Текст книги "Один человек, две собаки и 600 миль на краю света. Опасное путешествие за мечтой"
Автор книги: Дейв Метц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Самолет взлетает над озером Матчарак и направляется обратно к реке Ноатак. Сначала он летит достаточно низко, но постепенно набирает высоту. Очень скоро я перестаю слышать гул самолета, но еще долго наблюдаю за ним. И вот он исчезает, оставляя на небе след, но ненадолго. Когда самолет окончательно скрывается за облаками, мне становится очень грустно и одиноко. Я стираю грязь с ботинок и в это время думаю о том, как было бы здорово продлить эту радость – радость от близкого контакта с человеком. Пожалуй, именно сейчас мое путешествие становится осмысленным. То, как я воспринимаю трудности, которые мне приходится претерпевать, значит не меньше, чем сами эти трудности. Я понимаю, что я вновь совершенно один среди этой бесконечной тундры, вдалеке от цивилизации, и ни один человек не придет мне на помощь.
После полудня я кормлю собак. Моя задача – дать им столько пищи, сколько они в состоянии съесть. Дело в том, что такое огромное количество еды мы не сможем унести даже втроем. Кроме того, уничтожая съестные запасы, мы можем вернуть потерянные килограммы и нарастить мышечную массу. Однако слишком сильная прибавка в весе за короткое время тоже не допустима. На что я очень надеюсь (и это вполне реально), так это восстановить запас гликогена. Я практически сразу съедаю полфунта шоколада и шесть булочек. Никакого вкуса я не ощущаю – такое впечатление, что проглотил воздух. Мой желудок напоминает бездонную бочку. Я поглощаю целый галлон макарон с тертым сыром на обед, а на ужин у меня снова шоколад и шесть булочек. Как же это прекрасно – иметь вдоволь пищи и есть столько, сколько захочется. Дома мы постоянно переедаем. Да, мы едим гораздо больше, чем нам необходимо для нормального существования. Но если вы ведете активный образ жизни, каждый день занимаетесь тяжелым физическим трудом, то потребность в энергии, которая поступает в организм с нищей, многократно увеличивается. Соответственно, пищевая ценность ежедневного рациона возрастает с 1500 ккал аж до 8000. Причем есть можно, что угодно. Вот вам и ответ на извечный вопрос: почему одни люди толстые, а другие едят, что захотят и сколько захотят, и при этом остаются стройными, как тростиночки. Надо больше двигаться – вот в чем весь секрет.
Заставить себя встать с насиженного места и пройти двести миль теперь еще сложнее. Да, мне предстоит главное испытание, посложнее, чем суровые морозы и одиночество. Мне нужно бороться с самим собой. Если бы у меня не было выбора, я мог бы целую неделю провести безо всякой пищи. Но сейчас выбор у меня есть: остаться здесь и ждать помощи. Еды хватит дней на тридцать, это абсолютно точно. Да, самый важный вопрос, которым рано или поздно задается любой путешественник, сродни гамлетовскому «Быть или не быть?» – «Остановиться и успокоиться или продолжать путь?» Если я не пойду, то, возможно, у меня будет больше сил и я продержусь дольше. Но вряд ли кто-нибудь придет сюда, к верховьям Ноатака, и поможет мне.
– Ты зашел слишком далеко, – говорю я себе. Мои глаза обращены к линии горизонта. – Ты сошел с ума, если думаешь, что можно встретить здесь человека.
Я был абсолютно уверен, что сюда никто не придет. Поэтому мой единственный шанс выжить – идти вперед. С самого начала я знал, что мне неоткуда будет ждать помощи. Это не Орегон, где каждый час появляются охотники в нейлоновых штанах. Это пустыня, и я в ней совершенно один, как мне и хотелось. Нужно идти вперед.
