Текст книги "Замок в воздухе (ЛП)"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Абдулла замер – по-прежнему посреди лавки, – уставившись на полосы солнечного света, которые странным образом больше не казались наполненными жалкой пылью и старым фимиамом. Они вдруг превратились в золотые кусочки самого неба.

– Это был не сон, – произнес Абдулла.

Уныние моментально испарилось. Даже дышать стало легче.

– Это произошло на самом деле.

Он подошел к волшебному ковру и задумчиво посмотрел на него. Он тоже присутствовал во сне. В каковом случае…

– Значит, пока я спал, ты перенес меня в сад какого-то богача, – сказал ему Абдулла. – Возможно, я говорил во сне и велел тебе это сделать. Весьма вероятно. Я думал о садах. Ты еще ценнее, чем я думал!

Глава третья, в которой Цветок-в-Ночи узнает несколько важных вещей

Абдулла снова тщательно завязал ковер вокруг столба лавки и отправился на Базар, где разыскал палатку самого искусного из всего множества торговавших там художников.

После обычных вступительных учтивостей, в которых Абдулла назвал художника князем кисти и кудесником мелков, а художник в ответ назвал Абдуллу сливками покупателей и герцогом проницательности, Абдулла сказал:

– Мне нужны рисунки мужчин всех размеров, форм и типов, что ты когда-либо видел. Нарисуй королей и нищих, купцов и рабочих, толстых и худых, молодых и старых, красавцев и уродов, а также самых обычных. Если кого-то из них ты никогда не видел, просто придумай их, о образец кисти. А если тебе изменит воображение, что кажется мне маловероятным, о аристократ среди художников, тогда тебе надо будет лишь посмотреть по сторонам, изучить и скопировать!

Абдулла махнул рукой, указывая на спешащие плотные толпы людей, пришедших на Базар за покупками. Мысль о том, что столь обыденную картину Цветок-в-Ночи не видела ни разу в жизни, взволновала его почти до слез.

Художник с сомнением поднес руку к всклоченной бороде.

– Непременно, благородный поклонник человеческого рода, – произнес он, – задача не сложная. Но не мог бы сокровище рассудительности сообщить смиренному рисовальщику, для чего нужно такое множество мужских портретов?

– Зачем венцу и диадеме чертежной доски знать об этом? – встревоженно спросил Абдулла.

– Вождь покупателей, несомненно, поймет, что сгорбленному червю необходимо знать, какой материал использовать, – ответил художник, которого на самом деле просто терзало любопытство из-за столь необычного заказа. – Рисовать ли мне маслом на дереве или холсте, пером на бумаге или пергаменте, или даже фреской на стене зависит от того, что жемчужина среди заказчиков собирается делать с этими портретами.

– А, на бумаге, пожалуйста, – поспешно ответил Абдулла.

Он не желал предавать огласке свою встречу с Цветком-в-Ночи. Было абсолютно ясно, что ее отец скорее всего очень богатый человек, которому наверняка не понравится, что молодой торговец коврами показывает ей других мужчин, помимо того принца из Очинстана.

– Портреты предназначены тяжело больному, который ни разу в жизни не мог выйти из своего жилища, как другие люди.

– В таком случае, ты чемпион милосердия, – сказал художник и согласился нарисовать картины за поразительно маленькую сумму. – Нет-нет, дитя удачи, не благодари меня, – ответил он, когда Абдулла попытался выразить свою признательность. – У меня на то три причины. Первая: у меня отложено множество портретов, которые я нарисовал ради собственного удовольствия, и назначать за них цену было бы нечестно, поскольку я нарисовал бы их в любом случае. Вторая: предложенная тобой задача в десять раз интереснее моей обычной работы, которая состоит в рисовании портретов молодых женщин или их женихов, или лошадей и верблюдов. И всех их я должен изобразить красивыми вне зависимости от реальности. Или еще рисовать ряды противных детей, и их родители хотят, чтобы они выглядели ангелочками – опять-таки вне зависимости от реальности. А моя третья причина состоит в том, что я считаю тебя сумасшедшим, мой наиблагороднейший из покупателей, и, воспользовавшись этим, я навлеку на себя неудачу.

