Текст книги "Книга драконов"
Автор книги: Диана Гэблдон
Соавторы: Диана Уинн Джонс,Джонатан Страуд,Танит Ли,Тэд Уильямс,Гарт Никс,Гарри Норман Тертлдав,Питер Сойер Бигл,Джейн Йолен,Кейдж Бейкер,Наоми Новик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)
На этом монументе физической мощи положительно терялись жалкие следы его, Нитца, рукоделия: повязки, наложенные здесь и там, и рваные шрамы в местах, где расползлись неудачно сделанные им швы. Выглядело все это не результатом лекарских усилий, а просто-таки надругательством над совершенством.
Впрочем, хорошенько задуматься на эту тему Нитцу не удалось. Глаза его заполонила чернота – это Мэдди швырнула ему свое одеяние.
– Штопать пора, – сказала она.
Он выпутался из широченных полотнищ как раз вовремя, чтобы увидеть, как она сдергивает головной убор монахини, вываливая на спину обильную гриву спутанных каштановых волос. Нитц поймал шапочку удачнее, чем облачение, и возблагодарил про себя неведомого святого, присматривавшего за портными: капор был крепкий, и она его не порвала. А то был уже случай, когда он его несколько месяцев потом восстанавливал.
– Тебе не приходило в голову купить хоть рубашку или что-то такое? – спросил он, сворачивая одеяние и засовывая под мышку. – Меньше внимания привлекало бы.
– А с чего бы мне стараться привлекать меньше внимания?
– Ну, драться меньше пришлось бы.
Она только моргнула, не слишком понимая, в чем дело.
– Я хотел сказать – мне пришлось бы драться поменьше. А кроме того, здесь, в королевстве, женщины одеваются в соответствии с цивилизованными приличиями.
– «Цивилизованность» – понятие относительное.
– В смысле?
– В смысле, у кого лучше оружие, тот и начинает всем объяснять, что такое цивилизация.
– А-а…
– Рубашка может загореться, – ответила она, поудобнее перехватывая топор. – Если мы идем убивать дракона, мокрая кожа лучше защитит от огня.
– Мы? Какие еще «мы»?
– Так ты что, не идешь?
– Иду, как же иначе, но я думал, что драться будешь в основном ты. – Нитц кашлянул. – Ну, как обычно.
– Прячешься за спиной женщины, – хмыкнула Мэдди. – То-то твой папаша гордился бы.
– Может, и гордился бы, – сказал Нитц. – Если бы видел, за каким чудищем, ошибочно называемым женщиной…
Спускаясь с холма, Нитц подумал, что эти последние слова были не так уж верны. Папенька уж точно не обрадовался бы, увидев, как он поспевает за размашисто шагающей северянкой. Впрочем, возможная ругань Нитца не особенно беспокоила. Он успел обрасти достаточно толстой шкурой. И больше не обращал внимания на оскорбления и насмешки, густо сыпавшиеся на него от встречных всякий раз, когда Мэдди не слышала. И не могла тотчас дотянуться.
Другое дело, что отец обыкновенно выражал свое недовольство отнюдь не словами.
– Ну так и где последний раз видели этого дракона?
– На западе, если карта не врет, – сказал Нитц.
– Отлично, пошли.
– Так мы все говорим.
Дорога перед ними тянулась вдаль без конца. Через холмы и леса, покрывавшие покинутую богом страну. Позади простирала свою тень церковь отца Шайцена, пряча от Божьего ока постыдно мирные земли. А сверху за Нитцем следил немигающим каменным взглядом его отец.
– Слушай, я понимаю, что вроде как накосячил, но это было добросовестное заблуждение.
Армеция не слушала.
– Ну нельзя же меня за это винить!
Армеция его за это винила.
– Во имя Божьей любви! – простонал Леонард. – Позволь хоть положить этот проклятый валун!
Она обратила на него взгляд, в котором мешались лед и адская сера. Леонард, скрючившись, удерживал на себе обломок скалы. Презрительно фыркнув, Армеция отвернулась и небрежно махнула рукой.
– Разрешаю, – сказала она. – Но только до тех пор, пока не подыщу что-нибудь потяжелее! – И пальчиком указала вниз. – Ленни, положи.