Ноатак, последний рубеж
11 мая 2007 года
Сегодня я трогаюсь в путь с неподъемным грузом за плечами. Я запихнул в рюкзак огромное количество еды, поэтому кое-что из экипировки пришлось вытащить и нести отдельно. С одного боку я привязываю палатку, с другого – брезент и подушку с завернутой в них пилой. Сверху я прикрепляю зимние штаны, парку и ружье. Рюкзак настолько тяжел, что его невозможно поднять с земли. Я иду на небольшую хитрость: сажусь на траву и перетягиваю его ремнями, а затем, напрягая пресс, встаю на четвереньки. При этом нужно быть осторожным, чтобы не травмироваться и не потянуть мышцы. Затем я прислоняю колени к груди, благодаря чему мои ступни оказываются на земле, и, оттолкнувшись обеими руками, постепенно начинаю принимать вертикальное положение. При этом, чтобы не потерять равновесия, я что есть силы упираюсь в землю ногами. Наконец я полностью выпрямляюсь, и вся тяжесть приходится только на ноги. Слава Богу, они у меня достаточно сильные. Часть еды я доверяю собакам. Джимми с Уиллом тащат на себе по двадцать пять фунтов каждый, однако это нисколько не портит им настроения. Они ведут себя так, словно никакого груза, в общем-то, и нет. Правда, бежать с такой же скоростью, как раньше, они не могут и частенько задевают друг друга. Из-за этого тюки на их спинах немного сдвигаются, но они не обращают на это внимания и бегут как ни в чем не бывало. Я не приложу ума, как объяснить им, что беззаботно резвиться, как они привыкли, у них пока не получится.
По утрам, перед тем как тронуться в путь, я очень люблю побездельничать и посвятить некоторое время самому себе. Я пью кофе, готовлю овсянку, пишу и размышляю о днях прошедших и днях грядущих, о своей жизни и о близких людях, которые ждут меня дома. Еще я читаю книгу, которую взял с собой, – это «Человек-невидимка» Герберта Уэллса. Интересно, почему главный герой решает остаться среди людей, хотя у него есть возможность уйти от них навсегда? Зачем ему нужно слышать голоса? Почему он не хочет жить в деревне один? Он ищет дружеского общения, но при этом не может признаться в том, что он невидим. Чтобы никто не разгадал его секрет, он вынужден носить маску. Он скрывает свою невидимость, потому что хочет, чтобы люди приняли его. Не знаю, почему жители города так сильно боятся человека-невидимку Ведь он не сделал им ничего плохого. Интересно, почему же он начинает сходить с ума? Есть люди закрытые, которые мечтают уйти в себя, скрыться от общества. Люди открытые, экстраверты, не могут представить, как они будут жить в одиночестве. Пожалуй, человек-невидимка относится к категории последних. Именно эта невозможность быть увиденным и превратила его в безумного убийцу. Иногда я думаю, что мы все рождаемся спокойными и немного замкнутыми в себе, но недостаток общения с природой делает нас слишком агрессивными. В современной жизни мы забываем о том, что действительно важно и уделяем чересчур много внимания мелочам, которые нас сильно расстраивают.
Я скучаю по дому, но покину Аляску только в том случае, если моей жизни или жизни собак будет грозить реальная опасность. Аляска стала моим вторым домом. Второго такого края в мире не найдется. Для меня истинное удовольствие путешествовать по нему, преодолевать трудности, выживать. Здесь нет следов, по которым я могу идти, нет ни одного населенного пункта с бакалейной лавкой, где можно было бы купить еду. Сейчас я в основном готовлю и пишу внутри палатки, но когда станет теплее, непременно буду делать это на природе, около костра, созерцая пылающий огонь, северное небо и скалы. Думаю, что, только оказавшись в сложных обстоятельствах, можно научиться по-настоящему радоваться жизни. Если мне хорошо здесь, в таких некомфортных условиях, то как же прекрасно я буду чувствовать себя дома. В пьесе под названием «Проклятье голодающего класса» есть одна очень яркая фраза: «Чтобы вернуться к реальной жизни, нужно сперва поспать на досках». Кроме того, вы наносите серьезный удар по вашему самолюбию и гордости. Когда вы преодолеваете трудности, этим чувствам просто нет места, иначе они только помешают вам выжить.