По всему Базару почти мгновенно разнеслась весть, что юный Абдулла, продавец ковров, потерял рассудок и купит любой портрет, какой ему ни предложат.

Это ужасно досаждало Абдулле. Весь оставшийся день ему постоянно мешали люди, которые приходили с длинными цветистыми речами про тот портрет их бабушки, с которым их заставляет расстаться только нужда; или тот портрет скакового верблюда султана, который случайно упал с повозки; или тот медальон с портретом их сестры. У Абдуллы уходило немало времени на то, чтобы избавиться от них, а несколько раз он действительно покупал картину или рисунок, если изображен был мужчина. И из-за этого люди, конечно же, продолжали приходить.

– Только сегодня. Мое предложение распространяется только до сегодняшнего заката, – в конце концов объявил он собравшейся толпе. – Пусть все, у кого есть потрет мужчины на продажу, придут ко мне за час до заката, и я куплю. Но только тогда.

Так он получил несколько часов спокойствия, в которые мог поэкспериментировать с ковром. Теперь Абдулла задумался, прав ли он, решив, что визит в сад был больше, чем сон. Поскольку ковер не шевелился. Абдулла, конечно же, проверил его после завтрака, снова попросив подняться на два фута – просто доказать, что он по-прежнему подчинится. Но он неподвижно лежал на полу. Вернувшись из лавки художника, Абдулла проверил его снова, и он по-прежнему не двигался.

– Возможно, я плохо с тобой обращался, – сказал Абдулла. – Ты честно остался со мной, несмотря на мои подозрения, а я отблагодарил тебя, привязав к столбу. Тебе станет лучше, если я позволю тебе свободно лежать на полу, друг мой? Так?

Он оставил ковер на полу, но тот по-прежнему не летал. Будто был простым старым прикаминным ковриком.

Между приходами докучливых людей, предлагавших ему купить портреты, Абдулла поразмышлял еще. Он снова вернулся к подозрениям насчет незнакомца, который продал ему ковер, и ужасного шума, который разразился в лавке Джамала именно в тот момент, когда незнакомец приказал ковру подняться. Он припомнил, что видел, как оба раза губы мужчины пошевелились, но слышал не всё сказанное.

– Вот оно! – воскликнул он, ударив кулаком в ладонь. – Прежде чем он сдвинется, надо произнести секретное слово, которое этот человек по своим – наверняка в высшей степени зловещим – соображениям утаил от меня. Негодяй! И, должно быть, я произнес это слово во сне.

Он ринулся вглубь лавки и отрыл потрепанный словарь, которым когда-то пользовался в школе. Затем, стоя на ковре, крикнул:

– Абажур! Лети, пожалуйста!

Ничего не произошло – ни на это слово, ни на одно другое, начинающееся с буквы А. Абдулла упрямо перешел к Б и, когда не получил результатов, продолжил весь словарь по порядку. Учитывая, что его постоянно прерывали продавцы портретов, это заняло некоторое время. Тем не менее к вечеру он добрался до ящура, а ковер даже не дернулся.

– Значит, слово выдуманное или иностранное! – лихорадочно воскликнул Абдулла.

Либо так, либо поверить, что Цветок-в-Ночи все-таки была лишь сном. Но даже если она была настоящей, шансы Абдуллы заставить ковер отнести его к ней таяли с каждой минутой. Он стоял, выговаривая каждый странный звук и каждое иностранное слово, какое мог придумать, а ковер по-прежнему не собирался шевелиться.

За час до заката Абдуллу снова прервали – громадная толпа, собравшаяся снаружи, со свертками и большими плоскими упаковками. Художнику со своей папкой с рисунками пришлось продираться сквозь толпу. Следующий час прошел в высшей степени суматошно. Абдулла изучал рисунки, отвергал портреты матушек и бабушек и сбивал гигантские цены за плохие рисунки племянников. За этот час он получил, помимо сотни великолепных рисунков художника, еще восемьдесят девять картин, медальонов, рисунков и даже кусок стены с намалеванным на ней лицом. И он расстался почти со всеми деньгами, оставшимися после покупки волшебного ковра – если он волшебный. К тому моменту, когда Абдулла убедил человека, который уверял, будто портрет маслом матери его четвертой жены достаточно похож на мужчину, чтобы не понять, что это не так, и выпихнул его из лавки, уже стемнело. Он был слишком взвинченным и уставшим, чтобы есть. И отправился бы сразу спать, если бы не Джамал, у которого весь день кипела торговля закусками для ожидающей толпы – он пришел с нежным мясом на шампуре.

