Текст книги "Билет на солнце, или Сказка о потерянном времени (СИ)"

Автор книги: Диана Морьентес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

– Мне понравилось, как ты вела себя сегодня ночью, – признался Максим, размешивая в чашке чая кубик сахара.

– Мне хотелось забыться, – понизила голос девушка.

– Удалось?

– Да.

И сама же через пару минут вспомнила кокетливо:

– Когда-то мы боялись дотронуться друг до друга.

– Да я, вроде, не боялся, обнимал тебя постоянно, – возразил Макс с улыбкой.

– Знаешь, когда-то я даже не мечтала о том, что есть сейчас. Мои мечты ограничивались прикосновением твоей руки, или, максимум, единственным поцелуем, который бы я потом вспоминала всю оставшуюся жизнь…

Словно завернувшись с головой в одеяло, Наташа пряталась от реальности под покровом их с Максимом истории любви. Хотелось прогнать из памяти все лишнее, не относящееся к теме, и оставить только это – Главное. Единственное, что приносит сейчас радость.

Этот день они целиком провели в самостоятельных прогулках по городу. Посовещавшись, решили, что не будут для галочки посещать достопримечательности, указанные в туристических буклетах, а посмотрят жизнь, такую, какая она есть. Хотя скрыться от достопримечательностей в этом городе невозможно: их тут слишком высокая концентрация на каждый квадратный километр. Флоренция считается культурной столицей Италии; этот город единственный смог сохранить и исторический облик, и практически все свои шедевры живописи, скульптуры и архитектуры эпохи Возрождения.

Из отеля они вышли на набережную реки Арно и вскоре оказались внутри старого моста Понте Веккио, который вчера видели со стороны. По обе стороны там трехэтажные домики с магазинчиками, а посередине стоит памятник, на ограде которого защелкнуто множество замочков с именами. Это такой обычай у влюбленных: повесить замочек со своими именами, а ключ выбросить в реку.

Потом по узкой улочке, сверяясь с картой, стали подниматься в гору. Целью был – Бельведерский форт, около которого должна была быть смотровая площадка. Но, видимо, зашли куда-то не туда и около крепости уперлись в закрытые ворота. Не особенно переживая из-за неудачи, двинулись по дорожке на следующую смотровую точку – площадь Микеланджело. Оттуда открывалась великолепная панорама реки Арно, города со шпилями церквей и куполами соборов, горами вдали. Пели птицы, ярко светило солнце, кругом зелень и клумбы с цветами – здорово! Тут стали подъезжать автобусы с туристами, и парочка двинулась вглубь холма – там виднелся парк и строения. Они спокойно зашли в две пустые и открытые церкви. Рядом было необычное кладбище с интересными надгробиями.

– Знаешь, про ислам недавно читал… – начал Максим, и Наташа вытащила наушники. – Мне понравилось, как было описано отношение к смерти. Считается, что оплакивать умершего нельзя – его душа от этого мучается. Нужно просто отпустить. Я бы тоже хотел, чтобы мои близкие не плакали из-за моей смерти, а отпустили меня. Чтобы ты не плакала.

– Думаешь, ты умрешь раньше меня?

– Я же старше.

– А у меня менее устойчивая психика, – выдвинула девчонка свой аргумент и улыбнулась. Нет, умирать уже не хочется, и, пожалуй, он прав: у мужчин и продолжительность жизни меньше. – Ты мне всегда казался человеком науки, – призналась она удивленно, присаживаясь на скамейку изысканной формы и вытягивая уставшие ноги. – У тебя всегда на первом месте был разум, логика… А тут вдруг в религию подался, «про ислам читал»…

– Не подался в религию, а просто начал изучать все религии мира, – возразил мужчина. – А вообще-то, то, что у человека есть душа – это как раз научно доказанный факт. Несколько десятков граммов весит, по-своему у каждого человека. И я, как полагается, склоняюсь в сторону науки: что после смерти душа попадает в космос, превращается в таинственную темную энергию, которую так жадно хотят найти ученые-физики. Но любим-то мы душой, а не телом, и я очень боюсь, что моя душа после смерти тела будет продолжать переживать за близких, которым моя смерть причинит боль.