Валун гулко бухнулся наземь. Рыцарь выпрямился, и позвонки щелкнули, становясь на места. Армеция нахмурилась, но причина была не в нем, а в ней самой. Она понимала, что продолжает это делать без какой-либо внятной причины. Он уже успел превзойти всякую боль.
«Ты способна воскресить человека из мертвых, но не можешь вылечить больную спину, – ругнула она себя. – Вполне заслуживаешь костра. – Она потерла плечо. – Ну по крайней мере, хорошего подзатыльника».
– Честно, я вообще не пойму, что ты так разволновалась, – сказал Леонард. Он повел шеей, и та затрещала еще громче спины. – Я всего лишь твоим приказаниям следовал! – Он воздел палец, подчеркивая сказанное. – Закон первый: защищать полукровку.
– А второй?
– Следует за первым.
– Закон второй, – с тихим бешенством повторила она, – гласит: защищай книгу! Поскольку упомянутая полукровка к ней некоторым образом неравнодушна! Кто знает, что они там теперь с ней делают?!
Мысль о том, что нежные страницы сейчас, возможно, листают чьи-то грязные лапы, а крысиные глазки кощунственно обозревают каллиграфически выписанный текст, заставила ее содрогнуться.
«Это в лучшем случае, – напомнила она себе. – Если книгу вообще не сожгли».
– Значит, – сказал Леонард, – надо было тебе проявить больше прозорливости.
– И ты туда же! Готов от меня отвернуться!
– Я-то не отвернусь. Я просто к тому, что это была твоя ошибка.
– Моя ошибка? – Она надула губы. – Значит, я виновата, что меня хотели сжечь на костре?
– Начнем с того, что тебя все-таки не сожгли, – откашлялся Леонард. И показал ей два пальца. – А кроме того, сделала ты или не сделала с их ребенком то, в чем тебя обвиняли?
– Ей предстояло либо умереть, либо кончить свои дни в обители шрамолицых сестер, – задрала носик Армеция. – Извини, Ленни, за то, что обеспокоилась будущим девочки.
– Ладно, извиняю.
– Нет! – Она прикрыла ладошкой глаза. – Это был сарказм, а не приказание!
– Тебе над этим следовало бы поработать.
– Судя по всему, не только над этим. – Армеция безнадежно вздохнула. – Например, над выбором слуги. Знаешь, вообще-то я могла бы взять себе и получше.
– Знаю, – сказал Леонард. – Сложно не знать, когда ты каждые полчаса мне об этом напоминаешь. – Он сунул руку в карман, чтобы извлечь кусочек высохшего пергамента и маленький кожаный кошелек. – На счастье, у меня есть свои способы позабыть.
– Никак опять? – Армеция смотрела, как он сыплет зеленый травяной порошок на пергамент. Получалась ровная линия. – Не можешь прекратить хоть ненадолго?
– Похоже, что нет. – Он облизал край пергамента, сворачивая его наподобие короткой корявой сигары. – Вот если бы ты все проделала надо мной хоть вполовину так, как следовало, у нас не было бы этой проблемы. – Он сунул трубочку в рот и оперся на плечо Армеции. – Помоги.
– Помочь тебе с этим зловредным пристрастием?
– Но ведь это ты его выбрала.
Армеция вынуждена была признать его правоту. Конечно, про себя, а не вслух. Вздохнув, она подняла руку и щелкнула пальцами. Сверкнула короткая искра, взвился дымок. Когда он рассеялся, на кончике ее среднего пальца заплясал мерцающий огонек. Леонард наклонился к нему, сделал несколько затяжек и глубоко перевел дух.
– Вот так-то лучше. – Его выдох породил облако едкого дыма. – Знаешь, я не то чтобы не согласен с твоим выбором якорей, но ты могла бы позволить мне хоть спички с собой носить.
Эта идея давно уже искушала ее, и Армеция не раз над нею задумывалась. Спички, конечно, не так бросаются в глаза, как вызываемый прямо из пальца огонь. Не говоря уже о том, что кое-кто, вероятно, сразу станет гораздо меньше жаловаться и хныкать.
Затруднение состояло вот в чем: все напоминавшее ему о прежней жизни давало ему еще и свободу воли. Каковую в людях можно только приветствовать. В людях, способных ответственно пользоваться ею.