– Не знаю, что на тебя нашло, – сказал Джамал. – Раньше я считал тебя нормальным. Но сумасшедший или нет, ты должен есть.

– Никакого сумасшествия, – ответил Абдулла. – Я просто решил открыть новое направление в торговле.

Но мясо он съел.

Наконец, он смог сгрузить сто восемьдесят девять изображений на ковер и улечься среди них.

– А теперь слушай, – сказал он ковру. – Если по счастливой случайности я вдруг произнесу во сне секретное слово, ты должен немедленно отнести меня в ночной сад Цветка-в-Ночи.

Больше он ничего не мог сделать. Ему понадобилось немало времени, чтобы заснуть.

Проснулся Абдулла в сказочном благоухании ночных цветов, и чья-то рука мягко тыкала его. Над ним склонилась Цветок-в-Ночи. Абдулла увидел, что она куда прелестнее, чем он запомнил.

– Ты и правда принес картинки! – сказала она. – Ты очень добр.

«Получилось!» – торжествующе подумал Абдулла.

– Да, – ответил он. – У меня здесь сто восемьдесят девять типов мужчин. Думаю, они дадут тебе хотя бы общее представление.

Он помог ей отцепить несколько золотых светильников и поставить в круг рядом с пригорком. Затем Абдулла показал изображения, вначале держа их под светильником, а потом складывая обратно к пригорку. Он начал чувствовать себя уличным художником.

Цветок-в-Ночи совершенно беспристрастно и с большим вниманием изучала каждого мужчину, которого показывал Абдулла. Потом она взяла светильник и заново изучила все рисунки художника. Абдулла с удовольствием смотрел вместе с ней. Художник был настоящим профессионалом. Он нарисовал мужчин именно так, как просил Абдулла. Начиная с героических и царственных личностей, явно взятых с какой-нибудь статуи, и заканчивая горбуном, который чистил обувь на Базаре, а где-то посередине затесался даже автопортрет.

– Да, вижу, – наконец, произнесла Цветок-в-Ночи. – Мужчины бывают очень разные, как ты и сказал. Мой отец вовсе не типичный представитель, как и ты, конечно.

– Значит, ты признаешь, что я не женщина? – спросил Абдулла.

– Я вынуждена признать, – ответила она. – Прошу прощения за мою ошибку.

Затем она провела светильником вдоль пригорка, изучая некоторые изображения в третий раз.

Абдулла нервно заметил, что она отобрала самых красивых. Он наблюдал, как она склонилась над ними с крайне внимательным выражением, слегка нахмурившись – завиток темных волос упал на складку на лбу. Абдулла начал задумываться, чему он дал начало.

Цветок-в-Ночи собрала изображения и аккуратно сложила их в стопку рядом с пригорком.

– Именно как я и думала, – сказала она. – Ты мне нравишься больше любого из них. Некоторые выглядят слишком гордыми собой, а некоторые – эгоистичными и жестокими. Ты скромный и добрый. Я собираюсь попросить отца, чтобы он выдал меня за тебя вместо принца из Очинстана. Ты не возражаешь?

Сад словно закружился вокруг Абдуллы, расплывшись золотым, серебряным и темно-зеленым пятном.

– Д-думаю, ничего не получится, – наконец, сумел он выговорить.

– Почему? – спросила она. – Ты уже женат?

– Нет-нет, – ответил он. – Дело не в этом. Закон разрешает мужчине иметь столько жен, сколько он может себе позволить, но…

Цветок-в-Ночи снова нахмурилась.

– Сколько мужей разрешено иметь женщине? – спросила она.

– Только одного! – потрясенно ответил Абдулла.

