Текст книги "Зов Колдовского ущелья"

Автор книги: Диана Марселлас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

– Ваша светлость! – воскликнул Ландрет. – Да что вы такое говорите? – Его лицо приняло выражение оскорбленной добродетели. – Я – верный лорд Ярваннета. Мой отец…

– …был единственным ярваннетским лордом, не присоединившимся к восстанию графа Пуллена, – закончил его фразу Мелфаллан. – И таким образом в отличие от остальных сохранил свои земли, когда мой дед подавил мятежников. Мне все известно о твоем семействе и его верности, Ландрет.

Миновав короткий коридор, Мелфаллан вошел в просторный верхний зал. Проходя мимо широкого окна, он приостановился и выглянул в него, чтобы проверить угол падения лучей обоих дневных светил и определить время.

Начальник порта Эннис всегда являлся раньше назначенного часа и скорее всего никогда не задумывался, что своим особым прилежанием всегда делал более заметными опоздания графа.

– Полагаю… – опять проскулил Ландрет, переполняя чашу терпения Мелфаллана.

Граф резко повернулся к нему и проревел, не в силах сдерживать кипевшее раздражение:

– Довольно! Я встречусь с капитаном, когда сочту это нужным!

Ландрет, оторопев, открыл рот и округлил глаза, потрясенный тоном Мелфаллана – столь неподходящим ситуации, столь неподобающим графу в отношении верного лорда, желающего помочь. Мелфаллан мог бы хлестко оценить реакцию своего придворного, но взял себя в руки и смолчал. Он прекрасно понимал, что Ландрет просто провоцирует его своей притворной игрой и нескончаемым нытьем.

– Как вам будет угодно, ваша светлость, – мягко и кротко ответил Ландрет, демонстрируя свое благородство и непомерную терпимость.

– Верно! Я поступлю так, как мне будет угодно! – отрезал Мелфаллан, повернулся спиной к Ландрету и решительно зашагал дальше, усмиряя свой гнев.

– Я готов обсудить с вами этот вопрос позже, когда вы придете в лучшее расположение духа, – заботливо крикнул вслед графу Ландрет.

Мелфаллан чуть было не споткнулся, но заставил себя не обращать внимания на последнюю реплику придворного.

«Я мог бы засадить этого льстеца в темницу, – раздраженно размышлял Мелфаллан. – Мне ничего не стоит связать его и вышвырнуть за пределы замка. С каким удовольствием я собственноручно утопил бы его и уничтожил его шикарные наряды! Все это в моих силах, но… Но, оказавшись в сырой темнице, этот мерзавец не перестанет быть сыном и наследником лорда Садона. Герцог Теджар только порадуется, когда к нему обратятся за оказанием законной помощи».

Мелфаллан нахмурил брови, увидев у входа в зал изумленную и растерянную горничную, и жестом приказал ей исчезнуть. Затем испытующе взглянул на стражника. Тот почтительно отдал честь и ни единым движением не выказал ни смущения, ни недоумения, словно слышать, как графы орут на своих лордов, – для него привычное дело.

«Отличный воин! Молодец!» – порадовался про себя Мелфаллан, спустился по лестнице и свернул в длинный широкий коридор с арочным потолком и белыми стенами. Он знал, что опаздывает на встречу с Эннисом, тем не менее шел неторопливо, любуясь сквозь многочисленные окна на блестящее море.

Одно из окон в металлической раме было раскрыто, через него в коридор проникал свежий солоноватый бриз. Мелфаллан остановился, вдохнул пьянящий воздух, подставляясь прохладному ветру, позволяя ему трепать свои светлые волосы.

Внизу простирался порт Тиоль. На переливающейся в свете двух солнц сине-зеленой воде плавно покачивались морские суда, по набережной сновали спешащие по делам люди. Его предки Коуртреи были лордами Тиндаля – северного графства речных долин и низменных холмов. Сам Мелфаллан родился и вырос в Ярваннете, на океанском побережье, и не переставал гордиться этим. Хотя знал, что близость к океану бывает крайне опасной.

