Текст книги "Заезд на выживание"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Феликс Фрэнсис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Но если вы сами считаете его виновным, – заметил он, – тогда оказываете обществу плохую услугу. Что, если из-за вас оправдают и отпустят убийцу?

–Это забота стороны обвинения подать дело так, чтоб присяжные ни на миг не усомнились в его виновности. Не моя.

Он покачал головой.

– Довольно чудная система.

– Согласен, – кивнул я. – Что не мешает ей успешно работать на протяжении вот уже многих столетий.

Система правосудия уходит своими корнями во времена Древнего Рима, когда в пользу виновности или невиновности обвиняемого высказывались голосованием члены огромного жюри. Право быть судимыми жюри присяжных стало законом в Англии еще в тринадцатом веке, хотя нечто похожее временами наблюдалось и раньше. Согласно английскому законодательству, право быть судимым жюри присяжных распространялось на всех обвиняемых, кроме тех, кто совершил самые мелкие и незначительные преступления. Позже это было закреплено и в Конституции Соединенных Штатов. А вот во всех остальных странах, и даже в части европейских, эта практика отсутствовала. К примеру, в современной Германии жюри присяжных не существует. Там или один, или несколько судей решают, виновен или невиновен подсудимый.

– Мне действительно пора, – сказал Саймон Дейси, собрав последние свои вещи.

– Понимаю, – сказал я. – Приятно было познакомиться. Желаю вашему подопечному поскорее выздороветь.

– Спасибо.

Обмениваться рукопожатием мы не стали, руки у него были заняты газетами. Просто кивнули друг 129 ДРУГУ, как тогда, когда я только появился в приемной, затем я распахнул перед ним дверь, и он ушел.

А я снова уселся в розовое кресло. Часы на стене показывали 6.15.

Что я делаю?.. Скольким людям уже успел наговорить, что являюсь барристером, представляющим сторону защиты в деле Стива Митчелла, а ведь прекрасно понимаю, что не могу взять на себя эту роль. Не имею права. Да, я могу проходить по делу свидетелем, и не более того. Причем больше об этом никто не знает. Никто не знал, кроме Скота Барлоу, о нашей с ним встрече и разговоре в раздевалке на ипподроме. Или все же кто-то знал? Может, Барлоу успел кому-то сказать о «чертовом любителе», с которым поцапался в раздевалке? Впрочем, я в этом сильно сомневался. Так что же все-таки делать?..

Опыт подсказывал: надо пойти в полицию и заявить об этом инциденте. Ну, если не в полицию, то в прокуратуру точно. А инстинкт барристера подсказывал совсем другое: бежать от этого дела как черт от ладана и не оглядываться, иначе превратишься в соляной столб, как жена Лота. Может, мне следует отдать это все в руки правосудия и ни в коем случае не вмешиваться?..

Но что в данном случае есть правосудие? И еще мне кто-то настойчиво советовал взять это дело, а затем с треском проиграть. Что есть правосудие? Если я отстранюсь, возможно, кого-то другого начнут запугивать, уговорят поспособствовать тому, чтоб Стива Митчелла осудили? Разве сам факт, что некто столь упорно стремится выставить его убийцей, не доказывает, что Стив не убивал Барлоу? Если так, то разве я имею право отказаться от его дела? Но даже если мне удастся доказать его невиновность, что маловероятно, что будет со мной? «В следующий раз размозжу тебе башку, – сказал Трент. – В следующий раз оторву твои поганые яйца». Если я устранюсь, и на моем месте окажется другой адвокат, и Митчелла осудят, будет ли Трент или тот, кто стоит за ним, продолжать преследовать меня? При мысли об этой перспективе на лбу выступил холодный пот, а пальцы задрожали.

–Анжела, милая, – шепотом произнес я в пустой приемной. – Подскажи, что же делать?