– Людям причиняет боль не чья-то смерть, а их собственный эгоизм, – сказала Наташа, подумав. – Они оплакивают свои несбывшиеся планы на этого человека. Я хоронила близкого друга, так что знаю, о чем говорю.

– Я запомню твою мысль, она мне кажется, может, и не совсем правильной, но интересной. Надо будет обдумать, – кивнул Максим. – Я тебе еще про буддизм как-нибудь расскажу, тоже меня увлек. И про ислам еще – их отношение к сексуальности. Но это потом, в России. Сейчас, думаю, не стоит тратить на это время.

Сделав еще несколько снимков, двинулись назад.

На городском рынке нарочно долго рассматривали товары, чтобы насладиться атмосферой: это они, торговцы, настоящие, живые, а не эти ваши скульптуры! Максим восхищался открытостью и доброжелательностью местных жителей, а Наташа сказала, что, возможно, это притворство. Она теперь во всем предполагала двойное дно.

– А французы к туристам прохладнее относятся, – рассказала она. – Ничего не изображают. Поэтому я им верю. Я почувствовала на себе смену отношения в зависимости от моего русского акцента. Это было не очень приятно, зато честно.

Когда, уставшие, примостились в кафе покушать, и Наташа в очередной раз принялась что-то черкать в дневнике, у Максима зазвенел телефон. С работы? Как они вообще четыре дня без него продержались, хмыкнула Наташа. Бухгалтер Анна, извинившись, уточнила у директора что-то по делу (он три минуты говорил на неинтересном Наташе деловом языке), потом, видимо, спросила, как им отдыхается.

– Да отлично! – с удовольствием принялся Максим делиться впечатлениями. – С погодой везет, хотя вот сейчас тучки что-то собираются! Не верится, что только пятый день – уже столько эмоций! Все бегом, бегом… Первое впечатление в Неаполе – большая мусорка! Кучи мусора повсюду, по вечерам магазины закрываются, и возле них вываливают все дерьмо, которое накопилось за день… – рассмеялся. – Да не в буквальном смысле дерьмо! Мусор!.. Нет, я музеи не очень люблю. Мы так, дикарями много гуляем… Ну, может, и не музеи как таковые. Мне нравится искусство, если это только одно произведение, над которым можно долго стоять и размышлять. А такое нагромождение, как в музеях – это так пошло! – что-то послушал и опять рассмеялся.

Наташа подняла на него взгляд. Перед ней за столом сидел другой Максим. Радостный, счастливый… И вся его усталость куда-то подевалась – в нем было столько энергии, столько вдохновения, казалось, он готов и дальше бежать – на край света. Не жалея денег, болтал в дорогом роуминге со своей подругой, разделяя с ней жизнь.

Он не замечал Наташин взгляд. Он не замечал вообще ничего, что происходит здесь, в реальном мире. Прекратив разговор, с улыбкой запихнул телефон в специальный карманчик дорогого продуманного рюкзака и вернулся в тарелку.

– О чем ты там пишешь? – кивнул он на Наташин блокнот.

– Да так, размышлизмы свои…

А с ней он мусор на улицах не обсуждал… Конечно, они оба видели одно и то же, но Наташа была в наушниках.

Без наушников ее мозг превращался в сырой фарш со вкусом крови. Ее швыряло из стороны в сторону: то захлестывало чувством вины перед Евгенией и Алексеем, то переполняли обиды на них же – за нелюбовь к ней, за избиения, за «воспитывание» вместо поддержки в подростковом возрасте, за ложь об усыновлении. Пропало доверие к целому миру, Наташа словно отгородилась ото всех невидимым панцирем, чтобы не обижали больше, хотя бы до тех пор, пока она снова не встанет на ноги. И сквозь все это пробивались новые мысли, которых раньше в ее голове не бывало: «Кто я? Кто моя мать, кто отец? На кого я похожа? Сколько у меня родственников – настоящих, по крови, не этих?»

– Ты счастлив со мной? – спросила она, глядя на его вновь грустное, замученное лицо.