Человек, некогда бывший сэром Леонардом, к их числу определенно не относился.
Эта мысль придавала ей решимости раз за разом отказывать ему в этой просьбе. И еще – удовольствие понимать, что таким образом она не давала воскреснуть тому, что его прежние господа в прежней жизни называли успехами и торжеством.
Однако при всем при том управлять им становилось все тяжелее. В доказательство стоило вспомнить, как он выхватил меч, не имея на то распоряжения с ее стороны. Армеция без всякого раскаяния вспомнила, как согрела ее тогда мысль о горожанах, оказавшихся в шаге от уничтожения. А чего еще, спрашивается, они заслужили, если вздумали так-то отблагодарить ее за спасенную жизнь девочки?
Да, бог у них точно был какой-то неправильный.
Кстати, возьмись тогда Леонард драться с горожанами, кто-нибудь неминуемо дал бы ему сдачи. Сбегал бы на кухню или в сарай и притащил мясницкий нож либо вилы, если не завалявшийся меч. И воткнул ему в шею, руку, ляжку или плечо.
Вот тогда они и заметили бы, что он не кровоточит.
– Ну так я к тому, – не заметив ее внутренней борьбы, продолжал Леонард, – что тут на несколько миль кругом не видать никаких городов. – И он неопределенно повел рукой. – Может, лучше мы доберемся куда-нибудь до заката и заночуем, а потом смоемся, пока еще кто-нибудь не придумал тащить тебя на костер?
– Ни в какой город мы не пойдем! – сказала Армеция.
– В самом деле? – скривился он. – Ох, терпеть не могу спать под открытым небом. В смысле, раньше терпеть не мог и теперь не смог бы, если бы по-прежнему спал.
– Вот и хорошо. Потому что ночевать под открытым небом мы тоже не будем.
– Но тогда… – Его заросшая физиономия собралась морщинами уже вся целиком. – Ох, только не это.
– Если все выйдет по-моему, – сказала она, – нам вообще спать не придется.
– Но ты ведь не…
– Я тут кое-что придумала. По-моему, план неплохой! – Она помедлила, сосредоточенно похлопывая по щеке пальчиком. – В любом случае другого плана у меня нет, так что придется удовольствоваться и этим. Итак, для начала ты будешь нападать на безмозглую тварь, пока не сумеешь ткнуть ее… ну, где там у них уязвимое место. – Она оглянулась через плечо. – Надо будет разузнать, где именно оно находится. Короче, так или иначе дракона ты убьешь. Может, не сразу, но непременно. Он ведь, полагаю, не сможет причинить тебе вреда.
– Армеция.
– Если тебе известен лучший способ справиться с драконом, я рада буду послушать.
– Все это ради книги.
Он едва успел выговорить это, как Армеция замерла. И телом, и мыслями. Она стояла неподвижно и напряженно, едва уловимо дыша, между тем как ее тень стала вдруг очень длинной и очень холодной и, дотянувшись, окутала рыцаря, шагавшего сзади.
Леонард же отметил про себя, причем далеко не в первый раз, что, даже если через дорогу, подхватывая пыль и палые листья, со свистом перелетал ветерок, черные волосы Армеции продолжали свисать совсем недвижимо.
– Это тебе не просто какая-то книга!
Ее голос породил неизвестно откуда взявшееся эхо. Оно отдалось в ветвях деревьев и заставило смолкнуть птиц, сбивая их на лету.
Ничего особенно нового Леонард не услышал. Вещи, которые не были «просто книгами», требовали особых законов, а где они, эти законы? Насколько все теперь было бы проще, если бы он взял да и перебил тех горожан. С кучей трупов гораздо проще управиться, чем с драконом. Трупы, по крайней мере, не двигались. И огнем не дышали.
Вот и пускай пеняет теперь на себя за то, что остановила его. Он чуть не высказался об этом вслух, но вовремя посмотрел на ее напряженную спину, на желвак, свирепо вздувшийся под скулой… и счел за лучшее промолчать.
– А кроме того, – сказала она, немного отпуская страшное напряжение, – у драконов есть клады.
– Помимо всего прочего.
– Ну да. У них огненное дыхание – и драгоценные клады.