Она не ответила. И снова меня охватила жгучая тоска по ней. Мне так недоставало ее любви и мудрости. Она всегда чисто инстинктивно знала, что правильно, а что – нет. И мы с ней обсуждали все, порой спорили до полного изнеможения. Она училась на психолога, и все семейные разговоры, даже на самые заурядные и приземленные темы, порой превращались в глубокий и всесторонний анализ. Помню, как-то раз я спросил ее, поедем ли мы на Рождество к моему отцу или к ее родителям. И вот через несколько часов мы докопались до самых глубинных и потаенных чувств, которые каждый из нас испытывал к своим родителям, а также к родителям друг друга. И дело кончилось тем, что на праздники мы остались дома и еще долго подсмеивались над собой. Как же мне не хватало ее звонкого заразительного смеха!

Глаза мои наполнились слезами, сдержать которые я был не в силах.

И как раз в этот неловкий момент в приемную вошла женщина в зеленом одеянии и бахилах. Я быстро отер слезы кулаком, надеясь, что она ничего не заметила.

–Так чем же могу вам помочь? – устало спросила она.

– Тяжелый выдался день? – сочувственно спросил я ее.

– Да уж, – улыбнулась она. – Но, думаю, мы спасли деньги мистера Рэдклиффа, потраченные на жеребенка.

– Сложный случай?

– Жизни ничто не угрожало, – ответила она. – Но если б не наше вмешательство, он бы уже никогда не смог выступать на скачках. Пришлось сшить несколько разорванных сухожилий, а также закрпить мышечную ткань. Он еще совсем молоденький. Поправится, будет как новенький. Вот глупыш. Налетел на машину, зацепился плечом за боковое зеркало, стал вырываться… и вот результат.

– Да, – кивнул я. – Саймон Дейси мне говорил.

Она удивленно приподняла бровь.

– А вы, собственно, кто? – спросила она.

– Джеффри Мейсон, – ответил я. Достал из кармана еще одну карточку, протянул ей.

– Ничего не продаете? – подозрительно спросила она, мельком взглянув на карточку.

– Нет, – усмехнулся я. – Пришел за информацией.

– Какой информацией?

– Видите ли, я барристер, представляю интересы Стива Митчелла.

– Наглый паршивец и задавака.

– Вот как? – удивился я. – Почему?

– Считает, что наделен невероятной привлекательностью, – пояснила она. – Что все женщины при виде его только об одном и мечтают, как бы залучить его в койку.

– И это происходит?

Она взглянула на меня, улыбнулась.

– Не хотелось бы мне оказаться на скамье свидетелей и отвечать на ваши вопросы.

– Постараюсь этого не допустить, – улыбнулся я в ответ. – Для этого, по крайней мере, мне надо знать ваше имя.

– Элеонор Кларк, – ответила она и протянула руку. Мы обменялись рукопожатием. – Вы вроде бы говорили, что хотели спросить о Милли Барлоу.

– Да. Вы ее знали?

– Конечно, знала, – ответила Элеонор. – Мы жили в одном доме вместе с еще тремя сотрудницами больницы.

– Доме? – удивился я.

– Ну, да. На задворках больничного комплекса есть специальный дом для медперсонала. Я там живу, и Милли тоже жила, пока не…

– Пока не покончила с собой?

– Да, – ответила Элеонор и отвернулась. – Именно до тех пор, пока не покончила с собой. Но нельзя сказать, чтоб она ночевала там каждый день.

– Потому что жила со Стивом Митчеллом? – Эта моя фраза прозвучала как вопрос.

– Да, – нехотя ответила она.

– А может, и еще с кем-то?

– Уж больно вы шустры, как я посмотрю, – протянула она. – Впрочем, что уж теперь скрывать. Наша Милли готова была переспать с любым, кто вежливо попросит.

– Любым мужчиной, вы хотите сказать, – заметил я.

– Нет, – сказала она. – Милли была не столь разборчива. Ну а вообще… девушка была довольно славная. И нам всем ее не хватает…

– Почему, как вы думаете, она покончила с собой? – спросил я.

–Не знаю. – Элеонор пожала плечами. – Многие после говорили, что у нее была депрессия,

но мне так не казалось. Она всегда выглядела такой… счастливой. Постоянно строила разные планы. Очень хотела быстро разбогатеть.

– Она торговала собой? – спросил я.

– Нет, – решительно ответила она. – Не думаю. То есть я, наверное, немного преувеличила. С кем лопало она, конечно, не спала. У нее имелись предпочтения. И время от времени она все же отказывала мужчинам, особенно женатым. Не такая уж и плохая была девушка.

