Текст книги "Гром среди ясного неба"

Автор книги: Диана Стаккарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава 23

Людям покажется, будто они видят в небе новые разрушения.

Леонардо да Винчи. Атлантический кодекс

Из моего горла вырвался крик. Нет, вопль ужаса. А еще точнее – крик восторга. Потому что после первой пары секунд падения, когда колеса машины сорвались с крыши, творение Леонардо начало набирать высоту. Нет, это действительно летательная машина! Она летит!

Какая-то часть моего сознания запомнила донесшийся откуда-то сзади крик ужаса, который секунду спустя оборвался. Я не стала оборачиваться, хотя к своему великому сожалению поняла, что он означал.

Тито.

Видя, что на его глазах от него ускользает то, ради чего он пролил кровь и продал душу, Тито совершенно позабыл, что у крыши есть край. А может, и не забыл. Так или иначе, он бросился вдогонку за мной и погиб, сорвавшись с края крыши.

Мне же оставалось лишь молиться о том, что его дядя герцог отнесется к бездыханному телу племянника с большим уважением, чем относился к самому племяннику при его жизни.

Что касается меня, то Тито по-прежнему оставался моим другом. Несмотря на все его неблаговидные поступки, я не могла не оплакивать в душе его преждевременную смерть. Позже – если для меня самой наступит это позже – я успею поразмышлять о том, не было ли это некой карой свыше, которую он получил по заслугам. Но это будет потом. В данный момент для меня было куда важнее удержать летательную машину в воздухе.

Ощущение было такое, будто я парю на облаке. Каждым новым нажатием педалей я заставляла машину делать очередной взмах крыльями, чтобы и дальше скользить в потоках воздуха, слегка покачиваясь, как на волнах. Впрочем, не все было так просто: стоило нажать на педаль слишком сильно, как машина давала крен и начинала раскачиваться. Если нажать слишком слабо, так она тотчас кренилась в другую сторону, грозя перевернуться. Вскоре я так же обнаружила, что ручные рычаги управления позволяли менять высоту и направление. Если я хотела описать круг, то мне следовало повернуть раздвоенный хвост, который служил рулем, используя при этом еще один рычаг.

Я из последних сил сжимала рычаги, лишь бы только машина не перевернулась, одновременно пристально следя за тем, что происходит подо мной. С высоты полета герцогская армия напоминала шахматные фигуры, расставленные всюду по зеленому полю. Я смотрела вниз, как зачарованная. Казалось – стоит протянуть руку, и я смогу одного за другим их передвинуть, словно по шахматной доске, на нужные мне клетки. На данный момент они уже почти доскакали до середины поля. Их латы и пики зловеще поблескивали в лучах полуденного солнца. Впрочем, вскоре, вняв голосу благоразумия, я стряхнула с себя грезы и повела машину вдогонку солдатам.

Тень машины скользила по полю, словно тень некой огромной сказочной птицы, падая то на всадников, то на их лошадей. Даже если кто-то из солдат и заметил эту странность, то наверняка списал ее на какое-нибудь облако у себя за спиной. А вот лошади тотчас поняли, что что-то не так. Возможно, в них пробудился некий первобытный инстинкт, и они вспомнили, как в стародавние времена на их предков с высоты охотились гигантские хищные птицы.

Стоило моей тени упасть на какую-нибудь лошадь, как она тотчас начинала испуганно ржать и пугливо кидаться в сторону. Еще несколько мгновений, и от четкого строя почти ничего не осталось. Именно на это я и рассчитывала. Мною тотчас овладело ликование, что в свою очередь придало мне уверенности в собственных силах. Слегка повернув хвостовой руль, я описала над всадниками круг.

Вскоре на поле подо мной уже царила паника. Одна испуганная лошадь за другой становилась на дыбы, пытаясь сбросить своего седока. Пешие солдаты, которые двигались вслед за всадниками, тотчас замедлили шаг, чтобы не попасть под копыта. Видя, что от стройных рядов почти ничего не осталось, капитан, кое-как сдерживая своего собственного скакуна, взмахнул рукой и приказал всем остановиться.

