренсбурга, гражданина ЮАР. Я прав, мистер Рэдклифф?

– Вам виднее, – буркнул он в ответ.

– Это верно. А жеребенок – тот самый Перешеек, который затем вырос и стал чемпионом. Так это или нет?

– Может, и так, – бросил в ответ Рэдклифф. – Или же это какой-то другой жеребенок. Маленькие, они все похожи друг на друга.

– Да, разумеется, – кивнул я. – Но уверяю вас, жеребенок на этом снимке именно Перешеек. Он стал первым жеребенком, которому помогла появиться на свет Милли Барлоу. И она так гордилась им и фактом своего участия, что держала эту фотографию в серебряной рамочке. То была самая драгоценная для нее вещь. Не правда ли, мистер Рэдклифф?

– Да откуда мне знать!

– После смерти сестры Скот Барлоу забрал этот снимок в серебряной рамочке и держал у себя дома как воспоминание о ней. Но снимок вынули из рамки и похитили из дома Скота Барлоу в тот день, когда он был убит. Почему это произошло, как, по-вашему, мистер Рэдклифф?

– Понятия не имею, – снова сказал он.

– Тогда я подскажу вам, мистер Рэдклифф. Фотографию украли потому, что именно с ее помощью Скот Барлоу шантажировал вас – тем же образом, как и его сестра прежде. Так или нет?

– Нет, – ответил он. – Все это полная ерунда. Я вообще не понимаю, о чем вы говорите. К чему кому-то шантажировать меня? – Скажите, Жак ван Ренсбург все еще работает на вас? – спросил я.

– Нет, – ответил он. – Вроде бы уже не работает.

– Правильно, – кивнул я. – Он ведь просто не может больше работать, верно? Потому как умер. И вам это хорошо известно, верно, мистер Рэдклифф?

– Понятия не имею, не знаю.

– Да все вы прекрасно знаете! – воскликнул я. – Жак ван Ренсбург отправился в отпуск в Таиланд, верно?

– Как скажете, – неопределенно буркнул он в ответ.

– Не я говорю это, мистер Рэдклифф, – я взял со стола еще один листок бумаги. – Это говорит южноафриканское Министерство внутренних дел в Претории. Они прислали нам соответствующие документы. Он отправился в отпуск в Таиланд и так и не вернулся оттуда, правильно?

Роджер Рэдклифф стоял, выпрямив спину, и молчал.

–А вам известно, почему он не вернулся, мистер Рэдклифф? – спросил я.

И снова ответом было молчание.

–Он не вернулся потому, что, как показывает заключение, выданное южноафриканским министерством, утонул на пляже в Пхукете во время Великого азиатского цунами. Я прав?

Рэдклифф молчал.

–А вам, мистер Рэдклифф, известно, когда имел место этот ужасный природный катаклизм? Великое азиатское пунами?

Рэдклифф лишь отрицательно помотал головой и уставился в пол.

–Это ужасное событие также известно под названием Цунами Дня рождественских подарков1, не так ли, мистер Рэдклифф? – спросил я. – Поскольку произошло это двадцать шестого декабря, верно? (День рождественских подарков – второй день Рождества, 26 декабря, когда принято ходить в гости и дарить подарки друзьям и близким.) Он не ответил.

И я продолжил:

–А это, в свою очередь, означает, что раз Жак ван Ренсбург утонул в Таиланде двадцать шестого декабря 2004 года, то снимок этот был сделан до Рождества в том же году. Что опять же, в свою очередь, означает, что, вопреки данным заявки, поданной вами в «Уэзербис», дата рождения Перешейка указана неверно. На самом деле родился он до первого января 2005 года, а стало быть, официально являлся четырехлеткой, когда выиграл приз «Две тысячи гиней», а затем и Дерби. Четырехлеткой, а вовсе не трехлеткой, как того требуют правила этих скачек. Не так ли?..

В зале, казалось, целую вечность царила тишина, нарушаемая лишь скрипом авторучек по бумаге из ложи, где судорожно строчила пресса, да тихого всхлипывания Деборы Рэдклифф.

Судья не сводил пронзительного взгляда с Роджера Рэдклиффа, который стоял на трибуне для свидетелей и молчал. Стоял, понуро опустив голову, и вся его самоуверенность куда-то испарилась.

–Ну?.. – сказал ему судья. – Свидетель, отвечайте на вопрос. Был ли жеребец Перешеек четырехлеткой, когда бежал в Эпсоме?

Рэдклифф немного приподнял голову.

–Я отказываюсь отвечать. На том основании, что имею полное право не давать показаний против самого себя.

Он, можно считать, практически сознался. Но я с ним еще не закончил.

–Мистер Рэдклифф, – сказал я. – Это вы убили Милли Барлоу?

Тут он резко вскинул голову, взглянул прямо на меня.

–Нет, – ответил он, но особой убедительности в голосе не было.

Я продолжал давить:

– Вы убили Милли Барлоу потому, что она шантажировала вас, узнав, что Перешеек выиграл Дерби?

– Нет, – повторил он.

– А потом вы убили Скота Барлоу за то, что тот последовал примеру умершей сестры и тоже начал вас шантажировать?

– Нет, – снова сказал он.

– Или это сделал ваш крестный сын, Джулиан Трент? Скорее всего, именно он совершил второе убийство по вашему приказу, в благодарность за то, что вы запугали вот этих ни в чем не повинных людей с целью, чтоб Трента выпустили из тюрьмы, так или нет? – И я указал на сидевших позади меня Джозефа Хьюза и Джорджа Барнета.

Тут у Рэдклиффа окончательно сдали нервы.

–Ты, жалкий ублюдок! – крикнул он мне. – Урод, ничтожество, мать твою! Я и тебя тоже прикончу!

И он сошел с трибуны и успел сделать два шага ко мне, но тут его окружили судебные приставы, охранники и полицейские.

Судья застучал молотком, в зале довольно быстро установилась тишина.

–Защита больше вопросов не имеет, ваша честь, – сказал я и сел.

Да сам Перри Мейсон мог бы мной гордиться!..