Текст книги "Замок в воздухе (ЛП)"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Как видишь, тебя ждет великое будущее, дорогой мальчик, – сказал Ассиф.

Кто-то хихикнул.

Слегка ошеломленный, Абдулла поднял взгляд от бумаги. Кажется, в воздухе висел густой аромат.

Снова раздался смешок, два смешка – откуда-то спереди.

Взгляд Абдуллы метнулся вперед. Его глаза расширились. Перед ним стояли две невероятно толстые девушки. Они встретили взгляд его вытаращенных глаз и снова застенчиво хихикнули. Обе были разодеты в пух и прах в блестящий атлас и раздувающуюся кисею – розовые справа и желтые слева – и увешаны большим количеством ожерелий и браслетов, чем казалось возможным. Вдобавок на лбу розовой, которая была самой толстой, висела жемчужина, прямо под тщательно завитыми волосами. У желтой, которая была лишь чуть-чуть похудее, на голове красовалось нечто вроде янтарной тиары, а волосы были завиты еще сильнее. На обеих было невероятное количество макияжа, что в обоих случаях являлось серьезной ошибкой.

Как только они уверились, что внимание Абдуллы приковано к ним – а оно было приковано: его сковало ужасом, – обе девушки вытянули из-за широких плеч вуаль (розовую слева и желтую справа) и целомудренно завесили голову и лицо.

– Приветствуем, дорогой муж! – хором произнесли они из-под вуалей.

– Что?! – воскликнул Абдулла.

– Мы прикрыли себя покрывалом, – сказала розовая.

– Потому что ты не должен смотреть на наши лица, – сказала желтая.

– Пока мы не поженимся, – заключила розовая.

– Здесь какая-то ошибка! – запротестовал Абдулла.

– Ни в малейшей степени, – возразила Фатима. – Это племянницы моей племянницы, и они здесь, чтобы выйти за тебя замуж. Разве ты не слышал, как я сказала, что найду тебе пару жен?

Две племянницы снова хихикнули.

– Он такой красивый, – сказала желтая.

После довольно долгой паузы, в течение которой он с трудом сглотнул и изо всех сил постарался взять под контроль свои чувства, Абдулла вежливо произнес:

– Скажите мне, о родственники первой жены моего отца, давно вы знаете о пророчестве, которое было сделано при моем рождении?

– Сто лет, – ответил Хаким. – Ты нас за дураков держишь?

– Твой дорогой отец показывал его нам, – сказала Фатима, – когда составлял завещание.

– И, естественно, мы не готовы позволить твоей великой судьбе отнять тебя у семьи, – объяснил Ассиф. – Мы только ждали момента, когда ты перестанешь продолжать дело твоего дорогого отца, что наверняка является сигналом для султана сделать тебя визирем, или пригласить тебя командовать своими войсками, или возвысить тебя каким-то иным образом. Тогда мы предприняли шаги, чтобы точно разделить твою удачу. Эти твои две невесты – близкие родственницы всем нам. И так ты не станешь пренебрегать нами, когда возвысишься. Так что, дорогой мальчик, мне только остается представить тебя судье, который, как ты видишь, готов заключить брак.

До сих пор Абдулла был не в состоянии отвести глаз от вздымающихся фигур двух племянниц. Теперь же он встретил циничный взгляд судьи Базара, который только что вышел с книгой регистрации браков в руках из-за ширмы. Абдулла заинтересовался, сколько ему заплатили.

Абдулла вежливо поклонился судье и сказал:

– Боюсь, это невозможно.

– Ах, я знала, что он будет злым и сварливым! – воскликнула Фатима. – Абдулла, подумай о позоре и разочаровании для этих бедных девушек, если ты сейчас откажешься от них! После того как они проделали весь этот путь, ожидая выйти замуж, и так нарядились! Как ты мог, племянник!

– Кроме того, я запер все двери, – заметил Хаким. – Не думай, что ты сможешь удрать.

– Мне жаль ранить чувства двух столь эффектных юных леди… – начал Абдулла.