Именно в этот момент один из всадников, которого его собственный конь довольно бесцеремонно сбросил на землю, посмотрел вверх и увидел мою летательную машину.

Его испуганный вопль и жестикуляция тотчас привлекли к себе внимание остальных, и в следующий миг несколько десятков пар глаз уже были обращены к небу. Впрочем, не только глаз, но и несколько десятков пальцев, которые сопровождал хор изумленных голосов. Кое-кто из солдат явно был наслышан про летательную машину, потому что до меня донеслись слабые возгласы «Леонардо! Леонардо!» Другие – те, что были посуевернее – судя по всему восприняли это зрелище как вмешательство свыше: рухнув на колени, они в молитвенном жесте воздели к небу руки.

Что касается меня самой, то страх – если он и владел мною в самом начале – как рукой сняло, а на смену ему пришло ощущение превосходства над этой копошащейся внизу людской массой. Вы не поверите, но я расхохоталась. Интересно, что сказали бы эти закаленные в боях воины, узнай они, что их боевой порядок нарушила какая-то там женщина. Исполненная чувством собственной непобедимости, я заставила машину описать еще один круг, после чего, слегка опустив крылья, сбросила высоту, как будто вознамерилась, подобно ястребу, нанести удар.

И в этот момент заметила, как один из солдат поднял массивный арбалет и нацелил его прямо на меня.

Я тотчас постаралась резко уйти вверх. А в следующий миг стрела со свистом пронеслась мимо меня. Если бы не мой маневр, какой я успела совершить в самый последний момент, она бы наверняка пронзила меня. Увы, стоило мне бросить взгляд влево, как я поняла, что в отличие от меня, летательная машина получила ранение. Холст на одном из крыльев был прорван, а в образовавшуюся прореху проглядывали солнечные лучи.

А затем что-то с глухим стуком ударилось о брюхо машины, и она вся содрогнулась. Судя по всему, кто-то выпустил из арбалета вторую стрелу, и она на этот раз впилась в деревянный корпус. Стараясь не поддаваться панике, я тотчас сильнее заработала ногами, чтобы увести машину на безопасное расстояние. Но уже в следующий миг мимо меня просвистела еще одна стрела, правда, на мое счастье, она не задела ни меня, ни машины.

Несколько раз энергично взмахнув крыльями, я отлетела на достаточное расстояние. По крайней мере хотелось на это надеяться. Но теперь внимание солдат переключилось на меня, и я знала, что стоит мне подлететь чуть ближе, как на меня обрушится настоящий град копий и стрел. Но куда страшнее было другое – мои конечности уже порядком устали нажимать на педали и рычаги, чтобы поддерживать машину в воздухе. Моя сытая и спокойная жизнь подмастерья отнюдь не пошла мне на пользу, в том, что касалось выносливости.

Охваченная ужасом, я быстро взвесила возможные последствия. В целом мой план сработал: мне удалось на какое-то время отвлечь внимание солдат от моих товарищей. В этом не было ни малейших сомнений. Но если я оставлю дальнейшие попытки удержать солдат, те вернутся к выполнению своего первоначального задания и вновь погонятся за моими товарищами-подмастерьями. И хотя благодаря мне они, наверняка, сумели отойти на какое-то расстояние, его явно недостаточно, чтобы окончательно уйти от преследователей. Так что мне ничего другого не остается, как продолжить отвлекающий маневр.

Приуныв, я, тем не менее, описала над головами солдат еще один круг. Именно тогда до меня донесся звук, который было невозможно ни с чем спутать – треск рвущейся ткани.

Мне тотчас стало понятно, откуда он исходит. С каждым новым взмахом крыльев, ветер прорывался сквозь дыру в холсте, оставленную стрелой, постепенно делая прореху все больше и больше. Наконец холст не выдержал и разошелся по всей длине вдоль самых длинных ребер крыла. В образовавшуюся прорезь тотчас устремился поток воздуха, и машина начала дрожать и покачиваться. Мне понадобились неимоверные усилия, чтобы вернуть ей равновесие.