– Крайне несправедливо, – задумчиво заметила Цветок-в-Ночи, после чего села на пригорок и задумалась. – Хочешь сказать, у принца из Очинстана может быть уже несколько жен?

Абдулла наблюдал, как складка у нее на лбу становится глубже, а тонкие пальцы правой руки почти раздраженно стучат по дерну. Он понял, что действительно дал чему-то начало. Цветок-в-Ночи обнаружила, что отец скрывал от нее некоторые важные вещи.

– Если он принц, – нервно произнес Абдулла, – думаю, вполне возможно, что у него уже есть жены. Да.

– В таком случае он жадничает, – заявила Цветок-в-Ночи. – Это снимает камень с моей души. Почему ты говоришь, что у меня не получится выйти за тебя замуж? Вчера ты упомянул, что ты тоже принц.

Абдулла почувствовал, как вспыхнуло его лицо, и он проклял себя за то, что разболтал ей свои мечты. Хотя, когда он рассказывал, у него были все основания верить, что ему всё снится, лучше ему от этого не становилось.

– Да. Но также я сказал тебе, что потерян и далеко от своего королевства. Как ты можешь догадаться, сейчас я вынужден зарабатывать на жизнь скромными способами. Я продаю ковры на Базаре Занзиба. Твой отец явно очень богатый человек. Подобный союз не покажется ему достойным.

Пальцы Цветка-в-Ночи забарабанили сердито.

– Ты говоришь так, будто вопрос о моем замужестве решает мой отец! В чем дело? Я люблю тебя. А ты меня не любишь?

С этими словами она посмотрела Абдулле в лицо. Он посмотрел на нее в ответ, казалось, целую вечность не отрываясь от больших темных глаз. И поймал себя на том, что говорит:

– Люблю.

Цветок-в-Ночи улыбнулась. Абдулла улыбнулся. Прошло еще несколько лунных вечностей.

– Я пойду с тобой, когда ты уйдешь отсюда, – сказала Цветок-в-Ночи. – Поскольку то, что ты говоришь об отношении моего отца к тебе, может оказаться правдой, мы должны сначала пожениться, а потом сообщить отцу. Тогда он не сможет ничего возразить.

Хотел бы Абдулла быть так уверен, но у него имелся некоторый опыт с богачами.

– Это может оказаться не так просто, – возразил он. – На самом деле, если подумать, единственным благоразумным выходом для нас будет покинуть Занзиб. Это легко, поскольку у меня есть волшебный ковер. Вот он на пригорке. Он принес меня сюда. К несчастью, его надо активировать волшебным словом, которое я, похоже, способен произнести только во сне.

Цветок-в-Ночи взяла светильник и высоко подняла его, чтобы осмотреть ковер. Абдулла наблюдал, восхищаясь грацией, с которой она склонилась к ковру.

– Он кажется очень старым, – сказала она. – Я читала о таких коврах. Вероятно, секретным служит обычное слово, которое произносится на старинный манер. В книгах, которые я читала, предполагается, что эти ковры предназначены, чтобы ими срочно воспользоваться в критическом положении, так что слово не должно быть слишком из ряда вон. Почему бы тебе не рассказать подробно всё, что ты о нем знаешь? Вместе мы сумеем придумать решение.

Тут Абдулла понял, что Цветок-в-Ночи – если сделать скидку на некоторые пробелы в знаниях – умна и прекрасно образована. Он стал восхищаться ею еще больше. Он сообщил ей всё, что только знал о ковре, включая беспорядки в лавке Джамала, которые помешали ему услышать секретное слово.

Цветок-в-Ночи слушала и кивала на каждую новую подробность.

– Итак, – заключила она, – отложим пока причины, по которым кто-то решил продать тебе доказанно волшебный ковер, при этом сделав так, чтобы ты не мог им пользоваться. Это так странно, что мы обязательно должны подумать об этом позже. Но сначала давай обдумаем свойства ковра. Ты сказал, он спустился, когда ты приказал ему. Незнакомец что-нибудь говорил в тот момент?

Она обладала проницательным и логичным умом. Абдулла решил, что нашел истинную жемчужину среди женщин.

– Уверен, он ничего не говорил, – ответил он.

