Текст книги "Книга драконов"
Автор книги: Диана Гэблдон
Соавторы: Диана Уинн Джонс,Джонатан Страуд,Танит Ли,Тэд Уильямс,Гарт Никс,Гарри Норман Тертлдав,Питер Сойер Бигл,Джейн Йолен,Кейдж Бейкер,Наоми Новик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)
– А ну стой! Стой, тебе говорят, и выслушай, прежде чем бросаться жаркое из людей делать! Ты, значит, сердишься, что я подходящим миром тебя не снабдил? Я правильно понимаю?
Дракон ответил не сразу. Гуэрра кое-как поднялся, в нерешительности оглядываясь то на дом, то на машину. По ту сторону улицы из дома вышла целая семья – поглазеть на дракона. Мужчина в банном халате, его жена – миниатюрная уроженка Индии, облаченная в сари, и малолетний сынишка в пижаме, имитировавшей костюм Человека-паука. Мужчина не очень решительно, но довольно громко окликнул:
– Эй, что там у вас?
Гуэрра задумался над ответом, но тут дракон заговорил опять, причем совсем другим тоном.
– Нет, – сказал он писателю. – Все наоборот. Я злюсь потому, что ты снабдил. Ты начал создавать волшебную сказку, в которой я был на своем месте. А потом все уничтожил и бросил меня в этом кошмарном месте, и я не могу выбраться из него. И не смогу. Только смерть станет для меня избавлением, но век у нас, драконов, до того долгий!.. Но если я отомщу за себя, воздав тебе по заслугам, – тут он коротко покосился на Гуэрру, – вот тогда полицейские вроде него меня рано или поздно убьют и придет желанный конец.
– Спецназ, – кивнул Гуэрра, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно более сурово и зловеще. – Целыми взводами. А еще подрывники, ФБР, военная авиация.
– Да постойте же! – Писатель почти кричал. – Вот, значит, что? Вот чего вам от меня надо? – Он вскинул руки, посмотрел на ладони и потер их одну о другую. – Дайте мне пять минут… нет, даже трех хватит… и я вернусь. Захвачу кое-что – и сразу назад.
И он двинулся было к дому, но небольшой огненный шар, метко выпущенный драконом, аккуратно опалил траву прямо у его ног.
– Ты останешься здесь, – сказал дракон. – Пускай сходит он!
Несколько мгновений писатель смотрел, как рассыпаются угольки, только что бывшие зеленой травой. Потом повернулся к Гуэрре.
– За дверью свернете сразу налево, потом направо и в дверь. Там мой кабинет. Возле компьютера лежит блокнот, на обложке написано «Бетти Грэбл», вы его сразу увидите. Хватайте его, хватайте пару шариковых ручек – и скорее обратно сюда, пока он весь пейзаж не испаскудил! Знали бы вы, сколько я выложил за дерн на этой лужайке.
Гуэрра уже мчался по направлению к кабинету. Схватил, как было велено, блокнот и несколько ручек, улучил мгновение полюбоваться книжными полками и электроникой, коробками с бумагой и картриджами для принтера, расставленными в алфавитном порядке папками с рукописями («Вот, значит, как они живут, писатели. Вот где они работают») и опрометью кинулся назад, на лужайку, где автор и его творение не сводили друг с дружки настороженных взглядов. С облегчением убедившись, что дракон оставил боевую стойку и держал шею расслабленной, Гуэрра тотчас испытал ужас, заметив, что соседская семья, к которой присоединился младший мальчик в пижамке, стилизованной под костюм Бэтмена, успела переместиться на самый край лужайки, а по подъездной дорожке уже ехала девушка на роликах и через дорогу решительно топал рослый мужчина с трубкой во рту, похожий на киношного полковника в отставке. Старший мальчишка с ученым видом объяснял младшему брату:
– Это дракон. Я точно такого видел по каналу «Дискавери».
«И что я не поменялся сменами с Левински, ведь был вчера разговор».
– Спасибо, – сказал писатель, забирая у Гуэрры блокнот и ручки. И, не обращая внимания ни на растущую вокруг толпу, ни на беспрестанное щелканье камер сотовых телефонов, уселся прямо на порог своего дома и разложил на коленях блокнот. – Как-то я занимался этим прямо на подоконнике Мэйси, – заметил он невозмутимо. – Не помню даже, для какого журнала писал.