– Если честно, я слышал, что огненное дыхание всего лишь выдумка.
– Учитывая, что они сами считаются выдуманными существами. Как бы то ни было, – она воздела палец, в зародыше убивая возможные возражения, – клад означает золото.
– Ну да. – Леонард задумчиво посасывал самокрутку. – Трансцендентальная смазка.
– Верно, трансцен… – Крутанувшись, она уставилась на него во все глаза. – Что ты сказал?
– Похоже, золото любят все. – Он выпустил колечко дыма, судя по выражению лица сожалея, что не имел возможности сделать это раньше. – И незаконные торговцы не исключение.
– Если хоть малая толика слухов о драконах правдива, нам хватит и горстки этого золота, чтобы на много лет обеспечить тебя необходимым, – с гордостью улыбнулась Армеция. – Остальное поможет нам вернуться домой.
– Блистательная идея, – криво усмехнулся Леонард. – Иди, значит, побеждай дракона, а если мы умудримся как-нибудь выжить, можешь отправляться обратно туда, где кишмя кишат крестоносцы, насильники и убийцы.
– Чья бы корова мычала, – сварливо ответствовала она. – Ты, помнится, был и одним, и другим, и третьим!
– И почивал бы на прежних лаврах, если бы ты не подвалила.
Ее ответ был прост:
– Третий закон!
– Ну конечно, – вздохнул он. – Когда сэр Леонард Саваэль больше не будет нужен, его вернут туда, откуда взяли.
– Вот именно. И это еще один шаг к тому, чтобы оказаться больше не нужным. – Она повела плечами. – Мой покойный отец оставил после себя кучу долгов. Победа над драконом позволит рассчитаться хотя бы с теми из них, которые могут быть оплачены золотом.
– А что с остальными?
Она нахмурилась, и ее тень удлинилась самое меньшее на фут.
– Остальные мы оплатим иным способом.
– Погоди… так ведь это же… – Нитц поскреб подбородок, болезненно сознавая, как трудно изображать благородную задумчивость в отсутствие бороды. – Это же…
– Логово, – докончила за него Мэдди.
Он кивнул. Это было и впрямь логово.
Назвать то, что они увидели, пещерой значило бы признать ее за естественное образование в земле. Наименование жилища подразумевало некий уют и удобство и было, таким образом, не слишком заслуженно. Слово «гнездо» просто никоим боком не подходило. Гнездо, гнездышко – это что-то такое миленькое и маленькое из веточек-перышек. А тут…
– Во грязища-то, – проворчала Мэдди.
– Точно подмечено. Эта пещера… это логово, оно просто отвратительно!
Вход чем-то напоминал пасть. Громадная, раззявленная и премерзкая. Вот только вместо языка из чернильных глубин высовывалась длинная россыпь всяческой мертвечины. На разных стадиях разложения и почти до неузнаваемости обгоревшая. А в качестве зубов свисали черепа различных существ, некогда ходивших кто на двух ногах, кто на четырех лапах. Теперь они украшали переплетенные стебли плюща, обвившего каменистую кромку.
Надо отдать должное этому Зейгфрейду, сказал себе Нитц. По крайней мере, эти черепа были выскоблены до безукоризненно опрятной белизны.
– Ну и что нам со всем этим делать? – проворчала Мэдди.
Логово явно произвело на нее куда меньшее впечатление, чем на него.
– Да уж, – глубокомысленно проговорил Нитц. – Без стратегии тут не обойдешься.
– Без стратегии? – Мэдди поправила на плече Вульф. – Я-то думала, мы все сделаем как обычно.
– А именно?
– Я вхожу, отрубаю ему башку, потом выхожу и начинаю искать тряпку, чтобы тебе блевотину утереть.
– Это вполне подошло бы, окажись перед нами язычники или разбойники, – ответил он, спрашивая себя, достаточно ли оскорбленно звучит его голос. – Но тут как-никак дракон в темной пещере. Пока ты будешь там шарить, я новые штаны успею связать. – И он улыбнулся с показной скромностью. – Ну, может, ты надеешься, что он умрет от смущения, если ты нечаянно обнимешь его в темноте? Если нет, нам нужен хороший план.