Около шести вечера мы достигаем Ипнеливик и переходим его без всяких проблем. Вода в этом маленьком притоке реки Ноатак едва доходит мне до икр. Думаю, что, когда снег стает окончательно, он станет гораздо глубже. Затем мы приближаемся к заполненному водой, довольно протяженному участку тундры длиной в милю и глубиной примерно в полтора фута. Дует холодный ветер, из-за чего на поверхности образовалась ледяная корка. Лед очень хрупкий, как только я ступаю на него, он тут же раскалывается. Однако перейти через реку нужно обязательно. Это самый подходящий маршрут, и искать другой просто нет времени. Придется пройти пару миль наверх и попытаться пройти там. По возможности я должен придерживаться Ноатака, на случай если заросли туссока станут чересчур густыми, а холмы – слишком высокими. Тогда мне надо будет быстро отыскать более пологий берег.
Заприметив стадо оленей, собаки тут же бросаются в погоню. Я, естественно, не успеваю удержать их, накинув поводки. Но у меня не было сомнений, что с таким тяжелым грузом они не смогут убежать далеко. Но собаки несутся что есть мочи, и мешки с едой подпрыгивают у них на спинах. На такой равнинной местности олени, безусловно, имеют огромное преимущество над собаками, как и, впрочем, над волками. Поэтому, как мне кажется, они и находятся здесь сейчас. Поскольку ноги у них длинные, вода им совсем не мешает. У волков лапы тоже не маленькие, в принципе, как и у большинства млекопитающих на Аляске, но ростом они ниже оленей, поэтому весьма вероятно, что на некоторых участках они могут коснуться воды телами, и тогда брызги значительно уменьшат их скорость. Олени пускаются рысью со скоростью двадцать миль в час и оглядываются на собак. Джимми с Уиллом устало плетутся за ними, но едва они чуть-чуть увеличивают скорость, олени вновь переходят на рысь. У собак нет ни единого шанса даже приблизиться к ним. В полном отчаянии наблюдаю за ними, утешая себя мыслью о том, что если они уронят поклажу, я буду точно знать, где ее найти. Я не могу позволить себе потерять еду, даже собачий корм. Думаю, что волки нападают на свою жертву только там, где поверхность земли плоская и относительно сухая. Здесь же очень много мелких водоемов, поэтому лоси и олени могут легко укрыться от волчьей стаи. Однако, в условиях открытого пространства, когда волки могут развить максимальную скорость, они без сомнения догонят любого зверя (за исключением, может быть, антилопы), хотя олени, возможно, и будут на первых порах их опережать. Если волки по каким-то причинам не откажутся от погони и земля будет достаточно ровная, они наверняка вернутся за добычей. Однако подходящих участков пока что не видно.
Спустя полчаса собаки возвращаются. Мешки у них на спинах промокли, а мешок Джимми и вовсе отцепился. Я прихожу в ярость, и меня можно понять. Я стою в ледяной воде, пальцы ног практически онемели от холода, и пытаюсь поправить мешок Джимми. Но собаки не могут стоять спокойно и все время ерзают. Мне мешает рюкзак, но снять его не получается, потому что повсюду вода и его попросту некуда положить. А еще начинается дождь, да и ветер дует со всех сторон. Такое впечатление, что ветер, дождь, вода и холодный воздух объединились, чтобы сломить меня: и физически, и морально. Я чуть не плачу от боли. Наконец привожу в порядок мешок Джимми, и милю за милей мы шлепаем по реке. Я слежу за тем, чтобы собаки шли рядом, как только мы выйдем на более менее сухую землю, то сразу устроим привал. От бушующего ветра нас укроют кусты, которых здесь множество.
12 мая 2007 года, 155 миль от Анактувук-Пасс
Утром я встаю пораньше, чтобы побыстрее собраться, но у меня очень сильно мерзнут руки, и постоянно приходится делать перерыв, чтобы их согреть. С трудом верится, что до сих пор так холодно. В основном я работаю в перчатках, но они не всегда помогают, и, кроме того, иногда их просто необходимо снимать, например, чтобы как следует перевязать вещи. Такое впечатление, что зима здесь обосновалась надолго и вовсе не намерена уступать место весне.