Он потер подбородок, что-то пробормотал и начал писать, по ходу дела читая написанное вслух.
– «Жил-был в далекой стране король, чья дочь полюбила обыкновенного садовника. Король был так разгневан, что заточил принцессу в высокую башню и приставил лютого дракона ее сторожить…»
Дракон скользнул вперед, устраиваясь поближе, и выгнул шею, заглядывая писателю через плечо. А тот продолжал:
– «Но оказалось, что у свирепого дракона было любящее и нежное сердце – редкое исключение, если знать эту породу…»
– Не нравится мне это, – вмешался дракон. – Звучит как-то снисходительно. Почему обязательно «порода»? Почему не «семья», не «народ»? Так было бы куда лучше.
– Вот ведь критиков развелось, – буркнул писатель. – Ну ладно, пускай будет «народ».
Он внес в текст поправку.
Человек, похожий на отставного полковника, стоял рядом с мужчиной, напоминавшим похмельного Санта-Клауса. Мать-индианка держала своих мальчишек за плечи, чтобы они не лезли вперед.
Писатель продолжал строчить.
«Дракон не мог ослушаться короля и выпустить принцессу на свободу, но он делал для нее, что мог. Он был ей добрым товарищем, развлекая узницу разумной и веселой беседой, утешал ее, когда она грустила, а когда она впадала в отчаяние – даже песни ей пел. Она от этого всегда принималась смеяться, ведь драконы не лучшие из певцов…»
Написав это, он помедлил, словно ожидая от дракона новых поправок или раздраженного замечания, но тот лишь согласно кивнул.
– Верно подмечено. Музыку мы любим, но сами пением не увлекаемся. Продолжай.
Говорил он на удивление медленно и задумчиво и – по крайней мере, Гуэрре так показалось – отчасти даже мечтательно.
«Но из всех добрых дел, что творил для нее дракон, заточенная принцесса всего более ценила одно. Когда ее возлюбленному садовнику удавалось передать для нее письмо, дракон тотчас подлетал к ее забранному решеткой окошку и висел там, трепеща крыльями, словно бабочка или колибри. Передав ей письмо, он ждал, когда она в восторге напишет ответ, и без промедления нес его юноше…»
Тут писатель немного помедлил и обратился к дракону:
– Не возражаешь, если я сделаю тебя немножко поменьше? Чтобы ты мог действительно зависать?
Дракон ответил с учтивостью, которой Гуэрра нипочем в нем не заподозрил бы:
– Ты художник, тебе и решать. – Помолчал и немного застенчиво добавил: – Если ты не против, можно бы сделать что-нибудь с гребнем…
– Легко, – кивнул автор. – Еще я, пожалуй, тебе чуть-чуть чешую подправлю. Все мы не молодеем.
И он продолжал работать, временами вполголоса читая написанное. Не то для себя, не то для слушателей. Что больше всего поразило Гуэрру, так это царившая кругом тишина. В сгустившейся темноте раздавался лишь голос писателя. Только пискнул маленький мальчик:
– Драконы людей едят! Он сейчас тех дядей ам-ам!
И еще вздохнула девушка на роликовых коньках, обращаясь к своему парню:
– Во клево…
Сперва Гуэрра жестами пытался отодвинуть толпу хоть чуть подальше, но на него никто не обращал внимания. Люди, наоборот, потихоньку перемещались все ближе, завороженные темным силуэтом величественного и грозного существа, нависшего над человеком, который, все так же сидя в позе портного, рассказывал ему сказку о нем самом.
«А еще, когда король приходил проведать свою дочь, сидевшую под замком, – а делал он это, отдадим ему справедливость, достаточно часто, – дракон неизменно напускал на себя самый что ни есть устрашающий вид и принимался разгуливать кругом башни, показывая королю, сколь ревностно он исполняет свой долг…»
К полному изумлению Гуэрры, дракон теперь выглядел не только чуть меньше прежнего, но и заметно моложе. Прямо на глазах у полисмена его выцветшие зеленовато-черные чешуи медленно, но верно наливались темно-зеленым блеском, к изодранному гребню и тусклым, обтрепанным крыльям возвращалась гордая красота. Пробуя силы, дракон низко зарокотал – и пламя заплясало кругом его клыков (вернувших, как и когти, былую бритвенную остроту) темно-алыми языками, отороченными золотой бахромой. Налюбовавшись этой чудесной красотой, Гуэрра вновь обратил взгляд на шариковую ручку, бежавшую по странице блокнота. Он уже не жалел, что они так и не поменялись сменами с офицером Левински.