– Но она жила со Стивом Митчеллом или нет? – спросил я.

– Не совсем так, – ответила Элеонор. – Она жила здесь, в нашем доме, а ночи… ночи проводила с Митчеллом. С ним чаще, чем с кем-либо еще. Но сказать, что эти двое жили вместе, нет, это не так.

Интересно, подумал я, обрадовалась бы, услышав это, миссис Барлоу. И насколько строго она воспитывала дочку. Возможно, избавившись от опеки отца, та пустилась во все тяжкие, пыталась наверстать упущенное, испытать все радости и удовольствия жизни.

– А где она раздобыла обезболивающее? – спросил я.

– Вообще-то тут у нас хватает всяких медикаментов. И все же странно… – Она не закончила фразы.

– Что странно?

– В отчете токсиколога после вскрытия сказано, что она отравилась тиопенталом.

Я вопросительно взглянул на нее.

– И что с того?

– Видите ли, у нас в клинике тиопентал не применяется. Мы используем кетамин в смеси или с ксилазином, или же с детомидином. – Я вопросительно приподнял бровь. – Это все седативные средства, – пояснила она, но я все равно не понимал. – Оба типа смеси заставляют впадать в бессознательное состояние, но тиопентал – это усыпляющее на основе барбитуратов, а кетамин – это соль гидрохлорида.

– А вам не кажется странным, что она использовала средство, не применяющееся в вашей клинике? – спросил я.

– Ну, вообще-то, – начала Элеонор, – ветеринар может получить любой медикамент от любого поставщика. А уж обезболивающими у нас пользуются очень широко.

– В таком случае это означает, что она свела счеты с жизнью вовсе не спонтанно, – заметил я. – Раз уж ей пришлось специально заказывать этот медикамент, вместо того чтоб взять любой, аналогичного действия, у себя в клинике.

– Может, он у нее уже давно был, – сказала Элеонор. – Вот у меня в сумочке множество разных мелочей, и далеко не все они из больницы. Обезболивающие на основе барбитуратов используются довольно часто. А уж тиопентал – практически каждый день. Им усыпляют собак и кошек.

– А откуда сама больница получает медикаменты? – спросил я.

– Есть специальная ветеринарная аптека в Ридинге, – ответила она. – Поставки осуществляются почти каждый день.

– Милли, должно быть, заказала препарат отдельно от общего списка, – заметил я.

– Нет, – быстро ответила Элеонор. – В полиции проверяли все ее записи и заказы и ничего такого не обнаружили.

– Странно, – пробормотал я.

– Даже при всем желании ей было не так-то просто поживиться медикаментами из больницы, – сказала Элеонор. – У нас очень строгая система контроля. Заказ на любые обезболивающие средства должен быть подписан двумя ветеринарами из больницы… Послушайте, мне пора. Как правило, мы работаем до шести, и сторож ждет, когда можно будет запереть.

– А где жеребенок, которого вы оперировали? – спросил я.

– В конюшнях на заднем дворе. Останется там до утра. К нему подсоединены датчики, в кабинете дежурного врача есть монитор, по которому он следит за состоянием. Ну а все остальные отделения закрыты, за исключением неотложки.

– Но мне хотелось бы задать вам еще несколько вопросов о Милли, – набравшись смелости, сказал я.

– Дайте хоть переодеться сначала, – сказала Элеонор. – Мне не мешало бы выпить. Угощаете?

– А как насчет поужинать? – спросил я.

– Не слишком ли торопите события, мистер… – она посмотрела на мою карточку, – Джеффри Мейсон?

– Нет. Простите, – пробормотал я. – Я вовсе не это имел в виду.

– О, благодарю! – саркастргчески заметила она. – Только подумала, что меня приглашают на свидание, а он, видите ли, говорит, что ничего такого не имел в виду. – Она рассмеялась. – И так всю жизнь!

В «Квинс Арме», что в Ист-Гарстоне, деревне в нескольких милях от больницы, мы поехали каждый на своей машине.

– Не стоит заезжать в паб в Лэмбурне, – заметила перед этим Элеонор. – Слишком много любопытных ушей и глаз. Сплетен потом не оберешься.