И как назло, я вновь оказалась в пределах досягаемости арбалетов. Еще одна дыра в холсте поврежденного крыла – и я утрачу власть над рычагами и сорвусь вниз. Прямое попадание в корпус разнесет дерево в щепы или оборвет канат и… результат будет тот же. Если же стрела попадет в меня – нет, во имя всего святого, об этом вообще лучше не думать! С другой стороны, а есть ли у меня выбор?

Хотя мои ноги уже горели от усилий, я попыталась с двойным усердием нажимать на педали, в надежде, что это позволит мне увеличить скорость и высоту полета. С высоты мне было видно, что группа солдат уже приготовилась к моему возвращению – арбалеты всех до одного были нацелены в небо. Всадники тем временем спешились и, чтобы как-то успокоить лошадей, обмотали им головы плащами. Остальная, пешая, часть солдат, судя по всему, выжидали тот момент, когда меня, наконец, собьют, чтобы затем броситься ко мне и схватить.

Я не тешила себя надеждой, что мне повезет уйти отсюда целой и невредимой. Скорее всего, мне остается провести в небе последние считанные мгновения. Следует лишь уповать на то, что большая часть стрел пролетит мимо цели, а их попадания нанесут мне или машине лишь незначительный ущерб. И если только машина окончательно не выйдет из строя, в мои планы входило продолжать полет в северном направлении, насколько хватит сил моим натруженным рукам и ногам. А когда силы иссякнут, я попытаюсь сесть на землю и – при условии, что мне повезет выползти из-под обломков машины живой, – пешком проделать оставшийся путь до Милана.

Дальше этого мои намерения не шли.

В следующий миг подо мной дали еще один залп, и в воздух взлетели стрелы, выпущенные самое малое из десятка арбалетов. Пристегнутая к корпусу летательной машины, я была бессильна что-либо предпринять. Оставалось разве что прижаться всем телом к деревянному корпусу и зажмуриться, слыша, как мимо меня свистят стрелы. А затем я услышала, как одна за другой сначала три, затем четвертая и, наконец, пятая с оглушительным треском впились в дерево корпуса. За первым залпом последовал второй. На этот раз стрелы пробили крылья. Увы, если бы только этим дело и ограничилось! Потому что в следующий миг мое бедро пронзила острая боль, как будто кто-то проткнул мне ногу раскаленной кочергой, вроде той, какой мастер пользовался у себя в кузне.

Из моего горла тотчас вырвался крик боли и ужаса, а машина дала предательский крен. На какой-то миг я испугалась, что мне станет дурно, но на мое счастье голова моя осталась ясной, и я сумела вернуть машине равновесие. Изловчившись, я оглянулась назад, чтобы проверить тяжесть моего ранения, и действительно едва не лишилась чувств, увидев, что тяжелая стрела оставила зияющее отверстие в корпусе летательной машины и пронзила мне ногу.

Нет, не пронзила, поправила я себя и даже облегченно вздохнула, лишь задела. Правда, при этом она, пробив на мне лосины, пригвоздила меня к летательной машине, отчего я стала похожа на каплуна на вертеле. На мое счастье, я, тем не менее, могла двигать поврежденной ногой, а вот кровавое пятно растекалось по ткани с угрожающей скоростью. Под стать пятну была и жгучая боль. С другой стороны, оставшиеся конечности были целы, и я могла продолжать полет. При условии, конечно, что машина тоже более-менее цела.

Но уже в следующий момент треснул еще один кусок холста. Машина тотчас сбросила высоту и повернула туда, откуда я только что прилетела. В отчаянии я резко дернула хвостовой руль. Увы, рычаг с треском надломился. Одна его часть осталась в моей руке, а сам руль тотчас опустился вниз, словно хвост у побежденного соперником петуха. Машина начала стремительно терять высоту. Еще несколько мгновений, и я рухну прямо в гущу солдат. Оставалось лишь надеяться на то, что при падении нескольких из них я заберу с собой на тот свет.