Однако, как выяснилось, главное чудо было еще впереди. Дракон начал утрачивать материальность. Его силуэт по краям стал утрачивать четкость, а потом начал делаться все более прозрачным – пока Гуэрра не смог рассмотреть сквозь него свой автомобиль, и огни в окнах домов на той стороне улицы, и восходившую луну. Тут он понял свою ошибку. Дома на самом деле были кучкой домишек с низко нахлобученными крышами, лепившихся в тени радужно-светлого замка, а то, что он принял за свой автомобиль, оказалось всего лишь раздолбанной телегой для сена. Иллюзия простиралась во всех направлениях. Куда бы ни повернулся Гуэрра, единственной реальностью оставались убогие домики, замок и темные леса за околицей. А в одной из замковых башен имелось единственное окошко, забранное решеткой, и там маячило бледное, словно светящееся лицо.
– Да, – сказал дракон. Его уже трудно было рассмотреть, но голос обрел силу и звучность горного водопада. – Да-да, именно так все и было. Так все и есть.
Гуэрра ощутил, как множество людей одновременно вдохнули – и выдохнули. Очарование мгновения нарушил тихий плачущий вскрик.
– Дракон ушел! – Маленький мальчик в пижаме Бэтмена вырвался у матери и побежал через дорогу, направляясь к писательской лужайке. – Дракон ушел.
Гуэрра попытался было перехватить его, но не успел и едва не попал под ноги его папаше. Следом уже несся Санта-Клаус, багровый от выпитого.
С решимостью и упорством кролика, удирающего в свою норку, мальчишка нырнул у кого-то под ногами, стремясь к величественной тени, быстро пропадавшей из виду. Споткнувшись наконец, он плюхнулся на пятую точку, глядя снизу вверх на гребнистую голову и могучие крылья, за которыми еще угадывались замки, звезды и лунные небеса.
– Дракон ушел?.. – спросил мальчишка в отчаянии.
Гордая голова медленно наклонилась к ребенку, смотревшему на дракона без всякого страха. Гуэрра – тень там или не тень – тотчас припомнил недавно услышанное о вкусовых качествах детей. Но тут подоспел папаша и, подхватив малыша, потащил его прочь, намекая на порку, которая кое-кого ждет.
А дракон тем временем и правда ушел.
Замка тоже не стало.
И соседи писательские спустя время тоже в основном разошлись – притихшие и недоумевающие. Некоторые, правда, задержались, сами не зная почему. Они подходили к дому, просто чтобы постоять немного на том самом месте, где только что был дракон. Иные из них застенчиво обращались к писателю. От Гуэрры не укрылось, как кто-то тайком срывал стебельки травы, и зеленые, и обугленные. На сувениры, наверное.
Когда наконец ушел последний сосед, писатель закрыл свой блокнот, надел на ручку колпачок, поднялся, со вкусом потянулся и сказал:
– Ну что, пойдем кофе пить?
Гуэрра потер пульсировавший болью лоб. Чувствовал он себя так, словно уснул и проснулся от ощущения падения, ступив во сне мимо ступеньки.
– Куда он подевался? – спросил он беспомощно.
– В свою сказку, – спокойно ответил писатель. – Которую я для него сочинил.
– Но ты же не закончил ее, – удивился Гуэрра.
– Он закончит. Это же его собственный сказочный мир, который он знает куда лучше меня. Я ему просто путь домой показал. – И к некоторой досаде Гуэрры, писатель сочувствующе улыбнулся. – Это очень трудно объяснить, если ты не… ну… никогда особо не задумывался о магии.