Пять лет назад, в первый год их супружества с Сари, в Ярваннете в который раз хозяйничала чума. Жена Мелфаллана едва выжила в ту страшную зиму, но их первенца, которым была беременна, потеряла. Потом, к ужасу их обоих, последовало еще три выкидыша. Сари долгое время отказывалась думать о четвертой беременности. Прошли долгие месяцы, после чего она наконец решилась на этот шаг. Сейчас они опять ждали ребенка, непременно мальчика. По законам аллемани передать правление девочке или кузену Ревилу Мелфаллан мог лишь с одобрения герцога, а Теджар, естественно, не дал бы своего согласия.

Мелфаллан мечтал о сыне, думы о нем, надежды не покидали его ни днем, ни ночью. С ними он связывал планы на будущее, они влияли на принятие любого его решения. Отсутствие у него сына подкрепляло тайное стремление графа Садона и других придворных герцога Теджара занять однажды его место в Ярваннете. Это беспокоило советников Мелфаллана, но они обладали достаточным благоразумием, чтобы не слишком часто напоминать о своих тревогах графу. Без сына будущее Мелфаллана казалось размытым и неопределенным, а его качества как правителя блекли.

«Мне нужен сын, который принял бы на себя ответственность за владения Коуртреев в Ярваннете, – думал Мелфаллан, глядя из окна на красивый пейзаж. – Сын, который сделал бы Сари счастливой».

Их брак представлял собой политическую сделку. Решение было принято другими. Мелфаллан не любил супругу, но она привлекала его своей красотой и кроткими манерами. Сари тоже не питала к мужу особенных чувств – они, как это обычно предполагалось в подобных случаях, должны были развиться в ней со временем. И Мелфаллан надеялся, что полюбит жену, уже теперь он относился к ней с трепетом и нежностью.

Сари выросла в Мионне – более древнем, чем Ярваннет, графстве, объединявшем в себе несколько земель. Двор Мионна отличался консервативностью, и девочки, взращенные при нем, четко знали свое место. Мать Сари хорошо воспитала свою дочь. Слишком хорошо, думал Мелфаллан.

Поэтому-то Сари избегала проявления непристойных страстей даже на супружеском ложе. Неприятностей она старалась не замечать, делая вид, что ничего не случилось. К политике и торговле не проявляла ни малейшего интереса в противовес своему мужу. Все, что относилось к управлению, по мнению Сари, касалось лишь Мелфаллана и его советников, она же посвящала все свое время некоторым хозяйственным делам, дружбе с придворными дамами и подобающим благородной особе искусствам. Когда Мелфаллан пытался поделиться с женой текущими проблемами, она мило улыбалась и слушала его с большим вниманием, но не говорила ни слова.

Его тетка Ровена, вдовствующая графиня Аирли, не признавала подобных правил – правил, ограничивающих права женщины. Потеряв мужа несколько лет назад, она правила графством как регент своего десятилетнего сына, юного графа Акселя, правила смело и решительно и не раз вступала в спор с герцогом Теджаром и другими лордами, считавшими, что она занимается неподходящим женщине делом. Сари заявляла, что восхищена Ровеной, и Ровене нравилась Сари, но Мелфаллан сознавал: его жена не понимала его грозной тетки.

«Понимает ли она меня? – еще и еще раз задумывался Мелфаллан, размышляя о взаимоотношениях с женой. – Хотя бы немного?»

Иногда ему казалось, он разговаривает с супругой сквозь плотный занавес, и она улавливает лишь отдельные звуки из сказанного им, а главного вовсе не видит.

На третьем году женитьбы Мелфаллан вступил в связь с одной из симпатичных служанок по имени Бронвин. Несколько месяцев спустя у нее родилась дочь, и не исключено, что отцом малышки являлся именно он, хотя в тот период у Бронвин было много других любовников – она пользовалась огромной популярностью среди придворных мужчин. Позднее у нее появился муж, городской пекарь, и их семья выглядела вполне счастливой. Время от времени Мелфаллан посещал Бронвин и ее темноволосую дочку в булочной, проверяя, как им живется, но ребенок вовсе не походил на него, поэтому всерьез задуматься об отцовстве ему так и не довелось.