А еще во мне заговорило тщеславие, и я молила бога, чтобы при ударе о землю мое тело не разлетелось на кровавые ошметки, а осталось бы цело.

Как и в самые первые мгновения, когда я только-только взмыла в воздух, время вновь словно остановилось, и я смогла разглядеть даже самые незначительные детали. Затем мне показалось, что вдалеке кто-то протрубил в рог, как будто давая сигнал к атаке. Странно, подумалось мне, потому что звук этот донесся не со стороны замка, а со стороны леса. В следующий момент, сверкнув на солнце серебром, из ворот замка выехала роскошная колесница, запряженная парой вороных коней, на которой стояли двое темноволосых мужчин. Прикрепленные к колесам косы крутились с бешеной скоростью и громко пели победную песнь смерти. Но что еще более странно, нарисованная армия, которую мы с товарищами утром разместили среди деревьев, неожиданно ожила, и десятки солдат, пеших и конных, высыпали на поле, причем, с первого взгляда было видно, что численное преимущество на их стороне.

Увидев их, я улыбнулась и даже на мгновение забыла и про боль в ноге, и про страх неминуемой смерти. Здесь нечему радоваться, это просто разыгралось воображение, сказала я себе, спокойно наблюдая за тем, как земля с бешеной скоростью несется на меня. И все же я уйду из этой жизни счастливой, зная, что, по крайней мере, в моем воображении Леонардо победил, а мой отец получил свободу.

А потом, когда из темноты я вновь вынырну на свет, Константин наверняка будет меня ждать рядом со своим отцом, сияя гордой улыбкой, и встретит с распростертыми объятьями.

Глава 24

Наука – командир, практика – солдаты.

Леонардо да Винчи. Манускрипт I

К своему великому удивлению я не разбилась насмерть.

Вместо этого, придя спустя какое-то время в себя, я обнаружила, что лежу на мягкой подстилке в одной из повозок, завернутая в отцовский плащ. Надо мной склонился мой друг Витторио. Лицо его было хмурым.

По зеленому своду над его головой я сделала вывод, что мы находимся все в том же лагере, в котором подмастерья провели ночь накануне. До меня больше не долетали крики солдат, звон оружия и лошадиное ржание. Сегодня шепот ветерка заглушала лишь веселая песня жаворонка и голоса подмастерьев, когда те переговаривались друг с другом, собирая по поручению мастера части декораций.

– Ты жив, – произнес Витторио с видимым облегчением, и с еще большим чувством добавил. – И главное, вовремя. Мне вот уже целый час, как хочется справить малую нужду, но мастер поручил мне следить за тобой, пока ты не проснешься или же, наоборот, предпочтешь покинуть нас и отойти в мир иной.

Я не была уверена, к чему он произнес последние слова – то ли для того, чтобы меня взбодрить, либо, наоборот, предупредить, что мои шансы выжить крайне малы. Разумеется, я склонялась к первому и потому, косо на него посмотрев, нашла в себе силы ответить:

– Не волнуйся, тебе не придется шить для меня саван. Я сделаю все для того, чтобы остаться в этом мире. Так что иди, справляй свою нужду с моего благословения.

Витторио тотчас же бросился к ближайшему дереву. Я же осторожно попыталась определить тяжесть собственного состояния. Несмотря на мои смелые заверения, дыхание давалось мне с большим трудом, нежели мне хотелось бы, и главное, при каждом вздохе нещадно болели ребра. Затем я потрогала голову – оказалось, что та перевязана, а на повязке запеклась кровь. Но по-настоящему я испугалась, когда обнаружила, что кто-то отрезал штанину моих лосин, чтобы наложить мне на бедро повязку.

К этому моменту, поправляя на ходу тунику, ко мне вернулся Витторио. Я жестом поманила его подойти ближе и указала на перевязанную ногу.