Но чувства невест всё равно были ранены. Обе девушки испустили вопль. Обе уткнулись закрытым вуалью лицом в ладони и тяжело зарыдали.

– Это ужасно! – прорыдала розовая.

– Я знала, что сначала следовало спросить его! – вскричала желтая.

Абдулла обнаружил, что вид плачущих женщин – особенно таких массивных, у которых от плача тряслось всё – заставляет его ужасно себя чувствовать. Он знал, что он болван и чудовище. Ему стало стыдно. Девушки не были виноваты в сложившейся ситуации. Ассиф, Фатима и Хаким использовали их, как использовали Абдуллу. Но главная причина, почему он так отвратительно себя чувствовал – и которая вызывала настоящий стыд – заключалась в том, что он просто хотел, чтобы они перестали, замолчали и прекратили трястись. В остальном ему было плевать на их чувства. Он знал, что, если сравнит их с Цветком-в-Ночи, они вызовут у него отвращение. Мысль о женитьбе на них стояла ему поперек горла. Его тошнило. Но только из-за того, что они хныкали, шмыгали носом и дрожали перед ним, он поймал себя на мысли, что, возможно, три жены не так уж много, в конце концов. Эти две составят компанию Цветку-в-Ночи, когда они окажутся далеко от Занзиба и дома. Ему придется объяснить им ситуацию и загрузить их на волшебный ковер…

Эта мысль вернула Абдулле здравый смысл. Резко сбросив его на землю. Примерно, как мог бы сделать волшебный ковер, если на него загрузят двух столь тяжелых женщин – если, конечно, предположить, что он вообще оторвется от земли. Они были такие толстые. Что касается того, что они могли бы составить компанию Цветку-в-Ночи – тьфу! Она была умной, образованной и доброй, так же как и красивой (и стройной). Эти две должны были еще доказать, что у них есть хоть она извилина на двоих. Они хотели выйти замуж, и плач был их способом принудить его к этому. И они хихикали. Он ни разу не слышал, чтобы Цветок-в-Ночи хихикала.

Тут Абдулла с изумлением обнаружил, что действительно по-настоящему любит Цветок-в-Ночи именно так пылко, как говорил себе – или даже больше, поскольку сейчас он понял, что уважает ее. Он знал, что умрет без нее. А если он согласится жениться на этих двух жирных племянницах, он останется без нее. Она назовет его жадным, как принца из Очинстана.

– Я весьма сожалею, – сказал он, перекрывая громкие рыдания. – Вы действительно должны были сначала посоветоваться со мной, о родственники первой жены моего отца, о высокоуважаемый и честнейший судья. Мы могли бы избежать этого недоразумения. Я не могу пока жениться. Я дал обет.

– Какой обет? – спросили все остальные, включая жирных невест, а судья добавил: – Ты зарегистрировал этот обет? Чтобы быть законными, все обеты должны быть зарегистрированы у мирового судьи.

Как неловко. Абдула принялся лихорадочно соображать.

– Конечно, он зарегистрирован, о истинные весы рассудительности, – сказал он. – Отец отвел меня к судье зарегистрировать обет, когда велел мне принести его. В то время я был всего лишь малышом. Хотя тогда я не понимал, теперь вижу, что он связан с пророчеством. Отец, будучи осторожным человеком, не хотел, чтобы его сорок золотых монет пропали зря. Он заставил меня принести обет, что я не женюсь, пока судьба не вознесет меня над всеми в этой стране. Так что видите, – Абдулла засунул руки в рукава своего лучшего костюма и с сожалением поклонился двум жирным невестам, – пока я не могу жениться на вас, двойной лакомый кусочек медового сахара, но время еще настанет.

– О, ну в таком случае! – произнесли все с разными оттенками недовольства, и, к глубокому облегчению Абдуллы, большинство отвернулось от него.

– Я всегда считала, что твой отец – алчный человек, – добавила Фатима.

– Даже из могилы, – согласился Ассиф. – Тогда мы должны подождать возвышения дорогого мальчика.