Я приехал раньше Элеонор. Устроился на табурете у бара. Заказал себе диетическую колу. Сидел и думал, какие вопросы следует задать. И почему сам я считаю, что смерть Милли Барлоу как-то связана с убийством ее брата.

Просто мне никогда не нравились совпадения, хотя, как говорится, к делу их не пришьешь. В конце концов, совпадения случаются. К примеру, те, что связаны с убийствами президентов Авраама Линкольна и Джона Ф. Кеннеди. У Линкольна был секретарь по фамилии Кеннеди, а у Кеннеди – секретарь по фамилии Линкольн, и обоих сменил на посту после смерти вице-президент Джонсон. И все равно – я страшно не любил эти самые совпадения.

И вот Элеонор Кларк вошла в бар, и я не сразу узнал ее, не только из-за приглушенного освещения. Она сняла зеленую униформу и бахилы, и теперь на ней были эффектный белый свитер-водолазка в тонкую черную полоску и синие джинсы. И еще не сразу узнал я ее, наверное, по той причине, что светлые волосы не были связаны в конский хвост, а свободными золотистыми волнами спадали на плечи. Я еще подумал: зря она отказалась от конского хвоста, он открывал прекрасно очерченный овал лица с высокими скулами, да и веселые искорки в больших синих глазах почему-то погасли.

И я тут же устыдился этих своих мыслей. С того дня, как я встретил и тут же влюбился в Анжелу, женские лица, да и вообще женщины меня не интересовали, и уж тем более ни разу я не отмечал какие-то там красивые скулы или потрясающие синие глаза.

– Вот вы где, – заметила Элеонор и уселась на табурет рядом.

– Что будете пить? – осведомился я.

– Джин-тоник, пожалуйста.

Я заказал, и мы молча сидели и наблюдали за тем, как бармен наливает тоник в бокал с джином.

– Прекрасно, – сказала она, отпив большой глоток. – День выдался такой длинный.

– Заказать еще?

– Нет, я за рулем, – ответила она. – Этого достаточно.

– Можем пообедать, – предложил я.

– А я думала, вы это просто так тогда сказали. – Она смотрела на меня сияющими синими глазами. Они улыбались.

– Почему же, – ответил я. – Просто я не имел в виду… – Никак не удавалось подобрать нужных слов. – Ну, вы меня поняли. Что-то еще.

– К примеру? – со всей серьезностью спросила она, но в глазах по-прежнему танцевали смешинки.

– Вы в прошлой жизни, наверное, были барристером? – спросил я. – Чувствую, точно под перекрестный допрос попал на суде.

– Отвечайте на вопрос, – строго произнесла она, не сводя с меня взгляда.

– Просто не хотел, чтоб вы подумали, будто я что-то такое вам предлагаю…

– А вы предлагали? – спросила она.

– Нет. Конечно, нет.

– Спасибо. Разве я так уж непривлекательна?

– Что вы! Я вовсе не это имел в виду.

– Не надоело ходить вокруг да около, а, мистер барристер? – спросила она. – Так что вы имели в виду?

– А мне казалось, это я буду задавать вам вопросы, – протянул я. – А не наоборот.

– Ладно, – сказала она. – Я готова. Спрашивайте.

– Итак, – начал я. – Вопрос первый: вы согласны со мной отобедать?

– Да, – без колебаний ответила она.

– Хорошо.

– Вы женаты? – неожиданно спросила она.

– А что?

– Просто интересно знать. Я молчал.

– Так женаты или нет?

– Зачем вам это знать? – спросил я.

– Хочу понять, как себя вести, – ответила она.

– Но я ведь не делаю вам предложение. Какое это имеет значение?

– А вдруг передумаете, – усмехнулась она. – А я не смогу отреагировать правильно, если не буду знать. Так вы женаты или нет?

– А вы сами-то замужем? – парировал я.

– Только за своей работой, – ответила она. Повисла пауза. – Ну так что?..

– Был женат, – тихо ответил я.

– Разведены?

– Овдовел.

– О… – смущенно протянула она. – Простите. Не надо было спрашивать.

– Это было давно, – сказал я. На самом деле казалось, все произошло только вчера.