Максим отпил кьянти из круглого бокала из дешевого толстого стекла и, поразмыслив немного, ответил:

– Я счастлив с тобой. Но у тебя сейчас трудный период в жизни, и я за тебя беспокоюсь. Это отвлекает от счастья.

Элегантно отпилив ножом кусочек стейка, бросил дело на полпути и добавил:

– Все, что тебя мучает, необходимо вытащить на поверхность. Тогда ты сможешь с этим справиться. Замалчивать, отвлекаться, запивать – не поможет…

Продолжить тему опять не удалось.

– Натали! – позвал сбоку какой-то француз, и Наташа взволнованно оглянулась…

Нет, это не ей. Парень просто окликнул свою подружку, которая отстала, бесконечно фотографируя узкую улочку.

– Я очень скучаю по Франции, – призналась она. – Хоть еще мало времени прошло, но я как подумаю, что это все, больше туда не вернусь…

Она замолчала, пытаясь побороть подкатывающие слезы.

– Почему Дима называет тебя Подсолнухом? – спросил Макс о том, чего еще не знает о ее жизни во Франции.

– На актерском мастерстве нам задали подготовить пантомиму: изобразить растение, – объяснила девушка. – Я выбрала подсолнух, тренировалась дома, и Дима за всем этим наблюдал.

– А мне покажешь, как выглядит подсолнух?

– Вот так.

Наташа руками изобразила листья, задрала голову к небу и довольно заулыбалась – все просто, но какая же сложная работа у актеров! Глядя на ее солнечное, удовлетворенное жизнью, беззаботное круглое личико, нельзя было не улыбаться – это был подсолнух в чистом виде, и Макс задорно расхохотался:

– Обалдеть!

Какое талантливое, моментальное включение – полсекунды – и все, роль, такая, что не отличишь от реальности. Наташа грустно улыбнулась ему в ответ.

«Ренессанс» означает «возрождение».

«Можно смириться с тем, что моя история – такая. Можно вычеркнуть из памяти то, что уже давно пройдено. Начать жить заново, как говорит Макс. У меня есть родители, которые меня родили, и другие – которые вырастили.»

«Я полностью русская, или вдруг иностранка на четверть, как он?»

«Когда у дерева нет корней, его легко опрокинет любой ветерок…»

«Он влюблен?»

«Я не могу сделать так, чтобы у меня исчезло чувство вины. Но я могу сделать и что-то хорошее в этой жизни.»

Эта постоянная смена впечатлений, нагромождение новых информаций, расходование энергии ежедневно под ноль – все, действительно, помогало морально.

Следующий день до обеда они провели в кровати. За окнами шумел ливень, в комнате было темно и мрачно, они сидели на постели друг напротив друга, и Наташа с интересом училась у Макса «развитию чувственности», как он это назвал. Он уже научил ее раньше ощущать тепло пламени, представляя, что держит руку над горящей свечой; и чувствовать холод на ладошке, когда он якобы кладет ей кубик льда. Это были знакомые ощущения, и Наташа легко вызывала их на коже каждый раз по своему желанию. Максим даже похвалил, что так быстро научилась – обычно легче дается что-то одно, тепло либо холод.

А сейчас обыгрывал прикосновения.

– Закрой глаза. Почувствуй силу нажима, температуру моей кожи. Запомни эти данные, – он медленно провел ладонью по всей ее руке. – Теперь повтори это прикосновение мысленно, без меня. Чувствуй, как тепло моей руки спускается от плеча до кисти. С открытыми глазами сможешь?

– Нет, с открытыми отвлекаюсь.

– Окей. Получается?

– До локтя хорошо чувствую, дальше теряю.

– Прикоснись ко мне там, где чувствуешь, с той же силой. Сделай так, как будто хочешь продемонстрировать мне свои ощущения. Трогай меня, а чувствуй это прикосновение на своей коже. Поняла?

Она поняла. Поняла гораздо больше. Ласкать его и получать от этого удовольствие своим телом. А ведь плечо – это только начало… Мысли сразу скакнули до самого интересного момента:

– А чем я буду чувствовать, лаская твой член и яйца?

Он рассмеялся:

– Бог ты мой, мы только до локтя дошли! – и добавил серьезно: – Наташ, спешка и хороший секс – вещи несовместимые.