Судья, однако, твердо стоял на своем.

– А кто был тот судья, перед которым ты принес обет? – спросил он.

– Я не знаю его имени, – придумал Абдулла; в его голосе звучало крайнее сожаление, и он весь вспотел. – Я был крошечным ребенком. И он показался мне стариком с длинной седой бородой.

Он решил, что такое описание подойдет любому судье, который когда-либо существовал, включая стоявшего перед ним.

– Я должен буду проверить все записи, – раздраженно сказал судья.

Он повернулся к Ассифу, Хакиму и Фатиме и холодно произнес официальное прощание.

Абдулла ушел с ним, чуть ли не вцепившись в официальный кушак судьи, торопясь поскорее убраться из магазина и от двух жирных невест.

Глава пятая, которая рассказывает о том, как отец Цветка-в-Ночи хотел вознести Абдуллу над всеми остальными в стране

– Что за день! – сказал себе Абдулла, наконец вернувшись в свою лавку. – Если мне будет и дальше так «везти», не удивлюсь, если мне не удастся сдвинуть ковер с места!

Или же, подумал он, ложась на ковер по-прежнему в своей лучшей одежде, он доберется до ночного сада, только чтобы обнаружить, что Цветок-в-Ночи слишком разозлилась на его глупость прошлой ночью и больше его не любит. Или же она всё еще любит его, но решила не улетать с ним. Или же…

Уснуть ему удалось не сразу.

Но когда Абдулла проснулся, всё было идеально. Ковер как раз скользил вниз, собираясь мягко приземлиться на залитом лунным светом пригорке. Абдулла понял, что все-таки произнес секретное слово, и с тех пор, как он произнес его, прошло так мало времени, что он почти помнил, какое это слово. Но оно тут же выветрилось из головы, когда среди белых благоухающих цветов и круглых желтых светильников к нему нетерпеливо помчалась Цветок-в-Ночи.

– Ты здесь! – крикнула она на бегу. – Я волновалась!

Она не злилась. Сердце Абдуллы запело.

– Ты готова уйти? – крикнул он в ответ. – Запрыгивай ко мне.

Цветок-в-Ночи восторженно засмеялась – а вовсе не захихикала – и понеслась через поляну. Похоже, именно в этот момент луна зашла за тучу, поскольку одно мгновение, пока она бежала, ее – золотую и нетерпеливую – освещали только светильники. Он встал и протянул к ней руки.

И в тот же момент облако спустилось прямо до светильников. И это было не облако, а громадные черные кожистые крылья, которые беззвучно взмахивали. Пара таких же кожистых рук с ногтями, похожими на когти, потянулись из тени взмахивающих крыльев и обернулись вокруг Цветка-в-Ночи. Абдулла видел, как она дернулась, когда руки прервали ее бег. Она повернулась и подняла взгляд. То, что она увидела, заставило ее закричать: она испустила единственный дикий неистовый вопль, который оборвала одна из кожистых рук, переместившись и прихлопнув громадной когтистой ладонью ее лицо. Цветок-в-Ночи стучала по руке кулаками, пиналась и боролась, но без особого успеха. Ее подняли – маленькая белая фигурка на фоне огромной черноты. Громадные крылья снова беззвучно взмахнули. Гигантская ступня с когтями, как на руках, придавила дерн примерно в ярде от пригорка, на котором Абдулла всё еще вставал, и кожистая нога напрягла мощные мышцы голени, когда существо – чем бы оно ни было – резко выпрямилось. Всего на мгновение Абдулла оказался смотрящим в ужасное кожистое лицо с кольцом в крючковатом носу и вытянутыми раскосыми глазами, широко расставленными и жестокими. Существо не смотрело на него. Оно просто сосредоточилось на том, чтобы вместе с пленницей подняться в воздух.

В следующую секунду оно было уже высоко. В течение еще одного биения сердца Абдулла видел его над головой – могучего летящего ифрита, который раскачивал в руках крошечную бледную девушку. А потом ночь поглотила их. Всё это произошло невероятно быстро.