– Кто это сделал? – спросила я дрожащим голосом, отлично понимая, что всего один взмах ножниц мог открыть взору присутствовавших при перевязке некий мой телесный недостаток. Витторио хихикнул.

– Не переживай. Никто, кроме твоего отца, который настоял, что лично наложит тебе повязку, не видел, что там болтается у тебя между ног. Новелла дала ему той же мази, которую синьор Луиджи прописал Ребекке, но отец, чтобы тебе потом не смущаться, велел ей отвернуться.

У меня невольно вырвался вздох облегчения, услышав который Витторио насмешливо фыркнул. Ему было невдомек, что дело отнюдь не в скромности, а в боязни разоблачения. Затем, по моей просьбе он рассказал мне все, что знал о том, что произошло, пока я лежала без сознания после неудачной посадки посреди поля, ставшего на какое-то время, ареной сражения.

Выходит, там, в небесах, мне ничего не померещилось. Я действительно видела с высоты Леонардо и его колесницу, на всем скаку летящих на врага. И моего отца рядом с ним. Как оказалось, обоим удалось довольно легко сбежать из узилища, в которое их бросил Никодемо, а все потому, что Леонардо незаметно спрятал в складках туники связку ключей, из которых каждый открывал какой-то один замок. Что касается ожившей армии нарисованных фигур, истина оказалась довольна прозаичной, хотя и не могла не поражать воображение.

Потому что солдаты, которые на моих глазах выбежали из леса, чтобы сразиться с армией герцога Понтальбы, отнюдь не спрыгнули с холста, а были личной армией Лодовико. Послание Леонардо достигло герцога, когда тот находился в дне езды от Милана. Никто, кроме самого герцога и Леонардо, не знал, какая именно мольба о помощи содержалась в том послании, однако, судя по всему, слов Леонардо оказалось достаточно, чтобы Моро выслал ему на помощь своих солдат. Что означает, что пока мы на своих повозках ехали в Понтальбу, армия герцога двигалась практически за нами по пятам.

По словам Витторио, мой отец проявил чудеса мужества и отваги: не обращая внимания на кипевшее вокруг него сражение, он бросился ко мне, чтобы осторожно вынуть меня из-под обломков летательной машины. А затем с не меньшим мужеством, увертываясь из-под ударов мечей и копий, причем, с обеих сторон, вынес меня в безопасное место среди деревьев, толком даже не зная, жива я или нет.

Битва тем временем продолжилась, однако недолго. Во время первоначального столкновения отряд миланского герцога завладел воротами замка еще до того, как ничего не подозревающая стража успела опустить решетку и поднять мост. Другая часть солдат быстро усмирила небольшой отряд Никодемо, после чего присоединилась к остальным в захвате замка.

Что касается прочих подмастерьев, то они были в безопасности. Спрятавшись позади повозок, они наблюдали заходом кипевшего на поле сражения с таким воодушевлением, как если бы это был праздничный парад. Хотя мой драматический полет в конечном итоге оказался бесполезным, Витторио продолжал с жаром уверять меня, что благодаря ему удалось бы выиграть время, если бы вдруг солдаты герцога Сфорца не пришли нам на помощь.

– Ты же знаешь Давида, – добавил он с довольной ухмылкой. – Он вечно суетится, как какая-нибудь старуха. Стоило ему увидеть на крыше замка летательную машину, как он тотчас испугался, что замысел мастера пошел насмарку. К тому времени, когда ворота замка распахнулись, он уже отдал приказ садиться в седло. Так что опоздай солдаты Моро даже на полчаса, как мы уже давно ускакали бы. А когда бы солдаты Никодемо наконец устали глазеть, как ты там хлопаешь крыльями, словно старая курица, мы бы уже были ох как далеко!