Она открыла глаза и прекратила свои действия.

– А то, что в порнухе показывают, – возразила она, – там все так быстро, без прелюдии, без нежности… Спешка же. Но мужчинам нравится именно так.

Максим ухмыльнулся:

– Ты пересмотрела порнухи больше, чем я, так что еще неизвестно, кому больше нравится!

– Да просто тебе не нужно – у тебя всего того же в реальной жизни навалом было!

Макс сейчас с удовольствием закурил бы сигарету. Просто так, для поддержания беседы в полумраке. Тут где-то были сигареты для гостей отеля.

– Ты не против, если я покурю? – поинтересовался он, слезая с кровати.

На столике у входа лежала запечатанная пачка и «пробник» спичек с эмблемой отеля. Наташа не возражала, она уже привыкла, что этот мужчина все решает сам; только развернулась к нему лицом, сев по-турецки – голенькая, в маленьких трусиках, как он любит. Он встал у открытого окна, прислонившись к раме, вдыхая влажный свежий воздух с ароматом дождя вперемешку с сигаретным дымом. Дым понемногу проникал в комнату, и этот запах напоминал Наташе подростковые годы, одно из первых впечатлений близости Максима Викторовича – там, в беседке возле «Мельницы», после первого поцелуя, когда он курил, а она его разглядывала. Да, она определенно увязла в прошлом. А он изменился с тех пор. Он изменился даже со времени их последнего расставания полгода назад – Наташа не знала, бояться ей или радоваться – Макс уверенно выходил за границы привычного, за границы приличного. Она всегда знала его как чуткого, трепетного любовника, а в последнюю неделю открыла в нем такую жгучую смесь инстинктов, развращенности и необузданности, что опасалась не соответствовать. Он мог в любой момент полезть ей под юбку, оставаясь при этом внешне совершенно невозмутимым, и только взглядом выдавая (или специально изображая, Наташа не разбиралась) неприкрытую похоть. Нет, он не похоронил в себе той чуткости сентиментального романтика, но у этого алмаза появилась дорогая огранка. В «Мельнице» семь лет назад она робко заводила разговор о сексе в принципе, а сейчас – спрашивала:

– Ты хотел бы, чтобы у нас с тобой было, как в порнухе?

Макс улыбнулся, глядя в окно. Его взгляд скользил по кирпичным крышам домов противоположного берега речки, цепляя выдающиеся в небо то купола, то башни, и в глубине души ему не верилось, что он здесь, с ней… Его первая в жизни поездка за границу – и такая!

– Скорее, только изредка для разнообразия, – ответил он, поразмыслив. – Я не хотел бы, чтобы так было всегда.

– Минет я плохо делаю, да? – выпытывала девушка.

Он взглянул на нее с любовью.

– Не плохо, но уж очень нежничаешь, я тебе говорил.

– И хочется мне по самые гланды впихнуть, да?

– Очень!

Кажется, он уже не серьезно, вздохнула Наташа. Он явно наслаждался жизнью у окна и был всем доволен. Девчонка огорченно насупилась. Она была охвачена жаждой осуществить какую-нибудь его сексуальную фантазию и надежно запасть ему в душу, а он сопротивлялся.

Мужчина докурил, затушил окурок в пепельнице, которую держал в ладони, поправил занавес у окна и, положив пепельницу на диван, прошел к кровати. Присел рядом с женой, подвернув под себя ногу.

– Иногда мне хочется быть жестким, грубым. Отметелить тебя хорошенько, без прелюдии, в той позе, которую ты ненавидишь.

Он с улыбкой смотрел ей в глаза, но таким твердым взглядом – немного исподлобья, не моргая, что Наташа не на шутку разволновалась.

– Побыть животным, – продолжал он. – Знаешь, зверь же не думает об удовольствии самки… Но тебе не понравится. Наверняка будет больно. Поэтому никогда не предлагал.

Он упорно впивался в нее взглядом – ей стало жарко. Сейчас он окончательно загипнотизирует ее, и она не только согласится на животный секс, но и подпишет ему квартиру.

– Но у нас уже бывало грубо, – несмело возразила девушка. Почему-то вдруг несмело, удивилась она своему голосу.