Возможно, Сари догадывалась о его связи и вероятных ее последствиях, но, по-видимому, находила эту тему слишком неприятной и никогда не заговаривала об этом с мужем. Мелфаллан еще не раз встречал среди придворных дам симпатичных и соблазнительных, но завоевать их расположение не представляло для него никакого труда, поэтому он даже не пытался овладеть ими – они не вызывали в нем интереса. Ни одна из дам не смогла бы ответить отказом своему господину, и большинство мужчин благородного происхождения рано или поздно узнавали об этом. Некоторые из них беспрепятственно пользовались своим положением. У Мелфаллана имелось достаточно здравого смысла, чтобы не злоупотреблять благоговением жен и дочерей придворных, но время от времени он все же прибегал к их услугам.

К сожалению, Сари мирилась с происходящим. В Мионне подобное поведение супруга считалось нормальным и должно было рассматриваться женой как неизбежность. В их краях полагали, что жена обязана принимать измены мужа безропотно и покорно. Поэтому Сари не жаловалась, не угрожала и не протестовала, а, как обычно, мирилась с судьбой, уверенная, что в этом состоит ее священный долг. Иногда Мелфаллану хотелось, чтобы Сари обвинила его, назвала теми словами, которых он заслуживал, чтобы принялась бить посуду и устроила скандал, но он точно знал, что не дождется ничего подобного. И в этом не было ее вины: Сари считала, что поступает абсолютно правильно. Он прощал ей притворство.

«Мне нужен сын, – вновь и вновь думал Мелфаллан, – который сделал бы Сари счастливой, несмотря на то, что муж ей достался не из лучших!»

Тень пролетавшей мимо чайки нарушила ход его мыслей, граф внезапно вспомнил о терпеливо ожидавшем его на зубчатой стене Эннисе и, расстроено фыркнув, направился к широкой арке на верхний уровень замка.

У выхода другой стражник с копьем отдал ему честь. Мелфаллан одобрительно кивнул: выправка, бесстрастный взгляд и безупречный вид воина изрядно порадовали его. За подготовку войска сэром Микеем можно было не беспокоиться: он прекрасно тренировал своих солдат, снимая с плеч графа одну из забот, и хотя о готовности к войне говорить пока не приходилось, охрана замка вполне удовлетворяла Мелфаллана.

Ветераны Тиндаля, которые помогли Одрику одолеть Пуллена, к настоящему моменту давно ушли в отставку или даже скончались, но молодые воины, обучавшиеся в мирное время, вполне соответствовали их уровню подготовки. Принимая во внимание враждебный настрой Теджара, сначала по отношению к Одрику, потом – к Мелфаллану, правители Ярваннета должны были настраиваться на войну.

Мелфаллан вышел на свежий воздух, на дорожку шириной в тридцать футов, простиравшуюся по всей длине крепостной стены. На удалении в нескольких ярдах от него стоял, глядя на гавань, начальник порта. Заслышав шаги графа, он повернул голову и отвесил неуклюжий поклон, смущаясь и краснея. На протяжении долгого времени этот человек был обыкновенным рыбаком, но граф Одрик назначил его начальником порта Тиоля за умение и ловкость. В детстве Энниса не обучали хорошим манерам, но нынешнее положение требовало от него соблюдения этикета, и из уважения к графу он прилагал все усилия, чтобы не показаться грубым и неучтивым.

– С добрым утром, Эннис! – приветствовал его Мелфаллан.

– Ваша светлость!

Начальник порта согнулся в повторном неловком поклоне, металлический знак придворного на его мощной груди весело блеснул в свете солнце. Мелфаллан добродушно махнул ему рукой, давая по обыкновению понять, что формальности излишни. Эннис ответил необычно белозубой для рыбака улыбкой.

– Я постоянно тренируюсь делать поклоны, – торжественно сообщил он, подозрительно походя в этот момент на помпезного главного дворецкого Мелфаллана. Два этих человека никогда не ладили друг с другом и даже не пытались сделать вид. – Надеюсь, лорд оценит мои старания.