Разумеется, все решили, что я погибла, когда у них на глазах наша летательная машина неуклюже рухнула на землю. Я с удовлетворением узнала, что моя предположительная гибель слегка остудила их боевой дух, и что как только стало ясно, что я все-таки жива, вокруг раздался хор радостных возгласов. Позднее, когда сражение закончилось, мастер осмотрел обломки своего творения. По его мнению, своим спасением я была обязана кожаному мешку, который предназначался для того, чтобы облегчить посадку на воду. Именно он и спас меня, смягчив удар о землю, и в результате я отделалась довольно легко.

Рана на ноге, хотя и давала о себе знать болью, перестала кровоточить уже к тому моменту, когда отец вынес меня с поля боя. Куда большую тревогу, по словам Витторио, вызывало то, что я ударилась головой. Изучив обломки своего детища, мастер пришел взглянуть на состояние того, кто им управлял. Бросив один-единственный взгляд на лежащего без сознания ученика, он велел не беспокоить меня до самого утра, чтобы не причинить моей голове дополнительный вред. Убедившись, что в целом жизнь моя в безопасности, мастер на пару с моим отцом вернулись в замок, где капитан гвардейцев был занят тем, что допрашивал герцога Понтальбы.

Никодемо следует воздать должное: увидев наше численное превосходство, он понял бесполезность дальнейшего сопротивления, и вместо этого предпочел роль обманутого человека. По его словам, Леонардо обманул его, заставил поверить, будто Милан готовится устроить осаду его замка. Теперь он с пеной у рта утверждал, что ему только сейчас стало известно про похищение моего отца и летательной машины. И вообще, похищение это целиком и полностью на совести его племянника, который действовал на свой страх и риск и, судя по всему, незаметно бежал из замка во время сражения.

Лишь позднее кто-то обнаружил в густой траве у стены замка изуродованное тело Тито.

Рассказ Витторио подтвердил то, о чем я уже догадалась сама. Весть о смерти Тито заметно остудила мою радость победы. Было, конечно, и другое. Все подмастерья стали говорить, что Тито, в отличие от них, не был простолюдином, а приходился герцогу Никодемо племянником. Теперь стало ясно, что в Милан он прибыл отнюдь не для того, чтобы учиться у Леонардо мастерству, а в качестве соглядатая своего дяди.

Витторио на миг умолк в легкой растерянности.

– Дино, ведь именно так о нем говорят? Что Тито украл летательную машину? А если он действительно ее украл, выходит, что это он убил Константина.

«Интересно, – подумала я, – а не подозревал ли Витторио своего друга в убийстве с самого начала? Уж слишком быстро пришел он к такому выводу».

Впрочем, помимо осуждения мне послышались в его голосе умоляющие нотки, как будто Витторио просил меня опровергнуть его же собственные слова. На какой-то миг я почти поддалась этому соблазну. В конце концов, какой прок указывать обвиняющим перстом в Тито, когда и он, и Константин оба мертвы?

Вскоре те немногие силы, что еще оставались во мне, иссякли, и их хватило лишь на то, чтобы кивнуть и прошептать:

– Он во всем мне признался, в самом конце. Да, это он украл летательную машину мастера и похитил моего отца, а также жестоко убил Константина, чтобы тот не раскрыл его черные замыслы.

Лицо Витторио на миг исказилось мукой, и я заметила в его глазах слезы.

– Но как он мог пойти на такое? – спросил он меня охрипшим голосом. – Мы ведь были его друзьями, все до единого, и тем более Константин.

– Куда важнее нашей дружбы для него было снискать благосклонность дяди, – пояснила я дрожащим голосом, – но в самом конце он понял, какое зло сотворил и пытался искупить свою вину. Ему ничего не стоило остановить меня там, на крыше, не подпустить к летательной машине. Вместо этого он дал мне возможность спасти всех вас.

Я не стала рассказывать Витторио о том, что случилось в те последние мгновения: как Тито со злостью что-то крикнул и бросился вслед за мной. И все же, я почему-то была уверена, что он не хотел меня поймать, что он нарочно не остановился даже тогда, когда добежал до края крыши.

Не стала я признаваться Витторио и в том, что случилось, когда я лежала среди обломков летательной машины, и меня постепенно обволакивала тьма.