– Все было под контролем, – пояснил он.

Ух, как же тогда ему хочется, если то было под контролем? Наташа чувствовала, что начинает тяжело дышать; старалась побороть это, расслабиться, но не могла. Он ничего не делает, но одним взглядом парализует ее волю. Страх заполнял всю ее грудную клетку. Он ничего не просит, не предлагает, но…

– Я позволю тебе это, – пробормотала она. – Только я сама решу, когда, хорошо? Я дам тебе понять.

Он кивнул, и Наташа расслабилась. Чувствовала себя странно после собственного предложения, не понимала, кто ее за язык тянул? Неужели, желание освободиться от его власти было настолько велико?

– Хочешь куни? – услышала она сквозь поток собственных размышлений.

– М-м, давай, – обрадовалась она возможности отвлечься.

Максим аккуратно завалил ее на подушки и стянул с нее трусики.

– Залазь на меня сверху, надо ж привыкать к шестьдесят девятой. Тут такой фантастический доступ!

Она послушалась без колебаний, хотя новая поза все еще вызывала некоторое стеснение. На этот раз заметила, что такое перевернутое направление его языка приятнее, чем в классической позе. Довольно быстро достигла оргазма, и хоть сдерживала себя, не дергалась и не стонала, но он сразу же произнес:

– Вот видишь, как приятно, умница!

Разбирается, гад! Еще немного поласкал ее бедра и ягодицы и скомандовал:

– Одевайся, пойдем гулять.

Ливень сменился постоянно моросящим дождичком, и они снова бродили по городу, игнорируя экскурсии. Да, это, определенно, был новый, более широкий формат интимных отношений. Ей нравилось, как он называет вещи своими именами, не опасаясь ее смутить; ей нравилось, что она может называть вещи своими именами, не краснея и не проверяя его реакцию. Нравилось, когда ехала крыша – над головой оказывалось небо без границ, и это была настоящая свобода.

На сей раз гуляли по общеизвестным туристическим местам, без зонта, промокнув и согреваясь коньячком во всех возможных забегаловках, чтобы не простыть. Максим фотографировал ее в таком негламурном виде, а девчонка постоянно смущенно прятала проглядывающую сквозь мокрую маечку голую грудь, накидывая туда побольше разлохмаченных завивающихся волос. В укромных местах, когда поблизости не было людей, распускалась, как цветок, и начинала вовсю ему позировать для эротической фотосессии. У него чутье на женскую сексуальность – еще со школьных лет ее снимки, сделанные его руками, приобретали налет трогательного магнетизма. Все, к чему он прикасается, становится лучшим.

Наташа накупила сувениров и магнитиков на холодильник с пейзажами Флоренции – этот город покорил ее разнообразием своих красок, и то, что сегодня дождь, она считала удачей. Вечером тучи скопились в кучу на краю неба, и садящееся солнце окрашивало их в фиолетовые тона, подчеркивая контуры багровым. Были такие виды!

7 день. Венеция.

Начало путешествия всегда несет с собой такое потрясающее ощущение легкости жизни, когда перед тобой открыты все двери, когда впереди столько новых горизонтов, и кажется, что некуда спешить.

Но вот впереди остался только последний город, и Наташа призналась, что рада, что они уезжают из Флоренции. Так и сказала:

– Я хочу двигаться дальше!

Дорога в Венецию снова проходила через горы. Ехали быстро по платной автотрассе и сделали одну остановку через полтора часа. В городе Местре (наземная часть Венеции) их завезли в очередной магазин – на сей раз кожаный Cadoro. Там, в большом отделе, никого, кроме их группы, не было, и им предлагали купить со скидкой сумки, обувь и другие вещи из кожи. Максим выбрал себе сумку для ноутбука, а Наташа – широкий плетеный пояс. С чем она его будет носить, не решила, но вещь, как она объяснила, «сама легла в руки».

Венеция началась с прогулки на катере по Большому каналу и заливу. Катер хоть и шел по Большому каналу на минимальной скорости (там запрещено разгоняться из-за приносимого волнами вреда), но они проплыли весь канал, потом свернули влево, вышли в лагуну и там, разогнавшись, повернули еще раз, сделав большой круг на воде.