– О Эннис! – Мелфаллан хлопнул начальника порта по плечу. – Я все принимаю к сведению. Но полагаю, твои усилия напрасны. Отвешивать поклоны столь же излишне для тебя, как для меня – знать толк в вышивании.

– Вышивание – красивое искусство! – заметил Эннис.

– Высокие манеры – тоже. Но это вовсе не означает, что мы с тобой обязаны демонстрировать подобные умения друг перед другом, согласен? – Мелфаллан подмигнул подчиненному.

– Согласен, ваша светлость!

Рыбак довольно крякнул, и оба они как по команде повернулись в сторону гавани. Там, внизу, покачивались в спокойных блестящих волнах пять рыбацких кораблей и несколько небольших суденышек. Остальных не было – в столь тихий и солнечный день все рыбачили в неглубоких прибрежных зонах. На мачте одного судна развевалось золотистое знамя герцога, напоминая Мелфаллану о недавнем разговоре с Ландретом.

«Разберусь с Бартолом позже», – раздраженно подумал граф.

Оба солнца достигли зенита, и белые стены замка отбрасывали теперь двойные тени. Люди в порту, окончательно проснувшиеся, оживленно сновали туда-сюда. С правой стороны по широкой дороге, ведущей к замку, тоже сновал народ, поднимая клубы пыли, уносимые свежим ветром.

Мелфаллан проводил взглядом дозорный отряд с блестящими копьями, марширующий на пост, ровный ряд повозок с провизией, движущихся вверх к замку. Он посмотрел дальше: на холмы, опоясывающие небольшую тиольскую бухту, покрытые неровными квадратами злаковых полей, на прибрежные горы на горизонте, густо поросшие лесами.

«Мне нужен сын! – пронеслось в голове Мелфаллана. – Сын, которому я передал бы все это».

Согласно преданиям, сохранившимся со времен Основания, аллемани жили когда-то на другом побережье – в западных теплых и плодородных землях. Они делили территорию с другим народом и постоянно воевали с ним. То были несерьезные войны, скорее спортивные, нежели завоевательные. Всем живущим в тех далеких краях вполне хватало тепла и пищи. Аллемани, управляемые Верховными лордами, которых сами же выбирали, мирно рыбачили и охотились, радовались достатку и благополучию до тех пор, пока не случилась беда.

Однажды прибрежную часть моря заполнили цветущие водоросли, губя все живущее в воде. Южные соседи аллемани охваченные паникой из-за моря, напали ночью на их поселения, жестоко грабя и убивая хозяев. Уцелевшие аллемани под предводительством двух Верховных лордов сели на корабли, погрузив с собой все, что смогли спасти, и храбро вышли в открытый океан в поисках нового пристанища, оставляя позади смерть и войны.

Они проплыли тысячи миль, ориентируясь на нить островов, тянувшихся вдоль северного берега океана, но встречали на пути лишь промерзшие мертвые земли, где никто не жил. Океан кишел жизнью, давая пищу и надежду.

Беглецы сделали остановку, причалив к одному из покрытых льдом берегов, чтобы передохнуть, отремонтировать суда и опробовать почву, но примерно через год отправились на дальнейшие поиски.

«Что, интересно, чувствовали мои далекие предки, когда зеленый берег Брайдинга показался с восточной стороны? – размышлял Мелфаллан. – То же ли самое, что испытываю сейчас я? Или нечто большее?»

– Уловы в океане за последнюю неделю прекрасные, – заговорил Эннис с едва уловимым упреком, прерывая ход мыслей графа.

Мелфаллан взглянул на начальника порта и улыбнулся. Практичный Эннис не понимал его рассеянности и задумчивости, но пытался не выказывать своего раздражения.

– Прости, Эннис. Я тебя слушаю. – Мелфаллан сосредоточился.

– Спасибо, ваша светлость, – ответил, фыркнув, Эннис. – Как я уже сказал, океанские уловы отличные. В Сарандоне и Эври началась миграция осетра, но рыбаков преследуют гомфреи – идут вверх по течению. А рыбы много.

– Сколько гомфреев? – спросил Мелфаллан.

Огромные морские змеи, обычно доброжелательно настроенные по отношению к людям и их судам, время от времени впадали в бешенство в период ежегодной охоты и атаковали рыбацкие лодки.