– Когда же уже наконец потеплеет? – спрашиваю вслух, щурясь от ветра.
Внимательно рассматриваю обступившие меня со всех сторон снежные вершины и обдумываю свое нынешнее положение.
Перейти через Ноатак – весьма сложная задача. Его глубина достигает уровня груди, а ширина – около двадцати футов. Более узких участков я не вижу. Для начала попробую пройти вверх по течению и отыскать участок, где река разделяется на несколько мелких притоков, а дно укрыто большими камнями. Значит, идти на север к реке Нигу вдоль Мидас-Крик мне не нужно. Вместо этого я попытаюсь преодолеть перевал в районе Портидж-Крик, который выведет меня к верховьям Алатны.
На дне реки все также лежат ужасные льдины, а на побережье лед образует гигантские монолитные плиты. Даже когда я только пытаюсь представить, что перехожу через эту реку, мне становится дурно. Перспектива упасть во второй раз меня вовсе не радует.
Из-за прохладного ветра уже было совсем растаявшая река вновь покрывается корочкой льда, которую тут же разрушает бурное течение. Дух захватывает при виде того, как тонкие льдины ударяются об огромные айсберги и раскалываются на мелкие кусочки, точно хрусталь. Столкновение сопровождается громким звуком, который эхом разносится по долине, очень напоминая раскат грома. Собаки весьма озадачены, поскольку не могут точно определить происхождение звука. Пожалуй, они решили, что его издает какое-то животное, которое вот-вот выберется из воды, и тогда они бросятся за ним в погоню. Собаки сидят рядом со мной и пристально смотрят на реку, боясь даже моргнуть, – они затаились в ожидании. Им кажется, что сейчас что-то произойдет, и они хотят быть к этому готовы. Мне прекрасно известно, что погоня у них в крови. Любой громкий непонятный звук они воспринимают как знак того, что рядом есть какое-то живое существо, которое они могут преследовать.
Сегодня я решаю немного передохнуть, привести себя в порядок и высушить собачий корм, который стал влажным. Я никак не могу допустить, чтобы он испортился. Тщательно отбираю влажные кусочки и складываю их горкой на пластиковой тарелочке. В первую очередь надо накормить ими собак. Мы не имеем права разбрасываться пищей. Нам дорога каждая крупинка, пусть даже и слегка намокшая. Получив посылку с провиантом, я стал кормить собак дважды в день. Хочу, чтобы они набрались сил перед тем, как отправиться в Анактувук-Пасс, до которого еще около ста миль. Я немного отстаю от графика и потому отнюдь не уверен, что встреча с братьями состоится в то время, которое планировалось изначально. Если я опоздаю, Майк будет долго мне это припоминать. Он обожает трудные коллективные походы и, я уверен, очень хочет, чтобы я скорее к ним присоединился. А вот Стив, пожалуй, отнесется ко мне более снисходительно. Он не столь откровенен, как Майк. Кроме того, он очень вынослив. Бывает, что мы все валимся с ног от усталости, а Стив может пройти еще целую милю. Он идет вперед даже тогда, когда мы не в состоянии сдвинуться с места.
Около шести лет назад мы с Майком, Стивом и несколькими старыми друзьями отправились в поход в Норт-Каскейдс, а точнее на Ледяной Пик. Нам осталось преодолеть двадцать четыре мили, и мы со Стивом приняли решение пройти их за один день. Мы очень хотели вернуться домой в субботу, чтобы сэкономить один день на отдых. Однако для меня идти вперед оказалось очень трудно. Когда мы добрались до перевалочного пункта, я ощутил пронзительную боль в ногах. Конечно, если бы от этого зависела моя жизнь или если бы я был один, то, невзирая ни на что, продолжил бы путь, но в тот момент мне не хотелось рисковать, и я отправил Стива одного. Он должен был пройти еще три мили и привести машину, которую мы оставили в начале пути. Изначально предполагалось, что преодолеть эти три мили должен буду я, но когда дошло до дела, то я сказал, что больше не могу и он должен забрать машину. Сначала Стив, как обычно, отказался, но увидев, что я не в силах сдвинуться с места, поднялся на ноги и вышел на дорогу. У него от природы сильные ноги. Он ходит медленнее, чем мы все, но при этом способен выдерживать высочайшую нагрузку. У Стива несгибаемая воля, ему удается быть сильным и беззаботным одновременно. Я понял это именно тогда, в конце того длинного двадцатичетырехмильного дня. Да, подобная сила воли дорогого стоит. Сейчас она бы мне очень пригодилась.