– Я вообще-то много о чем задумываюсь, – довольно резко ответил Гуэрра. – И вот прямо сейчас я думаю, кстати, о том, что сказка была на самом деле ненастоящая. Ни в какой книге ее нет, ты ее на ходу выдумывая. Черт возьми, спорю на что угодно, что ты ее и повторить-то не сможешь! Как ребенок, который забыл, что именно он врал и кому!
Писатель расхохотался, но заметил выражение лица Гуэрры и вновь стал серьезен.
– Извини, – сказал он. – Я смеялся вовсе не над тобой. Ты совершенно прав: мы, писатели, все точно маленькие врунишки – знай надеемся, что сумеем складно соврать и нам это сойдет с рук. Тот, кому не удается с помощью вранья вывернуться из неприятностей, не продержится долго в этой игре. Так что ты правильно угадал. – Он посмотрел на обугленный участок лужайки и покривился, словно от боли. – Но ты, офицер Гуэрра, делаешь ту же ошибку, что и большинство людей. Магия – она не в книгах. Ее не напечатаешь. Она в самом процессе рассказа. И так это происходит с древних, очень древних времен. – Он покосился на часы и зевнул. – Если на то пошло, из этой сказочки и книжка может произойти. Не знаю пока, надо будет подумать. Ну так что, кофе хлебнем?
– Я сейчас не при исполнении, – сказал Гуэрра. – Пивка не найдется?
– Я тоже не при исполнении, – рассмеялся писатель. – Заходи!
Диана Гэблдон и Сэмюел Сайкс
Гуманный убийца
Диана Гэблдон, автор международных бестселлеров, является лауреатом премий «Перо» и «Рита», присуждаемых Обществом писателей-романистов Америки. Ее перу принадлежит весьма популярный сериал «Чужестранка» («Outlander»), посвященный путешественникам во времени. Он включает такие романы, как «Стрекоза в янтаре» («Dragonfly in Amber»), «Путешественница» («Voyager»), «Барабаны осени» («The Drums of Autumn»), «The Fiery Cross» и «А Breath of Snow and Ashes», «An Echo in the Bone» и др. произведения. Ее исторический цикл о приключениях лорда Джона включает такие работы, как «Lord John and the Private Matter», «Lord John and the Brotherhood of the Blade», роман, выходивший в периодике с продолжением – «Lord John and the Hellfire Club», а также сборник рассказов «Lord John and the Hand of Devils».
Существует и своего рода путеводитель по творчеству писательницы – «The Outlandish Companion».
Сэмюел Сайкс – автор относительно новый, в недавнем прошлом – выпускник Университета Северной Аризоны. «Гуманный убийца» – его первая заслуживающая упоминания опубликованная работа, которая, как он надеется, станет первой среди многих. Он родился в Финиксе, Аризона, и теперь живет в том же штате, в городе Флэгстафф.
Здесь эти два автора объединили усилия, чтобы описать уникальный и случайный союз весьма различных персонажей, которые обнаруживают, что должны решить одну общую проблему. Если, конечно, у них получится.
* * *
– Имя ему – сэр Леонард Саваэль!
Молодая женщина затаила дыхание и с облегчением убедилась, что толпа, по крайней мере на какое-то время, оставила свои дела. Множество глаз было устремлено на нее снизу. Мутных, раздражительных, воспаленных – в той или иной степени.
– И он, без сомнения, – немедля продолжила она, – величайший из непомазанных, являвшихся когда-либо во владения цивилизованных людей!
Толпа задвигалась. Губы, зачастую украшенные бородавками, кривились при упоминании о непомазанных. Женщина откашлялась, прикидывая, как они примут ее следующее заявление.
– И, не считая себя достаточно чистым, чтобы носить булаву, – ей пришлось повысить голос, чтобы быть услышанной среди гула разочарования, – он своим мечом обагрил языческой кровью больше песка, воды либо камня, чем кто-либо иной другим оружием, тупым или острым!
Она увидела, как там и здесь в толпе ей ответили суровыми кивками немолодые мужчины – должно быть, ветераны, – и это вселило в нее надежду. Собрав все силы, она еще повысила голос:
– Ни разу не входил он ни в один Божий храм… – Тут она даже вздрогнула от рассерженного рева толпы и почти прокричала: – Ибо там запеклось столько крови, что он не надеется отмыть от нее обувь свою! – Люди невольно захихикали, и это добавило ей смелости. – Он призывает Имя Божие со всем благочестием, присущим людям рясы и меча, но смирение его столь велико, что ни разу он не отваживался судить ближнего своего.