– Пока их только двое, – ответил Эннис. – Один футов шестьдесят длиной, другой – больше сотни. Тот, что побольше, опрокинул баржу с пшеницей, а потом сожрал всего осетра, который кинулся поедать зерно. Неплохо позавтракал: заглотил штук сорок рыбин, обильно приправленных пшеничкой. А вы до сих пор утверждаете, будто у этих тварей нет ума.

– Я никогда не утверждал, что у них нет ума, – спокойно заметил Мелфаллан. – Я говорю, что это еще не доказано.

Эннис хмыкнул.

– По-моему, это одно и то же. – Он засунул руку во внутренний карман жилета и извлек оттуда сложенные во много раз листы бумаги. – Я принес вам письменные отчеты, как обычно. Сезон улова пока не закончен, ваша светлость.

– Будем надеяться, он еще порадует нас, мастер Эннис, – сдержанно ответил Мелфаллан.

– Да помоги нам Океан!

Граф взял бумаги из рук Энниса и бегло просмотрел их. Ему в голову вдруг пришла неплохая мысль: спросить у начальника порта, что он думает о Бартоле. Северный корабль стоял в порту уже три дня, за это время Эннис наверняка узнал о госте что-нибудь полезное, а Мелфаллан доверял его мнению. Старый моряк обладал исключительной наблюдательностью и никогда не боялся говорить правду.

– Сколько времени находится в наших краях капитан Бартол? – спросил Мелфаллан, переводя разговор в другое русло.

– Несколько дней, – незамедлительно ответил Эннис, словно ожидал подобного вопроса. – Говорят, сначала он побывал в Назеби.

Оба посмотрели на корабль Бартола. Его знамя колыхалось на ветру, а на палубе суетились матросы. Вдруг в носовой части показалась чья-то фигура – золотистые воротник и пояс человека празднично блестели в свете солнц. Сомнений не было – сам капитан вышел проверить ветер.

– Элегантный корабль, – протяжно произнес Эннис. – Одно из лучших судов герцога. Тросы аккуратно уложены, краска свежая. Матросы опрятные, в добротных рубахах и парусиновых брюках. Держу пари, они вообще не рыбачили по пути, поэтому и остались такими чистыми.

– Снаряжать корабль и не ловить рыбу? Что им, интересно, нужно?

– Вы, мой граф. Что же еще? – Эннис прищурил глаза. – Герцог Теджар прислал очередного шпиона, чтобы тот поразнюхал важных сведений и сбил вас с толку. В Назеби этот Бартол везде совал свой нос, хотел встретиться с лордом Ревилом, но тот, само собой, отказал ему, послав его сначала к вам. Говорят, он щедро платит за еду, покупает рыбакам эль, короче говоря, старается быть на виду. Устроил переполох на пристани в Назеби – заявил, что видел ведьму шари'а.

– Кого? – Мелфаллан резко повернул голову.

Эннис пожал плечами:

– Ведьму. Колдунью из легенды. По его словам, она стояла прямо перед ним, пытаясь опутать его своими проклятыми чарами. Он поднял тревогу, переполошил народ. Рассказывают, люди бегали как ошпаренные, кричали и таращили глаза, но потом к ним вернулся разум.

Мелфаллан нахмурил брови. Он ничего не слышал об этой истории и не понимал, почему Ландрет даже не упомянул о ней в разговоре с ним.

– Но ведьм шари'а больше нет, может, их вообще не существовало.

– Многие уверены, что они жили когда-то в здешних местах, ваша светлость, я слышал, даже в ваших исторических книгах написано о них. Или вам нужны доказательства? – поддел графа Эннис.

Мелфаллан перенял от Одрика забавную привычку спорить с Эннисом о гомфреях и многих других вещах, касавшихся графства.

– Я скорее поверю, что гомфреи способны мыслить, чем в то, что среди нас есть ведьмы.

Он помолчал немного, внезапно задумавшись.

– А зачем, по-твоему, Бартолу понадобилось распускать подобные слухи? С какой целью он сделал это?