– Тогда, – сказала Цветок-в-Ночи, – секретное слово нужно, только чтобы ковер взлетел. После этого я вижу два варианта: ковер будет выполнять твои приказы до тех пор, пока не коснется земли где бы то ни было, или же он будет выполнять твои приказы до тех пор, пока не вернется на то место, откуда взлетел…

– Это легко проверить, – сказал Абдулла; восхищение ее логикой вскружило ему голову. – Думаю, верен первый вариант, – он запрыгнул на ковер и для проверки крикнул: – Вверх и назад в мою лавку!

– Нет-нет! Не надо! Стой! – в то же мгновение воскликнула Цветок-в-Ночи.

Но было слишком поздно. Ковер взвился в воздух, а потом ринулся вбок с такой скоростью и внезапностью, что Абдулла сначала упал на спину, и у него из груди вышибло дыхание, а потом обнаружил, что наполовину свесился с потрепанного края, находясь в воздухе на ужасающей высоте. От ветра, который поднялся от полета, у него перехватило дыхание в то же мгновение, как он снова смог дышать. Он мог только бешено вцепиться в бахрому с краю, чтобы удержаться. И прежде чем он успел перебраться повыше, не говоря уже о том, чтобы заговорить, ковер нырнул вниз, оставив новоприобретенное дыхание Абдуллы высоко в воздухе, пронесся сквозь занавеси лавки, наполовину задушив Абдуллу в процессе, и плавно и окончательно приземлился на полу внутри.

Абдулла лежал лицом вниз, хватая ртом воздух, а в голове кружились воспоминания о проносившихся мимо него башнях на фоне звездного неба. Всё произошло так быстро, что вначале он мог думать только о том, что расстояние между его лавкой и ночным садом поразительно маленькое. Затем, когда дыхание наконец вернулось, ему захотелось пнуть себя. Какую глупость он совершил! Он мог хотя бы подождать, пока Цветок-в-Ночи тоже встанет на ковер. А теперь логика Цветка-в-Ночи говорила ему, что единственный способ вернуться к ней – снова заснуть и опять надеяться, что ему повезет произнести секретное слово во сне. Но поскольку он уже дважды это делал, Абдулла был уверен, что больше не получится. Еще больше он был уверен в том, что Цветок-в-Ночи догадается о слове сама и будет ждать его в саду. Она была сама сообразительность – жемчужина серди женщин. Она будет ждать его возвращения где-то через час.

Спустя час, в течение которого Абдулла попеременно то проклинал себя, то восхвалял Цветок-в-Ночи, он сумел заснуть. Но увы, проснувшись, он по-прежнему лежал лицом вниз на ковре посреди собственной лавки. Снаружи лаял пес Джамала, что его и разбудило.

– Абдулла! – крикнул голос сына брата первой жены его отца. – Ты там проснулся?

Абдулла застонал. Только этого ему не хватало.

Глава четвертая, которая касается брака и пророчества

Абдулла не имел ни малейшего представления, что Хаким здесь делает. Родственники первой жены его отца обычно приходили только раз в месяц, и два дня назад они уже нанесли ему визит.

– Чего тебе надо, Хаким? – утомленно крикнул он.

– Поговорить с тобой, конечно, – крикнул Хаким в ответ. – Срочно!

– Тогда раздвигай занавески и заходи, – сказал Абдулла.

Хаким втиснул свое пухлое тело между драпировками.

– Должен сказать, если это твоя хваленая безопасность, сын мужа моей тетки, – сказал он, – я о ней невысокого мнения. Любой может зайти сюда и застать тебя врасплох, пока ты спишь.

– Пес снаружи предупредил меня о твоем приходе, – возразил Абдулла.

– Какая от этого польза? – спросил Хаким. – Что бы ты стал делать, если бы я оказался вором? Задушил бы меня ковром? Нет, я не могу одобрить надежность твоих мер.

– Что ты хочешь мне сказать? – спросил Абдулла. – Или ты, как всегда, пришел только искать недостатки?

Хаким важно уселся на стопке ковров.

– Тебе не хватает твоей обычной щепетильной вежливости, свойственник. Если бы тебя слышал сын дяди моего отца, он не был бы доволен.