Если бы толпа была единой личностью, эта личность сейчас подняла бы бровь. Женщина прикусила нижнюю губу: вовсе не такие чувства она рассчитывала возбудить у этих людей. Что ж, сказала она себе, иди до конца! И продолжила ясно и звонко:
– Итак, я призываю вас, дорогие друзья, учесть его суждение! Ибо он столь возвышен и чист, что, услышав, как он свидетельствует о моей невиновности, вы просто не сможете меня и дальше винить!
Капеллан наклонил голову при этих словах. Напудренный парик и обвисшая кожа на лице – не очень-то приятная маска старости. Он покосился на алтарного мальчика-служку. Тот просто глазел на женщину, его глаза ничего не выражали. Наморщив белый лоб, капеллан повернулся к толпе и неспешно проговорил:
– А вы что скажете в ответ на эту страстную мольбу, добрые люди?
Старики в смятении посмотрели на женщин. Те смотрели на них с таким же смятением. Понятно, не на молодых же им было смотреть, принимая такое решение. У молодых мужчин крепкие сердца и умы, осененные Божией благодатью, и они смотрели бы только на нее. Ну, там, могли бы глубокомысленно покивать, заявляя, что дело требует раздумий и обсуждения. А то вовсе присмотрелись бы к ее лицу, столь прекрасному и не отмеченному ни единым шрамом, да и увели бы ее с собой в направлении ближайшей пивнушки.
Она огляделась и сказала себе: ну конечно, молодых мужчин в этой деревне почти не осталось. Вот стариков было множество. Молодые в большинстве своем, скорее всего, покоились на местном кладбище. А те, что оставались в живых, несомненно, отбыли на юг. В этот их ценнейший крестовый поход.
Так что оставались в основном женщины. А кто и когда прислушивался к мнению женщин?
Ну и чему удивляться, что голос и морщинистый кулак возвысил один из стариков.
– СЖЕЧЬ ЕЕ!
– СЖЕЧЬ ЕЕ! – подхватила толпа, включая маленьких детей. – СЖЕЧЬ ВЕДЬМУ!
– Да что же это такое! – отчаянно закричала в ответ Армеция. Будь ее воля, она начала бы швыряться в них вязанками хвороста, сваленными у ног. Наверное, поэтому ее и привязали к столбу. – Я ничего плохого не сделала!
– Не лги! – заорала одна из старух, скрюченная возрастом, словно оплывший свечной огарок. – Ты мою внучку своей черной магией извела!
И в качестве доказательства своих слов вытащила за руку светловолосую девочку и поставила ее перед собой. Та, не столько обозленная, сколько сбитая с толку, таращилась снизу вверх на Армецию. Личико у нее было чистое и гладкое, щеки цвели здоровым румянцем.
– Еще нынче утром она вся в оспинах была! А стоило мне на часок отвернуться – и получаю вот это! – Бабка схватила внучку за щеки и довольно грубо встряхнула. – Вот!!! Гладкие, точно ее попка, когда она только родилась! – И она наставила на Армецию палец, ощеривая остатки желтых зубов. – Ведьма! Язычница!!!
– Да ты в своем уме? Как ты можешь вменять мне в вину, что твоя внучка от болезни вылечилась? – Армеция так стиснула зубы, что они едва не раскрошились. – И с чего ты взяла, что именно я это сделала?
– А ты тут единственная чужестранка, – заявила женщина, протягивая руки к толпе. – Все остальные здесь – истовые верные Господа и Его ордена!
– Все, говоришь? – Не имея возможности указывать связанными руками, Армеция ткнула в ее сторону подбородком. – Ты вот когда последний раз в церкви была? Может, это ты какое колдовство над ней совершила, а теперь валишь все на меня?
У бабки так вытянулась физиономия, что Армеция едва удержалась от улыбки. Ей понадобились еще большие усилия, чтобы сдержать смешок, когда толпа пугливо отшатнулась прочь, а на ретивую обвинительницу обратились подозрительные взгляды.
– Глупости это все, – заворчала та, подбочениваясь.