– Может, он и впрямь видел колдунью? – Эннис повел носом. – Ветер меняется.

– Подожди, Эннис. Ты, верно, шутишь, – пробормотал Мелфаллан.

– Я думаю, Бартол мог видеть колдунью, – решительно произнес начальник порта и выдержал многозначительную паузу. – Представьте себе, как отреагировал бы на это герцог Теджар.

Он замолчал, внимательно вглядываясь в лицо графа, давая возможность подумать над его словами.

Мелфаллан прекрасно понимал, что имеет в виду Эннис. Верховные лорды несли ответственность за соблюдение законов, в том числе тех, что запрещали колдовство. Сам факт обнаружения на территории его графства ведьмы уже мог означать серьезное упущение. Мелфаллан рассматривал сотни возможных вариантов заговора со стороны Теджара, но совсем позабыл о шари'а. Ему вспомнилось вдруг, как несколько лет назад графиня Ровена, ненавидевшая герцога, приютила у себя женщину, обвиняемую в использовании магии. Дело закончилось судом, который признал обвиняемую безумной и оставил ее в покое.

– М-да, – задумчиво произнес Мелфаллан.

– Вот именно! – Эннис озабоченно сдвинул брови. – Бартол – опасный человек, ваша светлость. Это не очередной глупыш-придворный Теджара, приехавший сюда с претензиями. Этот тип прибегнул к хитрой уловке – подключил наш народ для содействия герцогу.

– Ты с ним встречался? – поинтересовался Мелфаллан.

– Пока нет. И не собираюсь этого делать, если позволите. Пусть лорд Ландрет привечает его, кормит и поит. Они быстро найдут общий язык.

Эннис разделял мнение Мелфаллана в отношении Ландрета, но, будучи человеком тактичным, позволял себе высказываться о нем лишь графу.

– Надо бы сплести корзину для гомфреев. Спрятали бы их там на время.

– Корзина для гомфреев, – протяжно повторил Мелфаллан, забавляясь представшей перед глазами картиной. – Воображаю, как бы выглядела эта штуковина!

Молодые гомфреи, охотившиеся за осетром в реках, достигали длиной в среднем сотни футов. А те, которые изредка встречались рыбакам в море, по их словам, были в пять раз длиннее.

– Но такую корзину нужно сделать. – Эннис усмехнулся и подмигнул графу. – Если бы только она помогла решить проблему!

– Верно, – согласился Мелфаллан. – А видел ли еще кто-нибудь эту колдунью?

– Не знаю. Очень бы не хотелось, чтобы какая-нибудь несчастная девочка из Назеби пострадала, если Бартол вздумает указать на нее. Обвинить легко, а потом не отделаешься от грязи. Даже если впоследствии будет доказано, что она не виновата, люди не забудут этой истории, а ее жизнь уже не станет прежней. – Эннис покачал головой.

– Ведьмы, разгуливающие в Назеби, – задумчиво произнес Мелфаллан. – Только этого мне не хватало!

– Не приведи Океан! – Начальник порта понимающе кивнул.

– А ты веришь в шари'а? – полюбопытствовал Мелфаллан, испытующе глядя в глаза Эннису.

– Не встречал ни разу в жизни, – грубоватым тоном ответил моряк. – Вот гомфреев видел, в них и верю. – Он смущенно замолчал, сожалея, что опять позволил себе подобную шутку. – Полагаю, вы хотите услышать честный ответ. А я не знаю, что сказать. Существует множество историй, но они рассказывают невероятные вещи об этих шари'а: сверхъестественные, странные силы, зло и грех. Болтают, будто шари'а навлекают на нас «ведьмино дыхание», но разве человек способен, будь он обычным смертным или колдуном, лишать людей жизней, подобно божественной Морской Царице? Непонятны мне и существующие у нас законы. Они велят уничтожать шари'а, в то время как убийство считается, согласно этим же законам, страшным грехом. – Эннис медленно покачал головой. – Я действительно затрудняюсь ответить на ваш вопрос, ваша светлость. В любом случае, если эти шари'а существовали здесь когда-то, их давно уже нет. Они исчезли в те времена, когда корабли с нашими предками только причалили к этим берегам.