Причалили недалеко от площади Сан Марко, в четырех мостах от нее, как тут меряют расстояния. У них не было запланировано посещение острова Мурано, где находятся мастерские по производству изделий из венецианского стекла, и «взамен» гид Ирина предложила посетить тут же рядом расположенный магазинчик «Tris». Там мастер-стеклодув показал процесс изготовления сувенира из горячего стекла и буквально на глазах менее чем за 5 минут выдул стеклянного конька. А потом менеджер магазина предложила приобрести изделия из венецианского стекла. Многие там говорили по-русски.

Пока ждали местного гида на площади Сан Марко, покормили голубей, которые садились сами на руки. Корм продавался рядом. Вскоре подошла гид Стефания, итальянка, хорошо говорящая по-русски, и сразу повела группу на обзорную пешеходную экскурсию с наушниками. Венеция была тесным, уютным и очень необычным городом! Вода все время плескалась рядом прямо по краю тротуара, почти на той же высоте, и было странно, что она не переливается сюда. Машин здесь, естественно, нет (их оставляют максимум на стоянке при въезде в Венецию), передвигаются тут либо пешком, либо на катерах. По узким улочкам, часто переходя каналы по мостикам, группа добралась до моста Академии. Дошли опять до той большой воды, где часом назад проплывали. Здесь Стефания показала, где можно купить вкусное местное мороженое. Далее повернули назад и остановились у мастерской по ремонту и производству гондол. Попутно экскурсовод рассказала, что в Венеции сейчас 420 гондольеров, 6 «падающих» башен; что здесь очень высокая цена жилья, при том, что на первом этаже из-за частых наводнений не живут; что до 50 раз в год случаются наводнения, и тогда на площади стелют настилы (Максим видел их, сложенных в стопки в разных местах площади); что в год Венецию посещают 14 миллионов туристов. К знаменитому мосту Риальто почему-то близко не подошли – посмотрели его издалека и вернулись назад на площадь, где зашли в собор Сан Марко. В 13:00 экскурсия закончилась, и те, кто оплатили экскурсию в дворец Дожей, пошли с гидом туда, а у Наташи и Максима получилось 2 часа свободного времени.

Вместо Венеции Наташа фотографировала Максима – он красивее по ее утверждению. Как будто все прошлые годы не замечала его рядом, она не могла налюбоваться сейчас, и сама этому удивлялась. Когда он в белом – она в постоянном обмороке.

– Демон! – обзывалась она, не в силах отвести глаз от скромного одеяния своего мужа. Простая белая майка с коротким рукавом и треугольным воротничком-вырезом, простые белые джинсы и простой серый ремешок.

Сначала они вдвоем вернулись на мост Риальто, чтобы получше рассмотреть его вблизи. Здесь же в магазинчике Макс купил забавные часы-ходики. Потом они просто бродили по улицам Венеции, и Макс пытался найти тратторию, которую показала Стефания, где продается местное блюдо со страшным названием. Однако в этих кривых улочках легко заблудиться, а ориентиров никто из них не запомнил.

– Андрюхи тут не хватает, – ухмылялся Макс. – У него как будто с рождения в мозгу карты хранятся, и он их заранее наизусть учит.

– Да и пожрать он не против, наверное, не забыл бы, где эта забегаловка!

В общем, поиски были неудачными, и путешественники насладились обычными бутербродами. По пути довольно часто гондольеры предлагали свои услуги.

Перекусив на бегу и двинувшись дальше, попали в те кварталы, где практически не было туристов. Зашли в открытую продуктовую лавочку купить воды, а там нет никого, и на голос никто не выходит. Прождали несколько минут – никто не появляется, и тогда просто взяли воду и оставили у кассы деньги. Никто догонять не стал.