– М-да. – Мэдди поскребла подбородок, приглядываясь к раскиданной тухлятине. – Если только это не его мамочка набросала, он производит впечатление вполне плотоядного! Давай-ка раздобудем корову, привяжем ее и загоним внутрь.
– Сделаем удочку для дракона?
– Бывало, делались и более странные вещи.
Нитц моргнул.
– Нет, – сказал он. – Более странных точно не делалось. – Он вновь посмотрел на темный провал. – Это как-никак животное. А раз так, ему рано или поздно понадобится отлить. Подождем, пока он выйдет наружу, и тогда…
– А кто тебе сказал, что он отливает? – перебила воительница. – Вы же считаете его прислужником вашего… как там его… дьявола? Не удивлюсь, если он писает маслом и поджигает его! – И она даже хлопнула в ладоши, пораженная внезапной догадкой. – Так вот, значит, как они мечут огонь.
– Сомнительно что-то, – сказал Нитц.
– В любом случае, – она пожала плечами, – не больно-то хорошо убивать вышедшего по нужде.
Нитц чуть не высказался о неуместности этики, когда речь шла о борениях с тварями ада, но вовремя представил себе, в каком споре они могут погрязнуть, выясняя, кого считать тварью и что это слово в точности значит. Нитц понимал, что, скорее всего, проиграет этот спор, да еще и, очень возможно, заработает башмаком в пах.
Всего лишь десять лет, со вздохом напомнил он себе. Всего лишь десять лет назад эти самые северяне были исключены из категории «тварей» просто потому, что их почти всех перебили, а оставшихся обратили в истинную веру.
Подумав об этом, он решил ограничиться ободряющей улыбкой.
– Значит, будем думать.
Лишь обернувшись ко входу в логово, он заметил, что его спутница смотрела куда-то совсем в другую сторону. В гущу подлеска, окружавшего крохотную поляну.
– Видно, – пробормотал он, – мозговать придется мне одному. Хотя вообще-то не повредило бы, если бы ты…
– Заткнись, – прошипела она и подкрепила свои слова жестом. – За нами следят!
– Что?.. – Непроизвольно и испытывая куда меньший, чем следовало бы, стыд, Нитц юркнул за ее широкую спину. – С чего ты взяла?
– Там что-то, – ее ноздри дрогнули, – воняет.
– Ну, может, они просто мимо идут, – тихо предположил он. – Не убивай их.
– Ладно. – Мэдди помедлила, и ее зрячий глаз вдруг округлился. – Ты что, серьезно?
– Вполне.
– Значит, – сказала она, – тебя ждет разочарование.
– Проклятье, – пробормотала Армеция. – Нас, похоже, заметили!
Полуодетая великанша и в самом деле сверлила единственным черным глазом подлесок. Глаз был сощурен так свирепо, как если бы она силилась продырявить взглядом дерево у них за спиной. Дерево, на фоне которого пыльная кольчуга Леонарда выделялась куда как отчетливо.
Это не говоря уже о длинных султанах дыма, также весьма мало способствовавших скрытности.
– С чего ты взяла? – спросил он, затягиваясь поглубже.
И тут что-то мелькнуло в воздухе, вспыхнуло серебро, зашелестела листва.
Армеция даже не услышала собственного вопля – топор пронесся над ее головой, рассек сучья и гулко врубился в древесный ствол.
Стремительно обернувшись, она опять завопила.
Топор аккуратно отделил одну руку Леонарда от всего остального. Теперь она висела на единственной струне сухожилия, тянувшейся из подмышки. Рыцарь, казалось, ничего не замечал, пока эта струна не лопнула и отрубленная конечность не свалилась в листву.
Если взгляд Армеции был полон ужаса, то его – так и остался пустым. Леонард присмотрелся к оставшемуся обрубку, пошевелил им вверх-вниз, потом по кругу и наконец причмокнул губами:
– Хммм.
– Господи! – Армеция не знала, на что смотреть, и переводила взгляд то на Леонарда, то на отделенную руку, то на сверкающее лезвие топора. – Я не… я не… мне надо подумать… придумать… Ленни, слышишь, только не двигайся!
– А по-моему, как раз следовало бы, – сказал он.
– Но что? Почему?
Ответ пришел в треске веток – сквозь подлесок в их сторону ломилось нечто громадное.