– За ним! Следуй за ифритом! – приказал Абдулла ковру.

Ковер как будто подчинился. Он вздулся с пригорка. А потом, как если бы кто-то еще отдал ему другой приказ, упал назад и замер.

– Ты, изъеденный молью половик! – закричал на него Абдулла.

Издалека в саду раздался крик:

– Сюда, люди! Вопль звучал оттуда!

Абдулла увидел, как вдоль аркады мелькнул отблеск лунного света на металлических шлемах и – еще хуже – золотого света светильников на мечах и арбалетах. Он не стал дожидаться этих людей, чтобы объяснять им, почему он кричал. Он бросился ничком на ковер.

– Обратно в лавку! – прошептал Абдулла. – Быстрее! Пожалуйста!

На этот раз ковер подчинился – так же быстро, как предыдущей ночью. В мгновение ока он взлетел над пригорком и со свистом понесся вбок, над неприступно высокой стеной. Абдулла лишь мельком увидел большую группу северных наемников, которые столпились в освещенном светильниками саду, прежде чем ковер устремился над спящими крышами и залитыми лунным светом башнями Занзиба. Абдулла едва успел подумать, что отец Цветка-в-Ночи, наверное, еще богаче, чем он предполагал – мало кто мог позволить себе столько наемных солдат, а наемники с севера были самыми дорогостоящими, – когда ковер уже спланировал вниз и плавно пронес его внутрь сквозь занавески к центру лавки.

И тогда Абдулла предался отчаянию.

Какой-то ифрит украл Цветок-в-Ночи, а ковер отказался лететь за ним. И неудивительно, конечно. Все в Занзибе знали, что ифриты обладают огромной властью над воздухом и землей. Наверняка ифрит, предосторожности ради, приказал всему в саду оставаться на месте, пока он не унесет Цветок-в-Ночи. Вероятно, он даже не заметил ковер или Абдуллу на нем, но более слабая магия ковра была вынуждена уступить приказу ифрита. Итак, ифрит украл Цветок-в-Ночи, которую Абдулла любил больше жизни, как раз в тот момент, когда она бежала в его объятия, и он ничего не мог поделать.

Он зарыдал.

После этого Абдулла поклялся выбросить все деньги, спрятанные в одежде. Теперь они стали ему не нужны. Но перед тем он снова предался горю – вначале он громко сетовал, жалуясь вслух и бия себя в грудь, как принято в Занзибе; затем, когда закричали петухи и мимо начали ходить люди, он впал в молчаливое отчаяние. Не было смысла даже двигаться. Другие люди могли суетиться, насвистывать и греметь ведрами, но Абдулла больше не являлся частью этой жизни. Он продолжал сидеть на волшебном ковре, желая умереть.

Он был так несчастен, что ему ни разу не пришло в голову, что он сам может быть в опасности. Он не обратил внимания, когда все звуки Базара смолкли, как замолкают птицы, когда в лес входит охотник. Он не заметил тяжелых ритмичных шагов и сопровождавшего их размеренного бряц-бряц-бряц оружия наемников. Когда кто-то снаружи лавки рявкнул: «Стой!» – он даже не повернул голову. Но он повернулся, когда занавески лавки разлетелись в стороны. Абдулла вяло удивился. Он моргнул опухшими глазами на яркий солнечный свет и смутно заинтересовался, что здесь делает отряд северных солдат.

– Вот он, – сказал кто-то в гражданской одежде (вероятно, Хаким), а потом предусмотрительно исчез, прежде чем Абдулла успел сфокусировать на нем взгляд.

– Ты! – рявкнул командир отряда. – На выход. С нами.

– Что? – спросил Абдулла.

– Привести его, – велел командир.

Абдулла был озадачен. Он слабо запротестовал, когда они подняли его на ноги и выкрутили ему руки, чтобы заставить идти. Он продолжал протестовать, пока они вели его под двойной бряц-бряц бряц-бряц на выход из Базара и в Западный квартал. Вскоре он начал протестовать уже сильно.