– Ведовство, моя добрая Эндор, материя более чем серьезная, – проговорил капеллан, поглаживая оба свои подбородка. – Даже исцеление от ужасной болезни оказывается хитростью, призванной скрыть гораздо более страшный ущерб. Если мы допустим даже одну-единственную, – он воздел палец, – невесту дьявола в эту мирную голубятню Господних чад, последствия поразят не только детей.
– Вот и мы так думаем.
Толпа опустила головы. Армеция про себя уподобила их стае кур над горкой зерна, но вслух говорить об этом не стала.
Люди стали дружно осенять себя знаком дубинки, но и Армеция, и все остальные заметили, что добродетельная Эндор совершила святое знамение чуть медленнее других. Армеция мрачно улыбнулась. Толпа грозно нахмурилась.
– Вы много лет меня знаете! – Эндор выпрямилась с видом оскорбленной добродетели, насколько позволили ей обвислые груди и толстые ляжки. – Я вместе с вами в Божием храме молилась! Никакая я не колдунья!
– Все это болтовня! – Теперь уже Армеция расправила плечи, сражаясь с тугими веревками. – Любой знает, до чего искусно невесты дьявола одурманивают добрых людей!
– Это верно, – пробормотал капеллан, устремляя на Эндор настороженный взгляд. – Как и то, что ты не сочла обвинение сколько-нибудь серьезным.
– Да это же она старается добрых людей одурманить!
– Чем? Логикой? Красивыми словами? – Армеция откинулась к столбу и скривила губы. – Не будем забывать о бдительности, друзья! Если она может обвинять меня в ведовстве, уж я-то точно могу обвинить в том же самом ее! – И она пожала плечами с самым бесстрастным видом, какой сумела изобразить. – В конце-то концов, нет надежного способа уличить кого-либо в ведовстве!
Толпа призадумалась. Костлявые пальцы заскребли лысины. Кто-то пукнул – вероятно, от чрезмерного умственного усилия. Потом один из мужчин прокашлялся, выпрямился и заговорил.
– А может, – сказал он, – сжечь их обеих? Так просто, для верности.
– В этих словах есть смысл, – проговорил капеллан. – Если есть Божия воля на то, чтобы таким образом очистить нашу добропорядочную общину от заразы.
– Добропорядочную?.. – Армеция ушам своим не верила. – Да как ты только место свое получил?..
– Положение капеллана не женского ума дело, чтобы его обсуждать, – ответил он высокомерно и даже задрал длинный нос. – А кроме того, не годится полукровке выказывать такое пренебрежение своему самому милосердному заступнику.
– Вот это верно! – Эндор сердито наставила на нее палец. – Полукровка она! Наполовину язычница! Что и доказывает – ведьма она! Ведьма!
Армеции оставалось только принять этот словесный удар. От происхождения все равно никуда не денешься. Волосы у нее, правда, были темноватые, кожа смугловатая – но не настолько, чтобы внимание привлекать. А вот глаза… Один был прозрачный и синий, другой – чернее черного. Свидетельство ее рождения от союза, который никогда не должен был состояться.
Но Армеция, не дрогнув, приняла обвинение. Ей не впервой было сносить и такое, и еще что похуже. Народ матери закидывал ее камнями, а могилу отца – грязью и нечистотами. Что по сравнению с подобным какие-то там слова?
С другой стороны, жертвоприношения…
Она посмотрела на алтарного служку, что стоял рядом с ее еще не подожженным костром. Он стоял, раскрыв рот, и она с немалой тревогой отметила, что его рука была готова разжаться.
А в руке-то – горящий факел.
– Чего же ты ждешь, святой отче? – требовательно спросила женщина. – Пора поджигать! Пускай он бросит факел! Спалим ее!
– Фа-кел! Фа-кел! Фа-кел! – нараспев вторила ей толпа.
Голоса притихли, только когда капеллан поднял руку.
– Господь заповедал нам милосердие по отношению ко всем цивилизованным людям, – проговорил он и указал на Армецию. – Она же, как мы видим, по крайней мере наполовину цивилизована. И соответственно, заслуживает, чтобы мы хоть наполовину усомнились в ее виновности.
– Вот это действительно разумные речи, – пробормотала она.