– Легенды… Легенды оживают, – пробормотал Мелфаллан.

– Гомфреи умеют думать, – сказал Эннис. – Что бы вы ни говорили, мой граф. А в Назеби, быть может, скрывается ведьма, настоящая или нет. Ей вовсе не обязательно быть шари'а, чтобы герцог Теджар воспользовался ею. Помните, сколько проблем возникло у вашей тетки в Аирли из-за той молодой женщины? О ней до сих пор ходят разные слухи. Вам следует подумать о возможном развитии событий и о своей защите. – Эннис мрачно улыбнулся. – Знаете, я давно заметил одну особенность Верховных лордов: большинству из них свойственно считать, что мир обязан плясать под их дудку и подстраиваться под их личные желания. Время от времени я напоминал об этом вашему деду, и он благополучно справлялся с искушением вести себя подобным образом. Я очень не хотел бы, чтобы мой молодой граф заразился когда-нибудь этой «благородной болезнью».

– А что, пока ты не видишь во мне ее проявлений? – с улыбкой спросил Мелфаллан.

– Пока нет, – просто ответил начальник порта. – А насчет шари'а я не могу сказать ничего определенного. Быть может, повстречаю когда-нибудь ведьму, тогда и решу, как относиться к этому народу. А сейчас… Сейчас я могу с уверенностью заявить лишь одно: уловы у нас отличные. – Он помолчал, напряженно и нервно размышляя о чем-то. – А с этим Бартолом вам все же придется встретиться, мой граф.

– Да, я не могу проигнорировать шпиона Теджара, так как обязан соблюдать элементарные правила приличия.

На протяжении следующего получаса Эннис увлеченно наблюдал за происходившими в порту событиями и время от времени отвечал на возникавшие у Мелфаллана вопросы по ходу прочтения письменных отчетов. Распрощавшись с графом, начальник порта отправился в док.

Как и предчувствовал Мелфаллан, его уже ожидал Ландрет.

– Мой граф, я протестую! – Его желтоватое лицо выражало тревогу. Он преградил дорогу Мелфаллану и всплеснул пухлыми руками. – Вы должны принять капитана Бартола.

На этот раз Мелфаллану удалось скрыть раздражение. Ему предстояло еще многому научиться.

«Ничего, скоро я наберусь опыта», – сказал он себе.

Брилли сидела на том же месте уже целый час, наблюдая за ходом мыслей прохожих, за направлением ветра, прислушиваясь к шуму моря, терпеливо ожидая Зова. В первые годы использования дара она иногда воображала, что слышит Зов, или путала его с чужими думами. Колдовство всегда действовало по собственной воле. Однажды, это было на втором году ее магической практики, оно и вовсе покинуло Брилли. В первые дни она, охваченная тихой паникой, просто ждала его возвращения и читала пещерные книги и дневники в надежде найти объяснение случившемуся. Из записей было ясно, что многие из ее предшественников переживали нечто подобное, но все они так болезненно переживали потерю дара, что заканчивали вести дневники.

Прошли недели, месяцы, и Брилли уже почти привыкла к мысли, что должна жить обычной жизнью, обычными мирскими заботами, тщетно пытаясь уверить себя, что так будет даже лучше. Неожиданно колдовство вернулось к ней и с тех пор больше не исчезало. По каким причинам оно уходило, в связи с чем опять появилось – ответов на эти вопросы она так и не нашла.

Скорее всего дар каждого подчинялся особым правилам, отличающимся от других, и поэтому невозможно вывести определенные закономерности и технологии, согласно которым ботало Колдовство. Брилли воспринимала мысли всех попадавших в поле ее зрения людей, ее сознание могло проходить сквозь стены, огибать углы, если она того желала. А стены пещеры не позволяли ей уловить даже разговоры рыбачивших у соседних островов мужчин. «Почему?» – не раз задавалась девушка одним и тем же вопросом.