Она сидела молча, словно ждала, что я продолжу. Но я не стал.

–До сих пор еще больно? – спросила она. Я кивнул.

–Простите, – снова сказала она. И искорки в ее глазах погасли.

Какое-то время мы сидели молча.

–Что вы хотели знать о Милли? – спросила она.

–Пойдемте-ка лучше поедим.

Мы выбрали столик в баре, не в ресторане. Без скатерти, все очень просто, но меню то же самое.

Себе я заказал бифштекс из филейной части, Элеонор остановила выбор на жареном морском леще.

– Бокал вина? – предложил я.

– Вы же знаете, я за рулем.

–Можете оставить машину здесь, – сказал я. – Уверен, в баре не будут возражать, если машина переночует на их стоянке. Я довезу вас до больницы, а машину можете забрать завтра.

–Ну а вы? – спросила она. – Вы что пьете?

– Диетическую колу. Но могу позволить себе бокальчик красного вина, – ответил я. – Путь предстоит долгий. Сегодня надо вернуться в Лондон. – Я взял машину напрокат только на два дня.

– А вы не можете остаться и выехать завтра, с утра? – спросила она.

– Это предложение? – шутливо осведомился я. Элеонор покраснела.

– Я вовсе не это имела в виду.

Жаль, подумал я – и снова сам себе удивился.

Я всегда мог позвонить в фирму «Герц», договориться продлить срок аренды еще на день, но почему-то казалось, что тем самым я предаю Анжелу. Провести ночь вне дома, и уж тем более по причине затянувшегося обеда с красивой женщиной – нет, это никуда не годится. Глупо, подумал я, однако это не изменило решения.

– Вы хорошо знали Милли? – спросил я, решив резко сменить тему и избавить нас обоих от ощущения неловкости.

– Довольно хорошо, – ответила она. – Мы проработали вместе три года, жили в одном доме большую часть времени.

– Знаете, почему она решила покончить с собой? – спросил я.

– Понятия не имею. Лично мне Милли всегда казалась такой счастливой и жизнерадостной молодой женщиной.

– Может, у нее с деньгами были проблемы?

– Нет, – без колебаний ответила Элеонор. – Она производила впечатление вполне обеспеченной девушки. Примерно год тому назад купила новенькую красную «Мазду» спортивного типа, у нее всегда было много красивой одежды. Думаю, отец посылал ей деньги, хотя зарплата у нас в больнице вполне приличная.

Мне вспомнилась встреча с четой Барлоу в плохо сидящей дешевой одежде. Не того сорта они люди, чтоб регулярно высылать дочери деньги на модные шмотки.

– Может, она была беременна? – спросил я. Довольно дикое предположение.

– Ну, это вряд ли, – ответила Элеонор. – Она постоянно похвалялась тем, что носит с собой целый запас пилюль на тот случай, если забудет принять с утра дома. К тому же, не забывайте, по части медицины она была подкована.

– Но среди медиков самый высокий процент самоубийств, нежели в любой другой профессии, – заметил я.

– Правда? – удивилась она.

– Да, – кивнул я. – Как раз в прошлом году пришлось изучать эту статистику, вел дело врача, 141 обвиняемого в пособничестве самоубийце.

– Наверное, все дело в том, что врачи знают, как лучше покончить с собой, – предположила она.

– Быстро и безболезненно, – кивнул я.

– Да, именно. Просто, как усыпить старого пса, – сказала она. – К тому же у врачей есть доступ ко всем необходимым медикаментам.

– Милли ладила с братом? – спросил я.

– Думаю, да, отношения у них были, в общем-то, хорошие. Хотя, наверное, он был не в восторге от ее репутации.

– Репутации?

– Ну, поскольку она считалась самой доступной девушкой в округе.

– Да, – покачал я головой. – Это определенно не та репутация, которой можно гордиться. Особенно в Лэмбурне. Так сколько примерно любовников у нее было?

– Ну, по меньшей мере, с полдюжины одновременно, – ответила она. – И надо отметить, она никогда особенно этого не скрывала. Жокеи ей нравились особенно.

– Рено Клеменс был одним из них? – спросил я.

– Возможно, – ответила Элеонор. – Хоть списка я и не вела, но он часто возле нее крутился. Однажды я видела их вместе в пабе.