Шесть миль – это максимальное расстояние, которое я могу преодолевать за день с таким тяжелым рюкзаком за плечами, особенно учитывая, что заросли туссока становятся все гуще и гуще. Кроме того, я трачу много сил, чтобы не поскользнуться и не упасть. Вскоре, чтобы идти быстрее, придется освещать дорогу. А мне есть, куда торопиться, – меня ждет встреча со старым приятелем Джефом. Он старинный друг всей нашей семьи. Когда мы учились в университете, Джеф постоянно приходил к нам в гости, и мы вместе обедали. Я не видел его целый год. В юности мы часто путешествовали по Каскадным горам в Орегоне. Я ужасно скучаю по нашему братству, по той веселой атмосфере, которая царит в нашем кругу, когда мы отправляемся в очередной поход. Но больше всего я люблю вечера, когда мы вместе отдыхаем, пьем текилу, курим сигары и от души смеемся по любому поводу. Майк всегда берет с собой алкоголь и сигары. Это стало традицией. Мне не терпится ввести в наш круг Джулию. Не думаю, что она хотя бы раз в жизни курила. Надеюсь, мои братья не доведут ее до слез своим плоским юмором. Она говорила, что это вполне возможно, правда, в шутку. Интересно, как она воспримет их манеру общения, столь сильно отличающуюся от ее собственной. Она от природы очень вежливый и деликатный человек. Пожалуй, мне не стоит волноваться. Пусть она общается с ними так, как сочтет нужным. У нее сильный характер, и она наверняка возьмет ситуацию под контроль. Наверное, это слабость с моей стороны – так беспокоиться о ее воспитании и о том, что моим братьям этого воспитания недостает. Иногда я думаю, что слишком груб и неотесан для нее и не могу ей нравиться. Еще я бываю рассеянным и вместо того, чтобы уделить внимание ей, говорю только о себе и о своих приключениях.
В эти дни я позволил собакам идти без поводков, но они частенько отстают, поскольку слишком много времени уделяют поиску грызунов. Верхний слой земли практически сухой. Именно там сурки вырыли свои норки. Заставлять собак двигаться вперед очень утомительно – приходится постоянно возвращаться и отрывать их от копания.
Джимми неожиданно угодил в маленькую канаву. Пытаясь выбраться из холодной воды, он отчаянно скулит. Я иду назад целых двести ярдов, ориентируясь только на его жалобный вой. Наконец я вижу его. Передними лапами он уцепился за берег, однако тяжелый мешок с едой все равно тянет его ко дну. Я наклоняюсь, хватаю его за шкирку и быстро вытаскиваю.
– Ты ненормальный пес, – говорю я, а он тем временем отряхивается как ни в чем не бывало и вообще ведет себя так, словно ничего не произошло.
В другой раз Джимми теряет мешок, и мне приходится возвращаться и искать его. Слава Богу, что я не доверяю собакам жизненно важные предметы, без которых не смогу обойтись. Я постоянно ругаюсь, но это ни к чему не приводит. Я устал. В конце концов, они охотничьи собаки до мозга костей. Они принюхиваются, идут по следу, копают ямки в земле, бросаются в погоню, и ничто не может им помешать. Но когда они оба прибегают ко мне без мешков на спинах, я тут же понимаю, что сейчас нужно держать их на привязи постоянно. Один мешок находится сразу, а вот на поиски другого я трачу около часа. Ищу его рядом с холмиком, где видел их в последний раз (они, естественно, копали). В какой-то момент я даже подумывал бросить поиски, но в том мешке было целых двадцать фунтов собачьего корма. Я чувствую, что впереди сложные времена. Что-то внутри меня настойчиво говорит, что я должен найти этот мешок, если хочу выбраться отсюда, точнее если хочу, чтобы мы втроем выбрались отсюда. Мы трое – одно целое, и корм для собак – это все равно, что еда для меня. Я ни в коем случае не брошу их, скорее сам буду голодать, слишком многим им обязан.