Время прошло быстро, хотя они как раз, по ощущениям, облазили вдоль и поперек весь городок, и надо было уже возвращаться на площадь Сан Марко. Там встретились с Ириной и отправились на пристань, где всю их группу рассадили по четырем гондолам. Все гондольеры были в традиционных тельняшках, но почему-то без соломенных шляп. Они медленно тронулись с места (гондола может только медленно) и поплыли сначала по Большому каналу, а потом свернули в первый же узкий канальчик. На Большом канале большинство зданий выглядело еще ничего, а здесь уже было много обшарпанных стен, и кое-где ощущался неприятный тухлый запах. Осыпавшаяся штукатурка не казалась Наташе неопрятной; она создавала атмосферу древности. Навстречу попадались другие гондолы, и «водителям» приходилось ювелирно расходиться друг с другом. Катались примерно с полчаса и проплыли в общей сложности метров 300. Макс этой прогулкой остался разочарован, впрочем, побывать в Венеции и не поплавать на гондолах – была бы не полная картина.

Не желая идти в отель, который снова оставлял желать лучшего, Максим опять предложил погулять. Наташа была уже уставшая, и «прогулка» обернулась «отсидкой» в одном из ресторанов. Макс не возражал. Они заняли столик на открытом балконе, нависающем над каналами с периодически проходящими по ним гондолами, и вид отсюда создавал как раз атмосферу стереотипной Венеции. К вечеру город перестал шокировать своей необычностью и воспринимался уже чем-то очень знакомым и даже изученным вдоль и поперек. Примелькался.

Это был последний город их спешного путешествия. Впереди еще неделя отдыха на Сицилии в одном из городов, название которого Наташе ни о чем не говорило, но все равно было грустно. Пляжный отдых – это уже совсем другое, он не имеет ничего общего с историей. Ей нравилось, как Максим рассказывал то, что знал об Италии из туристических отзывов, передач по ТВ и учебников. Он почти не использовал незнакомых терминов, а все используемые сразу же расшифровывал. Она даже спросила с замиранием сердца:

– А про Францию ты много знаешь?

– Про Францию? – Макс прикинул в уме. – С семнадцатого века примерно по середину девятнадцатого – много. Остальное эпизодически. Когда поедем во Францию, я тебе расскажу.

Слово «история» теперь обладало для Наташи особым смыслом.

– Кто я? – объясняла она мужу свою вечную задумчивость. – Вот ты Максим, потомок немецкого солдата Карла Веллера. Твоя бабушка осталась сиротой, но позже из плена вернулся ее брат. У твоей бабушки, кроме твоего отца, еще шестеро детей, но уже от другого мужчины. Твой отец мальчишкой пришел пешком через пол-России на Черное море. Вырос, был ужасным ловеласом, но встретил Машу, молоденькую семнадцатилетнюю девчонку. Случайно родился ты… Твой отец рассказывал мне про бабушку твоей бабушки! Пять поколений, Макс! А кто моя история?

– Я.

– Ты мое настоящее, а не история.

– Я твое прошлое, настоящее и будущее! А если тебя так интересует, кто были твои биологические родители, так ты же слышала эту историю!

– Цепочку из скольких человек прошла эта байка? Ты думаешь, в этой сплетне осталось много правды? Что за люди – мужчина и женщина, которые меня сделали? Что за люди, которые не приняли меня в свою семью? Они плохие? Почему они заставили отдать меня в детдом? Кто моя мать? Как ее зовут? Чем она занимается? Какие книги читает? Вспоминает ли она обо мне..? А, может, у нее все плохо? Может, ее жизнь похожа на ад? А кто мой отец? Спортсмен-пенсионер? Или спорт был его молодежным увлечением? У меня есть братья или сестры? Ведь наверняка есть, да? Мои половинки. Такие же люди, как я. Только, наверное, младше…

И, раскинув руки в стороны, то ли демонстрируя свое одиночество, то ли обращаясь к Небу, покусывая губу, чтобы не заплакать, и борясь с мимикой, едва не кричала мужу:

– Кто я?! Я так тоскую по той себе, которую не знаю! У меня должно быть другое имя, другая родословная!

– У тебя есть другое имя, – сообщил Максим. – Тебя Эвелиной назвали. А фамилия у тебя все равно моя, так что…

– Эвелиной? – перебила Наташа. Ее истерика на мгновение притормозила, уступая место новой информации. – Точно! Это именно то, что должно быть…

Как и полагается музыканту, она услышала звучание, и оно моментально вписалось в общий эмоциональный фон. Девушка растерянно смотрела вперед и шептала:

– Да. Это МОЁ имя, а не «Наташа». Эвелина.