– Ну так где же в таком случае ее заступник? – осведомилась добродетельная Эндор. – Где этот, как его, сэр Леонард, о котором она тут болтала?
– Законный вопрос. – Во взгляде капеллана появилось любопытство. – В самом деле, где же этот сэр Леонард Саваэль, который, как ты говоришь, должен очистить твое имя?
Армеция вздрогнула.
Она-то надеялась, что, услышав такую страстную речь, сэр Леонард галопом прискачет ей на выручку, разрежет ее путы, подхватит ее на седло – и увезет прочь.
Произнеся первые слова, она удовольствовалась бы и жаркой речью в свою защиту, которая непременно привела бы к полному ее оправданию под смиренные извинения всех собравшихся.
Под конец же Армеция в отчаянии ждала, чтобы сэр Леонард хоть как-то обнаружил себя.
Ибо он не был всадником на горячем коне. Сэр Леонард отнюдь не был красноречив. И особо искусным фехтовальщиком его тоже нельзя было назвать.
Это был мужчина, обросший неопрятной щетиной и облаченный в запыленную кольчугу. Он стоял в первых рядах толпы и пожевывал кусочки вяленой говядины, доставая их из мешочка. Глаза в красных прожилках отражали происходившее безобразие.
– Вот он! – Армеция вновь ткнула подбородком. – Вот он, сэр Леонард Саваэль!
– Где? – Капеллан прищурился, оглядывая толпу. – Укажи на него!
Она сжала губы, внушая себе, что из всех присутствующих только он один был настолько умопомрачительно туп.
– В первом ряду, – сказала она и сжала за спиной кулаки. – Можно ли попросить моего заступника встать и засвидетельствовать невиновность своей дамы?
Человек в первом ряду ничего не ответил. Армеция стиснула зубы.
– Неужели сэр Леонард не отзовется, когда справедливость взывает?
Его челюсти продолжали двигаться туда-сюда, как у пасущегося быка. Армеция зарычала.
– Ленни! Ради бога!..
Сказать, что при этих словах он проснулся и вытаращил глаза, – значит опередить события этак на три мгновения.
Его веки приподнялись со скоростью воротных решеток, которые не смазывали десятка три лет. Происходившее доходило до него с видимым трудом. Вот он оглянулся влево, вправо и наконец посмотрел на нее. При этом его шея поворачивалась со скоростью очень-очень сонного дерева. Когда веки и брови наконец достигли верхнего положения, он приставил палец к своей груди, а губы шевельнулись, беззвучно обозначая вопрос.
Армеция и вправду задумалась, а не проще ли было живьем сгореть на костре.
– Да-да, именно ты, сэр Леонард, – сказала она. – Если ты будешь так добр восстать против несправедливости и не дать мне погибнуть в огне.
– Верно, верно, – пробормотал он и, шаркая ногами, поднялся по ступеням на возвышение. – Это я так, просто перекусить отлучился. Ну и похоже, чуток лишку призадумался.
– Ты отлучился перекусить, – капеллан склонил голову набок, – во время суда над твоей дамой?..
– Ну, – тот пожал плечами, – куда ж она денется-то?
– И я не его дама, – поспешно добавила Армеция. – Я его летописец. Веду записи о его подвигах и приключениях.
– Это мы заметили.
Капеллан подозвал к себе служку. Тот с пугающим равнодушием уронил факел и вытащил из-под белого одеяния книгу, переплетенную в кожу. Капеллан дал мальчику подзатыльник, велел снова зажечь погасший факел и, взяв томик, показал его людям.
– Это и есть твои записи? – И он перелистал страницы, не щадя хрупкого папируса, отчего Армеция внутренне содрогнулась. – Ты пишешь языческими письменами.
– На языке хашуни, – поправила Армеция под негодующие выкрики из толпы. Торопливо прокашлявшись, она приняла смиренный вид, приличествовавший женщине у столба. – С тем, чтобы легче было перевести потом для язычников, да устрашатся они имени сэра Леонарда!
Сказав так, она затаила дух, ибо все собравшиеся посмотрели на этого последнего.