Там, где только что находилась физиономия Леонарда, внезапно возникла мускулистая нога в тяжелом кожаном башмаке. Ее лишь с большой натяжкой можно было бы признать женской.
Армеция собралась вновь завопить, но на это у нее не хватило дыхания, и она с молчаливым ужасом вслушивалась в треск, потом хлюпанье и наконец – звук тяжелого падения. Леонард вытянулся на земле.
Улучив мгновение, чтобы коротко хмыкнуть над поверженным телом, громадная варвариянка повернулась к девушке и уставилась на нее единственным глазом. Во взгляде не было ни задумчивости, ни презрения. Великанша просто признала существование Армеции, словно та была какой-нибудь птичкой или белкой.
Армеция в эти мгновения рада была бы вправду оказаться мелким грызуном, вот только женщина зачем-то нагнулась и подобрала с земли большой сук.
Дальше Армецией руководили чисто животные побуждения. Правда, она сохранила достаточную ясность рассудка, чтобы с гордостью осознать: все-таки ни одно животное не было так хорошо защищено, как она.
Эта-то ясность рассудка и позволила ей, зажмурив черный глаз, обратить на великаншу льдистый взгляд синего.
Она стиснула зубы и ощутила мгновенный бросок силы от сердца непосредственно в голову. Ее зрачок исторг морозное облако, на ресницах повисли сосульки, и тонкий синий луч уперся в торс варвариянки.
Она с торжеством отметила, как та шатнулась назад, а ее живот начал покрываться тонкой корочкой льда. Морозный холод впился в мышцы с жадностью, неведомой самому голодному зверю. Армеция удерживала заклинание, сколько могла вытерпеть. То есть пока ей не показалось, будто глаз вот-вот выпадет из глазницы и покатится по земле.
Тогда она моргнула. А в следующий миг все ее торжество рассеялось без следа. Великанша дрожала от холода, но продолжала стоять. И смотрела на Армецию очень-очень нехорошо.
– Колдовство? – проговорила она. Это, впрочем, было не обвинение, случившееся скорее позабавило ее. – Занятный прием, – сказала женщина, без особой спешки отряхивая иней с посиневшего живота. – Скажи, как называется.
– Глаз… – изумленно выговорила Армеция. – Глаз Аджида.
– Чудное название. – Женщина поудобнее перехватила увесистый сук и расплылась в улыбке. – А не назвать ли мне эту дубину Морисом?
Сук в ее руке взлетел – и с треском обрушился.
«Ну что ж, – плавая в бесконечной и непроглядной тьме, сказала себе Армеция, – все не так уж и плохо».
Ей почему-то казалось, будто смерть непременно должна оказаться более значительным и пышным событием. По крайней мере, об этом говорили все ее жизненные убеждения.
Отец рассказывал ей, что Божьих воинов препровождают к подножию Его трона сонмища крестоносцев в безупречных одеждах. Там они навеки входят в мир, не ведающий насилия и войны. И это награда за кровопролитие, творимое во имя Его.
Мать, напротив, утверждала, будто никакой загробной жизни не существует вообще. Будет лишь малозаметная пауза между двумя вздохами – и бессмертная душа перельется из треснувшего сосуда плоти в другой, обреченный влачить ту же нечестивую жизнь, что и в предыдущую тысячу воплощений.
А люди королевств то и дело кричали, что где-то там ее ждало огненное озеро, огражденное докрасна раскаленным железом. И она, израненная, обгорающая, будет вечно пытаться выбраться из него по скользким стенам, но тяжелые цепи станут раз за разом утаскивать ее обратно на дно.
При этом они так часто хватались за факелы и веревки, будто дождаться не могли, когда же это случится.
По сравнению с пылающим озером вечность в темноте выглядела не самой разочаровывающей перспективой. Армеции подумалось, что, возможно, такое посмертие предназначалось для людей вроде нее – полукровок, хранивших своих друзей в виде книг и неупокоенных тел. Наверное, в страну вечного блаженства ее не пускали грехи. Но и зла, достойного великолепной казни в огненном озере, она тоже вроде бы не сотворила.
– А не слишком сильно ты ее треснула?