Второй мешок оказывается рядом с первым. Просто сначала я прошел мимо, потому что был очень расстроен. Забавно, как порой мы не видим то, что лежит у нас прямо перед носом.
Сегодня я подстрелил куропатку. Разумеется, это не доставило мне удовольствия, но, с другой стороны, эта вынужденная мера поможет хотя бы на время спасти собак от истощения. Пока у меня есть возможность добыть еду, я должен ее использовать. Весьма вероятно, что через некоторое время я буду умирать от голода, а никаких источников пищи не будет. Я только ранил птицу, поэтому она улетает и падает на землю на расстоянии многих ярдов от меня. Я внимательно слежу за ней и запоминаю место, где она упала. Чтобы не тратить пуль, бегу по тундре, незаметно подкрадываюсь к птице и добиваю ее. Вечером ощипав перья, бросаю птицу в огонь, даже не выпотрошив ее. Ем только грудку – это самая мясистая часть, и ножки, правда, они более костлявые. Остальное бросаю собакам. Они едят все, даже кости, которые, кстати сказать, довольно мягкие и тонкие, и собаки с легкостью разгрызают их. Чтобы накормить их в другой раз, кладу остатки в кастрюльку с чечевицей. Бульон поможет сохранить запасы жидкости в организме и, кроме того, способствует насыщению. Они будут лучше спать и быстрее восстановят силы, а если они здоровы, то я могу быть спокоен.
В долине реки Ноатак появляются десятки куропаток. Дело в том, что в начале мая у них начинается брачный сезон и они начинают подыскивать себе пару. Самец крупнее самки, и его окраска остается белой даже тогда, когда снег уже стаял. Самка же сразу приобретает коричневую окраску, которая позволяет ей полностью слиться с природой. Белый цвет самца привлекает к нему внимание, в то время как самка остается незамеченной. Когда я приближаюсь к паре, первым улетает самец. Он хочет найти участок, где снег еще остался, на расстоянии пятидесяти футов, не более. Самка же остается там, где была, надеясь, что я ее не трону. Если я подойду слишком быстро, она сразу улетит. Тогда самец вновь покажет себя, чтоб опять отвлечь мое внимание от самки. Защищая ее, он становится очень смелым. Как правило, многие самцы приносят себя в жертву в июне, когда на свет появляются потомки. Когда самец одинок, он всегда ищет участок, покрытый снегом, для конспирации. Если же самец и самка находятся рядом с гнездом, он, как порядочный отец семейства, не будет скрываться, а самка полностью сольется с тундрой. Так они спасают своих птенцов. Думаю, именно самцы чаще всего попадаются хищникам. Я уже неоднократно видел разбросанные по земле белые перья. А может быть, это всего-навсего дрались самцы.
13 мая 2007 года
Ставлю палатку неподалеку от устья притока Ипнеливик. Здесь дует легкий ветерок и идет легкий снежок. Когда я выхожу, пальцы сильно мерзнут, но на земле снега нет, и это радует. Тот, что падает, тает в одно мгновение.
Каждые десять минут над нами огромными стаями V-образной формы пролетают сотни гусей. Эти шумные, крикливые птицы держат путь на запад, правда, я не уверен, куда именно, – на побережье или же дальше, на север. Они ни разу не остановились даже для того, чтобы принять пищу и передохнуть. Видимо, они очень торопятся в теплые края. В том месте, где мы сейчас находимся, немало живописных озер и взору открываются необъятные просторы тундры. В принципе, гуси вполне могли провести здесь лето, однако они летят мимо. Видимо, у них свои планы.