Означенный рыцарь не слишком напоминал поэтически-геральдический облик доблестного воителя, вернувшегося с победой из языческих стран. Он был долговязый, худой и… мешковатый – вот точное слово. Кольчуга висела на нем, как на вешалке. Обросшая щетиной челюсть тоже выглядела отвисшей. Бурые сальные волосы спадали на глаза в красных прожилках, а грязный коричневый плащ – с сутулой спины.
Но при всем том сэр Леонард был рыцарь. Скажем так: это был очень рослый мужчина, который носил меч и броню. То бишь большая часть составляющих понятия «рыцарь» была налицо.
Армеция на все лады повторяла про себя эту мысль, пытаясь черпать в ней утешение.
«Он выглядит… – Она силилась подобрать слова, которые помогли бы ей не расплакаться от безнадежности. – Да, именно так: он спокоен, сосредоточен… а в глазах – в этих налитых кровью глазах – отражаются годы опыта и пережитых тревог. Его одежда пропахла дымом костров… Господи всеблагий! И я надеялась, что это сработает?..»
– Не очень-то он внушительно выглядит, – хмыкнул кто-то в толпе.
«Это значит, – сказала себе Армеция, – что некоторое впечатление он на них все-таки произвел. Значит, я могу попытаться изобразить его как заслуживающего определенного уважения. Если только они не заметят, что он…»
– Да у него же горб! – заорал кто-то, указывая на выпуклость под плащом сэра Леонарда. – Что-то я не слыхал, чтобы рыцари горбунами бывали!
Капеллан опять заскреб свои подбородки.
– Верно, – сказал он. – Господь оказывает милость уродцам, но не призывает их в свое войско. – Тут он сузил глаза. – Погоди, но если это горб, почему ты не сгорблен?
– Потому, что это не горб, – ответил сэр Леонард.
«Хорошо, хорошо… – От Армеции не укрылись одобрительные кивки в толпе, хотя и не очень густые. – И не надо вам знать, что это такое. Незачем вам. Ты можешь сделать это, Ленни! Только не…»
Но Ленни именно это и сотворил.
Завернув за спину руку, он пошарил в складках плаща, вытянул длинную гибкую трубку и сунул нагубник себе в рот. Армеция воочию увидела, как умирает надежда, и перестала дышать. Ленни же, наоборот, набрал полную грудь воздуха, и под плащом забулькал кальян.
Вверх одно за другим стали подниматься колечки едкого дыма, определенно отдававшего запахом скунса. С каждым новым колечком некоторая, мягко говоря, необычность сэра Леонарда становилась для горожан все очевидней.
Толпа шарахнулась прочь, пораженная таким ужасом, словно дым кальяна был злым духом, явившимся забрать их жизни и души. Капеллан проявил чуть большую выдержку. Он лишь вытаращил глаза несколько больше, нежели полагалось при его звании, и закрыл собой мальчика-служку.
Сэр Леонард облизнул губы, посмотрел туда-сюда и моргнул.
– Что такое?.. – Он слегка кашлянул. – Погодите, эти не очень здорово получились, я и получше могу. – И он вновь сунул трубку в рот, бормоча между затяжками: – Если все хорошо рассчитать, я могу выдуть облачко, жуть как похожее на голого мужика. Сейчас, погодите.
– Спасибо, Ленни, – вздохнула Армеция, коротко оглядела толпу и с обреченным видом прищелкнула языком. – Ну что ж, значит, быть по сему. – И повернулась к служке: – Где там твой факел? Давайте уже, что ли, со всем этим покончим.
– Эй! – Моргание в исполнении сэра Леонарда было тяжеловесным и длительным актом. Кажется, он только теперь как следует огляделся. – А что тут вообще происходит?
– Сэр Леонард! – В голосе капеллана схлестнулись сдерживаемое возмущение и неудержимое омерзение. – Мне претит делать тебе замечание, но то, что ты принес сюда зелье дьявольское, мало способствует суду над твоим летописцем.
Ленни снова моргнул.
– Какой еще суд?
– Неужели опять по новой? – простонала Армеция.
– Вот тут она права! – Добродетельная Эндор наставила на нее мясистый указательный палец. – Этот так называемый рыцарь – сущее посрамление и для церкви, и для господина, которому он служит! А книга – в ней совершенно точно заклинания ведьминские! Какие еще улики нужны? Пора поджигать!