– Я не обязан отчитываться перед Ассифом за свое поведение или что бы то ни было еще! – огрызнулся Абдулла.

Он был абсолютно несчастен. Его душа тосковала по Цветку-в-Ночи, а он не мог попасть к ней. Для всего остального терпения у него не осталось.

– В таком случае я не должен утруждать тебя своим посланием, – Хаким горделиво встал.

– Отлично! – ответил Абдулла и ушел вглубь лавки, чтобы умыться.

Но Хаким явно не собирался уходить, пока не передаст послание. Когда Абдулла, умывшись, повернулся, Хаким по-прежнему стоял на том же месте.

– Тебе не помешало бы сменить одежду и посетить цирюльника, свойственник, – сказал он Абдулле. – Сейчас ты не выглядишь подходящим человеком для посещения нашего магазина.

– А зачем мне его посещать? – удивленно спросил Абдулла. – Вы все давным-давно ясно дали понять, что я там нежеланный гость.

– Затем, – ответил Хаким, – что пророчество, сделанное при твоем рождении, вдруг обнаружилось в коробке, в которой, думали, находится фимиам. Если ты позаботишься появиться в магазине в надлежащем одеянии, эта коробка будет передана тебе.

Пророчество ни капли не интересовало Абдуллу. А кроме того, он не понимал, почему должен идти сам забирать его, когда с тем же успехом Хаким мог просто принести его с собой. Он собирался отказаться, когда ему пришло в голову, что, если сегодня ночью ему удастся произнести во сне правильное слово (в чем он не сомневался, поскольку уже дважды это проделывал), они с Цветком-в-Ночи, по всей вероятности, сбегут вместе. Мужчина должен отправляться на свою свадьбу подобающим образом одетым, вымытым и побритым. Так что, раз уж он всё равно пойдет в баню и к цирюльнику, то прекрасно может на обратном пути заглянуть и забрать глупое пророчество.

– Прекрасно, – сказал он. – Можете ждать меня за два часа до заката.

Хаким нахмурился:

– Почему так поздно?

– Потому что у меня есть дела, свойственник, – объяснил Абдулла.

Мысль о грядущем побеге привела его в такой восторг, что он улыбнулся Хакиму и поклонился с чрезвычайной вежливостью.

– Хотя я веду занятую жизнь, которая оставляет мало времени на выполнение ваших распоряжений, я приду, не бойся.

Хаким продолжал хмуриться и, выходя, бросил через плечо хмурый взгляд на Абдуллу. Он явно был недоволен и одновременно испытывал подозрения. Абдуллу это ничуть не волновало. Как только Хаким скрылся из виду, он радостно отдал Джамалу за охрану лавки в течение дня половину оставшихся у него денег. Взамен он вынужден был принять от всё более благодарного Джамала завтрак, состоящий из всех деликатесов его ларька. От волнения у Абдуллы пропал аппетит. Еды было так много, и, чтобы не обидеть Джамала, Абдулла потихоньку отдал большую часть псу. Делал он это осторожно, поскольку пес мог цапнуть за руку, так же как любил кусать прохожих. Однако пес, похоже, разделял благодарность хозяина. Он вежливо стучал хвостом, ел всё, что предлагал Абдулла, а потом попытался облизать ему лицо.

Абдулла уклонился от такого проявления вежливости. От дыхания пса разило старыми кальмарами. Он боязливо погладил его по шишковатой голове, поблагодарил Джамала и поспешил на Базар. Там он вложил оставшиеся средства в аренду ручной тележки. Тележку он аккуратно нагрузил своими лучшими и самыми необычными коврами: цветочным из Очинстана, ярким ковриком из Инхико, золотыми из Фарктана, с восхитительными узорами из сердца пустыни и комплектной парой из далекого Таяка, – и покатил их к крупным лавкам в центре Базара, где торговали самые богатые купцы. Несмотря на всё свое волнение, Абдулла оставался практичным. Отец Цветка-в-Ночи явно был очень богат. Только самый состоятельный человек мог позволить себе дать такое приданое за дочерью, чтобы выдать ее за принца. И потому Абдулла не сомневался, что они с Цветком-в-Ночи должны скрыться очень далеко, иначе ее отец обеспечит им немалые неприятности. Но также Абдулле было ясно, что Цветок-в-Ночи привыкла ко всему самому лучшему. Она не обрадуется лишениям. Так что Абдулле нужны были деньги. Он поклонился перед купцом в богатейшей из всех богатых лавок и, назвав его сокровищем среди торговцев и величественнейшим из купцов, предложил ему цветочный очинстанский ковер за поистине громадную сумму.