14 мая 2007 года
Несколько часов я иду по зарослям туссока, которые доходят мне до колена. Лед между холмами еще не растаял, поэтому я часто поскальзываюсь и теряю равновесие и два раза падаю с тяжелым рюкзаком за плечами. Конечно, я пытаюсь обходить ледяные участки, но все мои попытки тщетны. После полудня мы наконец приближаемся к реке Игнинг и переправляемся через нее, разумеется, намочив ноги. Это еще один маленький приток Ноатака, который впадает в него с юга, как раз с той стороны, куда я держу путь.
В тени высоких ив я разбиваю палатку и устраиваюсь на ночлег. На том берегу, откуда мы только что пришли, открывается чудесный вид – величественная тундра во всей своей красе. Я снимаю с Уилла поводок и позволяю ему немного побегать. Через двадцать минут я увидел его у подножия горы. Издалека он кажется маленькой точкой. Я наблюдаю за ним около получаса, пока он не скрывается за холмами и восхищаюсь про себя его невероятным, ни с чем не сравнимым бегом. Он развивает огромную скорость и удерживает ее на протяжении долгого времени. Он пускается галопом, а голову склоняет так, будто преследует добычу. Еще через полчаса он возвращается тем же самым путем, хотя быстрее было бы бежать напрямик, и падает, тяжело дыша. Я привязываю его и даю речной воды. После я также отпускаю Джимми, но он вернулся намного быстрее.
15 мая 2007 года, 142 мили от Анактувук-Пасс
Первый раз за все путешествие я чувствую, что стало по-настоящему тепло. Проснувшись, я не дрожу, и мои руки не сводит от холода. Радостно поют птицы, среди которых узнаю дрозда. Как это напоминает тихий зимний денек в Орегоне! Ветра совсем нет, солнышко ярко светит и согревает землю своими теплыми лучами. Все это поднимает настроение и вселяет надежду на лучшее.
Я вытаскиваю вещи из палатки, чтобы немного проветрить их перед дорогой и начинаю укладываться. Пейзаж, открывающийся передо мной, поистине великолепен. Я прогуливаюсь между ивами и спускаюсь к реке, придерживая ветки, чтобы они не задевали мое лицо. Собак я привязал, однако ошейники несколько свободноваты, поэтому при желании им будет легко освободиться. Наконец я выхожу к берегу и тщательно обдумываю возможные направления.
В это время суток весьма вероятной становится встреча с медведем. Ведь всю ночь вы себя никак не проявляли, и, кроме того, ранним утром обоняние притупляется, и он, обычно внимательный и осторожный, просто не заметит вас. Да и вряд ли медведь думает, что может столкнуться здесь с человеком. К счастью, на этот раз все складывается хорошо – и для медведя, и для меня. После завтрака я мою кастрюлю и сажусь на берег, не отрывая взгляд от реки Игнинг. Она течет на юг, а на обоих ее берегах возвышаются горы. В принципе, можно потратить несколько недель на изучение маленьких речушек, но даже этого будет маловато. Через пару дней я приду к другому притоку и буду точно так же исследовать его. Здесь полным-полно таких заброшенных речек, не известных ни одной живой душе. Представить это невозможно, это нужно видеть собственными глазами. Игнинг просматривается только на одну или две мили, а дальше исчезает за ивами и каменными глыбами. Передо мной открывается речная долина, которая постепенно сужается и поворачивает направо, где аккуратно выстроились три горы, вершины которых покрыты снегом. Их разделяют труднопроходимые перевалы. Чтобы узнать, куда они ведут, нужно внимательно изучить карту. Сейчас долина видна только на пятнадцать миль вперед. У подножия гор она исчезает. Думаю, что чуть позже, когда окончательно сойдет снег, можно будет пройти к верховьям следующего притока и отправиться далее на юг.
Уложив вещи, я кладу мешки на спины собакам и привязываю их. Не хочу, чтобы они бегали столько, сколько раньше. Им нужно беречь силы – они очень пригодятся в ближайшем будущем.