– Что это такое? – задыхаясь, произнес Абдулла. – Я требую… как гражданин… куда мы… идем!

– Заткнись. Увидишь, – ответили солдаты, которые нисколько не задыхались, поскольку были в отличной форме.

Вскоре они втолкнули Абдуллу под массивные ворота из каменных блоков, которые ослепительно сверкали белизной на солнце, и в пылающий внутренний двор, где провели пять минут возле похожей на печь кузницы, заковывая Абдуллу в цепи. Он запротестовал еще сильнее:

– Для чего это? Где мы? Я требую ответа!

– Заткнись! – велел командир отряда и с варварским северным акцентом заметил своему заместителю: – Эти занзибцы вечно так скулят. Никакого понятия о достоинстве.

Пока командир отряда говорил, кузнец, который тоже был из Занзиба, прошептал Абдулле:

– Тебя потребовал к себе султан. И я и медяка не поставлю на твою удачу. Последний, кого я так заковывал, был распят.

– Но я ничего не сде… – запротестовал Абдулла.

– ЗАТКНИСЬ! – завопил командир отряда. – Закончил, кузнец? Хорошо. Бегом!

И они опять заставили Абдуллу бежать – через ослепительный двор, в большое здание за ним.

Абдулла сказал бы, что в цепях даже ходить невозможно. Они были такие тяжелые. Но просто удивительно, что можно сделать, если группа угрюмых солдат настроена заставить тебя это делать. Он бежал – бряц-щелк, бряц-щелк, бум, пока наконец с обессиленным звоном не прибыл к основанию высоко установленного сиденья, выложенного холодными сине-золотыми плитками, на котором были стопкой сложены подушки. Здесь все солдаты опустились на одно колено в той сдержанной пристойной манере, в какой северные солдаты склонялись перед тем, кто им платит.

– Вот пленник Абдулла, м’лорд султан, – сообщил командир отряда.

Абдулла не стал вставать на колени. Он последовал обычаям Занзиба и с мощным бряцаньем упал ниц. Кроме того, он остался без сил, и упасть было проще всего. Выложенный плиткой пол был блаженно, чудесно прохладным.

– Заставьте сына верблюжьих фекалий встать на колени, – велел султан. – Заставьте тварь посмотреть мне в лицо.

Его голос был тихим, но дрожал от гнева.

Солдат потянул за цепи, а двое других потянули Абдуллу за руки, пока он не оказался на коленях. Они держали его в таком положении, чему Абдулла был рад. В противном случае он сжался бы в комок от ужаса. Человек, развалившийся на выложенном плиткой троне, был толстым, лысым и носил густую седую бороду. Он как будто лениво, но на самом деле крайне злобно похлопывал по подушке белой хлопковой штукой с кисточкой на конце. Именно эта штука с кисточкой заставила Абдуллу понять, в какие неприятности он вляпался. Штука была его собственным ночным колпаком.

– Что ж, пес из навозной кучи, – сказал султан, – где моя дочь?

– Понятия не имею, – несчастно ответил Абдулла.

– Ты отрицаешь, – сказал султан, покачивая ночной колпак так, словно тот был отрубленной головой, которую султан держал за волосы, – ты отрицаешь, что это твой ночной колпак? Внутри него написано твое имя, жалкий торговец. Я нашел его – мы лично! – в шкатулке для безделушек моей дочери. Вместе с восьмидесятью двумя портретами заурядных людей, которые моя дочь спрятала в восьмидесяти двух тайниках. Ты отрицаешь, что прокрался в мой ночной сад и подарил моей дочери эти портреты? Ты отрицаешь, что после этого украл мою дочь?

– Да, отрицаю! – ответил Абдулла. – Я не отрицаю, о благороднейший защитник слабых, ночной колпак или картины – хотя должен заметить, твоя дочь прячет лучше, чем ты находишь, великий владелец мудрости, поскольку я дал ей на сто семь картин больше, чем ты обнаружил, – но я совершенно точно не крал Цветок-в-Ночи. Ее схватил прямо у меня на глазах громадный отвратительный ифрит. Я не больше тебя, небеснейший, знаю, где она.