– А в ее комнате случайно его не видели?

– Знаете, у нас существует неписаное правило, – сказала она. – Прочные отношения – дело одно, но случайных, разовых партнеров водить в дом не полагается. И Милли, разумеется, часто нарушала это правило. Единственный повод, из-за которого мы ссорились. Впрочем, я ни разу не видела, чтоб Рено оставался у нее на ночь.

– А Стив Митчелл? – спросил я. – Он оставался?

– Нет, никогда, – ответила она. – Милли предпочитала бывать у него. Часто рассказывала, какая замечательная у него ванна. – И она неодобрительно нахмурилась.

– Почему вам не нравится Митчелл? – спросил я.

– А что, разве это так заметно?

– Да, – кивнул я.

– Когда десять лет назад я приехала в Лэмбурн, он был начинающим жокеем. И мы какое-то время встречались. И мне казалось, что намерения у него серьезные. Но на деле оказалось не так. Он все это время путался еще с какой-то девицей с конюшен, а когда эта дурочка забеременела, бросил меня и женился на ней. – Помолчав немного, Элеонор добавила: – Чем, думаю, сделал мне большое одолжение.

– Как долго продлился их брак?

– Лет шесть. Около того. У них родилось двое детей, Стив становился знаменитостью в мире скачек. Они вместе построили Кремль.

– Кремль? – удивился я.

– Ну, так все у нас называют это уродство из красного кирпича, которое он возвел на своем участке. Когда у Натали, его бывшей, наконец-то открылись глаза, она забрала детишек и уехала. И Стив тотчас заявился ко мне и хотел продолжить отношения, словно ни в чем не бывало. И я, конечно, послала его куда подальше, и это ему очень не понравилось. Он не привык, чтоб ему отказывали. Думаю, он снова переметнулся к Милли, просто чтоб насолить мне.

Так, значит, отношения у Стива с Милли Барлоу не были, как он уверял, всего лишь мимолетным увлечением, но продолжались достаточно долго, до тех пор, пока жена не узнала и не бросила его. Миссис и мистер Барлоу оказались правы, Митчелл мне лгал.

– А Стив ничего не имел против других ее партнеров? – спросил я.

– Против? Шутите, что ли? Если верить Милли, у Стива бывало до трех подружек одновременно.

– Считаете, она говорила правду? – спросил я.

– Тут вот какое дело. Милли была хорошим ветеринаром, очень хорошим, но была склонна к преувеличениям.

– Помните снимок в серебряной рамке, где она снята рядом с лошадью?

Она кивнула:

– Конечно. Милли им очень дорожила.

– Почему? – спросил я.

– Там ее сняли с новорожденным жеребенком, – ответила она.

– Ну и что тут такого особенного?

– Это был первый жеребенок, которого она приняла, сразу по приезде в Лэмбурн, – ответила Элеонор. – Роды начались внезапно, среди ночи. Она как раз была на дежурстве. Но справилась прекрасно. Сама я тогда была в отъезде.

Я ощутил разочарование. Рассчитывал услышать что-то более интересное.

– А почему вы спросили об этом снимке?

– Потому что кто-то забрал его из дома Скота Барлоу, – ответил я.

– Что? Когда его убили?

– Этого я не знаю. Но снимка там нет.

–Может, из-за серебряной рамочки? – предположила она.

– Нет. Забрали только снимок, а рамочка осталась. Только поэтому я и узнал о пропаже фото.

– Ну, что я могу сказать о снимке… На нем Милли, рядом жеребенок, лежит в соломе, а на заднем плане кобыла и конюх.

– А вы случайно не знаете, что за конюшенный? – спросил я. – И кто мог забрать снимок?

– Понятия не имею, – ответила Элеонор. – А вот жеребенка, конечно, знаю. Поэтому Милли так и дорожила этим снимком.

– Продолжайте, – попросил я, когда она умолкла.

– Перешеек, – сказала Элеонор.

По этой ли причине пригласили Милли на вечеринку к Саймону Дейси? Или то было просто совпадением? Не слишком ли много совпадений?

Часть вторая РАЗОБЛАЧЕНИЕ Март 2009