Как только я трогаюсь в путь, откуда ни возьмись появляется стая волков. Собаки тут же начинают лаять, и это выводит меня из задумчивости. Обычно в дороге я погружен в свои мысли и смотрю вниз. Бросив на них быстрый взгляд, я сперва решил, что это олени, но уже секунду спустя с ужасом понимаю, кто бежит мне навстречу Они осторожно приближаются прямо к тому холму, на котором мы сейчас находимся. Издалека я чувствую их силу и на несколько мгновений оказываюсь в их власти. Они двигаются не торопясь и то и дело оглядываются друг на друга, обмениваясь знаками. Думаю, они решают, что делать: напасть на нас, понаблюдать за нами или уйти. Скорее всего, им нужны собаки. Я стараюсь побыстрее вытащить ружье, привязанное к рюкзаку Волки уже так близко, что могут налететь на нас сию же секунду. Слава Богу, не добежав всего тридцать ярдов, они останавливаются. Собаки тем временем впадают в бешенство, они лают и пытаются наброситься на волков. Немало сил уходит на то, чтобы их удержать. Слегка обескураженные громким лаем, волки стоят как вкопанные, но при этом ведут себя невозмутимо, так, словно им ничего не угрожает. Если бы у меня не было ружья, а волки все-таки решили бы напасть, то они убили бы нас на месте. Они огромные и при этом очень быстрые и умные. Если бы собаки не были привязаны, то они, невзирая на мои отчаянные крики, наверняка бы бросились на волков, и я точно не смог бы их спасти. Вообще крупные эрдельтерьеры имеют наиболее предпочтительные шансы в борьбе с волками, но все равно они намного слабее. Сейчас я очень рад, что они постоянно убегали, потому что именно это вынудило меня привязать их сегодня. Один старик в Фэйрбэнксе рассказывал мне об эрдельтерьере, который однажды вступил в схватку с волком.
– Какое-то время он даже ни в чем не уступал, – между делом проронил он. – Он был столь же быстр и силен, как волк, и неплохо держался.
– Он жив? – спросил я и с нетерпением стал ждать ответа.
– Нет, он умер. Волк убил его, – ответил он. В его голосе я услышал безразличие.
– Ого. Мне очень жаль.
– Понимаете, эрдельтерьеры, конечно, бесстрашные и сильные, но волки… Они профессионалы. Они убивают, чтобы жить. В борьбе один на один у собак нет шансов. Даже у эрдельтерьеров.
Если Джимми с Уиллом убегут от меня, то девять волков их тут же растерзают. Я что есть силы держу их за поводки и делаю резкое движение одной рукой, чтобы повернуть голову Уилла к себе. Это поможет ему успокоиться. Уилл смелее Джимми, хотя Джимми на пять фунтов больше и, вероятно, сильнее. К тому же он зависит от Уилла. Если Уилл успокоится, Джимми сразу последует его примеру. Уилл никогда не сдастся на милость волкам, пока они не убьют его. Таков характер настоящего эрдельтерьера.
Волки внимательно разглядывают нас еще пару минут, а затем дружно разворачиваются, точно взвод солдат, и не торопясь направляются к реке Игнинг. Они пробегают около двухсот ярдов до того места, где я недавно ставил палатку, и ненадолго там останавливаются, затем перебираются через реку и устремляются к перевалу. Их силуэты становятся все меньше и меньше. Вот они уже превращаются в едва различимые точки, а несколько минут спустя и вовсе исчезают за горизонтом. Они отлично знают, куда держат путь, поэтому бегут очень размеренно, не прибавляя шаг.
Естественный отбор значительно повышает выживаемость тех видов, которые обитают в естественной среде и приспособлены к ее условиям. Домашние животные, например, собаки, в отличие от диких размножаются свободно и беспрепятственно. Однако будет ли их потомство жизнеспособным в долгосрочной перспективе? Смогут ли они когда-нибудь освободиться от довлеющей над ними человеческой воли? Скорее всего, так или иначе им придется это сделать, если они хотят сохранить свой род. Сможем ли и мы дальше существовать отдельно от природы или же разрыв, который начался сотни лет назад, приведет к нашей неизбежной гибели? Уничтожая природу, не убьем ли мы самих себя?