Не знаю, сколько я пролежала, провалившись в эту черную бездну. Знаю лишь одно, что спустя какое-то время тьма начала отступать, уступая место свету, сиявшему мне в глаза откуда-то издалека. Скажу честно, я была поражена, но совсем не напугана, когда мое внутреннее «я» поднялось и устремилось навстречу этому свету, оставив безжизненное тело лежать среди обломков посреди поля.

По мере того, как я приближалась к свету, тот становился все ярче, но, несмотря на яркое сияние, у меня не возникало потребности зажмурить глаза. Смутно я понимала, что попала в какое-то хорошее, светлое место, однако вход в него для меня пока что заказан. Остановившись, я стала ждать, что произойдет дальше.

И скорее ощутила, нежели увидела, как мимо меня прошла какая-то фигура. Тогда я двинулась дальше навстречу свету, пока тот полностью не принял меня в свои объятья. Лишь тогда стало ясно, что фигура эта – Тито! Он молча стоял, глядя на это чудное сияние, и я заметила в нем некую готовность, которая озадачила меня.

Однако вскоре меня охватило радостное предчувствие, хотя я понятия не имела – от чего собственно, или за кого. Мы стояли с ним и ждали.

Спустя миг появилась третья фигура – на этот раз она показалась откуда-то из глубин этого света и встала лицом к Тито. Это был Константин. Я ахнула и машинально сделала шаг вперед.

Константин посмотрел в мою сторону, как будто услышал, как я выкрикнула его имя, и лицо его озарилось улыбкой. Хотя оно и сохранило свое обычное дружелюбное выражение, мне показалось, что все его существо лучилось некой просветленностью, как будто самые мелкие чувства, свойственные нам, простым смертным, покинули его, уступив место некой высшей мудрости. И хотя это был тот самый Константин, мой товарищ и друг, я поняла, он не совсем тот, кем был раньше.

Он легонько покачал головой, и я поняла, что он имел в виду: мне нельзя идти дальше, нельзя сделать даже шага, чтобы попрощаться с ним. Мое сердце пронзила легкая боль, но спорить я не стала. Константин отвернулся от меня и протянул руку Тито, которую тот с радостью принял.

И в этот миг я заметила, как Тито весь изменился, как будто все его заботы и тревоги испепелил этот чудный свет, оставив лишь самое лучшее, что было в его душе. Он тоже обернулся в мою сторону и одарил меня такой же самой мудрой улыбкой, что и Константин. А затем, бок о бок, зашагали навстречу чудному свету и вскоре растворились в нем.

Из задумчивости меня вывел встревоженный голос Витторио.

– Дино, что с тобой? Что-то не так? Почему ты плачешь? – спросил он, словно забыв о том, что его собственные глаза подозрительно блестят влагой. – Тебе больно? Ты только скажи, и мы с мастером дадим тебе глоток настоянного на травах вина, которое снимает боль.

– Нет, мне уже лучше, – ответила я, тем более что так оно почти и было, и вновь попыталась улыбнуться.

Правда, вместо улыбки у меня скорее получилась гримаса боли. Тем не менее, я добавила:

– Думаю, мне не помешает сделать еще глоток-другой вина и еще немного поспать. Потому что, когда я, наконец, предстану перед отцом и мастером, мне понадобится вся моя сила.

– А, по-моему, тебе понадобятся быстрые ноги, – весело поправил меня Витторио, поднося кувшин с вином, и налил несколько глотков в деревянную чашку.

– Я еще ни разу не видел мастера таким сердитым, – добавил он. – Тебе крупно повезло, что ты уже и без того валялся без чувств, когда он тебя увидел. И как только понял, что ты жив и не собираешься нас покидать, слышал бы ты, какими угрозами он разразился в твой адрес за то, что ты его ослушался.

Признаюсь честно, слова друга меня обескуражили, тем не менее, я решила, что лишние тревоги и волнения мне ни к чему, а вместо этого приложилась к вину. Увы, к тому моменту, как чаша была пуста, в мою голову закралась еще одна тревожная мысль.