– Милая история! – сказал султан. – Ифрит, в самом деле! Лжец! Червь!

– Клянусь, это правда! – воскликнул Абдулла; к этому моменту он пришел в такое отчаяние, что его почти не волновало, что именно он говорит. – Принеси какую угодно святыню, и я поклянусь на ней насчет ифрита. Заставь меня чарами говорить правду, и я скажу то же самое, о могучий сокрушитель преступников. Потому что это правда. И поскольку я, вероятно, в большем отчаянии из-за потери твоей дочери, чем ты сам, великий султан, слава нашей страны, умоляю тебя убить меня сейчас и избавить от жизни, обреченной на страдания!

– Я охотно казню тебя. Но сначала скажи, где она.

– Но я уже сказал тебе, о чудо мира! Я не знаю, где она.

– Уведите его, – с величайшим спокойствием велел султан коленопреклоненным солдатам; они с готовностью вскочили и подняли Абдуллу на ноги. – Пытайте его, пока он не скажет правду. Когда мы найдем ее, можете убить его. Но до тех пор он должен продержаться. Осмелюсь предположить, принц Очинстана примет ее как вдову, если я удвою приданое.

– Ты ошибаешься, повелитель повелителей! – выдохнул Абдулла, когда солдаты с грохотом потащили его по плиткам. – Я понятия не имею, куда отправился ифрит. И моя величайшая скорбь состоит в том, что он забрал ее прежде, чем мы успели пожениться.

– Что? – крикнул султан. – Верните его назад!

Солдаты тут же потащили Абдуллу и его цепи обратно к выложенному плиткой сиденью, на котором султан теперь наклонился вперед, пронзая его взглядом.

– Мой чистый слух действительно запачкали твои слова, что ты не женат на моей дочери, мразь? – вопросил он.

– Это так, могучий монарх, – ответил Абдулла. – Ифрит появился прежде, чем мы успели сбежать.

Султан уставился на него будто бы в ужасе.

– Это правда?

– Клянусь, я еще даже не целовал вашу дочь, – сказал Абдулла. —Я собирался найти судью, как только мы окажемся далеко от Занзиба. Я знаю, что правильно. Но также я посчитал правильным, сначала убедиться, что Цветок-в-Ночи действительно хочет выйти за меня замуж. Ее решение показалось мне принятым от незнания, несмотря на сто восемьдесят девять портретов. Если ты простишь мне такие слова, защитник патриотов, твой метод воспитания дочери решительно нездоровый. Увидев меня впервые, она приняла меня за женщину.

– Значит, – задумчиво произнес султан, – когда прошлой ночью я отправил солдат поймать и убить нарушителя в саду, это могло обернуться катастрофой. Ты дурак, – сказал он Абдулле, – раб и дворняжка, который осмеливается критиковать! Конечно, я должен был воспитать дочь так, как воспитал. Пророчество, сделанное при ее рождении, гласило, что она выйдет замуж за первого мужчину, которого встретит, не считая меня!

Несмотря на цепи, Абдулла выпрямился. Впервые за этот день он испытал прилив надежды.

Султан в раздумьях таращился вниз на изящно выложенную плиткой и украшенную комнату.

– Пророчество прекрасно мне подходило, – заметил он. – Я давно желал союза с северными странами, поскольку оружие у них лучше, чем мы здесь можем сделать, и я так понимаю, некоторое из этого оружия по-настоящему колдовское. Но принцев Очинстана очень сложно припереть к стенке. Так что я подумал: всё, что мне требуется – оградить мою дочь от любой возможности видеть мужчин, и естественно, в остальном дать ей наилучшее образование, чтобы она умела петь, танцевать и ублажать принца. Затем, когда моя дочь вошла в брачный возраст, я пригласил сюда принца с государственным визитом. Он собирался приехать на следующий год, когда закончит укрощать страну, которую только что завоевал этим самым великолепным оружием. И я знал, что как только моя дочь посмотрит на него, пророчество обеспечит, чтобы я прижал его к стенке! – взгляд султана зловеще опустился на Абдуллу. – А потом мои планы расстроились из-за такого насекомого, как ты!