– Не знаю никакой Эвелины, – возразил Макс. – Я полюбил Наталью.

– Она дала мне имя, она не собиралась меня отдавать… Она выбрала мне имя – с такой любовью и так точно, словно знала уже тогда, что я такая… Почувствовала…

– Наташа, – твердо сказал Макс, и девушка протерла пальчиком протекающие краешки глаз. – Ты именно с ЭТИМ именем – такая! Неординарная, сильная, честная. Ты актриса, у тебя будет еще столько имен! Разве в них дело?

Слезы текли совсем без стеснения. Максим взял свою девочку за руки.

– Малыш, я знаю, что это трудно. Потерпи.

Наташа была преисполнена такой любви и благодарности ему за поддержку и терпение, что хотела только одного – извиниться за то, что не может справиться самостоятельно.

– Как ты меня выносишь со всеми моими истериками? – спросила она виновато. Наташа выговорилась, и ей стало значительно легче.

– Я люблю тебя, – ответил Макс нежно. – Ты любила когда-нибудь?

8 день. Аэропорт. Переезд на курорт.

Италия – это то самое место на планете, где можно снова стать собой. Наташа здесь, как дома. Руины – это то, где ей сейчас комфортно, ведь она точно так же – на нуле, сломанная до основания.

Италия – это одна большая развалина, каждый раз смеялась Наташа, находя в новом городе очередные древние руины. И в аэропорту, пройдя регистрацию и купив на память книжку с картинками об античной архитектуре, удивлялась гравюрам:

– Остался только фундамент, как же люди смогли воссоздать на бумаге то, что было здесь так давно? Откуда они знают, что потолок выглядел именно так? Откуда они знают, где были окна?

– Главное, что есть, от чего отталкиваться, – рассуждал Макс. – Если осталось хоть что-то, значит, не все потеряно. Это я не только об архитектуре…

– Это Сицилия? – восхищенно восклицала Наташа, когда самолет уже заходил на посадку, сделав мягкий вираж над изумительным огромным островом с зеленым горным рельефом в обрамлении бирюзовых морей. Она еще сильнее прижалась лбом к иллюминатору, пытаясь разглядеть детали пейзажа. – А где мафия?

9 день.

Сколько раз все могло бы быть по другому… Наташа открыла глаза ранним прохладным утром, озираясь по сторонам, и первые несколько секунд пыталась объяснить себе, где находится. Незнакомая комната, незнакомая кровать… Незнакомое ощущение безвыходности. В начале путешествия она старалась не думать, а теперь старается – думать, как советовал Максим. Здесь это получалось лучше всего, потому что перед глазами не мелькали разнообразные «музеи» и не надо было куда-то бежать.

Проблемы бывают у всех. До этих пор Наташа считала, что и в ее жизни бывали проблемы: перебои с деньгами, перебои в отношениях с любимым. Но проблем не было. Сейчас кажется, что не было и самой жизни.

Она началась только здесь, на Сицилии.

В обед под жарким палящим солнцем, растянувшись прямо на бортике бассейна на мягкой подстилке, вздрагивала от внезапных прикосновений прохладных мокрых рук Максима. Когда она лежит на животе, он любит кусать ее пяточки, крепко схватив за щиколотки, чтобы не получить ногой в лицо.

Наташин мозг плавился с каждой секундой. Рассудок раздвоился надвое. Можно ли назвать семьей тех людей, для которых ты не имеешь веса, для которых твое личное мнение – просто исключено? «Кто я?» – упорно ветвилось в Наташиной голове. Действительно ли талантливая актриса, или это просто начало звездной болезни? «Где мое место?» – вторила другая часть разума. Она постоянно требует свободы, но, наоборот, комфортно себя чувствует, когда Максим ведет ее за руку по городам, или крепко держит, как сейчас. В Париже она составляла французский план своей жизни после института, в глубине души понимая, что жить по этому плану не хочет. И заводить детей боится, потому что это тоже отнимет у нее свободу… А ведь ее «свобода» – просто иллюзия. Мираж, созданный Максимом специально для нее.