Скрипучий пронзительный голос болезненно отдался в голове. Кажется, ее посмертная судьба все-таки была сопряжена с наказанием. Неужели ей веки вечные будут задавать глупые вопросы, да еще и таким противным голосом?
– Угрожала? Тебе? Вот эта тростиночка?..
Глупые вопросы. Совершенно бессмысленные.
Ко всему прочему, голоса постепенно делались громче. Может, они были предварительной пыткой по дороге к пылающему озеру? Тьма, окружавшая Армецию, словно бы в подтверждение этой мысли начала постепенно редеть, словно где-то там, впереди, брезжил огненный свет.
– Впрочем, ранена она вроде не сильно. И пульс есть. Так просто, удар по голове.
Тут Армеция ощутила боль. С нее как бы спадало покрывало бесчувствия, жертвуя ее тело всевозможным видам страдания. Ее веки затрепетали, силясь разомкнуться.
Совершенно неожиданно им это удалось, и тьма обернулась алым огнем. В голове загремели громы, ее наполнила боль, которая, как она полагала, была бы достойной казнью для людоедов, пожиравших детей… или маленьких щенков.
Каких бы грехов ни натворила Армеция, для вечного пламени их было явно недостаточно! Она потерла глаза, ощутила на пальцах что-то липкое и теплое, подняла взгляд на Божий лик над собой…
И была премного разочарована.
Угловатая физиономия, сидевшая на длинной шее. И уж забота, плескавшаяся в глазах молодого человека, не имела ничего общего с благодатью Всевышнего. Это была не та забота, с которой взирает на роженицу повитуха. Так смотрит коновал на больное животное, соображая, а не избавить ли его от страданий одним коротким ударом.
Армеция заморгала. Моргать тоже было больно. Почему, кстати?
Тут она наконец увидела свои руки, густо замаранные красным. Это заставило ее оглядеть землю, на которой она лежала. И здесь краснота! Когда она увидела в руках у юноши платок, опять-таки густо пропитанный красным, ей захотелось кричать.
– Я бы на твоем месте не стал, – сказал он. От него не укрылось, как начал приоткрываться ее рот. – Ты потеряла порядочно крови, и направлять все остатки к языку – плохая идея.
– Что… что случилось?
Армеция медленно приподнялась, держась рукой за голову, словно в попытке запихнуть ускользающие воспоминания обратно сквозь рану. Там, куда пришелся удар, все было мокрое и горело от прикосновения. И все-таки, окажись ее череп вправду расколот, болело бы определенно сильней. Ну, но крайней мере, она так полагала.
Без особых рассуждений она воскресила в памяти одно заклинание и послала часть силы в ладони. Это было просто, потому что сегодня она один раз уже такое проделала. Надобно думать, заклинание, отогнавшее от ребенка болезнь, голову ей самой уж как-нибудь да починит.
Тут чья-то рука подперла ей спину, и она замерла, а все мысли разлетелись в разные стороны.
– Осторожнее, – предостерег молодой человек. – Двигаться тоже идея не из лучших. Жаль, сразу не сказал. – Так вышло, что Армеция оказалась лицом к зияющему отверстию в земле, а юноша проговорил: – Я уж молчу о том, что сразу лупить незнакомцев по головам тоже не самое умное, что можно придумать.
Армеция проследила, куда он смотрел, и заметила стоявшую поблизости гигантскую фигуру, едва прикрытую остатками кожаной одежды. Несмотря на боль, лоб Армеции покрылся недовольными морщинами. Она вспомнила великаншу.
Правда, она не взялась бы определенно сказать, помнила ли ее варвариянка. Ибо та лишь неопределенно повела плечами, и к чему это относилось, оставалось только гадать.
– Лучше перебдеть, чем недобдеть и потом жалеть, – сказала она. – Моя любимая поговорка.
– Что-то никогда не слыхал ее от тебя, – возразил юноша.
– Ну, можно выразиться и по-другому. Сперва бей, это лучше, чем безнадежно промедлить с ударом! Вот это я точно много раз повторяла.
– А могла бы и извиниться, – пробурчала Армеция, не слишком-то веря, впрочем, что дождется извинений.
– А ты могла бы спасибо сказать, что не кончила как он!