Купец был когда-то другом отца Абдуллы.

– И почему же, сын самого прославленного человека на Базаре, – спросил он, – ты желаешь расстаться с этой, судя по цене, жемчужиной своей коллекции?

– Я открываю новое направление в торговле, – сообщил ему Абдулла. – Как ты мог слышать, я покупал картины и другие произведения искусства. Чтобы освободить для них место, я вынужден избавиться от наименее ценного из моих ковров. И мне пришло в голову, что такой продавец божественных плетений, как ты, может рассмотреть возможность помочь сыну своего старого друга, забрав у меня эту убогую цветочную вещицу по выгодной цене.

– Содержимое твоей лавки в будущем должно быть поистине отборным, – сказал купец. – Позволь мне предложить половину того, что ты просишь.

– О проницательнейший из всех проницательных людей, – сказал Абдулла. – Даже дешевка стоит денег. Но для тебя я снижу цену на две медные монеты.

День был долгим и жарким. Но к вечеру Абдулла продал все лучшие ковры за почти вдвое большую цену, чем та, за которую он их купил. Он подсчитал, что теперь у него достаточно денег, чтобы содержать Цветок-в-Ночи в разумной роскоши около трех месяцев. После этого он надеялся, что либо подвернется что-то еще, либо ее деликатность примирит ее с бедностью. Абдулла сходил в баню. Потом к цирюльнику. Зашел к производителю ароматов и надушился благовонными маслами. Затем он вернулся в лавку и переоделся в свою лучшую одежду. В ней, как в большинстве одежды торговцев, имелись разнообразные хитрые вставки: кусочки вышивки или декоративных шнурков, которые были вовсе не декоративными, а ловко скрытыми мешочками для денег. Абдулла распределил по этим тайникам свежезаработанное золото, и на этом приготовления закончились. В старый магазин отца он пошел без особой охоты. Абдула примирился с необходимостью, сказав себе, что так убьет время до побега.

Чуднóе чувство возникло, когда он поднялся по пологим ступеням кедровой лестницы и вошел туда, где провел большую часть детства. Запах кедра, специй и ворсистый маслянистый запах ковров были такими знакомыми, что, закрыв глаза, он мог представить, будто ему снова десять лет, он играет за свернутым в рулон ковром, пока отец торгуется с покупателем. Но с открытыми глазами у Абдуллы таких иллюзий не возникало. Сестра первой жены его отца отличалась прискорбной любовью к ярко-фиолетовому. Стены, решетчатые ширмы, стулья для покупателей, стол кассира и даже касса – всё было выкрашено в любимый цвет Фатимы. Фатима вышла ему навстречу в платье того же цвета.

– Ух ты, Абдулла! Как ты быстро, и какой ты нарядный! – сказала она таким тоном, словно ожидала, что он появится поздно и в лохмотьях.

– Он выглядит почти, как если бы нарядился для свадьбы! – в свою очередь приблизился Ассиф с улыбкой на худом нервном лице.

Абдулла так редко видел Ассифа улыбающимся, что на мгновение подумал, будто Ассиф потянул шею и кривится от боли. Тут хихикнул Хаким, и это обратило внимание Абдуллы на смысл слов Ассифа. К собственной досаде, он понял, что чудовищно краснеет. Ему пришлось вежливо поклониться, чтобы скрыть лицо.

– Нечего вгонять мальчика в краску! – воскликнула Фатима, и Абдулла, конечно же, покраснел еще сильнее. – Абдулла, что это за слух дошел до нас, будто ты вдруг решил заняться картинами?

– И распродаешь свои лучшие товары, чтобы освободить место для картин, – добавил Хаким.