Ее собственный мозг был весьма восприимчивым – Брилли ощущала, что волнует окружающих, какие эмоции они переживают. Но этим ее таланты не ограничивались. Она могла немного изменить ход мыслей человека, затуманить его сознание, отвлечь внимание. Влиять на мозг посторонних не нравилось Брилли – эта сфера колдовства доставляла ей определенный дискомфорт. Она предпочитала наблюдать и прислушиваться, не вмешиваясь и никого не пугая. Хотя многие из ее предшественников действовали иначе. Возможно, этим-то они и вызвали ненависть аллемани, которая, в свою очередь, породила страшные законы. Лишь иногда, как в случае с капитаном Бартолом, Брилли приходилось прибегать к одной из уловок: она воздействовала на чье-либо сознание, главным образом для того, чтобы получить возможность спастись от неприятностей. Хотя такая хитрость небезопасна: люди могли понять, что происходит.

Брилли не понимала тех методов и средств, при помощи которых лечила людей, знала лишь несколько правил, заученных в ходе практики. Если больному требовалась серьезная помощь, ее колдовство ослабевало и оставалось в таком состоянии на протяжении некоторого времени. В этот период она словно бы врачевала саму себя. Иногда у нее получалось оградиться от восприятия чужих мыслей, но случалось и так, что поток внутренних голосов буквально захлестывал девушку, и она убегала от него в свою пещеру. Это была бесконечная игра, непрерывный процесс наблюдения и изучения. Постепенно ей удалось научиться воспринимать умение лечить людей и магические способности как единое целое.

«Каждый из нас находит особое утешение, особый мир, – писала Тора. – Раскрывает для себя свой дивный дар. Мы должны гордиться тем, что имеем».

Брилли мысленно рисовала себе облик Торы Джоданн – ее лицо, фигуру. Она представляла, что слышит голос Торы – это получалось настолько реальным, что порой казалось, они были знакомы и когда-то встречались. В своих мечтах Брилли подолгу разговаривала с Торой как со старым другом. Она представляла, как сидит с ней в библиотеке, плывет в лодке, как идет с ней рядом по широкой дороге. Быть может, кто-то посчитал бы эти мечты глупыми и непонятными выдумками, но они вносили уют в одинокую жизнь Брилли.

Тора оберегала тех же людей – жителей побережья Ярваннета, о которых заботилась теперь Брилли. Тот самый народ, который несколько столетий назад явился в эти земли и возненавидел ее собственных предков, а затем истребил их. Но Великое Бедствие было вызвано не Гармоном и не Кларой, никем из простого милого люда, окружавшего теперь Брилли, но их предшественниками. Тора не раз подчеркивала это в своих записях.

Мнения других обитателей пещеры разделялись: кто-то категорически не соглашался с Торой, кто-то высказывался о ее рассуждениях одобрительно. Некоторые колдуньи заявляли, что обязаны бороться с завоевателями и истреблять их при любой возможности. Одна колдунья, проникшая в замок Ярваннет под видом целительницы, отравила графа, дав ему ядовитого масла, а потом злорадствовала, описывая случившееся дневнике. Ее записи вскоре оборвались, и Брилли подозревала, что она погибла не от рук аллемани. Скорее всего ее убил Монстр. Любой чудесный дар может быть извращен. Монстр служил наказанием для колдуний шари'а.

Брилли могла выбирать: или лечить, или не лечить. А задумываться о продолжении борьбы, которую шари'а проиграли много лет назад, ей даже не хотелось. Изменить прошлое уже не могла ни она, ни Гармон, ни Клара, ни даже сам граф Мелфаллан. И стоило ли мечтать об уничтожении аллемани? Что осталось бы в итоге? Искалеченная безлюдная земля, уставшая от смерти и насилия, посещаемая призраками? Нет, шари'а наверняка пожелали бы своему краю лучшей участи.

Примерно так рассуждали в своих дневниках рьяные защитники Торы. Душу Брилли же иногда посещали сомнения. Должна ли она простить окончательно людей, истребивших когда-то ее народ? Верно ли действовала, врачуя их и возвращая к жизни? Не являлось ли это предательством по отношению к замученным предкам? Быть может, исполненная ненависти женщина, отравившая однажды графа аллемани, поступила правильно? И как изменились бы ее собственные принципы, попадись она однажды в плен?