И великанша длинным, как нож, пальцем указала на землю подле Армеции. Та повернулась – и снова сморщилась.
Зрелище раненого сэра Леонарда было слишком непривычно, чтобы заходиться по этому поводу визгом. Армеция ощутила даже не ужас, а скорее мучительное разочарование. На его лице отпечаталась подошва башмака, со скулы свисал лоскут кожи, он прижимал отсеченную руку к груди, словно пострадавшую куклу.
Ох, подумала она, это ж сколько его придется лечить.
– Во имя Господне, что ты над ним сотворила? – спросила она тоном кузнеца, которому принесли безобразно исковерканный меч. А он-то над ним трудился, трудился.
– Все очевидно, – за себя и за спутницу ответил молодой человек. – Правду сказать, я предполагал однажды узнать, что сэра Леонарда убили в бою или что его растерзала толпа обозленных хашуни. – Он кашлянул и преувеличенно замахал рукой перед носом. – А вот что его разберет на части дикарка монахиня, да при этом от него еще и зельем будет разить… Нет, такого я, честно, не предполагал!
– Так ты его знаешь? – Армеция повернулась к молодому человеку, и тут до нее дошло кое-что еще. – Погоди, ты сказал… ты сказал – хашуни?
– Но ведь именно так они называются? – Вдруг он зажал рот ладонью, а в глазах отразилось искреннее сожаление. – Извини. Я должен был сказать – язычники. – И он позволил себе застенчиво улыбнуться. – Кстати, правильнее будет выразиться: я его встречал. Раньше.
Поднявшись, он сцепил руки за спиной и, хмурясь, стал разглядывать тело рыцаря.
– В те времена он предпочитал называть себя Бичом Саваэля. Это из-за тысяч хашу… прости, язычников, которых он поубивал. – И продолжил, приподняв бровь: – Так что поистине удивительно встретить его странствующим с одной из них… ну, наполовину.
Он говорил так спокойно, что Армецию это сбивало с толку. Она слишком привыкла к тому, что ее смешанное происхождение мгновенно становилось поводом для презрения и всяческих обвинений, вплоть до костра. А тут – простая констатация факта. Есть чего испугаться.
Ей подумалось, что он, может быть, просто человек широких взглядов, но эту мысль она тотчас отбросила. Он был одним из них. Жителей королевств. Тех, которые книги сжигают. Его народ не мыслил себе иной жизни, кроме как в постоянной войне с народом ее матери, – по причинам, которые ведал один лишь Господь. А Он, как известно, не слишком-то разговорчив. Словом, перед Армецией стоял враг. Который мог желать ей лишь смерти.
«Но почему тогда… Почему он до сих пор меня не убил?»
– Но гораздо удивительней, – продолжал молодой человек, – то обстоятельство, что он до сих пор еще дышит!
«О Всевышний!»
Сердце, колотившееся в груди, осязаемо поползло вверх, к горлу.
А может, все к лучшему, решила она наконец. Она все равно не сумела бы объяснить так, чтобы понял ученый, северянин, даже хашуни… какое там сжигатель книг! – чтобы понял и не отвернулся немедленно.
«Они и так уже знают, что ты умеешь колдовать, – сказала она себе. – Что ты ведьма. Еще не хватало им сообразить, что ты подняла этого человека из мертвых! – Она почувствовала, как задергался левый глаз. – А может, мне еще удастся опередить их, повалить… и вытащить отсюда Ленни… ну хоть самой спастись».
Это был плохой план. Армеции хватило одного взгляда на великаншу, придвинувшуюся чуть ближе. На мускулистом животе ее держалась синева, оставленная заклятием, но варвариянка лишь время от времени раздраженно почесывала больное место, и все. Глаз Аджида оказался бессилен остановить ее. Так что заклинаниями, сделала вывод Армеция, здесь ничего не добьешься.
«Это знак, – решила она. – Знак, что пора все прекратить. Это Господь мне указывает: больше не нужно. И он больше не нужен».
Она смотрела на сэра Леонарда, распростертого на земле. Его тело слегка подергивалось – это могло сойти за дыхание. Прежде Армеция испытывала к нему лишь гнев и презрение. Теперь к этим привычным чувствам примешивалась непрошеная, царапающая жалость. Вот ведь удивительное дело!