– А что с Ребеккой? Когда я покинула ее, она была в сторожке. Скажи, она вернулась?

Витторио покачал головой, и лицо его омрачилось.

– Новелла отправилась на ее поиски, и с тех пор я не видел ни одну, ни вторую, – ответил он, и в голосе его я уловила тревогу. – Впрочем, я уверен, что они вернутся.

Хотелось надеяться, что он прав, но меня почему-то терзал подспудный страх, что это не так. Хотя Ребекка и показала себя с самой лучший стороны, и мне было не в чем ее упрекнуть, мне почему-то не давали покоя сомнения на ее счет. Одно из таких сомнений мог разрешить герцог Никодемо, если конечно, не исполнил свою угрозу.

Я хотела спросить у Витторио, разговаривал ли мастер с герцогом по поводу его несчастной жены. Однако не успела я открыть рта, как выпитое вино, наконец, дало о себе знать, и я вновь погрузилась в сон.

Впрочем, сны мои были далеко не из приятных, поскольку в них я вновь управляла летающей машиной. Правда, вместо того, чтобы рухнуть на землю, я почему-то никак не могла совершить посадку и продолжала кружить в небесах над замком герцога Никодемо, словно мореплаватель на ладье посреди бескрайнего моря. Каково было мое облегчение, когда, наконец, проснувшись, я обнаружила, что боль в голове и ноге слегка отступила. Однако еще приятнее было увидеть над собой знакомое лицо. Склонившись надо мной, отец пристально смотрел на меня, и в глазах его застыли тревога и усталость.

– Отец! – воскликнула я и протянула руку. – Я боялась, что больше не увижу тебя.

– Я тоже, – ответил он, довольно сурово, хотя пальцы его нежно поглаживали мою руку. – Будь на твоем месте один из твоих братьев, я бы, не задумываясь, взял в руку палку и вправил бы ею тебе мозги. И даже не посмотрел бы на то, что ты ранена.

С этими словами он сильнее сжал мою руку, и я заметила, как в глазах его промелькнул страх.

– Дитя мое, какая сила вселилась в тебя, что ты решила попробовать поднять в воздух машину сеньора Леонардо? – спросил он. – Откуда тебе было знать, закончил ли я соединять все ее части воедино? И как надежно я их скрепил? И никто, даже твой мастер, не мог поручиться, что она не упадет на землю. Даже святые на небесах, а они явно следили за тобой в тот день и лишь благодаря их заступничеству ты до сих пор жива.

– Я проверила все соединения, – поспешила я успокоить отца. – И не забывай, что ты уже признался мне, что намерен использовать летательную машину для бегства из замка. И если тебе не было страшно, то почему должно было быть страшно мне?

При этих моих словах отец вздохнул и покачал головой.

– Я не сомневаюсь в твоем мужестве. Более того, не каждый мужчина решился бы на такой подвиг. Но почему ты ослушалась синьора Леонардо? Что вынудило тебя проникнуть в замок?

– Тито убедил меня, что план мастера полон изъянов, и твоя жизнь в опасности, – призналась я. Наконец мне стало понятно, как ловко Тито заманил меня в свои сети. Или это была Ребекка? Именно она убедила меня поступить именно так, а не иначе. Сейчас я почему-то не так уж уверена в их правоте.

Мучаясь неизвестностью даже больше, нежели я была готова в том признаться самой себе, я рассказала отцу, как стала свидетельницей разговора Леонардо с герцогом Никодемо, в том числе поведала ему о том, как Никодемо угрожал повесить их обоих, его и мастера, а заодно и всех его учеников. Я также поведала ему о своей последней встрече с Тито на крыше замка, и как он признался мне в том, что убил Константина. Отец слушал меня, и лицо его становилось все более хмурым. Его, как и нас подмастерьев, до глубины души потрясло предательство Тито, которого мастер в свое время взял под свое крыло.