– К сожалению, это правда, осторожнейший из правителей, – признал Абдулла. – Скажи, этот принц Очинстана, случайно, не старый и уродливый?

– Уверен, он по-северному отвратителен, как эти наемники, – ответил султан, и Абдулла почувствовал, как солдаты, большинство из которых целиком состояли из веснушек и рыжеватых волос, напряглись. – Почему ты спрашиваешь, пес?

– Потому что, если ты позволишь дальнейшую критику твоей великой мудрости, о воспитатель нашей нации, это кажется несколько несправедливым по отношению к твоей дочери, – заметил Абдулла.

Он почувствовал, как к нему обратились взгляды солдат, удивленные его дерзостью. Абдулле было всё равно. Он знал, ему почти нечего терять.

– Женщины не в счет, – сказал султан. – Следовательно, невозможно быть к ним несправедливым.

– Не согласен, – возразил Абдулла, и солдаты уставились на него еще пристальнее.

Султан смерил его злобным взглядом. Его могущественные руки скрутили ночной колпак так, словно это была шея Абдуллы.

– Молчать, болезненная жаба! – рявкнул он. – Иначе ты заставишь меня забыться и приказать казнить тебе немедленно!

Абдулла немного расслабился.

– О абсолютный меч среди граждан, я умоляю тебя убить меня сейчас, – сказал он. – Я преступил закон, и согрешил, и посягнул на твой ночной сад…

– Молчать, – велел султан. – Ты прекрасно знаешь, что я не могу убить тебя, пока не найду мою дочь и не устрою, чтобы она вышла за тебя замуж.

Абдулла расслабился еще больше.

– Твой раб не может уследить за ходом твоей мысли, о сокровище рассудительности, – запротестовал он. – Я требую немедленной смерти.

Султан чуть ли не зарычал на него.

– Если я что и усвоил из этого прискорбного дела, так это то, что даже я, хоть я и султан Занзиба, не могу обмануть Судьбу. Я знаю, пророчество так или иначе исполнится в любом случае. Следовательно, если я хочу, чтобы моя дочь вышла замуж за принца Очинстана, сначала я должен согласиться с пророчеством.

Абдулла расслабился почти полностью. Естественно, он понял это сразу, но стремился убедиться, что султан тоже до этого додумался. И он додумался. Цветок-в-Ночи явно унаследовала логичное мышление от отца.

– Так где моя дочь? – спросил султан.

– Я уже сказал тебе, о солнце, сияющее над Занзибом, – ответил Абдулла. – Ифрит…

– Я ни на секунду не поверю в ифрита. Слишком уж всё удобно. Должно быть, ты где-нибудь спрятал девушку. Уведите его, – велел он солдатам, – и заприте в самой надежной темнице, что у нас есть. Оставьте цепи на нем. Он наверняка использовал какое-то волшебство, чтобы проникнуть в сад, и, вероятно, может использовать его, чтобы сбежать, если мы не будем осторожны.

Абдула невольно вздрогнул от этих слов. Султан заметил и гадко улыбнулся:

– Затем я хочу, чтобы организовали поиск моей дочери с обходом всех домов. Как только ее найдут, ее следует привести в темницу для свадьбы, – его взгляд задумчиво вернулся к Абдулле. – До тех пор я буду развлекаться придумыванием новых способов убить тебя. В данный момент я склоняюсь к тому, чтобы посадить тебя на сорокафутовый кол, а потом позволить стервятникам выклевывать из тебя кусочки. Но я могу передумать, если мне в голову придет что-нибудь похуже.

Когда солдаты потащили его прочь, Абдулла почти отчаялся снова. Он подумал о пророчестве, сделанном при его собственном рождении. Сорокафутовый кол чудесно вознесет его над всеми в этой стране.