Абдулла перестал краснеть. Он понял, что его позвали сюда, чтобы подвергнуть суровой критике. Он уверился в этом, когда Ассиф с упреком добавил:

– Наши чувства оскорблены, сын мужа племянницы моего отца, тем, что ты не подумал, что мы могли бы услужить тебе, забрав у тебя несколько ковров.

– Дорогие родственники, – сказал Абдулла. – Конечно же, я не мог продать вам мои ковры. Моей целью было получить прибыль, а я не могу принести убытки тем, кого любил мой отец.

Он так разозлился, что развернулся, чтобы уйти, но обнаружил, что Хаким потихоньку закрыл и перегородил дверь.

– Не стоит разговаривать при открытых дверях, – заявил Хаким. – Ограничимся семьей.

– Бедный мальчик! – воскликнула Фатима. – Никогда еще ему так не нужна была помощь семьи, чтобы привести мозги в порядок!

– Да, действительно, – сказал Ассиф. – Абдулла, некоторые слухи, гуляющие по Базару, утверждают, будто ты сошел с ума. Нам это не нравится.

– Он определенно вел себя странно, – согласился Хаким. – Нам не нравятся подобные разговоры, связанные со столь уважаемой семьей, как наша.

Было хуже, чем обычно.

– С моим рассудком всё в порядке, – сказал Абдулла. – Я знаю, что делаю. И я собираюсь с завтрашнего дня перестать давать вам поводы критиковать меня. Тем временем Хаким велел мне прийти сюда, поскольку вы нашли пророчество, сделанное при моем рождении. Это так или было лишь предлогом?

Он никогда прежде не был так груб с родственниками первой жены отца, но он достаточно разозлился, чтобы посчитать, что они заслужили.

Как ни странно, вместо того чтобы в свою очередь разозлиться на Абдуллу, все три родственника первой жены его отца принялись возбужденно суетиться по магазину.

– Да где же эта коробка? – спросила Фатима.

– Найдите ее! Найдите ее! – воскликнул Ассиф. – Там те самые слова предсказателя, которого его бедный отец привел к постели своей второй жены через час после рождения Абдуллы. Он должен их увидеть!

– Записанные собственноручно твоим отцом, – сообщил Хаким Абдулле. – Величайшее сокровище для тебя.

– Вот она! – Фатима торжествующее вытащила резную деревянную коробку с одной из верхних полок.

Она отдала коробку Ассифу, который сунул ее в руки Абдуллы.

– Открывай, открывай! – возбужденно воскликнули все трое.

Абдулла поставил коробку на фиолетовый стол кассира и снял защелку. Крышка откинулась, выпустив спертый запах; внутри коробка оказалась совершенно простой и пустой, за исключением сложенной желтоватой бумаги.

– Доставай! Читай! – с еще большим возбуждением велела Фатима.

Абдулла не мог понять, из-за чего вся суета, но развернул бумагу. На ней были написаны несколько строчек – коричневые, выцветшие и определенно почерком его отца. Он повернулся к подвесному светильнику. После того, как Хаким закрыл парадные двери, из-за общей фиолетовости магазина стало сложно что-либо разглядеть.

– Он с трудом видит! – сказала Фатима.

– Неудивительно, – заметил Ассиф, – здесь нет света. Отведем его в комнату в подсобке. Там открыты потолочные ставни.

Они с Хакимом взяли Абдуллу за плечи и принялись подталкивать его к подсобке. Абдулла так старательно пытался прочесть бледные отцовские каракули, что позволил им толкать его, пока не оказался под большими потолочными жалюзи в гостиной за магазином. Стало лучше. Теперь он знал, почему отец так разочаровался в нем. Написанное гласило:

Вот слова мудрого предсказателя:

«Этот ваш сын не продолжит ваше торговое дело. Два года спустя после вашей смерти, когда он будет еще совсем юношей, он вознесется над всеми в этой стране. Как предписывает судьба, так я и сказал».

Будущность моего сына – великое разочарование для меня. Пусть Судьба пошлет мне других сыновей, которые продолжат мою торговлю, иначе я напрасно потратил сорок золотых монет на это предсказание.